Введение к работе
К защите представляется диссертация в виде научного доклада. В нем обобщены результаты сорокалетних исследований автора в области методологических проблем географии, в первую очередь экономической и социальной географии (ЭСГ), приложения выработанных концепций географического подхода к изучению различных сфер конкретной действительности. Таким образом, защищается развиваемая автором концепция сущности географического знания, критериев географичности исследования и совокупность разработок в ряде традиционных и новых направлений социально-экономической географии, основанных на применении этой концепции.
Актуальность темы. Разработка критериев географичности была актуальна на всех этапах развития географической науки, поскольку связана с ответом на вопросы: «что есть география?», что является объектом и предметом географического исследования, в чем ценность и своеобразие получаемых результатов, а также в чем сущность географического подхода к предметам и явлениям окружающего мира. Ответ на эти вопросы дает основания для делимитации науки, разграничения сферы исследования с другими науками, с одной стороны, и интеграции с ними — с другой.
Происходящие в последние десятилетия процессы эко-номизации, социологизации и экологизации общественной ветви географической науки привели к появлению и развитию новых ее направлений, что требует методологического обоснования правомерности отнесения соответствующих сфер действительности к объектам географического исследования. Это необходимо как для профессионального самосознания самих географов, так и для понимания значения и возможностей работы географов представителями других наук и практиками.
Если в области физической географии сформировалось относительно устойчивое и общепризнанное понимание того, какие объекты она по преимуществу исследует, то более молодая, охватывающая новые, прежде ею игнорируемые сферы действительности ЭСГ не имеет общепризнанной современной парадигмы и находится в процессе
ее становления. Под парадигмой мы понимаем разделяемую в целом научным сообществом на данном этапе развития той или иной науки систему взглядов на основные методологические ее проблемы. Парадигма может быть сформулирована в явной форме, но чаще существует без четких определений и применяется учеными интуитивно.
Современные процессы в экономической, социальной и политической жизни страны предъявляют возрастающий спрос на результаты исследований в области соответствующих отраслей географической науки, но широкая общественность не осознает эту проблематику как географическую, не видит, в чем ЭСГ может помочь в решении накопившихся сложных вопросов. Настоящее исследование призвано помочь самоопределению ЭСГ на современном этапе и способствовать пониманию ее возможностей и применимости "результатов в решении задач практики (в том числе и через преподавание).
Цели и задачи исследования. Основной целью исследования была разработка критериев географичности в области ЭСГ — то есть определение условий, при которых отбор изучаемых объектов (или их сторон), подходы к их изучению, способы представления полученных результатов могут считаться географическими. Сообщество географов пользуется такими критериями, хотя они и не формулируются в явной форме, чтобы отличить географическое «поле» деятельности, географические работы от негеографических, кондиционные исследования от слабых. Отсутствие четко сформулированных критериев дает себя знать, когда «чужак» работает (часто интуитивно) географическими методами, но не сознает этого, а полученные результаты приписываются другим наукам. С другой стороны, часть географов выходит далеко за пределы собственно географических исследований с благим намерением —- приблизить результаты к нуждам практики.
В соответствии с поставленной общей целью исследований в ряде публикаций решались следующие задачи:
разработка вопросов о предмете географии и ЭСГ и соответствующей терминологии;
анализ истории формирования современной концепции сущности географического подхода, в том числе
при решении проблемы взаимодействия общества с природой;
— проверка сформулированных принципов географического подхода на материале как традиционных, так и вновь складывающихся направлений ЭСГ. Среди этих направлений — проблемы историко-экономической географии, агропромышленного комплекса и оценки условий сельскохозяйственного производства, демогеографии, географии городов, трудовых ресурсов, политико-административного деления и экономического районирования, рекреационной географии, географии сферы обслуживания, высшего образования, экологической географии и некоторые другие.
Самостоятельной была задача применения принципов географического подхода для обоснования содержания и методов обучения ЭСГ в высшей и средней школе, но она затрагивается в данном докладе лишь кратко.
Научная новизна и практическое значение результатов исследований. Основным предметом исследования являлся «вечный» вопрос о содержании и сущности географического знания, рассматриваемый многими географами прошлого и наших дней. На каждом этапе развития науки возникает необходимость обобщения, критического анализа взглядов ученых прошлого с позиций современности и логического обоснования новых теоретических положений. Результат такой работы не был, конечно, прорывом в новые области методологии, но являлся звеном в общей цепи исследований, способствовавших утверждению новых подходов, консенсуса в современном понимании ЭСГ как науки.
Полученный результат сам не носит характера истины в последней инстанции, а является на наш взгляд правдоподобной гипотезой для ЭСГ наших дней. Автор отчетливо осознает, что этими словами ставит себя под удар, но такова судьба большинства теоретико-методологических работ, в которых трудно провести грань между доказанным положением и мнением. К тому же работы автора охватывают почти сорокалетний период, и теперь многие выдвинутые в них положения из разряда новых для своего времени, дискуссионных и даже активно отвергаемых перешли в число общепринятых, как бы не нуждающихся в особой защите, в аргументации. Новиз-
ной (для своего времени) отличались разработки автора по вопросам историко-географического источниковедения, рекреационной географии, географического изучения социальной инфраструктуры, трудовых ресурсов, высшего образования, экоорганизации территорий и некоторые другие, о чем подробнее будет сказано ниже.
Практическое значение теоретических работ заключено, главным образом, во внедрении в географическое сообщество определенной парадигмы. Свидетельством значения публикаций является, как известно, уровень их цитируемое. В ряде работ виднейших советских географов по методологии и истории науки имеются ссылки на произведения автора.
Определенное практическое значение для выработки рекомендаций имеют частные работы автора по оценке земель, по проблемам рекреации, высшего образования, трудовых ресурсов, агропромышленного комплексообра-зования, социальной инфраструктуры. Практическое применение нашли некоторые разработки автора, выполненные для ЦЭНИИ при Госплане РСФСР, ИСЭП АПК (Саратов) и ряда других организаций.
Еще одно направление практической реализации идей — внедрение их в программы, учебные пособия, методические разработки по географии для средней и высшей школы. Будучи преподавателем географии средней школы по полученному образованию и вузовским по основной деятельности (в течение 37 лет) автор много внимания уделял адаптации теоретических разработок к учебным курсам (около половины из двухсот публикаций составляют работы по методике преподавания географии, учебники, учебные и методические пособия по социально-экономической географии для средней и высшей школы, программы учебных курсов). Результаты внедрялись в преподавание экономико-географических дисциплин в Саратовском государственном университете им. Н. Г. Чернышевского, Мордовском государственном университете им. Н. П. Огарева, Санкт-Петербургском государственном университете экономики и финансов, Российском государственном педагогическом университете им. А. И. Герцена.
Таким образом, результаты исследований сущности и возможностей географического подхода внедрялись и могут быть внедрены для внутреннего потребления са-
мой географической наукой (т. е. производством географических знаний), а также использованы «внешним» потребителем-практиком (работы по территориальной организации различных сторон жизни общества) и в образовании.
Общей методологической базой исследования могли послужить, учитывая время его выполнения, положения диалектико-материалистической философии.
Критически использовались достижения современной отечественной философии, общенаучной методологии, а также специальные методологические работы зарубежных и отечественных географов. Среди последних наибольшее влияние на методологические позиции автора оказали ученые школы Н. Н. Баранского (В. А. Анучин,
B. М. Гохман, Н. Н. Колосовский, И. М. Маергойз,
C. Я. Ныммик, 10. Г. Саушкин — из тех, кто уже ушел
из жизни).
Следует учесть, что исследования автора охватывают более трети века. За этот период обновился методологический (и общенаучный, и философский) арсенал географии — появилась системная парадигма, произошла «количественная революция». Прошли острые дискуссии по проблемам «единой» географии, взаимоотношений экономической географии и региональной экономики. С нарастающей силой шли процессы эконом изации, экологизации, социологизации и гуманизации экономической географии, отметены многие устаревшие и догматические взгляды, стали возможны плюралистические подходы. Расширилась сама сфера исследований географии, ее общественного крыла, что привело к формированию ЭСГ вне узких рамок собственно экономической географии. Но общей все это время оставалась защита идеи принципиального единства географического знания, вытекающей из философской идеи единства материального мира — даже в период, когда это вызывало обвинения политического характера.
Апробация исслелований. Результаты исследований докладывались
на V Всесоюзном совещании по вопросам ландшаф-товедения (Москва, 1961);
на заседаниях ряда отделений и комиссий Географического общества СССР (1959—1997 гг.);
на 10-й научной конференции аспирантов и младших научных сотрудников ИИЕТ АН СССР (Москва, 1967 г.);
на 2-й региональной конференции «Антропогенные ландшафты» (Воронеж, 1975 г.);
на совещаниях по теоретическим вопросам географии (Одесса, 1977 г., Тбилиси, 1982 г.) и регионологии (Саранск, 1984 г., Сыктывкар, 1985 г.) и других научных совещаниях (Казань, Москва, Нарьян-Мар, Пермь, Псков, Самара, Санкт-Петербург, Саратов, Смоленск, Сортавала, Таллинн, Тверь, Томск, Тула, Хабаровск).
Публикации. Основные результаты исследований представлены в отдельных брошюрах, в ряде статей, опубликованных в научных журналах и сборниках, тезисах докладов на научных совещаниях, а также в многочисленных учебных пособиях, изданных Саратовским государственным университетом им. Н. Г. Чернышевского, Санкт-Петербургским государственным университетом экономики и финансов и др. В некоторых случаях для изложения своих взглядов автором использовались рецензии в научных журналах.
По вопросам, рассматриваемым в диссертации, к защите представлено 95 опубликованных и депонированных работ (см. прилагаемый список) общим объемом более 40 печатных листов. Значительная часть работ выполнена в соавторстве.
1.1. Исследования по истории формирования концепции сущности географического знания уточнили характер взаимосвязи современных трактовок этой проблемы в отечественной географии и методологического наследия русских и зарубежных географов прошлого.
Удалось показать, что многими авторами высказывалось ошибочное мнение о резкой противоположности идеалистической и материалистической концепции в географии (на основе известной модели развития философии), о том, что русская географическая наука развивалась в русле последней, испытывая наибольшее влияние
из европейских географов одного только А. Гумбольдта (3). Те моменты в творчестве русских географов, например, В. В. Докучаева, которые в эту схему не укладывались, объяснялись их уступками идеализму, стихийностью их диалектико-материалистического мировоззрения (6).
На самом деле формирование географической методологии в России происходило под сильным воздействием единой концепции А. Гумбольдта-К. Риттера, которые воспринимались как единомышленники (при том, что развивали разные стороны «новой» географин). Данная концепция во многом коренилась в географических работах И. Канта, не носивших идеалистического характера (13). Установлены почти дословные текстуальные совпадения в этих работах и в «Космосе» Гумбольдта (12).
Методологический кризис на рубеже XIX—XX веков, связанный с завершением эксшюративного (открыватель-ского) этапа развития географии, вызвал появление теоретических работ ученых ведущих национальных географических школ (В. В. Докучаев в России, П. Видаль де ла Блаш во Франции), при всем их различии обладавших и большим сходством. В наиболее завершенной форме новая трактовка географии была дана в трудах А. Гет-тнера. Несмотря на негативное в целом отношение к хорологической концепции в советской географии, основные работы в конечном счете выполнялись в ее русле. Яростные критики методологических взглядов А. Геттнера добивались очевидных достижений в конкретных географических исследованиях, «подпольно», порой даже не осознавая этого, следуя его концепции. В то же время на словах эта концепция ими отвергалась категорически, преследовалась — и не только из соображений идеологических, но и сугубо непринципиальных, вероятно, личностных. Молено утверждать, что такое отношение к хорологической концепции с опорой на официальную идеологию и обращением к арбитражу вненаучных авторитетов серьезно затормозило (по крайней мере до второй половины 50-х годов) развитие советской географии, прежде всего ЭСГ. Столь же неправомерным было противопоставление «отраслево-статистического» и «районного» направлений экономической географии. В конечном счете «рай-онщики» не могли обойтись без использования арсенала
статистических методов исследования, а «отраслевики» занялись изучением районов (69, 72).
Господствовавшее убеждение в возможности лишь однозначного решения любой научной проблемы, единственно соответствующего марксистской теории, точнее, тому, что за нее выдавалось, вера в превосходство на этом основании над теориями «буржуазной» географии, отрицание плюралистических подходов — все это порождало нетерпимость в борьбе научных направлений, некорректность (в первую очередь в научном отношении, но и в нравственном тоже) приемов ведения дискуссии. Однако нельзя согласиться с мнением, что дискуссии между сторонниками «районного» и «отраслево-статистического» направлений, но вопросу о «единой» географии, о «региональной экономике» принесли только вред, отвлекая географов от конкретных исследований на благо общества. В этих дискуссиях оттачивались аргументы, уточнялись и развивались идеи, обеспечившие в конечном счете признание принципиального единства географии, победу «районного» направления в ЭСГ.
1.2. Для методологии географической науки наибольшее значение имеет решение общефилософской проблемы взаимодействия общества с природой, содержания понятия «географическая среда». К середине 50-х гг. сформировалось убеждение, основанное на «развитии» положений философской главы «Краткого курса», что любая попытка поиска связей между природными условиями и общественными явлениями на данной территории есть проявление буржуазного вульгарного географизма (почему не рабовладельческого?), а потому относится к методологически ошибочным и вредным «извращениям». И хотя в упомянутом произведении речь идет только о том, что географическая (точнее, природно-географическая) среда и ее спонтанные изменения во времени не могут быть причиной, источником развития общества, был сделан совершенно неадекватный вывод о полной независимости хозяйственной деятельности общества от природных условий. Этот вывод столь соответствовал индетер-министской, субъективистской практике руководства обществом, что был охотно взят на вооружение. Между тем, отрицание связи природной обстановки и хотя бы хозяйственной деятельности общества ставит под сомне-
ниє сам смысл, цель географических исследований, ведущихся ради анализа и учета объективных условий этой деятельности.
Имевшиеся к тому времени (середине 50-х гг.) работы, в основном философов, по вопросу о роли географической среды носили характер популяризации и комментариев к соответствующим положениям «Краткого курса» и крайне упрощали историю идей о взаимодействии общества с природой. В ряде работ (1, 10, 11, 16) и в развернутом виде в кандидатской диссертации, защищенной в 1966 году, автор доказывал, что марксистская концепция взаимодействия общества с природой опиралась на многовековые традиции — взгляды философов, социологов, экономистов, историков и географов. Разработка различных сторон учения об этом взаимодействии велась учеными, придерживавшимися в общефилософском плане как идеалистических (более всего, объективного идеализма), так и материалистических взглядов (не только вульгарного материализма, но и стихийного диалектического материализма). Логически непротиворечивые, хотя и нигде не высказанные в специальных работах взгляды Маркса и Энгельса, основанные на идеях их научных предшественников, послужили основой для выработки современной концепции роли географической среды. Тем самым снимались идеологические ограничения, упреки в географическом детерминизме, «вульгарном географиз-ме» и антимарксизме с географических работ, посвященных анализу отношений природы и общества в территориальном аспекте.
Период борьбы с идеологическими табу, с жупелом географического детерминизма занял около четверти века. Важен был также перенос акцента с исследования воздействия на общество «чистой», неочеловеченной природы на изучение того, как меняется сама природа под влиянием хозяйствования и, уже измененная им, обратно воздействует на людей как биологические организмы, на хозяйство, на жизнь общества. Нами показана важная роль в этом книги Дж. П. Марша (15, 17). Если до выхода книги в основном рассматривалось влияние природы на человека, то позже больше внимания стали уделять влиянию человека на изменения в природной среде, проблеме регулирования, оптимизации их взаимодействия.
Идеологический перелом на рубеже 50—60-х гг. в отношении учения о взаимодействии общества с природой укрепил позиции сторонников единства географии и создал предпосылки для участия географов в решении экологических проблем. И если в экологии (в широком смысле) география не заняла подобающего ей лидирующего положения, то, в частности, по той причине, что этот перелом по вине догматиков произошел с большим опозданием. В результате представители других научных дисциплин вынуждены были создавать для себя заново методологическую базу экологических исследований, не прибегая к тому, что было наработано географами.
1.3. Перед каждым географом, приступающим к научной деятельности, встает вопрос — в чем состоит ее специфика. Особенно остро он встает перед работающими в области ЭСГ, поскольку высказывались взгляды о том, что экономическая география вообще не относится к географическим наукам или относится только в том случае, если включает в себя и физико-географический элемент. Важно было уяснить для себя — где границы поля географических исследований, в чем сущность географического подхода к объектам, служащим предметом изучения других наук. Столь же важно было, работая университетским преподавателем ЭСГ, объяснить студентам, чем занимается географическая наука, в чем специфика ее подходов. При этом речь шла не о формальном, а об операциональном определении. Именно этими прагматическими целями объясняется то, что соответствующие идеи были впервые сформулированы нами в учебных пособиях для студентов.
Отсутствие строгих критериев различения географического и негеографического, попытки редукции к законам других фундаментальных наук, свойственные не только начинающим исследователям, неоднократно создавали реальную угрозу самому существованию географической науки — ив случае безграничного расширения сферы ее интересов (отмеченного В. В. Докучаевым), ее всеядности, и в случае сведения ее функции к простой фиксации пространственного размещения объектов на земной поверхности, даже сопровождаемой объяснением причин и поисками чисто геометрических «закономерностей» такого размещения.
Основное в развиваемой автором концепции сущности географии сводится к следующим положениям.
Объективно существуют материальные системы — формы мега-организации материи, представленные рядом: небесные тела, в том числе планеты, — планетарные оболочки. Среди последних — особым образом организованная разнокачественная приповерхностная оболочка Земли — эпигеосфера (27). Именно она и составляющие ее части являются общим объектом изучения системы географических наук. По сути дела и все другие науки, за редким исключением, имеют своим объектом «содержимое» этой оболочки, но с разными качественными уровнями организации материи в ее пределах (элементарные частицы, атом, молекула, неорганическое тело, организм, социум). Как особый уровень можно выделить устойчивые пространственные сочетания тел.
Элементарными составляющими таких сочетаний являются природные и созданные из природных материалов неорганические тела, организмы, человеческие индивиды — микроуровень организации. Более сложные сочетания — биологические надорганизменного уровня, производственные объекты, элементарные совокупности социума образуют мезоуровень. Еще более крупные образования разной степени устойчивости — литосферные, водные, воздушные, человеческие массы соответствуют макроуровню в рамках эпигеосферы. География имеет дело с разнокачественными пространственными сочетаниями макро- и мезоуровня в пределах эпигеосферы. Вслед за Э. Б. Алаевым такое пространственное образование следует называть геоториальным (37). Геоториальные сочетания образуются из разного рода непространственных систем и элементов, не подлежащих географическому изучению, и различаются по ряду признаков — степени разнородности состава, размеру, временной и пространственной устойчивости, выраженности границ. Для обозначения геоториальных сочетаний любого класса и ранга нами предложен термин хорон. Таким образом, наиболее общим определением географии как науки может быть такое: это наука об иерархически организованных геоториальных сочетаниях (хоронах) различного вида (по качественному составу) и ранга (по размеру, числу составляющих единиц низшего ранга). Наиболее близка
такая трактовка к геосистемной парадигме, если не ограничивать последнюю только физико-географическими системами.
Можно утверждать, что развитие географической науки на базе хорологической концепции (а признание пространственного сочетания объектом географического изучения и есть суть хорологии), особенно советскими учеными-ландшафтоведами и сторонниками «районной» школы в экономической географии конца 20—30-х гг. могли привести к возникновению в ее недрах учения о системах. В сущности оно уже использовалось в неявном виде, й только понятная в тот период боязнь широких обобщений философского характера, «отсебятины», не совпадавшей с буквой догматического марксизма, идеологических «ошибок» не позволили географам сформулировать системную концепцию до фон Берталанфи, лишили их приоритета в формировании новой общенаучной методологии.
По составу и генезису хороны могут быть чисто природные, чисто общественные (понимая общество в широком смысле — т. е. людей и созданных ими объектов производственного и непроизводственного характера) и при-родно-общественные. Разумеется, «чистота» природных и общественных объектов относительна, определяется по преобладающим закономерностям их развития. На одном и том же участке земной поверхности могут совмещаться различные хороны, точнее, эти участки разными своими элементами могут входить в различные геосистемы.
Экономическая, а теперь и социальная география имеет объектом изучения хороны экономо- и социогенного происхождения и состава. Когда ЭСГ определяют как науку о пространственной организации общества, то этим подчеркивается, что общественная жизнь, население, производство самоорганизуются и могут быть при условии познания законов самоорганизации направленно организованы в виде геоториальных сочетаний. Таким образом, указанное определение совпадает по смыслу с предложенным нами выше (74).
Физическая география, развивавшаяся раньше, чем ЭСГ, имела дело с объектами, очевидно выраженными и ограниченными в пространстве. Эта выраженность территориальных (экваториальных) объектов была фикси-
руема визуально — водоемы, формы рельефа и т. д. Менее очевидна пространственная организованность общества, кроме, пожалуй, расселения. Именно по этой причине столь на длительное время задержалось выявление пространственных сочетаний — объектов ЭСГ. Создавалось впечатление, что последняя должна ограничиваться только фиксацией локализации объектов. К концу XIX века задачи эксплоративной географии — открытие своих объектов, определение их местоположения, инвентаризация, изучение свойств — были в основном решены. Это и породило кризис науки, «расползание» ее за счет вовлечения в сферу изучения качественно новых объектов без должного обоснования права на свой подход к ним. Новый этап развития географии, смена парадигмы связаны с установлением того факта, что элементы общественного, производственного генезиса образуют пространственные сочетания, аналогичные природным, то есть с обоснованием существования нового класса хоронов. Именно в этом — принципиальная основа единства природоведческого и обществоведческого крыльев географии.
В последнее десятилетие интерес к методологической дискуссии в отечественной географии угас, во всяком случае, в дискуссии отсутствует элемент заидеологизиро-ванности. Сняты многие существовавшие прежде табу, например, на геополитические исследования, не раздаются более обвинения в приверженности географическому детерминизму, в смешении естественных и общественных закономерностей. Место идеологических клише заняли аргументы, идущие от самой географической науки, от реального состояния дел в ней. Все в большей мере научное сообщество приходит к мысли, что географическая наука обладает не только историческим и организационным, но и органическим единством, как отметил недавно Г. Н. Максимов (1996). В основе современной парадигмы географической науки, в том числе и ЭСГ лежит хорологическая концепция — единственная методологически всесторонне обоснованная и систематизированная. Развитая в трудах А. Геттнера, она выведена на новый уровень в результате обогащения ее применением общенаучной системной парадигмы и теоретическим решением проблемы взаимодействия общества с природой.
В рамках этой парадигмы формулируется определение общественной (социально-экономической) географии, осуществлена классификация общественно-географических наук по составу изучаемых геоториальных сочетаний разного состава; заодно решается традиционный вопрос — является ли экономическая география наукой о размещении производства (или производительных сил). Если не сводить изучение размещения к установлению мест, занимаемых объектами в пространстве, а видеть задачу географии в раскрытии закономерностей размещения, территориальной самоорганизации и установлении правил размещения новых объектов в соответствии с познанными закономерностями, то снимается противоречие между определениями ЭСГ как науки о геоториальных системах и как науки о размещении (68, 73). Что касается сущности размещения производства в новых социально-экономических условиях, нам пришлось высказать по этой проблеме суждение (63), развитое в дальнейшем М. Д. Шарыгиным (1994).
В истории формирования современной парадигмы играли роль не только профессиональные географы-методологи, но и лица, у которых география находилась на периферии их интересов. Так, основы хорологической концепции были заложены философом И. Кантом. Интересные с точки зрения географа идеи обнаружились в сочинениях Т. Джефферсона (70). Особенно велик вклад негеографов (историков, философов, экономистов, социологов) в развитие учения о взаимодействии общества с природой.
Интересные выводы о том, как формировались концептуальные взгляды отечественных экономико-геогра-фов на сущность своей науки на протяжении 20—80-х годов XX века оказалось возможным сделать, анализируя известное издание «Экономическая и социальная география в СССР». М., 1987 (53). Выяснилось, что позиция ученых часто зависела от их базового образования — очень часто негеографического. Показателен с точки зрения развития методологических идей произведенный нами с М. М. Голубчиком отбор фрагментов из трудов видных ученых для хрестоматии (67), удостоенной вместе с учебным пособием «Введение в экономическую и социальную географию» (68) диплома Русского географического общества.
1.4. При всей качественной специфике изучаемых объектов, без пресловутого «смешения» природных и общественных закономерностей оба крыла географической науки объединяются общими критериями географичности исследования (14, 71). Эти критерии позволяют поставить вопрос об изучении природно-социальных геосистем как хоронов высшей степени сложности (по составу) и формировании соответствующей географической науки.
Предлагаемые ниже критерии формулировались по отдельности классиками советской географии — Н. Н. Баранским, Н. Н. Колосовским, а в сводном виде названы автором в 1967 г. (14). Они стали известны широкой научной общественности после опубликования статьи в «Известиях ВГО» в 1984 г. (41).
Необходимость в географических исследованиях возникает из недостаточности подхода к окружающей природе и обществу только на основе методов систематических наук, имеющих дело с носителями форм организации материи иной (микро) размерности. Хорологическая наука — география может быть отнесена также к систематическим, но изучающим объекты большей размерности. Именно в силу больших размеров они приобретают особые свойства, выступают в качестве геоториальных индивидов. И с особенностями положения этого индивида в пространстве, его свойствами приходится считаться как с объективно данным условием — относительно стабильным в пространственном и временном отношениях, характеризуемым неперемещаемостью (во всяком случае с экономической точки зрения, но часто и физической). Таким образом, первый критерий географичности — определенная размерность объекта, его неперемещаемость, «привязанность» к определенной части пространства. При этом объект должен находиться в пределах эпигеосферы, что может считаться самостоятельным критерием.
Следующий критерий — различие от места к месту, при том не случайное, а закономерное, определяемое зависимостью от других условий данного места. На применении этого критерия основывается одно из важных правил географического умозаключения: если между пространственным распределением двух явлений в эпигеосфере существует выраженная связь, то либо одно явление детерминирует другое, либо у обоих явлений существует
общая причина. Заключение о существовании причинной связи двух явлений может быть получено без исследования механизма этой связи, а путем сравнения пространственного размещения, то есть по принципу «черного ящика».
Из причинной обусловленности одних элементов другими при пространственной их сопряженности вытекает основной критерий географичности — наличие некоего более или менее обособленного в пределах эпигеосферы геоториального сочетания (системы), связи элементов внутри которого превосходят по интенсивности связи с элементами вне его.
Полнота такого сочетания с точки зрения состава может быть различной, включать только природные или только общественные объекты. В последнем случае сочетание не перестает быть геоториальным, то есть наличие физико-географического элемента не является обязательным критерием географичности. В то же время несомненна важность изучения интегрального природно-социально-го комплекса.
Все названные выше критерии разграничивают объекты исследования географии и систематических наук об основных формах движения материи. Для разграничения с историческими науками, особенно для ЭСГ, важен критерий современности и одновременности при обязательности генетического подхода. Последний позволяет установить направленность и закономерности процессов функционирования и развития геосистем в случае, когда эти системы существуют достаточно длительное время. Требование современности важно с позиций практического применения результатов исследования — характеристики объективных условий различных видов человеческой деятельности в данный момент, тогда как изучение направленности процесса может помочь прогнозированию развития геосистемы в будущем. Однако могут быть проведены исследования и по реконструкции географической обстановки на той или иной территории в определенный исторический период (но также в виде моментальной фотографии). Такая необходимость может возникнуть при изучении гражданской или экономической истории, истории трансформации земельных угодий (62). Автором опубликован опыт такой реконструкции для территории
части современной Псковской области (4). Прослежены антропогенные изменения местности на протяжении более 500 лет. При этом потребовалось обращение к историческим источникам (писцовым книгам, материалам генерального межевания и земской статистики, старым картам) и обработка их методами территориального анализа (5). Это способствовало вовлечению в научный оборот историко-экономической географии ряда новых материалов.
2.1. Применимость указанных выше критериев географического подхода нуясдалась в проверке на материале конкретных исследований. Сначала — старых классических (например, агрогеографии), а затем и вновь формируемых направлениях ЭСГ, расширяющих фронт приложения географических методов.
Весьма актуальной являлась и является до сих пор проблема экономико-географической оценки условий сельскохозяйственного производства, прежде всего земли. Отечественная история богата опытами оценки земель как на донаучной (с писцовых книг XIV—XVI вв.), так и на научной основе (земские работы конца XIX в.), включая известные исследования нижегородской экспедиции В. В. Докучаева. Оказалось полезным проследить опыт оценочных работ по такой территории старого земледельческого освоения, как Псковская область (2). Можно утверждать, что в основе этих работ всегда было понимание пространственной дифференцированное природных и социальных факторов сельскохозяйственного производства, что и влияло на различия в оценке земель по их положению и качеству. Попутно удалось показать, что известная уже зависимость качества земель от давности освоения (чем старее освоение, тем плодороднее земли) связана не только с последовательным переходом от обработки лучших земель к худшим, но имеет и другую причину: чем старше возраст вовлеченных в обработку земель, тем более они окультурены. Земли не потому осваивались в первую очередь, что выбирались лучшие, а потому оказались лучшими, что выбранные по другим признакам — например, удобство, безопасность положения, они испытали более длительное окультуривающее воздействие. Видимо, этот вывод может быть отнесен
ко всем районам лесной зоны. И в наши дни происходит процесс отказа от использования в первую очередь неудобно расположенных земель. Народный опыт освоения территории следует учитывать и в настоящее время (82).
На материале современной территории Саратовской области (части бывших Саратовской и Самарской губерний) удалось показать применимость старинных методов «одабривания» — оценки качества земель по средней за несколько лет урожайности зерновых (7, 8). Общий рост урожайности с начала до середины XX века почти не отразился на соотношении балльной оценки земель левобережья и правобережья Саратовской области. Ячейками учета являлись для дореволюционного времени уезды, для 50-х гг. XX века — административные районы. Обнаружилась довольно удовлетворительная связь пространственной дифференциации балльной оценки по урожайности с такими естественными условиями, как количество осадков и расчлененность рельефа. В теоретическом плане удалось показать, что в историко-географичееких и земельно-оценочных работах основные элементы географического подхода — территориальный анализ (различий от места к месту сопряженных показателей), одновременный учет природных и историко-экономических факторов — вполне работоспособны и позволяют получить нетривиальные результаты. Подтверждено, что без учета истории хозяйственного воздействия невозможно понять современное состояние ландшафта староосвоенных территорий (4).
2.2. Развитие агрогеографии потребовало исследования объективно формирующихся территориальных агропромышленных комплексов (ТАПК) разных рангов (40, 47, 49) — изучались состав, внутрикомплексные связи, закономерности функционирования и возможности проектирования ТАПК. Новейшие изменения производственных отношений в сельском хозяйстве могут поставить под сомнение идею агропромышленного комплекси-рования и необходимость изучения ТАПК. Между тем, объективно ТАПК, включая образования низших территориальных рангов, формируются и могут быть целенаправленно формируемыми, при этом вклад ЭСГ (агрогеографии, в первую очередь) в изучении закономерностей
формирования ТАПК, территориальной организации агропромышленного сектора экономики может быть значительным. Перспективны исследования связи процессов формирования ТАПК и систем расселения (51).
Специально исследовались в географическом аспекте такие элементы АПК, как личные подсобные хозяйства (ЛПХ) и колхозные рынки (31, 36, 38). Обнаружена явная территориально-системная организация этих элементов. ЛПХ находились и находятся в противоречивых и весьма сложных взаимозависимых отношениях с общественным сельским хозяйством, поскольку опираются на одни и те же ресурсы (земельные, водные, трудовые, корма для животноводства). Объективная взаимодополняемость ЛПХ и общественного хозяйства делают заведомо неэффективными все попытки их раздельного изучения.
Колхозные рынки были связаны с реализацией товарной продукции ЛПХ, и поэтому исследования этих объектов естественно взаимосвязаны. Изучение рынков Саратова позволило выявить сферу притяжения различных категорий продуктов, количественные соотношения поступлений из своей области и других регионов в разные сезоны. Получены данные о формировании (стихийном) системы межрегиональных связей по реализации товарной продукции ЛПХ, которые утратили во многих случаях и во многих регионах свой подсобный характер, соперничая по производству и реализации ряда видов продукции с общественным производством. Особенно это было характерно для земледельческой продукции южных районов СССР, втянутой в наибольшей степени в межрегиональный обмен. Животноводческая продукция ЛПХ реализуется почти исключительно во внутриобластном обмене.
2.3. Методы территориального анализа на основе статистических данных широко применяются в одной из первых отпочковавшихся от экономической географии ветвей — географии населения и поселений. Традиционными сюжетами здесь являются исследования территориальных различий в демографической ситуации, динамике населения, урбанизированности, динамики людности городских поселений и проблем их развития.
Автором проведены такие исследования по территории как страны в целом (СССР, России), так и отдельных
регионов. Проанализированы сдвиги в размещении населения СССР за годы Великой Отечественной войны (77) и за период между переписями населения 1979 и 1989 гг. (55). Разработана (по существу одновременно с О. А. Константиновым) методика определения урбанизированнос-ти территориальных единиц ранга края, области, АССР по сочетанию показателей доли городского населения, его плотности, средней людности и густоты городских поселений, концентрации населения в больших городах (23). Произведен анализ в территориальном аспекте градооб-разователыюго процесса в России (64) — одновременно с Г. М. Лаппо. Исследована демографическая ситуация в городах России на переломном этапе развития страны — рубеже 80—90-х гг. Динамика людности городских поселений изучена и по материалам переписи населения 1959 г. (9). На большом материале прослежена динамика городов России за период с первой переписи населения 1897 г. по 1992 год. При этом выявлена зависимость темпов роста людности от административных функций (отмечен быстрый рост административных центров субъектов Российской Федерации, в первую очередь национально-территориальных образований), от промышленных функций (наиболее высоки темпы роста городов — центров отраслей с высоким уровнем производственной концентрации). В то же время города с преобладанием транспортної! функции — железнодорожные узлы, редко достигнув уровня средних, затормаяшвались в развитии. Среди регионов Европейской России наиболее высока доля динамично развивавшихся средних и больших городов в Северном, Волго-Вятском, Уральском районах, а низкая — в Северо-Западном и Центрально-Черноземном (92).
Большое значение для улавливания локальных различий (на уровне низовых административных районов) имеют исследования по демографо-расселенческой их типологии (30, 38), социологическое изучение населения городов в районах нового освоения (45).
2.4. Наряду с такими очевидными объектами ЭСГ как поселения и их системы, территориальные общности людей, необходимо выделять и исследовать объективно формирующиеся территориальные системы трудовых ресурсов — локальные и региональные. Нами они названы «терситры», дабы избежать аббревиатуры типа ТСТР (43).
Если изучение населения и расселения отнесено к ЭСГ, то география трудовых ресурсов — один из разделов собственно экономической географин, так как изучает участие людей в общественном производстве, рассматривая их как производительную силу. Терситры — разновидность частных геосистем, их территориальная структура явно иерархична. Чем глубже общественное (в том числе территориальное) разделение труда, тем очевиднее системность трудовых ресурсов. Углубление исследования (проведенного в масштабе страны в целом и Саратовской области) должно быть направлено не только на количественную, но и на качественную оценку трудовых ресурсов; важно решать вопросы управления человеческими ресурсами сельской местности в условиях рыночной экономики (65). Радикальное изменение социально-экономических условий в стране вызвало пересмотр отношения к проблеме трудовых ресурсов. Если раньше главными были мероприятия по устранению трудодефицитности, во многих регионах ставился вопрос о плате за привлекаемые трудовые ресурсы, о региональной дифференциации ставок платы за них (46), то ныне остро стоит вопрос о трудоизбыточности, о дефиците рабочих мест, изучается «география безработицы», например, А. И. Алексеевым. Анализ с «трудрресурсных» позиций позволил дать в 1991 г. оправдавшийся прогноз перспектив «фермери-зации» российской деревни (58).
2.5. Не вызывает сомнений географичность территориальных социально-инфраструктурных комплексов и соответственно правомерность географии непроизводственной сферы. В ряде работ (с соавторами — 22, 39, 42, 44) в начале 70-х гг. предложены методы картографирования и оценки уровня развития социальной инфраструктуры территории. Количественная оценка каждого из видов обслуживания для пункта или ареала осуществляется легко. Гораздо сложнее дать сводную комплексную оценку уровня обслуживания, а также качества услуг. Обычно применяются методы балльной оценки — путем суммирования баллов за каждый вид обслуживания по фактическим данным или по их отношению к нормативным. Наряду с этим рекомендуется способ системной оценки развитости сети учреждений обслуживания (УО) по доле сельского населения, проживающего в поселениях с
данным видом услуг или с определенным набором УО, то есть имеющего возможность получения услуг по месту жительства. Этим характеризуется пространственная доступность услуг для населения.
О степени удовлетворенности услугами (в количественном и качественном отношении), их ассортиментом, размещением УО чаще всего судят по данным социологических опросов. Об объективной картине можно судить по «голосованию рублем». Синтезирующим показателем является сальдо денежной эмиссии для данного района (т. е. разницы между денежными выплатами населению и денежными поступлениями от населения — прежде всего в виде платы за товары и услуги). Превышение платежей населению над поступлением свидетельствует об оттоке части средств с территории из-за неспособности местной сети УО, торговли поглотить денежную массу (в силу недостатка услуг, товаров или их низкого качества). На слабое развитие сети платных услуг указывает также оседание части средств населения в виде сбережений. Обратное соотношение позволяет говорить о том, что УО данного города или района обслуживают (в части платных услуг) постороннее население.
Большая открытость данных о денежном обращении позволила бы получить и другие интересные выводы. Данные о размерах денежных вкладов населения в сбер-банки могут иметь двоякую трактовку. С одной стороны, как отмечалось выше, это свидетельство невозможности своевременного удовлетворения спроса на товары и услуги в пределах данной территории. С другой стороны, большие размеры вкладов на душу населения — свидетельство более высокого уровня социального развития данного района. Разумеется, такая методика была действительна для планово-распределительной экономики «всеобщего дефицита», а теперь нуждается в коррективах.
В связи с проблемой территориальной организации сети УО велись исследования по проблемам развития малых городских поселений (19). Далеко не все малые города имеют предпосылка для индустриального развития, а отсутствие такового приводило к их стагнации и деградации. Будущность экономического и социального развития этих городов (по исследованиям в Нижнем Поволжье) виделась в превращении их не в «индустриаль-
ные деревни», моноспециализированные промышленные центры, а в местные центры производственного и социального обслуживания окружающих районов, главным образом, обеспечения сельского населения услугами неповседневного спроса. Чем более территориально сближены сельские поселения, чем более развита дорожная сеть, выше обеспеченность транспортом — общественным и личным — тем большая часть обслуживающих функций может быть сосредоточена в местных городских центрах, что превращает в них сферу обслуживания в базовую отрасль экономики — источник развития. Концентрация услуг в таких центрах — территориальная, «ассортиментная», «учрежденческая» (по мощности УО) — делает предоставление услуг экономически более эффективным, обеспечивает повышение их качества, возрастание социальной эффективности по сравнению с вариантом рассредоточения размещения УО по мелким поселениям. Последнее ведет к распылению капиталовложений, повышению стоимости услуг при снижении удовлетворенности населения их ассортиментом и качеством. В настоящее время малые города не имеют средств для развертывания УО в масштабах, обеспечивающих полностью потребности населения сельской округи.
Оптимизация размещения социальной инфраструктуры легче достигается в пределах высокоурбанизированных территорий, где нет значительно удаленных от городских поселений сельских населенных пунктов, или в регионах, где высока доля сельского населения, проживающего в сельских населенных пунктах — центрах обслуживания с определенным достаточно полным набором УО. Наши выводы совпали с разработанной в то же время (на рубеже 60—70-х гг.) концепцией опорных пунктов расселения. В условиях деиндустриализации 90-х гг. эти выводы стали особенно актуальными: в развитии малых городских поселений как местных центров обслуживания видится едва ли не единственный путь их выживания.
2.6. В числе первых автором проведены исследования по географии высшего образования (26). Это специфичная отрасль, готовящая кадры как для материального производства, так и для непроизводственной сферы, а также удовлетворяющая определенные духовные, культурные потребности населения. Значительный научный
потенциал высшей школы связывает ее и с отраслью «наука и научное обслуживание». Отрасль образует реальные территориальные сочетания, включающие в качестве первичных ячеек вузы и их элементы — учебные здания, научные лаборатории, мастерские, студенческие общежития, учебное и научное оборудование, книжные фонды, людские массы (студенты, преподаватели, обслуживающий персонал). Такие сочетания чаще всего возникают в пределах многофункциональных больших и крупных городов (в условиях нашей страны не прививаются изолированные университетские «кампусы»). Выделяются вузовские центры двух типов: с единичными вузами — вузовские пункты — и с набором вузов — центры высшего образования (ЦВО), различающиеся специализацией по профилю подготавливаемых специалистов и рангом (по числу вузов, студентов, специальностей, степени уникальности их, доле студентов и всех занятых в высшем образовании в населении города). Возможно районирование высшего образования — выделение территориальных систем более высокого ранга, чем вузовские центры, состоящих из групп вузовских пунктов и ЦВО, обеспечивающих подготовку кадров для данной территории.
Профиль и мощность вузов определяются рядом условий, имеющих территориальный характер, — хозяйственной специализацией региона, плотностью населения, достигнутым уровнем образованности, возрастной структурой населения, обеспеченностью местами в вузах соответствующего контингента (17—22 года) или в расчете на перспективу — на более молодые возрастные группы. Последнее имеет значение по той причине, что общество рассматривает высшее образование как средство удовлетворения особой потребности, как элемент социальной инфраструктуры. С этой точки зрения важен показатель доли населения, проживающего в вузовских центрах, в населении региона. Этим обеспечивается доступность образования по месту жительства, снижается потребность в студенческих общежитиях. Наличие в ЦВО разнопрофильных вузов облегчает формирование семей будущих специалистов. Интересно определение сфер влияния вузовских центров (по географии распределения выпускников и сфер притяжения абитуриентов). При этом контин-генты поступающих и обучающихся, конкурсы в вузах
могут сильно различаться с точки зрения представительства разных регионов.
Чем мощнее ЦВО, чем шире сфера его влияния, тем выше его ранг. Степень развития вузовской сети заметно ниже в регионах страны, характеризующихся высоким естественным приростом населения. В этих регионах, а также в республиках с перепроизводством отдельных категорий специалистов, потребность в высшем образовании удовлетворяется недостаточно.
Неудовлетворенный спрос на высшее образование как услугу социального характера породил в последние годы рост числа негосударственных вузов. Наше исследование начала 70-х гг. не могло, естественно, предвидеть этот процесс; по понятным причинам, не могли быть учтены при анализе данные по вузам Министерств обороны и внутренних дел.
В качестве постановочных можно указать работы автора в таких новых областях социальной географии как «география морали» (81) и «география питания» (88). В первой развиваются идеи И. Канта. Существование этнических территориальных общностей, находящихся на разных ступенях социально-экономического развития, ставит под сомнение провозглашаемую идею неких общечеловеческих ценностей; территориальные различия в моральных нормах должны быть учитываемы как определенные геополитические реальности.
Проблемы географии питания в рамках формирующейся географии потребления ставятся в иной плоскости, чем традиционные в геоглобалистике исследования по продовольственной проблеме, хотя имеются и частичные совпадения. Все же главное — установление территориальных типов потребления продовольствия (по количеству, качеству, ассортименту) и в их рамках — соотношение автохтонных (местного происхождения) и аллохтонных (привозных) продуктов питания.
2.7. В конце 60-х гг. нами проведены пионерные для того времени исследования по рекреационной географии (20, 21, 24, 33), прежде всего по географии туризма — на материалах страны в целом и Поволжья. По времени и направлению они совпали с разработкой теории территориально-рекреационных систем В. С. Преображенским, 10. А. Ведениным и др. Благодаря этой теории рекреаци-
ониая география стала одним из признанных наиболее развитых разделов ЭСГ со своим понятийным аппаратом, накопленным фактическим, включая картографический, материалом. В исследованиях по рекреационной географии заслуживает разработки вопрос об агрорекреацион-ных системах (на грани с агрогеографией) — особенно в пределах и окружении крупногородских агломераций, где в рамках садоводческих товариществ осуществляется особый тип использования земель, сочетаются сельскохозяйственные, рекреационные функции и функции второго жилья для временного населения. Для этого типа природопользования характерен свой круг экологических проблем (59).
Изменение социально-экономических условий отразилось и на постановке проблем географии туризма. Если раньше в центре внимания стоял вопрос о возможностях на данной территории максимально удовлетворить спрос на рекреационные услуги, в целом всегда превышавший предложение, то ныне — при резком сокращении платежеспособного спроса на этот вид услуг со стороны основной части населения и конкуренции зарубежных рекреационных учреждений — на первый план выходит вопрос обоснования перспектив привлечения туристов (отечественных, а еще желательнее — иностранных) в регион. Предполагается, что специализация на приеме рекреан-тов обеспечит приток доходов, увеличение числа рабочих мест при минимуме капиталовложений и сокращении вредного воздействия на природную среду по сравнению, например, с индустриальным развитием. Анализ показывает, что надежды эти в современных условиях для большинства регионов являются слабо обоснованными (79, 95). В то же время происходит распад сложившейся в условиях планово-распределительной экономики сети рекреационных учреждений социального характера. Из окружения крупных городов они вытесняются во все большей степени видами землепользования, приносящими больший доход.
Самое новое направление исследований, близкое к рекреационной географии — географическое обоснование для. отнесения территорий к объектам всемирного или национального природного и культурного наследия. Такая работа проведена по территориям Карелии (93, 94).
Во всех случаях применение географического подхода к исследованию самых различных сторон действительности обеспечило результаты, которые не могут быть получены методами других наук.
2.8. Наряду с частными исследованиями в области отраслевых социально-географических (в широком смысле) дисциплин у каждого географа возникает потребность в работах в области общих проблем ЭСГ — интегрального районирования.
Одна из классических задач ЭСГ — количественная оценка экономико-географического положения (ЭГП) объектов. Нами исследовано ЭГП крупных экономических районов СССР с помощью положений теории графов (25). Как показатель оценки ЭГП района в системе межрайонных связей используется число ребер графа, отражающих соседские связи района со всеми другими по кратчайшему топологическому расстоянию. Чем меньше сумма ребер, тем выгоднее ЭГП района.
Исследовались и важные для экономического районирования вопросы о степени исторической унаследованно-сти сетки административного деления СССР на уровне краев и областей (34). Факт совпадения (не столько границ, сколько административных центров) дореволюционного губернского и современного деления в европейской части РСФСР не вызывает сомнения. Новым элементом явились только некоторые АССР, но и в них республиканскими столицами часто становились бывшие губернские центры (Казань, Петрозаводск, Уфа). Появилось несколько новых областных центров, но лишь немногие старые губернские города утратили свои центральные функции. Среди причин этого явления, с одной стороны, можно указать экономические: центральные города губерний в свое время были удачно выбраны как центры складывавшихся экономических мезорайонов, а в дальнейшем благодаря своему административному значению закрепили свое командное положение в экономике окружающих территорий. С другой стороны, это субъективные, идеологические причины: определенное сходство бюрократической системы дореволюционного управления и командно-административной системы при сильной централизации в 30—40-е гг., когда в основном сложилось административно-территориальное деление РСФСР. В
связи с перестройкой экономических отношений на современном этапе возникает необходимость существенной корректировки административного деления (оставляя пока в стороне вопрос о национально-территориальных формированиях), приведения его в соответствие с современным (также пересмотренным) экономическим районированием.
Теоретики и публицисты ведут острую дискуссию по вопросу изменения существующего политико-административного устройства России. Очевидны для всех излишняя «многосубъектность» Федерации, неравенство прав национально-территориальных образований и «русских» областей, экономическая маломощность большинства субъектов Федерации. С последним обстоятельством связана тяга «снизу» к формированию более крупных объединений. Одна из форм интеграции — межрегиональные ассоциации. Вполне реальны и опасения, связанные с их формированием и функционированием. Прежде всего, существует угроза распада Федерации путем выхода из нее регионов с экспортно ориентированными отраслями промышленности (топливной, металлургической), например, Сибири. Эти регионы могут осуществлять прямые связи с мировым рынком, не нуждаясь в Центре, поскольку основные их потребности — в оборудовании, продовольствии, товарах народного потребления — все равно удовлетворяются преимущественно за счет импорта, а не экономических связей с другими регионами России. При усугублении такого положения удержать единство страны можно только методами внеэкономического принуждения (мы называем это «синдромом Биафры»). Преодолеть сильные центробежные тенденции можно только за счет восстановления отечественного производства и развития межрегиональных экономических связей, лежащих в основе политического единства страны.
Наряду с этим велики опасения слабых членов ассоциаций, что при объединении более сильные субъекты Федерации или экономические центры привычно «потянут одеяло на себя» (Санкт-Петербург во взаимоотношениях с областями Северо-Запада). Чтобы избежать такой угрозы можно рекомендовать центром Северо-Западного региона сделать Новгород, а Сибири, допустим, Томск — по образцу США, где столицы ряда штатов многократно
уступают по людности ведущим городам и не являются крупными экономическими центрами (76).
Проблема укрупнения субъектов Федерации осложняется наличием в ее составе национально-территориальных формирований. Многие из них стремятся зафиксировать хотя бы в принципе, а некоторые — осуществить на деле право на сецессию — выход из состава Федерации. В ответ выдвигается идея «губернизации» России, чисто административного деления без учета национального состава населения территорий, отказа от статуса республик в составе Федерации. Существование национальных формирований объявляется издержками большевистской национальной политики, хотя выяснилось, что идея национальной автономии разделялась в 1917 г. и кадетами (В.И.Вернадский). Идея «губернизации» опровергается (78) рядом доводов — преясде всего, тем, что сложившиеся при Советской власти национально-территориальные образования не пойдут на ущемление своих прав, на изменение существующих границ или слияние с русскими по составу населения субъектами Федерации (за исключением немногих маломощных в экономическом отношении автономных округов). Подобные изменения вызовут сопротивление не только «статусных» народов национальных субъектов Федерации, но и русского их населения. В ряде случаев (автономные округа Тюменской области) существование субъектов Федерации с широкими правами опирается скорее как на предлог на факт проживания в пределах территории малочисленного статусного народа, а преобладающим населением, получающим выгоды от этих прав, является население неавтохтонного происхождения.
На примере Нижнего Поволжья была проведена работа по методике дробного (внутриобластного) районирования (28). По традиционным критериям были выделены сформировавшиеся внутриобластные районы (узловые) и ареалы, где процесс хозяйственного развития не привел к образованию таковых. Выяснилось, что «настоящие» районы отличаются от ареалов уровнем территориальной и производственной концентрации промышленности, преобладанием базовых ее отраслей. В районах преобладают промышленные центры и узлы, тогда как в ареалах — изолированные промышленные пункты. Таким образом,
данные о концентрации промышленности являются индикатором выраженности процесса раионообразования на уровне внутриобластных районов.
К региональным можно отнести наши исследования по специализации, уровню индустриального развития регионов (18, 71, 84, 90). В продолжение работ Г. С. Не-вельштейна, выполненных на рубеже 50—60-х гг., были зафиксированы и проанализированы региональные различия в индустриальном развитии краев, областей, республик накануне «рыночной» реформы, а затем прослежены новейшие изменения отраслевой структуры и специализации этих регионов Федерации. Сделан вывод, что первыми результатами структурной перестройки экономики были деиндустриализация многих регионов, резкое повышение роли тех из них, которые специализируются на отраслях, связанных с добычей и первичной переработкой природного сырья. В то же время в стране и во всех регионах значительно, иногда резко сократилась доля отраслей научно-технического прогресса (прежде всего, машиностроения) и легкой промышленности.
2.9. С возрастанием общественного интереса к экологической проблематике встал вопрос о роли ЭСГ в ее исследовании. Географическая наука, раньше других поставившая и более других конкретно занимавшаяся этой проблемой, располагающая разработанным аппаратом исследований, в принципе должна занимать лидирующее положение в экологии в широком смысле этого слова. Но такое ее положение не признается ни общественностью, ни органами управления, ни представителями других наук. Это связано и с малым авторитетом географии (по сравнению, например, с физикой или биологией), и с тем, что до сих пор географы или помогали обосновывать заведомо низкоэффективные проекты и способы природопользования (частью из коньюнктурных, далеких от любой подлинной науки соображений, стремясь угодить ведомственным интересам), либо вели жестко запретительную линию на отказ от освоения и использования природных ресурсов ради их сохранения. Последнее вызывало раздражение возможных заказчиков: вместо рекомендаций по рациональному использованию ресурсов предлагалось вообще отказаться от их эксплуатации.
Полный «великий отказ» от использования природных ресурсов ради их безусловной консервации в принципе невозможен, так как способ существования человеческого общества заключается в обмене веществ с природной средой. Принципиально это может привести к прекращению существования человечества в пределах эпигеосфе-ры, по крайней мере, в нынешнем его состоянии (56). Речь может идти о разработке наиболее щадящих вариантов такого обмена при данном уровне техники и технологии, выборе наиболее рационального режима природопользования, т.е. стратегии устойчивого развития (89). Есть два дополняющих друг друга пути оптимизации природопользования. Первый — совершенствование техники и технологии. Второй — экоорганизация территории путем удачного размещения производств с заданной технологией. Именно в развитии этой идеи состоит задача экологической географии (по А. Г. Исаченко) как формирующейся географической дисциплины (48, 52, 54, 57).
Экоорганизация предполагает достижение экономического и социального эффекта от мероприятий, связанных с природопользованием, при существующих технологиях за счет рационального размещения в пределах геосистем производственных объектов и поселений, определения для каждой из систем экологически оптимального типа хозяйствования, мощностей предприятий, допустимых техногенных нагрузок на природную среду, режима функционирования.
Экоорганизация понимается и как процесс самоорганизации, и как регулируемый процесс. Управление эко-организацией должно опираться на исследования функционирования сложившихся природио-хозяйственных систем, в том числе с использованием теории природно-ресурсных циклов и на природоохранное эколого-эконо-мическое районирование территории (29, 32, 35, 50). Указанные работы выполнены в соавторстве с Е. В. Мироновой и В. М. Разумовским.
Для теории и практики эколого-географических исследований имеют значение также работы об уточнении понятий природно-ресурсного и ландшафтно-экологичес-кого потенциала (61), по методике географического обоснования национальных природных парков (85).
Если в области эколого-экономического районирования существует определенный задел (по крайней мере на уровне микрорайонов), то даже методика изучения таких сложных образований, как социобиогеосистемы, географами пока почти не разрабатывалась. Здесь наметилась возможная точка роста географической науки. Можно только сожалеть о том, что превратно толкуемые идеологические ограничения, боязнь пресловутого «смешения» естественных и общественных закономерностей помешали своевременной разработке этой проблематики, не позволили создать необходимый задел для участия географии в решении острейшего вопроса современности.
2.10. Как отмечалось в начале доклада, одно из важнейших приложений результатов теоретических исследований автора — их применение в программах, учебниках, учебных и методических пособиях для средней и высшей школы, в новых учебных курсах (91), в популярных изданиях. Самостоятельно и в соавторстве с Я. И. Бондаренко, В. К. Бугаевым, 10. Н. Гладким, М. М. Голубчиком, А. В. Даринским, Ю. Д. Дмитревским, Е. В. Мироновой, В. М. Разумовским, С. А. Рафиковым, Н. Н. Студенцовым, С. В. Успенским, Е. Я. Черниховой и многими другими подготовлены и опубликованы книги и брошюры, изданные в Москве, Санкт-Петербурге, Саранске, Саратове, Донецке и, в переводе, в Казани, Якутске, Белоруссии, Литве, Молдавии. В ряде работ автором поставлены вопросы и предложены пути решения таких проблем, как включение в школьные курсы стержневых понятий ЭСГ (60), материалов по исторической географии (83), необходимости подготовки по образцу известной книги И. А. Витвера историко-географичес-кого введения в социально-экономическую географию России (80), обоснование комплексного подхода к региональным характеристикам (87). В значительной мере итоговой работой в этом направлении явилась статья о концептуальных основах экономико-географического образования (75).
Особым направлением в работе автора было слежение за географической литературой, анализ ее с методологических позиций, изложенных в данном докладе (около десятка рецензий).
Отмечаемое с 60-х гг. XX века расширение исследовательского поля географической науки, особенно ее общественного крыла, распространение географического подхода на прежде не охватываемые сферы действительности привело к появлению, по крайней мере в виде постановочных работ, новых направлений ЭСГ, что нашло отражение даже в официальном названии науки — экономическая, социальная и политическая география. Не все новые направления развиваются одинаково, в частности, из-за неодинаковой их востребованности практикой, обществом и из-за «агрессии» смежных наук. Многими работами, охарактеризованными в докладе, автор лично участвовал в становлении некоторых новых направлений или в развитии уже существовавших. При этом сознательное использование сформулированных критериев географнчности позволяло оставаться в рамках географии, далее при исследовании проблем, пограничных с другими науками, даже если полученные выводы носят не собственно географический характер. И дело здесь не только в чистоте «цехового мундира» (обществу все равно, в рамках какой науки получены результаты) — рассмотрение ряда проблем с географических, традиционно комплексных позиций, позволяет сделать более обоснованные, адекватные действительности и нетривиальные выводы и предложения, важные для практики. Все это должно способствовать повышению статуса и авторитета географической науки.
