Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История изучения и источники по проблеме отношений между народами Сибири и Китаем в скифское и гунно-сарматское время 8
1.1. История изучения взаимоотношений между народами Сибири и Китаем 8
1.1.1. История изучения вопроса о хунно-китайских связях 8
1.1.2. История изучения вопроса о взаимоотношениях между ханьским Китаем и населением Южной и Западной Сибири в скифское и гунно-сарматское время 12
1.2. Краткая характеристика археологических источников 14
1.2.1 Памятники культуры хунну 15
1.2.1 Культуры скифского и гунно-сарматского времени Западной и Южной Сибири, в которых присутствует китайский импорт 19
Глава 2. Характер хунно-китайских отношений по письменным источникам 22
Глава 3. Предметы китайского импорта и следы влияния в памятниках скифского и гунно-сарматского времени 48
3.1. Бронзовые зеркала 48
3.2. Лаковые и лакированные изделия 73
3.3. Монеты 89
3.4. Шелковые ткани и вышивки 93
3.5 Другие предметы 100
3.5.1. Бусы 100
3.5.2. Оружие 101
3.6. Следы китайского влияния на материальную культуру народов Сибири гунно-сарматской эпохи 103
3.6.1 Керамика культуры хунну и таштыкской культуры 103
3.6.2 Планировка городищ хунну и оборонительные сооружения 110
3.6.3. Наземные здания хунну 120
3.6.4. Элементы погребального обряда хунну 126
Глава 4. Китайский импорт в археологических памятниках гунно-сарматского времени в Западной и Южной Сибири и Забайкалье: причины и следствия 130
Заключение 149
Список литературы 151
Список сокращений 177
Приложение 179
Таблицы 180
Рисунки 187
- История изучения вопроса о взаимоотношениях между ханьским Китаем и населением Южной и Западной Сибири в скифское и гунно-сарматское время
- Культуры скифского и гунно-сарматского времени Западной и Южной Сибири, в которых присутствует китайский импорт
- Шелковые ткани и вышивки
- Планировка городищ хунну и оборонительные сооружения
Введение к работе
Актуальность темы. Сведения о двусторонних контактах древних китайцев и соседних народов стали известны современным исследователям, в первую очередь, из китайских письменных источников. Впервые научный интерес к взаимоотношениям имперского Китая и кочевых племен был вызван трудами Н.Я. Бичурина, основоположника русской синологии [Бичурин, 1950]. Самые могущественные кочевые племена, известные по летописным хроникам, назывались сюнну (хунну). В дальнейшем, благодаря работам Г.П. Соснове кого, П.К. Козлова, СИ. Тешгоухова, СИ. Руденко, А.В. Давыдовой, П.Б. Коновалова, С С Миняева и др., была выделена и исследована на высоком уровне археологическая культура хунну. Наряду с отдельными находками китайских предметов, сделанными в начале XX века Ю.Д. Талько-Грынцевичем в рядовых могилах, хунно-китайские отношения получили полное подтверждение в результате обнаружения многочисленных шелковых тканей, лаковых изделий и других предметов роскоши в курганах Ноин-Ула в северной Монголии, изученных экспедицией П.К. Козлова. Первые крупномасштабные раскопки Ивол гине кого городища поставили новые проблемы, связанные с оценкой влияния китайской материальной культуры на хозяйство хунну и обусловили необходимость выделения инокультурных традиций. В результате раскопок Больших Пазырыкских курганов в 30-е и 40-е годы XX века была собрана уникальная коллекция художественные изделий и тканей из Передней Азии, Бактрии, Парфии и Китая, которая заставила пересмотреть отношение к внешним связям древнего населения Горного Алтая еще в предшествующее гунно-сарматскому скифское время. В ходе дальнейшего изучения культур гунно-сарматского времени в Западной и Южной Сибири появлялись новые данные, подтверждающие наличие связей между племенами скотоводов и Китаем.
До настоящего времени данные о находках китайских изделий остаются разрозненными по публикациям, посвященным исследованию
:ф отдельных культур, что затрудняет оценку состава импортных вещей в
различных культурах, определение роли и степени распространения китайской материальной культуры в жизни сибирских племен и выделение заимствованных элементов.
Все это обусловило необходимость обобщения и специального анализа предметов китайского импорта, происходящих из памятников гунно-сарматского и скифского времени на территории Западной, Южной и
щ Восточной Сибири. Актуальность настоящего исследования также
определяется введением в научный оборот новых археологических находок с территории Бурятии, которые характеризуют влияние ханьского Китая на культуру хунну.
Новизна работы не ограничивается представлением новых данных, появившихся в последние годы в результате раскопок хуннских памятников.
щ В диссертации обобщаются сведения о находках предметов китайского
импорта в памятниках гунно-сарматского времени, расположенных на территории Западной и Южной Сибири и Западного Забайкалья (Республика Бурятия), и анализируются особенности взаимоотношений ханьского Китая с культурами конца скифского и гунно-сарматского периодов. Особую роль в этом ряду занимают саргатские памятники, где были найдены изделия практически всех крупных ремесленных центров того времени. Впервые
|& были датированы и классифицированы ранее неопубликованные находки
предметов китайского импорта из хуннских памятников на территории Бурятии и произведена попытка определить какие элементы материальной культуры появились в результате заимствования.
Цели и задачи исследования. Целью работы является характеристика
Ф взаимоотношений между Китаем и населением конца скифского и гунно-
сарматского периодов на территории Западной, Южной Сибири, Западного
Забайкалья и северной Монголии. Основное внимание будет уделено культуре хунну, как испытавшей наибольшее влияние со стороны ханьского Китая в силу территориальной близости.
Для выполнения поставленной цели были определены следующие задачи:
Представить обзор литературы по проблеме связей с ханьским Китаем населения гунно-сарматской эпохи на указанной территории.
Охарактеризовать отношения между племенами хунну и Китаем по данным письменных источников. Обобщить случаи находок и проанализировать предметы китайского импорта, найденные в памятниках конца скифского и гунно-сарматского времени на территории Западной, Южной Сибири, Западного Забайкалья и северной Монголии. Выявить следы заимствований на материалах культуры хунну в Западном Забайкалье.
Сопоставить полученные данные для выявления основных
тенденций межкультурного взаимодействия и характеристики
распространения предметов китайского импорта в
рассматриваемых культурах.
Территориальные и хронологические рамки работы.
Территориальные рамки исследования включают лесостепные районы
Западной-Сибирской равнины, Минусинскую котловину, Западное
Забайкалье и северную Монголию. Хронологические рамки работы
охватывают III в. до н.э. — IV в н.э.
Источники и методы исследования. История взаимоотношений между Китаем и населением Сибири может быть изучена по двум типам источников - письменным и археологическим. Из письменных источников использовались исторические хроники ханьской династии, включающие
Хань Шу ("История династии Хань"), Хоу Хань Шу ("История поздней династии Хань") (оба источника в переводе B.C. Таскина), Ши Цзи
ф ("Исторические записки1') (перевод Р. В. Вятки на), а также более ранний
исторический труд Го Юй ("Речи царств") (перевод B.C. Таскина) и Янь те лунь (Спор о соли и железе) (в переводе Ю.Л. Кроль). Основным археологическим источником выступают материалы культуры хунну, так как они содержат наибольшее число изделий китайского импорта по сравнению с другими синхронными культурами. Для характеристики связей между ханьским Китаем и населением Южной и Западной Сибири привлекались
ф опубликованные данные по саргатской и таштыкской культурам, в которых
были массовые находки предметов китайского производства. Для выполнения поставленной цели использовался сравнительно-типологический метод.
Практическая значимость. Основные результаты диссертационной работы и введенные в научный оборот материалы могут быть использованы
, при создании обобщающих трудов по древней истории Северной Азии,
написании соответствующих разделов в учебных пособиях, подготовке спецкурсов в ВУЗах и в научно-популяризаторской деятельности.
Апробация работы. Основные положения проведенного исследования были представлены автором на региональных и международных конференциях и опубликованы в научных изданиях.
Структура работы. Для достижения поставленной цели и решения
It сформулированных задач диссертация состоит из введения, четырех глав,
заключения, списка литературы и приложения, иллюстрирующего анализируемые материалы.
История изучения вопроса о взаимоотношениях между ханьским Китаем и населением Южной и Западной Сибири в скифское и гунно-сарматское время
Импортные китайские изделия, обнаруженные в памятниках целого ряда сибирских культур, являются важным источником для решения таких проблем, как выявление этнокультурных связей, взаимодействие оседлого и кочевого населения, а также уточнение хронологии. В отечественной науке существует давняя традиция исследований предметов китайской материальной культуры, огромная заслуга в сложении которой принадлежит Е.И. Лубо-Лесниченко.
Работы Е.И. Лубо-Лесниченко посвящены различным аспектам материальной культуры Китая и взаимодействию культур Центральной и Восточной Азии. Им были тщательно изучены коллекции китайских шелковых тканей из Ноин-Улы, Оглахтинского могильника, Пазырыкских курганов, Ильмовой пади и др. памятников [Лубо-Лесниченко, 1961; Рибу, Лубо-Лесниченко, 1973 и др.], бронзовые зеркала [Лубо-Лесниченко, 1975] и монеты из Минусинской котловины, лаковые изделия из Ноин-Улы [Лубо-Лесниченко, 1969], а также реконструированы основные торговые пути, связывавшие территорию Сибири и Китай в разное время [Лубо-Лесниченко, 1978, 1985, 1987, 1994]. Е.И. Лубо-Лесниченко пришел к выводу о том, что «в IV-Ш вв. до н.э. между южнокитайским царством Чу (600-200 гг. до н.э.), Центральной Азией и Южной Сибирью существовала связь. Пазырыкские находки свидетельствуют о том, что чуское государство было поставщиком таких предметов роскоши, как шелковые ткани, вышивки и бронзовые зеркала, которые по Западному Меридиональному пути и по Кыргызскому пути проникали далеко на север - в Минусинскую котловину и на Алтай» [Лубо-Лесниченко, 1994, с. 222]. Западный Меридиональный путь связывал южные и юго-восточные районы Китая с Турфанским оазисом (Восточный Туркестан), пролегая через Цайдам, вдоль течения рек Миньцзян и Даду. Северный отрезок этого пути, известный как Кыргызский путь, проходил через Джунгарию до Южной Сибири [там же, с. 217]. К хунну китайские и ближневосточные товары попадали по т.н. «Лунчэнскому» или «Уйгурскому» пути, который проходил с запада через северные оазисы Восточного Туркестана в северную Монголию, а затем в Китай. В эпоху Хань эта дорога связывала ханьскую столицу с гуннской ставкой в северной Монголии [там же, с. 230].
Раскопки могильника Оглахты таштыкской культуры, произведенные А.В. Адриановым, в ходе которых были обнаружены человеческие куклы с лицами, обшитыми шелковой тканью, позволили поставить вопрос о связи древнего населения Минусинской котловины с Китаем [Вадецкая, 1999, с. 8]. В дальнейшем проблема связей и присутствия этнических китайцев в древности в районе современного г. Абакан получила развитие в результате находки развалин здания китайской архитектуры В.П. Левашевой [Евтюхова, Левашева, 1946 б и др.]. Позднее, по палеографическим данным, время сооружения этого дворца было определено как период правления императора Ван Мана (9-23 гг.н.э.) [Вайнштейн, Крюков, 1976, с. 146-147].
Уникальные материалы саргатской культуры, в частности могильника Исаковка, позволили Л.И. Погодину утверждать, что уже с НІ в. до н.э. население лесостепного Прииртышья непосредственно поддерживало интенсивные контакты с Китаем [из доклада Л.Н. Погодина на саргатском семинаре, Омск 1995, цит. по: Матвеева, 1997, с. 70]. Тем не менее, по мнению Н.П. Матвеевой, предметы китайского импорта попадали на территорию лесостепной полосы Западной Сибири опосредованно, через хунну или других посредников из торговых оазисов Восточного Туркестана [Матвеева, 2000, с. 75].
Опираясь на состав коллекции импортных вещей и их распространение внутри саргатской культуры, Н.П. Матвеева реконструирует основные караванные пути, по которым осуществлялись торговые связи саргатской культуры с высокоразвитыми центрами Семиречья, Ферганы и Восточного Туркестана [там же, с. 76]. В конце III в. до н.э.- II в. до н.э. территория западносибирских лесостепей вошла в состав северных ответвлений
Великого Шелкового пути. По мнению исследовательницы, преобладало южное направление торговли, и основной поток товаров проходил через оазисы Восточного Туркестана, при посредничестве кочевников Казахстана и Приуралья. В целом, все исследователи едины во мнении о том, что посредниками при обмене с западносибирскими племенами в гунно-сарматское время выступало население Восточного Туркестана (где проходил Великий Шелковый путь) и соседние с ним племена Приаралья и Прибалхашья. В настоящее время, в связи с расширением фактологической основы, становится актуальным исследование, обобщающее данные о находках китайских изделий в памятниках гунно-сарматского времени на территории Сибири и анализ состава импортных вещей, найденных в разных культурах, определение роли и степени распространения китайской материальной культуры в жизни сибирских племен и выделение заимствованных элементов. В целом, такая работа имеет большой научный потенциал и значение для изучения древней истории Центральной Азии. Краткая характеристика археологических источников. Археологические памятники являются основным источником для изучения культуры, быта, хозяйства и погребального обряда древних народов. Информация, полученная в результате раскопок археологических памятников, зачастую является единственным источником для социально-экономических, палеодемографических и этногенетических реконструкций. Специфика археологических источников заключается в том, что процессы и явления, происходившие в древности, отражены в них в виде объективно существующего результата, что обуславливает их особую значимость при изучении истории древних сообществ [Чвырь, 1996, с. 391]. Вместе с тем, следует помнить, что характерной особенностью археологических объектов является их неполнота, возникающая как следствие воздействия природных и антропогенных факторов.
Для характеристики связей населения гунно-сарматского времени Западной и Южной Сибири и Западного Забайкалья с ханьским Китаем, мы проанализировали коллекции и публикации, посвященные археологическим памятникам с указанных территорий на предмет находок китайских изделий и выявления следов влияния. Как уже подчеркивалось, основным археологическим источником для нашей работы выступают памятники культуры хунну, в которых было найдено наибольшее количество китайских изделий. Среди культур скифского и гунно-сарматского времени Южной и Западной Сибири, предметы китайского импорта были найдены в памятниках пазырыкской, саргатской, таштыкской, большереченскои культур и в могильнике Кокэль (Тыва).
Культуры скифского и гунно-сарматского времени Западной и Южной Сибири, в которых присутствует китайский импорт
Основными письменными источниками по истории хунну являются китайские исторические хроники, в которых подробно освещены политическая и военная стороны жизни хуннского общества. Среди них произведения историков Бань Гу (Хань Щу - "История династии Хань") и Фань Е (Хоу Хань Шу - "История поздней династии Хань"), а также Ши Цзи ("Исторические записки"). Работа над Ши Цзи была начата Сыма Тань (ок. 140 - 110 гг, до н.э.) и продолжена его сыном Сыма Ця нем (145 - ок. 85 гг. до н.э.), которого в литературе часто называют «Отцом китайской истории». Китайские исторические хроники, снабженные обширными комментариями, давно введены в научный оборот и активно используются специалистами по истории Центральной Азии [Бичурин, 1950; Материалы по истории сюнну, 1968; 1973; Материалы по истории кочевых народов в Китае, 1989]. Подробный анализ этого вида источников содержится, в частности, в работах А.Н. Бернштама [1940, 1951], СИ. Руденко [1962], П.Б. Коновалова [1975, 1976, 1999], Л.Н.Гумилева [1974, 1993, 1998], А.В.Давыдовой [1985, 1995, 1996], С.С. Миняева [1998], Н.Н. Крадина [1992, 1996, 1996 а, 1999], С.Л. Тихвинского и Л.С. Переломова (отв. ред.) [Китай и соседи..., 1970], Л.А. Боровковой [1990] и др. Вместе с тем, широкое применение в исторических реконструкциях сведений из письменных источников требует тщательного критического анализа содержащейся в них информации. Во-первых, в исторических хрониках отражалась, в основном, официальная точка зрения, принятая при императорском дворе. Во-вторых, реальные исторические факты часто преувеличивались и/или искажались китайской стороной. Основной целью летописцев было не объективное отображение исторической действительности, а составление труда назидательного характера для последующих поколений, т.е. "история становилась надежным инструментом для воспевания всего достойного подражания и осуждения всего недостойного" [Васильев, 1995, с. 7]. В-третьих, очевидные различия во всех сферах жизнедеятельности кочевых и земледельческих обществ (образ жизни, способ ведения хозяйства, культурные стереотипы, менталитет, моральные и этические нормы и т.д.) не позволяли жителям Поднебесной воспринимать соседние народы как равноправные. Повествование в летописях велось с позиции "цивилизация - варварство", где Китай олицетворял цивилизацию, а все остальные народы расценивались как нецивилизованная периферия. "Варвары - лицом люди, духом - звери", - писал китайский историк Бань Гу, автор "Истории Ранней Хань" [Зотов, 1994, с. 16]. Тем не менее, сведения, содержащиеся в китайских хрониках, чрезвычайно важны для решения вопросов, связанных с характеристикой взаимоотношений между хунну и Срединным государством. Эта проблема, связанная с общеисторическим процессом оседло-кочевнического диалога, давно и успешно разрабатывается как отечественной, так и зарубежной наукой. Наличие прочных и постоянных связей между кочевыми и земледельческими обществами отмечают многие исследователи, занимающиеся проблемами номадизма [Lattimore, 1940, с. 519-526; Хазанов, 1975, с. 217, 256-263; Марков, 1970, 1976, 1989; Крадин, 1992, с. 59-61; 1996, с. 42-68; 1999, с. 125-180; Плетнева, 1982, с. 146-151 и др.]. Примером такого взаимодействия могут служить кочевники и земледельцы оазисов Средней Азии, скифы-кочевники и греки, гунны и восточноевропейские земледельцы и горожане, средневековые монголы, тюркские каганаты и т.д.
Оценивая характер взаимоотношений между хунну и Китаем, в первую очередь, необходимо рассмотреть основные предпосылки их возникновения. Одной из основных причин, побуждающих кочевников к контактам в любых формах (торговля, набеги, завоевания, угон населения), традиционно считается необходимость получения прибавочного земледельческого продукта. Существует мнение, что при переходе к кочевому скотоводству, несмотря на независимость и экологическую сбалансированность этого типа хозяйства, потребность в продуктах земледелия не исчезала. Отчасти, это было обусловлено зависимостью кочевого хозяйства от климатических перепадов, его экстенсивностью, нехваткой пастбищных земель, что делало продукт скотоводства относительно нестабильным [Крадин, 1999, с. 125-126]. Однако было бы неверно усматривать в стремлении кочевников получать продукты земледелия как свидетельство только ограниченности и неэффективности кочевой экономики [см. например, Yu, 1967, с. 42].
Помимо потребности в продуктах земледелия, хунну были заинтересованы в получении ремесленных изделий высокого качества, а впоследствии, при окончательном становлении разветвленной системы власти в хуннском государстве, и в большом количестве предметов роскоши, для удовлетворения возросших потребностей военной знати. Проблема получения стабильного прибавочного продукта решалась у хунну разными способами: захват и угон в плен населения, организация поселков и укрепленных городищ со смешанным населением на своей территории, включение в свой состав групп, добровольно перешедших на сторону хунну и оседлых жителей с подчиненных территорий и др. Тем не менее, история взаимоотношений хунну с ханьским Китаем свидетельствует о том, что включение земледельческого сектора в кочевую экономику не смогло полностью решить проблемы получения прибавочного продукта и обеспечить хуннское население необходимыми ремесленными и земледельческими товарами. Целый ряд неблагоприятных факторов, таких как суровые климатические условия для выращивания растений, нежелание кочевой части населения заниматься сельским хозяйством не способствовали становлению и развитию собственной земледельческой экономики в достаточном объеме [Крадин, 1999, с. 126].
A.M. Хазанов, развивая тезис о внутренней стагнации и практической неизменности производительных сил в кочевых обществах, пришел к выводу о необходимости адаптации кочевников к окружающей среде. По его мнению, она проявлялась в форме различных видов контактов, направленных на преодоление ограниченных возможностей внутреннего развития. Эволюция внутри кочевых обществ, конечно, имела место, но главным образом под влиянием стимулов, происходивших из земледельческих областей [Хазанов, 1975, с. 264-274].
Шелковые ткани и вышивки
Технология производства шелковых волокон из шелковичных червей была изобретена в Китае, где она совершенствовалась на протяжении многих веков, что позволило китайским мастерам создавать неповторимые шедевры ткацкого искусства уже в далекой древности. Китайские шелковые ткани, найденные в археологических памятниках в Сибири не раз становились темой специальных исследований. Одной из первых специальных работ, посвященных исследованию древнейших ковров и тканей, в том числе и из шелка, была фундаментальная монография СИ. Руденко [1968]. В российском китаеведении неоценимый вклад в изучение технологии и истории производства древних шелковых тканей внес Е.И. Лубо-Лесниченко, автор нескольких монографий и многочисленных статей, посвященных древним шелковым тканям [1961; 1994; Рибу, Лубо-Лесниченко, 1973; Сакамото, Лубо-Лесниченко, 1989; и др.]. Кроме вопросов, связанных непосредственно с технологией и историей шелководства и шелкоткачества, Е.И. Лубо-Лесниченко исследовал внешние связи Китая с другими территориями и реконструировал основные торговые пути, по которым поступали китайские товары в Среднюю Азию и Сибирь [1978; 1985; 1987; 1994]. Самые древние экземпляры шелковых тканей из археологических памятников на территории Сибири, датированных Е.И. Лубо-Лесниченко периодом Чжаныо, были найдены в Пазырыкских курганах в Горном Алтае. В погребальной камере кургана № 3 был обнаружен мешочек, возможно кисет, сшитый из гладкой шелковой тафты песочного цвета [Руденко, 1953, табл. LXXVI, 2]. В кургане № 3 был также найден фрагмент шелковой полихромной ткани темно-коричневого и светло-зеленого цветов с узором в виде различных ромбовидных фигур [Лубо-Лесниченко, 1961, с. 28 - 29, табл. VII, 2]. Орнамент данной ткани интересен тем, что позволяет составить представление о первых этапах развития ромбовидных фигур, «... столь широко распространенных в китайском орнаментальном искусстве периода Хань» [Лубо-Лесниченко, 1961, с. 29]. В конском захоронении кургана № 5 были найдены фрагменты неокрашенной шелковой ткани типа репса, вырезанные в форме крестиков из одного куска ткани, которые украшали крышку седла. Крестики из ткани расположены в шахматном порядке и перемежаются с золотыми рельефными украшениями в виде лосиных голов [Руденко, 1953, с. 213, 248, рис. 128]. В большом Катандинском кургане был обнаружен «фрак» из собольего меха, покрытый шелковой тканью, подбитый соболем и покрытый гладкой шелковой тканью зеленого цвета нагрудник, а также фрагменты тонкой шелковой ткани полотняного переплетения [Лубо-Лесниченко, 1994, с. 105]. Одна из наиболее хорошо сохранившихся древних китайских вышивок, которая стала известна археологам, украшала седельный чепрак и была найдена в конском погребении кургана № 5 [Руденко, 1953, рис. 129 - 132]. Узор вышивки изображает изгибающиеся побеги платана утун со стилизованными цветами и листьями и фениксов, сидящими между ветками платана [Лубо-Лесниченко, 1961, с. 50, табл. XIX].
Самая представительная коллекция шелковых тканей и вышивок эпохи Хань, найденная за пределами Китая, была собрана в памятниках культуры хунну, в могильниках Ноин-Ула и Ильмовая Падь [Руденко, 1962; Umehara, 1960]. Одной из первых работ, посвященных изучению технологии производства ноин-улинских тканей, была статья А.А. Воскресенского и И.П.
Тихонова [1932]. Технологические аспекты шелковых тканей, найденных Г.П. Сосновским в могильнике Ильмовая падь рассматриваются в работе В.И. Кононова [1946]. Впоследствии, все ткани, найденные в хуннских памятниках были детально исследованы и опубликованы Е.И. Лубо-Лесниченко [1961].
В ноин-улинской коллекции шелковых тканей, число которых, включая фрагменты превышает тысячу, представлены практически все известные виды шелковых тканей эпохи Хань: ткани типа чжичэн, полихромные ткани, в том числе ткани с рельефным рисунком, камки, гладкие и узорные газовые ткани и вышивки, выполненные в разнообразной технике. Основную часть находок (примерно 90% от общего числа фрагментов) составляют гладкие безузорные ткани, главным образом тафта и репс. По подсчетам Е.И. Лубо-Лесниченко, в ноин-улинском собрании представлены 18 различных типов полихромных тканей, два фрагмента тканей чжичжэн, семь типов камчатных тканей, 16 типов вышивок и узорные газовые ткани с однотипным ромбическим орнаментом [1994, с. 44].
В могильнике Ильмовая Падь, исследования которого были начаты Г.П. Сосновским [1946], в могилах М» 40 и 128 были найдены фрагменты шелковых тканей, которыми были обиты гробы извне и изнутри. В этих могилах также были обнаружены два типа узорных полихромных тканей, несколько фрагментов безузорной и узорной газовых тканей, а также множество кусков гладких тканей [Лубо-Лесниченко, 1961, табл. XXIV].
Хунну использовали шелковые ткани для пошива парадной одежды, халатов, штанов, обуви, как хуннского, так и китайского типов. Шелком драпировались стены могильных камер и обивались гробы. Шелк использовался для окаймления войлочных ковров, из него шились накосники и кисеты, а также вотивные знамена.
Оглахтинский могильник, расположенный в 60 км к северу от города Минусинска был впервые обследован в 1903 г. А.В. Адриановым. Впоследствии находки, сделанные Адриановым были введены в научный оборот Г.П. Сосновским [1933] и А. Талгреном [1931].
Из-за благоприятных климатических условий в могильнике хорошо сохранились предметы из органических материалов: дерева, кожи, меха, тканей. Существенное место среди находок в Оглахтах занимают гладкие и узорные полихромные шелковые ткани [Лубо-Лесниченко, 1994, с. 44, рис. 46].
Ткань употреблялась для разных целей. Ее накладывали на лицо умерших, обшивали ею головы манекенов, накосники и колчаны, использовали для отделки одежды. Отмечается ткань двух разных видов: тонкий однотонный (светло-зеленый или бордово-красный) шелк, либо полихромный плотный. Э.Б. Вадецкая считает, что использовались и шелковые нити, поскольку на лице одной из кукол синей и желтой шелковыми нитями были вышиты глаза. Всего в грунтовых таштыкских могильниках обнаружено 12 полихромных тканей. Преобладают светло-желтые, коричневые, синие цвета и орнамент в виде облачной ленты, фантастических животных, иероглифов, ромбов [Вадецкая, 1999, с. 71].
Планировка городищ хунну и оборонительные сооружения
Валы Иволганского городища имеют в плане прямоугольную форму, городища Баян-Ундэр - под квадратную, они ориентированы по сторонам света, так, что ось ориентировки проходит по линии север-юг.
Необходимо отметить, что в отличие от забайкальских, монгольские городища хунну (по предварительным данным) ориентированы углами по сторонам света [Пэрлээ, 1957, с. 44; 1961], что указывает на локальные особенности в планиграфии. Возможно, их строители руководствовались принципами, отличными от применявшихся в Южной Бурятии. Тем не менее, как уже говорилось выше, у нас пока еще слишком мало информации о поселениях хунну на территории Монголии, чтобы делать обоснованные выводы об их отличиях и сходстве.
С южной стороны обоих городищ располагался вход, выраженный разрывом валов (на Иволгинском городище два таких разрыва: один в центре южной стороны и один в юго-западном углу). На городище Баян-Ундэр с южной стороны внутреннего вала, в 15 м к югу от входа, находится округлое в плане возвышение, диаметром 13 м и высотой около 1 м, входившее в систему оборонительных сооружений в качестве «привратного» сооружения [Данилов, Жаворонкова, 1995, с. 26]. Предварительное обследование хуннского городища Харальчи Хэремгийн-балгас показало, что его окружал «высокий вал с четырьмя воротами» [Киселев, 1957, с. 92; Вяткина, 1959, с. 99, 100]. Ориентировка городов по странам света по оси север-юг характерна для многих древних и средневековых городов Востока: танских, сунских, японских и др. [Всеобщая история архитектуры, 1971, с. 337-338, 349-350, 362-366, 544-545; Ивлиев, 1983, с. 121].
В центральном Китае, начиная с XV в. до н.э. (эпоха Шан), начинает складываться городская культура, критерием для выделения которой служат наличие стен (укреплений), а также определенный план застройки, сохранившейся и в гораздо более позднее время (вплоть до этнографической современности). Традиционный город в Китае был прямоугольным в плане и ориентирован по странам света. Обычно ворота, ведущие в город, находились посередине на всех четырех сторонах, а главные ворота в большинстве случаев - на южной стороне [Watson, 1961, с. 66]. В Го Юй есть описание возвращения в свой город изгнанного законного вана: «...Затем правитель владения Чжэн во главе с ваном вошел в столицу через южные, а гоский Шу через северные ворота. Они убили Цзы-туя ( узурпатора трона) и трех дафу» [Го Юй, 1987, с. 33].
От южных ворот к центру города вела прямая улица, на которой ближе к центру стоял дворец или дом больших размеров, своим входом также обращенный на юг. Позднее такая планировка кроме архитектурных, стала выполнять еще и ритуальные функции, олицетворяя легитимность власти правителя. Остальные улицы располагались в строгом порядке, деля улицы, идущие от ворот на кварталы. Согласно Чжоу Ли (Обряды Чжоу), памятнику письменности Ш в. до н.э., «правильный» чжоусский город должен быть квадратным или прямоугольным в плане, ориентированным по сторонам света [Watson, 1961, с. 61, 66]. Подобным образом были устроены города в ханьское время [Крюков, Переломов, 1983, с. 169], такую планировку имела танская столица г. Чанань, дворцовые окрестности Пекина, японские средневековые города строились по китайской модели [Watson, 1961, с. 66].
По этнографическим данным, традиционные поселения в центральном Китае (усадьбы, хутора, деревни, города) были обнесены высокими глинобитными валами или толстыми стенами из сырцового кирпича; вход всегда располагался на юге. Территория поселения представляла собой правильный четырехугольник, ориентированный по сторонам света. Город окружали валами и рвами, со временем валы стали облицовывать кирпичом. От ворот отходила главная улица, на которой ближе к центру располагался комплекс правителя [Народы Восточной Азии, 1965, с. 241-244].
На Иволгинском городище была выявлена застройка по определенному плану, так как жилые сооружения были расположены более или менее строго выдержанными рядами, параллельными южной линии оборонительных сооружений (см. Рис. 17). Жилища, выходившие за пределы рядов, были меньшего размера, чем те, которые стояли в ряд, и они располагались на небольшом расстоянии южнее основных, возможно, занимая подчиненное положение [Давыдова, 1960, с. 143; Давыдова, Миняев, 1975, с. 198]. Следы разбивки территории городища на условные прямоугольные кварталы можно проследить по ориентации ям-канав (длиной 11-28 м, шириной 1,05-1,25 м, глубиной 0,7-0,8 м), одна группа которых была параллельна западной границе городища, другая - южной линии оборонительных сооружений. На исследованной площади можно пока что выделить один четкий прямоугольный квартал (1089 кв.м.), образованный этими ямами, внутри которого располагалось семь жилищ, но к северу, западу и востоку от этого прямоугольника намечаются еще три, причем северный квартал значительно превосходит по размерам все остальные. Пока непонятно, с какой целью сооружались эти ямы-канавы, так как некоторые из них имели неровные стенки и дно, другие были обмазаны глиной и имели относительно ровные твердые стенки, между тем заполнение этих канав не отличается от заполнения других ям, поэтому было предположено, что они могли служить стоками для дренажа [Давыдова, 1995, с. 21].
Практически в центре Иволгинского городища, на естественном всхолмлении располагалось наземное глиняно-сырцовое жилище № 9, которое по своим размерам (13 х 11,5 м) и центральному положению выделяется среди остальной массы небольших жилищ-полуземлянок (конструктивные особенности этого жилища будут рассмотрены далее). Отметим лишь, что в южной стене этого жилища находился дверной проем шириной 1,35 м, с наружной стороны окаймленный двумя вертикальными столбами. Рядом с жилищем № 9 находилось небольшое жилище № 10 (3 х 3,5 м) и крупные хозяйственные постройки (ямы 2 х 2,3 м, углубленные в землю на 1,4 м) [Давыдова, Миняев, 1975, с. 198]. На сегодня это пока единственное наземное здание на городище относительно большого размера, чье центральное положение и своеобразие техники сооружения позволяют рассматривать его как «дом правителя» [Давыдова, 1995, с. 17-18].
