Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формообразование науки в обществе 17
1.1. Региональная общность - определение понятия 17
1.2. Формы существования науки в обществе 21
1.3. Национально-государственная и региональная формы науки 24
1.4. Центро-периферийный аспект формирования российской научной системы 31
1.5. Северный Кавказ - становление региона; первые формы научной деятельности 45
Глава 2. Конструкторско-монтажный и системно-эволюционный этапы функционирования Северо-Кавказского регионального научного комплекса 58
2.1. Формирование основных контуров регионального комплекса
в 20-30-е гг. (первая стадия конструкторско-монтажного этапа) .58
2.2. Динамика развития регионального комплекса в 40-х - первой половине 60-х гг. (завершение конструкторско-монтажного периода) 81
2.3. Системно-эволюционный этап (середина 60-х - 80е гг.) 86
2.4. Особенности формирования национальной научной интеллиген ции (по данным о штатном персонале ряда республиканских вузов) 119
2.5. Стиль региональной науки некоторые аспекты проблемы. Региональный тип научного работника 128
Глава 3. Трансформационный этап функционирования Северо-Кавказского регионального научного комплекса 138
3.1. Основные направления трансформации региональной науки 138
3.2. Состояние региональной науки по основным секторам 148
3.3. Состояние региональной науки по отдельным параметрам научного процесса 167
3.4. Научный потенциал Северного Кавказа (на материалах количественной динамики региональных докторских защит в период 50- 90-х гг.) 190
3.5. Социологический анализ социо- и этнокультурных факторов развития науки На Северном Кавказе 200
Заключение: Наука Северного Кавказа на рубеже двух веков - состояние и перспективы 209
Литература 224
- Национально-государственная и региональная формы науки
- Северный Кавказ - становление региона; первые формы научной деятельности
- Динамика развития регионального комплекса в 40-х - первой половине 60-х гг. (завершение конструкторско-монтажного периода)
- Состояние региональной науки по отдельным параметрам научного процесса
Национально-государственная и региональная формы науки
Рассматриваемое направление едва ли можно считать хорошо освоенным теоретической мыслью. Нельзя сказать, что науковедение ограничивается простой констатацией того, что, являясь общественным институтом, функционируя в определенной социальной, историкокультурной и этнической среде, наука и как система, характеризуемая определенной формой организации, и как способ получения нового знания, и как профессиональная прослойка, представители которой - члены конкретного социума и нации, не может не обладать спецификой, отражающей ее национальное или региональное происхождение. И тем не менее эта проблематика вне всякого сомнения находится на периферии исследовательского интереса.
Нередко анализ данных аспектов ограничивается общей констатацией существования различных традиций научного познания реальности (например, И.Пригожин и И.Стенгерс говорят о двух таких крупных традициях -экспериментально-количественной западной и китайской, «представляющей мир как спонтанно изменчивое самоорганизующееся целое» [69,65]. Аналогичные общие высказывания встречаются и в некоторых других исследованиях, посвященных философским и методологическим проблемам науки. Но в большинстве теоретических исследований такого рода данный аспект просто не упоминается как несуществующий, либо абсолютно несущественный для функционирования науки.
И потому здесь невозможно не отметить безусловно дискуссионную, но эвристически будирующую исследовательскую мысль работу Д.Г.Гачева «Наука и национальные культуры» [22]. По мнению автора, «энтелехия» национальной культуры, система ее ценностных ориентиров сказывается во всем - от кухни и костюма до критерия научной истинности. Все бесконечно разнообразное множество проявлений национальной жизнедеятельности в материальной и духовной сфере оказывается в таком случае взаимоувязано мощной системой смысловых соединительных линий, в которой к примеру теория «свободного падения» Галилея сопрягается с нисходящими дифтонгами итальянского языка, а немецкое блюдо «шнит-цель» (Scnitzel - букв, «обрезок») откликается в склонности ученых Германии представлять вещество дискретным (квант Планка, например) [22,7].
Едва ли возможно полностью отрицать существование многообразных связей такого рода, о которых пишет Г.Д.Гачев. Но доказательно, в развернутом виде представить «этнокультурную» специфику научного процесса того или иного народа - задача максимально сложная. И достигнуть этого методами одного только гуманитарного знания, которые использует в своей работе Г.Д.Гачев, к сожалению, невозможно. Ибо при подобном анализе авторская составляющая, выполняя роль инструмента, отслеживающего специфику изучаемого явления, намного превышает норму, отпускаемую на субъективный фактор в любых научных исследованиях, ориентированных на получение сколько-нибудь «объективных» результатов.
Безусловно, всё в жизни народа связано со всем. И научный процесс, как реализуемый в тех или иных конкретных институциональных социо- и этнокультурных формах способ познания мира, неизменно заключает черты, выдающие его национальное происхождение. Однако степень взаимоувязанно-сти различных проявлений национального социума различна, как и уровень внутренней (этнической, историко-культурной, природно-ресурсной и т.п.) их детерминированности.
К тому же связи эти могут быть гораздо более опосредованными, косвенными, слабыми, чем это предполагается в исследовании российского гуманитария. Не случайно, на наш взгляд, и то, что Г.Д.Гачев ограничился исследованиями научного процесса XVI-XIX веков., когда последний еще в значительной степени сохранял элементы ремесла - как в практике самого эксперимента, особенностях используемой для этого аппаратуры, так и в мышлении научных работников (по отношению к ним в этот период еще более уместно определение - естествоиспытатели). Нараставшая от века к веку стяжка науки и производства, все более плотная и всеобъемлющая коммуникация между различными научными центрами вели к определенной унификации науки и как процесса получения нового знания, и как определенного социального института, формируемого инфраструктурно и закрепленного соответствующим образом среди других общественных структур.
Как уже отмечалось, в настоящее время результативность научного процесса в значительной мере определяется уровнем техническо-экспериментальной базы и размером финансирования научно-исследовательских работ. Безусловно определенная национальная нюансировка может сохраняться и в этом случае. Но ее поиск должен носить более предметный и целевой характер, не уводящий за пределы собственно самой науки. Тем более, что последняя, взятая во всей полноте своих теоретических и практических проявлений, представляет широчайшую сферу общественной жизнедеятельности.
Северный Кавказ - становление региона; первые формы научной деятельности
Мы уже отмечали множественность существующих в науке определений понятия «регион». Однако каким бы из них мы ни пользовались при изучении территорий, представляющих ныне северокавказскую общность, мы не найдем признаков объединяющей их системности не только в XVII но и в XVIII-XIX вв. Что и не удивительно. Данные территории входили в состав Российского государства на разных исторических этапах. Существенно различались формы и методы их восточнославянского заселения. Специфичной для каждой территории была и местная этнокультурная среда.
Если казачьи земли по Дону достаточно плотно политически и экономически включились в состав России уже в XVII в., то кубанские и ставропольские степи закреплялись и осваивались на протяжении всего XVIII в., а многонациональные области Северного Кавказа - лишь в первой половине - середине XIX в. Тем самым только к 60-70-м гг. XIX столетия Северный Кавказ был «государственно» собран в своем полном виде. Нельзя сказать, что определенная экономическая и даже социокультурная интеграция здесь отсутствовала в предыдущий период. Однако она носила фрагментарный, в значительной степени случайный характер.
Вместе с тем в пределах Северного Кавказа уже в XVIII в. существовало два «проторегиональных» образования, каждое из которых в своих пределах характеризовалось сближенностью социальной и этнической структуры населения, общими формами его духовной и материальной культуры, сходной отраслевой структурой производственной сферы, общими природными (ландшафтными и агроклиматическими) условиями функционирования. Такими социально-территориальными образованиями являлись казачьи общности степного Предкавказья и национальные общности горного Северного Кавказа. Объединение их в составе одного государства заложило основы последующей интеграции в единую региональную систему.
В предыдущем параграфе мы рассмотрели основные стадии формирования периферийных российских научных комплексов. Данная схема в полной мере приложима и к Северному Кавказу. Притом динамика и конкретные черты этого многослойного и многоаспектного процесса, как и в любом другом регионе, зависели от множества местных условий и факторов. В частности, скорость появления научных институтов в том или ином регионе почти напрямую определялась уровнем его экономического и культурного развития. Едва ли не основным индикатором такого развития являлось состояние местной городской сети - ее густота, структурированность, наличие крупных центров, потенциально более подготовленных к укоренению разнообразных инновационных (и в том числе и научных) социальных институтов.
В развитии городской системы практически все территория Северного Кавказа уступала большинству других крупных районов Европейской России вплоть до середины - третьей четверти XIX в. Местная городская сеть формируется на протяжении всего XVIII и большей части XIX в. Именно в этот период на Северном Кавказе образуется основная масса будущих городских центров. Но прежде чем стать городами во всем многообразии отправляемых ими функций, данные новообразованные поселения должны были пройти длинный путь развития. По мере поступательной эволюции административные и стратегические функции, доминировавшие первоначально в жизнедеятельности большинства таких поселений, дополнялись экономической, а несколько позже и социокультурной ролью. Подобная функциональная эволюция занимала от нескольких десятилетий до столетия и более. Ни один из местных городов завершить ее в течение XVIII в. не сумел.
Динамика развития регионального комплекса в 40-х - первой половине 60-х гг. (завершение конструкторско-монтажного периода)
Великая Отечественная война нанесла значительный урон региональной науке, серьезно расстроила ее жизнедеятельность. Большая часть территории края (и в том числе практически все крупные города) оказалась во временной оккупации. Вузы и научные учреждения были частично эвакуированы, частично прекратили существование. На восстановление утраченного потенциала и воссоздание существовавших ранее структур и воспроизводственных цепочек научного процесса потребовалось несколько лет. Однако данный процесс вряд ли можно назвать простым восстановлением довоенных тенденций. Речь шла не только о разрыве постепенности, обусловленном военными действиями. В изменившейся социально-экономической и политической ситуации, развитие региональной науки приобретало несколько иные черты, и новые приоритеты. Именно потому послевоенное время, понадобившееся для завершения конструкторско-монтажного этапа регионального научного комплекса, можно рассматривать как самостоятельный период в его формировании последнего.
В течение двух послевоенных десятилетий продолжалось дооформление научных комплексов всех крупных административных образований Северного Кавказа. Существенно увеличились объемы проводимых исследований, как и число их дисциплинарных направлений. Но эти же факторы требовали более тесного и комплексного сотрудничества различных научных центров. И внутрирегиональные научные связи постепенно уплотнялись, хотя процесс этот происходил достаточно медленно. Тем самым становление регионального научного комплекса находилось на пересечении двух процессов, в определенной степени противоречивших друг другу. Рост собственных кадровых, технологических, организационных возможностей отдельных центров и «степени» их самостоятельности в определении своих исследовательских приоритетов происходил параллельно с увеличением научных взаимозависимостей, представляя с иного ракурса наращивание организационной и иерархической системности.
Укрепление позиций науки в республиканских столицах и других национальных центрах приводило к корректировке старых и поиску новых форм научной кооперации. Нахождение и внедрение в практику таких форм всегда связано со множеством трудностей организационного характера, требует немалого времени. На данном этапе развития региональной науки комплекс мероприятий, связанных с дальнейшей интеграцией местного научного процесса, не был полностью реализован. Как результат, элементы автономии в функционировании отдельных научных центров могли даже временно возрасти по сравнению со второй половиной 20-х - началом 30-х гг., когда ростовская наука в силу своего значительного перевеса могла без особого труда исполнять лидирующие функции в пределах региона.
Свою роль играл и тот факт, что процессы формирования интегральной социоэкономической региональной общности в полной мере были развернуты на Северном Кавказе только в советский период. А наращивание такого единого содержания, подразумевающего тесное взаимодействие во всех основных сферах жизнедеятельности, требовало значительного времени. К 60-м гг. процесс взаимной «притирки» социальных и экономических структур различных территориально-административных единиц еще не был завершен.
Однако, вычленяя основную тенденцию рассматриваемого периода, мы можем говорить о сохранении Ростова-на-Дону и Ростовской агломерации в качестве крупнейшего научного центра региона. Причем, если ранее научный перевес Ростова-на-Дону был в значительной степени величиной формальной, поскольку многие другие территории Северного Кавказа вообще не принимали участия в функционировании научного процесса, то теперь научный комплекс донской столицы постепенно приобретает качество системного центра. Это означает, что более отчетливо структурируются и остальные составные элементы регионального комплекса.
Ускоренные темпы социокультурного развития национальных территорий и значительные усилия, предпринимаемые центральными и местными властями по развитию республиканской научной сети, играли в этом процессе первостепенную роль. Но если научный комплекс Ростовской области и частично Краснодарского края к концу 50-х - началу 60-х гг. достигает полной организационной зрелости, характеризуется дисциплинарно-отраслевой, функциональной и пространственной сооптимизированностью, что и позволяет говорить о полном завершении конструкторско-монтажного периода, то задачи республиканской науки оставались другими. В это время во всех национальных районах Северного Кавказа полным ходом продолжается формирование базовой научной сети (одно из свидетельств периферийного «качества» местной науки).
По-прежнему острой остается проблема создания развитой прослойки национальной научной интеллигенции. В 1955 г. в Советском Союзе насчитывалось всего 70 научных работников-кабардинцев, 219 представителей народов Дагестана, 343 осетина. Для 1950 г. эти цифры меньше в 1,5-2 раза. Иными словами, формирование такой прослойки активизируется именно в эти годы. Однако полное решение данной проблемы было отодвинуто от рассматриваемого периода на одно-два десятилетия. И в основном, на такой же срок отставала от регионального центра и вся республиканская наука, стадия организационной и структурной зрелости которой была достигнута только в конце 60-х - начале 70-х гг.
Состояние региональной науки по отдельным параметрам научного процесса
Несколько иной была динамика крупных (всесоюзных и республиканских) конференций, которая отчасти отражала общий авторитет северокавказский науки, ее положение среди других научных комплексов страны. Здесь рост коммуникационной активности наблюдался до второй половины 70-х - начала 80-х гг. Если в 1971-75 гг. в регионе было проведено 15 крупных мероприятий такого рода, то в 1976-1980 гг. уже более 40, а в 1981-1985 гг. более 30. Снижение активности в середине - второй половине 80-х гг. было связано с определенной динамикой развития основных научных направлений, а также содержательными характеристиками регионального научного процесса.
Значительно колебалось по годам и число контактов отдельных научных учреждений, хотя, неизменной оставалось центральная роль Ростовского госуниверситета, факультеты и НИИ которого принимали участие в 50-70% всех конференций, проводимых на Северном Кавказе. При этом РГУ практически всегда оказывался и крупнейшим организатором такого рода мероприятий. Вторым вузом региона по данному показателю являлся Краснодарский университет, в отдельные годы не уступавший в данном отношении РГУ. Из четырех национальных университетов региона выделялись Дагестанский и Северо-Осетинский.
Вся система внутрирегиональных коммуникаций подтверждала ведущую роль университетов в научной жизни вузовского сектора и всей региональной науки. Все местные университеты участвовали в конференциях по самому широкому кругу научных проблем, относящихся к различным секторам знания и научным направлениям. Не случайно именно они максимально часто встречались и взаимодействовали на таких совещаниях, образуя основные («хребтовые» по терминологии Г.Г. Дюментона) межучрежденческие связи. К хребтовым мы относим связи между вузами и научными структурами, участвующими на совещаниях, проводимых на Северном Кавказе, в течение одного года 5 и более раз; к фоновым (слабым) взаимодействиям - все остальные связи (рис. 3).
Центральной структурой по данному показателю также оказался РГУ, имевший максимальное количество хребтовых связей с другими учреждениями. И в целом хребтовые связи, составлявшие костяк коммуникационной сети региональной науки, связывали между собой шесть местных университетов, которые тем самым образовывали основное ядро данной сети. Второе, менее значительное ядро коммуникационной сети составили политехнические институты (Новочеркасский, Краснодарский, Ставропольский) и Таганрогский радиотехнический институт.
Связи между указанными двумя ядрами были достаточно активными, но менее тесными, чем во «внутриядерном» пространстве. Небольшие коммуникационные «уплотнения» складывались у региональных медицинских и педагогических институтов. Однако они существенно уступали двум основным ядрам и вместе со всеми остальными вузовскими и исследовательскими структурами представляли периферию региональной коммуникационной сети.
При этом если иметь в виду отраслевой спектр коммуникационной активности, то единственным комплексным ядром региональной науки являлось «университетское». Активность политехнических, медицинских, и отчасти педагогических институтов в этом отношении носила куда более специализированный характер, концентрируясь на своих отраслевых направлениях и в сопредельной научной тематике. Самостоятельную роль в 80-е гг. играют и базовые НИИ Северо-Кавказского научного центра высшей школы: НИИ МиПМ, НИИБ, НИИ ФОХ, НИИФ и др. Они выступают и как организаторы научных конференций, и как активные их участники. Отраслевые институты и научно-производственные объединения оказывались спорадическими участниками подобных мероприятий. Участие даже таких крупных учреждений, как Южгипроводхоз, Южгеология, АзНИИРХ, в региональных научных совещаниях было редким. И, тем не менее, существовавшая на Северном Кавказе система научных конференций оставалась одним из действенных способов поддержания и укрепления единства всего регионального научного комплекса. В своей повседневной «тематической» деятельности местные отраслевые и научно-производственные структуры незначительно контактировали с вузовскими структурами, а участие в некоторых конференциях компенсировало им нехватку научной коммуникации.
Перечень участников региональных и, тем более, всесоюзных мероприятий свидетельствует о широких научных взаимосвязях, сложившихся у научных структур Северного Кавказа с другими региональными научными комплексами и столичной наукой. Характерно и то, что наиболее тесными такие контакты были с московской и ленинградской вузовской и академической наукой (МГУ, ЛГУ, ЛФТИ, МГПИ; Математический институт им. Стеклова, институты философии, общей и неорганической химии АН СССР, структуры Минвуза РФ и др.). Только за 1974-1975 гг. на региональных конференциях, семинарах и школах с докладами выступило около 100 специалистов из научных учреждений АН СССР. Из иногородних вузов наиболее часто в региональных конференциях принимали участие различные структуры МГУ [131].
