Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Становление лингвокультурологического подхода к анализу языковых единиц 12
1. Взаимодействие языка и культуры (к проблеме лингвокультурологического анализа) 12
2. Знаково-символический аспект моды в контексте истории культуры и языка (отношение «слово — вещь — человек») 31
3. Лексико-семантические и тематические группы как объект системного исследования лексики. Полевой принцип систематизации лексики 44
Выводы по первой главе 60
Глава II. Лингвокультурологический анализ номинаций одежды в немецком языке (синхронно- диахронный аспект) 64
1. Структура лексико-семантической группы «Mantel— Карре — Miitze» 65
2. Структура лексико-семантической группы «Rock — Hemd — Wat — Gewand -Kleid- Warns» 78
3. Структура лексико-семантической группы «Bruoch — Hose - Strumpf — Socke — Schuh — Stiefel» 119
Выводы по второй главе 156
Заключение 165
Список использованной литературы 169
Список лексикографических источников 186
Список источников internet 188
- Взаимодействие языка и культуры (к проблеме лингвокультурологического анализа)
- Знаково-символический аспект моды в контексте истории культуры и языка (отношение «слово — вещь — человек»)
- Структура лексико-семантической группы «Mantel— Карре — Miitze»
- Структура лексико-семантической группы «Rock — Hemd — Wat — Gewand -Kleid- Warns»
Введение к работе
Рефереруемое диссертационное исследование посвящено анализу процесса становления диахронической полисемии названий предметов одежды в немецком языке. Диахроническая полисемия в сравнительно-историческом языкознании трактуется как поэтапная культурно обусловленная смена денотативной соотнесенности слов, полиреферентность которых актуальна и в настоящее время – при ознакомлении с историческими памятниками, исторической и специальной научной литературой, а также при переводе и межкультурной коммуникации с носителями инофонной лингвокультуры (Й. Трир, В. Вартбург, Р. Халлиг и др.).
В основу исследования положена гипотеза о системном характере исторического развития семантической структуры конкретных имен в составе лексико-семантических групп и о доминирующей роли культурологического фактора, обусловливающего изменения культурных предметов и соответственно значений обозначающих их слов на последовательных синхронных срезах истории языка и культуры немецкого этносоциума.
Актуальность работы. Современный этап развития лингвистической науки характеризуется интенсивным изучением взаимодействия «язык-культура», «слово-вещь», направленным на выявление национально-культурной специфики (лексического фона, национальной коннотации) номинативных единиц, дающих представление об определенных фрагментах национальной картины мира. Актуальным в современной лингвистике является комплексный подход к объекту исследования на основании принципов антропоцентризма, системности и историзма. Лингвистика, изучая человеческий фактор в языке, опирается на данные смежных наук, занимающихся проблемами человека, общества и языка, и развивает целый ряд новых направлений междисциплинарного характера, к числу которых относится и лингвокультурологический подход, для которого важнейшим является анализ отношения языковой системы и этнокультурной среды, т.е. системности как языка, так и культуры в их взаимодействии и взаимовлиянии: построение лексем в системные объединения зависит от отношения понятий, которые, в свою очередь, определяются отношением человека к этим предметам, оценкой их значимости для него в его практической деятельности. Таким образом, язык как организатор нашего опыта создает системы лексем, отражающих системные отношения вещей: так, процесс синонимизации слов и вещей, обретающих сходные семантические и символические смыслы, ведет к объединению слов в лексико-семантические группы, отражающие отношения денотатов в рамках вещного пласта структуры мира, а изменения структуры мира ведут к изменению сетки отношений между рядами вещей и рядами слов, определяя направление диахронического развития семантической структуры лексем и полевой структуры лексико-семантической группы в целом (Э. Бенвенист, Ю.С. Степанов, А. Соломоник, В.Н. Топоров, О.Н. Трубачев, Й Трир и др.). Именно в этом направлении осуществляется анализ немецких номинаций одежды, исследуемых в синхронно-диахронном аспекте.
Объект исследования: наименования предметов одежды, восходящие к общегерманскому и древненемецкому периодам и объединяемые в лексико-семантические группы (ЛСГ) на основании близости или общности своих первичных значений (обусловленных сходством функций и «конструкции» обозначаемых культурных предметов) и своего концептуального содержания: «Mantel– Kappe – Mtze», «Rock – Hemd – Wat – Gewand – Kleid – Wams», «Bruoch – Hose – Strumpf – Socke – Schuh – Stiefel».
Предмет исследования: структура семантического поля анализируемых ЛСГ на различных синхронных срезах истории немецкого языка и культуры; перераспределение значений между членами ЛСГ в синхронно-диахронном аспекте.
Цель исследования: анализ лексико-семантических групп тематической сферы «Одежда» с позиций теории диахронических полей (Й. Трир): выявление структуры исходных семантических полей ЛСГ и общих тенденций развития с учетом взаимодействия лингвистических и культурологических факторов.
Задачи исследования:
-
Ознакомление с историей становления моды и ее социально-семиотической знаковостью в различные исторические периоды развития немецкой культуры.
-
Систематизация лексико-семантических групп тематической сферы «Одежда» на основании учета общности или близости функций и/или конструкции (модели) обозначаемых ими денотатов (предметов одежды).
-
Этимологическая характеристика каждой из лексем в рамках ЛСГ: анализ мотивационного (номинативного) признака, первичного значения лексемы и характера обозначаемого ею культурного предмета (предмета одежды).
-
Выявление культурно обусловленной диахронической полисемии для членов каждой ЛСГ.
-
Реконструкция структуры семантического поля каждой ЛСГ в горизонтальном измерении (Й. Трир), т.е. на различных срезах истории языка и культуры.
-
Анализ структуры каждого семантического поля в вертикальном измерении (Й. Трир), т.е. в плане диахронического динамического развития ЛСГ с целью выявления:
а) случаев пересекаемости полей (одновременного присутствия некоторых лексем с разными значениями в двух различных полях);
б) случаев перехода лексем из одного поля в другое в рамках тематической группы «Одежда»;
в) общей тенденции их развития в диахроническом аспекте (в плане изменения как лексического состава ЛСГ, так и типа полевой структуры).
Теоретическую основу исследования составили труды отечественных и зарубежных исследователей по проблемам
лингвокультурологии (Э. Бенвенист, Е.М. Верещагин, В.В. Воробьев, Ю.Н. Караулов, Г.Д. Костомаров, С.А. Кошарная, В.А. Маслова, З.Д. Попова, В.И. Постовалова, А.Д. Райхштейн, И.А. Стернин, В.Н. Телия, С.Г. Тер-Минасова, Ю.С. Степанов);
семиотики (Р. Барт, А.Б. Гофман, Т.М. Дридзе);
теории лексико-семантических групп, понятийных и лексико-семантических полей (Л. Вайсгербер, В.В. Виноградов, Г. Ипсен, Ю.Н. Караулов, В.И. Кодухов, Э.В. Кузнецова, Й. Трир, Ф.П. Филин, Р. Хоберг);
исторической лексикологии (О. Бехагель, Э. Вассерциэр, В.В. Виноградов, Я. Гримм, Ф. Клуге, М. Лексер, Г. Пауль, О.Н. Трубачев);
истории моды и костюма (Г. Вейс, К. Висневски, Ф. Готтенрот, М.Н. Мерцалова, Э. Тиль).
Материал исследования. Исследование проводилось на материале лексикографических источников (лингвокультурологических, этимологических и толковых словарей) и монографий по истории костюма и моды. Материал исследования составляют более 400 лексических единиц и более 2000 контекстов употребления анализируемых лексем. В качестве критерия отбора исходного материала, систематизируемого в рамках трех ЛСГ, включающих номинации одежды, был избран фактор принадлежности лексических единиц к тематической группе «Одежда» на основании своих первичных, исходных значений. Вместе с тем учитывались номинации более поздних периодов, как новообразования, так и заимствования, которые после некоторой конкуренции с древнейшим лексическим составом ЛСГ обретают в поле лексико-семантической группы свой определенный статус (преимущественно в функции обозначения видовых понятий).
Методы и приемы исследования. В основу работы были положены приемы исторической реконструкции, характерные для сравнительно-исторического метода, а также методы и приемы, способствующие реализации лингвокультурологического подхода к анализу исследуемого материала:
прием внутренней реконструкции (выявление первичного значения номинации и лежащего в ее основе мотивационного признака), прием «процессуальной» реконструкции (выявление динамики развития семантической структуры слова в диахроническом аспекте), прием культурно-исторической интерпретации (выявление этапов развития значения слова в сопоставлении с изменениями обозначаемых ими культурных предметов), системно-полевой метод (выявление структуры поля ЛСГ на различных синхронных срезах), матричный анализ (систематизация значений всех членов ЛСГ, отражающая взаимодействие их семантики на синхронных срезах истории языка и культуры и развитие структуры поля в диахроническом аспекте).
Новизна исследования. Феномен одежды широко исследуется в XIX-XX вв. в плане выявления социосемиотической знаковости культурных предметов и анализа «языка» моды как знаковой системы в рамках работ по философии, социологии и культурологии. В лингвистике и лингвокультурологии названия предметов одежды рассматриваются прежде всего в плане выявления способов словообразования и путей адаптации заимствованных слов. Настоящее диссертационное исследование является первым опытом применения диахронических семантических полей к изучению номинаций одежды немецкого языка в рамках лексико-семантических групп тематической сферы «Одежда» на основании комплексного применения этимологического, историко-лексикологического и лингвокультурологического анализа семантической структуры лексических единиц в их взаимодействии и взаимном историческом развитии, с реализацией принципа системности и социокультурной обусловленности языка. В работе предпринята попытка моделирования семантических полей в историко-динамическом развитии с помощью матриц, сочетающих горизонтальные (синхронные) и вертикальные (диахронные) состояния смысловой структуры анализируемых ЛСГ и отражающих вместе с тем семантическое развитие каждой лексемы в составе лексико-семантических групп.
Проведенное исследование позволяет вынести на защиту следующие положения:
1. Анализируемые лексико-семантические группы тематической сферы «Одежда» представляют собой системные образования, конституенты которых, объединяемые на основе близости их исходных (первичных) лексических значений, с позиций синхронно-диахронного подхода обнаруживают ярко выраженную диахроническую полисемию (изменение значений на различных синхронных срезах истории языка и культуры).
2. Доминирующим фактором в процессе изменения предметно-понятийной соотнесенности лексем является экстралингвистический, культурологический фактор: изменение формы (конструкции, модели) и функции (утилитарно-прагматической, эстетической, социально-семиотической, «социально-дискурсивной») обозначаемого культурного предмета.
3. Изменение денотативной соотнесенности лексем осуществляется не в рамках семантической структуры изолированного слова, а в составе ЛСГ, в процессе перераспределения значений конституентов, вплоть до выхода некоторых лексем из состава одной ЛСГ и перехода в другую ЛСГ, следствием чего является переструктурирование семантического пространства обеих лексических группировок.
4. В плане перераспределения статуса лексем в структуре семантических полей ЛСГ имеют место следующие тенденции развития:
а) обретение одной из лексем обобщенно-родового значения (статуса гиперонима) и переход других лексем ЛСГ, в том числе и более поздних номинаций, в разряд видовых номинаций (гипонимов);
б) изменение денотативного значения, обусловливающее переход ряда лексем в другую лексико-семантическую группу;
в) варьирование сигнификативного значения и культурной коннотации номинаций одежды в исторической перспективе (социально-семиотическая «знаковость» и эмоционально-оценочные характеристики, сохраняющиеся до настоящего времени в составе фразеологизмов, восходящих к различным историческим эпохам).
5. Среди новообразований тематической сферы «Одежда», в рамках анализируемых ЛСГ, в более поздние исторические периоды преобладают сложные слова, создаваемые прежде всего на базе родовых понятий в функции детермината, в то время как детерминант конкретизирует видовую характеристику обозначаемого культурного предмета. В качестве детерминирующего (мотивационного) признака могут выступать обозначения модели изделия, его целевого назначения, материала, автора модели либо материала, первого владельца соответствующего культурного предмета, города, в котором была изготовлена модель одежды или ткань. Некоторые номинации носят эмоционально-оценочный (шутливый, ироничный, саркастический) оттенок.
Заимствования более поздних эпох обычно обретают статус гипонимов (обозначений видовых понятий).
6. Анализируемые ЛСГ обнаруживают тенденцию развития структуры семантического поля от мозаики близкородственных понятий (отношений интердепенденции) к иерархической структуре моно- или полицентрического характера с родовыми понятиями, конституирующими ядро поля (или его микрополей) и видовыми понятиями, составляющими ближнюю и дальнюю периферию поля (либо его микрополей).
Теоретическая значимость работы заключается в том, что комплексный анализ лексем с учетом этимологической, историко-лексикологической и культурологической линий их семантического развития в составе ЛСГ вносит определенный вклад в методику лингвокультурологического исследования лексических единиц и полевого структурирования лексических систем в синхронно-диахронном аспекте.
Практическая значимость работы заключается в прикладном значении материалов исследования для лексикографической практики (разработка лингвокультурологического словаря по теме «Мода»), для методики преподавания немецкого языка как иностранного и для использования в рамках вузовских курсов по истории языка, лингвокультурологии, межкультурной коммуникации, теории и практике перевода.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования излагались на заседаниях кафедры немецкого языка, а также были представлены в докладах на международных и региональных научных конференциях: «Системное и асистемное в языке и речи» (г. Иркутск, 10 – 13 сентября 2007 г.), «Социокультурные проблемы перевода» (г. Воронеж, 22 - 24 ноября 2007 г.), «Филология и культура» (г. Тамбов, 14-16 октября 2009 г.). По проблемам диссертации опубликовано 7 статей общим объемом 4,5 п.л., в том числе 2 работы в журналах, рекомендованных ВАК РФ и 1 статья в специализированном рецензируемом научном журнале.
Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, Списка использованной литературы, включающей 181 источник (в том числе 37 на иностранных языках), Списка лексикографических источников, Списка источников сети Интернет.
Взаимодействие языка и культуры (к проблеме лингвокультурологического анализа)
Язык является бесценным хранилищем культуры и истории людей. Мир воспринимается, интерпретируется и категоризируется через призму культуры того или иного этноса, манифестируясь в языке. Культура как результат процесса освоения человеком действительности формирует национальную специфику языка: «в нём, как в зеркале, непосредственно отражаются различные модели «видения мира», характерные для отдельных человеческих коллективов на протяжении их истории, а тем самым и различные возможности формирования и развития языковых значений и форм» [Маковский 1996: 16]. Таким образом, язык есть важнейшее средство не только общения и выражения мысли, но и аккумуляции знаний культуры. Будучи творением народа, культура как система материальных и духовных ценностей определенного народа является прежде всего национальной, однако наряду со специфическими, этнокультурными, она содержит и элементы «общечеловеческие» (универсальные, интернациональные). Как язык, так и культура — категории исторические: они представляют собой результат длительного развития народа, его общества, его традиций, вкусов, привычек, определенного мировосприятия и т.п., и все это так или иначе находит свое отражение в языке; приобщаться к богатствам культуры люди могут лишь с помощью языка [Воробьев 1997: 21-23].
Взаимосвязь языка и культуры традиционно является предметом многих наук: философии, социологии, этнокультурологии, этнопсихологии, семиотики, социолингвистики и мн. др. В рамках данных наук язык и культура трактуются как самостоятельные (но взаимосвязанные) знаковые системы, при этом исследование языка осуществляется «от культуры (и социума)»: он рассматривается как феномен культуры, социальный фактор, и в его анализе доминируют проблемы становления языка в «доисторическую» эпоху (в сопоставлении с языками современных «примитивных» народов), его развитие и использование в качестве средства коммуникации в рамках различных социальных групп общества, его роль в качестве культурных символов и знаков [Там же: 12-13]. Вместе с тем в современном языкознании (особенно активно — со второй половины XX в.), в связи с проблемами интеркоммуникации (общения с носителями иных культур и языков), усиливается интерес к национальной специфике вербальных и авербальных средств коммуникации, к национально-специфическим компонентам семантики языковых единиц, т.е. к анализу соотношения культуры и языка, исходя из языка, «от языка», что прежде всего характерно для таких наук, как этнолингвистика, лингвостра-новедение, лингвокультурология, когнитивная лингвистика, теория межкультурной коммуникации, переводоведение.
Остановимся коротко на становлении лингвокультурологического подхода к анализу языка и культуры в их взаимодействии.
Впервые положение о взаимосвязи языка, культуры и национальной личности выдвигает в XIX в. создатель теории общего языкознания («философии языка») В. Фон Гумбольдт, теоретически обосновавший в процессе анализа отношения «язык - мышление — культура» обусловленность национального своеобразия языков специфическим духовным складом (Geistes-gesinnung, Intellektualitat) каждой народности и нации [Humboldt 1836: 12], который исторически формирует определённое национальное мировоззрение и национальный образ мышления (Weltansicht, Denkweise, Sinnesart), т.е. национальную картину мира (Weltbild), которая специфическим образом отражается в языковой ткани, во внутренней форме языка, в силу чего язык рассматривается как некий «промежуточный мир» (Zwischenwelt), находящийся между человеком и средой, реальным миром [Там же: 15 - 16, 19 - 20, 22, 38].
Согласно Гумбольдту, каждый язык своеобразен в силу того, что он отражает дух народа: язык - зеркало нации (с. 32); дух народа и язык неразрывны; сколько народов — столько и языков и языковых картин мира: «Die Sprache ist gleichsam die auflerliche Erscheinung des Geistes der Volker; ihre Sprache ist ihr Geist und ihr Geist ihre Sprache; man kann sich beide nie identisch genug denken» [Humboldt 1836: 37].
В концепции В. Гумбольдта язык рассматривается как единое целое, части которого находятся в тесной взаимосвязи и взаимозависимости (в настоящее время данные аспекты языка трактуются в терминах систем и структур - см.: [АОР 1975: 334; Шулежкова 2006: 70]), а вместе с тем - и в постоянном историческом развитии: язык — это деятельность (energeia), а не «мертвый продукт» (ergon), это процесс массовой языкотворческой деятельности множества поколений народа, нации [Humboldt 1836: 4-13, 39].
Одним из основополагающих тезисов теории В. Гумбольдта является необходимость создания основ историко-типологического языковедения и разработки методов исследования, направленных на сопоставление истории развития структуры различных языков, с учетом взаимосвязи языка, культуры и народного духа (духовности и интеллектуальности народа) на различных ступенях развития общества и языка [Humboldt 1836: 6-11], ср.: «Die Sprache ist tief in die geistige Entwicklung der Menschheit verschlungen, sie be-gleitet dieselbe auf jeder Stufe ihres localen Vor- und Ruckschreitens, und der je-desmalige Culturzustand wird auch in ihr erkennbar» (c. 5). Таким образом, культура и язык, согласно Гумбольдту, в своём поступательном развитии отражают национальный характер определённого исторического периода, представляющий собой сумму ощущений, умонастроений, устремлений народа; при этом культура тесно связана с языком, но не довлеет над ним (с. 18), ибо культура и цивилизация формируются позднее, чем язык (с. 20).
Введённые В. Гумбольдтом в научный обиход понятия «внутренней формы языка» и «картины мира» (die innere Sprachform, das Weltbild) воспри-нимаются прежде всего психологической наукой, претендовавшей в сер. XIX — сер. XX вв. на роль методологической (гносеологической) основы философии, в том числе и проблемы соотношения языка и мышления. Многие проблемы национальной специфики языка рассматриваются в работах X. Штейнталя (развивающего теорию «внутренней формы языка» и «народного духа») и В. Вундта (прежде всего в его работе «Volkerpsychologie», в которой много внимания уделяется этимологии языковых единиц на основе учета национально-специфического компонента значения) [ЛЭС 1990: 123-124].
Необходимость системного подхода к анализу языка и «энергетического» исследования процесса претворения мира в слова, «das Worten der Welt», в русле содержательно ориентированной лингвистики (inhaltbezogene Gram-matik) настоятельно подчёркивается Л. В айсбергом в качестве основной задачи общего языкознания, поскольку суть языка и его национального своеобразия невозможно понять без выяснения сущности языкотворческих процессов (ср.: «sprachliche Zugriffe») [Weisgeber 1962: 9-23, 33-84]. Положения философии языка В. Гумбольдта и Л. Вайсберга о народном духе и национальной картине мира получают своё дальнейшее развитие в работах представителей лингвистичексой школы неогумбольдтианизма (Г. Ипсена, Й. Трира, П. Хартмана и мн.др.), а так же в рамках концепции «лингвистической относительности», основы которой, независимо друг от друга, заложили этнолингвисты Э. Сепир и Б. Уорф.
Знаково-символический аспект моды в контексте истории культуры и языка (отношение «слово — вещь — человек»)
История становления и социально-знаковая сущность предметов одежды как одного из аспектов моды занимала (в разной степени и в разных своих аспектах) умы философов, социологов и семиологов, начиная с XVII -XVIII вв. Обзор литературы по данной проблеме содержится в специальных исследованиях СИ. Волошиной, М.И. Галитбаровой, Р.Б. Курдюмовой, В.В. Ермиловой, Д.Ю. Ермиловой и др.
Остановимся коротко на основных идеях относительно семиотичности (социальной знаковости) феномена «Мода».
Слово «мода» (нем. Mode) восходит к латинскому modus (способ, образ, правило). Во французском и английском языках слово «mode» также обозначает «способ», «образ»; в английском языке, кроме того, существуют такие понятия, как fashion, vogue (высокий вкус, приличия), fad (причуда), fancy (склонность, пристрастие), craze (общее увлечение, мания). Как видим, английский язык отражает различные аксиологические характеристики понятия «мода», выражаемого в немецком и русском языках всего лишь одним словом. В русский язык слово «мода» пришло в эпоху Петра І в значении «образец», «манера», в XVIII в. оно в современном значении получает всеобщее распространение и входит в язык крестьян [Галитбарова 2004: 14; Волошина 2004: 13]. Как отмечает Л.М. Нюбина, мода связана с природой и культурой, с тендерными феноменами мужчины и женщины, с маскарадом и театром, в конечном счете, с человеком, с фактором антропоцентризма, присутствующего во всех сферах социальной, общественной и культурной жизни [Нюбина 2008: 117].
В философии, социологии и культурологии интерпретация понятия моды тесно связано с проблемой её отношения к обычаю. Одни исследователи (П. Ларусс, В.И. Даль) рассматривают моду как разновидность обычая: мода есть «ходячий»/преходящий обычай [Волошина 2004: 13], что подтверждается и лингвокультуремой «взять в моду», т.е. «сделать привычным» [Га-литбарова 2004: 14-15]. Другие исследователи рассматривают моду и обычай как два самостоятельных культурных феномена: так, СИ. Волошина отмечает, что обычай жестко ритуализирован, мода — свободнее, предполагает определенный выбор, однако не лишена стандартизированности на разных этапах развития человека, общества и культуры: Г. Блумер, например, отмечает, что мода позволяет избежать тирании обычаев [Волошина 2004: 13-15]. Иногда мода трактуется как «приличие» (Г. Спенсер), «вкус» (БСЭ, «Словарь русского языка»), «тщеславие» (И. Кант, Г. Зиммель) и т.д. [Волошина 2004: 6-7; 13-14; Галитбарова 2004: 14-15; БСЭ - 16: 389].
Вопрос о времени формирования моды является спорным. Электронный словарь Брокгауз/Ефрон наличие моды признает и для более древних народностей с малоразвитой культурой (отмечая, однако, её ограниченность украшениями), и для сословных обществ (где каждое сословие имеет свой костюм). Вместе с тем высказывается также мнение о преемственности культуры, в силу чего первобытно-общинный строй трактуется как период локальных культур, в рамках которых формируются элементы этнической самобытности и с ними - «праэлементы», «прафеномены» моды [Галитбарова 2004: 72, 64, 66].
Появление моды в строгом смысле слова обычно связывается с индустриальными (капиталистическими) и постиндустриальными обществами XIX в. Однако сторонники преемственности обычая и моды отмечают, что мода выросла из обычая, который господствовал в докапиталистиче-ском/доиндустриальном обществе как регулятор всей жизнедеятельности эт-носоциума (подробнее см.: [Волошина 2004: 29]).
Английский социолог Г. Спенсер уделяет внимание моде при характеристике военных и индустриальных типов общества. Характерными призна ками военного общества являются: тотальный контроль над индивидами, жесткая социальная иерархия, принудительное участие граждан в общественном производстве — следовательно, в этом обществе, доминируют обряды и обычаи, в то время как в механизме социального контроля индустриальных обществ доминирует мода. По мнению Спенсера, обряд присущ режиму принудительной кооперации, а мода — режиму добровольной кооперации [Кур-дюмова2005:22].
А.Б. Гофман противопоставляет моду и обычай на основе социокультурных временных параметров. «В моде, вследствие смены модных стандартов, время носит прерывный, дискретный характер. В обычае, наоборот, время непрерывно, континуально, так как культурный образец, выступающий как канон, постоянно воспроизводится в неизменном виде» (цит. по: [Кур-дюмова2005: 23]).
Немецкий социолог Г. Зиммель считает, что мода существует только в обществе с классовой структурой: появление моды свидетельствует о появлении социальной структуры, в которой происходит расслоение общества и отграничение одной социальной группы от другой механизмом моды [Волошина 2004: 14; Галитбарова 2004: 20].
Вместе с тем рядом исследователей признается существование «прото-моды» с периода Римской империи вплоть до XV—XVII вв., а эпоха Просвещения (XVIII в.) трактуется уже как период «предыстории» в становлении моды (А.Б. Гофман, Р.Б. Курдюмова, Е.П. Смольская и др. - см.: [Курдюмова 2005: 14]). Следует отметить, что исследование феномена «мода» начинается уже в XVII в. (в философских работах Г. Спенсера, А. Смита, Г. Зиммеля), и этот факт, на наш взгляд, свидетельствует о том, что мода как культурный феномен формируется намного раньше, ибо в XVII в. это уже устойчивое и неоспоримое понятие. Так, А. Смит отмечает, что в рамках раннего феодально-сословного строя костюм из утилитарного предмета одежды уже обретает знаковую функцию «элитарности», отражая сословно-имущественное поло жение владельца, что очень строго соблюдалось в период раннего и «классического» средневековья (первый указ об одеждах, Kleiderordnung, относится к VIII в. и принадлежит Карлу Великому) [Галитбарова 2004: 23]. М. Кило-шенко полагает, что в XV - XVI вв. длительный процесс формирования моды можно считать завершенным: в этот период происходят под влиянием движения Реформации два разнонаправленных процесса: формирование национального костюма, с одной стороны, и трансляция (заимствование) предметов моды из других стран, представляющих «референтную» культуру, что ведет к постепенной интернационализации моды [Галитбарова 2004: 22-23, 26, 66, 85]. В XX в. мода обретает статус массовой культуры, но вместе с тем она сильнее, чем когда-либо, ориентируется на отдельную личность (там же: 24-25).
Структура лексико-семантической группы «Mantel— Карре — Miitze»
Лексемы «Mantel, Карре, Mtitze» восходят к эпохе раннего средневековья и изначально обозначают верхнюю одежду.
Специфичность процессов соотношения «слово — вещь» предполагает раздельное рассмотрение каждой лексемы, после чего становится возможной периодизация этапов развития и выявление структуры семантического пространства ЛСГ.
Не все исследователи едины во мнении о первоначальной форме и значении слова и о путях его заимствования в немецкий язык. Это объясняется тем, что в древнегерманских языках данное слово имеет два варианта: с умлаутом (а е) и без умлаута: а) двн. mantal/mandal, mantil/mantel, mandil/mandal; свн. mantel/mandel; среднениж-нем., др.англ. mantel, др.сканд. mattul (с 950 г); б) др.герм. mantil др.фриз., англосакс, mentel. Преобладает мнение, что слово Mantel восходит к одному из вариантов латинской номинации верхней одежды со значением «накидка, покрывало» (=НШ1е, Decke): mantum, mantulum, mantellum [Kluge 1934: 376; Duden —7 1963: 422; Grimm — 6 1885: 1607; Paul 1959: 392]. В словаре под редакцией братьев Гримм отмечается первичность общегерманской и общеиндоевропейской формы mantil (отсюда позднее: mentil/mentel), которая затем вытесняется под влиянием лат. mantellum [Grimm - 6 1885: 1607]. Не исключено, что заимствование данных слов (а точнее: предметов одежды и их номинаций) осуществляется в два этапа, о чем свидетельствуют и данные романских языков: к более раннему mantum восходят испан. и итал. manto, к mantellum/mantulum — итал. mantello, испан. mantilla [Kluge 1934: 376; Paul 1959: 392]. Совершенно очевидно, что формы mantulum/mantellum представляют собой диминутивные формы слова mantum, что свидетельствует о различных периодах заимствования, чем и обусловлено различие денотативных значений этих слов не только в немецком языке, но и в романских (итальянском, французском, испанском). II. Лингвокультурологические аспекты развития значения (изменение отношения «слово - вещь»)
1. Первоначальная форма mandal/mantal предположительно представляет собой древнегерманскую форму, восходящую к общеиндоевропейскому периоду и вплоть до VIII в. н.э. обозначающую древнегерманскую накидку из звериной шкуры либо грубой ткани [Wisniewski 2005: 170].
2. Более поздняя форма mantal/mantiJ/mentil представляет собой результат второго (древневерхненемецкого) перебоя согласного d t и умлаута краткого «а» перед узким гласным / (регрессивная ассимиляция). Данные лексемы, вероятно, восходят к лат. mantellum (Hulle, Decke = «покров», «покрывало», «накидка»): в VIII-Хвв. данный вид одежды покрывал все тело человека, включая и голову; вероятно, это было цельное полотнище, драпирующее все тело и закрепляемое в области головы либо груди и шеи (вспомним головной венок - обруч Schapel, который немецкие женщины X-XIII вв. надевали на головной плат, а также излюбленные фибулы и застежки как женской, так и мужской одежды); позднее головной покров обретает характер капюшона, и данное слово постепенно начинает конкурировать с лексемой Карре. В эпоху раннего средневековья (IX-XI вв.) плащи и мантии изготовляются из ткани, меняя - в зависимости от вкусов - форму, цвет, длину и аксессуары.
3. В эпоху классического и позднего средневековья (XII-XVI вв.) уже формируется родовое значение слова mantel/mentel, поскольку оно обозначает целый ряд моделей, последовательно сменяющих друг друга, а нередко и сосуществующих на определенном этапе развития немецкой культуры. Об этом свидетельствует целый ряд видовых обозначений: (\).Nuschenmantel — плащ или накидка округлой формы, которая закреплялась впереди застежкой [Thiel 2004: 128-129]; (2).Heuke (fem./masc.) или Hoike, Hoyke (ниж.нем) -плащ, накидка полукруглой формы, вошедшая в моду в XIV в., верхняя одежда курфюрстов [Thiel 2004: 128-129]; (3).Husse - тоже своего рода плащ, разновидность Heuke, с прорезями по бокам, задняя часть накидки была в два раза шире, чем передняя ее часть [Thiel 2004: 128-129], при этом данный вид плаща вначале является частью женского, а затем мужского костюма [Grimm - 4 1877: 1731]; (4).Glocke (fern.) - плащ округлой формы, часто с капюшоном, похожий на Heuke; (5).Tappert/Trappert, Tabard - длинная верхняя одежда типа кафтана, конструкция которой сформировалась на основе накидки Glocke: tappert с обеих сторон снабжался разрезами для рук или же совершенно разрезался от плеч до нижнего края; около разрезов, а также по нижнему краю tappert, по желанию, обшивался мехом; tappert иногда снабжался капюшоном, меховой подкладкой и использовался для защиты от непогоды. Длина его зависела от личного вкуса, так что он иногда доходил до ступней, иногда же спускался немного ниже колена. Совершенно разрезанный tappert был парадной одеждой XV-XVI вв.: его передняя часть касалась ступней, тогда как задняя удлинялась в виде шлейфа. Кругом закрытый tappert снабжался также рукавами всех обычных тогда видов: прямолинейного покроя или мешковатыми; вверху на груди помещался разрез, достаточный для того, чтобы надеть платье через голову, а горловина снабжалась небольшим стоячим воротником или же была вырезана в виде треугольника на груди, причем этот вырез, равно как и нижние края, обшивался мехом. Короткий tappert обычно носился без пояса, длинный же перепоясывался, хотя и не всегда; пояс приходился значительно ниже талии; к нему привешивали кожаную сумку и кинжал, равно как и столь любимые в то время бубенчики [Готтенрот 2001: 295]; {6).Houppelande (fern.) или Talar — одежда типа tappert, сшитая по французской или бургундской моде [Wisniewski 2005: 128]; (l).Schaube (fern.) -широкая длинная или полудлинная немецкая мужская парадная одежда феодалов и крупных бюргеров; подобную же одежду носило и духовенство. «Шаубе» имела три основных покроя: в начале XVI в. - длинная, с большой прямоугольной кокеткой на спине и полочках, из-под которых ткань спинки и полочек была заложена глубокими складками (шаубе М. Лютера), рукава длинные и очень широкие; в 20-50-е гг. - широкая шаубе ниже колен, длинные прямые рукава с большими прорезями для рук, большой меховой воротник (полупелерина), соединенный с меховыми отворотами полочек [Мерца-лова - 1 1993: 541]. (8). В XVI в., с возрастанием влияния Франции, в моду входит mantel d epousse (мантель д эпузэ) — «мантия новобрачной», свадебный наряд богатой аристократки, выходившей замуж в первый раз: оно представляет собой платье с длинными рукавами различной формы и мантией, пришитой к вороту и плечевым швам спинки, расширенной книзу и переходящей в длинный шлейф. Женщины, вступавшие во второй, а тем более в третий брак, не имели права венчаться в мантель д эпузэ [Мерцалова - 1 1993:531].
Структура лексико-семантической группы «Rock — Hemd — Wat — Gewand -Kleid- Warns»
Данная ЛСГ включает лексемы, которые, в отличие от выше рассмотренной группы, восходят к различным историческим эпохам: одни из них относятся к древнегерманскому периоду, другие — к древневерхненемецкому (VIII/IX - XI вв.) или средневерхненемецкому (XII — XIII вв.) периодам.
Общим семантическим признаком лексем данной ЛСГ является обозначение одежды, надеваемой непосредственно на тело и изготовленной из тканей, сплетенных из хлопчатобумажных или шерстяных нитей.
В истории моды и костюма такие виды обозначаются как «одежда первого ряда» (т.е. нательное белье, которое в древнегерманском периоде было единственной одеждой, становясь позднее нижним бельем или верхней одеждой «второго ряда», реже - «третьего ряда»). При обозначении одежды «третьего ряда» лексемы данной ЛСГ конкурируют с лексемами ЛСГ «Mantel - Карре — Miitze», также вступая в отношения перераспределения значений.
Rock /. Этимология (форма и первичное значение) Слово Rock большинством исследователей возводится к общегерманским формам (h)rukka (h)rokka (изменение формы на основе преломления узкого «и» в широкое «о» перед широким «а» + элиминация начального «h») со значением «веретено, ручная прялка», которое позднее, на основе метонимического переноса, начинает обозначать ткань, сплетенную из полученной таким образом пряжи (льняной или шерстяной), а впоследствии и одежду, сшитую из этих тканей, при этом этимологические словари не дают точной датировки подобных семантических «сдвигов»: скорее всего, этот переход осуществляется в доисторический период развития германских языков, поскольку в диалектах древненемецкого и древнеанглийского языков значения одежды и веретена уже представлены различными формами (в то время как более архаичные древнескандинавские языки имеют одну форму для обоих значений: гоккг), ср.: а) Rock = др.ниж.нем. hroc, др.сакс. hroc, двн./свн. roc, др.фриз. rock, англо сакс, roc, б) Rocken (веретено, прялка) — двн. rocko, ro(c)cho, свн. госке, англосакс. rocca [Kluge 1934: 484; Duden - 7 1963: 572; Grimm - 8 1893: 1092 - 1093; Wahrig 1984: 3096]. Э. Вассерциер, не касаясь проблемы родства слов Rock и Rocken и рассматривая их как две самостоятельные лексемы, тем не менее, возводит обе к значению «прясть»: первичное значение лексемы roc интерпретируется словом «Gesponnenes» (ткань, сделанная из пряжи), а слово госке возводится к (вероятно, индоевропейскому) корню rug (spinnen, прясть) [Wasserzieher 1971: 191]. Фр. Клуге, напротив, возводит германские формы (h)rukka, (h)rokka к общеиндоевропейской основе kurkno urkno rukno, констатируемой, однако, только для слова Rock, при этом проводится параллель с другими однокорневыми словами, обозначающими одежду: а) отмечается наличие однокорневых слов в других индоевропейских языках - например, в балтийских, ср. латыш, svarki (мужской пиджак), ли тов. svarkas (ночная рубаха, шлафрок) , б) констатируется заимствование данного корня из германских в ро манские языки: сред. лат. roccus (Rock), франц. rochet (Chorhemd) — с после дующим заимствованием в англ. язык с аналогичными формой и значением; в) высказывается предположение о заимствовании германской формы кельтскими языками, ср.: др. ирланд. rucht (tunika) [Kluge 1934: 484]. Э. Вас-серциер также признает это родство, передавая значение лексемы rucht немецкой реалией Warns [Wasserzieher 1971: 191]. Для слова Rocken он также констатирует заимствование в испанский (гиеса) и итальянский (госса) [там же] - как видим, значение «веретено, прялка» также маркируется формами, отличающимися от формы слова, обозначающего одежду. Фр. Клуге приписывает этим словам разные основы общегерманского языка: (h)rukka — для Rock; гокка, rukka - для Rocken [Kluge 1934: 484].
К др.герм. hrukka, получившему дальнейшее фонетическое развитие в древнеанглийском ареале (др.сакс. hroc, англосакс, hrock, др.анг. frock), возводится заимствование в немецком языке: Frock (1750 г.) Frack (данную форму использует И.В. Гете в 1774 г., заменив «о» на более близкое к английскому произношению «a») [Kluge 1934: 484; Wasserzieher 1971: 71]. Аналогичное слово встречается и в древнефранцузском языке: froc (Monchshitte), однако направление заимствования трактуется разноречиво: одни исследователи считают, что первичной является английская форма frock [Kluge 1934: 171], другие считают данное английское слово (значение которого передается немецкими - неоднозначными - лексемами Kittel, Bluse) заимствованием франц. лексемы froc (Monchskutte) , восходящей к латинскому обозначению одежды froccus (которое, возможно, сродни лексеме floccus «мягкая/пушистая ткань») [Wasserzieher 1971: 71].
Слово roc как обозначение одежды впервые засвидетельствовано в письменных памятниках германского ареала в IX в., однако, скорее всего, это слово является обозначением одежды, характерной для общегерманского (дописьменного) периода: на основании косвенных свидетельств исследователи приходят к выводу, что это была длинная рубаха (как мужская, так и женская), надеваемая на голое тело и являющаяся единственной одеждой древнего германца. С этим перекликаются сведения словаря Лексера, в кото- ром для XII-XVIBB. констатируется полисемия слова roc, обозначающего помимо одежды также и кору дерева, и мембрану, пленку [Lexer 1966: 170]: и то, и другое являются поверхностным покрытием чего-либо; направление метафорического переноса является неясным, однако очевидно сопоставление коры дерева и полотна как одеяния, покрывающего «тело» дерева и человека.
В льна или шерсти. В работах по истории моды данный вид одежды обычно обозначается родовыми понятиями современного немецкого языка: Hemd (рубаха) и Kleid (платье) [Wisniewski 2005: 216], что уже является свидетельством исторического перераспределения значений этих лексем (см. ниже).
2. Постепенно этот вид одежды начинает укорачиваться, и в эпоху раннего средневековья (VIII-IX вв.) используется мужчинами в качестве верхней одежды, изготавливаемой в форме плаща, накидки, надеваемой вначале на голое тело, а позднее - на доспех. В качестве материала использовался не только лен, но и меха, украшавшие одежду, и шкуры «экзотических» животных (Швейцарии и Тироле вплоть до XVI в. сохраняется архаичная орфография: rockh, roch (мн. ч. госке, гбскё). В Швейцарии слово Rock до сих пор сохраняется как обозначение женского платья (=Kleid) [Wahrig 1984: 3096; WDG-4 1977: 3062]. II. Лингвокультурологические аспекты развития значения (изменение отношения «слово — вещь») 1. В специальной литературе по истории моды отмечается, что в древ-негерманском периоде Rock представляет собой верхнюю (и единственную) одежду с рукавами, которую носили как мужчины, так и женщины; на рубеже веков, в период обитания в Центральной Европе (I-VII вв. н.э.), такая одежда была распространена среди бедных слоев населения (у женщин длина этой одежды доходила до щиколоток, а у мужчин — до колен). Изготавливалась эта одежда из тюленей, соболя и др.). Именно такой Rock носил на своем теле в зим- нее время Карл Великий (742 - 814 гг.), ср.: Nur im Winter bediente er sich zum Schutz der Schultern und der Brust noch eines eigenen, aus Seehundsfell und Zo-belpelz verfertigten Rocks [Weiss 1864: 504]. При переводе данной реалии переводчик использует слово кафтан: «В зимнее время он закрывал плечи и грудь особым кафтаном из тюленьей кожи и собольего меха» [Вейс 2004: 575]. На наш взгляд, данный перевод абсолютно неуместен, так как в сознании носителя русской культуры он ассоциируется с совершенно иным видом одежды и создает неверные социокультурные ассоциации (нарушает отношение «слово - вещь»), ср.: «Кафтан — узкое платье, с рукавами узкими, длинными и со сборами. Длина его не заходила далее колен; воротник делался высокий и стоячий, закрывающий весь затылок, и назывался козырем.
