Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История исследований погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка и вопросы терминологии .. 17
Глава 2. Основы методики исследования погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка 35
2.1. Природные факторы, воздействующие на останки после погребения 37
2.1.1. Факторы, влияющие на сохранность костной ткани в слое .46
2.1.1.1. Внутренние факторы, влияющие на сохранность костной ткани в слое 48
2.1.1.2. Внешние факторы, влияющие на сохранность костной ткани в слое 51
2.2. Антропогенные факторы, воздействующие на останки после погребения 57
2.3. Посмертные манипуляции с телом, приводящие к нарушению его анатомической целостности 59
2.3.1. Дифференцирующие признаки вторичных погребений...62
2.3.2. Дифференцирующие признаки расчлененных и парциальных погребений , 69
2.4. Практические рекомендации по исследованию погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка 71
Глава 3. Археологические свидетельства существования вторичных, расчлененных и парциальных погребений на территории Западной Сибири ...76
3.1. Неолит и переходное к бронзе время 81
3.2. Доандроновский и андроновский периоды эпохи бронзы 99
3.3 Поздний период эпохи бронзы 111
3.4. Ранний железный век 121
3.5. Эпоха средневековья 126
3.6. Основные выводы по археологическим материалам 150
Глава 4. Возможности интерпретации погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка 160
4.1. Ограбления, осквернения и «ритуальные вскрытия» 162
4.2. Вторичный обряд погребения 173
4.3. Расчленения и парциальные погребения 193
Заключение 206
Список использованных источников и литературы 215
Приложение
- Внутренние факторы, влияющие на сохранность костной ткани в слое
- Посмертные манипуляции с телом, приводящие к нарушению его анатомической целостности
- Доандроновский и андроновский периоды эпохи бронзы
- Расчленения и парциальные погребения
Введение к работе
Актуальность темы. В последнее время в отечественной археологии заметно возрос интерес к так называемым «особым» или «экстраординарным» видам погребений, методике их выявления и вопросам интерпретации (Мельник, 1991; Васильев, 1986; Ткачев, 1996; Пиотровский, 1988; Богданов, 1990; Кузьмин, 1991; Елпашев, 1997; Усманова, 1992; Ковалев, 1997; Хлобыстина, 1999).
Употребление подобных терминов подразумевает наличие «обычного», основного, т.е. наиболее часто встречаемого в рассматриваемой культуре способа погребения. Перечень способов погребений, относимых к «экстраординарным», естественным образом варьируется в зависимости от рассматриваемой культуры, а также исследовательской установки, однако в целом достаточно стабилен.
К «особым» видам погребений традиционно относят и вторичные, расчлененные и парциальные погребения, в случае которых при раскопках костяк погребенного фиксируется в анатомически несогласованном порядке. На территории Западной Сибири «особые» формы обращения с умершими фиксируются с неолитического до позднесредневекового времени, но еще никогда не становились предметом специального исследования.
Сложность изучения таких погребений определяется тем, что
* археологами может быть зафиксирован только конечный результат
погребального обряда в его материальном выражении - погребальное
сооружение, могила с останками погребенного и инвентарем. Наименее
изученным в погребальном обряде остается период с момента смерти
человека до его погребения. Обращение к этнографическим источникам
позволяет понять, насколько важен этот этап обряда. С момента наступления
физической смерти до окончательного погребения и смерти «социальной»
проходит определённый период, зачастую весьма продолжительный, в
5 который совершаются сложные и многообразные церемонии и ритуальные действия с трупом покойного. Подобные действия могут привести к появлению археологически фиксируемых погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка.
Однако в силу специфики археологических источников, а также вследствие неразработанности особой методики, существуют серьёзные методические трудности в выявлении и интерпретации подобных способов обращения с умершими. Далеко не все погребения, в которых скелетные остатки умерших находятся в анатомически несогласованном состоянии и/или представлены неполным набором костей, отражают посмертные манипуляции с телом умершего.
В ходе тафономических процессов останки умершего подвергаются естественной деструкции (разрушение мягких и костных тканей, смещение отдельных костей скелета грызунами и корнями деревьев и т.д.). К этому в некоторых случаях добавляются и разрушительные последствия деятельности людей: ограбления, в том числе и ритуальные, смещение костей при подзахоронении, перезахоронения, перекопы в ходе последующей хозяйственной деятельности и т.д. Неполный набор костей или отсутствие анатомического порядка может быть следствием не только посмертных манипуляций, но и отражать причину смерти, например, ритуальное расчленение или декапитацию в ходе военных действий.
Положение с трудностью выявления вторичных и им подобных погребений осознается археологами и нередко порождает либо крайний скептицизм, либо скептицизм умеренный, когда при описании погребального обряда какой-либо археологической культуры или отдельного памятника отмечается, что «возможно часть погребений являлась вторичными». При этом нередко не указывается, какие именно погребения, по мнению авторов раскопок, являются вторичными. Все это делает проблематичным дальнейшие исследования, поскольку невозможно установить процентное соотношение первичных и вторичных погребений, выявить какие-либо
закономерности в расположении первичных и вторичных погребений в планиграфии могильника, проследить особенности в половозрастной структуре и в распределении отдельных категорий инвентаря погребенных по первичному и вторичному обряду. С другой стороны наблюдается и обратная тенденция, когда любое нарушение анатомической целостности костяка объясняется вторичностью погребения без учета возможностей постдепозиционных смещений в ходе тафономических процессов. Отсутствие скрупулезного анализа всего археологического контекста и тафономического анализа ведет к неаргументированным и абстрактным интерпретациям этих особенностей погребального обряда.
Вопрос о необходимости создания особой методики выделения вторичных погребений в исследуемом регионе был поставлен ещё в 70-е годы XX в. (Чиндина, 1977, с.94). Создать подобную методику силами одной археологии невозможно. Решение проблемы видится нам в интеграции методов археологии, полевой антропологии, судебно-медицинской экспертизы и тафономии. Определенный опыт подобных исследований, применительно к своему материалу, демонстрирующий перспективность данного направления накоплен западными исследователями, прежде всего во Франции, Англии и США (Duday, 1987; 1990; Gallay, 1987; Garland, Janaway, 1987; Boddington, 1989; Brothwell, 1989; Bethell, Carver, 1989; Ubelaker, 1989; Haglund, Sorg, 1997; Roksandic, 2002; Saul J., Saul F., 2002).
«Особые» виды погребений, предполагающие разнообразные приемы нарушения анатомической целостности трупа до его погребения, отражают малоизученные, как в западносибирской, так и в целом в отечественной археологии, специфические формы обращения с телом умершего и его костными останками. Привлечение этнографических, мифологических и фольклорных материалов в определенной мере позволяет осмыслить данный феномен и понять религиозно-мифологические представления, определявшие подобные способы обращения с телами умерших.
Цель и задачи исследования.
Целью настоящей работы является комплексное исследование
погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка на
территории Западной Сибири. Исходя из цели исследования,
сформулированы следующие задачи:
Разработать терминологический аппарат, унифицировано описывающий исследуемые «особые» виды погребений с разнообразными формами нарушения анатомической целостности тела.
Создать основы методики исследования погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка в полевых условиях на основе интеграции методов археологии, тафономии и судебно-медицинской экспертизы.
Проследить степень распространения обрядов вторичных, расчлененных и парциальных погребений на территории Западной Сибири в различные исторические эпохи, в среде различных археологических культур.
Обобщить имеющиеся отечественные и зарубежные исследования о возможностях интерпретации погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка и дать оценку основным существующим подходам.
Систематизировать западносибирские этнографические свидетельства о бытовании практики вторичных, расчлененных и парциальных погребений и дать интерпретацию исследуемым обрядам
Объект исследования - погребения с нарушенной анатомической целостностью костяка на территории Западной Сибири.
Предмет исследования - «особые» обряды погребения, предполагающие нарушение анатомической целостности трупа до его погребения.
Территориальные и хронологические рамки. Территориально работа
8 ограничена рамками Западной Сибири. Географический энциклопедический словарь определяет этот регион как западную часть Сибири, простирающуюся от Урала до Енисея (1983, сЛ54).
Однако необходимы дополнительные пояснения о границах западносибирского ареала в контексте культурно-исторического исследования. Естественные географические границы: Карское море на севере, Уральская каменная гряда на западе и Енисей на востоке почти во все времена являлись и культурно-этническими рубежами. На юге Западной Сибири такая реальная граница отсутствует, с определенной долей уверенности её проводят вдоль Казахского мелкосопочника и пограничных хребтов Русского Алтая. В тоже время в естественнонаучной и исторической литературе сохраняется название Южная Сибирь, в состав которой входит и Алтай. Специфику исторических процессов на этой территории предопределили во многом геологическая история и ландшафтные особенности, Алтай входил в зону центральноазиатских и южносибирских контактов, и эти связи оказались для этой территории культурноопределяющими. Однако «природная среда предгорно-равнинной части Алтайской горной системы близка прилегающим районам Западно-Сибирской равнины, следствием чего явилась близость, а иногда и единство культуры населения этих районов» (Очерки культурогенеза народов Западной Сибири, 1994, с. 12-13). Остальные районы, относимые к Южной Сибири, оставлены за рамками исследования. По современному административному делению исследуемая территория охватывает Тюменскую, Томскую, Омскую, Новосибирскую, Кемеровскую области и часть Алтайского края (без Горного Алтая).
Первые археологические свидетельства о сложных манипуляциях с телами умерших и появление погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка относятся к неолитическому времени. Это обстоятельство и предопределило нижнюю хронологическую границу исследования. Погребения «особых форм» известны в Западной Сибири и во
9 все последующие исторические эпохи вплоть до позднего средневековья.
Верхнюю хронологическую границу предопределил факт исчезновения в среде коренных западносибирских народов обрядов вторичных, расчлененных и парциальных погребений. Упоминания о бытовании в старину сложных ритуальных действий с трупами определенных категорий покойников, приводящих к появлению расчлененных и парциальных погребений, встречаются в селькупском, угорском и тюрксом фольклоре, но непосредственно этнографически не зафиксированы. Последние достоверные свидетельства о существовании обряда вторичного погребения получены в среде селькупов Притымъя в 40-ых годах XX века.
Методология и методы исследования. Методологическую основу интерпретационной части исследования составляют структурно-семиотический и сравнительно-исторический подходы. Сравнительно-исторический и структурно-семиотический методы анализа решают, в сущности, разные задачи и потому совершенно по-разному анализируют объект изучения. Как всякая научная методика, структурно-семиотический анализ перспективен в одних и ограничен в других направлениях, одни объекты для него более, а другие менее проницаемы.
Структурно-семиотический анализ не может отменить историко-типологическое или генетико-социологическое изучение культурных феноменов, а должен его известным образом дополнить, так же как синхроническое описание может и должно дополнять диахроническое. Примеры из области изучения фольклора и мифологии подтверждают возможность и необходимость сочетания сравнительно-исторической и структурно-семиотической методик для анализа различных аспектов научного объекта (Мелетинский, 1977, с.152-170).
Настоящее исследование посвящено некоторым аспектам погребального
обряда, естественным образом связанного с мировоззрением, которое
отражается в обряде посредством действий, предметов и отношений между
* ними, являющимися знаковыми средствами и знаковыми отношениями.
10 Мировоззрение приравнивается к мифологической картине мира, являющейся «тотальной моделирующей знаковой системой» (Мелетинский, 1976, с.230), позволяющей культуре осуществлять свою работу в форме структурирования окружающего мира (Лотман, Успенский, 1971, с.146-147), В рамках этого подхода культуру любого общества можно рассматривать как систему элементов (знаков), обладающих определенным функциональным и семиотическим значением. В этой связи погребальный обряд выступает как определенная знаково-символическая система реализованных действий. В отдельных его элементах закодированы представления о модели мироздания. Интерпретация археологически фиксируемого погребального обряда возможна только при условии широкого привлечения данных этнографии и фольклора, то есть при сопоставлении разных семиотических текстов, в которых дублировалась традиционная модель мира. Погребальный памятник реконструируется как некое «высказывание» имеющие значение. При этом объектами сопоставления с мифом являются не сами обряды как таковые, а устойчивые семантические комплексы, элементы модели мира, так как именно для них возможны типологические сопоставления на уровне мифологических универсалий.
На первом этапе исследования мы попытались на основе самых разнообразных этнографических примеров выявить интересующие нас стереотипы мифоритуального поведения, а затем попробовали соотнести их с наблюдаемой археологически ситуацией. В основе мифологических
* универсалий лежат определенные архетип ич ее кие структуры человеческой
психики. Сопоставление с мифами не предполагает единую этническую принадлежность древних обрядов, т.к. система мифов и ритуалов может быть представлена в той или иной традиции не полностью. Более того, этническая привязка археологических культур, в особенности для ранних этапов всегда гипотетична.
На втором этапе, когда определенные мифологические универсалии
выявлены, мы попытались наполнить их более конкретным «этнически»
окрашенным содержанием на основе мифов и фольклора, близких или генетически связанных с исследуемой археологической культурой народов. Для нас это были, прежде всего, материалы угорских, самодийских, а в случае средневековых культур также тюркских народов.
Таким образом, структурно-семиотический метод применялся в данной работе, прежде всего при выявлении и анализе универсальных мифологических структур, нашедших свое выражение в погребальной обрядности. Сравнительно-исторический метод использовался при попытке проследить изменчивость анализируемых явлений в погребальной обрядности в их диахронии.
С помощью сравнительно-исторического метода путем сравнения выявляется общее и специфическое в истории и явлениях, достигается познание различных исторических ступеней развития одного и того же явления или двух разных сосуществующих явлений. Логической основой историко-сравнительного метода является аналогия. Аналогия — это общенаучный метод познания, который состоит в том, что на основе сходства одних признаков сравниваемых объектов делается заключение о сходстве других признаков. Расшифровка неопределенности объекта познания средствами аналогии носит всего лишь правдоподобный характер и, как правило, является основанием для построения версии, гипотезы. Сходство между свойствами предметов или их взаимоотношениями может иметь различные степени. Поэтому аналогия способна принимать разные формы — быть строгой и нестрогой. Для строгой аналогии характерно то, что переносимый признак необходимым образом связан с другими, сходными признаками (будучи, например, их следствием или, наоборот причиной). В этом случае и вывод может стать достоверным. Нестрогая аналогия используется там, где переносимый признак непосредственно не связан со сходным, но эта связь может иметь место. Такая аналогия дает только вероятное знание и может оказаться и ложной, ошибочной (Иванов, 2001, с.211). При использовании археолого-этнографических аналогий, в силу
12 специфики археологических источников и их неполноты мы чаще всего имеем дело именно с нестрогими аналогиями и как следствие вероятностным знанием. А это значит, что вероятностный характер наших реконструкций и интерпретаций на основе сравнительно-исторического метода в принципе непреодолим.
Широко сопоставлять археологические данные с этнографическими начали еще эволюционисты в 60 -70х годах XIX века. Веря в абсолютность универсальных законов, они зачастую игнорировали местные и этнические различия, а синстадиальность устанавливали на основе общих соображений с изрядной долей субъективизма. Критика эволюционизма со стороны диффузионистов, функционалистов и других научных направлений побуждала налагать всё новые и новые ограничения на привлечение этнографических данных. К середине ХХв. это породило определённый скептицизм. Л.С. Клейн подробно описал и проанализировал ограничения, порождающие дифференциацию археолого-этнографических сопоставлений. Он отметил, что на настоящем этапе «из этнографии берутся не отдельные факты, сходные с археологически зафиксированными, а тип, система, теоретический концепт - результат обобщения и объяснения весьма разнообразных проявлений одной закономерности или одной структуры в разных условиях» (Клейн, 1981,с. 140).
Продолженная в середине 90-х годов дискуссия по проблеме соотношения археологических и этнографических источников отразила глубину и актуальность проблемы интеграции археологии и этнографии. В частности, разделились мнения исследователей в понимании этноархеологии. Традиционный подход, который предлагает КА.Томилов, уже известен под названием «палеоэтнография» и связан, прежде всего, с поиском этногенетических связей и исследованиями в районах, где сохранилась преемственность между современными этнографическими группами и археологическими памятниками (Томилов, 1996; 1999). А.В. Кенинг стоит на «западном» содержании понятия «этноархеология» и методологического
13 подхода, утверждающего, что археологу необходимо не установление аналогии, а выявление законов и закономерностей, которые порождают возникновение аналогичных ситуаций. Этноархеология призвана также проследить закономерности археологизации живой культуры (Кенинг, 1995, с.83; 1996, с. 10-12). Археологи постепенно приходят к убеждению «что для глубокого понимания того, какая реальность стоит за археологическими источниками, необходима серьёзная этнографическая подготовка» (Шнирельман, 1995, с. 144).
Этноархеология должна также выявлять исходные позиции, с которых начинается реконструкция. В контексте данного исследования это означает, что до начала попыток построения интерпретационных схем, объясняющих причины бытования исследуемых погребальных обрядов в определённое время, в определённом регионе, необходимо понять, какие мировоззренческие постулаты, связанные с таким индивидуальным и общесоциальным феноменом как смерть, были присущи, пусть на самом общем и универсальном уровне, изучаемым культурам. На основе изучения рассматриваемых обрядов в «живой культуре» предполагается выявить причины и закономерности, которые вызывали к жизни подобные способы обращения с умершими. Установка на этноархеологическое исследование позволяет смоделировать процесс археологизации в случае конкретных зафиксированных в культуре западносибирских народов вторичных погребений и оценить реальные возможности археологии в установлении факта вторичности погребения в описываемых случаях.
Для решения поставленной задачи разработки комплексного подхода к изучению погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка активно привлекались естественнонаучные методы. Привнесение в исследуемый материал некоторых методических приемов и установок из тафономии и судебной медицины позволило по-новому оценить возможности дифференциации естественной деструкции костных останков в ходе тафономических процессов от результатов посмертных манипуляций с
14 телом умершего. Этим методам целиком посвящена вторая глава настоящего исследования.
Научная новизна. Новизна работы заключается, прежде всего, в самой постановке проблемы. Обряды, предполагающие нарушение анатомической целостности трупа до погребения, еще не становились предметом отдельного разностороннего исследования в изучаемом регионе в какие-либо исторические периоды.
Данная работа является первой целенаправленной попыткой создания особой комплексной методики исследования погребений с нарушенным анатомическим порядком костяка. Предлагаемый подход увеличивает возможности наиболее полного извлечения информации, заключённой в подобных погребальных памятниках.
Впервые также предпринята специальная развернутая попытка интерпретации обрядов вторичных, расчленённых и парциальных погребений и обряда обезвреживания покойного на основе данных западносибирской археологии и этнографии.
Практическая значимость. Предлагаемые в работе методические разработки применимы при непосредственных полевых исследованиях погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка, как в исследуемом регионе, так и за его пределами.
Основные выводы диссертации могут быть использованы при разработке спецкурсов, посвященных погребальному обряду и мировоззрению древнего населения Западной Сибири.
Отдельные разделы работы могут использоваться при написании учебно-методических пособий по полевым исследованиям погребальных памятников.
Источники. Диссертация написана на основании анализа двух основных групп источников.
В первую группу входят материалы западносибирских погребальных памятников различных периодов от неолита до позднего средневековья. В
15 работе использованы в основном опубликованные материалы. В некоторых случаях для более детального анализа интересующих особенностей погребального обряда привлекались и доступные архивные источники (полевые дневники и чертежи). В анализ включены также неопубликованные материалы могильника Шайтан II (развитое средневековье, Томское Приобье) исследованного автором в 2001г.
Современное состояние этой группы источников, к сожалению, делает невозможным выявление полного перечня исследуемых «особых» погребений. Главную трудность создает тот факт, что исследование погребений с нарушенной анатомической целостностью костяка до недавнего времени не осознавалась как самостоятельная проблема.
Критериями отбора источников служили следующие факторы: общий уровень полевой методики, на котором осуществлялось исследование памятника, сохранность антропологического материала* качество фиксации
положения костяка и полнота последовавшей публикации. Большая часть
«
памятников, исследованных на территории Западной Сибири в конце XIX -
первой половине XX в. не вошли в нашу работу, поскольку уровень
методики, на котором производились раскопки, не позволяет сделать
никаких выводов по интересующей нас проблеме. Практически все
использованные источники имеют серьезные лакуны в принципиально
важной для нашего исследования информации о точном положении костяка и
его отдельных скелетных элементов, о степени и особенностях сохранности
* антропологического материала, о возможных антропогенных и природных
факторах постдепозиционных нарушений погребения, о наличии / отсутствии
на костях перимортальных и постмортальных повреждений. Именно
современное состояние источников предопределило во многом
вероятностный характер, сделанных нами на их основе выводов. Степень
достоверности получаемых результатов оценивается при критике каждого
отдельного источника в основном тексте работы.
* Вторую группу источников составляют этнографические материалы
(монографии, статьи, архивные документы), посвященные погребальной обрядности, фольклору, мифологии и мировоззрению различных западносибирских народов. Особое внимание было уделено поиску и анализу источников, непосредственно зафиксировавших существование исследуемых обрядов в «живых» западосибирских культурах в первой половине XX в. Прежде всего, это исследования Г.И. Пелих и полевые этнографические материалы П.И. Кутафьева (Пелих, 1962; 1972; Кутафьев, 1938). При выявлении мифологических универсалий привлекались также этнографические источники по народам, проживающих за территорией Западной Сибири.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации изложены автором в серии выступлений на международных, всероссийских и региональных конференциях и совещаниях в городах Иркутске (1996), Кемерово (1998), Новосибирске (2000), Томске (2001, 2003), Омске (2004) и Международном Северном Археологическом Конгрессе в Ханты-Мансийске (2002). Результаты исследования отражены в 6 научных публикациях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и литературы и приложения, содержащего иллюстративный материал. Композиция исследования подчинена последовательному решению задач, сформулированных во введении.
Внутренние факторы, влияющие на сохранность костной ткани в слое
Динамика разложения костной ткани отдельных скелетных элементов зависит, прежде всего, от их формы, размера, плотности и возраста. Для того чтобы понять, каким образом эти внутренние факторы влияют на скорость разрушения костной ткани, необходимо хотя бы в общих чертах осветить химические и биохимические процессы, лежащие в основе этого разрушения.
В живом организме кость содержит около 50% воды, 28% органических веществ (в том числе 16% жиров) и 22% неорганических веществ. Органический компонент кости представлен белковыми веществами, а неорганический - гидроксиапатитом. Кроме того, в кости содержатся также в разных количествах натрий, магний, калий, хлор, фтор, карбонаты и нитраты (Федюкович, 2000, с.44). Костная ткань живого организма постоянно обновляется, ее полная перестройка происходит примерно каждые 10 лет. Основным минеральным компонентом костной ткани является гидроксиапатит (гидроксифосфат кальция). Образование костной ткани можно отразить следующим общим уравнением:
Кристаллизация гидроксифосфата кальция происходит на органической матрице — белке коллагене, активные группы которого, взаимодействуя с ионами кальция и фосфатов, способствуют образованию правильно организованных ядер кристаллизации, вокруг которых кристаллизуется костная соль. Таким образом, формирование костной ткани в остеобластах происходит в результате контролируемого коллагеном процесса кристаллизации гидроксиапатита из ионов кальция и фосфатов и при участии гетерополисахаридов - хондроитинсульфатов, называемых также мукополисахаридами. Хондроитинсульфаты в комплексе с коллагеном связывают катионы кальция и фосфат-анионы, а при отделении от коллагена отдают ему эти ионы (Слесарев, 2001, с.275-277).
Необратимые внутренние изменения в костной ткани (как ее органических, так и неорганических компонентов) начинают происходить фактически с момента смерти организма. Первые изменения в костях, в основе которых лежит деполимеризация полисахаридных комплексов, наступают уже в течение первых полутора часов после смерти (Евгеньев-Тиш, 1963, с. 64). Органическая матрица кости является субъектом достаточно медленного гидролиза протеинов в пептиды, которые в свою очередь распадаются на составляющие их аминокислоты. В это же самое время в неорганических составляющих происходит спонтанное изменение кристаллической матрицы, что ослабляет связь протеинов и минералов, вследствие чего кости становятся восприимчивыми к растворению под воздействием внутренних и внешних агентов. Не только разделение протеинов и минералов, но также замещение, инфильтрация и адсорбция ионов размывает протеиново-минеральную связь (Henderson, 1989, р. 44).
Скорость разложения отдельных скелетных элементов, как уже отмечалось выше, зависит от их формы, размера, плотности и возраста. В соответствии со строением и формой кости разделяются на трубчатые (длинные и короткие), губчатые (длинные и короткие), плоские и воздухоносные. Более всего на скорость разложения костной ткани влияет размер кости.
Экспериментальные исследования показали, что скорость разложения кости обратно пропорциональна ее размеру (Von Endt, Ortner, 1984; Lambert et al, 1985). Устойчивость к разложению определяется также плотностью кости и соотношением компактного и губчатого вещества. На скорость разложения влияет и возраст костей - кости пожилых людей разлагаются быстрее, чем молодых. На скорость распада костной ткани может влиять также состояние здоровья человека на момент смерти, например, более быстрому разложению подвержены кости людей, страдавших при жизни остеопорозом (Henderson, 1989, р. 45).
Тафономические наблюдения позволяют выделить несколько этапов в разложении костяка. На первом этапе полностью разлагаются наиболее мелкие кости, прежде всего, фаланги пальцев, кости запястья, пястные кости и кости стопы. При этом отмечается, что таранная и пяточная кость сохраняются лучше в сравнение с другими костями стопы. Затем разрушаются лопатки, копчик, грудина, надколенник, ребра, наименее массивные позвонки. Разрушение трубчатых костей всегда начинается с эпифизов. Наиболее устойчивыми к разложению оказываются диафизы длинных трубчатых костей, некоторые части тазовой кости и часть костей черепа (Waldron, 1989, р.57-63).
Нередко археологически наблюдается следующая ситуация, вызванная исключительно естественными тафономическими процессами: в погребении в анатомическом соответствии находятся длинные кости верхних и нижних конечностей без эпифизов и фрагментированный череп, все остальные скелетные элементы отсутствуют или же представлены только отдельными фрагментами костной трухи (Boddington, 1989, р.31).
В приведенную последовательность разложения, некоторые изменения могут привнести внешние факторы, которые будут рассмотрены ниже.
Посмертные манипуляции с телом, приводящие к нарушению его анатомической целостности
В обращение с телом умершего можно выделить две основные традиции. Развитие первой традиции ведет к возможно полному сохранению тела или, по меньшей мере, к не нарушению его анатомической целостности в отношении, как мягких тканей, так и скелета, а развитие второй - к нарушению целостности тела в различных формах и в различной степени. Причем обе эти традиции появляются уже в мустьерское время (Смирнов, 1991, с.202). Подобное разделение достаточно условно, поскольку у одного и того же народа в одно и то же время эти традиции могут сосуществовать и применяются самые разнообразные способы нарушения или сохранения анатомической целостности тела умершего в зависимости от его социального статуса, обстоятельств смерти и т.д.
В археологических источниках первая традиция представлена, прежде всего, первичными ингумациями - погребениями, совершенными вскоре после смерти, когда труп еще полностью сохранял свою анатомическую целостность. Первая же традиция приводит к появлению всевозможных операций, направленных на искусственное сохранение облика покойного. Наиболее эффективным способом является мумификация трупов. Спонтанная или естественная мумификация может произойти тогда, когда мертвое тело случайно попадает в необходимую среду. Условия, благоприятствующие мумификации - это тепло и хорошая вентиляция, способствующая быстрой смене воздуха и испарению тканевых жидкостей (Евгеньев-Тиш, 1963, с. 70; Громов, 1970, с. 158-159; Судебная медицина, 1982, с.53-54). Преднамеренная естественная мумификация происходит при намеренном помещении тела в место, гарантирующее натуральные процессы высушивания и мумификацию. При искусственной мумификации наблюдается направленное человеческое вмешательство для предотвращения разложения тела. Специальное обращение с телом включает удаление внутренних органов, использование консервирующих или бальзамирующих материалов, различные приемы искусственного «высушивания» трупа на солнце и другие способы термической обработки.
Прежде чем перейти к анализу различных приемов и способов преднамеренного разрушения тела умершего следует отметить, что в ряде случаев для сохранения тела, необходимы некоторые операции по извлечению быстро разлагающихся внутренних органов, пусть незначительно, но нарушающие анатомическую целостность тела. Стремление сохранить облик покойного приводит также к различным способам «моделирования» его тела. Порой для этого также совершаются сложные операции с телами, приводящие к нарушению их анатомической целостности в различной степени.
Иногда археологам удается зафиксировать следы подобных манипуляций. Для сибирской археологии наиболее полно процесс «моделировки» тела умершего реконструирован Н.Ю. Кузьминым и О.Б. Варламовым на основании археологических материалов из Минусинский котловины, относящихся к рубежу нашей эры. В тесинском склепе Новые
Мочаги были обнаружены останки не менее 120 погребенных с единообразным обрядом погребения: «Кости скелетов обернуты травяной массой, черепа трепанированы, заполнены смесью травы, земли и мелких угольков и обмазаны глиной вплоть до ключицы; вдоль костей конечностей фрагментарные останки деревянных прутьев, лучше они сохранились у шейных позвонков в месте соединения с черепом. Надколенные чашечки, в отдельных случаях часть ребер отсутствовали. На одних черепах на глине сохранились следы черной и красной краски, глаза и губы моделированы дополнительно гипсом, на других — поверх глиняной обмазки нанесен слой гипсовидной массы, который раскрашен красной и черной краской по белому, серому и желтому фону. В глине, заполняющей глазницы, в нескольких случаях находились стеклянные бусины голубовато-зеленоватого цвета» (Кузьмин, Варламов, 1988, с. 149). В тесинском грунтовом могильнике, исследованном неподалеку от кургана Новые Мочаги, была раскопана серия могил, где находились лишь отдельные кости скелета человека, глиняные сосуды и вещи. В этих могилах найдены кости, отсутствие которых зафиксировано у скелетов, находившихся в склепах: фрагменты околовисочной кости черепа, ребра, надколенные чашечки. Видимо, удаленные части тела скелетов, находящихся в склепе, захоранивались в грунтовых могильниках. На основании этих археологически зафиксированных фактов и последующих лабораторных исследований процесса Н.Ю. Кузьминым и О.Б. Варламовым были реконструированы серии последовательных операций обработки покойников: 1. Освобождение тела умершего от мягких тканей. 2. Изготовление глиняной головы по черепу. 3. Скрепление костей при помощи деревянных прутьев, один из которых проходил через спинномозговой канал позвоночника и еще по два - вдоль позвоночника и длинных костей ног и вдоль длинных костей рук. 4. Скрепление глиняной головы с «телом» и окончательное оформление манекена (Кузьмин, Варламов, 1988, с. 146-155). Целью описанных выше и им подобных процедур являлось не нарушение анатомической целостности умершего, а напротив сохранение, пусть в «смоделированном» виде облика покойного. Развитие второй традиции приводило именно к преднамеренному нарушению целостности тела покойного. Предельным вариантом развития этой традиции вероятно можно считать полное сожжение останков до состояния пепла. Вопросы, связанные с кремацией в данном исследовании не рассматриваются. Возможные религиозно-идеологические представления, лежащие в основе этих двух традиций в отношении к телу покойного будут рассмотрены в другой части нашего исследования, здесь же мы остановимся, прежде всего, на «технической» стороне вопроса - какими способами могла нарушаться анатомическая целостность тела умершего, и как подобные нарушения могут быть засвидетельствованы археологически.
Доандроновский и андроновский периоды эпохи бронзы
Период доандроновской бронзы на территории Западной Сибири определяется обычно в пределах с начала II тыс. до н.э. до второй половины II тыс. до н.э., хотя и отмечается, что данные хронологические рамки весьма условны (Матющенко, 1994, с.74). Для этого периода нам известны самуськая культурно-историческая общность, а также выделяемые некоторыми исследователями кротовская культура в лесостепных районах Обь-Иртышья и елунинская культура в лесостепной и предгорной зонах Алтая.
Самуський погребальный обряд пока изучен недостаточно. С определенной осторожностью к самуським относятся отдельные погребения на могильниках Еловский - 2 и Заречное - I, а также погребение на поселении Иня- 4 (Матющенко, 1994, с.82; Зах, 1997, с.31-32). Погребение 9 кургана 9 могильника Заречное — I и погребение на поселении Иня - 4 являются, по мнению В.А. Заха, вторичными (Зах, 1997, с.32). Недавно могильник самуськой культуры был открыт в Крохалевском археологическом микрорайоне на разновременном памятнике Крохалевка — 7А (Титова, Сумин, 2002). Исследовано 6 могил самуського времени, которые датированы XV - XIII вв. до н.э. Авторы публикации не исключают возможности существования практики вторичного захоронения (Титова, Сумин, 2002, с.81).
Для кротовской, елуниниской культур, а также для могильника Ростовка наличие вторичных погребений является одной из характернейших черт.
Выделенная В.И. Молодиным кротовская культура, датируется им XIV -XII вв. до н.э. На позднем этапе ее существования происходили активные контакты кротовского и андроновского населения, которые сосуществовали в Барабе определенный промежуток времени (Молодин, 1985, с Л 77). К сегодняшнему дню погребальный обряд кротовской культуры наиболее изучен на материалах могильника Сопка - 2, где исследовано более 200 кротовских погребений (Молодин, 1985, с. 75). Полная публикация этих материалов пока готовится к изданию. Отмечается, что факт вторичности погребений надежно зафиксирован неоднократно. В одном случае в могилу помещены лишь берцовые кости ног человека, а вместо бедренных положены кости быка. В другом случае в непотревоженной могиле двое погребенных захоронены вытянуто на спине, а кости третьего лежат на дне могилы компактной кучкой и видимо, были помещены в могилу в какой-то емкости после разложения мягких тканей. Еще в ряде погребений обнаружены костяк человека и черепа других людей. Встречаются и погребения черепов или голов. Могильная яма при этом сооружалась небольшой по величине, и череп помещался затылочной костью на СВ (Молодин, 1985, с.80-81), В.И. Молодин считает также вторичным одно из двух относимых им к кротовской культуре погребений могильника Ордынское-1 в Приобье (Молодин, 1985, с.83). В кротовском могильнике Абрамово-11 (Центральная Бараба) зафиксирован еще один случай вторичного погребения (погребение 11). Многие кости скелета отсутствовали, некоторые были перепутаны местами. Находок в могиле не обнаружено (Соболев, Панфилов, Молодин, 1989, с.43). Всего на памятнике было вскрыто 17 захоронений, при этом значительная часть из них оказалась разграбленными. Авторы публикации полагают, что ограбление производилось современниками умерших. Могилы раскапывали, ориентируясь по сооруженным над ними конструкциям. Так как наиболее ценные бронзовые вещи клались в области головы и туловища, вскрывали в основном северо-восточную часть могилы, при этом ноги в большинстве случаев оказались нетронутыми (Соболев, Панфилов, Молодин, 1989, с.47).
Выделенная Ю.Ф. Кирюшиным елунинская археологическая культура в последних работах датируется им второй половиной, возможно, последней четвертью III тыс. до н.э. - первой половиной - серединой XVI в. до н.э. Со второй половины XVI в. до н.э. на территории степного и лесостепного Алтая расселяются андроновские племена (Кирюшин, 2002, с. 82).
Процент вторичных погребений в могильниках елунинской культуры достаточно велик (Кирюшин, 1987, с. 103-105; Кирюшин, Грушин, Тишкин, 2003, с.69-72). В 17 погребениях (21,25 %) останки умерших располагались беспорядочно на дне могильной ямы, в 4 случаях (5%) кости человека концентрировались компактным скоплением (Грушин, 2001, с.51; 2002, с.10-11).
С.П. Грушин выделяет два варианта вторичных погребений: «кости лежат в могиле небольшой компактной кучкой (могила № 42 Староалейка -2; могила № 19, Телеутский Взвоз - I); кости умершего лежат в беспорядке по всей площади могилы, причем в заполнении могильной ямы костей не встречено (могилы № 6, 51, 53, 65 Староалейка 2)» (Грушин, 2002, с Л 0-11). В первом случае кости умершего помещались в какую-то емкость, во втором беспорядочно ссыпались на дно могилы.
Для нашей темы чрезвычайной важностью обладают наблюдения Ю.Ф. Кирюшина, сделанные им при исследовании погребения 6 могильника Сгароалейка - 2 (рисЛ 5), вероятно «представляющего собой ритуальное захоронение черепов людей и вторичное захоронение отдельных костей скелета над ними». В связи с уникальностью комплекса приводим его полное описание. Могила «была вытянута с запада на восток. Ее размеры 2,8 х 1,85м и глубина 0,65м от современной поверхности. В центре и ближе к южной стенке прослеживалось скопление костей человека, сваленных беспорядочно. Здесь были два черепа, несколько бедренных костей, торчащих вертикально, ребра, кости таза, локтевые и плечевые кости. При этом один череп лежал поверх скопления костей, а второй, наоборот, сверху был перекрыт костями таза и бедренными. По остальной части могилы в беспорядке были разбросаны обломки ребер, бедренных костей, таза, нижняя челюсть и другие кости. На дне могилы у западной стенки был похоронен ребенок 6-8 лет, лежащий на спине с согнутыми в коленях ногами. С восточной стороны скелета ребенка лежала нижняя часть ноги лошади. У северной стенки кости оказались посыпанными охрой, здесь же найден костяной наконечник стрелы, четырехгранный в сечении. Среди костей человека встречались кости и зубы лошади. В южной и северной сторонах ниже дна могилы расчищены две канавки размером 1,43 х 0,28м и 1,45 х 0,24м, имеющие четкую прямоугольную форму. В южной канавке лицевой частью вниз положены четыре черепа, пятый стоял на основании, лицевой частью к южной стенке. Третий череп в верхней части был разрублен, причем удар был настолько силен, что череп почти полностью лопнул. Под черепами 2 и 3 найдена бедренная кость. В северной части канавке лежало три черепа, все лицевой частью вниз. По углам могилы зафиксированы следы столбовых ям диаметром 0,3-0,35м и глубиной 0,4-0,45м» (Кирюшин, 1987, 103-105). По мнению Ю.Ф. Кирюшина, на этих столбах крепилось перекрытие или навес, возвышающийся над могилой, куда могли складывать умерших. Специально были похоронены восемь черепов и ребенок, а трупы других умерших или только их части укладывали на навес. После того как навес обрушился, и кости свалились вниз, могилу засыпали землей. Очень важно, что для определения числа скелетов в захоронении, их пола и возраста был использован метод построения математических моделей, разработанный А.И. Стерлиным (Кирюшин, Стерлин, 1983). Метод основан на регрессивных взаимосвязях размеров костей человека, в описанном случае бедренных. Для разработки метода были изучены парные корреляционные и регрессионные взаимосвязи остеометрических параметров бедренных костей человека. Исследования показали, что в могиле были захоронены части скелетов от 3-4 взрослых, 3-4 детей и полностью скелет ребенка 6-8 лет. Отметим, чрезвычайную важность и перспективность подобной методики при изучении коллективных вторичных и расчлененных погребений.
Расчленения и парциальные погребения
Расчлененные человеческие погребения и внимание к отдельным частям человеческого скелета, прежде всего к черепу, фиксируются уже в мустье, т.е. одновременно с появлением первых человеческих погребений. Расчленению тела в той или иной форме подвергнута, по меньшей мере, пятая часть всех погребенных мустьерского времени (Смирнов, 1991, с.204; Кабо, 2002).
Сюжет расчленения и разрубания человека на куски очень широко распространен в мировом фольклоре и является одной из форм «временной смерти». Временная смерть как форма перехода из одного состояния в другое - встречается в чрезвычайно широком кругу текстов и обрядов. Как правило, смерть при этом связывается с растерзанием, расчленением тела, захоронением или поеданием кусков и последующим возрождением (Пропп, 1998, с. 186-190; Лотман, 2001, с.285). Та же структура заложена и в «основном индоевропейском мифе».
Общая схема процесса сотворения мира в индоевропейской мифологии имеет трехчленный характер. В основе процесса - смерть, принесение в жертву, убийство. За смертью следует расчленение, буквальное или символическое, причем смерть и расчленение относятся к первородному существу (первому человеку, первому магу, первому мастеру), иногда — к суб- или суперчеловеческому существу (богу, демону, животному). Наконец, за смертью и расчленением следует формирование вселенной. Происходит самовоссоздание материи и жизни: череп расчлененного первого существа становится небосводом, тело — землей. Мертвая плоть, став землей, порождает новую жизнь. Аналогичные процессы совершаются на уровнях макрокосма - космоса, мезокосма - общества, микрокосма - человека (Lincoln, 1986; Иванов, Топоров, 1987; Манзура, 1997). Мотив расчленения и освобождения перекликается с идеей креативного жертвоприношения, когда новый мир возникает лишь при условии расчленения, разрушения существа, олицетворяющего макро- и микрокосм. Идея жертвоприношения — разъятия на части, складывания, и оживления вообще является центральным моментом общей схемы всякого ритуального процесса вообще и каждого ритуала в отдельности (Байбурин, 1993, с. 178-179).
Соотнесение погребального ритуала и жертвоприношения приводит к появлению расчлененных погребений. Расчленение в этом смысле, как и сожжение, у многих народов означает освобождение души от оков телесности и является способом перевода в иное состояние.
Западносибирские материалы свидетельствуют, что расчленение покойного всё же совершенно особый случай и чаще всего расчленение - это обезвреживание опасного покойника. Чем более значим человек при жизни, тем он более опасен после смерти, особенно в переходный период, когда он ещё не разорвал все связи с живыми и не достиг потустороннего мира. Таким образом, расчленение - это как бы ускорение этого перехода. У хантов умерший считался живым до полного или частичного разрушения тела (Кулемзин, 1991, с,ПО), Кажущееся противоречие между расчленением, способствующим возрождению, и расчленением, способствующему обезвреживанию, снимается. Возрождение человека на том свете означает вместе с тем возрождение его в коллективе и коллектива через него, осуществление идеи бессмертия рода.
Существовали и представления о расчленении как препятствии к возрождению. Возможно, здесь мы сталкиваемся с более ранним мировоззренческим пластом, когда само тело и мыслилось носителем жизни (Кулемзин, 1991, с.99). Расчленение тела поверженного врага достаточно широко распространено в западносибирском героическом эпосе (Терещенко, 1990, с.24; Патканов 1891, с.66-67). В ритуальном смысле сохранение жизни могло означать вовсе не помилование, а лишь нерасчленённость мёртвого тела (Головнёв, 1995, с. 132). В селькупской сказке о борьбе Ичи с великаном Пюнегуссе, последнему всё же удаётся восстать из мёртвых и после того, как Ича порубил его на куски, причём Пюнегуссе «приобрёл новую жизнь и ещё новую силу, сделавшись несравненно более могущественным, чем был ранее» (Доннер, 1915, с.45). Иче пришлось для того, чтобы предупредить всякую возможность повторного возрождения Пюнегуссе полностью уничтожить его тело - сжечь на костре. Здесь мы видим, что расчленение и сожжение семантически близки, причем последнее оказывается более радикальным средством.
Таким образом, разрубание и оживление также является источником силы или условием обожествления (подробнее см.: Пропп, 1998, с. 186-190). В вогульской сказке «Как Эква-Пырищ у Водяного дочь сватал» герой приобретает магическую силу после полного расчленения (Чернецов, 1935, с. 62). Сильный селькупский матур (богатырь-воин) и большой шаман Саптак во время войны с юраками специально просит своих воинов: «Разрубите меня вдоль тела пополам, с головы до ног». Они разрубили. Тогда одна половина тела встала, взяла вторую, прижала к себе и таким (разрубленным) он пошел на юраков. Те испугались, все бросили и убежали (Селькупская мифология, 1998, с. 65).
Таким образом, к появлению расчлененных погребений могут приводить человеческие жертвоприношения, ритуальные расчленения в ходе военных столкновений и обряды обезвреживания покойного.
Всё вышесказанное относится к расчленению как таковому, анализ же археологических источников показывает, что на территории Западной Сибири больше всего было распространен особый вид расчленения -отчленение головы от тела.
Голова и череп всегда занимают исключительное положение в первобытной антропософии. Обычно именно голова олицетворяет человека, так как с наличием или отсутствием ее связано физическое существование человека в этом мире. Особое отношение к человеческой голове и черепу, представления о том, что голова и череп являются сосредоточием жизни, вместилищем «души», «жизненной силы» или иных живых субстанций, может происходить из простых наблюдений: при отсечении головы, в отличие, например, от конечностей, жизнь действительно окончательно и бесповоротно покидает человека. Эта универсалия представлена на всех континентах в самых разнообразных культурно-хронологических срезах. Равным образом «культ черепа и головы» имеет широкий спектр археологических характеристик в качестве своеобразного ритуала парциального погребения в культурах обширного стадиального и территориально-хронологического диапазона. Литература, посвященная этому вопросу, поистине необъятна (Чеснов, 1976, с.45-47; Иванова, 1980; Смирнов, 1987; Назаренко, 1995; Дмитриев, 1997; Хлобыстина, 1995, с.4-28; 1999; Алекшин, 2002; Proulx, 1971; Maringer, 1982; Schott, 1982; Ullrich, 1982; 1986; 1991; Bienert, 1991; Rind, 1996, s.39-51; Unruh, 2000; Wahl, 2000).
Культ головы, в частности культ отрубленной головы, и как следствие охота за головами, является одним из проявлений общего мировоззренческого комплекса, свойственного человеку, существующему в рамках определенной культурной традиции. Возможно, что в разных концах мира основные предпосылки для создания первоначального представления, связанного с головой были весьма похожи.
