Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Методология и методы исследования 18
1.1. Методология и общая характеристика исследования костюмных комплексов 18
1.2. Методы исследования 23
Глава 2. Женские украшения: типология, эволюция, технология изготовления и функциональность 36
2.1. Описание основных видов, типов и категорий украшений 38
2.2. Стиль и эволюция комплексов украшений 47
2.3. Технология изготовления украшений 54
Глава 3. Женский костюм как объект реконструкции 61
3.1. Головные уборы и накосные украшения 61
3.2. Одежда и обувь 83
3.3. Стиль и мода женского костюма 108
Глава 4. Социо-культурные и семантические аспекты интерпретации женского костюма и его составляющих 120
4.1. Проблема выделения возрастных и социальных градаций по материалам костюма 121
4.2. Этнокультурные параллели женскому костюму и украшениям: к проблеме возможности определения этнической принадлежности носителей синташтинской, петровской и алакульской археологических культур 126
4.3. Семантические функции костюма, семантика украшений в погребальном обряде 129
4.4. Проблема интерпретации «богатых» женских захоронений (погребения в «позе объятий») и роли женщины
в обществах эпохи бронзы 141
4.5. Атрибуты женского костюма в погребениях и проблема ритуального травестизма 14 8
Заключение 157
Список памятников
Список источников и литературы 167
Список сокращений 195
- Методы исследования
- Стиль и эволюция комплексов украшений
- Стиль и мода женского костюма
- Этнокультурные параллели женскому костюму и украшениям: к проблеме возможности определения этнической принадлежности носителей синташтинской, петровской и алакульской археологических культур
Методы исследования
В основу общенаучной методологии работы по исследованию погребального костюма женщины эпохи бронзы Южного Зауралья положены контекстуальный, комплексный игендерный подходы.
Контекстуальный подход предполагает исследование объекта в его взаимодействии с субъектом в окружающей их среде [242]. Исследование и реконструкция костюмных комплексов, а также отношение к костюму как к «тексту», требует от исследователя привлечения информации как о конкретных погребениях с украшениями и остатками одежды, так и об их положении в контексте погребальных комплексов, анализа дополнительной информации о поле, возрасте погребенных, составе погребального инвентаря и пр.
Под комплексным подходом подразумевается согласованное (программное) применение к объекту исследования набора методов и методик - а, следовательно, подходов и «взглядов» - нескольких дисциплин с целью формирования максимально информативного образа и модели объекта исследования [88]. Позитивистская философия науки, доминировавшая в Х1Х-ХХ вв., предполагала, что целью научного исследования является получение объективного, истинного и неизменного знания. В современной научной картине мира происходит смена типов научной рациональности, развивается концепция «открытой рациональности». «Эти идеи, конкретизированные в современной научной картине мира, приводят к новому рассмотрению субъекта и объекта познания, которые уже не выступают внеположенными друг другу, а предстают лишь относительно автономными компонентами..особой целостной, исторически развивающейся системы, встроенной в мир. В этом подходе рациональность уже оказывается наделенной новыми отличительными чертами. Она характеризуется открытостью, рефлексивной экспликацией ценностно-смысловых структур, включаемых в механизмы и результаты объективно-истинного постижения мира. «Открытая рациональность» начинает противопоставляться закрытой рациональности, внутрипарадигмальной рациональности, когда исследователь движется в рамках принятого им жесткого концептуального каркаса. Открытая рациональность предполагает внимательное и уважительное отношение к альтернативным картинам мира, возникающим в иных культурных и мировоззренческих традициях, нежели современная наука, она предполагает диалог и взаимообогащение различных, но равноправных познавательных позиций» [208, с.360-361]. В этом аспекте очень важной признается роль личности в процессе исследования. Постановка проблемы, формулирование целей и задач исследования, выбор подходов и методов - все эти аспекты носят персональный отпечаток. При изучении одного и того же объекта разными исследователями могут быть получены различные результаты, в зависимости от расставляемых акцентов. В особенности это характерно для комплексного исследования, рде центральная роль принадлежит исследователю, который составляет план, определяет набор подходов и методов, осуществляет общую координацию исследования и, через преломление данных различных дисциплин, формирует основные выводы.
Гендерный подход к исследованиям является новым и довольно популярным направлением в российской науке. В археологической науке история изучения гендера развивалась приблизительно с той же тенденцией, что и в других гуманитарных дисциплинах. Началом гендерных исследований в археологии, как и в других науках, можно считать 1970-е гг. Первые гендерные исследования связаны с феминистским направлением в археологической науке. Основной целью феминистских- исследований являлось стремление возвысить незаслуженно приниженную, с точки зрения авторов, роль женщины в истории. Критиковался подход, при котором половозрастное разделение труда в древних обществах полагалось подобным современному, подвергалась критике традиционная концепция мужского «превосходства», отмечалось, что преобладание в среде ученых лиц мужского пола могло наложить отпечаток пристрастности на результаты исследований и т.п. Основная заслуга феминистского направления состоит прежде всего в привлечении внимания научной общественности к множеству несоответствий в интерпретации археологических памятников.
Если феминистские исследования были направлены только на изучение женщин, то в дальнейшем, с возникновением постпроцессуальной школы в археологии, с ее акцентом на активную природу материальной культуры, важностью контекста и рассмотрением индивида как активной социальной личности, рамки гендерных исследований были расширены (отношения между мужчинами и женщинами), тогда как феминистская позиция состояла, как правило, в изучении только женщин, получила развитие теоретическая база, понятийный аппарат [243, с.ЗО].
ГендернЬте отношения могут изучаться под разными углами зрения. С.Люси определил понятие гендера следующим образом. Гендер - это 1) то, что не «дано», но тесно связано с биологическим полом; 2) то, что активно создается — сразу и индивидуумом и обществом; 3) то, что может изменяться в течение жизни человека; 4) то, что может варьировать от общества к обществу и во времени; 5) то, что тесно вплетено в конструкцию и поддержание социальных отношений; 6) то, что свойственно мужчинам так же как и женщинам [275].
К.Лесик предлагает трехчастную систему организации гендерных классов: 1) дети; 2) взрослые (мужчины и женщины); 3) старики. Дети могут быть гсндерно нейтральными (или составлять отдельный гендер) до достижения подросткового возраста или физического взросления. Старики после определенного возраста и/или при утрате некоторых способностей (к деторождению, ношению оружия) также могли переходить в другой гендерный класс. Рассмотрение возрастных классов с точки зрения перехода из одной гендерной группы в другую позволяет обратить внимание на те социальные категории, которые крайне мало исследуются как в отечественной, так и в зарубежной археологии, - стариков и детей. Получили развитие исследования нетрадиционного гендерного поведения.
«В отличие от традиционного «половозрастного» подхода гендерный рассматривает индивидуумов как социальные личности. Биологический пол является фиксированным, данным от рождения, тогда как гендер создается внутри общества и может, соответственно, изменяться. Гендерные категории могут быть обусловлены полом, стадиями жизненного цикла, физическими особенностями, стилем жизни, а также профессиональным или религиозным статусом. Понятием «гендер» можно оперировать, только изучая общества, так как индивидуум в изоляции не может создать гендерные связи и, следовательно, не имеет гендера. Исследования гендера в археологии касаются отношений между людьми в древних обществах, особенно связи женщин и мужчин с социальной, экономической, политической и идеологической структурами отдельных обществ» [243, с.29-30].
На сегодняшний день существуют специфические отличия, характеризующие гендерные исследования в археологии от других дисциплин, и отличия, которые на наш взгляд, характерны для западной и российской археологической науки. Так, в археологии, в силу специфики дисциплины, мало исследователей, которые работали бы исключительно в русле изучения гендерной проблематики. Поскольку археология занимается прежде всего изучением материальных остатков, где интерпретация является вторым этапом исследования, то археологи основную часть времени уделяют изучению артефактов, и обращаются к проблемам гендера лишь тогда, когда этого требует предмет исследования. Очевидно, что далеко не все остатки материальной культуры могут иметь отношение к социо-возрастной проблематике, отношениям полов и т.п.
Стиль и эволюция комплексов украшений
Шапочка могла быть обязательной для маленьких детей, более уязвимых для простуды (рис.81). Так, детских погребениях часто фиксируются бусины, амулеты и мелкие бронзовые украшения, нашитые, очевидно, на головной убор. Это, прежде всего, дети младшей возрастной группы: Синташтинский грунтовый могильник, п.15 (бусы у ребенка в районе черепа ), мог. Болыиекараганский, к.25, п. 10 (сложная каменная бусина на левом виске ребенка 1,5 лет, бусы в районе черепа у другого ребенка из этого же погребения), мог. Лисаковский, огр.16, п.5 (пастовая пронизь у черепа ребенка первых лет жизни), мог. Кизильский, к.2, п.1 (бусина в районе черепа ребенка около 1 года), мог. Кулевчи 6, к.2, п.4 (зуб волка на черепе ребенка), к.З, я.1 (бронзовая обойма на затылке ребенка), мог. Алакульский, к. 8, я.1 (2 бусины на черепе ребенка около 1 года), к.8, я.6 (раковина и 4 клыка в районе черепа), к. 18, п. 2 (шапочка ребенка обшита клыками-амулетами), мог. Чистолебяжье, к.З, п. 1а (пронизка и бисер в районе черепа ребенка до 1 года), мог. Исиней 1, п.47 (2 бронзовые обоймы над черепом), мог. Чекатай, к.11, п.4 (4 бусины в области черепа). Как видно, украшения на головных уборах детей в целом не многочисленны, единичны, не образуют каких-либо структур, которые можно было бы сравнить с орнаментом, и там, где они фиксируются, они, по всей вероятности, играют не столько эстетическую, сколько охранительную роль амулетов-оберегов.
Во взрослых погребениях ситуация иная. В районе черепов погребенных часто встречаются различные нашивные украшения (бусины, полушарные и плоские бляхи, различные подвески), однако, фиксируются они, как правило, цепочкой по периметру вокруг черепа - от затылка до лба, и могут связываться, скорее с существованием венчика-очелья. Там, где нашивные украшения фиксируются выше черепа (например, мог. Лисаковский, к.1, п.1, мог. Алакульский, к. 13, п.9), ситуация нс представляется настолько очевидной, чтобы можно было с уверенностью интерпретировать их как декор шапочки. Странным представляется и сочетание шапочки с металлическим обручем типа гривны на голове в том же погребении Алакульского могильника. Многочисленные бронзовые украшения, интерпретированные Н.Б.Виноградовым, как обшивка шапочки в к.4, п.1 могильника Кулевчи 6, на самом деле, скореє всего, являются челюстно-лицевой подвеской, что будет оговорено ниже.
Тафономические данные в некоторых погребениях свидетельствуют в пользу того, что основой головного убора в большинстве случаев все же являлся венчик. В п.17 мог. Степное 7 вокруг черепа костяка А через лобную и затылочную части цепочкой располагались полушарные бляхи, по всей вероятности, нашитые на венчик. Головной убор погребенного состоял из накосника и челюстно-лицевой подвески. Верхняя часть накосника, связанная непосредственно с головным убором, была разрушена грабителями (рис.40). При этом очевидно, порвался и венчик, вследствие чего, челюстно-лицевая подвеска с одной стороны осталась висеть у виска, другой же конец съехал на грудь. Если бы накосник крепился к шапочке, этого бы не произошло, так как при его отделении от шапочки подвеска осталась бы на своем .месте.
В могильнике Бозенген, к.23, п.2 (ограблено в древности) на полу фиксируются в одном месте две параллельно лежащие низки бус с листовидными подвесками на концах, между которыми находилась еще одна подвеска, нс связанная с низкой. Невдалеке от этого комплекса украшений находилась подобная же низка бус, концом соединяющаяся с лежащими полукругом четырьмя подвесками в 1,5 оборота (рис.41.1). Если предположить, что это часть того же украшения (что наиболее вероятно), то оно реконструируется как накосник, состоящий из трех низок бус с листовидными подвесками на концах, вверху соединяющийся с лентой, к которой прикреплены в ряд 4 полутораоборотных подвески (венчиком) (рис.41.2).
В могилах, подвергавшихся ограблению, украшения, связанные обычно с головным убором (височные кольца, подвески, бляхи), находятся, как правило, в различных частях погребальной камеры или грабительского лаза. Этот факт также косвенно свидетельствует в пользу крепления их на венчик - при ограблении венчик легче поддается разрушению. В ограблении могил многие исследователи видят символический акт, целью которого было не столько изъятие вещей, сколько нарушение погребения. При этом «грабители» вряд ли стали бы разрывать на части шапку, особенно из колеи, так, чтобы ее части с нашитыми украшениями оказались в разных частях камеры. Таким образом, основой парадного головного убора молодых и взрослых женщин, как нам кажется, в большинстве случаев являлся венчик - не слишком широкая лента, вероятно, из кожи (остатки кожи под украшениями на черепе зафиксированы в мог.Степнос 7, я. 17), так как кожа - более эластичный материал, способный плотно охватить голову.
Обращаясь к материалам по реконструкции костюма других народов, можно привести многочисленные примеры отличия повседневного и ритуального головных уборов. Традиция захоронения умерших в налобных повязках, иногда украшенных бляшками, существовала у киммерийцев — предшественников скифов в Причерноморских степях [11, с.32], гуннских племен (рис.46.2). У народов, живущих в условиях Севера (народы самодийской 1руппы, в частности, нганасаны), существовало несколько вариантов головных уборов - от теплых шапок до легких шапочек с открытым верхом. Однако, в качестве ритуального (танцевального) и свадебного головного убора, который одновременно являлся и погребальным, выступала налобная повязка, декорированная различными подвесками и нашитыми мелкими украшениями [178, с. 81-82] (рис.42). Большой интерес представляют археологические материалы раннего средневековья (VII-VIII вв. н.э.) Волго-Окского междуречья. В монографии П.Н.Травкина «Древний костюм Ивановского края» автор относит население данного региона к финно-угорской языковой группе [222, с. 10]. Интересно отметить, что о наличии угорского субстрата в населении бронзового века Урало-Казахстанских степей высказывали предположение многие авторы [150; 268, р.36-39]. Как указывает автор исследования, головные уборы финно-угров делятся на несколько групп: 1) покрывала, платки, полотенца; 2) повязки, налобные венчики; 3) мягкие шапочки, чепцы; 4) высокие твердые головные уборы конусообразной или лопатовидной формы. Однако по материалам погребений данного региона удается восстановить лишь один вид девичьего головного убора - венчик [222, с.31]. Отсутствие в погребениях других типов головных уборов, на наш взгляд, можно объяснить особой ролью венчика как праздничного и погребального убора. Головная повязка является общей деталью традиционного костюма у народов Волго- Уральского региона [162, с.157-158].
Стиль и мода женского костюма
Большую часть сведений об уровне технологии ткачества исследователи получают также благодаря отпечаткам ткани на сосудах. В большинстве случаев отпечатки на сосудах синташтинской, петровской и алакульской культур принадлежат тканям с полотняным переплетением. Специалисты фиксируют довольно высокий уровень развития ткачества в названных культурах, все исследованные образцы тканей были изготовлены на ткацких устройствах типов 2 и 3 по классификации О.В. Орфинской, В.П. Голикова, Н.И. Шишлиной (рис.68) (2 - простейший ткацкий станок с вертикальной или горизонтальной рамой для натяжения и фиксации нитей основы, ручным перебором уточной нити в одну сторону и механическим перебросом в другую; 3 - классический ткацкий станок с механическим перебросом уточной нити в обе стороны и устройством для формирования второго ткацкого зева) [167, с.72].
Прядение и ткачество, по данным лингвистики, еще в общеиндоевропейский период относились к сфере занятий домашним хозяйством, которое было обязанностью женщин [37, с.704]. По подсчетам Т.Н. Глушковой ткачество и изготовление одежды занимало у женщин бронзового века около трети рабочего времени [43].
Как говорилось выше, органические остатки фиксируются на памятниках исследуемых нами культур настолько редко, что мы не можем получить достаточно полного представления о текстильных изделиях данной эпохи. Однако в ряде случаев даже в хронологически более ранних культурах археологами обнаруживались изделия очень высокого уровня изготовления. В одном из ямных погребений Прикубанья было найдено тканое покрывало с сюжетной росписью, выполненной киноварью [17, рис.9].- В раннекатакомбном погребении могильника Три Брата исследован ковер с геометрическим узором из параллельных полос, зигзагообразных линий и линий, образующих узор из ромба [197]. Исследования мумифицированных захоронений в провинции Синцзян (Северо-западный Китай), датируемых III тыс. до н.э. и соотносимых частью исследователей с индоевропейскими народами [281] представляют интереснейшие образцы тканей. Среди них ткани с вышивкой, с гофрированными и тиснеными узорами, орнаментами, нанесенными краской. Можно предполагать, что и в исследуемых нами культурах ткани украшались различными способами (вышивка, аппликация), однако, прямых свидетельств этого мы не находим.
Что касается цвета одежды, то в нескольких случаях зафиксировано, что остатки текстиля и кожи из погребений петровской и алакульской культур были окрашены красителем красного цвета (мог. Лисаковский, к.1, п.1, мог. Степное 7, п.31, мог. Алакульский, к.22, п.12, мог. Исиней 1, п.12, мог. Худолазские курганы, к.1, п.5) (рис.67.2-3). При раскопках в 1911 г. могильника Петропавловский в Северном Казахстане Ю.П. Аргентовским был зафиксирован красный тлен около черепа (к.4, к.8). В к.4, кроме того, близ останков погребенного «в тонком красноватом слое, образовавшемся как бы от сгнившей красной материи, найдено около 100 аргиллитовых бусин» [166, с.264]. Органические остатки красного цвета были зафиксированы и в нескольких погребениях могильника Дашти-Кози, материалы которого свидетельствуют о позднейшей миграции племен андроновской общности в Среднюю Азию [99, с. 155]. Химический анализ остатков текстиля показывает, что пряжа окрашивалась краппом, получаемым из корней марены красильной [189, с.140; 227, с716]. Вероятно, крашение ткани было трудоемким процессом, в связи с чем можно предположить, что из окрашенной ткани изготавливались только праздничные одежды, повседневное же платье шили из неокрашенного холста. Окрашиваться могли также детали костюма, изготавливаемые из кожи. На фото представлены остатки кожи от обуви (мог.Исиней 1, п.12), окрашенные в красный цвет (рис.90).
Относительно цветовой гаммы окрашенных тканей, исследования специалистов показывают, что, благодаря красителям, получаемым из корней семейства мареновых, в зависимости от технологии приготовления и разновидности, можно получить богатый спектр оттенков - от бордового, красного и темно- коричневого до светло-коричневого и розового. Судя по тому, что все зафиксированные образцы окрашенной одежды были красных оттенков, можно предполагать, что основным в цветовой гамме праздничной одежды был именно красный цвет. И.Л.Чернай [239, с. 107] считает, что ткани окрашивались в яркие цвета в подражание дорогим импортным пурпурным тканям. По этнографическим данным фиксируется также возможность использования в примитивном текстильном производстве для приготовления красителей сильнопигментированных земель, глины, минералов, древесной золы и сажи [193, с.223]. Однако если такие красители и использовались в эпоху бронзы (чему нет археологических подтверждений), краски не растительного происхождения, как менее стойкие пользовались, видимо, меньшей популярностью.
Платье и его украшения. Возможности реконструкции
Как было отмечено, конкретных находок ткани либо других материалов, позволяющих реконструировать детали покроя одежды в эпоху бронзы, практически не существует. Однако одним из источников реконструкции покроя могут служить украшения. Как отмечает Н.И.Г аген-Торн, украшения обычно рассматривают вне их непосредственной связи с одеждой, методически же правильнее рассматривать украшения в связи с той одеждой, с которой они связаны. По ее мнению, украшения имеют два корня, из которых, разветвляясь и сплетаясь между собой, создаются разнообразные моды оформления одежды. Первый корень - предметы, непосредственно не связанные с одеждой: раковины, бусы и т.д. Второй корень вырастает в связи с самим покроем одежды и имеет в основе утилитарное значение. Чтобы выяснить первоначальный смысл комплексов украшений, следует взять как рабочую гипотезу связь украшений с одеждой и отыскать предположительно ее первоначальный смысл [32, с.76-77]. Мы в свою очередь, опираясь на материалы изученных комплексов украшений эпохи бронзы можем засвидетельствовать, что в эту эпоху в женском костюме практически не существует украшений, не относящихся непосредственно к одежде: любое отдельное украшение либо их сочетание являются нашитыми на одежду, обувь, головной убор . Таким образом, украшения, как неотъемлемые детали костюма, могут нести достаточно достоверную информацию в том числе и о некоторых деталях его покроя.
Реконструируя праздничный (погребальный) вариант костюма женщин эпохи бронзы как сшитый из ткани, мы исходим из того, что формировался он на основе летнего типа одежды. Как известно, в традиционных обществах, у племен, обитающих в зонах с резко континентальным климатом, большинство празднеств и обрядов приходилось на теплую половину года, зима же традиционно считалась «темным временем» [250, с.237]. Зимой не играли свадеб, как правило, не совершалось крупных ритуальных церемоний. По мнению некоторых исследователей, подкрепленному материалами жертвоприношений, у племен эпохи бронзы погребения и, следовательно, сопутствующие им ритуалы, также совершались в теплое время года [61, с.44; 79, с.28]. Исходя из этих соображений и достаточно высокого уровня развития ткацкого производства, несмотря на то, что большинство органических остатков из погребений составляют образцы колеи, мы имеем основания для реконструкции тканой одежды в качестве основы ритуального костюма.
Исследуя историю развития одежды, О.А. Сухарева выделяет в качестве архаичной черты единство покроев одежды обоих полов, которое было присуще многим народам [212, с.78] . Н. Харузин объяснял этот факт несложностью ранних форм одежды, полагая, что дифференциация одежды мужской и женской наступает лишь постепенно, по мере развития народности. Но удачно найденный покрой, приспособленный к климату и бытовым привычкам, не меняется веками [там же, с.79]. Мы склонны согласиться с этими выводами, и считаем, что основой и мужской и женской одежды у племен бронзового века являлись вещи, принципиально одинаковые по конструкции. Бесспорно также то, что на заре истории покрой одежды отличался простотой и примитивностью. Думается, что более сложной конструкцией отличалась одежда из кожи и меха (зимняя одежда), так как шкуры животных имеют неправильную форму и требуют корректировки, для того, чтобы превратиться в детали одежды. Кроме того, шкуры легко кроить ножом, вырезать же сложные детали из ткани относительно невысокого качества при отсутствии ножниц нелегко.
Этнокультурные параллели женскому костюму и украшениям: к проблеме возможности определения этнической принадлежности носителей синташтинской, петровской и алакульской археологических культур
НакоснЫе украшения в соответствии со схемой, предложенной Э.Р .Усмановой с соавторами [226; 227] образуют два типа: 1- накосное украшение в виде двух низок бусин или обойм, заканчивающееся листовидными подвесками; 2- накосное украшение в виде двух или нескольких низок бусин, которые заканчивались сложносоставной комбинацией из пластин, обойм, бусин и подвесок. Первый тип, в свою очередь, разделяется нами на два подтипа: 1) парные низки бус, свободно свисающие и не скрепленные между собой, заканчивающиеся листовидными подвесками (этот подтип накосника, скорее всего, функционировал как косоплетка); 2) парные низки бронзовых обойм или бус, расположенные параллельно друг другу, заканчивающиеся листовидными подвесками, скрепленные между собой перемычками из пронизок, трубочек или накладок. Отмечено также несколько накосных украшений, находящихся по своей структуре вне определенного типа или подтипа. Как вариант накосного украшения существовали, скорее всего, также косоплетки, состоящие из тесьмы или лент с прикрепленными к концам подвесками или амулетами. Предположение Э.Р.Усмановой с соавторами считать выделенные типы накосных украшений маркерами определенного социо-возрастного статуса женщины с введением в научный оборот новых материалов не оправдалось. На данный момент очевидно, что различие типов обусловлено их различной культурной принадлежностью: тип 1 имеет большее распространение в памятниках алакульской культуры, тип 2 - в памятниках петровской культуры.
Лицевая подвеска как отдельный вид украшения, реконструируемая по авторским материалам и материалам других исследователей, представляет собой сложное и оригинальное украшение с особой структурой: прикрепленные на кожаную основу металлические бляхи, перемежающиеся мелкими украшениями (бусами, обоймами). Подвеска крепилась на венчик в области висков и обрамляла лицо женщины.
Изучение остатков одежды и обуви, а также украшений, связанных непосредственно с одеждой, при сопоставлении материалов различных погребений позволяет реконструировать общую модель женского погребального костюма. В качестве основного вида погребальной плечевой одежды нами реконструируется туникообразная рубаха, изготовленная из шерстяной либо растительной ткани с полотняным переплетением, иногда окрашенной в красный цвет. По расположению мелких украшений, нашитых на подол и рукава, реконструируется стандартная длина рубахи - до колен, и длина рукавов - до запястья. В качестве важного элемента костюма использовались браслеты, функционировавшие как зажимы для рукавов, и украшения груди - гривны, ожерелья, нагрудинки, состоявшие из кожаной (?) основы с нашитыми на нее мелкими украшениями.
Судя по морфологии костюма, в его состав, скорее всего, входили штаны. В редких случаях штаны также, как и рубахи расшивались мелкими украшениями. Женская обувь реконструируется по сохранившимся остаткам как двойная, состоящая из невысокого кожаного сапожка с разрезом спереди на голенище и короткой верхней обуви с подвязками, затягивающимися на щиколотках, часто украшенными низками бусин.
На основе анализа взаимосочетаемости различных категорий украшений было проведено изучение вариаций состава женского костюма (выделяется пять основных категорий украшений: украшения рук, ног, головы, шеи, прочие украшения). При изучении синташтинского костюма выделено 13 вариантов сочетания категорий украшений. В большинстве исследованных синташтинских костюмов представлено сочетание 1-2 категорий украшений. Самые популярные зоны расположения украшений - голова, руки, шея. Петровский и алакульский костюм, сходные между собой по сочетанию украшений, анализировались вместе. Выделено 15 вариантов сочетания в костюме различных категорий. Более 70% костюмов сочетают в себе 3 и более категорий. Наиболее популярные зоны расположения украшений - грлова и руки.
Стилевой анализ женского костюма показал, что эволюция костюма в эпоху средней - начала поздней бронзы шла по пути роста количества видов украшений и вариантов их сочетаемости, фиксируется явная тенденция к увеличению пышности костюма. Было высказано мнение о существовании моды на украшения, как локального явления, ограниченного в рамках узкого региона. В качестве проявления тенденций моды можно указать оригинальные комплексы украшений обнаруженные в нескольких случаях в погребениях различных индивидов.
В главе 4 рассмотрены проблемы социо-культурной интерпретации женского погребального костюма эпохи средней - начала поздней бронзы Южного Зауралья и Казахстана. Сделанные в данной главе выводы не являются окончательными и могут дополняться, корректироваться с расширением круга источников, появлением новых методов анализа материала. Проблема выделения возрастных и социальных градаций на основе материалов костюма на сегодняшний день не может быть решена однозначно. Наиболее полный вариант костюма с украшениями встречается в погребальном обряде у девушек, начиная с 10-11-летнего возраста в синташтинской культуре и с 6-7-летнего - в петровской и алакульской. Этот возраст, видимо, следует считать возрастом социализации женщины в эпоху бронзы. Верхняя возрастная граница для женщин, погребенных в парадных костюмах - 35-50 лет. Этими границами маркируется возраст фертильности и наибольшей сексуальной привлекательности женщины - собственно период, когда она считалась женщиной (не ребенком и не старухой) в глазах древнего общества. Внутри же этого возрастного отрезка выделение групп для эпохи бронзы весьма проблематично. Попытка выделения групп по материалам головных уборов, предпринятая Э.Р.Усмановой с соавторами, весьма спорна, т.к. с накоплением нового материала стало очевидно, что различные типы накосных украшений имеют распространение в разных культурах.
По материалам погребального обряда и собственно костюма также не представляется возможным говорить о существовании имущественного расслоения внутри общества эпохи бронзы. Отсутствует зависимость между центральным/периферийным положением погребений и богатством костюма, в одном погребении могут быть похоронены женщины, имеющие наборы украшений, различные по степени богатства. Погребения женщин в пышных костюмах, вероятно, следует интерпретировать исходя из религиозных представлений. Часто такие погребения имеют специфические наборы погребального инвентаря, явно относящиеся к культовой сфере (булавы, наборы астрагалов, камешков и пр.), многие из них относя тся к специфическому виду захоронений бронзового века - захоронения в «позе объятия». В синташтинских и петровских памятниках этот вид захоронений имеет особый статус и высокое символическое значение. Скорее всего, все эти явления следует связывать с существованием у населения исследуемых археологических культур сильного культа женского божества и института женщин- жриц. Погребения в «позе объятия» можно интерпретировать как прообраз ритуала «священного брака», тесно связанного по данным мифологии с культом Богини и культами плодородия. К этой же сфере относится и такое нетрадиционное использование женского костюма и его элементов в погребальном обряде, как погребения мужчин в женском костюме либо с женскими украшениями. Как свидетельствуем обширный этнографический и мифологический материал, явления травестизма в древних и традиционных культурах тесно связаны с институтом жречества, культом женского божества, гаданиями и прорицаниями. В погребальном обряде алакульской культуры описанных явлений зафиксировано не было. Погребения в «позе объятия» на этом этапе утрачивают свой сакральный статус, становясь массовой формой обряда. Все это может свидетельствовать либо о вытеснении культа Богини культом других божеств, либо о перенесении его проявлений из сферы погребальной обрядности в «сферу жизни».
