Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Асимметричные конфликты в теории международных отношений и внешнеполитической стратегии США 24
1.1. Феномен асимметричного конфликта в теории международных отношений и внешнеполитической мысли США 24
1.2. Понятийный аппарат современных исследований асимметричного конфликта 45
1.3. Типология поведения в международных конфликтах 61
ГЛАВА 2. Политическая стратегия США в Афганистане в 2000-х годах: проблемы региональной стабильности и транснационального терроризма 85
2.1. Стратегия США по отношению к ситуации в Афганистане после вывода советских войск (1989-2001) 86
2.2. Политико-дипломатическая подготовка и ход кампании против талибов (2001-2003) 113
2.3. Переход США к «строительству» нового режима в Афганистане (2002-2006) 135
2.4. Адаптация стратегии США в Афганистане на фоне смены администрации в Вашингтоне (2006-2010) 148
Глава 3. Политическая стратегия США в Ираке в 2000-х годах: от «войны с террором» к «войне с тиранией» 164
3.1. Особенности формирования внешнеполитической стратегии США в период правления республиканских администраций Дж. Буша-младшего 164
3.2. Политико-дипломатическая подготовка и осуществление кампании против режима С. Хуссейна в Ираке (2001-2003) 186
3.3. Проблемы оккупации и смены режима в Ираке силами Соединенных Штатов (2003-2006) 204
3.4. Корректировка военно-политической стратегии США в Ираке в условиях эскалации конфликта (2006-2010) 223
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 242
Список источников и литературы
- Понятийный аппарат современных исследований асимметричного конфликта
- Политико-дипломатическая подготовка и ход кампании против талибов (2001-2003)
- Политико-дипломатическая подготовка и осуществление кампании против режима С. Хуссейна в Ираке (2001-2003)
- Проблемы оккупации и смены режима в Ираке силами Соединенных Штатов (2003-2006)
Введение к работе
Возрастание роли силы и военно-силового регулирования в международных отношениях 2000-х годов определило пристальное внимание исследователей к оценке международных конфликтов с участием Соединенных Штатов Америки, которые продолжают оставаться наиболее мощной и политически активной державой в мире. Актуальность темы исследования определяется тем обстоятельством, что перспективы мира и стабильности, экономические и политические интересы широкого круга стран мира, включая Российскую Федерацию, зависят от реализации и последствий политики США прежде всего в таких важных точках мира как Ближний и Средний Восток (БСВ). При этом войны, которые США ведут в этой части мира, являются типологически новыми, стратегия и тактика их ведения слабо изучены, а последствия трудно прогнозируемы. Между тем, подобные войны вероятны в других регионах, в том числе вблизи от российских границ, что определяет практическую потребность в изучении характера и закономерностей протекания подобных конфликтов на основе анализа ошибок, уроков и результатов внешнеполитической стратегии США.
Научно-практическая актуальность темы усиливается насущной необходимостью:
во-первых, выявить конфликтогенный потенциал внешнеполитической стратегии США в Евразии и перспективы стабилизации или дестабилизации ситуации в ее центральной части (на пространстве Ближнего и Среднего Востока),
во-вторых, обогатить представления российских политологов, военных специалистов и аналитиков о вариантах оптимального поведения в конфликтах особого типа – асимметричных, в которые вовлечена сегодня и с которыми может столкнуться в перспективе Российская Федерация,
в-третьих, оценить степень эффективности внешнеполитического механизма США с точки зрения выработки и реализации основных задач в сфере обеспечения региональной безопасности в регионе БСВ на наиболее выгодных для Соединенных Штатов условиях.
Объектом исследования является стратегия США в международных конфликтах в 2000-х гг. на периферии мировой системы. Предмет исследования – процесс разработки, содержание и последствия реализации стратегии США в конфликтах в Афганистане и Ираке в 2000-х годах.
Хронологические рамки исследования ограничены первым десятилетием ХХI века, на протяжении которого при решающем участии США развертывались конфликты в Афганистане и Ираке. Значимый для целей настоящей работы анализ историко-политических истоков указанных конфликтных ситуаций основан на материалах с конца 1970-х по конец 1990-х годов.
Пространственный охват исследования определяется, во-первых, географической сферой прямого силового воздействия США на своих противников на Ближнем и Среднем Востоке, во-вторых, средой политико-дипломатических взаимодействий ведущих мировых держав и международных организаций с Соединенными Штатами по поводу содержания их глобального курса, в-третьих, сферой политической борьбы внутри США относительно корректировки стратегии в афганской и иракской кампаниях.
Целью работы является исследование внешнеполитической стратегии США, особенностей ее выработки и осуществления применительно к асимметричным конфликтам в Афганистане и Ираке, а также уточнение теоретических и прикладных научно-аналитических подходов к управлению современными международными конфликтами в целом.
В работе ставились следующие научные задачи:
1) проследить развитие политико-теоретической мысли США о стратегии в международном конфликте с акцентом на социально-политических и политико-психологических аспектах ее выработки и реализации,
2) проанализировать содержание и этапы развития политической стратегии США в конфликтных ситуациях в Афганистане и Ираке во взаимосвязи с переменами во внутри- и внешнеполитической среде осуществления политики Соединенных Штатов,
3) установить на примере ситуаций в Афганистане и Ираке присущие Соединенным Штатам мотивы и типы поведения в современных международных конфликтах,
4) вскрыть основные закономерности развития конфликтов в Афганистане и Ираке в увязке с эволюцией приоритетов американской политики,
5) разработать на материале анализа внешнеполитической стратегии США вариант теоретического инструментария для диагностики мотивов поведения участников международного конфликта.
Работа носит междисциплинарный характер. Классический для отечественных международных исследований историко-политический анализ стратегии США в конфликтах в Афганистане и Ираке дополнен привлечением инструментария социологии и психологии.
Научная новизна исследования определяется тем обстоятельством, что в нем впервые в отечественной научно-исследовательской традиции специально проанализированы основные закономерности формирования стратегии США в региональных асимметричных конфликтах 2000-х годов. В работе показано влияние борьбы в американском истеблишменте по вопросам международной политики на внешнеполитическую стратегию США в условиях резкого перехода американского общества от десятилетия высоких темпов роста к периоду мирового финансового кризиса 2008-2009 гг. и последовавшей рецессии. Предложен новый вариант типологизации международных конфликтов, выстроенный вокруг принципа мотивации конфликтного поведения.
Последнее положение представляет собой определенный вклад, который диссертация вносит в разработку теоретических аспектов исследования международных конфликтов. Практическая значимость работы определяется возможностью использовать ее результаты при, во-первых, подготовке рекомендаций по вопросам политики Российской Федерации в конфликтных зонах Ближнего и Среднего Востока, Кавказа, Центральной Азии и ряда других регионов мира, во-вторых, оценке потенциальных политических угроз дестабилизации рынков ископаемых энергоресурсов, в-третьих, разработке мер предупреждения роста наркотрафика из Афганистана, и, наконец, подготовке учебных курсов и учебных пособий.
Теоретико-методологическую основу исследования составляет сочетание системно-исторического взгляда на эволюцию внешнеполитической стратегии США, структурно-функционального подхода к анализу ее текущих состояний и политико-психологического инструментария исследования субъект-субъектных взаимодействий. Настоящая работа опирается на структурные ответвления классических школ международно-политической теории, в первую очередь на неореализм (К. Уолтц, Р. Гилпин, Дж. Миэршеймер, С. Уолт, У. Уолфорт и др.) и неолиберализм (Р. Кохэйн, Дж. Най, Р. Аксельрод, М. Дойл, Дж. Айкенбери и др.). Активно использовались наработки обеих «ветвей» российской школы системного подхода к международным отношениям – ИМЭМО (В.И. Гантман, Э.А. Поздняков, Н.А. Косолапов, В.Г. Барановский и др.) и МГИМО (М.А. Хрусталев, А.А. Злобин, И.Г. Тюлин, А.Д. Богатуров). К работе также привлекались аналитические модели, предложенные в трудах авторов отдельных модернистских направлений (в частности, концепция восприятия Р. Джервиса, теория коммуникации К. Дейча и игровые модели анализа конфликтных ситуаций Т. Шеллинга). При анализе субъективных аспектов формирования и осуществления стратегии США в конфликтах использовались работы по конфликтологии из смежных дисциплин. Плодотворные модели анализа макросоциальной конфликтности даны в классических работах социологов «чикагской школы» Ч. Мерриама, Х. Госснела, Г. Лассуэла и Л. Уайта, трудах американских социологов и конфликтологов Л. Козера и Т. Парсонса. Самостоятельные версии исследования мотивов поведения в конфликте предлагаются различными направлениями психологии (школа психоанализа З. Фрейда и А. Адлера; международные исследования с позиций бихевиоризма К. Боулдинга, школа «гуманистической психологии» А. Маслоу).
В процессе подготовки работы был привлечен широкий круг источников. Эпоха 2000-х годов, возможно, один из самых «размеченных» периодов американской истории, в определенной мере соперничающий с эпохой становления государственности США. В этот период ясно выражено стремление к аннотированию источников. Другой характерной чертой источниковой базы является ее разнородный характер. Это касается как формата документов, так и носителя информации. Наряду с официальными бумагами администрации и конгресса, документальный характер имеют публичные речи и выступления в печати участников событий, материалы дискуссии в научной периодике и прессе. Видеозаписи этих событий телеканалами, а также отснятые ими эксклюзивные интервью также являются значимыми и недооцененными документами. Современный уровень развития информационных технологий, с одной стороны, и особенности американского законодательства в сфере обращения государственных данных, с другой, позволяют признать цифровые публикации эквивалентными аналоговым.
Основой исследования стратегии США в конфликтах в 2000-х годах являлись доктринальные документы американской внешней политики. За восемь лет правления администрации Буша-мл. и два года президентства Б. Обамы были выпущены по меньшей мере 12 таких документов: три версии Стратегии национальной безопасности (2002, 2006, 2010), две версии Стратегии национальной обороны (2005, 2008), Национальная военная стратегия (2004), три версии четырехлетнего Оборонного обзора (2001, 2006, 2010), Стратегия победы в Ираке (2005), Руководство по планированию трансформации ВС (2003), Национальный военно-стратегический план по войне с террором (2006). Их дополняют 9 обращений президента «О положении в стране» (2002-2010), инаугурационные послания Буша-мл. (2001, 2005) и Б. Обамы (2009), около 120 речей и заявлений ведущих представителей администрации Белого дома по вопросам внешней и международной политики.
Переведенные в цифровую форму архивы американских ведомств в 2000-х гг. стали доступнее для исследователей. Открытые документы исполнительной ветви власти США хранятся в электронных архивах на сайтах администрации Белого дома, министерства обороны, государственного департамента, Объединенного комитета начальников штабов, Службы правительственной отчетности, Федерации американских ученых. Документы открытых слушаний конгресса США содержатся на сайтах комитетов конгресса и (в более полном виде) на портале библиотеки конгресса. Самостоятельными архивами источников являются сайты Временной коалиционной администрации в Ираке, посольств США в Афганистане и Ираке, сайт командования Многонациональными силами в Ираке и контингентом НАТО в Афганистане, портал Организации Объединенных Наций. Отдельного упоминания заслуживает видеоархив американской политической жизни, собранный на портале кабельной сети «Си-СПАН». Впечатляющий электронный архив содержит видеозаписи всех официальных публичных мероприятий органов государственной власти США с 1987 года.
Особый вид источников составили хранящиеся на сайте Национального архива безопасности при университете Дж. Вашингтона и веб-ресурсе «Викиликс» рассекреченные коллекции документов о борьбе США с терроризмом, подготовке и осуществления вторжения в Афганистан и Ирак, формирования внешней политики США на отдельных направлениях. Версию интерпретации содержащихся в этих документах сведений автору удалось получить в ходе бесед с действующими лицами американской политики середины 2000-х гг. на встречах, состоявшихся в октябре 2007 г. и ноябре 2008 г. в Вашингтоне (США). Составившие особую группу источников записи бесед автора с заместителем министра обороны Д. Фэйтом и ведущим аналитиком ЦРУ по Ближнему Востоку П. Пилларом обогатили настоящее исследование наблюдениями о присущем команде Буша образе мышления, модели выработки и принятия решений.
Следующую группу источников составили сборники и отдельные тома документальных публикаций по теме американской стратегии в конфликтах в 2000-х годах. Впечатляющие, трудоемкие электронные хрестоматии документов для учебных и научных целей собраны университетами Мичигана, Восточной Каролины и Сити колледжа Нью-Йорка. Главные темы этих коллекций – дебаты о военной стратегии США, проблемы иракского ОМУ, оккупации Ирака и прав человека на войне. Серии библиографических обзоров по проблематике малых войн и ведения антипартизанских действий были подготовлены журналами «Форин Афферз» и «Смол Ворс», сайтом «Библиотека антипартизанской борьбы».
Отдельные тома документальных публикаций по теме афганской и иракской войн США в 2000-х гг. были изданы Белым домом и Конгрессом. Электронный сборник основных выступлений Дж. Буша-мл. был издан республиканской администрацией перед ее уходом. Важный документальный материал содержат доклады двухпартийных комиссий конгресса по трем темам – расследование обстоятельств терактов 11 сентября 2001 года, причин неудачи поисков ОМУ в Ираке, поиск новых направлений иракской стратегии США.
Важные аннотированные документы, представляющие идеологические установки лидеров Аль-Каиды собраны в хрестоматии «Послания миру». Значительная работа по переводу и комментированию текстов исламистов из Аль-Каиды и Талибан ведется в Гарвардском университете, Колледже сухопутных войск США в Каслри, Наньянском технологическом университете Сингапура, Корпорации РЭНД, Институте исследования ближневосточных СМИ.
Способствовавшая движению общественных настроений в США в сторону решения о вторжении в Ирак монография К. Поллака «Штормовое предупреждение», содержит в себе обширные документальные приложения. Монография И. Даалдера и И. Дестлера о работе совета по национальной безопасности, вероятно, наиболее детальная из книг по современной внешней политике США, также содержит значительный документальный материал.
Созданные участниками событий или основанные на их рассказах документальные хроники и биографические труды составляют следующую группу источников. Среди них упомянем работы Р. Вудварда, Т. Рикса, М. Гордона, Д. Филлипс, Б. Грэхема и Л. Робинсон. По «горячим следам» написанные мемуары и автобиографии действующих лиц американской политики содержат солидный источниковый материал. Особый интерес представляют, в частности, воспоминания Дж. Буша-мл., Т. Фрэкса, Д. Фэйта, Дж. Тенета, К. Роува, Б. Обамы, Л. Буш, К. Райс, Т. Дэшла, Р. Кларка. Обогатило настоящее исследование приобщение к кругу источников воспоминаний действующих лиц международной политики тех лет Г. Бликса и Е.М. Примакова.
К категории документальных источников допустимо отнести позиции действующих лиц американской внешней политики, изложенные в виде статей в научно-аналитической периодике, в интервью телеканалам и новостным СМИ.
Обзор литературы дает основание для выявления некоторых характерных черт политико-психологической ситуации в США в 2000-х годах. Сложившаяся вокруг проблемы современных малых войн США библиографическая ситуация несет на себе отпечаток «революционной» эпохи 2000-х годов – с типичными для той поры книжными заголовками типа «Революция Дж. Буша-мл. во внешней политике» (“Bush Revolution in Foreign Policy”). Внешнеполитические документы администраций Дж. Буша-мл. проникнуты мессианским духом, подлинной верой в то, что «только активная политика Вашингтона способна защитить интересы человечества». Ощущение «историчности» эпохи передавалось в то время широким кругам американского общества. Оно побуждало подробно документировать политическую жизнь США и способствовало созданию более богатой источниковой коллекции.
Стремясь сделать международную политику США максимально открытой и документированной, Белый дом в 2000-х гг. исходил из двух основных приоритетов – политического и исторического. Политический приоритет состоял в создании такой ситуации, в которой аргументация республиканцев ставила бы в уязвимую позицию любых оппонентов их курса, либо позволяла игнорировать альтернативные точки зрения.
На международной арене Вашингтон тоже вел последовательную информационную политику. Единоличные решения США сопровождались адресованными международной аудитории разъяснениями; их убедительность была такова, что придавала им характер опережающего общественно-политического программирования. В правление Дж. Буша-мл. Белым домом было выпущено рекордное количество установочных документов по внешней политике, в которых буквально «увязали» политические противники республиканцев. Эксперты отмечали, что администрации Буша-мл. прочно владели инициативой в сфере общественных коммуникаций, в том числе международных.
Анализ итогов деятельности Белого дома в начале-середине 2000-х гг. показывает, что республиканцы не выпускали из виду приоритет закрепления в истории апологетических оценок достижений их курса. Достичь этой цели мешала память о многих спорных решениях администрации Буша-мл. Требования общества и демократического меньшинства в конгрессе неоднократно вынуждали Белый дом проводить открытые разбирательства причин крупных провалов стратегии путем созыва двухпартийных комиссии конгресса. Оправдаться республиканцы стремились также путем избирательного рассекречивания правительственных документов по борьбе с терроризмом, политике в отношении Афганистана и Ирака. Названные меры в совокупности породили небывалый по масштабу и открытости набор публикаций исполнительной ветви власти США по теме диссертации.
Степень научной разработанности проблемы определяется существующими в науке теоретическими подходами к анализу внешнеполитической стратегии США в конфликтных ситуациях и наличием значительного объема историко-политических работ по теме. Одна из центральных тем мировой политики 2000-х годов – асимметричные зарубежные войны США – является одновременно и одной из молодых. Этим объясняется ее сравнительная малая разработанность. Она находится в сопоставимом положении с исследованиями региональных конфликтов на Балканах и пост-советском пространстве, но далеко отстает от опыта анализа европейской интеграции, ситуации на Корейском полуострове или тайваньской проблемы. Тем не менее, острота и своего рода «увлекательность» темы сделали ее наиболее популярной в международных политических исследованиях последних лет. Этим объясняется, с одной стороны, пестрота опубликованных работ, с другой – недостаток среди них фундаментальных исследований.
Литература по теме работы условно разделена на три пласта: общетеоретические работы применительно к исследованию конфликтов и стратегии в конфликтах, прикладные исследования о влиянии социального и психологического факторов в политике, а также труды историко-политического профиля по основам внешней политики США и анализу внешнеполитического курса республиканских администраций Дж. Буша-мл.
Первыми в категорию общетеоретических работ входят работы авторов системно-структурной школы о мировом порядке (Б. Броди, М. Каплан, К. Уолтц, Х. Булл, М.А. Хрусталев) и философские работы по теме влияния идеологии на внешнюю политику (У. Карлснайс, Э.Я. Баталов). Их дополняют классические работы, посвященные анализу воздействия субъективного фактора в процессе конфликтного взаимодействия (социологи Л. Козер, Т. Парсонс, Г. Лассуэл, психологи З. Фрейд и А. Маслоу, политологи-международники Р. Джервис, К. Дейч, Т. Шеллинг).
Исследования проблем войны и мира в послевоенной историографии развивались преимущественно в рамках реализма и неореализма (Г. Моргентау, Р. Арон, М. Говард, Г. Алисон, Р. Гилпин, Дж. Миэршеймер, С. Уолт, К. Холсти), а также в ходе дискуссии реалистов со сторонниками либерализма и марксизма. Работы современных американских конфликтологов представлены книгами К. Грея, С. Саркесяна, Т. Дибела.
Школа отечественных исследований конфликтов распадается на историко-политическое (В.А. Кременюк, А.Д. Богатуров, М.А. Хрусталев, Н.А. Косолапов, А.С. Маныкин), социологическое (П.А. Цыганков, М.М. Лебедева) и военно-стратегическое направления (А.А. Кокошин, Д.Г. Балуев). Отдельным вопросам конфликтологии посвящены работы И.Д. Звягельской, обзорная работа Д.М. Фельдмана.
Отдельный пласт работ посвящен стратегии в асимметричном конфликте (Д. Галула, Э. Мак, Т.В. Пол, И. Аррегин-Тофт, Дж. Мером, Г. Спиро, С. Мерден, Р. Кэссиди, С. Биддл, Л.В. Дериглазова, Е.А. Степанова). Замыкают раздел трудов по теории конфликта научные и мемуарно-эссеистские работы по стратегии партизанской борьбы (Д. Давыдов, Мао Цзедун, Э. Гевара, Р. Макнамара).
Содержащие богатый исторический материал книги, предлагающие версию теоретического подхода к анализу американской внешней политики, составили следующую группу библиографических источников. Американские работы представлены трудами А. Шлезингера, Э. Рэдмана, Ч. Стивенсона, Д. Бурстина, Г. Киссинджера, Ф. Икле, С. Брауна, С. Уолта. Отечественная школа американистики богата исследованиями Г.А. Трофименко, В.А. Кременюка, Н.А. Косолапова, Т.А. Шаклеиной, А.А. Галкина и П.Ю. Рахшмира, В.В. Согрина, В.П. Шестакова, А.Г. Арбатова, Б.Н. Занегина, Э.Я. Баталова, В.П. Лукина, А.И. Уткина, В.В. Журкина, А.С. Маныкина, Е.Ф. Язькова, Ю.П. Давыдова, В.М. Кулагина, В.О. Печатнова, коллективными монографиями под редакцией А.В. Торкунова, книгами, вышедшими в серии исторического факультета МГУ «Проблемы американистики».
Теме внешнеполитической стратегии США в правление администраций Буша-мл. посвящен значительный массив работ американских авторов. Среди важнейших следует назвать книги А. Шлезингера, Г. Киссинджера, Дж. Айкенбери, Р. Рейха, К. Лэйна, А. Слотер, Н. Фергюсона, М. Олбрайт, А. Этциони, Д. Чолета и Дж. Голгайра, И. Даалдера и Дж. Линдсэй, М. О’Хэнлона и К. Кэмпбэла, Я. Шапиро, Дж. Миэршеймера и С. Уолта, М. Фитсиммонса, Дж. Трауба, Дж. Ная, книги под редакцией Р. Сильверса, П. Ниволы и Д. Брэди. Отечественные исследования современной американской политики представлены работами В.А. Кременюка, А.В. Фененко, Ф.Г. Войтоловского, С.М. Рогова, В.Н. Гарбузова, Т.А. Шаклеиной, А.Д. Богатурова, В.А. Тишкова, М.В. Братерского, А.И. Шумилина, В.Н. Конышева, М.А. Троицкого, С.А. Караганова, Л.С. Семейко, В.И. Батюка.
Замыкают перечень работы по региональной политике США на Ближнем и Среднем Востоке. Прикладной анализ региональных направлений американской внешней политики активно изучается в мозговых центрах США. В экспертной дискуссии по указанной проблеме ведущую роль в 2000-х гг. играли американские Институт Брукингса, Совет по международным отношениям, Центр стратегических и международных исследований, Институт мира, Корпорация РЭНД, Американский институт предпринимательства. Материалы последних двух центров оказали значительное влияние на принятие решений в администрации Буша-мл. Среди монографических исследований по региональной проблематике следует назвать работы Р. Брихэма, У. Кларка, Л. Райта, Ф. Аджами, Р. Гунаратна, Ч. Пена, Б. Хофмана Д. Баймэна, К. Поллака, Д. Тресслера, коллективную монографию под редакцией Р. Ротберга.
Высокий уровень ближне- и средневосточных исследований в России поддерживается усилиями В.Я. Белокреницкого, Г.И. Мирского, В.В. Наумкина, М.А. Хрусталева, А.К. Кислова, Е.М. Примакова, А.А. Князева, В.Г. Коргуна, В.Н. Степановой, Ю.П. Лалетина. Среди коллективных монографий особого упоминания заслуживают работы под редакцией А.Л. Рыбаса, А.Д. Богатурова, А.Д. Воскресенского, М.М. Наринского и А.В. Мальгина, А.В. Торкунова, Т.А. Шаклеиной.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были обсуждены на заседаниях Кафедры прикладного анализа международных проблем, на конференциях молодых ученых в ИМЭМО РАН и МГУ им. М.В. Ломоносова в 2006-2010 годах, а также на международных научных конференциях организованных в 2007, 2008, 2009 и 2010 гг. МГИМО (У), СПбГУ, РАМИ, РАПН и НОФМО. Промежуточные выводы исследования были доложены на выездном заседании секции Научного совета при Совете Безопасности РФ в МГИМО (У) МИД России (октябрь 2009 года).
В 2007-2010 гг. на базе диссертации автором были подготовлены аналитические комментарии и выступления для информагентства РИА «Новости», радиостанций «Говорит Москва» и «Коммерсант ФМ», электронного издания «Газета.ру», журнала «Русский Ньюсвик», телеканалов «Раша Тудэй» и «Эксперт ТВ», научных семинаров Джорджтаунского университета (США) и университета Джонса Гопкинса (США).
По теме диссертационного исследования опубликовано 12 научных работ (из них две на английском языке), в том числе 9 научных статей в периодических изданиях (6 из них в изданиях, входящих в перечень ВАК) и 3 главы в коллективных монографиях общим объемом 8,5 п.л.
Понятийный аппарат современных исследований асимметричного конфликта
Исследования проблематики конфликта ведутся на трех уровнях научного познания — философском, теоретическом и прикладном. Первый уровень составляют мировоззренческие позиции и отдельные взгляды на роль насилия в истории и повседневной практике человечества. С начала XX века можно говорить об оформлении трех ключевых философских направлений: - идеализм - в центре которого находился пацифизм как отрицание военных способов решения проблем и войны как таковой, стремление к ее устранению из международной жизни, - радикализм - призывавший к борьбе за мир и избавление от войны путем ее эскалации и уничтожения порождающих войну условий (коммунистическая, неоконсервативная и исламистская версии), - прагматизм — предлагавший научное исследование войны как явления безотносительно его результатов или влияния на политику.
С течением времени идеалистическое мировоззрение лишилось общественного доверия как продуктивный взгляд на стратегию участия в конфликте и стало восприниматься как «умиротворение агрессора». Способствовало этому процессу публичное дистанцирование христианских церквей от позиций «непротивленцев» в своих рядах и среди светской интеллигенции. В межвоенный период в недрах церкви получила развитие оригинальная концепция о пользе конфликтов для нужд развития, которая опиралась на слова апостола Павла: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» . Движению идеалистически настроенных наблюдателей к большему реализму оценок способствовал известный американский политический мыслитель, пастор протестансткой церкви Р. Нибур . Конкуренция походов продолжилась, по существу, между радикализмом и прагматизмом.
К 1950-м гг. было осознано, что война это частный случай более широкого явления - конфликта, и что конфликт способен выполнять позитивные функции и, при определенных обстоятельствах, способствовать стабилизации системы. Основатель теории конфликта американский социолог Л. Козер призывал выявить те социальные контексты и условия, в которых социальный конфликт помогает скорее выздоровлению, чем загниванию общества ". Ведущие научные школы прагматического направления стали трактовать конфликт как структурированный процесс, имеющий четкие рамки и обладающий определенной «упругостью» по отношению к окружающей среде . Используя характерные черты объекта и способы прямого или косвенного воздействия на него, конфликтом можно управлять . Целью управления конфликтом стала выработка такого подхода к конфронтации, который позволил бы направлять ее, не доводя дело до спонтанного развития. Динамично развивающееся направление прагматизма дало наибольшее число конструктивных трактовок феномена конфликта в XX веке.
Параллельно с прагматическим продолжал существовать радикальный подход, сторонники которого понимали «войну» и «мир» как взаимоисключающие состояния. Управление конфликтом, по их логике, заключалось в уничтожении его источника, а компромисс рассматривался как непростительная мягкость или, на худой конец, как тактическая уловка . Научные основания этих представлений искали в структурном (нормативном) функционализме Т. Парсонса, который действительно полагал единственным источником стабильности системы консенсус ее участников относительно норм, ценностей и процессов. Конфликт рассматривался Парсонсом в единственном качестве - как угроза стабильности . Некритическая опора на работы структурных функционалистов способствовала развитию мышления категориями «борьбы за мир». Проявления этого способа мысли можно наблюдать в любую историческую эпоху у правительств самой разной политической ориентации . Примечательно, что философия радикализма почти не развивается, исторически проявляясь в сходных формах.
Состязание мировоззренческих позиций отразилось на теоретическом уровне исследования конфликта. Его целью было научное исследование причин происхождения войн и конфликтов. К середине XX века оформились ключевые теоретические направления конфликтологии: - исследования конфликта как инструмента государственной политики (включая прикладную военно-политическую ветвь стратегического анализа (strategic studies), - теоретическое исследование предпосылок и условий урегулирования конфликтов (conflict resolution), - исследование проблем мира (peace studies) - целью которого было изучение условий, при которых войны могут быть исключены, а конфликты сведены до минимума.
Прикладное направление исследования конфликта было посвящено спектру наиболее значимых практических сторон этого явления: проблемам управления, стратегии в конфликте, международным переговорам, соотношению конфликта и кризиса, урегулированию конфликта и др. Исследования прикладного характера позволили к середине 1970-х гг. выйти на теоретическое обобщение о потенциале деструкции в конфликте. В работе «Конфликт в рукотворной среде» американский конфликтолог А. Рапопорт предложил делить конфликты на те, которые обусловлены конкретным предметом спора сторон и не ведут к разрушению конфликтующих субъектов, и конфликты, разрешение которых приводит к изменению основ государственности одной из сторон188.
Результатом усилий по анализу процесса урегулирования конфликтов стала версия концепции управления конфликтом, которая заключалась в контроле над своим поведением в конфликте и достижении договоренности с противником . Англо-американская ветвь конфликтологии активнее других принялась разрабатывать теории активного наступательного управления конфликтами без прямого использования военной силы или на грани ее использования (концепции «сдерживания» и «дипломатии принуждения»)1
Политико-дипломатическая подготовка и ход кампании против талибов (2001-2003)
Асимметричным в 2000-е гг. стали обозначать тот новый тип конфликта, в котором США оказались связаны противостоянием с исламистами в Афганистане и Ираке. По существу же этот вид конфронтации является не просто асимметричным, но смешанным (mixed), гибридным (hybrid). Для него характерна множественная асимметрия возможностей противников в области ресурсов, статусов, восприятия, мотивации, тактики и проч.
«Асимметрия» по-гречески означает несоразмерность, несопоставимость, неравномерное распределение, неравенство пропорций. Встречается ее интерпретация как отклонение от нормы, «нарушение». Однако на более продуктивный путь указывает понятие о функциональной асимметрии головного мозга. Оно описывает распределение психических функций между левым и правым полушариями мозга с точки зрения не особенностей используемого материала (вербального или образного), а способа его организации, характера его переработки, т.е. типа мышления.
Для обозначения асимметричного конфликта применяется набор терминов разной степени близости. Часть из них обозначает столкновение с организованным в отряды противником в конвенциональном бою малого
Степанова Е.А. Интернационализированный внутренний конфликт как основной тип локально-регионального противостояния в постбиполярный период // Конфликты и кризисы в международных отношениях: проблемы теории и истории/ Проблемы американистики. Вып. 11. М.: МАКС Пресс, 2001. С. 89- 110.
Развитие этого актуального направления исследований поставило вопрос о целеполагании в войнах современных развитых стран и выдвинуло гипотезы о существовании «войн по необходимости» и «войн по выбору» (См.: Haass R.N. War of Necessity, War of Choice. A Memoir of Two Iraq Wars. N.Y.: Simon & Schuster, 2009). Показательно отношение к Иракской кампании 2003 г. ведущего американского теоретика международных отношений К. Уолтца, который с тревогой и горечью писал о вторжении США в Ирак: «Этот пример говорит нам нечто устрашающее о поведении демократических стран - а именно то, что они могут с беспрепятственно вести и одерживать победы в необязательных войнах» {Waltz К. Fair Fights or Pointless Wars? // International Security. Winter 2003/04. Vol. 28, No. 3. P. 181). масштаба (малые войны, локальные войны, квази-война, ограниченная война). Другие - противостояние конвенциональных сил с неконвенциональным противником (антипартизанские действия, конфликты низкой интенсивности, не боевые операции, диверсионно-террористическая, неконвенциональная, гибридная войны и др). Приведенные термины нередко используются как синонимы или как собирательные обозначения для всех других видов. Следует учесть существование переходов между разными видами асимметричных конфликтов247. Как показал отечественный теоретик М.А. Хрусталев, ключевое различие пролегает между гибридными конфликтами городского (диверсионно-террористическая) и сельского типа (партизанская война)" .
Примечательно, что в ходе своей истории Соединенные Штаты вели больше малых войн, чем крупных. Примерное соотношение между ними составляет тридцать три к одному. Американский исследователь М. Бут подсчитал, что в период с 1800 по 1934 гг. американские войска направлялись за рубеж в совокупности 180 раз - чаще, чем раз в год249. Это были как долгосрочные операции (Китайская 1840-1940 гг.), среднесрочные (Филиппинская 1898-1902), так и молниеносные (рейд на Гаити в 1915 г.). Одни были похожи на длительные «сидения», другие — на лихие кавалерийские налеты. Всего база данных исследовательской службы конгресса по военным операциям США содержит 332 записи250.
Интерес к асимметричным конфликтам в США постепенно возрастал на протяжении всего XX века. Это происходило потому, что ведение развитыми странами малых войн на периферии мировой системы становилось все более проблематичным. В 2000-х гг. американский политолог И. Аррегин-Тофт установил, что если на протяжении XIX-XX вв. в конфликтах асимметричного типа слабая сторона одерживала победу лишь в одном случае из четырех, то во
Внезапность успеха стратегии периферийного, слабого государства приносила наибольшие потери потому, что к ней нельзя было заранее подготовиться. Этим объяснялся практический интерес к феномену асимметрии в конфликте.
Как было показано в параграфе 1.1. настоящей главы, к концу XX века в качестве основного инструмента регулирования процессов на периферии мировой системы утвердился конфликт. При этом американская внешнеполитическая мысль и практическая политика тяготели к активным, наступательным формам конфликтного поведения. Управлять конфликтом стремились путем тотального контроля над ситуацией. Эффективным способом достижения этой цели воспринималась военная сила.
В теории конфликта укрепилась гипотеза о том, что на стратегическом уровне война с неконвенциональным противником не отличалась от противоборства с государственным субъектом. Выделили пять признаков, которые в совокупности или по отдельности отличали гибридные конфликты: 1) отсутствие угрозы жизненным интересам государства, 2) ведение войны без ее формального объявления, 3) отсутствие общенародной поддержки военным действиям, 4) отсутствие стратегии вывода войск, 5) использование социально-политических мер для урегулирования. Эти особенности асимметричного конфликта потребовали существенной адаптации военно-политических возможностей государства. Указанная потребность, в свою очередь, вывела на первый план фактор стратегической культуры (иначе - «культуры войны») как предпочтительного способа (парадигмы) ведения конфронтации.
Стратегическая культура. В 2000-х гг. проблемой адаптации стратегической мысли и практики США применительно к угрозам асимметричного типа занимался известный американский конфликтолог К. Грей. Результаты подготовленной им по заказу министерства обороны США аналитической работы показывали, что общество, стратегическая и военная культура Соединенных Штатов не расположены к методам борьбы с неконвенциональным противником" ". Этим объяснялся устойчивый дефицит стратегии в конфликтах асимметричного типа, несмотря на то, что подавляющее большинство военных кампаний США проводили в условиях асимметрии возможностей противника. Грей отмечал, что в основе замеченного явления лежат две взаимосвязанные проблемы. С одной стороны, это нежелание американцев вести малые войны как «ненужные» или «несправедливые». С другой — вытекающая из первой проблема утери знаний и навыков ведения малых войн.
До середины XX века основой военной доктрины США были концепции ведения войн низкой интенсивности, опыт участия в которых был накоплен на протяжении XIX - первой половины XX веков253. В тот период в Соединенных Штатах доминировали изоляционистские представления. Американцы были убеждены в том, что кровопролитные массовые войны в Европе не затронут Новый свет.
С началом Второй мировой войны этих представлений в Соединенных Штатах от пришлось отойти. Начала развиваться концепция «большой войны». Внимание американской общественности и военных переключилось на создание вооруженных сил, способных побеждать сопоставимого по мощи противника. Начало «холодной войны» усилило и абсолютизировало эту тенденцию. Крупный оборонный заказ существенно изменил структуру экономики США, создав стимул для содержания крупных вооруженных сил. На фоне угрозы столкновения с СССР американские военные избегали участия в малых войнах -неважных, трудных и бесславных. В совокупности это способствовало складыванию особой стратегической культуры и разрыву преемственности знаний о малых войнах. Угрозы неконвенционального типа перестали восприниматься как самостоятельные явления, и доктрины по борьбе с ними хотя и разрабатывались, но не пользовались вниманием Белого дома"
Политико-дипломатическая подготовка и осуществление кампании против режима С. Хуссейна в Ираке (2001-2003)
Однако укрепление связей с США не привело к стабилизации пакистано-афганских отношений. Весной 2006 г. Пакистан обрушился с критикой на правительство X. Карзая, обвиняя его в неспособности контролировать ситуацию в Афганистане, угрожавшей стабильности Пакистана, и даже в подготовке покушения на жизнь пакистанского лидера630. Отдельным поводом для недовольства послужило возобновление в феврале 2006 г. прямых контактов между кабульским правительством и пуштунскими лидерами «зоны племен» без согласования с Исламабадом.
В этой обстановке Пакистан вывел 80-тысячный корпус своих войск, размещенный в на границе с Афганистаном в местах проживания пуштунских племен в 2001 г. и несший чувствительные потери. Вероятно, пакистанские правительственные круги осознали, что военных ресурсов страны недостаточно для приведения к порядку мятежных пуштунов «зоны племен». Заключив с ними договор, в Исламабаде рассчитывали, что дела пойдут как и до ввода войск. Официальный Кабул расценил соглашение Пакистана с пуштунскими лидерами как сделку с Аль-Каидой и Талибан. В сходном ключе описывала события и американская пресса, что заставило П. Мушаррафа специально разъяснить Дж. Бушу необходимость заключения такого соглашения631.
Однако исламисты восприняли договор как капитуляцию Исламабада. Вывод пакистанских войск с афганской границы привел к новому росту нападений в Афганистане и Пакистане. США были вынуждены передислоцировать часть своих подразделений на юг Афганистана, фактически удвоив контингент на афгано-пакистанской границе в 2007 году. Одновременно США выделили 400 млн. долл. на подготовку особых частей пакистанских пограничников из числа пуштунов632, и еще 750 млн. долл. до 2015 г. на социально-экономическое развитие всего приграничного региона Пакистана, населенного пуштунами633.
События начала 2008 г. демонстрировали характер установившейся между США и Пакистаном договоренности о ведении боевых действий в «зоне племен». В феврале 2008 г. на территории Пакистана в результате ракетного удара был уничтожен один из высокопоставленных лидеров Аль-Каиды Абу Лаиф аль-Либи634. Ни одна из сторон не приписала эту заслугу себе, однако большинство наблюдателей полагали, что при молчаливой поддержке Пакистана успехом завершилась именно спецоперация США. Отсутствие публичного выражения успеха со стороны США, вероятно, является основой молчаливого консенсуса с Исламабадом, опасающегося внутреннего возмущения действиями союзника.
Вместе с тем, цели обеспечения стабильности пакистанского режима не во всем совпадали с представлениями Вашингтона о необходимости демократизации Пакистана. Так, США выступили против введения в Пакистане чрезвычайного положения в ноябре 2007 года, и интенсифицировали свои контакты с гражданской оппозицией правительству Мушаррафа, которая в итоге одержала победу на парламентских выборах в январе 2008 года635. Однако Вашингтон пошел на эти меры не раньше, чем был создан «треугольник безопасности» США-Индия-Пакистан (термин К. Пауэлла), приведший в середине 2000-х годов к относительной стабилизации Кашмирского вопроса . Дополнительным мотивом, побуждавшим Индию способствовать мирному развитию политических процессов в Пакистане, стало присоединение Нью-Дели в 2006 г. к проекту газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан (ТАЛИ)637.
Приход в 2008 г. к власти в Пакистане правительства А. Зардари поставил ряд новых задач перед Белым домом. Гражданское правительство в Исламабаде выступило с публичной критикой политики США по «вторжению на территорию
Пакистана». Действительно, США стали меньше полагаться на помощь Исламабада и стремились восполнить своими действиями пассивную политику Пакистана по отношению к исламистам в «зоне племен».
Утечки в прессу свидетельствовали, что летом 2008 г. президент Буш подписал указ о проведении рейдов американских войск вглубь территории Пакистана638. 3 сентября США впервые провели наземную операцию в «зоне племен» без разрешения Исламабада. Правительство Пакистана назвала операцию «грубым нарушением государственной границы»639. Ответом стало временное прекращение пропуска военных грузов США и НАТО в Афганистан. 25 сентября пакистанские военные получили приказ открыть стрельбу по вертолету МССБ, который «вторгся в воздушное пространство Пакистана»640. Следуя общественным настроениям, правительство в Исламабаде ужесточало свою позицию по отношению к США и готовило почву для заключения новых договоренностей о финансовой помощи для борьбы с исламистами.
Общая картина политики США в регионе оставляла смешанное впечатление, как у стран-соседей Афганистана, так и у демократической части истеблишмента США. Сенатор-демократ Д. Байден после своего визита в Пакистан в феврале 2008 г. описал положение дел так: «Во-первых, мы исключили из процесса Иран, во-вторых, мы потеряли влияние на Россию, в-третьих, Китай перестал нас воспринимать всерьез из-за нашей непоследовательной политики, а Индия, в-четвертых, и вовсе хватается за голову!» .
Оставаясь вне «коалиции по борьбе с террором», Иран был объективно заинтересован в стабилизации Афганистана. В середине 1990-х годов Иран являлся союзником Северного альянса и сыграл важную роль в ходе свержения режима Талибан. Иран поддержал усилия ООН по политическому урегулированию в Афганистане. В течение последующих лет он помогал реконструировать объекты социального значения в ряде западных провинций Афганистана, создавая условия для возвращения на родину миллионов афганских беженцев. Иран также поддерживал тесные связи с правителем западных регионов Афганистана Исмаил-ханом, что вызывало недовольство в Кабуле. Однако после смещения полевого командира с должности губернатора Герата, X. Карзай стал характеризовать отношения между двумя странами как «очень хорошие»642.
Важным аспектом взаимодействия между Кабулом и Тегераном являлась борьба с трафиком наркотиков из Афганистана. Иран еще в начале 1980-х гг. резко ужесточил национальное законодательство в целях прсіфащения транзита наркотиков через свою территорию643. Российская дипломатия стремилась использовать этот аргумент в пользу Ирана для выведения последнего из международной изоляции644. Отчасти это было обусловлено проработкой вопроса о возможности строительства российским концерном «Газпром» трубопровода из Ирана в Пакистан и Индию, который мог составить конкуренцию или даже стать альтернативой проекту ТАЛИ645.
Для России после вывода войск в 1989 г. Афганистан перестал играть самостоятельную роль, но оставался важным фактором, влиявшим на стабильность союзных государств Центральной Азии. В 1990-е гг. Афганистан превратился для своих соседей в источник дестабилизирующих стимулов, связанных а) с нелегальной миграцией вооруженных отрядов, б) трафиком наркотиков, в) потенциальной угрозой безопасности Таджикистана и Узбекистана. В то время Россия не имела ни ресурсов, ни политической воли заниматься восстановлением стратегии профилактики опасности в Афганистане, связанной с передовым базированием своих войск.
Проблемы оккупации и смены режима в Ираке силами Соединенных Штатов (2003-2006)
С ноября 2002 г. зам. помощника по нацбезопасности С. Хэдли руководил работой специальной рабочей группы по вопросу о создании новых органов власти в Ираке после свержения С. Хуссейна. По существу речь шла о поиске благовидного предлога для военной оккупации страны после ее захвата. Факт американского присутствия в Ираке Белый дом предлагал обозначать как «освобождение» и «демократизацию» этой страны, объясняя такое словоупотребление заложенными в программу оккупации замешанными на идеологии политическими и экономическими реформами. Военное командование США для описания своих задач в Ираке использовало термин «стабилизация». Однако щепетильность политического руководства в Вашингтоне не распространилась на главу Временной коалиционной администрации Ирака П. Бремера, который не стеснялся объяснять иракцам, что действует с позиции главы оккупационной власти.
Ответственным за оккупационную политику Ирака президент Буш назначил ведомство Д. Рамсфельда. По предложению заместителя министра Д. Фэйта при Пентагоне был создан Отдел восстановления инфраструктуры и гуманитарной помощи (ОВИГП) , в задачи которого входило планирование и осуществление послевоенной помощи Ираку вплоть до передачи власти вновь сформированному иракскому правительству. ОВИГП должен был координировать работу всех ведомств по вопросу об Ираке. Новым было то, что сотрудники отдела должны были составить гражданский штат оккупационных сил.
Недостатком замысла Фэйта было то, что отдел не был обеспечен достаточными ресурсами. Подразделение было оторвано от структуры Пентагона и занимало равноправное положение с Центральным командованием, непосредственно осуществлявшим вторжение и оккупацию. Следствием этого стала острая нехватка финансовых и людских ресурсов для решения всех поставленных перед ОВИГП задач: оказание гуманитарной помощи населению, уничтожение ОМУ, добыча и использование развединформации, охрана инфраструктуры и источников сырья, восстановление экономики и ключевых бытовых служб (водоснабжение, продовольствие, электричество и здравоохранение), восстановление преобразованной армии и полиции, передача власти иракцам. Руководителем этой миссии по предложению Рамсфельда был назначен генерал в отставке Д. Гарнер.
За год до создания ОВИГП государственный департамент созвал собственную рабочую группу, получившую название «Будущее Ирака». В нее вошли 75 экспертов-конфликтологов и арабистов, задачей которых была разработка планов и рекомендаций по вышеперечисленным проблемам. Вместе с тем, госсекретарь К. Пауэлл не претендовал на лидирующую роль своего ведомства в Ираке после свержения режима. Первенство Пентагона было логичным - после захвата Ирака только у военных окажутся десятки тысяч людей и ресурсы для решения столь крупных задач. Прошлый опыт говорил то же - восстановление и политические реформы в Германии и Японии осуществлялись военными. Чтобы усилить штат ОВИГП Пауэлл предложил Рамсфельду включить в него экспертов из рабочей группы госдепа. Однако министр обороны отказал. Камнем преткновения стал вопрос о будущей роли иракского оппозиционера А. Чалаби, проживавшего в Великобритании и возглавлявшего организацию «Иракский национальный конгресс»757. Дипломаты имели основания не доверять Чалаби - его рассказы о скорой возможности в Ираке демократии были неубедительными. ЦРУ получало от него разведсведения, которые позднее были названы сомнительными и даже сфабрикованными. Однако Рамсфельд и Фэйт, а также вице-президент Чейни, стояли за Чалаби и не хотели допускать в ОВИГП сотрудников госдепа, не разделявших их надежд по поводу демократизации Ирака. После нескольких недель аппаратной борьбы, Пауэллу все же удалось включить в состав группы Пентагона часть своих экспертов.
Завышенные ожидания Вашингтона в вопросе о скором создании демократического правительства в Ираке были связаны с надеждами на доходы от экспорта иракской нефти. В рамках действовавшей до вторжения программы ООН «Нефть в обмен на продовольствие» иракская нефть продавалась на мировом рынке. Ежегодная выручка от продаж составляла около 16 млрд. долл. из которых 60% передавалось иракскому правительству, а остальное — в качестве репараций — Кувейту, Саудовской Аравии и курдам на севере Ирака. В том случае, если Ирак не
подорвет нефтяные промыслы на юге страны, как сделал это в войну 1991 года, доходы от нефти за первый год оккупации могли быть оценены в 12 млрд., во второй — оптимистично - в 22 млрд. долл. Согласовав план с Белым домом, в Пентагоне постановили - все доходы от нефти должны пойти на развитие Ирака, а не на выплату иракского долга758. Формальным руководителем нефтяной отрасли в ходе оккупации надлежало назначить иракца, однако суверенитет и реальный контроль должен был быть передан временному правительству Ирака после его формирования.
Предполагалось, что с первых месяцев оккупации в стране будет сформирован Правительственный совет, в который войдут представители всех групп общества, включая эмигрантов. В Багдаде должна была быть проведена конференция для создания временного правительства. В целях внутриполитической стабилизации предлагалось привлечь к сотрудничеству рядовых членов партии БААС. Иракская бюрократия - преимущественно суннитская - была многоопытна и квалифицирована. Д. Фэйт предложил разбавлять ее шиитами и эмигрантами постепенно . Корпус полиции также был хорошо подготовлен, и его не планировалось распускать.
Группа СНБ по Ираку выявила около 25,000 высокопоставленных членов партии БААС, которых следовало отстранить от власти непременно. Они составляли примерно 1% от двухмиллионной армии иракских чиновников. Приняв это предложение, Пентагон развил его. От баасистов предстояло очистить МИД Ирака; Иракская разведслужба, Специальная республиканская гвардия, Республиканская гвардия и гражданское ополчение - «федайины Саддама» - должны были быть расформированы. Главным вопросом была судьба вооруженных сил. Было решено, что они должны были подлежать сокращению, кроме пяти дивизий, который планировалось использовать при восстановлении инфраструктуры страны и создании 760новой иракской армии .
В начале вторжения коалиционным войскам удалось достичь элемента тактической неожиданности. Силами четырех дивизий был осуществлен марш-бросок и захват Багдада, в то время как одна дивизия воздушно-десантных войск США оккупировала север страны. Британские войска контролировали нефтеносный регион на юге Ирака. Сыграло свою роль предательство некоторых генералов иракской армии, подкупленных ЦРУ незадолго до вторжения. Коалиции удалось избежать ряда негативных сценариев: по союзным войскам не было применено ОМУ, в Ираке не начался гуманитарный кризис. Однако не произошло ожидаемого: в Ираке не вспыхнуло восстание против режима С. Хусейна, не последовало массовой сдачи в плен иракских военных. Центральное командование вело подсчет потерь среди иракцев и насчитало их около 30,000 человек. Потери США исчислялись десятками. 1 мая Буш выступил с победной речью на борту авианосца «Авраам Линкольн» у берегов США недалеко от Сан-Диего: «Основные военные операции в Ираке завершены... [однако] нам предстоит трудная работа»761. Позади президента на борту авианосца был вывешен транспарант, гласивший: «Миссия выполнена». Именно эта фраза была осмотрительно исключена из речи президента зам. помощника по нацбезопасности С. Хэдли.
В первоначальных планах Пентагона иракские органы власти предлагалось сохранить, осуществив в них верхушечные чистки. Предполагалось, что армия и полиция Ирака продолжат обеспечивать порядок в стране — это было залогом скорого вывода американских войск (предполагалось, что к сентябрю 2003 г. в стране останутся лишь 30,000 военнослужащих)76". Оптимизм Пентагона подчеркивал тот факт, что руководить военной оккупацией Ирака был назначен самый молодой в сухопутных войсках США генерал-лейтенант Р. Санчес
