Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Структура и география среднерусской свадьбы 24
ГЛАВА II. Песни сговора 49
ГЛАВА III. Обряды и песни девичника 71
ГЛАВА ІV. День свадьбы 98
Заключение 145
Список сокращений 154
Примечания 156
Библиография 172
Введение к работе
Актуальность исследования. >
Шч и іИ* (Wi »>—ИМИ—«—««—W*^t<——Ч— ^J—*^м—м——т**а*
Объектом исследования является среднерусская свадьба середины XIX -начала XX вв.Анализ особенностей её обрядовой структуры и поэтических жанров рассматривается как результат исторической эволюции древнеславянской семейной обрядности. Изучение особенное-стей взаимодействия и взаимосвязей поэзии с обрядом в среднерусской свадьбе позволяет уточнить многие актуальные проблемы жанрообразо-вания в русском фолклоре и углубит представления о влиянии обряда на лирику.
Новизна исследования. Несмотря на возросший научный интерес к проблемам русской свадебной обрядности вообще, специальных работ с анализом ее региональных особенностей нет, в том числе нет специальных исследований географии, обрядов и поэзии среднерусской свадьбы.
Термин"йреднерусский" незначительно использовался при анализе русской свадебной обрядности. Его впервые ясно обозначает A.M. Новикова в работе "Свадебные песни Тульской области". Во вступительной статье она рассматривает тульский свадебный обряд как типичный среднерусский,в котором"...доминировала песенная сторона",
- 18 -лишь эпизодически имели место короткие причеты невесты. В ЭТОМ { обилии песен и заключался ее основной характер" (52). Она называет отдельные особенности обрядовой композиции тульской свадьбы. Материалами для исследования этого вопроса в данной работе послужили дореволюционные и советские публикации-описания свадебного обряда, архивные записи А.М.Новиковой (материалы экспедиций в Калужскую и Орловскую области в 50-е,60-е годы) и записи автора диссертации(материалы экспедиций в Тамбовскую область в 1978,1982, 1983 годах и Московскую область в 1979, 1980 годах).
Анализу проблем диссертации способствуют работы В.ИЛчерова, Г.А.Носовой, В.П. Аникина, К.В.Чистова,М.Г.Рабиновича,А.Н.Розова, А.В.Гуры, В.К.Соколовой (53) и многих других.
В 1970 году В.П.Аникин в исследовании "Календарная и свадебная поэзия" писал:"Пока еще не изучено все разнообразие свадебного действия в деталях, не учтено историко-географическое распространение каждого типа свадебного действия: такая работа осуществлена лишь частично:.."(54). В этот период К.В.Чистовым в нескольких статьях были четко сформулированы типологические проблемы исследования русского свадебного обряда (55), которые, однако, не были решены. При этом все-таки осталось неясным, какие обряды и обрядовые акты следует принимать в расчет при выяснении типов русского свадебного обряда.
Ещё менее изучена жанровая специфика среднерусской свадьбы. Она также специально не исследовалась советской фольклористикой применительно к названному ареалу. Но в научной литературе ставились вопросы о связи обрядов вообще с поэзией. Решение этих вопросов вызвало в русской советской фольклористике обширную дискуссию, которую в настоящее время нельзя считать завершенной. В ходе этой дискуссии дополнительно возникли и другие проблемы:
-19-какова жанровая классификация обрядовой поэзии, возможно ли отразить в термине "свадебная" жанровые признаки.
Мы не ставим себе целью дать окончательные ответы на все эти вопросы,так как они требуют специального исследования, но собственная точка зрения будет высказана.
В зависимости от решения основного вопроса дискуссии (связан ли обряд с поэзией и в какой степени ) мнения ученых полярно разделились. Ю.М.Соколов,А.М.Новикова,С.Г.Лазутин,В.Я.Пропп показывают такую зависимость.
В.Пропп совершенно правильно отмечал что:"понимать и изучать эти песни (свадебные лирические -А.К.) можно только с учетом обряда в состав которого они входят" ( 56). Он решительно заявил, что "изучение таких песен как "чисто" лирических было бы неправильным" (57).
На связь поэзии с обрядом указывала и А.В. Торопова, отмечая, что "...свадебная поэзия... не может классифицироваться по жанрам в рамках эпоса, лирики или драмы (58) и ввела понятие "полифункциональности" применительно к жанрам свадебной поэзии.
Другие ученые утверждают отсутствие четкой связи в свадьбе между обрядами и поэзией.
Так, Н.П.Колпакова, придерживаясь традиционного тематического деления поэзии по ходу свадебного обряда, в книге "Лирика русской свадьбы" утверждает, что "песенный репертуар не был так закреплен за отдельными обрядовыми моментами, как большинство причитаний" (59 "Песни во многих случаях являлись как бы укращающими вставными эпизодами" (60). Эти положения совершенно верны только для севернорусской свадьбы, но не приемлемы:для среднерусской, где свадебные песни так многочисленны, интенсивны, так плотно "нанизаны" на свадебный обряд, что их никак нельзя считать "укращающими" вставками". Они -основной, ведущий, главный жанр. Кроме того, не
-20-совсем можно согласиться с тематическими циклами, предложенными Н.П.Колпаковой в разделе свадебной лирики. Лирическая песня в свадьбе изображает не вообще переживания невесты, но дифференцирует их, останавливаясь на одной из сторон, зафиксированной в обряде. Например, предложенная тема "Молодец перед просватаньем", "девица перед просватаньем" можно обозначить как "выбор невесты"-это точнее указывает на смысл таких песен,и,главное, в данном случае ясна связь с обрядом сватовства. Вот почему в предложенной Н.П.Колпаковой жанровой классификации русской народной бытовой песни ("Советская этнография" № б, 1983г.) вообще отсутствует группа свадебных коротких песен,органически слитых с обрядовыми актами.
Нельзя согласиться и субъективным мнением Н.М.Элиаш, о том, что "свадебные песни", за малым исключением, не имели определенного места в свадебном обряде; одна и та же песня в различных районах, а иногда и в одном районе могла исполняться в тот или иной момент... в зависимости от настроения, вкуса исполнителя". (61). При этом не указывается, на основании какого исторического периода бытования и какого типа свадебного обряда делается вывод. Речь, очевидно, должна идти не о механически мертвом закреплении поэзии за обрядом, а о возможностях тех или иных поэтических свадебных жанров отражать внутренний смысл обряда, т.е. речь должна идти не только о взаимосвязи обряда и поэзии, но и о вза-модействии поэзии и обрядов внутри свадебного комплекса в определенные исторические периоды. Так, короткие, комментирующие обряд, песни тесно слиты с ним, их невозможно переместить даже в пределах одной части свадебного обряда; но, например, величальные песни жениху и невесте на сговоре исполнялись как величание холостому парню и девушке на свадебном пиру. И это естественно,
-21-потому, что молодец и девица - будущие жених и невеста.
Исследовательница новгородской свадебной поэзии В.И.Жекулина показала, что песня "Из-за гор-то, гор высоких" действительно могла исполняться в самых различных обрядовых ситуациях. Но при этом она совершенно правильно замечает, что "...строгая приуроченность свадебных песен с течением времени, главным образом в результате разрушения канонического свадебного обряда, нарушилась" (62). Правда, вывод делается на анализе только одной песни, что явно недостаточно.
Эту гипотезу подтверждает прежде всего белорусский свадебный обряд, к которому близок среднерусский тип. Белорусская свадьба до сих пор сохранила в целостном виде весь свадебный комплекс в тесной связи обрядов с соответствующей поэзией.
В работах современного исследователя обрядовых жанров Ю.Г. Круглова свадебные песни разделены на "собственные обрядовые и лирические" и последовательно утверждается мысль об отсутствии закрепленности "лирических песен" за определенными обрядами (63). Это положение можно подтвердить только историко-сравнительным анализом, который отсутствует в основательном и в целом хорошо аргументированном труде.
Цель исследования - установить общее и особенное в структуре среднерусской свадьбы, выяснить ее жанровый состав и принципы взаимодействия и взаимосвязи поэзии с обрядом.
Задачи исследования:
Выявить путем сравнительно-исторического анализа обрядовый состав среднерусской свадьбы на материале русской, а также украинской и белорусской свадеб. Установить возможные пути его формирования.
Обозначить географические границы среднерусской свадьбы методом картографирования особенных обрядов.
Рассмотреть специфику её жанрового состава и уточнить характер связи поэзии с обрядами.
Проследить на материале свадебных лирических песен зависимость их художественной образности от содержания обрядов, к которым они относятся.
Характерные признаки всякого свадебного обряда, которые -| следует определить как общие и типологические, можно выделить из самого его научного определения как поэтико-этнографического комплекса. А это в свою очередь, означает, что в основу анализа свадьбы нужно положить I) специфику обрядовой композиции, 2) территориальный признак и 3) особенности жанрового состава свадебной поэзии. Эти черты в своем проявлении имеют общий, существенный, постоянно действующий характер, представляющий внутреннюю закономерность в организации обряда, которая и есть тенденция в его развитии. Общее, как известно, проявляется через особенное. Но в каждом регионе особенное как бы приобретает характер общего и определяет , таким образом, специфику бытующей свадьбы. При этом следует иметь в виду, что она является частью характеристики всего этнокультурного ареала. Так, Средняя Россия единообразна во многих явлениях: типе постройки ( сначала - изба с сенями, позже - пятистенок,); типе одежды - панева с рубахой ( рубаха приблизительно одного покроя в Рязанской, Калужской, Тамбовской Брянской областях ), общем характере диалектов. Важным доказательным материалом этому служат карты из историко-этнографического атласа "Русские?
Выяснить структуру и географию среднерусской свадьбы возможно прежде всего при помощи картографирования. Методику картографирования использовали В.И. Чичеров, Г.А. Носова, П.И. Кушнер, М.Р. Рабинович, А.В. 1>ра
А.В. іура в 1978 г. предпринимает попытку с помощью картографирования выяснить структуру севернорусского свадебного обряда, что ему удается сделать (64). Именно картографирование наиболее точно обозначит общие границы среднерусской свадьбы, ее отдельных обрядов.
При анализе жанровой специфики свадьбы важно показать, как песни соотносились с обрядом и почему отдельные из них могли перемещаться внутри него, исходя из смысла самого обряда, а другие нет. Но следует помнить о времени, когда обряд был записан и опубликован, а также знать этнические особенности определенной территории.
Методологической и теоретической базой работы является основополагающий принцип марксистско-ленинской диалектики о единстве содержания и формы, традиций и новаторства, а также ленинское высказывание об отражении в фольклоре "чаяний и ожиданий народных" (65).
Автор диссертации опирается на работы исследователей, занимавшихся проблемами свадебного обряда, а также на труды советских ученых, изучающих различные аспекты лирических жанров фольклора. В основе методики исследования лежит комплексный подход к свадебному обряду, сочетающий в себе элементы историко-сравнительного, историко-функционального, фольклорно-теоретического, типологического и картографического анализа.
Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения,
четырех глав, заключения, примечаний, библиографического описания
и карт-приложений. Общий объем работы 189 страниц; текстовая
часть занимает 153 страницы, 16 страниц - примечания. Библиогра
фическое описание включает 230 наименований^ .!....,„„—^
-24-.
ГЛАВА Ь
СТРУКТУРА И ГЕОГРАФИЯ СРЕДНЕРУССКОЙ СВАДЬБЫ.
Свадебный обряд по всей России начинался сватовством, которое организовывалось чаще всего специальными сватами или свахами. Если сватовство было удачным, то родители молодца и девицы договаривались о встрече, на которой объявлялись итоги сватовства. Такая открытая встреча родственников невесты и жениха, на которой молодых сводили друг с другом, носила разные названия: запой, пропой, сговор, смотрины, богомолье, рукобитье, заплачки. Но суть этих названий была одинаковой: обнародование начавшейся свадьбы, после чего молодые официально считались женихом и невестой. Со :дня сговора к невесте уже никто больше не мог посвататься, а жених обязан был оказывать ей внимание вр все время до дня свадьбы, посылая недорогие подарки и гостинцы. Время от сговора до дня свадьбы могло продолжаться,в зависимости от обстоятельств, от нескольких недель до нескольких месяцев, почти до года. Перед днем свадьбы в доме невесты устраивался девичник, на котором она прощалась со своими подругами, родственниками, со своим девичеством. Во всех без исключения местах России девичник был наиболее грустным моментом в свадебном обряде. Девичником заканчивалась первая половина свадебной игры. Утром в день свадьбы родители и родные благословляли невесту к венцу, после венчания ей заплетали две косы и одевали женский головной убор, а затем в доме жениха проводился пир для родных и гостей. Пиршества могли продолжаться до нескольких дней, после чего молодая приступала к работе в доме своего мужа. Такова общая схема русского свадебного обряда, распространенная на всей территории России.
Поэтическая организация его также имела сходные черты. Так, повсеместно свадьба сопровождалась песнями и причитаниями невесты,
-25-а в день свадьбы приговоры дружки как бы организовывали все обряды.
Эти общие свойства национального русского обряда, как правило, специфически проявлялись в разных местностях. При этом одни из них носили сугубо частный, узкий, местный характер (например, заплетение волос невесты на две косы могло в одних местах проходить сразу после венчания в помещении при церкви, а где-то - по приезде поезда в дом жениха). Другие же особенности лежали как раз в области общих типологических признаков, названных выше. Именно они и определяли границы ареалов русской свадьбы.
Обрядовая реальность среднерусской свадьбы выясняется путем сравнительного анализа имеющихся материалов и отбора таких явлений, которые распространены только на средней территории европейской части России.
Общие наблюдения над обрядами большинства губерний России \ позволили выделить следующие типы русской свадьбы: западнорусский,1 севернорусский и среднерусский.
Основной ареал западнорусской свадьбы расположен на территории Смоленской области. Наиболее полное описание смоленских свадебных традиций собрано в "Смоленском этнографическом сборнике", составленном В.Н.Добровольским (66), а также в современном исследовании этих традиций на территории Сибири "Смоленские свадебные традиции в Сибири" Л.И.Прозвицкой и М.Н.Мельникова (67). К сожалению, в ведущих сводах свадебных песен и описаниях свадебного обряда (И.Снегирев, А.Терещенко, П.Киреевский) записи этой губернии отсутствуют. Один из неполных вариантов этого типа записал П.Шейн в своем собрании "Великорус" (68).
Главными особенностями западнорусской свадьбы следует назвать трехчастную ее композицию, подробную разработанность обрядовой
системы, в частности, ритуально-игровой (угадывание невесты на заручинах, угощение сватов водой, сведение молодых,"яловица" и т.д.), преобладание жанра песен, композиция которых близка среднерусским, но с оригинально разработанными свадебными мотивами. В западнорусской свадьбе практически отсутствовали обрядовые причитания невесты, что является существенной отличительной чертой жанрового своеобразия этого типа. Ни одного причитания не зафиксировано ни в сборнике Добровольского, ни в современной публикации "Смоленские свадебные традиции в Сибири". Все эти черты западнорусской свадьбы позволяют думать о влиянии на неё белорусского свадебного обряда.
Следующим ярким выраженным типом русской свадьбы можно назвать севернорусский. Различные аспекты севернорусского обряда рассматривались в последнее время К.В.Чистовым, А.В.Гурой, Н.П. Колпаковой, А.П.Разумовой, Т.А.Коски и другими исследователями. На основании их выводов и собственных наблюдений выразительной особенностью северной свадьбы можно считать устойчивое и интенсивное распределение причитаний невесты на протяжении всего обряда, преобладание их над песнями. Плачи как ведущая черта северной свадьбы зарегистрированы во всех дореволюционных публикациях обряда. В сборнике Ю.М. и Б.М.Соколовых "Сказки и песни" Белозерского края свадебные причеты очень разнообразны по драматическому наполнению. Некоторые сцены свадебного обряда полностью построены на разговорах в форме причитаний (69).
В 70-ые годы в Карельском Поморье экспедиции Петрозаводского института языка, литературы и истории записали от женщин 60-75-іЛетнего возраста описания обряда, который они хорошо помнили. Исследователи отмечают, что "Традиционный свадебный ритуал на Карельском берегу Белого моря сохранился до середины 1930-х годов"(70). Свадебные причитания здесь(местное название "вопы")
-27-хорошо помнят и исполняют. Этот жанр обнаружен на Мезени и в Пинежье (71). Н.П.Колпакова записывала плачи в 1927,1928,1937, 1938,1946-1948, 1958 годах в Архангельской, Вологодской областях и Коми АССР (72).
Наряду с причитаниями, в северном обряде бытовали песни, которые как бы отошли на задний план благодаря такому обилию причетов. Песни исполнялись по обыкновению в перерывах между ними.
Весь комплекс свадьбы насыщен своеобразными ритуально-игровыми и магическими обрядами, среди которых типичными можно считать обряд посещения бани невестой накануне венца и прощание с "красотой", своеобразен и состав свадебных чинов. Свое классическое, наиболее целостное выражение обряд имел в областях Северного Поморья, в Архангельской, Олонецкой, Петербургской, а также Вятской, Новгородской, Пермской губерниях. Варианты этого типа бытовали в Тверской, Ярославской, Владимирской-, Симбирской губерниях.
Несмотря на возросший научный интерес к проблемам свадебной обрядности, специальных работ по структуре среднерусской свадьбы в советской фольклористике нет.
На первый взгляд среднерусская свадьба представляется деформированной, с перемещенными внутри нее некогда фиксированными обрядами, с множественными остаточными фрагментами отдельных ритуалов; своеобразна ее поэзия. По сравнению с ней северная свадьбы выглядит фундаментальной, целостной, с большим количеством фиксированных обрядов, кажущихся более архаичными.
Исследователь северного обряда А.В.Гура отмечает, что "севернорусская свадьба XIX-начала ХХвв. сохранила многие особенно -сти своего древнего строения, ее структура в основных чертах сформировалась еще в языческую эпоху и в дальнейшем характеризовалась большой устойчивостью" (73).
Это положение возможно принять с оговорками, имея в виду, что и основные черты среднерусской свадьбы, как и белорусской и украинской сформировались также в языческую эпоху, но мы, говоря о типах свадебного обряда, должны выяснить не только общерусские черты, порожденные древнейшими эпохами, но в большей степени черты специфические, своеобразные, появление которых обусловлено "важнейшими этапами формирования и развития феодальных (позже капиталистических) отношений...:(79) в России.
Вот почему пять обрядовых церемоний, выделенных в северной свадьбе А.В.Гурой: 1)"предбрачный сговор"; 2) "подготовка к браку"; 3) "последние действия, связанные с добрачной жизнью"; 4)"брак"; 5) "обряды по случаю совершения брака"(75) - по сути своей являются общерусскими, точнее, общеславянскими.
За единицу исследования структуры свадьбы следует принять ; обряд, учитывая замечание К.В. Чистова о том, что "поздняя история этого обряда (свадебного - А.К.) была процессом скачкообразной редукции (сжатия, сокращения, стяжения) обрядовых элементов" (76).
При этом обрядовые акты или целые обряды могли перемещаться из одной церемонии в другую, что, естественно, вызывало и перемещение соответствующего поэтического материала.
В первой церемонии среднерусской свадьбы не обнаружено специфических отличительных черт. Во второй - выявлены наиболее архаичные остатки каравайного обряда. В третьей церемонии имеют место обряды, связанные с почитанием воды, которые непосредственно продолжаются в обрядах по случаю свершения брака, а также своеобразные ритуалы, условно называемые "елка" и "прощание с косой". И наконец, в четвертой и пятой церемониях есть также специфические обряды, характерные прежде всего для бредней России: "свиная голова","выливание воды", "оплакивание покойника". Рассмотрим
-29-внимательно все названные обряды.
Каравайный обряд в остаточном виде сохранился на территории средней России ( карта № ІУ приложения ), в Рязанской, Тульской, Курской, Тамбовской, Воронежской губерниях.
Этот обряд в средней России начинался в добрачных церемониях и заканчивался на княжьем пиру раздачей каравая. Начало обряда в середине XIX века уже не было строго фиксированным: он мог начинаться за день до брака или утром в день его. Но, по-видимому, в более ранние исторические эпохи обряд исполнялся накануне свадьбы, т.к. он требовал значительного времени. На это указывает хорошая сохранность его в белорусской свадьбе, где последовательность обряда и поэтический комментарий к нему дают возможность объяснить его в целом. Здесь он включает обыгрывание всех последовательных этапов изготовления каравая, что позволяет сделать вывод о его магическом происхождении, и превращение обряда в своеобразный заговор. Он включает в себя, например, такие этапы - действия:
"Запрашаюць род^уседак на каравай".
"Рашчыняюць каравай".
"Сукаюць свечкії'
"Месяць каравай, ён падых" и т.д. (77).
Все этапы сопровождает соответствующий комментарий.
В средней России такая устойчивая подробная последовательность в 19 веке не зафиксирована. Если каравайный обряд в своей целостности ( по типу белорусского ) уже не существовал к середине XIX в., то действия с караваем ( ритуальным хлебом ) по-прежнему имели и имеют место в обрядах среднерусской свадьбы вплоть до нашего времени. Они представляли собой явления аграрной магии, которая в значительной мере характерна прежде всего для этого обрядового типа.
- ЗО -Во всем ареале среднерусской свадьбы с караваем встречали молодых от венца, он входил в обрядовые действия на свадебном пи-
ру.
Так,в свадебном обряде Калужской губернии (Масальский уезд) "каравай пекут на девичнике, предварительно поставив на дежу четыре свечи. Женихов отец и мать целуются и чокаются стаканами с вином через дежу, говоря: "Чтоб наши молодые так ладны были,как мы". Отец на каравай кладет крест" (78). В этом описании сохранились только отдельные магические действия, а поэтический комментарий полностью отсутствует. В Рязанской губернии (79) игрицы "сажали" два каравая в день евадьбы. "Эти караваи вынут из печки, обвяжут их в платки и красненькой ниточкой. Потом положат их на стол, потом около них положат три штова. Штовы такие старинные были, с водой. Потом увяжут их шелковыми лентами, урядят. Потом станут родные находить (приходить - А.К.) с хлебом. Сойдут все родные с хлебами - то это. Потом их посадят всех за стол, подадут им пирог, часть говядины, бутылку вина" (80). Здесь упоминаются магические действия с караваем, но они также не комментируются, т.е. обряд существует уже без магии слова. Правда, в той же Рязанской губернии (Зарайский уезд) П.В.Шейном записана короткая песенка-комментарий при изготовлении каравая. Накануне свадьбы "сажают" каравай в доме жениха. "Его пекут посаженные родители-муж с женой-из готового теста, а игрицы поют:
"Валю, валю сыр каравай
С правой руки на леву,
С левой руки на праву
По золотому лоточку,
По серебряному блюдечку"(№ 1840). Это типичная свадебная повествовательная песня, которая поясняет происходящее. В нижегородской свадьбе "пирог-караваец"
утыкан лентами и лучинками, стоит на столе во время пира (81), в Тульской губернии во время пира "каравай кроят", раздают всем по доле (82), в Тамбовской области обряд одаривания молодых на пиру до сих пор называется "положить на каравай". На важность караванного обряда в свадьбе средней России указывает следующий факт: во время брачных церемоний дочери Ивана-Ш с князем Холмским в 1500 г. на специальных носилках каравайники несли огромной величины каравай, который лежал на собольем меху (83).
Хорошо сохранился каравайный обряд в Смоленской области (западнорусская свадьба), по-видимому, из-за близости с Белоруссией. В "Смоленском этнографическом сборнике" В.Н.Добровольского находим 10 песен, сопровождавших его: № 181 - "похвала караваю", № 182 - "каравай месят", № 183 - "как топят печку для каравая", № 184 - "в печь сажают" и так далее. Примечательно, что есть корил ьные песни каравайникам (№ 187-189), которые совсем не встречаются в средней России. Все эти факты еще раз подтверждают древность происхождения каравайного обряда, его магический, заклинательный характер, имеющий цель воздействовать на плодовитость семьи по аналогии с плодородием земли.
В северной свадьбе нет не только самого обряда, но и даже в строгом смысле каравайного хлеба. Здесь есть упоминания о хлебе-соли, с которым встречали молодых, хотя никаких действий с ними не описано. Но наиболее типичны различного рода пироги: с рыбой, с кашей, с курицей, просто пироги без упоминания начинки, или коврига (видимо, свадебный хлеб принятой формы).
Такие пироги свидетельствуют не только о деградации обряда, но его осмыслении в новых географических и социальных условиях, если принять во внимание существенное замечание К.В.Чистова об этапах формирования севернорусского этнокультурного региона (84).
Южная граница распространения пирогов с начинкой в северной свадьбе доходит до Подольского уезда Московской, Владимировского и Покровского уездов Владимировской, Макарьевского и Семеновского уездов, Нижнегородской губернии и спускается до середины Симбирской губернии. Южнее наблюдаются только пироги с курицей. Но их появление здесь можно объяснить тем, что в средней России ритуальной пищей для новобрачных была курица (см.карту № 4).
Факт трансформации каравайного обряда на севере подтверждает и крошение свадебных хлебов в лапшу. Этой "лапшой" кормили молодых после венца (Костромская и Тверская губернии) (85).
Важно отметить также, что там, где бытует каравайный обряд, часто встречается и каша как ритуальная пища (см.карту № 4).Видимо, каша, наряду с караваем и курицей, была обязательной в древней свадьбе.
В летописи есть известие о женитьбе князя Александра Яросла-вича (Невского) : "Оженися князь Олександр, сын Ярославов в Нове-городе, поя в Полотьске, у Бричьслава дчерь, и венчался в Торопчи, ту кашу чини, а в Новегороде другую" (86). Здесь кашей, очевидно, назван пир по ассоциации с обрядовой пищей.
Явление аграрной магии в среднерусской свадьбе не ограничивается только каравайным обрядом и кашей. Сюда можно отнести нефиксированный обряд осевания хмелем или любым злаком, который мы наблюдаем в добрачных, брачных и послебрачных обрядах. Связь брачного обряда с аграрным особенно явственна из описания в орловской свадьбе: после выкупа косы "сваха обсыпает все шапки каким-нибудь хлебом. Обряд этот называется "обсыпание хмелем". Зерна, случайно упавшие в шапки, берегут для ярового посева" (87).
В Курской и Тульской губерниях осыпают поезд овсом перед поездкой к венцу (88), в Ярославской губернии "насыпают в обувь зе-ренї(89), в Пензенской - "молодых накрывают кафтанами и осыпают
хмелем, ракушей или подсолнухами" (90). Новобрачных "осыпают
житом" в Тверской (91), Владимирской губерниях (92).
В Тульской губернии невеста перед венцом ожидает жениха, "наклонившись головою на хлеб, под нею овсяный сноп, накрытый овчинною навыворот шубою" (93). В Острогожском уезде Воронежской губернии молодые в первую ночь спят на ржаных снопах (94). В Орловской губернии "стелют для молодых постель из ржаных колосьев, выдернутых из 40 снопов" (95). С аграрными обрядами связано посажение невесты на дежу и обмазывание тестом.
Все эти факты подтверждают мысль о большой сохранности в среднерусской свадьбе древних аграрных обрядов, но поэзия этих обрядов к середине XIX века была уже практически утрачена. В северном обряде, особенно в северных крайних губерниях подобные ритуалы не описаны. Здесь повсеместно бытовала, как и в Средней России, вывернутая шуба, на которую сажали жениха и невесту, в ней встречали родители новобрачных от венца, на ней молодые могли даже провести первую брачную ночь.
В русской свадьбе наблюдаются и магические обряды, связанные с почитанием воды, водной стихии.
Почитание воды в значительной мере имеет место в календарных обрядах, где оно непосредственно связано с идеей плодородия. Но к середине XIX века в свадебном обряде уже произошло переосмысление непосредственного поклонения воде, обряды приобрели иной смысл. А.Н. Афанасьев приводит пример из белорусской свадьбы, когда новобрачные, "отправляясь первый раз за водой, оставляют возле колодца пирог и несколько мелких денег как жертву домашнему божеству" (96).
Рассмотрим, какое место занимает магия воды в русской свадьбе. Обряды с водой имеют место в предбрачных и послебрачных церемониях. Наиболее монументально в предбрачных церемониях выглядит обряд,
- 34 -который мы условно назовем "банным".
Проследим ареал его распространения. Банный обряд (карта № I приложения) бытовал прежде всего в северных русских губерниях, его южная граница проходит через Тверскую, Вологодскую, Владимир-скую губернии, спускается до Рязанской, Нижегородской, Пензенской, Самарской губерний. Эти границы не случайны. Если сравнить их с ареалом распространения бани (отдельного помещения для мытья) по карте № 35 из историко-этнографического атласа "Русские", то окажется, что в общих чертах эти границы совпадают. Баня бытовала прежде всего в северном этнокультурном регионе. Ее западные границы совпадают с границей Смоленской, Калужской и Московской губерний, .южная проходит по центральным уездам Тверской, Ярославской, Вологодской, Костромской губерний, спускается меридиально по центральным уездам Владимирской, доходя до северных уездов Рязанской, Пензенской и Саратовской губерний.
Известный советский этнограф А.Токарев, исследовавший распространение бани у восточных славян, отметил, что "настоящие особые бани имеются у северных великорусов. Там каждый более или менее достаточный хозяин имел баню, которая обычно ставилась поодаль от дома, у воды. Баня имеет печь-каменку. У южных великорусов бани обычно не бывает, вместо нее моются - или мылись - в домашней печи" (97).
Важно отметить то, что в банном обряде непосредственные действия с водой были оттеснены и даже полностью заменены действиями с банными атрибутами: помещением бани, веником, печью-каменкой.В связи с этим в северном обряде существовали "банные чины" ^'истопница", "топильщица" бани, "водоношица". В бане устраивалась тризна, пелись специальные "банные" песни. Таким образом, в банном обряде \ произошло переосмысливание обрядов, связанных с магией воды,и перенесение действий на предметы купания, мытья. Типичным можно считать
-35-начало банного обряда в Бежецком уезде Тверской губернии.
"Когда баня готова (истоплена - А.К.), одна из подруг шла к невесте в избу и, отворив дверь, приговаривала нараспев:
Отворю я, млада, двери на пяту,
Положу я, млада, руку на скобу,
Ты пожалйу-ко, сестрица моя,
Ты пожалуй-ко, желанная,
Во паровую во баенку,
Ко зеленому, ко веничку,
Смою я твою слезиночку,
С ретива сердца гориночку. Невеста отвечала на это:
Ах, спасибо тебе, сестринька,
За приветливое, ласково словцо,
За паровую за баенку. После этого пришедшие подруги расплетали косу, а невеста должна была, плача, приговаривать:
Ах, вы душеньки-подруженьки,
Вы голубушки сердечные!
Не треплите мою русую косу,
Вы не рвите волю девичью!
С расплетенной косой невеста подходила к отцу и матери или ближайшему родственнику и голосила:
Ты родимый сокол - батюшка,
Голубынька моя матушка,
Поглядите вы на доченьку!
Растрепали косу ейную,
Разорвали волю девичью!
После этого невеста кланялась родителям в ноги и приговаривала:
- 36 -Благословите, меня,горькую, Во паровую во баенку, Ко зеленому ко веничку.
Родители благословляли невесту, и она шла к подругам в баню, причем дорогой пелись разные свадебные песни (98).
В данном материале отсутствует описание действий в бане. По другим источникам можно судить о том, какими они были. Так, в Олонецкой губернии невесту в бане"моют льном, из которого затем ( делают гашники - шнурки, продеваемые в споднее мужское платье"(99).
Во Владимирском уезде Владимирской губернии (пограничная зона между северным и среднерусским регионами) баня устраивалась перед девичником в три или четыре часа пополудни."...Девицы, подруги невесты, вместе с ней отправляются в топленую баню мыться, куда приносят нарочно присланные для девичника женихом невесты.-если он из зажиточного дома -вино, кислые щи, мёд, закуску. В бане невеста ложится на полок, подруги ее берут в руки веники, мочалки, жгуты и начинают быть ими невесту, приговаривая:"Величай жениха". Невеста, несмотря на то, что ее бьют,"должна по принятому обычаю не называть несколько времени жениха, а вместо его кого-либо другого". (100). В конце концов она называет его имя.
В этом описании нет магических действий с водой. В других северных уездах украшалось помещение, в котором невеста мылась, с ней вместе присутствовала только ее крестная - "божатка", а подруги сопровождали до бани (101).
Банный обряд отсутствует в средней России, но магические
обряды с водой здесь отличаются большей архаикой. В средней
России невеста обязательно купалась перед венцом (накануне, или
рано утром). Причины и цели омовения в описаниях не указаны, не
описан обряд купания. Видимо, это было простое омовение. Но важно
другое: упоминается, что невеста часто мылась не дома, а у соседей (нейтральная территория?)(102).
-37-Если принять во внимание мифологическую концепцию свадебного
обряда как путь со многими переходами, то купание - один из таких
переходов девушки-невесты в другую половозрастную группу.
На Севере все это получило более четкое выражение именно благодаря бане, которая, возникнув . достаточно поздно, была осмыслена одной из таких нейтральных территорий, но с другими содержательными акцентами.
По-видимому, омовение было отголоском древнего обряда посвящения так же, как, например, крещение (погружение в воду) в христианской религии.
Другой обряд среднерусской свадьбы - "выливание воды" - из послебрачных церемоний тесно связан с магией воды и плодородия.
Описания этого обряда в различных губерниях отличаются степенью полноты материала, общим эмоциональным характером и концеп-туальностью. В целом же обряд можно свести к следующему: молодая после брачной ночи должна принести в дом свекора и свекрови воды из ближайшего колодца. Ей этого не дают сделать, отбирают ведра и выливают. Затем невеста все-таки приносит ведро воды или два домой. Обряд описан в Курской, Рязанской, Калужской, Тульской, Орловской губерниях (карта № УІ приложения).
Подобное изучение этого обряда устанавливает следующее:
I) Обряд исполнялся после первой брачной ночи, т.е.после дефлорации девушки. П.Шейн описывает так начало его в Курской губернии: "Когда новобрачных поднимут с брачного ложа, их ведут к колодцу и там обливают водою не только невесту, но и всех приходящих, затем наберут пару ведер воды, дадут молодой коромысло и заставляют ее нести воду в дом свекора. При этом поют:
№ 2123 Бел, бел камень,
В студеном колодце,
Гапуля воду брала,
- 38 -В свой край поглядала: "Сизы мои два голубчика! Полетите в мою сторону, Накажите моему батюшке Сударыне, родной матушке, Что я, молода, завоевана! Ни с кем не знаюся, Всякому поклоняюся, -Старому и малому, Молодцу Петруне". (103) Смысл обряда явственен из этой песни, комментирующей его: девушка "завоевана".
2) Обряд утверждает факт дефлорации: В этом же описании П.Шейна читаем: "Пришедши в дом, раскладывают "калину"(брачную рубашку), начинают бить горшки, плясать и петь различные песни".
В описании Оренбургского обряда П.Шейном упоминается не сам обряд с водой, но его, видимо, остаточный элемент:"на другой день после венца гости опять собираются в родительский дом к молодому и распивают "калинку""(104).
В некоторых местах молодую к колодцу сопровождали ряженые: \ "кто на помеле поеде, кто на лошади поеде, кто медведем уберется, поведут его" (105).
В калужской губернии "сваха, женихова мать, накрывает ушат тот (воду, которую принесла молодая - А.К.) шубой и рушником по шубе и скажет:"Дай бог, чтобы наша невеста была такая-та косматая" (106).
Обряд превращается, таким образом, в своеобразное игрище, но с вполне ясным смыслом. Описанные ритуалы по сути своей
-39-являются специфическим величанием молодой женщины (не невесты и даже не жены), нового ее состояния, ее новой возможности - продолжить жизнь, рождать. В такой ситуации женщина-мать уподоблялась матери-земле. Таинства природы, важные в крестьянском быту, обнажались в подобных обрядах для утверждения жизненно важных идей.
3) Факт дефлорации в обряде "выливание воды" не мыслился без тесной связи с фаллистическими обрядами. В Орловской губернии, по записям В.Н.Добровольского в д.Горбуновке, "одно ведро выливают под пятник (место, где отворяют ворота)". Смысл обряда очевиден. Ведро с водой, которое молодая приносит в хату, распивается присутствующими за небольшую плату в 1-2 копейки за кружку или прихлебывание. (107). В большинстве случаев водой обливают присутствующих. Известно, что древнейшие фаллистические обряды были связаны с водой, уподоблявшейся мужскому семени. Академик Б.А.Рыбаков описывает атрибуты этих обрядов, найденных в Ленчице (Польша) в слоях ХП-ХШ вв. К.Яжджевским (ведро и фалл - "срамота") (108).
А.Н.Афанасьев упоминает обряд похорон Ярилы: "Изображение Ярилы делалось с огромным мужским детородным членом и полагалось во гроб" (109). Известно, что игрища по случаю Ярилы были тесно связаны с магией плодородия, и с брачными мотивами.
Б.А.Рыбаков пишет: "...на раннем этапе (земледелия - А.К.) существовало стремление отразить плодовитость вообще, и ее выражали посредством фигур массивных зрелых женщин. В более позднее время внимание сосредоточивалось на первичном зарождении жизни (девушка становилась женщиной), что возмодно истолковать в связи с сезонностью сельхозработ: весенняя, еще не вспаханная яровая пашня пахалась в этом году впервые и засевалась семенами (НО).
Отголоски древнейших фаллистических обрядов и нашли отражение в среднерусской свадьбе.
!
Сложные ассоциативные связи воды, земли, мужского детородного органа и дефлорации отражают особенности мировоззрения древнего земледельца, для которого детородная функция женщины отождествлялась с плодородием земли. Более того, одно не мыслилось без другого, и магия плодородия предполагала воздействие на землю плодовитостью женщины. Все эти явления в остаточном виде сохранились в среднерусской свадьбе, в то время как на севере, в связи с более поздним временем формирования обряда, они утратили и место в обряде, и всякий смысл.
Наблюдения за русской свадебной обрядностью выявляют еще одну церемонию, обряды которой имеют специфические черты в различных ареалах европейской части России - это девичник, последние действия, связанные с добрачной жизнью. Девичник в средней России включал два важнейших обряда: "елку" и расплетение косы невесты.
"Елка" - акт глубоко эстетический в среднерусском свадебном обряде. Магический по своему происхождению (поклонение деревуj культ растений), к XIX веку он утратил уже первоначальный смысл и стал олицетворением девичьей красоты, символом расцвета девушки-невесты. "Елка" - среднерусское название украшенной ветки дерева на свадьбе (елки, сосны, яблони, березы и т.д.).
В Орловской губернии (дер#Веретякино)""елка" - сосновая ветка о шести концах, вся убранная куколками, завеской, бусами. У средней куклы под сарафаном подвязан колокольчик, из-под завески - рушник. Ветка служит украшением свадебного стола. Когда едут к венцу, ее берут с собою и помахивают ею в воздухе" (III).
Карта № П приложения показывает, что "елка" была распространена в Калужской, Рязанской, Тульской, Орловской, Тамбовской, Владимирской, южных уездах Костромской, Тверской, Ярославской губерниях.
Севернее трех последних губерний она уже не встречается в
-41-описаниях свадебных обрядов.
Важно отметить, что "елка", как правило, сочетается с обрядовым прощанием с косой (заплетение одной косы последний раз) в тех же губерниях.
Для северных губерний характерен обряд прощания с красотой. Вот как проходил этот обряд в Шенкурском уезде Архангельской губернии: отец приносит "девью красоту" - почелок, головной убор девушки, "основу которого составляет обруч, макушка головы открыта". Невеста вырывает его, целует, прижимает к сердцу, показывая, как он ей дорог. Потом одна из девиц, назначенная отнять почелок, становится против нее. Та одевает его ей на голову и тут же снимает. Так несколько раз (112). Всякий раз, как только девица пытается взять почелок, невеста кричит с новой силой.
Обряд распространен в Архангельской, Вологодской, Тверской, Пермской, северных уездах Костромской, Ярославской губерний (см. карту № П). Прощание с "красотой" драматизировало северную свадьбу, наряду с причитаниями создавало ее своеобразный поэтический колорит. Несомненно, обрядовое расплетение волос невесты в генетическом плане более древний ритуал, чем прощание с "красотой" - девичьим головным убором. Очевидно, последний является поздним переосмыслением обрядов, связанных с девичьим поведением, с сохранением девичьей чести в период формирования моногамной семьи. Обряды "елка" и расплетение косы в большей степени подчеркивали состояние "девичества" невесты, как затем величание молодой женщины после брачной ночи - "выливание воды", "битье горшков", "калина" отходные обряды и другие.
Переосмысливание древних обрядов на севере состояло и в том, что в переходных зонах (Владимирская, Костромская, Ярославская губернии) "красотой" называли "елку", и все обрядовые манипуляции производили с ней. В Вологодской губернии "красотой" имено-sV.-..v ' і
- 42 -вали принадлежащие невесте бусы, ленты, зеркало, румяна и подобные вещи (ИЗ). Таким образом, само понятие "красота" в северном обряде было не совсем устойчивым, а обряд прощания с девичеством более архаичен в среднерусской свадьбе.
В среднерусской свадьбе можно еще выделить два архаичных обряда в последней церемонии, которые не встречаются в других регионах. Условно назовем их "свиная голова" и "оплакивание покойника". "Свиную голову" по описаниях XIX века уже нельзя назвать обрядом в строгом смысле слова. Если каравайный обряд продолжал существовать именно как обряд, хотя и был подвергнут значительному разрушению, то "свиную голову" следует считать атрибутом среднерусского свадебного пира, имеющим магическое назначение."Свиная голова" встречается в обрядах Рязанской, Тульской, Симбирской, Самарской, Пензенской губерний (см.карту № ІУ), он бытует редко по сравнению с каравайным хлебом, его появление на пиру никак не объясняется. Свиная голова могла стоять на столе в продолжение всего княжьего пира, а могла подаваться в конце его. В Пензенской губернии, например, такая жареная голова убрана "серебряными, а иногда и золотыми серьгами (в ушах), ожерельями (на шее) и шелковыми лентами. Свиную голову с весельем и шутками приветствуют: "Хряк, хряк, хряк! Пожалуйте к нам, милости просим!" Сваха снимает украшения со свиной головы и передает их молодой в качестве подарка от свекра; голову разрезают и угощают ею всех гостей(П4).
Известно, что у украинцев и белорусов в число пасхальных и поминальных блюд входил поросенок, у русских поросенок -символ плодородия, он был обязательным под новый год. Кости поросенка нельзя было выбросить, их закапывали в землю на ниве или бросали в воду (115). Эти календарные обряды возникли и
—4o— сформировались в эпоху раннего земледелия, но удерживались в остаточном виде в народной памяти в XIX веке.
В свадебном обряде вся атрибутика "свиной головы" (украшения и приветствия) явно позднего происхождения. Такая интенсивная трансформация и разрушение обряда свидетельствуют о его древнем происхождении. За многие века эволюции обряд утратил все, кроме центрального материального элемента - головы животного (как и в каравайном обряде - каравая). Северный русский обряд не сохранил даже этой детали, т.к. он формировался в иных социально-исторических обстоятельствах и в более позднее время. Другой обряд в церемонии по случаю свершения брака-"оплакивание покойника"-также редко встречается в среднерусской свадьбе, но он совсем не описан в других ареалах. В доме родителей молодой покойником наряжали мужика или бабу. "Все делают вид, будто у них на самом деле мертвец: кто плачет и причитает над покойником, кто просто своей фигурой выражает негодование на входящих: зачем, де, идут к нам с таким срамным весельем... Какой-то озорник бросает в толпу мочку кудели, сейчас же сообщают: "умер у нас сватушка!..." Но сватушка не дает много разговаривать, вскакивает с передней лавки... пускается в пляс. - Что это за диво: мертвец пляшет?!" (116). Затем следует общая пляска.
"Похороны" встречаются в календарных циклах. Например, "похороны кукушки" в Троицко-семицких, "похороны Костромы" и "похороны ярилы" в купальских обрядах; сжигание масленицы-также своеобразные похороны. Объяснение им дала В.К.Соколова в работе "Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев, белорусов'.' "В древности же подобные действия(проводы масленицы - А.К.) имели важное обрядовое значение. Прогоняли (уничтожали, хоронили) злое, враждебное человеку и природе начало - зиму, смерть. Этому радовались и в то же время этого боялись, поэтому всячески стара-
-44-лись обезопасить себя от вредоносного мертвящего начала - над изображением божества глумились, смеялись. А ритуальный смех на похоронах имел важное значение, он утверждал жизнь" (117).
"Стоглав" вооружается против следующих явлений: "В троицкую субботу по селом и по погостом сходятся мужи и жены на жальниках (кладбищах) и плачутся по гробом с великим кричаньем, а енда начнут играти скоморохи, гудцы и перегудицы, они же, от плача переставша, начнут скакати и плясати, и в долони бити, и песни сотанинские пети" (118). И в этом описании веселье означает утверждение жизни, для этого в родительскую субботу недаром избирается кладбище. Продуцирующая и профилактическая магия слиты в таких обстоятельствах в единое целое. Появление обрядов глумления над смертью связано, видимо, с сезонностью работ древнего земледельца, когда временная "смерть" природы (зима) сменялась летним плодородием, жизнью. Свадебный обряд, пронизанный магией плодородия, не мог игнорировать и ритуальный смех над мертвецом.
Можно предположить, что в северном обряде совершенно по-новому истолковали и переработали древний обряд: смех постепенно уступил место причитаниям. Во всяком случае, причитания, более соответствующие эмоциональному колориту христианской идеологии, в церковных и светских документах не упоминаются на протяжении ХП-ХУІ веков. Это одно уже свидетельствует о том, что на исконной русской территории в это время причитания не были характерным жанром свадьбы, в то время как с песней в свадебном обряде и игри-цами, исполнительницами песен, церковь воинственно борется вплоть до ХЛІ века.
В целом ритуальный смех в среднерусской свадьбе поддерживают многие обряды, кроме "оплакивания покойника": "выливание воды", "битьё горшков", "узнавание невесты" и другие.
-45-Среднерусскому свадебному обряду присущи некоторые особенности
и в системе образования чинов, значительных расхождений в этом плане в различных ареалах нет. Для среднерусской свадьбы характерна группа "игриц", которую мы не найдем нигде более. Документы ХП-ХУІ веков постоянно упоминают "игриц" как основных исполнительниц песен на народных игрищах и в свадебном обряде. Но в этих же документах ни разу не названы "вопленицы" - исполнительницы причитаний. "Игрицы" - многофункциональные чины. Они исполняют вполне реальную обрядовую роль: руководят свадьбой, наставляют невесту и жениха, подсказывают в нужный момент необходимое действие, величают молодую семью, т.е.утверждают факт ее создания. В орловском обряде дружка обращается к игрицам за благословлением перед "покупкой косы невесты" (119). "Игрицы" характерны только для среднерусского обряда (см.карту № Ш), в то время как вопленица - для северного. Функционально игрицы более соответствуют ритуальному смеху в свадьбе, чем ритуальным причитаниям. Важно и то, что "игрицы" указывают на коллективное начало при исполнении как всего обряда, так и песен в нем, что также в большей степени характеризует древность их происхождения в отличие от вопленицы, творчество которой основывалось только на индивидуальной импровизации.
В целом же "игрицы" выполняли роль посредников между родами жениха и невесты, они объективизировали обряд, действительно превращали его в игру, условность.
Итак, среднерусская свадьба состояла из пяти основных церемоний общерусского характера: I) "предбрачный сговор"; 2) "подготовка к браку"; 3) "последние действия, связанные с добрачной жизнью"; 4) "брак"; 5) "обряды по случаю совершения брака".
Эти церемонии включали несколько оригинальных обрядов юридическс бытового, магического или эстетико-игрового характера, в совокупности определивших весь характер и своеобразие этого типа.
Обряды предбрачного сговора и периода подготовки к браку в своих основных чертах схожи на всей территории России. В других церемониях можно выделить своеобразные ритуалы, которых нет в северном ареале. Это "каравайный обряд", осевание злаками, "елка", обрядовое "прощание с косой", фрагменты гинитальных и фаллических обрядов, "свиная голова" и "оплакивание покойника". Все эти обряды имеют дрение исторические корни и могут быть предположительно отнесены к культовым обрядам эпохи раннего земледелия. Возникнув на исконной древнерусской территории как магические календарные обряды, они, на основании сложных ассоциативных связей плодородия земли и плодородия женщины, закрепились в дальнейшем в русской свадьбе.
Все перечисленные обряды, как свидетельствует картографирование, были распространены на территориях Московской, Рязанской, Тульской, Тамбовской, Пензенской, Курской, Калужской, Орловской і губерний, а также в Симбирской, Самарской, Нижнегороской губерниях (среднее Поволжье). Обряды среднерусской свадьбы бытовали также в южных и центральных уездах Владимирской, Костромской, Ярославской и Тверской губерний. Эти губернии группируются вокруг Москвы, Нижнего Новгорода и Рязани. Если проследить по русским картам ХУ- начала ХУІ веков все названные пункты, то окажется, что они или объединились вокруг Москвы в конце ХІУ-ХУ века, или построены, главным образом, в ХУІ веке.
Академик Б.А.Рыбаков, изучивший карты Московии ХУ-начала ХУІ веков, писал: "Центральное ядро московских земель - типичный прототип будущего замосковского края, образованное из десяти больших и малых княжеств, показано здесь (на карте ХУ в. - А.К.) без каких бы то ни было напоминаний о недавней самостоятельности великих и удельных княжеств" (120). В ХУІ веке закладываются новые города Московского государства: Самара (1586 г.), Царицын
- 47 -(1588 г.), Саратов (1590г.), Воронеж (1586г.), Елец (1592г.), Белгород, Оскол, Валуйки(1593г.) и другие. Москва выполнила важную культурно-историческую миссию, объединив вокруг себя разрозненные княжества,и таким образом сохранила исконно русские бытовые традиции и обряды, возникшие в языческие эпохи. Феодальная раздробленность за краткий срок по сравнению с предшествующими историческими периодами подвергла трансформации, переосмыслению древнерусские свадебные обряды. В.И. Чичеров, изучивший традиционные зимние календарные обряды на территории средней России, писал: "Объединительная роль Москвы определила сохранность на многие столетия в ее владениях традиционных черт местной культуры, а вместе с тем и культурных явлений северных и южных областей, объединившихся под властью московского князя" (121). Исконные традиции осмыслялись в это время в новых социально' политических обстоятельствах. На этой территории общерусский свадебный обряд медленно и достаточно "линейно" развивался, претерпевая смены социальных эпох. В результате многовековой исторической эволюции к середине XIX века он естественным образом утратил целостность, монументальность и логическую стройность всей обрядовой системы. Историческая и бытовая память народа не могла в равной степени сохранять и исполнять обряды тысячелетней давности и новейшие,даже при условии отсутствия интенсивного демографического движения. Но при этом и в таком разрушенном состоянии он сохранил фрагменты древнейших ритуалов, которые возможно реконструировать на основании изучения белорусского и украинского свадебных обрядов.
Общерусский обряд, оказавшийся с переселенческими потоками на севере Европейской части России, постепенно приспосабливался к новым географическим и социальным обстоятельствам, переосмыслял
традиционные обряды. Эти поздние трансформации оформились в новые оригинальные обряды, на севере произошло своеобразное "омоложение" русской свадьбы. Поэтому обряды позднего происхождения достаточно полно сохранялись еще в XIX веке и поддерживали обрядовую стройность северной свадьбы.
Таким образом, среднерусская свадьба одновременно является основной, исконно русской, сохранившей архаичные обрядовые элементы. Древность происхождения их подтверждается тесной связью с обрядами инициации, которые академик Б.А.Рыбаков относит к ме-зонеолитическому времени; с календарными обрядами (ранняя эпоха земледелия) и ярко выраженным коллективным началом в лице игриц.
Структура и география среднерусской свадьбы
Свадебный обряд по всей России начинался сватовством, которое организовывалось чаще всего специальными сватами или свахами. Если сватовство было удачным, то родители молодца и девицы договаривались о встрече, на которой объявлялись итоги сватовства. Такая открытая встреча родственников невесты и жениха, на которой молодых сводили друг с другом, носила разные названия: запой, пропой, сговор, смотрины, богомолье, рукобитье, заплачки. Но суть этих названий была одинаковой: обнародование начавшейся свадьбы, после чего молодые официально считались женихом и невестой. Со :дня сговора к невесте уже никто больше не мог посвататься, а жених обязан был оказывать ей внимание вр все время до дня свадьбы, посылая недорогие подарки и гостинцы. Время от сговора до дня свадьбы могло продолжаться,в зависимости от обстоятельств, от нескольких недель до нескольких месяцев, почти до года. Перед днем свадьбы в доме невесты устраивался девичник, на котором она прощалась со своими подругами, родственниками, со своим девичеством. Во всех без исключения местах России девичник был наиболее грустным моментом в свадебном обряде. Девичником заканчивалась первая половина свадебной игры. Утром в день свадьбы родители и родные благословляли невесту к венцу, после венчания ей заплетали две косы и одевали женский головной убор, а затем в доме жениха проводился пир для родных и гостей. Пиршества могли продолжаться до нескольких дней, после чего молодая приступала к работе в доме своего мужа. Такова общая схема русского свадебного обряда, распространенная на всей территории России.
Поэтическая организация его также имела сходные черты. Так, повсеместно свадьба сопровождалась песнями и причитаниями невесты, а в день свадьбы приговоры дружки как бы организовывали все обряды.
Эти общие свойства национального русского обряда, как правило, специфически проявлялись в разных местностях. При этом одни из них носили сугубо частный, узкий, местный характер (например, заплетение волос невесты на две косы могло в одних местах проходить сразу после венчания в помещении при церкви, а где-то - по приезде поезда в дом жениха). Другие же особенности лежали как раз в области общих типологических признаков, названных выше. Именно они и определяли границы ареалов русской свадьбы.
Обрядовая реальность среднерусской свадьбы выясняется путем сравнительного анализа имеющихся материалов и отбора таких явлений, которые распространены только на средней территории европейской части России.
Общие наблюдения над обрядами большинства губерний России \ позволили выделить следующие типы русской свадьбы: западнорусский,1 севернорусский и среднерусский.
Основной ареал западнорусской свадьбы расположен на территории Смоленской области. Наиболее полное описание смоленских свадебных традиций собрано в "Смоленском этнографическом сборнике", составленном В.Н.Добровольским (66), а также в современном исследовании этих традиций на территории Сибири "Смоленские свадебные традиции в Сибири" Л.И.Прозвицкой и М.Н.Мельникова (67). К сожалению, в ведущих сводах свадебных песен и описаниях свадебного обряда (И.Снегирев, А.Терещенко, П.Киреевский) записи этой губернии отсутствуют. Один из неполных вариантов этого типа записал П.Шейн в своем собрании "Великорус" (68).
Главными особенностями западнорусской свадьбы следует назвать трехчастную ее композицию, подробную разработанность обрядовой системы, в частности, ритуально-игровой (угадывание невесты на заручинах, угощение сватов водой, сведение молодых,"яловица" и т.д.), преобладание жанра песен, композиция которых близка среднерусским, но с оригинально разработанными свадебными мотивами. В западнорусской свадьбе практически отсутствовали обрядовые причитания невесты, что является существенной отличительной чертой жанрового своеобразия этого типа. Ни одного причитания не зафиксировано ни в сборнике Добровольского, ни в современной публикации "Смоленские свадебные традиции в Сибири". Все эти черты западнорусской свадьбы позволяют думать о влиянии на неё белорусского свадебного обряда.
Следующим ярким выраженным типом русской свадьбы можно назвать севернорусский. Различные аспекты севернорусского обряда рассматривались в последнее время К.В.Чистовым, А.В.Гурой, Н.П. Колпаковой, А.П.Разумовой, Т.А.Коски и другими исследователями. На основании их выводов и собственных наблюдений выразительной особенностью северной свадьбы можно считать устойчивое и интенсивное распределение причитаний невесты на протяжении всего обряда, преобладание их над песнями. Плачи как ведущая черта северной свадьбы зарегистрированы во всех дореволюционных публикациях обряда. В сборнике Ю.М. и Б.М.Соколовых "Сказки и песни" Белозерского края свадебные причеты очень разнообразны по драматическому наполнению. Некоторые сцены свадебного обряда полностью построены на разговорах в форме причитаний (69).
Песни сговора
Церемония предбрачного сговора в среднерусской свадьбе строго включала в себя следующие обряды: сватовство; "запой", на котором показывали невесту жениху и его родственникам и договаривались о "кладке"; осмотр хозяйства жениха. Последний обряд обычно проводился после запоя (на следующий день или через несколько дней после него) (122). Формально его можно было бы отнести к обрядам, связанным с подготовкой к браку, но по своему смыслу в опубликованных материалах он завершал предбрачный сговор: отец невесты во время "смотрин" мог поставить некоторые условия семье жениха, после которых окончательно давал согласие на брак. Например, починить крышу избы, утеплить ее холодную половину и т.д. Все названные обряды предбрачного сговора являлись обязательными в среднерусской свадьбе и были строго фиксированными в своей последовательности. Эти обряды имели юридическо-бытовой характер, и смысл их состоял в организации породнения семей (родов) жениха и невесты с последующим переходом ее из родной семьи в семью мужа. Реальное обрядовое время в свадьбе непрерывно. Поэтому некоторые обряды, организуемые у невесты или жениха, могли перемещаться со значительными временными амплитудами. Так, в первой церемонии в отдельных описаниях встречался обряд "угадывания" невесты женихом, время проведения которого колебалось от сговора до девичника. Его можно считать необязательным и нефиксированным. Подобные обряды встречались и в других церемониях. Напротив, обрядовое пространство в свадьбе дискретно и замкнуто. Поэтические образы "своей" и "чужой" стороны соответствуют вполне реальным дому, улице и селу, где жил жених, и дому, улице и селу, где жила невеста. В первой церемонии обрядовые действия направлены от жениха к невесте. Переход невесты из своей семьи в семью мужа - своеобразное "общее место" композиции свадьбы, ибо с этим связаны и ее переход из одной половозрастной группы в другую, и породнениє "чужих" родов, и даже физиологические стороны брака. Поэтому во многих свадебных песнях мы наблюдаем поэтическое осмысление этого перехода, причем в различных свадебных церемониях.
Сватовство-как бы первый шаг этого перехода с вполне определенными конкретньми задачами. Оно было построено в иносказательной форме. Как правило, соблюдалась одна из традиционных формул охотники" - "купцы", "товар-купец", "рыболовы"-"белорыбица" (123). Смысл сватовства и его символика, как будет видно дальше, отразится в художественных образах и символике сговорных песен.
Сватовство, как часть обряда, как раз и выражалось в условной, игровой манере традиционных переговорных формул. Можно предположить, что эти формулы сложились в ранний период формирования восточнославянского свадебного обряда, когда браки между "чужими" родами стали обыкновенными явлениями. Если сватовство кончалось с положительным исходом, назначался сговор. Он имел свои названия в Средней России: "гляделки", "винопитье", "запойный вечер", "запой", "пропой" (124). Названия соответствовали некоторым внешним признакам, формам проведения сговора. Запой был открытым объявлением итогов сватовства. На нем присутствовали только самы близкие родные жениха и невесты и приглашенные певицы-игрицы, которые не являлись гостями, а стояли обычно у порога или печки и пели песни. Эти песни определяли характер сговора.
Песни, которые сопровождали свадебный обряд, занимают особое место в народной лирике. Имея общеродовые, лирические признаки с другими крестьянскими песнями, свадебные в то же время отличаются особенностями содержания, художественной системы, условиями бытования и эволюции.
Свадебные песни своим содержанием как бы осмысляют все то, что связано с созданием семьи (в отличие, например, от любовных, или семейных песен). В центре их - брак жениха и невесты, а также все, что связано с его организацией. Поэтому отношения "молодца" и "девицы", а затем "жениха" и "невесты", и отношения их родственников к ним являются основой тематики и поэтики таких песен.
Генетическая особенность их состоит в том, что они всегда исполнялись во время обряда, порождены им. Их содержание целиком соответствует ему и связано с ним, что и указывается практически почти во всех имеющихся сборниках. В тех же публикациях, где обряд не описан, все же даются краткие пояснения к песням: "Когда жених катается с подругами своей невесты", "Когда невесту везут с приданым", "После сговора", "На девичнике", "Когда поезд подъезжает к дому невесты", "Когда молодые слазят с повозки" (125) и т.д. Только общефольклорные сборники в дореволюционный и советский периоды не публиковали таких пояснений в разделах под общим названием "Свадебные песни". Такое соответствие содержания свадебных песен обряду не означает его "прямого" повторения в них. Свадебные песни изображают психологические взаимоотношения, которые складываются у жениха и невесты на данном этапе свадьбы. Следовательно, их содержание и поэтика не одинаковы на протяжении всего обряда. Их содержание конкретно соотносится с определенным этапом, показывая эмоционально-психологические взаимоотношения главных образойуча поэтому оно изменяется, переходя от одной свадебной церемонии к другой, как, соответственно, изменяется и вся их поэтика.
Обряды и песни девичника
Период от сговора до девичника продолжался от нескольких недель до нескольких месяцев.
Его следует считать подготовительным к браку. В это время завершали шитье приданого невесты и даров родственникам жениха. В процессе- подготовки к браку нет фиксированных обрядов. И наиболее важным для нее следует считать обрядное поведение самой невесты. Жених в Средней России посещал ее во весь период до девичника, оказывал свое внимание.
Эмоциональное состояние девушки в это время отличалось от состояния невесты на севере, где она должная была все время причитать. В Средней России она также могла причитать, но закономерностей распределения этих причитаний в среднерусской свадьбе нет. В одинаковых обрядовых ситуациях причитания то появлялись, то исчезали. Публикации обряда в одной и той же губернии в различные годы достаточно убедительно показывают это. Без сомнения, нужно учитывать и долю случайности при записи. Так, в описаниях Тамбовского обряда невеста не причитает ни разу в записях А.Звонкова (155), один раз в записи П.Киреевского (156) (после сговора); в записях экспедиции МИФЛИ (под руководством Ю.Соколова) - четыре коротких плача после запоя (157). Исполнительница свадебных песен Поимского района Пензенской области Е.И.Колотухина заметила, что "... и бывало-то невеста плакала только для виду - поплачет маленько и ладно. А теперь и вовсе невесты не плачут. И слов-то этих не знают". Подобные явления характерны и для Воронежской, Тульской, Рязанской (158) и других губерний. Наибольшее количество причитаний в Средней России зафиксировано в свадебном обряде Пензенской губернии (около 15) в 1905 г. (159),
Можно предположить, что наличие такого довольно большого количества причитаний в этом обряде вызвано влиянием традиций северного обряда. Таким образом, причитания в целом не были устойчивы и типичны для этого периода среднерусского свадебного обряда (см.карту № 5).
Для него характерен обряд изготовления свадебных рубах жениху. Для того, чтобы сшить рубашки по размерам жениха, в удобное для него время к нему от невесты посылали 3-4 женщин-рукодельниц с холстом измерить и кроить рубахи (Воронежская, Тульская, Тамбовская, Рязанская губернии) (160). Этих женщин обязательно сопровождали иг-рицы, которые во время всей церемонии обмеривания и раскроя пели величания жениху, а затем для них всех следовало угощение. Сшитые позже рубашки посылались жениху от невесты на девичнике с его дружкой, или он мог приезжать за ними сам.
Время подготовки к браку из-за отсутствия четких и ясных обрядов почти не имело поэтического комментария. В описаниях свадебных обрядов XIX в. не приводятся записи песен, которые могли петь игри-цы, например, при изготовлении приданого или даров.
В некоторых губерниях во весь период до дня свадьбы почти каждый вечер у невесты собирались ее подруги и молодые ребята и веселились. Созывались они на эти вечера ударами ложки в медный таз (161). Жених ходил на эти вечера и приносил невесте гостинцы (пряники, орехи, конфеты).
Главным обрядом накануне свадьбы был девичник. Типично его описание в Тамбовских губернских ведомостях (1889 г., № 50). Накануне свадьбы у невесты собирался девичник, а у жениха - "вечерины". У невесты присутствовали только ее подруги и близкие родственницы. Дружка приносил ей от жениха подарок - мыло, чулки, коты, а она, в свою очередь, отсылала ему свадебную рубашку, утирку, чулки, ша ровары, перчатки. Игрицы пели специальные песни. На "вечерины" жениха приглашались только его родные, а от невесты приходило два лица: муж и жена из ее близких родственников. Там же присутствовали и игрицы. Они стояли вокруг стола и величали жениха и его родных, а он подносил им водки и мелких денег. В других губерниях за рубашкой к невесте мог приезжать и сам жених.
Главными моментами девичника были два обряда: расплетение косы, символизирующей девичество невесты и ее красоту, и наряжение "елки". "Елку" наряжали самые близкие подруги невесты и обходили с ней избы других подруг, приглашая к ней на девичник. Придя в избу невесты, елку ставили на стол, втыкая в пирог, бутылку или подвешивая над столом. Эта "елка" символизировала девичество невесты, ее красоту и молодость. Такая традиция повсеместно распространена у всех славянских родственных народов. Как отмечал Н.Ф.Сумцов, "малорусскому" "вильцу" и великорусской "девьей красоте" соответствуют болгарская ива, сербская масличная ветвь, чешский "siromek raj ski", польское (куявское) - "jablonke" _ украшенные ветки или деревца, вокруг которых на свадьбе пляшут" (162). Древние славяне молились деревьям и делали жертвоприношения им, как богам. Существовал обычай венчания молодых людей обведением их вокруг дерева (163). Невесту выводили к подругам, усаживали за украшенный стол с елкой посередине. Затем начинались песни подруг, в которых рассказывалось о сборе подруг у невесты на последний в ее жизни девичий вечер. В отдельных губерниях отец и мать благословляли ее. Она при этом "три раза кланялась родителям в ноги и причитала:"Прости, меня, благослови, родной батюшка (матушка), нареки меня счастьем и жизнью хорошей" (164).
Украшенная "елка" передавалась в конце девичника жениху. Он чаще всего сам приезжал за ней, но мог и получить ее через посред ство дружка, или подруги после девичника относили ее к нему. "Елка", как правило, выкупалась им за деньги. Она сопровождала поезд жениха и невесты в церковь в день свадьбы, а затем украшала стол во время свадебного пира в избе жениха. После свадьбы в некоторых губерниях эту"елку" выставляли на фасад избы под крышей (Подмосковье) или отдавали незамужним подругам невесты.
Другим важным обрядом девичника был обряд расплетения косы невесты. Близкие подруги расплетали косу у невесты, старательно расчесывали и в последний раз заплетали ее, украшая яркой лентой. Невеста плакала и печалилась в это время, а подруги пели песни, в которых она прощалась со своей косой, с родителями и раздумывала о будущей жизни в чужой семье.
Жених не присутствовал на начале девичника, но приезжал сам или присылал дружку с угощением и подарками для невесты в конце его. После обряда расплетения косы приезд жениха вносил определенную эмоциональную разрядку в грустное течение девичника. Невеста должна была радоваться его появлению, что нашло свое отражение также в определенном цикле песен. Он садился рядом с ней за стол, и все присутствующие ужинали. Этот ужин сопровождался величаниями жениху и невесте. Девичник в Средней России в основном заканчивался около полуночи. Невесте давалось время для отдыха перед венчанием.
День свадьбы
Кульминационным моментом обряда, его апогеем, был день свадьбы. Важность и значительность этого дня обусловливались главным событием свадебного обряда, происходящим в это время - заключением брака, после которого жених и невеста юридически считались мужем и женой, и, таким образом, завершалось целевое функциональное назначение всего свадебного комплекса - создавалась семья. Официальной формой санкционирования брака в Средней России было церковное венчание, которое закреплялось в быту свадебным пиром и обрядом проводов в клеть (или просто - "клетью"). В брачной церемонии можно выделить следующие обряды: подготовительные утренние обряды в семьях жениха и невесты (отдельно) для их последующей встречи перед венчанием; обряды доступа к невесте; выкуп косы невесты; поездка к венцу и венчание; обряды посвящения в женщину (инициальные обряды); свадебный пир как обряд величания семьи; клеть. Всем им соответствовали определенные поэтические жанры, образованные этими обрядами. Поэтому по жанровому составу этот этап является наиболее насыщенным и разнообразным.
Утром невесту будила родная мать, реже крестная ("ранняя сваха"), и та по отдельным описаниям начинала причитать, прощаясь с родительским домом. Типичной обрядовой ситуацией среднерусской свадьбы, в которой могли бытовать причитания, можно считать утро дня свадьбы, когда невеста, ожидая жениха, готовилась к венцу. Эти причитания были короткими и немногосложными. Карта № 5 приложения зафиксировала ареал распространения причитаний на протяжении всего свадебного обряда (от сватовства до брачной церемонии).
Этот ареал включает области северной свадьбы: Архангельскую, Олонецкую, Вятскую, Вологодскую, Тверскую, Ярославскую, северные уезды Владимирской и Костромской. Под значком "песня + причитание" имеется в виду бытование единичных причитаний не во всех обрядах описываемого свадебного комплекса, а только в некоторых, какими является, например, ожидание невестой жениха утром дня свадьбы. Седержание их указывало на место и роль в обряде: "Ни свет - заря занимается, Мое горе подымается Со всего-то свету белого, Со всего-то подыменного, Ты вставай, моя любезная невестушка, Ты поди-сходи за ключевой водой. Я, горюшечка, встала раньше всех, Я умылася горючей слезой, Я утерлась правым рукавом. Вы вставайте, мои подруженьки! Вы умывайтеся ключевой водой,
Вы утирайтеся белым полотном." (186) Причитание содержит четкие временные признаки: "ни свет - заря занимается", "я встала раньше всех", "ты вставай, моя любезная невестушка". Утреннее умывание осмысляется в соответствии с эмоциональным состоянием невесты, которая ожидает приезда жениха: "Я умылася горючей слезой". Переживания невесты персонифицируются в обряде гиперболического "горя", которое "подымается со всего-то свету белого". Невеста остро осознает свое горе - расставание с родной семьей,- противопоставляя себя своим подругам СЯ умылася горючей слезой" - "Вы умывайтеся ключевой водой"). Подруги и крестная мать начинали одевать ее к венцу. Специальной венчальной одежды крестьяне не имели. Невесту одевали в лучшее платье, как правило, национального типа. Были случаи, когда крестьянку затем и хоронили в этом платье (187).
Во все время приготовления невесты к венцу подруги и игрицы пели песни, которые условно можно определить как утренние "прощальные" песни. В них поэтически выразилось внутреннее состояние невесты, окончательно прощающейся с родителями и родительским домом. В этих песнях сконцентрированы и доведены до высшего своего проявления все те мотивы, которые появлялись в них поэтапно, в зависимости от конкретной обрядовой ситуации. Они отразили в себе ожидание жениха невестой. Невеста как бы мысленно прослеживает приближение свадебного поезда к своему дому. Многие песни об ожидании приезда жениха были опубликованы в различных сборниках в XIX и XX вв., распространены повсеместно и хорошо сохранились до нашего времени. Типичной в этом отношении является широко известная и в Средней России песня "Матушка, что не пыль-то во поле" (188). Ожидание жениха перед венчанием становилось для невесты моментом наивысшего психологического напряжения. Эта песня изображает ее глубокое душевное волнение, непосредственно выраженное в вопросах своей "матушке" и ее ответах: " - Матушка, что не пыль-то во поле, Сударыня моя, что не пыль-то запылилась: - Дитятко, разыгралися-то кони, Свет милая моя, разыгрались вороные! - Матушка, да и чьи же это кони, Сударыня моя, да и чьи же вороные? - Дитятко, Митрофановы то кони, Свет милая, да Петровича вороные..." (189) Композиционная форма песни проста: это последовательный диалог "дочери" с "матушкой". Он, с одной стороны, передает внутреннее состояние невесты, ожидающей жениха, а с другой - последовательное приближение его поезда к ее дому: сначала "поль-то во поле запылилась" (невеста как бы издали "увидела"ее), затем "кони по улице ездят, по широкой разъезжают", потом они "на широкий двор въезжают", "за дубовый стол садятся" и, наконец, за "праву руку берутся". По мере приближения поезда смятение и тревога невесты возрастают. Меняется и поведение "матушки". Если в начале песни она просто отвечает на ее вопросы, поясняя, что "кони разыгрались" и что эти "кони" "да и к нам не поворотят", то дальше она пробует успокаивать свое "дитятко":
