Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Иррациональное: подходы, сущность, проявления 13-73
1. Понятие иррационального в истории философского и научного познания 13-46
2. Онтологические проявления иррационального 46-56
3. Иррациональное как гносеологический феномен 56-73
Глава 2. Иррациональное в аспекте интуитивного познания 74-126
1. Иррациональное и интуиция 74-90
2. Иррациональное в процессе творчества 91-126
Заключение 127-130
Литература 131-138
- Понятие иррационального в истории философского и научного познания
- Иррациональное как гносеологический феномен
- Иррациональное и интуиция
- Иррациональное в процессе творчества
Понятие иррационального в истории философского и научного познания
Прежде чем приблизиться к заявленной теме, необходимо, видимо, начать с некоторых пояснений, а именно: рассмотреть, что означают понятия «рациональное» и «иррациональное» как феномены философии в более широком диапазоне - в диапазоне теоретического и обыденного сознания: являются ли они отражением действительности, раскрывающим ее различные стороны, и обусловливают ли они друг друга в осмыслении и познании событий и процессов, происходящих в природе, обществе и духовной жизни, или они соотносятся между собой как антиподы, несоединимые противоположности»? Может быть, действительность во всех ее многоликих образованиях содержит в своих сущностных основаниях некую рациональную субстанциональность, таит в себе некие имманентные ей закономерности, с которыми разум сообразует собственные познавательные способности, а иррациональное следует воспринимать как нечто еще непознанное изменчивое, не раскрытое разумом, который лишь эволюционно, поэтапно, по мере прогресса знания, развертывает свою независимость; как нечто реально несуществующее, как продукт иллюзии, объект примитивного, мифологического сознания? Или, наоборот, все ипостаси человеческого бытия сущностно иррациональны, неподвластны притязаниям разума, который способен схватить лишь внешние, формальные отношения и связи, а сам разум - лишь вторичное порождение изначальных, иррациональных сил, которые порождая его, ставят его познавательные возможности на услужение себе, и если возможно проникнуть в тайны мира, истории, духовной деятельности и души человека, то лишь путем переживания, чувственной интуиции, озарения и откровения?
На эти вопросы можно дать однозначный ответ: рациональное и иррациональное неотделимы от реальности; реальность выявляет себя в той или иной формах. Спор может идти лишь о том, в какой мере, где, когда и с какой интенсивностью та или иная форма отношения реальности заявляет о себе (в зависимости от «точки отсчета» - объема и глубины знания о ней, чувственного опыта, мировоззрения, ценностных ориентации, целей, интересов и т.д.). То, что кажется разумным, рационально обоснованным с одной из этих позиций, может быть оценено как иррациональное, разумно несостоятельное, с другой, и наоборот. Прогресс науки дает немало свидетельств того, что чем шире становится объем научного знания и глубже его проникновение в объекты научного исследовния, тем очевиднее проступают такие аспекты реальности, которые невозможно подвести под формально-логические определения разума, что ставит под сомнение сам этот ранее настойчиво констатируемый прогресс. С особой наглядностью эти отношения проявляются в таких областях исследования, как общественная жизнь, культура, искусство, психология, а также духовная деятельность (функционирование самого разума), которая целиком и полностью не может быть обозначена и истолкована в категориях рационального мышления. Она (как доказано, например, З.Фрейдом, К.Юнгом, Э.Фроммом и др.) во многом подсознательная или бессознательна.
В «философской энциклопедии» (1962) мы находим такое определение: «Иррациональное - принципиально недоступное рациональному познанию, несовместимое с разумом и несоизмеримое с его возможностями. Как философская категория специфична для идеализма и агностицизма. Объективной реальности, соответствующей этой категории, диалектический материализм не признает».1
Почти такими же словами термин иррациональное разъясняется в современном издании - «Философский энциклопедический словарь». «Иррациональное, в самом общем смысле, - находящееся за пределами разума, алогическое или неинтеллектуальное, несоизмеримое с рациональным мышлением или даже противоречащее ему.. .»2.
Сейчас подобные определения представляются достаточно односторонними и тенденциозными. Тем не менее, «рациональный» характер дефиниции иррационального сохраняется и у нас, и на Западе. Во всяком случае, в знаменитом Оксфордском словаре, отражающем мировоззренческие установки западной культуры, мы читаем: «Рациональное - практика объяснения сверхъестественного в религии разумным способом, или отношение к разуму как главному источнику в религии и во всем остальном; теория, согласно которой разум является основанием несовместимости (залога) знания... Иррациональное - неразумное, нелогичное, абсурдное, не наделенное разумом» .
Здесь все сказанное звучит мягче, чем в наших словарях, но, тем не менее, остается безусловное противостояние двух начал: рационального и иррационального. Именно против такого противостояния направлено понимание духовной природы человека. Несомненно, в будущем многое будет понятно из того, что сейчас остается темным, ставящим в тупик. Но при этом, конечно, придется столкнуться с новыми загадками.
Итак, мы видим, что иррациональное должно будет дополнить недостаточность чисто рационального. Математик Р. Пенроуз эту же тему освещает таким образом, что не все исчислимо в математике, иначе «внезапность» («Ах!») осознания будет целиком утрачена.
Долгое время ученые рассматривали представление о случайном как выражение нашего незнания. И только физика XX века оказалась вынужденной признать за случаем онтологический статус. И если само понятие «рациональность» связывать с возможностью детерминистского, безусловного описания явлений, то тогда случайность надо рассматривать как явление иррациональное. Иррациональность случайного непосредственно следует из учения Канта о знании. О случайности он пишет следующее: «сам случай мы назовем только в опыте...»4, «...От эмпирической случайности нельзя заключить к умопостигаемой случайности» . Далее Кант вводит представление о «безграничной случайности как «...нигде не заканчивающемся регрессе в ряду эмпирических условий» и не противоречащему «..трансцендентальному основанию чувственного ряда вообще.. .»6.
Итак, опираясь на концепцию Канта, можно сказать, что, вводя случайное в знание, мы даем статус умопостигаемого тому, что прежде считалось неумопостигаемым (неразумным). В этом - процесс раскрытия нашего сознания, происходящий под влиянием развития науки. Сознание расширяется за границы, традиционно прознанной априорности как изначальной заданности, обстоятельно раскрытой Кантом.
В XX столетии осуществилась мечта средневековых оккультистов. Был создан «механический разум», искусственный интеллект, который позволил ставить эксперименты, раскрывающие возможность технического и, следовательно, алгоритмизированного мышления. Еще много предстоит узнать об этом. Но и сейчас уже ясно, что неправомерным оказалось представление о строгом разграничении интеллектуальной деятельности на рациональную и иррациональную. Даже чисто техническое мышление во взаимодействии с человеком может обретать элементы иррационального. Так обращение к дисплеям может легко расширить заложенную в нашем сознании геометрическую интуицию, делая доступным даже не для математиков «заглядывание» в четырехмерность пространства7. Таким образом, интуиция, относящаяся традиционно к сфере иррационального, раскрывается через механически реализуемую рациональность.
В работе Налимова В.В. «Спонтанность сознания» особенно подчеркивается мысль о том, что компьютер стал не подобием разума, а всего лишь теоретической метафорой, позволяющей с большей, чем раньше, отчетливостью понять природу нашего сознания, выделяя в нем особые, чисто человеческие формы иррационального, недоступные машинному мышлению. Компьютер не обладает фантазией, не опирается на безграничный изначальный платоновский мир идей, не обладает спонтанностью порождения эвристических «фильтров», способных изменять смысл текстов и программ и приближать их к особенностям нашего личного опыта, в том числе к творческим способностям.
Ясно, что в творчестве (даже в математических науках) эвристический импульс иррационален8, хотя его реализация всегда строго рациональна. В деятельности творчески активного и талантливовго математика рациональное неотделимо от иррационального. В нашем представлении творчеством является и процесс самоорганизации. В подобной модели спонтанно происходящий отбор можно считать творческим процессом, если признать его механизмом создания Универсума на всех уровнях его существования. А если мы согласны считать самоорганизацию творческим процессом, то нам придется признать и вездесущность творчества. Иными словами, основой Мироздания является «ментальность», «сверхсознание», являющееся «носителем» творческого начала. Эта мысль не нова, но теперь она находит новые основания и прежде всего в рамках междисциплинарной науки - синергетики.
Теория самоорганизации если еще не может достаточно четко объяснить такое явление, как спонтанное саморазвитие Универсума в целом (включая и раскрытие сознания в нем), то по крайней мере не препятствует возможности такого явления. Развиваемый в синергетике подход к пониманию самоорганизации смыкается по нашему мнению с иррациональным подходом, опирающимся на одухотворенность Универсума и обретает тем самым несколько иной статус, становясь нестабильным, непредсказуемым процессом. Соответственно в этой системе представлений устойчивость и равновесность оказываются тупиками эволюции.9
Иррациональное как гносеологический феномен
Философские и научные теории, предельно развив свои элементарные понятия в гносеологии, оказались перед необходимостью пересмотра самого понятия элементарности, подкосившего при этом аксиоматически дедуктивные начала прежней логики. Классический разум, действующий в сфере объективной логики развития человечества не в силах понять (познать, объять) тотальную иррациональность. Индивид обнаружил себя на перекрестке различных смысловых движений, каждое из которых претендует на всеобщность, каждое из которых для другого либо бессмысленно, либо требует взаимопонимания. В философской логике это выглядит так: при глубинном исчерпании всех способов познания мира субъект разумения (как субъект познания) доходит до полного своего отрицания, при этом "...он побуждается к выходу за собственные пределы, "в ничто", во внелогическое. Используя неопределенную способность суждения, индивид в самом этом "ничто" обнаруживает новые возможности бытия нового мира ("мира впервые", в терминологии B.C. Библера) и соответственно нового субъекта, который и является носителем другого разума, другой логики" . Вряд ли лучше можно охарактеризовать современную гносеологическую ситуацию. Будем из этого исходить и отрефлексируем "ничто", эту "неопределенную способность суждения".
Познание - приобретение знания о Мире - обычно отождествляется с представлением о познании законов, действующих в природе. Но можно ли принять тезис о реальном существовании законов, задающих существование Вселенной? Если "Да", то это значит, что мы, безусловно, верим в рациональность мироустройства. Иными словами, мы допускаем существование некой грандиозной структуры, логически достаточно богатой для того, чтобы войти в столкновение с ограничительной теоремой Гёделя.
В силу особенности своего мышления, человек приписал Миру статус -быть рациональным. Это хорошо понимал уже Ницше, утверждавший, что "логика есть попытка понять действительный мир по известной, созданной человеком схеме существующего, и таким образом сделать его более доступным формулировке и вычислению24.
Сейчас намечаются четкие попытки отойти от панлогизма: релятивизм по отношению к теориям, право рассматривать их как метафоры; возможность приписать статус метафоры основополагающим представлениям - пространству, времени, числу, материи. И все же наука обладает познавательной силой, хотя может быть, и не так широко понимаемой, как это было раньше. Такая уверенность может быть поддержана следующими положениями:
1) Сколь бы условными ни были научные построения, они все же неизменно сопровождаются овладением Миром. В реальности этого процесса сомневаться не приходится - здесь все очевидно, здесь нет необходимости формулировать какие-либо критерии. Овладение Миром сопровождается расширением взаимодействия с ним. Спектр взаимодействия непрестанно расширяется. Этот процесс, несомненно, является познавательным. Это -реальное знание, хотя оно и не укладывается в бесспорные, однозначно оцениваемые гипотезы. В этом процессе овладения Миром гипотезы играют скорее всего вспомогательную ролью.
2) Наука позволила людям избавиться от примитивных представлений о Мире, задаваемых непосредственным чувственным общением с ним, поддержанным буквальным пониманием религиозных мифов.
3) Наука раскрыла человеку доступные его пониманию абстрактные структуры: пространство с различными геометриями; время, в различных, мыслимо возможных его проявлениях; богатство представлений о числе и мере; представление о вероятностной мере, задающей размытость наших понятий и самих вещей, существующих в Мире; представление о бесконечно малых и их исчислении; представление о множествах; представление о возможных логиках... Опираясь на эти структуры, оказалось возможным создать многообразие языков, различным образом отражающих наше отношение к Миру и к самим себе. Вряд ли можно и нужно что-либо говорить об адекватности этих языков - они будут активно использоваться до тех пор, пока на них можно будет сообщать что-то новое, признать, что вместе с ростом науки растет и наше незнание не вульгарное, невежественное, а рафинированное, научно раскрываемое. Научный релятивизм, находящий свое выражение во множестве равноправных, но несовместимых гипотез, непрестанно расширяет спектр незнания.
Знание, основанное на расширяющемся незнании, - это совсем особое знание, оно внекритериально, оно не опровергаемо, оно гораздо больше, чем это было у человека далекого прошлого, и много больше, чем у ученых прошлого поколения.
Здесь уместно обратиться к релятивизму, находящему свое выражение во множестве равноправных, но несовместимых гипотез, расширяющих спектр нашего незнания на пути к знанию.
Сейчас при рассмотрении природы сознания человека надо учитывать следующие обстоятельства, долго остававшиеся недостаточно осмысленными. Так, например, теорема Геделя о неполноте достаточно богатых формальных систем доказывает, что в таких системах имеются высказывания, истинность или ложность которых недоказуема и неопровержима. Отсюда можно сделать вывод о том, что устройство мира в целом не может быть описано на данном формальном языке с конечным числом аксиом. Дж. Барроу - философски ориентированный астрофизик -пишет: "Нет формулы, которая могла бы представлять всю истину, всю гармонию, всю простоту. Никакая теория Целостного видения Вселенной не может обеспечить полного понимания. Попытка видеть через целостность приведет нас к неспособности видеть что-либо вообще".
Появление множества логических теорий: интуиционистской логики, многозначной логики (включающий в себя и вероятностную логику), модальной логики, семантической логики дало возможность говорить о логике квантовой механики, о метрической логике и т.д. Если согласиться с тем, что термин "рационализм" сопряжен с четкой формализацией суждений, то нужно будет признать, что смысловое содержание этого термина потеряло былую четкость, оказавшись теперь крайне размытым даже в рамках самой науки.
Наука рациональна в том смысле, что она не признает тайны мироздания, а признает существование всеобщей закономерности, поддающейся логическому раскрытию. Кроме того, она требует, чтобы коммуникация между областями научного знания была логически безупречна.
Наука иррациональна в том смысле, что она опирается на творческое озарение, осуществляющееся на дологическом уровне мышления, в своем "глубинном" мышлении наука опирается на образы (образами могут становиться и абстрактные математические структуры). Она открывает возможность видеть Мир через эмоционально раскрывающееся незнание.
Предчувствие, интуитивное «озарение» сознания, творческое воображение, инсайт или антипатия - все это суть один и тот же процесс синтеза нового знания, новой гипотетической идеи из материала прошлого опыта, возможно, при помощи иррационального.
Успех научной работы во многом определяется правильностью выбора ученым проблемы. Адекватный выбор научной проблемы представляет собой сложный и не всегда вполне сознательный интеллектуальный процесс (тем более что объективный выбор и субъективный выбор совершаются в едином взаимопереплетенном процессе).
Эти соображения полностью относятся и к проблематике психологии мышления25. Из проблем психологии мышления, на наш взгляд, в настоящее время одной из важнейших является проблема внезапного понимания, неожиданного наступления готового решения научной проблемы, «озарения» сознания результативным его выражением. Момент наступления решения проблемы, над которой предварительно и сознательно работал ученый, является главным во всем процессе решения проблемы и эмоционально наиболее насыщенным. Внезапное интуитивное созерцание искомых соотношений элементов и связей проблемы отделяет нерешенную проблемную ситуацию от ситуаций (объективно-научной и психологически-субъективной), где данная проблема по существу снята. В этом пункте как бы кончается «царство» иррационального и появляется свет разума, который, однако, сам на первый взгляд выступает в качестве выражения «мистической активности» психических сил.
Известно также, что данное явление естественно стяжало славу иррационального психического процесса, поэтому хотя бы приблизительное решение проблемы «озарения» необходимым является предварительным шагом в построении стройных научных дисциплин психологии мышления и науковедения с рациональных позиций.
Эти положения позволяли ранее думать, что проблему интуитивного «озарения» (в научном творчестве, в частности) можно считать вполне рациональной и разрешимой, при этом важно подчеркнуть, что проблема интуитивного познания является прежде всего психологической проблемой и ее философский анализ может быть плодотворным лишь после раскрытия хотя бы некоторых ее основных психологических механизмов и что она является особой и важнейшей формой мышления .
Иррациональное и интуиция
В эпоху больших социальных перемен, в условиях революции в области технологий и информатизации все более насущный, актуальный характер приобретает анализ не только традиционных, но и новых культурных образований в жизни общества, новых духовных ее явлений. Но анализ нового невозможен порой без привлечения новых, универсальных понятий и категорий, которые способствуют более адекватному отражению одновременно как глубоко сущностных, так и возникающих вновь явлений, их взаимодействий и взаимосвязей в постоянно изменяющейся действительности.
Сейчас во главу угла всех рассуждений о мировоззрении необходимо поставить мысль о том, что мировоззрение, претендующее называться передовым или научным, должно опираться на установку личности воспринимать мир таким, каков он есть, без всяких прикрас и иллюзий. Исходя из этого передовое мировоззрение должно строиться на все более глубоком познании существующих закономерностей объективной действительности, способствуя лучшей ориентации человека в окружающем мире. Только такой тип мировоззрения противостоит обыденному мировоззрению, направленному на познание лишь явления.
Объяснить наш окружающий мир и нашу собственную природу так, чтобы, зная законы - связи этого мира, мы могли рассчитать последствия наших индивидуальных деяний и судить к лучшему или к худшему они нас ведут может только нерелигиозная философия. Но поскольку есть разные, и все они дают разные рецепты то, очевидно, они исходят из разных же картин мира и человека.
Иррационализм в эпистемологии вряд ли будет восприниматься как "передовое" мировоззрение и занимать доминантные позиции в объяснении научной и духовной ситуации современной эпохи, являясь единственно плодоносной "культурой мышления", но как новое оригинальное, синхронное с потребностями времени философское течение, мог бы дополнить логическую картину рациональной действительности обрисованной "логическим" кристаллом разума, открывая при этом еще до сих пор неведомые горизонты познания, этического и эстетического освоения данностей бытия.
Демаркационной линией, отделяющей ныне объявленными обветшавшими вариации классического рационализма от "новаторских" императивов иррационализма, являются их принципиально несовместимые исходные гносеологические позиции, их представления о роли разума в познании, о возможностях и границах познавательной деятельности, о методах и способах мышления, о характере открываемых им истин и т.д. В основе этой гносеологической несовместимости лежит "вечная" дилемма философии, особенно остро поставленная перед ней в Новое время в связи с успехами и прогрессом тогдашнего естествознания, - спор о природе и источниках знания между эмпирическим (данным непосредственно в чувственно выверенном опыте) и абстрактно-теоретическим (логически выраженным и выверенным) способами познания, об их приоритете и их функциях. Классический рационализм, формально не отмежевываясь от выдвинутого Локком и затем фундаментально обоснованного Кантом тезиса об опытном источнике и характере философского знания, постепенно, но все глубже и всецело погружался в область понятийных дефиниций и логических спекуляций, все дальше и больше абстрагировал гносеологию от ее первоисточника - чувственного опыта и его данных и, полагаясь на безграничность познавательных возможностей разума, с очевидной определенностью относил источник знания (равно как и первопричину бытия) к прерогативе интеллекта - субъективного Я, Абсолюта или Объективного духа. Обнажая несостоятельность подобных гносеологических конструкций, иррационализм обращает свою познавательную инициативность к непосредственному знанию, пытаясь найти ариаднину нить в лабиринте познания не в интеллекте и его логических постулатах, а непосредственно в чувственных ощущениях и представлениях, в их субъективном восприятии и внутреннем переживании, апеллируя прежде всего к голосу и опыту жизни, полагая, таким образом, познание не как исключительную функцию разума, а как изначально данный психический акт, деятельность души и чувств. Именно этот опыт открывает путь к познанию, раскрывает его тайну, являя человеку как мыслящему существу действительность таковой, какова она есть, - в ее "жизненной реальности", в ее многообразии и многогранности, в ее индивидуальных проявлениях, не прибегая к логическим ухищрениям интеллекта, - непосредственно и интуитивно, опираясь на "факты самой жизни", жизненную фактичность" и т.п.
Указывая на интуитивность познания, следует иметь в виду, что интуиция как один из его способов является неотъемлемой частью гносеологии и в том и в другом ее вариантах - рационалистическом и иррационалистическом, но, разумеется, с полярно различными посылками и следствиями, обусловленными гносеологическими характеристиками этих философских направлений, при той, однако, их общности, что они опираются на некоторые аксиоматические и априорные положения, констатирующие непосредственную данность изрекаемой истины, которая не нуждается ни в логических доказательствах ума, как в первом случае, ни в фактических подтверждениях посредством чувственных образов и представлений, как во втором, т.е. на очевидность, с которой воспринимается их мыслимое или чувственно переживаемое содержание.
Интуитивно, однако, чувствуется, что истина одна. И тогда возникает вопрос, что же является критерием истинности знания, как вообще соотносится наше знание с тем, что оно берется описывать, в какой степени мы в принципе можем на него полагаться. Ясно, что с тех пор, как эти вопросы возникли, оказывать сколько-нибудь сильное влияние на человеческое общество в целом или его значительную часть могли лишь те философы, которые давали убедительный для современников ответ на них. С другой стороны, характер этого ответа в немалой степени определял характер решения, которое давала та или иная философия по проблемам уже непосредственно касающимся человеческого общества, играя при этом значительную, а иногда и драматическую роль в судьбах миллионов людей. Лучший пример тому и другому дают марксизм и экзистенциализм.
Марксизм абсолютизирует наше познание. Он утверждает, что оно является отражением адекватным и таким, что всякое новое знание лишь добавляется к предыдущему. Для подкрепления своей концепции марксизм ссылается на успехи науки и техники его времени. Правда, тогда уже была известна так называемая скептическая проблема Канта и Юма, сводящаяся к тому, что мы принципиально не можем доказать существование объективного мира вне нас, и на этом основании ставящее под сомнение достоверность нашего знания. Однако марксизм утверждает, что успехи науки и техники подтверждают и существование этого мира и то, что наше познание дает нам правильную картину его законов. Такое объяснение выглядело убедительным в эпоху до того, как наука столкнулась с такими парадоксами как противоречие между эйнштейновской картиной мира и постулатами квантовой механики.
Экзистенциализм, в отличие от марксизма, отрицает за нашим познанием способность сколько-нибудь адекватно отображать реальную действительность и с недоверием относится даже к намерению отыскивать причину ее явлений. Так, например, один из его основоположников М.Хайдеггер писал: "Причина, прославленная в веках, есть наиболее крутовыйный противник мысли"1. Эта концепция стала выглядеть убедительной именно после появления парадокса Ньютон-Эйнштейн и ему подобных. Дело в том, что эйнштейновская модель не является простым расширением ньютоновской или частным случаем ее, позволяющим распространить исходную модель на новую область со свежими экспериментальными данными. Она дает качественно новую картину мира. Пространство и время, бывшие абсолютными ньютоновской модели становятся относительными в эйнштейновской и т.д. Для абсолютистского представления о нашем познании это было потрясение. Стало очевидным, что наше познание не есть абсолютно адекватное отражение действительности и, что процесс познания не является простым добавлением новых знаний к предыдущим, которые однажды получены, становятся только более точными и распространяются на новые области. Течь здесь может идти о переходе от детерминистического к вероятностному восприятию Мира, признании роли различных "форм созерцания" человеком Мировоззрения в своем сознательном или бессознательном существовании.
Иррациональное в процессе творчества
Современный уровень теоретического осмысления проблем культуры и творчества, гуманитарного знания в целом свидетельствует о том, что всему комплексу наук, занимающемуся данными вопросами - философии, социологии, этике, эстетике, культурологии и многим другим, необходимы новые подходы, позволяющие раскрепостить догадки и предчувствия, снять «тиски» старых парадигм.
Без помощи понятия "иррациональное" нельзя отразить всю жизнедеятельность людей, в том числе и в творчестве. Для этой цели необходимо ввести понятие - "иррациональное" в творчестве, которое в общефилософском плане определяет собой не что иное, как способ реализации движения, обусловливающий все формы и уровни развития путем достижения доминантных и предельных состояний во всех явлениях и процессах духовной жизни человека и общества. Другими словами, понятие "иррациональность" может явиться важной категорией, служащей для обозначения экстраординарного, уникального, редкого, выделяющегося из ряда уже известных состояний, качеств, явлений, результатов.
Иррациональное - это прежде всего рабочее понятие в анализе развития всей жизнедеятельности людей, оно имеет операциональный, а не морально-оценочный смысл.
Понятие "иррациональное"в творчестве несводимо к таким понятиям, как "совершенствование" и "усложнение"; оно шире этих понятий и относится к ним, как целое к частям. С понятием "совершенствование" совпадает в большей степени то, что можно определить как «прогрессивную иррациональность», иначе говоря, ту часть содержания понятия "иррациональность", которая несет в себе объективную положительную социальную целенаправленность и которая, в свою очередь, предшествует содержанию понятий "творчество", "культура".
Выделяется и форма иррациональности, которую можно определить как «изощренность». Оставаясь на определенном уровне знаний, с помощью «изощренного ума» человек комбинирует уже известные элементы, создавая из них новые, доселе неизвестные комбинации, что представляет собой скорее игру воображения, Особенно наглядно этот процесс проявляется в моде и в разного рода эклектических решениях.
Формы иррациональности в творчестве отличаются от других форм его проявления (процесса совершенствования, усложнения) большей степенью стихийности, неопределенности, изощренности: процесс их развертывания характеризуется спонтанностью, импульсивностью. Они содержат в себе элементы неожиданности и случайности, порождая подчас непредсказуемые результаты, так как целеполагание здесь часто носит субъективный, эгоцентристский характер. В отличие от совершенствования, которое объективно стремится, тяготеет к сознательному, с учетом причинно-следственных связей, целенаправленному и вполне определенному результату действия, стихийная иррациональность, склонная к оппортунизму, проявляется спонтанно, бесконтрольно, чаще всего на уровне подсознания.
Иррациональное в творчестве - понятие предельно широкое, общее и одновременно весьма конкретное. Выражая отдельный элемент процесса творчества, оно может представлять собой одномерный, плоскостной момент развития, в то время как совершенствование, являясь понятием интегративным, может определять собой лишь некую совокупность элементов развития, их ансамбль или иерархию, образуя определенную систему, которая, в свою очередь, оставаясь в структуре иррациональности, может являться элементом другой, более сложной системы. Так, определенное совершенство, являясь системой тех или иных отдельных предельных, изощренных результатов, выступает, в свою очередь, элементом другой, более сложной системы - творчества, которое элементом еще более общей системы, выражающей собой определенную культуру, которая есть не что иное, как элемент еще более глобальной системы, представляющей собой тот или иной тип цивилизации. У иррациональности много общего с игрой. Изучение игры как феномена культуры имеет давнюю традицию. Уже античные авторы Гераклит и Платон обращали внимание на взаимосвязь и развития, и движения с игровым началом. Современные исследователи, начиная с Й. Хейзинги, продолжая поиск в этом направлении, особо отмечают связь игрового начала с началом творческим и усматривают ее проявление в совпадении их основных функций: поисковой и экспериментальной.
С давних пор мы очень многое в нашей жизни характеризуем как игру, для изучения механизма развития этого определения недостаточно, ибо оно способно указать лишь на общий смысл движения, фиксируя лишь его колебания, пульсацию.
Понятие игра, и неважно, выступает ли оно "игровым моментом" или "игровым началом", "игровым элементом" или "игровым аспектом", не может до конца выполнить роль категории, необходимой для строгого анализа способа развития, т.е. категории, заключающей в себе способность соотнесения разнообразных уровней и степеней развития, а также соотношения многообразных форм их проявления.
Определение "игра" всегда требует конкретизации, например, как в случае с выражением "игра ума", для которого более конкретным и точным по смыслу является выражение "острота ума", а не наоборот. Игра и иррациональность - явления диалектически взаимосвязанные. Но игра всегда есть только следствие объективного стремления процессов развития к остроте, к своей кульминации или развязке. Таким образом, игра выступает лишь определенной формой реализации стремления к остроте, т.е. относительной или абсолютной кульминации процесса развития. Иными словами, через игру как специфическую форму процесс иррациональности реализует свои функции. Именно с этой точки зрения феномен игры и должен представлять интерес для исследователей творчества, поскольку игра, реализуя процесс развития, в то время и стимулирует его. Таким образом, иррациональность в целом можно представить как сферу движения и развития жизнедеятельности людей, как некое (на своих низших этапах) поле стихийно проявляющихся, спонтанно реализующихся разнородных, полиморфно разворачивающихся и постоянно усиливающихся возможностей природы и человека. Сфера иррациональности есть то поле, на почве которого с неизбежностью возникают, развиваются, усложняются или упрощаются, утончаются или уточняются начала веры, чувственного и внерационального начал, которые, аккумулируясь, кристаллизируясь, создают качественно новый, принципиально более высокий уровень иррациональности, рождают жизнетворчество, которое связано со становлением сознания и самосознания человека и которое в значительной степени тяготеет как к объективно осознанному целеполаганию, совершенствованию, так и к моральной детерминации.
Иррациональное в творчестве первоначально реализуется как неосознанная потребность в своей непосредственной, так сказать, природной и грубой форме и постепенно осмысливается с точки зрения простой полезности, утилитарно. По мере развития, усложнения и дифференциации человеческой духовности формируется осознанная потребность в иррациональности. Первоначально "слепая" стихийная иррациональность, опосредуясь нравственными переживаниями, стремлениями, идеалами людей, преобразовалась в творческую и выразила высшую точку духовного развития, тот момент подъема творческих потенций, где они достигают своей относительной и абсолютной полноты и зрелости. Таким образом, потребность в иррациональности, наряду с нравственным началом стала социокультурной потребностью человека, оказалась одной из определяющих характеристик человеческой деятельности в ее высшем проявлении -свободном творчестве, обнаруживаясь во всем оригинальном, изобретательном, уникальном, новаторском. Иррациональность, острота как истинный экстремум развития, стремясь к решению предельных задач (прогрессивной, регрессивной), которые к тому же приходится решать в условиях вероятностной неопределенности, вскрывает конфликтность бытия, обнаруживая тем самым свою общность с полионтическими проблемами.
Само понятие "иррациональность" по смыслу и содержанию универсально и является индифферентным по отношению к системе ценностей. Оно диалектично и конкретизирует в себе единство противоположностей: абсолютного и относительного, прерывного и непрерывного, устойчивого и изменчивого во всей системе развития духовной деятельности людей. Известно, что творческий акт распадается на процесс и результат. Понятие "иррациональное" способствует более ясному представлению о дискретности процессов творчества, определяя собой, с одной стороны, динамику процесса, где иррациональность питает процесс творчества в целом, с другой же - статику , фиксируя отдельные дискретные моменты , конечные и промежуточные результаты, выступая как изощренность самого результата - изобретения, открытия, выдвижение гипотезы и т. п. Огромное значение при этом играют эмоции и логика в творчестве, которые фиксируют иррациональные и рациональные компоненты на различных этапах творческого процесса.
Механизм взаимосвязи «человека-творческого» с окружающей средой, возникающих в постоянно изменяющемся мире реализуется через остроту эмоциональных переживаний субъекта, которая, в свою очередь, отражая в логизированных действиях человека и возвращается в объективный мир в виде новых результатов культурного (созидательного) или экстремистского (деструктивного) порядка.
