Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Ливийский вопрос во внешней политике российской империи: триполитания и киренаика в контексте европейской геополитики кануна первой Мировой Войны 23
1. Ливия и российско-итальянские отношения. Договор Раккониджи 24
2. Отношение России к итало-турецкой войне 1911-1912 гг 36
3. Попытки российского посредничества в конфликте между Италией и Османской империей. Инициатива Сазонова 52
ГЛАВА II. Советское государство и ливий ское национальное движение: 20-30-е гг 70
1. Ливия в условиях итальянской оккупации: национальное движение в новых исторических условиях 72
2. Коммунистический Интернационал и ливийский вопрос: эпоха 1920-1939 гг 80
3. Итальянская коммунистическая партия и ливийский вопрос: 1920-1939 гг 93
4. Советско-итальянские отношения межгосударственного характера времени 20-30-х гг. Попытка объяснения отсутствия интереса СССР к собвтиям в Ливии 103
ГЛАВА III. СССР и ливийский вопрос после второй мировой войны 111
1. Ливийский вопрос в контактах между державами-участницами антигитлеровской коалиции в первые году после окончания второй мировой войны 113
2. Советский Союз и Италия: второй этап развития советской позиции в отношении ливийского вопроса 123
3. Ливийский вопрос в ООН: линия поведения Советского Союза 140
Заключение 162
Библиография 169
- Ливия и российско-итальянские отношения. Договор Раккониджи
- Отношение России к итало-турецкой войне 1911-1912 гг
- Ливия в условиях итальянской оккупации: национальное движение в новых исторических условиях
- Ливийский вопрос в контактах между державами-участницами антигитлеровской коалиции в первые году после окончания второй мировой войны
Введение к работе
История взаимоотношений между Российской империей и Советским Союзом, с одной стороны, и странами Арабского Востока, с другой, не кажется сегодня утратившей свою актуальность. Её значимость едва ли не в первую очередь определяется тем, что в ситуации времени, последовавшего за распадом Советского Союза, как в российском, так и в арабском - речь идёт о различных странах арабского мира - общественном мнении возникло немало стереотипов, связанных с проблемами прошлого. Вне зависимости от того, какие политические силы стоят за этими стереотипами, их содержание можно было бы с достаточной степенью убедительности резюмировать следующим образом.
Как Российская империя, так и Советский Союз, а также арабский мир взаимно тяготели друг к другу, выступая в роли естественных союзников. Конечно, эпоха существования Российской империи, а затем советское время вносили определённые коррективы в поступательно развивавшийся процесс взаимодействия обеих сторон. Однако эти коррективы не меняли главного, - и Российская империя/Советский Союз, и Арабский Восток видели друг в друге силу, объективно предрасположенную к развитию контактов с другой стороной, и стремились придать этим контактам характер взаимной устремлённости.
Ливия1, естественно, в рамках существующих в общественном мнении обеих сторон представлений, не могла рассматриваться в этом контексте как исключение. Более того, необычайно высокий уровень политического и военно-экономического взаимодействия между нею и Советским Союзом, начало которому было положено происходившими на её территории после 1 сентября 1969 г. радикальными изменениями
в сфере государственного устройства, а также социальной и хозяйственной жизни, кристаллизовал стереотип об изначально предопределённой заданности возникновения столь широкого спектра советско-ливийских контактов. При этом, мимо внимания сторонников этого стереотипа проходило главное, суть которого заключалась в необходимости объяснения того, почему однажды достигнутый уровень столь значимых отношений между обоими странами подвергся немедленной эрозии сразу же, как только одна из взаимодействующих сторон - современная Россия - отказалась от советской парадигмы своего развития.
Стереотип об изначальной заданности недавних двусторонних отношениях между обеими странами, - постановка этого вопроса закономерна, поскольку Россия рассматривает себя в качестве правопреемницы Советского Союза, - в советское время имел тенденцию к своей исторической легитимизации. Впрочем, эта тенденция продолжает оказывать своё влияние и на позицию политических сил современной России.
Задачей этой легитимизации становилось доказательство давнего интереса российской стороны к тем провинциям Османской империи, которые становились впоследствии составными частями Ливии. Этот интерес непосредственно вытекал из фактов, как казалось, достаточно раннего знакомства российских граждан - и, благодаря им, всей страны - с положением в Триполитании и Киренаике времени их пребывания под управлением представителей стамбульской администрации.
Российские исследователи советского времени говорили о том, что ещё в эпоху Петра I благодаря оставшемуся неизвестным русскому автору, написавшему «Книгу, которую я тайно писал в плену», в России знали о том, что попутный ветер сокращает путешествие из Александрии до Триполи до восьми дней, сто Триполи «расположен на берегу
моря. Это укреплённый город средних размеров», в котором «много янычар», а «население целиком состоит из арабов»1.
Всё то же стремление к легитимизации двусторонних советско-ливийских отношений заставляло российских исследователей вспоминать о посещении в 1836 г. русским путешественником Всеволожским города Бенгази и оставленное им «подробное описание обычаев кочевников, экономического уклада жизни населения Сахары»2. Они подчёркивали, что «наиболее известным из русских путешественников, посетивших Ливию во второй половине XIX в.» был учёный и врач Елисеев, благодаря которому «российское общество познакомилось с Ливией, её природой и населением»3.
Не приходится говорить о том, что реальные факты посещений российскими подданными Триполитании и Киренаики в течение XVTH-XIX вв. были, тем не менее, единичны, отрывочны и, в целом, далеки от того, чтобы на их основе строить картину действительного знакомства русского общества того времени с ливийской ситуацией.
Существовал, однако, и иной аспект раннего внимания России к Ливии. Он определялся обстоятельствами международных отношений и международной политики, важнейшим из которых становилось традиционное противостояние Российской империи и османской Турции. Во второй половине XVHI столетия в политических кругах Санкт-Петербурга считали возможным оказать поддержку антиосманскому выступлению мамлюкского правителя Египта Али-бека Аль-Кабира в обмен на получение Россией военной базы на средиземноморском побережье этой страны. Российский демарш не увенчался успехом из-за поражения этого выступления. Неудача египетского варианта подтолк нула российские власти к установлению контактов с правителем Триполитании Али-пашой Караманлы, находившимся у власти в 1754-1795 гг. Эти контакты были направлены на то, чтобы получить у него расположенный у восточного побережья Ливии остров Бомба в качестве базы для действовавших в Средиземном море российских военных кораблей. Однако и эта попытка оказалось безрезультатной. Караманлы медлил. На него оказывал давление французский посол в Триполи, убедивший своё правительство использовать собственное влияние в Высокой Порте для того, чтобы расстроить российские планы в отношении Триполитании1.
Наконец, в ходе работы Венского конгресса (1814-1815 гг.) Россия подержала предложения Великобритании, призывавшей покончить со средиземноморским пиратством. Возрастающее значение Средиземного моря в мировой торговле предопределяло объединение усилий европейских держав в их противостоянии правителям североафриканских вилайетов Османской империи и Марокко, заставлявших европейцев выплачивать ежегодную дань за сохранение безопасности судоходства и торговли в средиземноморском .бассейне. Речь шла, в том числе, и о Триполитании, экономика которой в османское время базировалась на караванной торговле через Сахару и на морском пиратстве. Тем не менее, разногласия между Россией и Великобританией по иным аспектам отношений обеих стран с Османской империей предопределили постепенное отступление российской стороны от поддержки намерений Великобритании использовать пиратство и работорговлю как предлог для вмешательства во внутренние дела североафриканских османских провинций и государств. Для России становилось очевидным, что действия
Великобритании направлены, в конечном итоге, на ограничение свободы судоходства а бассейне Средиземного моря1.
История раннего этапа интереса России к Ливии, во многом эпизодическая и не отличавшаяся ярко выраженной целенаправленностью, достаточно очевидно свидетельствовала о том, что включение Трипо-литании и Киренаики в сферу российских внешнеполитических приоритетов оправдывалось более широкими задачами, чем собственно внимание к этим двум североафриканским османским владениям. Россия видела в Ливии лишь предлог для решения стоявших перед ней более конкретных и прагматических задач своей внешней политики. Ими было обеспечение беспрепятственного выходя в Средиземное море в, в этой связи, решение вопросов противостояния османской Турции и достижение взаимопонимания с теми европейскими державами, которые могли помочь России реализовать её собственные внешнеполитические цели. Сложная канва российско-английских и российско-французских отношений становилась уже в XVIII-XIX вв. неотъемлемым фоном, объяснявшим возникновение российского внимания к ливийской проблематике.
Существовал, однако, и ещё один аспект вопросов, связанных с достаточно эпизодическим вниманием Санкт-Петербурга к Триполита-нии и Киренаике. Этот аспект имел прямое отношение к характеру самосознания самой России к Ливии.
Россию действительно интересовали проблемы арабских вилайетов Османской империи. Интерес к ним определялся не только вопросами геополитики, связанными с российско-османским соперничеством на Балканах и задачами достижения постоянного российского военного присутствия в бассейне Средиземного моря. Начало XX в. знаменовало
собой значительное повышения внимания России к установлению торгово-экономических связей империи с теми территориями в составе османской Турции, которые впоследствии стали арабскими государствами Ближнего Востока, включая и Египет. Но, тем не менее, российская внешнеполитическая деятельность в направлении Арабского Востока была ограничена лишь, прежде всего, регионом Азии и, в определённой мере, Египтом. Ливия, как и иные районы арабской Африки, по сути дела, Россию не интересовали. Существующие и сегодня и появившиеся в советское время в российской историографии попытки - отмеченные выше - доказательства существования иных подходов представляют собой не что иное, как определённую, политически окрашенную интерпретацию достаточно разрозненных реальных фактов истории прошлого.
Россия дореволюционного времени обращала своё внимание в сторону арабской Азии прежде всего потому, что в своих отношениях с Османской империей и подвластными ей территориями она отталкивалась от образа наследницы Византии. Здесь, а арабской Азии, в Западной Армении, в африканской Эфиопии и в Египте она обращалась к «осколкам» былого прошлого византийского величия - не всегда бесспорным с точки зрения их конфессиональной принадлежности. В этих «осколках», - а в арабской Азии ими были местные арабоязычные православные общины, - она видела своих естественных контрагентов в борьбе за решение собственных прагматических внешнеполитических задач1. Ни Триполитания, ни Киренаика не имели на своей территории православных общин. Уже в силу этого Россия в своём противостоянии
мусульманской Османской империи, возникшей на обломках Византии, не могла рассчитывать на успешное развитие отношений с этими территориями с точки зрения нахождения в их пределах тех, кого она могла бы рассматривать в качестве своих возможных сторонников.
Изменение парадигмы российской эволюции, последовавшее за октябрьскими революционными событиями 1917 г. и в дальнейшем воплотившееся в Советском Союзе, казалось бы, в огромной степени содействовало расширению рамок интереса нового советского государства к арабскому региону. Если контакты Российской империи с этим регионом должны были учитывать распространение на него юрисдикции стамбульского правительства, то Советская Россия, а в дальнейшем и Советский Союз первоначально устанавливали отношения с действовавшими в пределах их границ политическими силами, отталкиваясь от переходной правовой ситуации государственных образований, возникавших на развалинах Порты. Характер отношений между Советским Союзом и арабскими странами отражал и серьёзные перемены в геополитической структуре мира. На смену классической системе баланса интересов европейских держав, сложившейся в XIX в., после первой мировой войны и российской революции пришла иная геополитическая структура, несшая в себе политико-идеологический раскол мира и, после второй мировой войны, блокового противостояния. Новые геополитические рамки мира наложили отпечаток на все международные отношения новейшей эпохи - от общемировых, как распад колониальной системы, до двусторонних отношений между странами1.
Советский Союз, определявший себя уже не как государство, связанное с определённой конфессией, а как интернационалистское и да лёкое от религии политические образование, последовательно расширял географию своего политического присутствия на Арабском Востоке. В своих отношениях с арабским миром он ставил перед собой значительно более широкий круг задач, активизируя контакты с арабскими странами в области экономики, военных отношений, научно-технического сотрудничества, культуры и образования. Объективно советская политика на Арабском Востоке способствовала переменам в судьбах арабских народов. Она ускоряла распад колониальной системы, содействовала обретению ими подлинной политической независимости. Оказанная Советским Союзом арабским странам экономическая поддержка и сам факт его расширявшегося присутствия в регионе, содействовавший ликвидации монопольного положения там западных держав, облегчили первые и, возможно, самые трудные шаги независимости.
Принципиален, однако, и другой аспект взаимоотношений между Советским Союзом и странами арабского региона. Период между двумя мировыми войнами - 20-е-30-е гг., - ограничивал связей между странами арабского мира и Советским Союзом контактами между советской стороной и политическими силами этих стран. Коммунистическая парадигма советского государства заранее направляла развитие отношений между ним и политическими силами Арабского Востока в сторону сближения, в первую очередь, с теми, кто, как и СССР, провозглашал коммунистический идеал своей стратегической целью. Ими были радикальные национальные революционеры, переходившие под мощным давлением советской стороны на позиции, идентичные советским идеологическим ценностям. Внешняя политика Советского Союза, несмотря на декларировавшийся им полный разрыв с курсом Российской империи, сохраняла в себе структурно аналогичные этому курсу элементы. Важнейшим из них становилась ориентация и опора на
близких контрагентов - коммунистические партии - региона. При всём провозглашавшемся СССР стремлении к поддержке и контактам с национально-освободительными движениями в регионе арабского мира местные компартии должны были, возглавив эти движения или вступив с ними в блоковые отношения, - линия Коммунистического Интернационала в этом вопросе колебалась между этими двумя полюсами тактического действия, - привести их к союзу с центром «революционного обновления» мира.
При этом, отсутствие в той или иной стране арабского региона такого контрагента СССР в значительной степени сужало или вовсе не создавало предпосылок для установления связей между обеими сторонами. Ливия входила в число таких стран. Лишь значительно позже и в результате объективных потребностей расширения собственного присутствия на Арабском Востоке советская идеологическая доктрина выработала понятие «революционной демократии», благодаря которому у советской стороны появлялась возможность придания законности своим контактам с теми арабскими режимами, которые были достаточно далеки от того, чтобы рассматриваться в качестве «коммунистических». В их число был включён и тот, который установлен в Ливии в результате последовавших за революцией 1 сентября 1969 г. изменений в сфере ливийской внешне- и внутриполитической жизни.
Итак, история отношений России и, в дальнейшем, Советского Союза со странами Арабского Востока всё ещё нуждается в реальной необходимости её более детального и конкретного анализа. Сказанное применительно к странам огромного геополитического региона имеет прямое отношение и к одному из его элементов - Ливии и, в равной степени, к вопросам её периодического включения в число приоритетных объектов российской/советской внешней политики. Именно это
обстоятельство и определяет актуальность темы диссертационной работы.
Обращение к рассмотрению тех периодов в эволюции внешнеполитического курса Российской империи/Советского Союза, когда Три-политания и Киренаика/Ливия становилась объектом его повышенного внимания позволяет вычленить в истории этого курса некоторые факторы, обладающие постоянством действия и пронизывающие всю эту историю на протяжении достаточно длительного отрезка времени. Тем самым, появляется возможность в известной мере определить возможные варианты развития взаимоотношений между современной Россией и Ливией, появление которые должно быть подсказано ответами на вопросы, связанные с тем, почему Ливия лишь после 1969 г. стала объектом пристального внимания и интереса со стороны Советского Союза, реально войдя в число его приоритетных региональных партнёров. В конечном итоге, обращение к теме российско/советско-ливийских отношений времени, конечным временным пределом которого стало обретение Ливией политической независимости, должно содействовать выработке нынешней российской и ливийской сторонами широких и реалистических основ взаимодействия ними.
ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ диссертации составляют проблематика, характер и специфические проявления внешнеполитического курса Российской империи и Советского Союза в отношении Ливии в течение периода между концом десятых и началом пятидесятых гг. нынешнего столетия - 24 декабря 1951 г. Ливия была провозглашена независимым государством. Сформулированная таким образом задача исследования включает в себя два чётко определённых аспекта будущего анализа.
Речь, во-первых, идёт о рассмотрении политической линии одной из великих держав своего времени в отношении малой страны, а не
об отношении субъектов политического действия этой страны в отношении Российской империи/Советского Союза. Иная постановка вопроса предполагает и другую схему анализа двусторонних взаимоотношений. Более того, предметом исследования не выступают советско-ливийские отношения после 1969 г., которые исследованы как в Ливии, так и российскими учёными значительно детальнее, чем более ранний этап взаимных контактов. В силу этого обстоятельства этот этап отношений между обеими странами выступает в качестве абсолютно самостоятельного направления научного поиска. При этом, немаловажным фактом, оказавшим значительное воздействие на ход рассуждений автора и те выводы, к которым он пришёл в результате проведённого им исследования, выступало также и то, что он является ливийским гражданином, воспринимающим анализируемые им источники и привлекаемую научную литературу через призму собственного видения специфических интересов своей страны.
Во-вторых, предмет исследования данной диссертационной работы рассматривается на примере трёх ключевых моментов россий-ско/советско-ливийского взаимодействия или превращения Ливии в одно из приоритетных направлений внешней политики Российской империи/Советского Союза. Это, прежде всего, российско-итальянское соглашение Раккониджи, заключённое в конце сентября 1909 г., когда Россия должна была выработать свою позицию в отношении итальянских притязаний на Триполитанию и Киренаику, а также, используя заключённое соглашение, в силу которого Италия более не могла встречать каких-либо препятствий со стороны России с точки зрения её действий в обоих североафриканских вилайетах Османской империи, строить более наступательный курс на Балканах и зоне Проливов. Это, далее, линия Коминтерна на контакты с ливийским национальным движением, его оценка этого движения и, в конечном итоге, анализ деист вительно реальных фактов взаимодействия с этим движением на фоне достаточно широких контактов между Советской Россией/Советским Союзом и Италией, в том числе после прихода к власти в этой стране Муссолини. Наконец, это различные варианты советских предложений в отношении «ливийского вопроса» как части проблемы будущей судьбы итальянских колоний после окончания второй мировой войны, вынесенного на обсуждение Организации Объединённых Наций.
По сути дела, названные выше и поставленные в центр данного диссертационного исследования ключевые моменты выдвижения интереса к Ливии в качестве приоритетного направления российской/советской политики не скрывает главного. Речь идёт о том, что между соответствующими этим моментам временными периодами возникали зияющие провалы полного отсутствия интереса великой державы к её возможному внешнеполитическому партнёру. Принципиально и другое. Период между 1951 и 1969 гг., иными словами, эпоха между получением страной политической самостоятельности и сентябрьской революцией, был также временем почти полного отсутствия каких-либо значительных попыток советской стороны, направленных на установление действительно партнёрских отношений с Ливией, ограничивавшихся тогда лишь формальным дипломатическим признанием. И далее, события 1991 г. в Советском Союзе и последовавшее за ним становление независимой Российской Федерации также приводили к забвению, как уже отмечалось выше, приоритетности связей с Ливией. Сегодняшняя борьба российских политических сил по вопросам, связанным с будущим отношении с Ливией, как и ранее, не может не рассматриваться, по-видимому, лишь как в качестве повода демонстрации большей самостоятельности российской внешней политики после её достаточно длительной ориентированности на ведущие державы современного мира, в первую очередь Соединённые Штаты.
ЦЕЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ заключаются в том, чтобы
- изучить значение ливийского вопроса для российско- итальянского сближения накануне первой мировой войны и внешней политики Российской империи в отношении Османской империи, включая различные аспекты проблемы Проливов, а также возможностей усиления российского влияния в зоне балканских государств. Важным аспектом этого направления работы выступает рассмотрение многообразия контактов между Россией и ведущими европейскими государствами в связи и по поводу итало-турецкой войны за Триполита- нию в 1911-1912 гг.;
- рассмотреть степень и конкретные проявления контактов между Коммунистическим Интернационалом как ведущим инструментом советской внешней политики в странах колониального мира с представителями ливийского национального движения в течение периода 20-30-х гг. Одной из сторон этого направления диссертации является реалистический анализ возможностей создания на территории Ливии того времени коммунистической партии в качестве возможного контрагента контактов между ливийским национальным движением и Советским Союзом. При этом, проблема ливийского направления в деятельности Коминтерна в различных аспектах её проявления - прямые контакты с ливийской стороной, а также их опосредованный вариант, через Итальянскую коммунистическую партию - увязывается в работе с вопросами советско-итальянских межгосударственных отношений как времени до прихода к власти в Италии Муссолини, так и в годы правления там фашистского режима;
- выяснить сущность и этапы развития советской политики по отношению к Ливии после окончания второй мировой войны. В этой связи речь идёт об отношении Советского Союза к вопросу о судьбе этой итальянской колонии после того, как этот вопрос, обсуждавшийся ли дерами стран-участниц антигитлеровской коалиции в Потсдаме, был вынесен на повестку дня вновь созданной Организации Объединённых Наций. Не приходится говорить о том, что данная проблема ставится в контексте как советско-итальянских отношений послевоенного времени, так и в контексте уже начинавшейся в то время «холодной войны», разводившей Советский Союз, с одной стороны, и Соединённые Штаты и Великобританию, с другой, и превращавшей их в соперников по установлению собственной гегемонии в регионе.
НАУЧНАЯ НОВИЗБА диссертации состоит в том, что в ней впервые исследуется достаточно продолжительный период в развитии российских и советских внешнеполитических воззрений на Ливию. В российской и, тем более, в ливийской исторической и политической науках отсутствуют специальные работа, связанные с ливийской проблематикой во внешней политике Российской империи/Советского Союза. Как это не парадоксально, но российские работы в целом, посвященные Ливии, крайне немногочисленны и эпизодичны. Это обстоятельство немедленно бросается в глаза при любых попытках сравнения общего объёма российской научной продукции - вопрос, конечно, в силу известных обстоятельств сегодняшнего дня относится, в первую очередь к времени существования Советского Союза, - относящийся к Ливии с объёмами той же ігоодукции, анализирующей проблематику Сирии или Египта. Это обстоятельство лишь подтверждает уже высказанный ранее тезис о случайности, определявшейся прагматикой иных внешнеполитических интересов, вхождения Ливии в систему российских/советских интересов.
Ливийская историография, анализирующая вопросы взаимоотношений с европейскими державами и США, их ролью в деле становления национальной государственности и её эволюции, лишь изредка проявляет интерес к вопросам, связанным с ролью Российской империи
и Советского Союза в системе внешнеполитических приоритетов страны или контактов между теми или иными ливийскими политическими силами времени колониальной зависимости с представителями официальной России или советского государства. Более того, эти проблемы рассматриваются ливийскими учёными на основе использования ими источников или работ на западноевропейских языках. Попытки обращения к русскоязычным материалам и документам отсутствуют, хотя говорить о незнании русского языка не приходится. Ряд работ российских учёных посвященных Ливии и, прежде всего, наиболее значительная из них и широко документированная монография Н.И. Прошина «История Ливии (конец ХГХ в. - 1969 г.)» была опубликована в Триполи в переводе на арабский язык.
Вопрос, видимо, связан с иными обстоятельствами, которые относятся в равной мере и к российской академической науке. Эти обстоятельства могут быть резюмированы как внутреннее ощущение сути внимания Российской империи/Советского Союза к Ливии как внимания во многом ограниченного, ощущения известной маргинальности каждой из сторон для внешней политики другой. Далеко не случайно в этой связи также и то, что бурная и трагический история ливийского национального движения в годы фашистской оккупации, как и после второй мировой войны, когда в преддверии обретения политической независимости активность политических партий и движений страны достигла апогея, попытки ливийских лидеров установить контакты с Советским Союзом были крайне редки и непродолжительны. В то же время, очевидный взаимный интерес обеих сторон друг к другу после 1 сентября 1969 г., а по сути дела, начавшийся только в середине 70-х гг., был во многом ограничен определёнными аспектами и, вместе с тем, исторически непродолжителен для того, чтобы вызвать к жизни стремление к внимательному и всеобъемлющему изучению друг друга.
Уже очерченные выше ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ диссертации - конец десятых - начало пятидесятых гг. нынешнего столетия -дают возможность поставить вопрос о сущности контактов между обеими сторонами в течение всего периода, предшествовавшего времени произошедших в Ливии радикальных революционных изменений. Акцент на этой эпохе в российской/советской политике в отношении Ливии позволяет в наиболее полном объёме продемонстрировать преемственность российских и советских позиций в отношении другой стороны, вычленив в каждой из этих позиций объединяющие их элементы.
ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ определяется возможностью использовать содержащиеся в ней фактологические данные, результаты проведённого в ней анализа, выводы и оценки в научных и практических целях. В научном плане материалы диссертации могут служить для дальнейшей разработки темы российской/советской внешней политики как в отношении Ливии, так и в целом - государств арабского и африканского миров, что в равной мере относится и к возможности использования этих материалов для разработки темы ливийской внешней политики в отношении России и Советского Союза, а также Российской Федерации. Всё те же материалы диссертации могут применяться в качестве исходных данных при подготовке курсов лекций, составления учебных пособий, служить в определённой степени базой данных, которые ранее не включались в научный оборот на русском языке.
В практическом отношении значимость работы определяется тем, что её материалы и выводы могут быть использованы соответствующими практическими организациями как Российской Федерации, так и Ливийской Джамахирийи, в числе которых, в первую очередь, организациями, занимавшиеся формированием внешней политики обеих стран. Следовало бы заметить в этой связи, что автор работы, создавая
её, стремился выполнить и свой долг ливийского гражданина, способствующего созданию в российском общественном мнении, включая и российские академические круги, благоприятного образа его страны.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА. Источниковедческой базой диссертации стали, прежде всего, материалы российских архивов - Архива внешней политики России (АВПР), Архива внешней политики Российской Федерации (АВПРФ) и Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ)1. Благодаря этим материалам стало возможным получение детальной и точной картины развития внешнеполитического курса как Российской империи, так и Советского Союза в связи с различными этапами эволюции ливийского вопроса в общем контексте европейской и мировой политики в течение исследуемого в работе периода. По сути дела, ливийский исследователь впервые работал в российских архивах, содержащих поистине бесценный материал для более конкретного и целенаправленного понимания пути развития его страны на новейшем этапе её истории.
Для диссертанта были принципиальны изданные в различное время в Москве Народным комиссариатом иностранных дел и Министерством иностранных дел Советского Союза сборники документов, в число которых были включены и тем, которые непосредственно касались разрабатываемой темы. С особым вниманием автор отнёсся к следующим из этих сборников: «Внешняя политика СССР. 1946 г.» и «Внешняя политика СССР. 1947 г.», М. 1952; «Документы внешней политики СССР», последовательно выходившие в свет в течение 1961-1968 гг.; «Материалы по истории франко-русских отношений за 1910-1914 гг.» М., 1922; «Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и Временного правительств. 1878-1917
гг.». М., 1935; «Сборник договоров России с другими государствами. 1856-1917 гг.». М., 1952; «Советский Союз на международных конференциях в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Берлинская-Потсдамская конференция руководителей трёх союзных держав -СССР, США и Великобритании. 1945». М., 1984; «СССР-Италия. 1914-1984 гг.». М, 1963; «СССР и страны Африки. 1946-1962 гг.». М., 1963.
В числе источников диссертации были использованы, в частности, документы ООН. Это относилось, в первую очередь, к «Годовому докладу комиссара ООН в Ливии», вышедшему в свет в Нью-Йорке в 1950 г.
Источником огромной важности для диссертации стала российская дореволюционная пресса, отражавшая различные, существовавшие в то время в российском обществе точки зрения на ход итало-турецкой войны в Триполитании в 1911-1912 гг. и позицию России в связи со складывавшейся в результате этой войны европейской и международной обстановкой. В число использованных автором российских газет и журналов того времени вошли, в частности, «Новое время», «Биржевые ведомости» и «Известия». В определённой мере при работе над диссертацией была использована и итальянская пресса времени 20-х гг., в частности, публикации газеты «Аванти».
Исследования российских авторов, посвященные Ливии, как указывалось ранее, немногочисленны. Тем не менее, для автора было принципиально знание всего объёма тех публикаций, которые были изданы его российскими предшественниками. Важнейшей среди этих исследований является, вне сомнения, широко документированная монография Н.И. Пропійна «История Ливии (конец ХГХ в. - 1969 г.)». Но одновременно в диссертации были использованы работы В.Л. Бодянского и В.З. Шагаля, Д. Иванова и Н. Борисова, М.Н. Иваницкого, КЗ. Кировой, В.Л. Лаврентьева, В.В. Лощина, С.А. Товмасяна, В.М. Федоренко,
В. Шведова и В. Румянцева, а также З.П. Яхимович. Особое место в кругу российских исследователей, связанных с Ливией занимает вышедший в 1996 г. справочник «Современная Ливия», автором которого является А.З. Егорин.
Важную роль в формировании взглядов автора диссертации на исследуемые им проблемы сыграли работы российских авторов, посвященные вопросам развития российско-итальянских и советско-итальянских отношений. Они были важны для него, прежде всего, потому, что раскрывали важнейшую причину эпизодичности обращения российской и советской внепшей политики к Ливии, сравнительную редкость включения ею ливийской проблематики в сферу своих приоритетов. Это было заметно, в частности, в период между двумя войнами, когда Коминтерн лишь в малой степени, по сравнению с другими национально-колониальными проблемами арабского мира, занимался развитием контактов с ливийскими патриотами. Одновременно, советско-итальянские отношения, в том числе и после прихода к власти Муссолини, проводившего курс на «повторное возвращение в Африку», переживали время беспрецедентного подъёма. В числе работ российских итальянистов автора интересовали, в частности, труды Е.В. Дворецкого, а также И.А. Хормач.
Круг арабоязычных, в первую очередь, ливийских авторов, работы которых представляли немалый интерес для автора диссертации, значительно шире. Это объяснимо и понятно, поскольку в данном случае речь идёт об исследовании кардинальных для Ливии и, в силу этого, для арабского мира проблем противостояния внепшей колониальной экспансии и, в дальнейшем, путей обретения одной из стран Арабского Востока национальной независимости. Тем не менее среди арабоязычных работ, привлечённых в качестве научной литературы, отсут ствуют исследования, специально разрабатывавшие проблематику российской политики в отношении Ливии.
В трудах М. Аль-Арфава, А.-М.Х. Аль-Бури, Х.М. Ат-Талиси, А.-М.С. Аль-Харира, А. Сайда, М. Аш-Шунейти, С. Хакима, Н. Зияде, М. Шалаби, Х.С. Махмуда рассматриваются, в первую очередь, проблемы развития ливийского национального движения в период между двумя мировыми войнами, а также проблемы, связанные с ходом развития событий вокруг ливийского вопроса, вынесенного после окончания второй мировой войны на обсуждение ООН. Тем не менее, даже не являясь специальными работами по проблеме Ливии в международных отношениях начала - первой половины XX столетия, они становились необходимым для автора диссертации подспорьем в силу того, что благодаря им он мог видеть внутренний фон развития международной борьбы за установление европейской гегемонии над Триполитанией и Ки-ренаикой, а, в дальнейшем, за вытеснение Италии из её североафриканских владений. Возможность анализа политики великих держав в отношении Ливии, прежде всего России и Советского Союза, без обращения к эволюции внутриливийской ситуации была бы практически невозможна.
От внимания автора диссертации не ушли некоторые, как ему представляется, наиболее важные работы европейских и американских авторов, касающиеся новейшей истории Ливии. Они использовались им как на языках оригинала, так и в переводе на арабский язык. Разумеется, произведения итальянских политических деятелей и исследователей занимали среди них основное место. Речь шла, в данном случае, о работе главнокомандующего итальянскими войсками в Ливии а начале 30-х гг. Р. Грациани «Умиротворённая Киренаика», которая в определённом аспекте может рассматриваться в качестве одного из важнейших источников по новейшей истории Ливии. Значимость источника по
проблемам новой и новейшей Ливии имеют также и мемуары известного итальянского политического деятеля Дж. Джоллитти, изданные в Триполи под названием «Военные и политические секреты войны в Ливии в 1911-1912 гг.». Но, одновременно, автор использовал в своей диссертации труды Дж. Ассана, Ф. Бандини, А. Дель Боко, Дж. Росси, темы анализа которых имеют прямое отношение к различным сторонам итальянской экспансии в Северной Африке, а также итальянской позиции времени после окончания второй мировой войны в отношении независимости Ливии.
Англоязычные - английские и американские - работы также вошли в круг интересов автора диссертации. Речь, прежде всего, шла о произведениях У. Эскью, М. Кадури, Дж. Лава, Г. Серрано и Дж. Райта, рассматривающих проблематику американской и английской политики в отношении колониальной Ливии и Ливии на пути к обретению независимости.
АПРОБАЦИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ ИССЛЕДОВАНИЯ. В своём окончательном варианте диссертация обсуждалась на кафедре политологии Востока Института стран Азии и Африки при МГУ. Она получила положительную оценку и была рекомендована к защите. Основные результаты исследования были изложены автором в ходе Ломоносовских чтений в ИСАА при МГУ (1996 г.), а также Снесаревских чтений, организованных ИВ РАН и ИСАА при МГУ (1997 г.). Они были также отражены в публикациях автора - «Итало-турецкая война 1911-1912 гг. в российских архивных источниках» в: Вестник МГУ. Серия 13. Востоковедение», М., № 3, 1997; «Советский Союз и ливийский вопрос после второй мировой войны» в: «Страны Ближнего Востока (актуальные проблемы современности и история)». М., 1998 ; «Ливия в архивах Коминтерна» (в печати).
Ливия и российско-итальянские отношения. Договор Раккониджи
Ливия и российско-итальянские отношения. Договор Раккониджи. Развитие событий в балканском регионе, важнейшим из которых становилось осуществлённая Австро-Венгрией в октябре 1909 г. аннексия Боснии и Герцеговины, становилась формальным поводом российско-итальянского сближения. Обе стороны объединяло болезненное восприятие действий третьей державы, рассматривавшихся и в Риме и в Санкт-Петербурге как открытое стремление с изменению соотношения сил на Балканах.
Боснийскому кризису предшествовала встреча российского и итальянского послов в Париже Извольского и Титтони, состоявшаяся 29 сентября 1909 г. в итальянском городе Дрио. В ходе встречи были выработаны основные положения соглашения между обеими странами, получившего впоследствии название «договор Раккониджи». Его целью становилось противодействие австро-венгерскому усилению на Балканах. При этом, во время переговоров обеих послов тема Триполитании и Киренаики ещё не поднималась, учитывая, что она формально не была связана с проблемами балканского региона. Возможно, однако, что вопрос об обеих североафриканских провинциях Османской империи и ставился, но не в связи с балканской ситуацией, на что косвенно указывали итальянские газеты того времени, сообщавшие, что российско-итальянские двусторонние отношения переживают эпоху значительного улучшения, предполагающего вероятность достижения соглашения об учёте взаимных интересов сторон как на Балканах, так и в районе Средиземного моря2. Дальнейшая эволюция контактов между обеими странами подтверждала справедливость этих предположений.
23 октября 1909 г. в ходе своего визита в Италию царь Николай П прибыл в порт Раккониджи, где его встречал король Виктор-Эммануил Ш. На следующий день в обстановке полной секретности оба монарха подписали договор, целью которого становилась координация действий обоих государств по сохранению статус-кво на Балканах и, в частности, недопущению дальнейшей экспансии Австро-Венгрии в регионе. По
26словам Извольского, «соглашение с Италией, равно как и согласованные действия России и балканских государств, может быть хорошей гарантией против новых территориальных поползновений Австро-Венгрии и упрочения политического влияния России на Балканах»
Тем не менее, договор Раккониджи имел значительно более широкую, не ограничивавшуюся лишь балканской проблематикой, сферу действия. Титтони, один из участников его согласования, учитывая стремление России установить собственный контроль над Босфором и Дарданеллами, смог заручиться поддержкой Санкт-Петербурга будущих действия Италии в Триполитании и Киренаике в обмен на обязательство своего правительства поддержать любое российское предло-жение в отношении Проливов . Пятый пункт договора Раккониджи гласил: «Италия и Россия обязуются относиться благожелательно, первая -к российским интересам в вопросе о Проливах, вторая - к интересам Италии в Триполитании и Киренаике» .
Обе стороны, подписавшие договор Ракккониджи, получали существенные, что, однако, вовсе не означало, что в дальнейшем они будут реализованы, выгоды, вытекавшие из развития процесса их сближения. Россия укрепляла свои позиции на Балканах и, прежде всего, в славянских государствах этого региона. Её официальные круги считали, что заключение договора с Италией подрывает позиции Тройственного союза - блока Германии, Австро-Венгрии и Италии. Недаром, российские газеты, комментируя ход контактов с Италией, подчёркивали, что эта страна выступает в качестве «самого слабого звена Тройственного союза»1. Наконец, что было наиболее значимо для России, - она, по сути дела, впервые получала признание свободы собственных действий в Проливах со стороны одной из европейских держав. Союзники России по Антанте - Великобритания и Франция - признали российские притязания на эту часть территории Османской империи значительно позже. Триполитания и Киренаика лишь в малой степени интересовали официальный Санкт-Петербург. Безоговорочное признание Россией этих османских провинций зоной итальянских интересов было призвано решить наиболее принципиальную задачу российской внешней политики на её восточном направлении - ускорить распад Османской империи, что в то время не отвечало ни интересам Германии - ведущего союзника Италии, ни, что в гораздо большей степени затрагивало Россию, - Великобритании.
Отношение России к итало-турецкой войне 1911-1912 гг
Российско-итальянский договор Раккониджи, разграничивавший сферу интересов обеих стран в отношении Османской империи, содействовал тому, что Россия, по сути дела, первой из европейских стран выразила поддержку действиям Италии в Триполитании и Киренаике. При этом, её позиция определялась важным условием, - Италия должна была выполнять свои обязательства в отношении Балкан. Эти обязательства были подтверждены итальянским правительством, считавшим, исходя из оценок своих военных специалистов, что военные действия на территории Ливии не будут продолжительными. Тем не менее, уже в начале военных действий стало ясно, что итальянская армия не сможет выполнить возложенные на неё задачи в кратчайшие сроки.
Итало-турецкая война 1911-1912 гг. приводила и к иным, ранее не предполагавшимся последствиям. Её прямым результатом становилось углубление противоречий между европейскими державами, объединёнными двумя блоками - Тройственным союзом и Тройственным согласием. Союзнические отношения между Италией, с одной стороны, Германией и Австро-Венгрией, с другой, предполагали поддержку ими своего союзника против османской Турции. Реальность же доказывала обратное. Стремление Германии сохранить Италию в числе участников Тройственного союза ни в коей мере не соответствовало её задаче стремлению и в дальнейшем поддерживать тесные политические и экономические связи с Османской империей.
Антанта эффективно использовала сложившуюся ситуацию для углубления разногласий между членами Тройственного союза. 19 сен тября 1911 г. английский министр иностранных дел лорд Грей заявил, что «если Турция попросит нас о помощи в урегулировании конфликта с Италией, то Лондон должен посоветовать обоим государствам обратиться к Германии и Австрии как союзникам Италии. Для нас и для Франции очень важно не выступать в это время против Италии»1. Турция понимала эти цели, но она не сумела воспользоваться плодами дружбы с Германией и поэтому обратилась к России, будучи уверенной, что именно Россия является наиболее приемлемой страной для урегулирования конфликта с Италией.
Однако позиция России развеяла надежды Турции. Министр иностранных дел России Нератов заявил, что он может только обсудить этот вопрос с его итальянским коллегой Сан-Джулиано, добавив, что трудности Италии в Северной Африке могут привести к ослаблению итальянского влияния на Балканах2. Позиция России демонстрировала её прямую заинтересованность в том, чтобы поддерживая итальянские притязания на Триполитанию и Киренаику, исключить возможность действий своего партнёра по договору Раккониджи на Балканах. Тем самым, она получила большую свободу собственных действий в этом регионе.
Балканы становились, в этой связи, важнейшим направлением российской внешней политики того времени. Российский посол в Париже писал Нератову: «Если бы оказалось возможным локализовать турецко-итальянское столкновение из-за Триполи, то следует признать, что подобное событие было бы для нас безусловно выгодно: оно поставило бы в крайне затруднительное положение Германию и весь Тройственный союз и доказало бы Турции ошибочность её политики недове рия к нам и державам Тройственного согласия. Опасность заключается, очевидно, лишь в том, что сказанное столкновение способно отразиться на общем положении Балканского полуострова»1. Эту позицию подтверждала и российская пресса, которая весьма откровенно писала: «Триполи нас не интересует, нам Африка не нужна, она интересна нашему союзнику - Франции. Другое дело, если война перекинется на Балканы. Тогда мы посмотрим»2.
Нет сомнения в том, что Россия прилагала все усилия к тому, чтобы борьба между Турцией и Италией ограничивалась территорией Ливии. Она, в первую очередь, не позволяла другим государствам на Балканах использовать эту борьбу в своих интересах. Россия доказала это тем, что оказывала сильное политическое противодействие националистическим и экспансионистским устремлениям Болгарии, Сербии и Черногории, подтверждая тем самым, что она воспользуется ситуацией и начнёт войну за свои национальные интересы, если возникнет угроза безопасности османских владений в Европе в случае расширения зоны военных действий.
Ливия в условиях итальянской оккупации: национальное движение в новых исторических условиях
Итальянская оккупация Ливии и последовавшая за ней эпоха внутренних расколов в рядах местных традиционных лидеров ни в коей мере не означали, однако, невозможности последующей консолидации национального движения. Тем не менее, различие ориентации в рядах ливийской знати, колебавшихся от необходимости сохранения контактов с османскими властями до сотрудничества с итальянской администрацией, от прекращения сопротивления до продолжения вооружённой борьбы с захватчиками, в немалой степени способствовало тому, что к августу 1914 г. итальянской армии удалось не только полностью овладеть Триполитанией, но и установить своё господство над югом Ливии - провинцией Феццан.
Однако, положение начало стремительно меняться уже весной 1915 г. 28 апреля 1915 г. итальянская армия была разбита в битве при Кардабийе. К концу лета наступление ливийский патриотов привело к тому, что итальянская администрация контролировала лишь побережье страны - города Хумс, порт Каср Ахмед, Таджуру и Триполи1. Освобождение почти всей территории Ливии подталкивало лидеров национального движения к более чёткому определению приоритетов собственных действий. 16 ноября 1918 г. в Мислате было проведено совещание национальных лидеров, большинство из которых являлось руководителями антиитальянских военных операций. Его участники пришли к соглашению о создании в Триполитании объединённого национального фронта и формируемого им правительства. Два дня спустя было провозглашено создание Триполитанской республики. Республиканское правительство направило ноту правительствам Англии, Франции, США и Италии, в которой извещало их о возникновении нового государства и о целях, которые оно стремится осуществить в своих политических границах, а также призывало итальянское правительство начать переговоры, чтобы устранить все причины, вынуждающие триполитанское правительство продолжать войну ради достижения своих целей1.
Коренное изменение ситуации в Триполитании отнюдь не означало отказа итальянских властей от ставившихся ими целей сохранения своего господства над этой территорией. Менялась лишь тактика их действий, - вместо ведения широкомасштабных военных операций администрация колониальной державы начинала прибегать к более гибким методам противостояния национальному движению. Сосредоточив только в районе Триполи до 70 тыс. солдат, итальянские власти вступили в переговоры с лидерами Триполитанской республики2. Италия нуждалась в передышке. Этого требовали её значительные потери в ходе первой мировой войны, резкое ухудшение социально-экономического положения и, наконец, кризисное состояние внутриполитической обстановки. Усиление левых сил сопровождалось ростом влияния фашистской оппозиции.
Начавшиеся в 1919 г. итало-триполитанские переговоры были в целом завершено 21 апреля того же года, когда было подписано соглашение о прекращении огня и заключении мира. Достигнутое сторонами соглашение предполагало, что итальянские власти разработают конституцию Триполитанской республики, гарантирующую гражданские и политические права её жителей. Соглашение, вместе с тем, отнюдь не включало в себя положения о признании Италией независимого статуса Триполитанской республики. Тем более, в нём не шла речь и об отношении колониальной державы к Киренаике и Феццану1.
В ноябре 1920 г., убедившись, что Италия не спешит выполнять взятые ею обязательства в отношении Триполитании, в г. Гарьяне было проведено совещание всех национальных лидеров республики, включая и те районы, которые находились под итальянской оккупацией. Важнейшими итогами этого совещания стало создание временного правительства республики - «центрального органа реформ» - во главе с А. Аль-Мурайидом и формирование делегации для переговоров с представителями итальянского правительства в Риме. Тем не менее, было существенно и другое. Лидеры Триполитании впервые согласились объединить свои усилия с сенуситами Киренаики в общей борьбе за независимость единой Ливии, возглавляемой правителем-мусульманином. Последующее развитие событий привело к тому, что в ноябре 1922 г. лидер сенуситов Идрис ас-Сенуси принёс присягу в качестве эмира Триполитании и Киренаики
Ливийский вопрос в контактах между державами-участницами антигитлеровской коалиции в первые году после окончания второй мировой войны
Вопрос о судьбе итальянских колоний, одной из которых была Ливия, был впервые поставлен в ходе состоявшейся в июле-августе 1945 г. Потсдамской конференции глав стран-участниц антигитлеровской коалиции - Великобритании, СССР и США. Инициатива его выдвижения принадлежала И.В. Сталину.
После того, как лидеры трёх стран-участниц конференции достигли договорённости о необходимости установления международного мира и обсуждения вопросов опеки, мандатов и последствий войны в ООН, Сталин, ссылаясь на заявления члена британской палаты общин Э. Идена, отмечавшего, что «Италия навсегда потеряла свои колонии», задал своим коллегам вопрос: «Кто так решил? И если Италия потеряла свои колонии, то к кому перейдёт её собственность?»
Вопрос, поставленный советским лидером, предполагал, как казалось в то время, что удалённость итальянских колоний от советской территории не означала, что СССР безоговорочно оставит их своим партнёрам по антигитлеровской коалиции. Лидеры стран Запада должны были увидеть в вопросах Сталина и увидели в них наличие у своего союзника, который во всё большей степени превращался в их очевидного соперника, стратегических интересов не менее масштабных, чем интересы западных стран. Речь шла о реально выраженном стремлении советской стороны оказывать соответствующее его новой, приобретённой в итоге второй мировой войны роли в международных отношениях воздействие на ход событий в восточном Средиземноморье. Не приходится говорить, что такого рода развитие ситуации ни в коей мере не могло устраивать западные страны.
Ответ Черчилля был однозначен: «Я могу на это ответить, что постоянными усилиями, большими и исключительными потерями британская армия одна завоевала эти колонии». Реплика Сталина была, однако, не менее решительна: «А Берлин взяла Красная Армия»2. Он предлагал компромисс, но, что было естественно, Запад не был к нему готов. При этом, было очевидно, что речь шла не только о его нежелании пойти на уступки Советскому Союзу, но и об отсутствии англо-американских договорённостей по проблеме итальянских колоний. Реакция Черчилля на заявление Сталина была недостаточно последовательна и, в определённой степени, сумбурна.
Реагируя на замечания Сталина, английский премьер-министр подчёркивал: «Мы не стремимся приобретать новые владения в результате этой войны, несмотря на понесённые нами огромные потери. Что касается высказывания господина Идена об окончательной утрате Италией её колоний, то это не означает, что Италия не имеет права вернуться в эти колонии». И далее он добавлял: «Это не исключает обсуждения проблемы в целом во время подготовки договора о мире с Италией».
Дальнейший ход дискуссии по обсуждаемому вопросу и, в частности после внесения Советским Союзом предложения о вынесении проблемы будущей судьбы итальянских колоний на обсуждение совета министров иностранных дел стран-победительниц показывал, что Великобритания во всё большей мере склоняется к идее возвращения Италии её бывших североафриканских владений. Черчилль заявлял в этой связи: «Должен сказать, что когда я посетил Триполитанию и Ки-ренаику, я видел работу, проделанную итальянцами по подъёму и обработке земель. Она замечательна, несмотря на тяжёлые условия. Я хочу сказать, что, хотя мы не стоим за то, чтобы возвратить Италии её африканские колонии, в настоящее время все эти колонии находятся в наших руках. Кто хочет их иметь? Если есть за этим столом претенденты на эти колонии, было бы хорошо, чтобы они высказались»
