Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы и практическая реализация методики международных экономических сопоставлений
1.1 Концепция паритета покупательной способности валют 23
1.2 Из истории развития теории паритета покупательной способности валют
1.3 О методике Программы международных экономических сопоставлений и её раунда 2005 CLASS Глава 2. Проблемы международных экономических сопоставлений CLASS
2.1 Критика результатов раунда ПМС 2005 г. Э. Мэддисоном 70
2.1.1 Различные методы агрегирования и сопоставление полученных результатов
2.1.2 Расчеты и оценки ВВП стран мира по ППС валют, полученные Э. Мэддисоном, другими исследователями и международными организациями
2.1.3 Некоторые причины расхождений в оценках ВВП по ППС валют
2.1.4 Проблема определения величины ВВП Китая по ППС валют
2.1.5 Проблема определения темпов роста ВВП в Китае 98
2.1.6 Оценки величины так называемого «прожиточного минимума» или абсолютного минимума средств существования
2.1.7 Подушевой ВВП некоторых стран Древнего мира 108
2.1.8 Некоторые аспекты экономического развития мира за последние 2000 лет (опыт количественной оценки)
2.2 Ошибки авторов доклада МВФ 2000 г. о результатах мирового 121
экономического развития в XX в.
Глава 3. Анализ результатов экономического развития стран Центральной Азии и Южного Кавказа в период независимого развития
3.1 Внутренняя динамика ВВП стран Центральной Азии и Южного Кавказа в 1990-2012 гг.
3.2 Страны Центральной Азии и Южного Кавказа в окружающем мире (1990-2012 гг.)
Глава 4. Доходы населения и потребление продуктов питания в странах Центральной Азии и Южного Кавказа в 1990-2010 гг.
4.1 Динамика реальной заработной платы 168
4.2 Структура расходов домашних хозяйств в странах Центральной Азии и Южного Кавказа
4.3 Потребление продуктов питания 198
4.3.1 Потребление продуктов питания в союзных республиках СССР в 1989-1990 гг .
4.3.2 Потребление продуктов питания в государствах Южного Кавказа (1991-2010 гг.)
4.3.3 Потребление продуктов питания в странах Центральной Азии (1991-2010 гг.)
Глава 5. Социальная сфера и условия жизни населения стран Центральной Азии и Южного Кавказа (1990-2010 гг.)
5.1 Жилищные условия 264
5.2 Образование 275
5.3 Состояние системы здравоохранения 283
5.4 Положение науки 301
Заключение 317
Библиография 334
- Из истории развития теории паритета покупательной способности валют
- Расчеты и оценки ВВП стран мира по ППС валют, полученные Э. Мэддисоном, другими исследователями и международными организациями
- Страны Центральной Азии и Южного Кавказа в окружающем мире (1990-2012 гг.)
- Потребление продуктов питания в союзных республиках СССР в 1989-1990 гг
Из истории развития теории паритета покупательной способности валют
В условиях стремительной глобализации и усиления хозяйственных связей между различными регионами мира изучение экономических размеров и общего уровня развития отдельных стран и территорий приобретает особую актуальность. Сравнительный анализ экономических потенциалов государств, позволяет получить сведения, необходимые для разработки наиболее эффективных стратегий развития народного хозяйства, адекватных методов преодоления разного рода экономических трудностей и, как следствие, последовательного роста благосостояния общества в целом.
Получение наиболее полной картины экономической мощи страны или региона, как с научной, так и практической точки зрения, предполагает изучение множества существующих макроэкономических показателей. Однако на практике такой подход по объективным причинам малоприменим (если, вообще, возможен). Поэтому для межстранового анализа обычно применяется один обобщающий, интегральный показатель – ВВП. Абсолютная величина его свидетельствует об экономических размерах (потенциале), а относительная (в расчете на душу населения) позволяет сделать предварительные выводы об общем уровне развития страны (территории).
Очевидные преимущества этого индикатора – понятность и сравнительная «доступность» (подавляющее большинство стран регулярно предоставляет данные о величине ВВП1 в ООН и другие международные организации). Сведения о ВВП и ВВП на душу населения позволяют делать, по-крайней мере в первом приближении, серьезные геоэкономические выводы.
Сведения о структуре ВВП и величине его отдельных компонентов публикуются реже, но, как правило, также доступны. При проведении подобного анализа желательно опираться на общепризнанные материалы, не вызывающие возражений у специалистов. Однако даже беглое знакомство с содержанием различных статистических сборников и научной литературой по межстрановым сопоставлениям показывает: специалисты отнюдь не единодушны во взглядах на распределение сил в геоэкономической картине мира. В табл. 1.11 приведены данные о ВВП 71 страны (из примерно 200 существующих) в 20052 г., по версии четырех, пожалуй, наиболее часто используемых источников. Таковыми являются базы данных следующих организаций: ВБ, МВФ, Центр международных сопоставлений Пенсильванского университета и ЦРУ США. Критерий отбора этих стран – расхождение между наибольшей и наименьшей оценками ВВП (по каждому государству) в разных базах данных не менее 20 %. Величина 20 % выбрана нами достаточно условно. Можно взять и меньшее значение (5, 10 % и т.п.) или большее (25, 30 % и т.д.): в первом случае число стран вырастет, во втором – уменьшится. При составлении табл. 1.1 преследовалась цель продемонстрировать наличие существенных расхождений между расчетами и оценками ВВП разных стран, относящимися к одному и тому же году, но полученными экспертами разных организаций.
По данным табл. 1.1 у трети государств и территорий мира расхождения между разными расчетами и оценками превышают 1/5 величины всего ВВП. Значение данного факта – трудно преувеличить. При изменении величины ВВП у ряда стран в зависимости от выбора той или иной базы данных может измениться и картина распределения сил в мировой экономике, а при классификации стран по уровню доходов (группы государств с низкими,
Все таблицы упоминаемые в тексте представлены в Приложениях. 2005 г. выбран отнюдь не случайно; именно в этом году были проведены международные экономические сопоставления, которые привели к существенному пересмотру представлений о распределении сил в мировой экономике, а впоследствии, в известной степени, и к унификации различных баз данных. В таблице 1.1 эти изменения не отражены. – Прим. авт. средними и высокими доходами в базе данных ВБ), та или иная страна может переместиться из одной группы в другую. Разница в оценках текущего положения тех или иных стран отнюдь не ограничивается расхождениями, которые могли бы объясняться случайными погрешностями расчетов. Даже если допустить, что ошибка в 20 % является результатом неточности первичных данных и их последующей обработки, то разница в 63 % (Казахстан), 152 % (Беларусь) или тем более 190 % (Республика Конго), безусловно, носит «качественный» характер.
Повторим, что в табл. 1.1 приведены сведения только широко используемых источников, известных и доступных каждому экономисту-международнику. Из данных табл. 1.1 следует несколько очевидных выводов. 1. Цифры ВБ, МВФ и ЦРУ имеют больше «сходств» между собой, чем со сведениями Центра международных сопоставлений Пенсильванского университета. 2. В таблице практически не представлены государства, которые принято относить к числу развитых. 3. В таблице широко представлены бывшие советские республики, а также государства Восточной и Южной Европы, вступившие на путь рыночной экономики. 4. Большинство стран в таблице составляют малые и средние государства Азии, Африки и Латинской Америки. 5. Особенно большие (более 50 %) масштабы расхождений наблюдаются у стран, значительную часть стоимости экспорта которых составляют углеводородные энергоносители (Венесуэла, Казахстан, Кувейт, Нигерия, Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия и др.). Можно предположить, что одной из причин столь больших расхождений были резкие колебания цен на нефть, газ и другие виды энергоносителей в 1970-е – 2000-е гг.
Расчеты и оценки ВВП стран мира по ППС валют, полученные Э. Мэддисоном, другими исследователями и международными организациями
Сведения о ППС валют всё чаще применяются в исследованиях, посвященных межстрановым сопоставлениям, а сама концепция ППС валют стала одной из базовых моделей современной теории обменных курсов. Между тем, вопросы, связанные с возникновением этой концепции, привлекают внимание исследователей гораздо реже и, как правило, исторический экскурс сводится к упоминанию того или иного экономиста, с именем которого связывают её развитие.
На наш взгляд, вопросы эволюции теории ППС валют заслуживают более пристального внимания. Во-первых, освещение этапов развития отдельных научных концепций представляется полезным для их понимания. В случае с рассматриваемой теорией это позволяет, в частности, лучше разобраться с экономическим содержанием и назначением как номинальных обменных курсов, так и ППС валют. Заметим, что взаимоотношения между ними зачастую неверно понимаются как «взаимоисключающие» или «альтернативные»; между тем, эти методы перевода валют, по-видимому, правильнее называть «взаимодополняющими».
Во-вторых, поскольку появление идей, лежащих в основе теории ППС валют, органично связано с ранними вариантами ряда важнейших концепций современной экономической теории (таких как, например, теория субъективной ценности), изучение истории вопроса приобретает особую значимость, так как способствует расширению наших представлений об уровне гуманитарного знания (в широком смысле) прошедших эпох.
Как уже отмечалось, развитие теории ППС валют принято связывать с именем профессора Стокгольмского университета Густава Касселя. Именно Г. Кассель ввел в научный оборот термин «паритет покупательной способности», впервые использовав его в статье «Abnormal deviations in international exchange», опубликованной в Economic Journal в декабре 1918 г.
Однако еще в марте 1916 г. в статье «The present Situation on the Foreign Exchanges» профессор Кассель использовал в значении ППС валют термин «теоретический обменный курс» («theoretical rate»), отличая его от «фактического» («actual rate») – собственно, номинального обменного курса.
В первоначальных версиях своей теории Г. Кассель, предварительно определив покупательную силу национальной валюты внутри страны как величину, обратно пропорциональную общему уровню цен, сделал вывод, что обменный курс между двумя валютами определяется отношением общих уровней цен в этих странах1.
Новая теория вызвала оживленные дебаты в кругах экономистов. Нельзя сказать, что теория ППС валют была всеми встречена одобрительно. Некоторые известные экономисты – современники профессора Касселя выступили с активной критикой; в частности, А. Пигу считал, что Г. Кассель фактически игнорировал влияние на цены транспортных издержек 2 . Признанный специалист в вопросах международной торговли, Э. Хекшер отмечал, что теория ППС валют «верна лишь при нереалистичном предположении, что все товары и услуги могут быть перемещены из страны в страну без затрат»3. Коллеги критиковали Г. Касселя главным образом за использование в теории, претендовавшей на право считаться «сугубо прикладной», не имеющих место в действительности допущений классической политэкономии. Анализ ранних работ Г. Касселя позволяет сделать вывод, что в них имела место скорее некоторая недосказанность (оставлявшая место домыслам), чем логически неверные суждения. По мере развития теории Г. Кассель уточнял отдельные ее положения так, что часть критики просто теряла актуальность. Видимо, с учетом реакции коллег уже после 1918 г. Г. Кассель стал уделять больше внимания относительной версии ППС валют, получившей больше эмпирических подтверждений, чем абсолютная.
Не вдаваясь в подробности дебатов, разгоревшихся вокруг теории Г. Касселя, заметим, что помимо противников, у нее имелось и имеется немало сторонников. По мнению профессора Университета Пардью (США) Джеймса Холмса1, случай с ППС валют является замечательным примером того, когда автора научной теории критикуют за те положения, которые он собственно никогда и не высказывал. Критические заявления в адрес теории Г. Касселя, условно можно разбить на две группы. К первой относятся замечания относительно ее состоятельности как теории определения обменных курсов (точнее, о степени детерминированности связи номинального обменного курса и внутренних уровней цен в рассматриваемых странах); ко второй – замечания, касающиеся оригинальности «первооткрывательства» Г. Касселя.
По имеющимся сведениям, в краткосрочном периоде величина обменного курса достаточно существенно отклоняется от ППС валют; так что теория ППС в большей степени оказалась полезной для объяснения сущности процессов, происходящих на валютном рынке, нежели для точного прогнозирования будущих изменений.
Относительно дискуссий о том, кто является «первооткрывателем» идей, лежащих в основе теории ППС валют, необходимо заметить, что её современному виду – формулировкам и тем более самому термину «ППС» – мы, бесспорно, обязаны профессору Касселю. Однако замечания некоторых исследователей относительно того, что ряд положений современной теории ППС валют был известен экономистам до Г. Касселя, представляются вполне аргументированными.
Страны Центральной Азии и Южного Кавказа в окружающем мире (1990-2012 гг.)
Реальная заработная плата, рассчитанная с помощью дефлятора, на протяжении всего периода была выше значений, полученных на основе сведений о величине ИПЦ. Объясняется это просто: поскольку во всех трёх расчётах применялись одни и те же значения номинальной зарплаты, различия связаны с расхождениями в величинах ИПЦ и дефлятора ВВП.
Для той части граждан Армении, основным источником доходов которой была заработная плата, наиболее тяжелыми оказались первые годы самостоятельного развития страны. До 1994 г. включительно, реальная зарплата снижалась очень высокими темпами: почти в два раза каждый год. В 1994 г. величина реальной зарплаты снизилась до 6,6 % и 1,3 % (по разным вариантам оценки ИПЦ) и 19,3 % (по дефлятору ВВП) от уровня 1990 г.
Дадим интерпретацию столь низким значениям важного индикатора социально-экономического развития и уровня жизни. Если снижение реальной зарплаты в 5 или даже 15 раз можно трактовать как пропорциональное сокращение потребления определенных групп населения (за счёт, допустим, уменьшения объема покупок товаров длительного пользования, отказа от туристических и прочих поездок, а также разного рода бытовых услуг), то уменьшение этого показателя более чем на 98 % (т.е. более чем в 75 раз!), конечно, требует иного, «неарифметического» подхода. По-видимому, в условиях необъявленной войны с соседним Азербайджаном и внутриполитического кризиса, значительная часть населения, занятого по найму, лишь номинально числилась таковым. Продолжая получать низкую (возможно, даже недостаточную для обеспечения элементарного прожиточного минимума товаров/услуг одному человеку 1 ) зарплату, эти люди, по-видимому, реально были заняты иной деятельностью, приносившей им и их семьям доход. Косвенно в пользу этого предположения свидетельствует тот факт, что в первой половине 1990-х гг. весьма существенно сократилась доля населения, источником доходов которого была заработная плата: с 72 % в 1990 г. до 24,5 % в 1994 г. 2
В Азербайджане в 2010 г. реальная заработная плата, рассчитанная на основе ИПЦ, составила более 156 %, а полученная на основе дефлятора ВВП – более 142 % от докризисного значения. Столь впечатляющие итоги развития в данной сфере вызывают определенные сомнения. Частично высокие значения индексов реальной зарплаты, пожалуй, могут быть объяснены общеэкономической динамикой страны (что в свою очередь было связано с благоприятной ценовой конъюнктурой на рынке углеводородных энергоносителей). Однако увеличение показателя трудовых доходов населения примерно в полтора раза относительно уровня 1990 г. плохо согласуется с динамикой ряда важнейших макроэкономических и социальных показателей, в частности, с направлением и масштабами миграционных потоков, типичными для Азербайджана на протяжении всего изучаемого периода (а именно массовым выездом граждан трудоспособного возраста на заработки за рубеж).
Наибольшее снижение реальной зарплаты в Азербайджане наблюдалось в середине 1990-х гг. Очевидно, важной причиной подобного снижения (до 13,8 % и 18,4 % к уровню 1990 г.), помимо издержек и потерь, связанных с переходом от плановой экономики к рыночной, стала «война за Нагорный Карабах» (и Нахичевань), а также политический кризис внутри страны. В отличие от других двух стран Южного Кавказа, в Азербайджане снижение реальной зарплаты было хоть и весьма существенным, но менее катастрофичным. В целом, значения реальной зарплаты в Азербайджане, рассчитанные с помощью обоих индикаторов инфляции – ИПЦ и дефлятора ВВП – хотя и различаются, но не принципиально по сравнению со многими другими странами. Связано это с не слишком значительными расхождениями между соответствующими значениями обоих индикаторов роста цен.
Поскольку по Грузии имелось два набора данных о динамике номинальной зарплаты, было получено два варианта оценок её реального значения. Но в обоих случаях характер динамики оказался, в принципе, схожим: на протяжении большей части рассматриваемого периода значения показателей, рассчитанных с помощью ИПЦ, были больше значений, полученных на основе данных о дефляторе ВВП (т.е. дефлятор рос быстрее, чем ИПЦ). Однако начиная практически с первой половины 1990-х гг., заметны довольно существенные количественные различия. Так, разница между оценками величин реальной заработной платы, полученными на основе ИПЦ, постепенно возрастает, и к 2010 году достигла 18 п.п. Аналогичные сравнения показателей, рассчитанных с помощью дефлятора, к концу периода составляли 9,5 %.
Наибольшее снижение трудовых доходов в Грузии имело место в середине 1990-х гг. Принимая во внимание масштабы этого сокращения, вызывают удивление итоговые значения рассматриваемого показателя. Так, расчёты на основе ИПЦ показывают, что к 2010 г. реальная зарплата в стране выросла примерно в 2,5 раза по сравнению с докризисным уровнем. Расчёты на основе дефлятора ВВП демонстрируют рост показателя примерно в 1,3 раза относительно уровня 1990 г. Учитывая сложную внутри- и внешнеполитическую ситуацию в Грузии в 1990-х – 2010-х1 гг., подобные значения индексов реальной заработной платы представляются неправдоподобными. По-видимому, противоречащий характеру динамики
Имеется в виду, де-факто, отделение Абхазии и Южной Осетии (сопровождавшееся вооруженными конфликтами), гражданская война 1991-1993 гг., «революция роз» 2003 г., скоротечная война августа 2008 г. и пр. большинства макроэкономических и макросоциальных показателей страны, рост реальной зарплаты в Грузии связан с неверным отражением официальной статистикой реального положения дел.
Изучение динамики заработной платы в Центральной Азии за 1990-2010 гг. дало следующие результаты.
За ряд лет данные по номинальным заработкам в Казахстане были изменены, поэтому представляется нелишним использовать два ряда сведений о величине этого индикатора. Важно, впрочем, отметить, что измененные значения несущественно отличались от первоначальных (на несколько процентов). Поэтому полученные результаты различаются незначительно.
Сведения о величине ИПЦ в 1991 г. были скорректированы (увеличены) на 12 п.п. (со 178,7 % до 190,9 % к уровню предыдущего года). Поэтому в нашем распоряжении имелись три ряда данных о темпах инфляции: два по ИПЦ и один по дефлятору ВВП. Как во всех изучаемых нами странах, в Казахстане самыми низкими значения реальной заработной платы оказались в середине последнего десятилетия XX века: по сравнению с 1990 г. снижение достигло 70 % (в 1994 г.). Впрочем, в дальнейшем значения рассматриваемого показателя постепенно возрастали и к 2010 г., по усредненным оценкам, был достигнут (возможно, несколько превышен) уровень 1990 г.
Потребление продуктов питания в союзных республиках СССР в 1989-1990 гг
Приступая к анализу динамики потребления продуктов питания в Казахстане, необходимо, хотя бы вкратце, напомнить о его своеобразном, можно сказать даже особом, положении среди других республик Центральной Азии и Южного Кавказа. Это положение определяется рядом очевидных обстоятельств.
Во-первых, территория Казахстана, в разы превышает площадь любой из других республик этих регионов и создаёт предпосылки для формирования диверсифицированной и конкурентоспособной экономики. Огромные природно-климатические различия между Севером и Югом, Западом и Востоком республики благоприятны для многоотраслевого растениеводства и животноводства.
Во-вторых, наличие в недрах республики широчайшей гаммы минеральных ресурсов, включая основные энергоносители, способствовует сельскохозяйственному прогрессу дополнительными финансовыми и материальными средствами и формирует значительный экспортный агропромышленный потенциал. Казахстан, наряду с Россией, обладает всеми возможностями для обеспечения продовольственной безопасности страны. На наш взгляд, при проведении оптимальной политики в области сельского хозяйства, оно может обеспечить страну практически всеми или почти всеми продуктами как земледелия, так и животноводства.
С точки зрения уровней потребления основных продуктов, Казахстан в конце существования СССР был ближе всего к России, а в каких-то отношениях даже и превосходил её. Рассмотрим динамику потребления и производства основной продукции животноводства.
В нашем распоряжении имеются данные, охватывающие весь «горизонт исследования» (т.е. период 1990-2010 гг.) только по показателям, рассчитанным на основе балансового метода. Поэтому они составят статистическую базу соответствующих расчётов1.
Данные табл. 4.30 и 4.31 свидетельствуют: в 1990-2000 г. динамика производства мяса (в убойном весе) на душу населения неуклонно сокращалась и к 2000 г. составляла (округленно) лишь 42 кг или около 44 % от уровня 1990 г. Однако потребление мяса и мясопродуктов, также неуклонно сокращавшееся (см. табл. 4.64 и 4.65), тем не менее, на всём протяжении 1991-2000 гг. оставалось выше уровня внутреннего производства. Разрыв между индексами потребления и производства в первой половине 1990-х гг. был сравнительно невелик (в пользу потребления), но затем увеличивался и в 2000 г. достиг примерно 18 п.п.
Если перейти от индексов к абсолютным показателям потребления и производства мяса, то в 1990 г. на душу населения в Казахстане производилось 96 кг (см. табл. 4.27), а потреблялось 73 кг (см. табл. 4.28). Иными словами, республика обладала (или ей это предписывали союзные регулирующие органы) значительным «экспортным» потенциалом. Он использовался для перераспределения ресурсов в пользу других республик, в которых внутреннее производство не обеспечивало потребления мясных продуктов. В условиях экономического кризиса неуклонное снижение производства мяса в Казахстане в 1991-1996 гг. приводило к постепенному сокращению этого (теперь уже действительно экспортного) потенциала. Начиная с 1997 г. внутреннее производство (47 кг, т.е. сократившаяся почти вдвое, по сравнению с 1990 г. величина показателя) уже не обеспечивало внутреннего потребления мяса и мясопродуктов в самом Казахстане. Оно также резко снизилось, но всё же составляло 50 кг. В последующие годы наиболее глубокая точка кризиса (2000 г. – 42 кг) была пройдена, и внутреннее производство постепенно повышалось, достигнув в 2010 г. 57 кг. Однако одновременно увеличивался и разрыв между показателями производства и потребления (величина последнего в том же году составила уже 68 кг). Таким образом, Казахстан, который еще в первой половине 1990-х гг. был чистым экспортером мяса и мясопродуктов, превратился к началу второго десятилетия XXI века в чистого импортёра. Импорт мяса, по этим данным, эквивалентен примерно 11 кг или около 16 % всего подушевого потребления. Эти и аналогичные расчёты по другим продуктам не претендуют на точность, но они показывают примерные «размеры» проблемы. Главное здесь – сам факт превращения страны-экспортёра важнейших продуктов питания в их вынужденного импортёра.
Ситуация в сфере потребления молока и молочных продуктов, в целом, аналогична таковой в мясном животноводстве. В 1990 г. в республике производилось на душу населения, в среднем, 337 кг, а потреблялось 311 кг молока. И хотя потенциальный «экспортный» ресурс в этой сфере был гораздо меньшим, всё же остаётся фактом, что Казахстан производил молока и молочных продуктов больше, чем потреблял. В дальнейшем, как показано в табл. 4.32 и 4.64, динамика потребления и производства в годы кризиса не обнаруживала столь больших расхождений, как это имело место в отношении мяса и мясных продуктов. После преодоления нижней точки кризиса производство и потребление молочных продуктов при незначительных колебаниях от года к году изменялись однонаправленно и примерно одинаковым темпом. В конце 2000-х гг., а точнее, в 2009-2010 гг., когда потребление молочных продуктов в Казахстане не только достигло докризисного уровня, но и превысило его на 1-2 % (табл. 4.65), производство молока оставалось ниже уровня 1990 г. на 4-5 % (см. табл. 4.33). Впрочем, учитывая меру точности (вернее, неточности) этих показателей, можно полагать, что на всём протяжении 1990-х – 2000-х гг., внутреннее производство, в общем, соответствовало уровню потребления населением молока и молочных продуктов.
