Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Хронология и культурная принадлежность памятников степного и лесостепного обь-иртышья второй половины III - первой четверти II тыс. до н.э . 27
1.1. Хронология и периодизация памятников 27
1.2. Соотношение елунинской культуры с культурами сопредельных территорий 34
1.3. Вопросы этногенеза населения елунинской культуры 63
ГЛАВА II. Добыча и производство продуктов питания 76
2.1. Скотоводство 76
2.2. Охотничий промысел 106
2.3. Рыболовство, собирательство 120
ГЛАВА III. Домашнее производство 134
3.1. Гончарное производство 134
3.2. Косторезное дело, обработка рога 156
3.3. Камнеобработка, скорняжное производство, деревообработка 182
3.4. Изобразительная деятельность 213
ГЛАВА IV. Металлургия и металлообработка 223
4.1. Сырьевая база металлургии 223
4.2. Технология горнорудного дела и металлургического производства 230
4.3. Продукция металлургии и металлообработки 245
ГЛАВА V. Культура жизнеобеспечения: жилища, пища 271
5.1. Жилища и хозяйственные структуры 271
5.2. Структурно-функциональные зоны жилища 291
5.3. Пища 296
ГЛАВА VI. Природно-климатические условия и хозяйственно-культурные типы степного и лесостепного обь-иртышья во
ГЛАВА VI. Природно-климатические условия и хозяйственно-культурные типы степного и лесостепного обь-иртышья во второй половине III - первой четверти II тыс. до н.э. 302
6.1. Климат и природные условия 302
6.2. Хозяйственно-культурные типы 315
Заключение 340
Список использованных источников 360
Список использованной литературы 363
Список сокращений
- Соотношение елунинской культуры с культурами сопредельных территорий
- Охотничий промысел
- Камнеобработка, скорняжное производство, деревообработка
- Продукция металлургии и металлообработки
Введение к работе
Актуальность темы. Период второй половины III – первой четверти II тыс. до н.э. ознаменовался существенными изменениями во многих сферах жизни древних племен лесостепного и степного Обь-Ир-
тышья. Они затронули как этнокультурный облик населения, так и хозяйственные системы жизнеобеспечения и производства. Среди таких явлений необходимо отметить широкое распространение скотоводства, металлургии и металлообработки, новых религиозных представлений, проявившихся в погребально-ритуальной практике. Высокого художественного мастерства достигла обработка камня, кости, о чем свидетельствуют великолепные предметы мобильного искусства. Многие технологические, мировоззренческие и бытовые традиции, которыми был отмечен ранний период бронзового века, повлияли и во многом определили ход историко-культурного развития племен в последующие периоды бронзового века не только на территории степного и лесостепного Обь-Иртышья, но и далеко за его пределами. Факторами, способствующими развитию данных тенденций, стали, на наш взгляд, активные миграционные процессы, особенности природно-климатических условий в этот период и определенный уровень историко-культурного развития населения.
Таким образом, актуальность темы исследования состоит в нескольких аспектах. Во-первых, на современном этапе исследований назрела необходимость в обобщении и интерпретации огромного фактического материала, накопленного в ходе археологических раскопок последних десятилетий. Во-вторых, рассмотрение таких аспектов древней культуры, как «система жизнедеятельности и производства», а также «хозяйственно-культурные типы», позволяет вывести научную проб-
лематику на более высокий интерпретационный уровень исследований. В-третьих, в рассматриваемый период древней истории на юге Западной Сибири распространяются новые прогрессивные формы производственной деятельности, прежде всего, скотоводство и металлургия бронзы, которые определили экономическое развитие региона на протяжении всего бронзового века. Поэтому разработка целостной концепции хозяйственно-культурного развития в обозначенный период времени является актуальной научной задачей.
Историография проблемы. В истории изучения памятников эпохи ранней бронзы на территории лесостепного и степного Обь-Иртышья выделяется три взаимосвязанных периода. Этап первоначального накопления материала (20–70-е гг. ХХ в.) характеризуется открытием первых памятников и почти полным отсутствием попыток какой-либо аргументированной систематизации полученного материала. Обнаруженные комплексы не идентифицировались с начальным периодом эпохи бронзы, а относились к более раннему или более позднему времени. Среди исследований аналитического плана можно отметить публикации
М.П. Грязнова (1930) и М.Н. Комаровой (1956).
Второй период (70-е гг. ХХ в.) характеризуется первыми попытками осмысления материала, преобладанием работ аналитического и интерпретационного характера. Основополагающее значение принадлежит работе свердловских археологов В.Ф. Генингу, Т.М. Гусенцовой,
О.М. Кондратьеву, В.И. Стефанову и В.С. Трофименко (1970), в которой исследователи правильно обозначили хронологию большого массива керамических комплексов Западной Сибири, выделив для периода ранней бронзы несколько типов керамики – логиновский, кротовский и др., что явилось «отправной точкой» в осмыслении накопившегося фактического материала и дальнейшей разработке культурно-хронологических схем развития региона. Об этом свидетельствуют выделение и обоснование кротовской археологической культуры (Молодин, 1977, с. 49–68). Отметим, что известные на тот период времени материалы эпохи ранней бронзы Верхнего Приобья относились к самусьской (Матющенко, 1970, с. 97), окуневской (Максименков, 1970а, с. 73; 1970б, с. 79; Уманский, 1972, с. 31), кротовской (Косарев, 1981, рис. 39) археологическим культурам.
С открытием в Алтайском госуниверситете в 1978 г. лаборатории археологии, этнографии и истории начался третий этап, характеризующийся целенаправленным изучением памятников эпохи ранней бронзы, прежде всего Верхнего Приобья. В этот период времени в научный оборот вводится большой массив источников, наряду с поселенческими исследуются и погребальные комплексы (Бородаев, Кунгуров, 1980; Кирюшин, 1980; 1985; 1987). На основе анализа и систематизации всего имеющегося материала Ю.Ф. Кирюшин (1986) выделил елунинскую археологическую культуру эпохи ранней бронзы. Качественным этапом в исследованиях стало открытие и изучение поселений Березовая Лука, Колыванское-I и погребально-поминального комплекса Телеутский Взвоз-I, которые стали рассматриваться как базовые, «эталонные» комплексы. В 2002 г. автором была защищена кандидатская диссертация, посвященная вопросам классификации и систематизации имевшего на тот период времени археологического материала (Грушин, 2002а).
За последние тридцать лет был накоплен большой археологический материал по обозначенному периоду. Этому способствовали многолетние полевые исследования археологов из различных научно-образова-
тельных учреждений России. Среди ученых, внесших существенный вклад не только в формирование источниковой базы, но и в разработку отдельных аспектов изучения эпохи ранней бронзы региона, необходимо назвать такие имена, как М.П. Грязнов, М.Н. Комарова, А.П. Уманский, В.И. Матющенко, М.Ф. Косарев, В.И. Молодин, Ю.Ф. Кирюшин,
И.Г. Глушков, В.В. Бобров, В.Ф. Генинг, Н.К. Стефанова, В.И. Стефанов, Е.А. Васильев, В.А. Зах, Н.В. Полосьмак, М.Т. Абдулганеев, Ю.П. Алехин, А.А. Тишкин, А.Л. Кунгуров, А.М. Малолетко, О.Н. Корочкова, С.П. Грушин, А.Е. Гришин, В.К. Мерц, И.В. Ковтун, Ю.И. Михайлов и др.
Большинство исследований посвящено в основном характеристике археологических материалов, этнокультурной принадлежности памятников, их хронологии и периодизации, разработке историко-культурных схем развития. Среди работ, затрагивающих палеэкономические аспекты, можно назвать публикации, в которых наряду с этнокультурной и хронологической характеристикой памятников уделялось внимание и основным видам хозяйственной деятельности (Молодин, 1985, с. 73–75; Кирюшин, 2002, с. 100–103; и др.). Другие работы посвящены реконструкции отдельных отраслей производства населения отдельных памятников или их групп – гончарному производству (Молодин, Ламина, 1989; Глушков, 1996; и др.), каменной индустрии (Толпеко, 2005). Социально-экономическая история древнего населения Западной Сибири, как отдельный объект изучения, нашла отражение в работах М.Ф. Косарева (1984; 1986; 1991 и др.). На основе экологического подхода юг Западно-Сибирской равнины (степь и лесостепь) был отнесен исследователем к области производящей экономики, в форме комплексного пастушеско-земледельческого хозяйства, которое утвердилось в первой трети II тыс. до н.э. (Косарев, 1981, с. 53–124). К области многоотраслевого хозяйства, сочетавшего присваивающие промыслы – охота, рыболовство, собирательство с производящими занятиями, пастушество и земледелие, были отнесены ботайское, афанасьевское население энеолита (Косарев, 1984, с. 51), елунинское, кротовское и самусьское население бронзового века. Охота рассматривалась как ведущая отрасль в многоотраслевой экономике елуниского населения Барнаульско-Бийского Приобья (Косарев, 1991, с. 72, 74).
В настоящее время стало очевидным, что целый пласт в становлении и развитии производящей экономики юга Западной Сибири, связанный с елунинскими древностями степного и лесостепного Обь-Иртышья, в силу отсутствия или малочисленности источников выпал из существующей региональной схемы хозяйственно-культурного развития региона. В результате интенсивных исследований памятников второй половины III – первой четверти II тыс. до н.э. в этом регионе были получены такие материалы, что это дает возможность заполнить существующий историко-культурный пробел в региональной истории становления и развития производящих форм хозяйствования, а также скорректировать существующие представления о характере хозяйства елунинского населения.
Цели и задачи исследования. Цель работы – реконструкция культуры жизнеобеспечения и производства, выявление хозяйственно-куль-
турных типов населения степного и лесостепного Обь-Иртышья во второй половине III – первой четверти II тыс. до н.э. Для ее достижения поставлены следующие задачи:
1. Разработать периодизацию и хронологию памятников;
2. Дать характеристику этнокультурной истории региона в обозначенных хронологических рамках;
3. Реконструировать основные подсистемы хозяйства, связанные с производством и добычей пищи (скотоводство, охота, рыболовство, собирательство);
4. Охарактеризовать основные подсистемы хозяйства, связанные с домашним производством (камнеобработка, косторезное дело, гончарное и скорняжное производство, деревообработка);
5. Определить особенности изобразительной деятельности на примере анализа предметов мобильного искусства и выявить отразившиеся в них аспекты хозяйства;
6. Реконструировать основные этапы горнорудного дела, металлургического производства и металлообработки;
7. Дать характеристику таким элементам культуры жизнеобеспечения, как жилища и пища;
8. Реконструировать природно-климатические условия степного и лесостепного Обь-Иртышья во второй половине III – первой четверти
II тыс. до н.э.;
9. Выделить и обосновать хозяйственно-культурные типы населения степного и лесостепного Обь-Иртышья второй половины III – первой четверти II тыс. до н.э.
Объектом исследования выступают хозяйственно-культурные традиции населения елунинской культуры степного и лесостепного Обь-Иртышья, нашедшие отражение в материалах конкретных археологических памятников.
Предметом исследования являются культура жизнеобеспечения и производства, хозяйственно-культурные типы населения степного и лесостепного Обь-Иртышья.
Территориальные рамки работы включают степные и лесостепные зоны Обь-Иртышского междуречья – основной ареал распространения памятников елунинской культуры. Данный регион ограничен с запада и с востока речными системами Верхнего Иртыша и Верхней Оби соответственно. Этот регион включает две территории, обозначенные в литературе историко-географическими терминами «Лесостепной Алтай» и «Рудный Алтай». Под первым понимается район, прилегающий с севера к Алтайской горной системе, который включает Обскую пойму, Приобское плато, Предалтайскую и Кулундинскую равнину, Бийско-Чумыш-
скую возвышенность. Несмотря на то, что последняя зона расположена за пределами Обь-Иртышья, памятники этой территории в силу культурной близости к елунинским нашли отражение в диссертации. Особое место занимает Рудно-Алтайская металлогеническая провинция (Рудный Алтай) расположенная в северо-западной части Алтайской горной системы.
В пределах северной зоны лесостепного Обь-Иртышья размещается обширная Барабинская лесостепь. Данная территория специально не рассматривалась в исследовании по двум основным причинам. Во-пер-
вых, имеющиеся материалы с памятников Барабы достаточно хорошо освещены в археологической литературе (Молодин, 1977; 1985 и др.). Во-вторых, основной массив известных на настоящий момент времени комплексов с этой территории представляют иные культурные образования. По этим причинам памятники Барабы рассматриваемого нами периода привлекаются в качестве сравнительного материала.
В административном отношении данная территория расположена в границах Алтайского края, Новосибирской и Омской областей России, а также в Павлодарской, Семипалатинской и Усть-Каменогорской областей Республики Казахстан.
Хронологические рамки исследования. В диссертации рассматриваются памятники, датируемые в настоящее время по серии радиоуглеродных дат в рамках ХXV–XVIII вв. до н.э. Это время существования елунинской культуры в Обь-Иртышье. На относительной хронологической шкале рассматриваемые комплексы расположены позже энеолитических памятников юга Западной и Южной Сибири (афанасьевская и большемысская культуры) и предшествуют андроновским памятникам среднего бронзового века. По региональной, западносибирской периодизации вторая половина III тыс. – первая четверть II тыс. до н.э. обозначается как период ранней бронзы (Грушин, 2002б, с. 87), по восточноевропейской – средней бронзы (Черных, 2009, с. 156).
Методология и основные методы исследования. Работа основана на общефилософских подходах к изучению закономерностей связи вещей, явлений и процессов. Учитывались положения исторического материализма о закономерностях социально-экономического развития общества, о роли географической среды, переселений, традиций в культуре и исторических процессах. Важным методологическим аспектом являлась теория отражения хозяйственной деятельности на уклад жизни, религиозные представления. Исследование построено на общетеоретических разработках о познавательных возможностях археологии как науки, о специфике археологических источников, представленных в работах В.Ф. Генинга (1983; 1989), Л.С. Клейна (1978; 1986; 1991 и др.),
Ю.Н. Захарука (1978) и др.
При анализе археологических материалов использовались традиционные исторические и археологические методы познания: историческая реконструкция, структурный, причинно-следственный, метод аналогий и обобщений, типологический, картографирование, планиграфический и стратиграфический анализы, классификация вещевого комплекса, метод датированных аналогий, формально-типологический и морфологический анализы, методы статистики, ретроспективный метод и др.
Исследование построено на апробированных в отечественной этнографии понятиях «культура жизнеобеспечения», «система производства», «хозяйственно-культурные типы». Понятие «культура жизнеобеспечения» появилось в результате культурологических разработок, направленных на поиск решения проблемы внутренней структуры традиционной культуры. В 70-е гг. ХХ в. Ю.И. Мкртумян обозначил четыре основные подсистемы (сферы) культуры: производственную, жизнеобеспечивающую, соционормативную и познавательную (1978). В дальнейшем С.А. Арутюнов рассмотрел данные подсистемы через «деятельностное» основание, в результате были выделены следующие элементы: культура первичного производства; культура жизнеобеспечения; соционормативная и гуманитарная культуры.
Предметом нашего рассмотрения стали такие элементы традиционной культуры, как «первичное производство» и культура «жизнеобеспечения»; вопросы соционормативной и гуманитарной культуры в данной работе не затрагивались. Понятие «культура первичного производства» включает производство и воспроизводство материальных благ, орудий и средств производства в тех пределах, в которых производство ограничено от потребления. Под «культурой жизнеобеспечения» понимается совокупность культурных механизмов и средств, направленных на непосредственное поддержание жизнедеятельности ее носителей, это сфера потребления, в том числе жилища, поселения, питание, одежда (Арутюнов, 1989).
Теория «культуры жизнеобеспечения» получила развитие в работах И.И. Крупника (1989), Э.С. Маркаряна (Арутюнов, Маркарян, Мкртумян, 1983), В.И. Козлова (1991), С.В. Лурье (1997) и др. Несмотря на разногласия среди исследователей, прежде всего, в вопросе о границах понятия, предложенный подход оказался востребованным при изучении компонентов традиционной культуры. С момента разработки этого инструмента появилось большое количество работ, специально посвященных исследованию культуры жизнеобеспечения народов России и соседних регионов. А исследование культуры жизнеобеспечения стало, несомненно, одной из первоочередных задач при изучении культуры любого этноса (Назаров, 2004).
Теоретические разработки различных аспектов концепции «культура жизнеобеспечения» нашли применение в практике этнографических исследований. Появляются также исследования, в которых предпринимаются попытки реконструкции культуры жизнеобеспечения народов прошлого на основе данных археологии (Гладких, 1975; 1977; Массон, 1976; Васютин, Садовой, 1998; Система жизнеобеспечения…, 1998; Садовой, Онищенко, 2003; Соколов, 2005; и др.).
Рассматривая «культуру жизнеобеспечения» как неотъемлемую часть любой традиционной культуры, мы должны признать и правомерность распространения ее на давно исчезнувшие культуры прошлого. Возможность их изучения и моделирования с разной степенью адекватности появляется благодаря сохранившимся до наших дней остаткам материальной культуры – археологическим источникам. Нет необходимости упоминать о сложности этого процесса, который напрямую вытекает из специфики археологического источника. Обеспеченность источниками при реконструкции систем жизнеобеспечения различных культур, территорий и периодов может значительным образом отличаться. Чем дальше археологический источник «ушел» от материальной культуры, тем он более фрагментарен, образует лакуны, которые с трудом преодолеваются современными методами научного познания. В археологических материалах рассматриваемого нами периода не все компоненты получили отражение. Так, например, практически нет данных для реконструкции одежды, в связи с этим в культуре жизнеобеспечения елунинского населения основными элементами рассмотрения стали жилища, поселения и пища.
Реконструкция хозяйственной структуры древнего населения рассматривается как один из центральных аспектов в исследованиях, оформившихся в особое направление в науке, получившее название – палеоэкономика. В отечественной археологии данная проблематика имеет не только длительную историю развития, но и часто фигурирует как ее отличительная черта. Вопросы историографии и теоретические аспекты палеоэкономических исследований, направленные на раскрытие потенциала древних хозяйственных (экономических) систем, достаточно хорошо освещены как в отечественной (Бибиков, 1969, с. 5; Массон, 1976, с. 95; Косарев, 1984, с. 5–25; Гоголина, 1997; Бобров, Михайлов, 1997, с. 8; Гололобов, 1996; 1998; Матвеева, 2000; Бобров, Соколов, 2001, с. 3; и др.), так и в зарубежной (Крофорд, 1924; Crawford, 1951; Fox, 1932; Clark, 1939; 1977; Клейн, 2011, с. 528–552; и др.) литературе. В связи с этим мы не будем давать их подробную характеристику, остановимся лишь на тех методологических позициях, на которых построено диссертационное исследование.
Общепризнанным является системный подход в изучении палеоэкономики, который наиболее полно в археологии был разработан
В.М. Массоном. Материальное производство он разделил на две большие сферы – группу производств, связанных с производством и получением продуктов питания, и группу внепищевых производств. Охота, рыболовство, земледелие и скотоводство являются для древних эпох основными формами хозяйственных систем, входящих в производства первой группы (Массон, 1976, с. 19). По мнению исследователя, одной из центральных задач любой экономической структуры является обеспечение коллективов продуктами питания высокой калорийности. Поэтому если рассматривать различные способы получения пищи как определенные хозяйственные системы, то в пределах таких систем выделяется четыре основных элемента:
а) объект эксплуатации (те или иные виды растительного или животного мира);
б) орудия труда (средства труда), с помощью которых осуществляется получение и обработка соответствующих продуктов питания;
в) природная среда, в которой протекает хозяйственная деятельность;
г) человек, основа производительных сил, центр всей системы, деятельность которого объединяет остальные элементы, а уровень интеллектуального и профессионального развития во многом определяет сам способ хозяйства.
Вторая группа производств связана с удовлетворением потребностей общества, лежащих вне сфер непосредственной добычи и производства продуктов питания. Это разнообразные домашние промыслы и ремесла, которые можно рассматривать как отдельные хозяйственные системы (Массон, 1976, с. 58). Составные элементы таких систем – исходное сырье, орудия труда и профессиональные навыки человека, включенного в производство. Результатом этого производства является изготовленный объект – продукт, который в археологизированном виде доходит до исследователя, сохраняя в разной степени информацию о процессе производства.
Классификация имеющихся материалов с памятников Обь-Ирты-
шья второй половины III – первой четверти II тыс. до н.э. осуществлялась в работе по формам культурно-хозяйственной деятельности населения, оставившего тот или иной памятник. Такой подход становится возможным с учетом методологической предпосылки о тесной связи элементов материальной культуры и отраслей хозяйства (охота, скотоводства, рыболовство, земледелие) в традиционном обществе.
Применительно к археологическим источникам необходимо учитывать то обстоятельство, что элементы, сопутствующие разным хозяйственным отраслям в системе жизнеобеспечения и производства древнего общества, различным образом находят отражение в археологическом материале. Это связано с особенностями орудий, необходимых для той или иной формы хозяйственной деятельности, и вытекающей отсюда спецификой их археологизации. Определенное значение имеет количество и разнообразие орудий труда или их отдельных деталей, выполненных из материалов, которые хорошо сохраняются во времени. Для обеспечения некоторых форм хозяйства использовались преимущественно средства труда из органических материалов (дерево, кожа), поэтому они вообще могут не найти отражение в археологическом материале. Однако это не свидетельствует об отсутствии или малой значимости таких отраслей хозяйствования. Реконструкция в таком случае обеспечивается на основании анализа отходов таких производств и их использовании в иных формах хозяйственной деятельности в качестве сырья. В связи с этим при оценке роли и значения тех или иных форм хозяйственно-культурной деятельности необходим учет всех имеющихся археологических сведений (наличие сырья, орудий, продуктов и отходов производства, естественно-научные данные по реконструкции палеоэкологии и проч.).
При реконструкции отдельных отраслей и сфер хозяйства автор опирался на работы методического характера, разработанные и апробированные в той или иной предметной области знания. Для реконструкции состава стада животных использовались методические разработки
П.А. Косинцева (2000) и Е.Е. Антипиной (2003; 2006). Автором диссертации была разработана и применена методика определения степени сохранности и утилизации костей животных на поселениях. При реконструкции гончарного производства использовались подходы в изучении древней керамики, нашедшие отражение в работах А.А. Бобринского (1978), И.Г. Глушкова (1996) и др. При анализе основных технологических этапов косторезного дела и обработки рога автор опирался на работы А.П. Бородовского (1997; 2000; 2007).
Другим успешным инструментом в изучении этносов стала концепция хозяйственно-культурных типов, составной частью которой выступают в том числе и особенности культуры жизнеобеспечения и производства. В отечественной этнографии она была разработана этнографами М.Г. Левиным и Н.Н. Чебоксаровым (1955) в контексте решения проб-
лемы классификации этнических групп по особенностям хозяйства.
В дальнейшем концепция развивалась в трудах Б.В. Адрианова (1968), Я.В. Чеснова (1970), С.И. Вайнштейна (1979), С.А. Арутюнова,
А.М. Хазанова (1979), Н.А. Томилова (1993), А.М. Решетова (2003) и др. Под хозяйственно-культурными типами понимаются исторически сложившиеся комплексы особенностей хозяйства и культуры, характерные для народов, обитающих в определенных естественно-географических условиях, при определенном уровне их социально-экономического развития. Эти типы всегда связаны со способом производства каждого конкретного общества, так как именно он определяет, в конечном счете, характер взаимодействия людей с окружающей природой в разные исторические эпохи. При наличии аналогичной историко-географической обстановки одни и те же хозяйственно-культурные типы могут возникать самостоятельно у народов, живущих далеко друг от друга и не взаимодействующих непосредственно между собой. Социальный строй различных народов связан с характерным для них хозяйственно-культур-
ным типом. В области духовной культуры различия между хозяйственно-культурными типами проявляются главным образом в тех обычаях и обрядах, особенностях изобразительного искусства, верований, которые наиболее ярко отражают формы труда и быта при тех или иных ландшафтно-климатических условиях (Левин, Чебоксаров, 1955, с. 4, 10).
Характерные для каждого хозяйственно-культурного типа особенности материальной культуры определяется, в первую очередь, тремя основными факторами: 1) природной средой; 2) направлением хозяйственной деятельности населения; 3) уровнем социально-экономического развития данного общества. Все хозяйственно-культурные типы, сложившиеся до эпохи капитализма, М.Г. Левин и Н.Н. Чебоксаров разделяют на три основные группы. Они отличаются друг от друга все более высокой производительностью труда, и, следовательно, нарастающей величиной прибавочного продукта. К первой группе относят хозяйственно-культурный тип присваивающей экономики, ко второй – мотыжного земледелия и животноводства, и к третьей группе – пашенного (плужного) земледелия (Левин, Чебоксаров, 1955, с. 5–10). В дальнейшем этнографы, обращаясь к проблеме выделения различных хозяйственно-культурных типов конкретных обществ, значительным образом расширили их классификацию. Так, С.И. Вайнштейн (1972, с. 6–10), исследуя хозяйство самодийских и тюркских народов Южной Сибири, вместо одного хозяйственно-культурного типа кочевых и полукочевых народов степей и лесостепи, выделил три: кочевых скотоводов горно-степной зоны, охотников-оленеводов горно-таежной зоны, кочевых и полукочевых охотников-скотоводов горной таежно-степной зоны. Н.А. Томилов выделил и обосновал понятие «интегративные хозяйственно-культурные типы», которые возникают на стыке различных природно-ландшафтных зон и взаимодействия населения с различными хозяйственно-культурными типами. Применив данный подход к этнографическому материалу барабинцев XVI–XVII вв., исследователь выделил два хозяйственно-культурных типа, в рамках которых – еще несколько подтипов (Вайнштейн, 1972, с. 6, 90–91).
Разработанная в этнографии концепция хозяйственно-культурных типов стала эффективным инструментом исследования хозяйственно-культурного разнообразия не только «современных» этносов, но и народов прошлого. Данная концепция является одной из сфер пересечения предметной области этнографии и археологии. При разработке хозяйственно-культурных типов древних обществ археология в большей степени нуждается в данных этнографии. Если последние привлекают данные археологии, как правило, для рассмотрения хозяйственно-культурных типов в историческом аспекте, то в отношении археологии здесь речь идет о практике выделения и интерпретации разного рода культурно-территориальных общностей, а также о проблематике палеоэкономического направления в археологических исследованиях, проводимых под экологическим углом зрения (Балакин, 1985, с. 95–96). Важной особенностью Сибири, которая выгодно отличает ее от других регионов, является то, что «хозяйственно-культурные типы, характерные для ранних этапов исторического развития, хорошо прослеживаются на этнографических материалах» (Левин, Чебоксаров, 1955, с. 7). Это связано с тем, что некоторые современные народы сибирского региона во многом сохранили традиционные черты. Поэтому этнографический материал особенно важен для реконструкции хозяйственно-культурного типа археологических культур.
По мнению С.И. Вайнштейна (1979, с. 158), реконструкция хозяйственно-культурных типов, существовавших в прошлом, представляет собой определенные трудности, связанные с ограниченностью источников, однако она вполне возможна, в особенности путем привлечения широкого круга источников – этнографических, письменных, археологических и др. При их реконструкции на археологических материалах исследователи, указывая на комплексность привлекаемых источников, акцентируют внимание на основных, наиболее показательных признаках. Так, по мнению некоторых ученых, хозяйственно-культурные типы древности можно реконструировать по следующим признакам: топография поселения, его тип, мощность культурного слоя, организация жилого и производственного пространства на поселении, тип жилых и хозяйственных построек, характер находок на поселении и жилищах (Кернер, 1989, с. 142). Несомненно, что в этот перечень необходимо внести и такой необходимый элемент, как природно-ландшафтные условия проживания этноса, поскольку его традиционная культура определяется через механизм адаптации общности к природному окружению.
Исходя из обозначенных методологических основ исследования при реконструкции хозяйственных систем древности необходимо опираться на различные виды источников, содержащих информацию о соответствующих элементах. Таковы, прежде всего, фаунистические и растительные остатки, всесторонне изученные – с определением видов и числа особей, их возраста, частей туш, шедших в употребление. Особенно важно изучение древних орудий с функциональной точки зрения, с ориентировочной оценкой их эффективности и производительности в ходе экспериментальных работ. Необходимым условием всесторонней характеристики восстанавливаемой хозяйственной системы является реконструкция древней природной среды (Массон, 1976, с. 21). В настоящем исследовании комплексный подход нашел отражение в широком использовании данных, полученных с помощью естественно-науч-
ных методов.
Радиоуглеродный анализ. Определения были получены по образцам дерева, костей животных и людей, угля, гумуса в нескольких специализированных лабораториях страны: лаборатория геологии и палеоклиматологии кайнозоя Института геологии СО РАН, г. Новосибирск (исполнитель – с.н.с., к.г.-м.н. Л.А. Орлова); лаборатория археологической технологии Института истории материальной культуры РАН, г. Санкт-Петербург (исполнитель – к.х.н. Г.И. Зайцева), Институт мониторинга климатических и экологических систем СО РАН, г. Томск (исполнитель – Г.В. Симонова).
Спектральный анализ металла, руд и шлака. Определения проводились на кафедре археологии, этнографии и музеологии Алтайского государственного университета с помощью рентгенофлюоресцентного анализа на спектрометре ALPHA SERIES (модель Альфа-2000), под руководством проф., д.и.н. А.А. Тишкина. Полуколичественный спектральный анализ (в весовых процентах) осуществлен в лаборатории минералогии и геохимии Томского государственного университета (исполнитель – Е.Д. Агапова). Масс-спектрометрический анализ металла выполнен в ООО «Химико-аналитический центр «Плазма», г. Томск (исполнитель – Е.Г. Вертман).
Металлографический анализ осуществлялся в лаборатории палеоэкологии человека Института проблем освоения Севера СО РАН, г. Тюмень (исполнители – к.и.н. А.Д. Дегтярёва, В.М. Шайхутдинов).
Бинокулярная микроскопия, петрографический и термический анализы древней керамической посуды были осуществлены в Институте археологии и этнографии СО РАН, г. Новосибирск (исполнитель – к.и.н.
Л.Н. Мыльникова).
Анализ пригаров на посуде. Исследования проводились в научно-об-
разовательном центре изучения проблем природы и человека Челябинского государственного университета (исполнитель – к.г.-м.н. Л.Л. Гайдученко).
Палеозоологические определения. Кости животных исследовались в разное время в лаборатории археологии Алтайского государственного университета (исполнитель – к.б.н. А.В. Гальченко), в Институте экологии, растений и животных УрО РАН, г. Екатеринбург (исполнитель – к.б.н. П.А. Косинцев).
Палеоботанические исследования. Видовое определение остатков растений и зерен осуществлено в Центральной лаборатории Западносибирского геологического управления, г. Новокузнецк (исполнитель –
Е.А. Пономарева) и на кафедре ботаники Алтайского государственного университета, г. Барнаул (исполнитель – д.б.н. М.М. Силантьева). Споро-пыльцевые определения проводились в химико-литологической лаборатории Томской геологической экспедиции (исполнитель – С.Н. Бабенко). Микроскопические определения древесины и растительных волокон произведены в Государственном Эрмитаже, г. Санкт-Петербург (исполнитель – М.И. Колосова) и в Алтайском государственном университете, г. Барнаул (исполнитель – к.г.н. Н.И. Быков).
Палеопочвенные исследования проводились в Институте географии РАН, г. Москва (исполнитель – д.г.н. А.А. Гольева) и на кафедре агрохимии и почвоведения Алтайского государственного аграрного университета, г. Барнаул (исполнитель – Н.К. Глушкова).
Петрографические определения камня из археологических памятников елунинской культуры проведены на кафедре экологии и природопользования географического университета Алтайского государственного университета, г. Барнаул (исполнители – д.г.н. А.М. Малолетко и д.г.н. Б.Н. Лузгин).
Минералогические определения пород камня выполнены в Минералогическом музее Алтайского государственного университета, г. Барнаул (исполнитель – к.г.-м.н. С.Г. Платонова).
Трасологические исследования проводились в отделе археологии НПЦ «Наследие», г. Барнаул (исполнитель – к.и.н. Н.Ю. Кунгурова), в Институте археологии и этнографии СО РАН, г. Новосибирск (исполнитель – д.и.н. П.В. Волков).
Антропологические исследования останков людей проводились в кабинете антропологии Алтайского госуниверситета, г. Барнаул (исполнители – к.и.н. К.В. Солодовников, к.и.н. С.С. Тур).
Геофизические исследования осуществлялись сотрудниками Института археологии и этнографии СО РАН и Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН, г. Новосибирск (исполнители – к.г.-м.н.
П.Г. Дядьков, к.и.н. М.А. Чемякина).
Комплексный подход, включающий в себя использование не только традиционных исторических, археологических, этнографических методов, но и данных, полученных в результате применения методов естественных наук, может считаться гарантом построения адекватных историко-культурных моделей развития древнего населения.
Источниковую базу исследования составили разнообразные источники, которые можно сформировать в несколько групп. Первая – это археологические предметы, хранящиеся в различных музейных организациях России, Казахстана и Монголии. Автором были обработаны коллекции, хранящиеся в Санкт-Петербурге (Государственный Эрмитаж, Кунсткамера), Барнауле (АГКМ, МАЭА при АлтГУ, НИИ ГИ при
АлтГУ, ИКМ АГПА), Бийске (БКМ), Змеиногорске (Музей истории развития горного производства на Алтае), Омске (ОГКМ, МАЭ ОМГУ), Томске (МАЭС ТГУ), Павлодаре (ПОИКМ), Усть-Каменогорске (ВКОИКМ), Ховде (Краеведческий музей г. Ховда) и др. Вторая группа источников включает полевые отчеты, хранящиеся в архивах МАЭА при АлтГУ (Барнаул) и ОПИ ИА РАН (Москва). Третья группа – это опубликованные археологические материалы в научных статьях, монографиях, тезисах докладов к конференциям. Список использованных отчетов и литературы указан в соответствующем разделе диссертации.
Четвертая группа источников включает обширные данные, полученные с помощью естественно-научных методов, описанных в предыдущем разделе: радиоуглеродный анализ (41 дата); спектральный анализ металла, руды и шлака (95 определений); металлографический анализ (8 изделий); бинокулярная микроскопия, петрографический и термический анализы керамики (108 образцов); анализ пригаров на посуде (53 определения); палеозоологические определения (41071 определимая до вида кость животных); палеоботанические исследования (4 определения); споро-пыльцевые определения (20 образцов); палеопочвенные исследования (73 образца); петрографические и минералогические определения камня (1237 образцов); трасологические исследования каменных и костяных орудий (50 определений); антропологические (34) определения.
Основу работы составляют археологические материалы, полученные в результате собственных раскопок, проведенных на протяжении полевых сезонов с 1997 по 2012 г. на базовых археологических комплексах – Березовая Лука, Колыванское-I и Телеутский Взвоз-I. Вcего в работе использовались данные с более чем 200 археологических памятников, представленных поселениями, могильниками, местонахождениями. Материалы не всех комплексов позволили провести полноценную хозяйственно-культурную реконструкцию. Это объясняется их малочисленностью и фрагментарностью. Базовыми объектами, материалы которых легли в основу диссертационного исследования, стали наиболее изученные памятники, раскопанные значительными площадями: Березовая Лука (2000 кв. м), Колыванское-I (более 3000 кв. м), Костенкова Избушка (более 2200 кв. м), Чернозерье-IV (более 300 кв. м), Чернозерье-VI (более 2200 кв. м), Телеутский Взвоз-I (более 3000 кв. м) и др.
Жилищные комплексы исследованы на поселениях Березовая Лука
(5 частично сохранившихся жилищ), Чернозерье-IV (2 жилища), Чернозерье-VI (2 жилища), Саранин-II (4 жилища), Инберень-Х (1 жилище), Боровое-III (1 жилище). Таким образом, имеются сведения о 15 жилищах. Погребальные комплексы, рассматриваемые в работе, исследованы на могильниках Телеутский Взвоз-I (44 погребения), Староалейка-II
(21 погребение), Цыганкова Сопка-II (11 погребений), Мышиный Лог-I (5 погребений), Елунино-I (3 погребения) и др. Всего в работе использованы данные 100 погребений раннего бронзового века степного и лесостепного Обь-Иртышья.
Одной из самой многочисленных категорий археологических находок с рассматриваемых памятников являются фрагменты от керамической посуды. Общая численность проанализированной серии составила 24134 экз. Каменных и костяных орудий – свыше 3000 экз., предметов из металла – 70 экз.
Научная новизна диссертации. В ходе исследования был впервые проанализирован и обобщен большой фактический материал, накопленный за последние тридцать лет. Рассмотрение таких аспектов древней истории, как «культура жизнедеятельности и производства», а также «хозяйственно-культурные типы», в обозначенных территориальных и хронологических рамках предпринято впервые.
В работе удалось разработать обоснованную периодизацию и хронологию памятников, а также сформулировать авторское понимание этнокультурной истории региона в обозначенный период. Впервые осуществлена реконструкция основных подсистем хозяйства, связанных с производством и добычей пищи, – скотоводство, охота, рыболовство, собирательство, а также охарактеризованы основные подсистемы хозяйства, связанные с домашними производствами, – камнеобработка, косторезное дело, гончарное и скорняжное производство, деревообработка.
На примере анализа предметов мобильного искусства удалось определить особенности изобразительной деятельности, выявить отразившиеся в них аспекты хозяйства. Реконструкция основных этапов горнорудного дела, металлургического производства и металлообработки также осуществлена впервые. В работе содержится характеристика таких элементов культуры жизнеобеспечения, как жилища и пища, собраны и обобщены сведения о природно-климатических условиях региона в рассматриваемый период. Впервые выделены и обоснованы хозяйственно-культурные типы населения степного и лесостепного Обь-Иртышья второй половины III – первой четверти II тыс. до н.э. На основе конкретных материалов выявлены особенности соотношения понятий «археологическая культура» и «хозяйственно-культурный тип».
Таким образом, представлена целостная концепция хозяйственно-культурного развития региона в обозначенных территориально-хроно-
логических рамках, основанная на комплексном анализе всех доступных групп источников, с привлечением естественно-научных данных. Проведенное исследование позволило выявить культурно-хозяйственную вариативность населения, выявить факторы, определившие специфику различных хозяйственно-культурных типов. Исследование опирается на большой массив нового, не введенного ранее в научный оборот материала, значительная часть которого получена в ходе самостоятельных полевых изысканий.
Практическая значимость работы. Материалы и результаты исследования были использованы при создании обобщающих научных трудов по древней истории Западной Сибири и сопредельных территорий, а также в разработке спецкурсов для студентов исторических факультетов вузов. Среди учебных курсов, разработанных с использованием результатов исследования, можно отметить: «Сохранение и использование культурного наследия Алтая»; «Историко-культурное наследие Алтая»; «Историко-культурные маршруты Алтая»; «Металлургические провинции и очаги металлопроизводства Северной Евразии» и др. Некоторые разделы работы могут использоваться при написании методических пособий по классификации и типологии вещевого комплекса, реконструкции отдельных элементов хозяйственных структур.
Исследования по теме диссертации неоднократно поддерживались различными научными фондами и программами: Российского гуманитарного научного Фонда (проект №09-01-00177а «Становление и развитие скотоводства на Алтае в эпоху бронзы»; проект №09-01-00178а «Горный Алтай в эпоху палеометалла: социокультурный и палеоэкономический аспекты»; проект №05-01-01183а «Алтай в системе Евразийской металлургической провинции бронзового века»); Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», гос. контракт №П1140 «Система жизнеобеспечения и производства населения Алтая в эпоху энеолита и ранней бронзы (вторая половина IV – начало II тыс. до н.э.)» и проект «Алтай в трансграничном пространстве Северной Азии (древность, средневековье, современность)» (шифр №2012-1.1-12-000-3001-017).
Апробация. Основные положения исследования были представлены на региональных, всероссийских и международных конференциях, семинарах, конгрессах и съездах в городах Санкт-Петербурге (1996, 1998, 2002; 2005; 2007; 2012 гг.), Уфе (1997 г.), Новосибирске (1999–2012 гг.), Иркутске (1996 г.), Красноярске (1997 г.), Челябинске (1997 г.), Сургуте (1997 г.), Самаре (1998–1999 гг.), Улан-Удэ (1998 г.), Волгограде (2000 г.), Омске (2000; 2003; 2007 гг.), Томске (2001; 2003; 2005; 2012 гг.), Барнауле (1997–2012 гг.); Суздале (2007 г.), Старой Руссе (2011 г.), Ховде (2012 г.), Павлодаре (2007 г.), Астане (2010), Караганде (2009) и др.
Результаты исследований, проведенных автором диссертации, отражены в 180 научных публикациях, среди которых пять монографий и одиннадцать статей в рецензируемых изданиях и журналах.
Соотношение елунинской культуры с культурами сопредельных территорий
Реконструкция хозяйственной структуры древнего населения рассматривается как один из центральных аспектов в исследованиях, оформившихся в особое направление в науке, получившее название -палеоэкономика. В отечественной археологии данная проблематика имеет не только длительную историю развития, но и часто фигурирует как ее отличительная черта. Вопросы историографии и теоретические аспекты палеоэкономических исследований, направленные на раскрытие потенциала древних хозяйственных (экономических) систем, достаточно хорошо освещены как в отечественной литературе (Бибиков, 1969, с. 5; Массой, 1976, с. 95; Косарев, 1984, с. 5-25; Гоголина, 1997; Бобров, Михайлов, 1997, с. 8; Гололобов, 1996; 1998; Матвеева, 2000; Бобров, Соколов, 2001, с. 3; и др.), так и в зарубежной (Крофорд, 1924; Crawford, 1951; Fox, 1932; Clark, 1939; 1977; Клейн, 2011, с. 528-552; и др.). В связи с этим мы не будем давать их подробную характеристику, остановимся лишь на тех методологических позициях, на которых построено диссертационное исследование.
Общепризнанным является системный подход в изучении палеоэкономики, который наиболее полно в археологии был разработан В.М. Массоном. Материальное производство он разделил на две большие сферы - группу производств, связанных с производством и получением продуктов питания, и группу внепищевых производств. Охота, рыболовство, земледелие и скотоводство являются для древних эпох основными формами хозяйственных систем, входящих в производства первой группы (Массой, 1976, с. 19). По мнению исследователя, одной из центральных задач любой экономической структуры является обеспечение коллективов продуктами питания высокой калорийности. Поэтому если рассматривать различные способы получения пищи как определенные хозяйственные системы, то в пределах таких систем выделяется четыре основных элемента: а) объект эксплуатации (те или иные виды растительного или животного мира); б) орудия труда (средства труда), с помощью которых осуществляется получение и обработка соответствующих продуктов питания; в) природная среда, в которой протекает хозяйственная деятельность; г) человек, основа производительных сил, центр всей системы, деятельность которого объединяет остальные элементы, а уровень интеллектуального и профессионального развития во многом определяет сам способ хозяйства.
Вторая группа производств связана с удовлетворением потребностей общества, лежащих вне сфер непосредственной добычи и производства продуктов питания. Это разнообразные домашние промыслы и ремесла, которые можно рассматривать как отдельные хозяйственные системы (Массой, 1976, с. 58). Составными элементами таких систем являются исходное сырье, орудия труда и профессиональные навыки человека, включенного в производство. Результатом этого производства является изготовленный объект - продукт, который в археологизированном виде доходит до исследователя, сохраняя в разной степени информацию о процессе производства, результатом которого он стал.
Классификация имеющихся материалов с памятников Обь-Иртышья второй половины III — первой четверти II тыс. до н.э. осуществлялась в работе по формам культурно-хозяйственной деятельности населения, оставившего тот или иной памятник. Такой подход становится возможным с учетом методологической предпосылки о тесной связи элементов материальной культуры и отраслей хозяйства (охота, скотоводства, рыболовство, земледелие) в традиционном обществе.
Применительно к археологическим источникам необходимо учитывать то обстоятельство, что элементы, сопутствующие разным хозяйственным отраслям в системе жизнеобеспечения и производства древнего общества, различным образом находят отражение в археологическом материале. Это связано с особенностями орудий, необходимых для той или иной формы хозяйственной деятельности, и вытекающей отсюда спецификой их археологизации. Определенное значение имеет количество и разнообразие орудий труда или их отдельных деталей, выполненных из материалов, которые хорошо сохраняются во времени. Для обеспечения некоторых форм хозяйства использовались преимущественно средства труда из органических материалов (дерево, кожа), поэтому они вообще могут не найти отражение в археологическом материале. Однако это не свидетельствует об отсутствии или малой значимости таких отраслей хозяйствования. Реконструкция в таком случае обеспечивается на основании анализа отходов таких производств и их использовании в иных формах хозяйственной деятельности в качестве сырья. В связи с этим при оценке роли и значения тех или иных форм хозяйственно-культурной деятельности необходим учет всех имеющихся археологических сведений (наличие сырья, орудий, продуктов и отходов производства, естественно-научные данные по реконструкции палеоэкологии и проч.).
Охотничий промысел
Основными орудиями нанесения орнамента у елунинских мастеров выступали с различными вариациями - гребенка и палочка, особенности морфологии которых определяли приемы нанесения орнамента - «шагающая гребенка», «гребенчатая качалка» и, соответственно, «отступающая палочка», «прочерченная палочка». Данные группы приемов и способов орнаментации характеризуют, по нашему мнению, две орнаментальные традиции в елунинском керамическом комплексе. По способу движения орнаментира по поверхности сосуда, традиции можно обозначить как «шагающая» и «отступающе-прочерченная».
О том, что керамика, украшенная палочкой и гребенкой, характеризует разные орнаментальные традиции, говорят следующие наблюдения. Во-первых, способы нанесения основного орнамента палочкой и гребенкой, за редким исключением, не встречаются на одном сосуде. Во-вторых, насколько можно судить по археологически целым сосудам, традиция украшать посуду в технике «отступающей палочки» присутствуют на сосудах, преобладающим композиционным построением орнамента на которых, являются сплошные горизонтальные линии по всему тулову, без разделения на зоны. Отметим, что подобные приемы орнаментации характерны и для памятников Среднего Прииртышья эпохи ранней бронзы. Вопрос о соотношении так называемого «логиновского» типа керамики, для которого характерна техника «отступающей палочки» и «кротовского» - посуда украшенная «шагающей гребенкой» решается неоднозначно (Молодин, Глушков, 1989, с. 108; Стефанова, 1986, с. 42).
Наши исследования показали, что «отступающе-накольчатая» керамика, пусть даже и в малых количествах, но все же присутствует в большинстве керамических комплексах лесостепного и степного Обь-Иртышья, в которых отмечена посуда, орнаментированная «шагающей гребенкой». Это правомерно не только для поселенческих комплексов, но что очень важно, и для погребальных. Материалы елунинской культуры как поселенческие, так и погребальные свидетельствуют о культурной идентичности керамики орнаментированной «отступающей палочкой» и «шагающей гребенкой». Полностью данный тезис подтверждается материалами памятника Телеутский Взвоз-1. Об этом свидетельствуют как планиграфия, погребальный обряд, так и вещевой материал, зафиксированный в погребениях с керамикой обоих типов. Более того, на одном из сосудов зафиксировано сочетание горизонтальных рядов, выполненных «отступающей палочкой» и «шагающей гребенкой», то есть присутствие двух ч традиций на одном сосуде (рис.51.-2), подобный случай зафиксирован и в керамике поселения Березовая Лука (рис. 42.-3).
В посуде елунинской культуры, таким образом, выделяются две орнаментальных традиции, которые, вероятнее всего, отражают разные компоненты, принявшие участие в формировании елунинской манеры декорирования. Для «отступающе-накольчатой» традиции свойственна орнаментация посуды «отступающей палочкой» и «протащенной палочкой». Вторая - «шагающая» - характеризуется керамикой, украшенной «шагающей гребенкой», «гребенчатой качалкой». При характеристике елунинского керамического комплекса следует учитывать, что такие приемы орнаментации как «насечки», «гребенчатый штамп», «пальцевые вдавлення», «ложный текстиль», «жемчужник» и некоторые другие не характерны для него. Небольшой процент некоторых из вышеперечисленных способов декорирования на елунинской посуде может объясняться культурными контактами, с одной стороны, и, с другой - использованием некоторых из них для украшения только определенной зоны сосуда. Например, пальцевые вдавлення отмечены только на срезе венчика. Кроме керамики, среди диагностируемых типов вещей выделены оригинальные костяные наконечники стрел с характерно выраженным упором для древка, в виде сужения в нижней части пера, каменные черешковые наконечники стрел, последние, впрочем, имели более широкое распространение (Грушин, 2001а; Кирюшин, Грушин, Тишкин, 2002в).
С учетом данных критериев, необходимо обратится к материалам некоторых памятников Обь-Иртышья, культурная принадлежность и хронология которых определена исследователями не вполне корректно. К таким комплексам относятся разрушенные погребения у с. Бураново (Морозов Лог) и с. Нижняя Суетка. А.П. Уманский первоначально материалы из с. Бураново датировал поздним энеолитом и высказал предположение об отношении их к окуневской археологической культуре (Уманский, 1972, с. 31). В своей работе 1992 г., посвященной публикации данных материалов, исследователь убедительно доказал, что эти материалы по времени предшествуют памятникам андроновской культуры. Автор, синхронизируя комплексы из сел Бураново и Нижняя Суетка, отказался от первоначальной идеи об окуневской принадлежности данных погребений. Анализируя материалы, исследователь отнес эти памятники к новой археологической культуре, существовавшей в лесостепной зоне Алтая в эпоху ранней бронзы синхронной самусьскои, окуневскои и кротовскои, однако, отличной от последних (Уманскии, 1992, с. 24). В более поздней своей работе, публикуя материалы из с. Нижняя Суетка А.П. Уманскии относит эти памятники к археологической культуре, отличной и от елунинской (Уманскии, 1995, с. 55).
Сопоставление находок из погребений Бураново и Нижняя Суетка с материалами эталонных памятников елунинской культуры - поселения Березовая Лука и грунтовых могильников Телеутский Взвоз-I, Староалейка-II, Цыганкова Сопка-П, позволило отнести их к елунинской культуре (Грушин, 2001а, с. 84-89). Об этом свидетельствуют такие диагностирующие признаки как костяные черешковые наконечники стрел четырех-, шести-, восьми- и девятигранные в сечении пера с наличием плеча-упора для древка. Они известны в комплексах из с. Бураново, Нижняя Суетка, Телеутский Взвоз-1, Староалейка-И. Часть таких наконечников в материалах, Бураново и Телеутский Взвоз-I имеют в нижней части пера сужение. Как уже было отмечено выше, такой элемент рассматривается нами как культурный индикатор для елунинских памятников.
Камнеобработка, скорняжное производство, деревообработка
При определении минимального количественного объема выборки для получения достоверной информации, отражающей структуру кухонных остатков на поселении, называется цифра 400 определимых костей (Антипина, 2003, с. 16) или 200-300 экз. (Косинцев, Стефанов, Труфанов, 1989). Такие показатели достаточны для определения видового состава животных наиболее значимых в хозяйстве конкретного поселения и реального соотношения их костей в кухонных остатках. Также существует мнение, что количественное соотношение разных видов скота, выявляемое по костям домашних животных в культурных слоях древних поселений, не соответствует их истинному соотношению в реальном стаде. Так, например, воспроизводство МРС идет более быстрыми темпами, чем коров и лошадей и поэтому необходимы поправки и коэффициенты. Среди специалистов нет единого мнения по вопросу о методике оценки. Большинство исследователей, в частности М.Ф. Косарев, считают, что более объективную картину численного соотношения разных видов скота в реальном стаде дают количественные соотношения костных остатков домашних копытных по «числу особей» (Косарев, 1984, с. 55), однако специалисты в области палеозоологии констатируют, что для изучения кухонных остатков наиболее адекватным является использование абсолютного числа костей конкретных видов, а для ритуальных или иных комплексов, включающих целые скелеты, их части более информативным является число особей (Антипина, 2003, с. 19).
Реальная картина, безусловно, была более сложной. Не всегда правомерно напрямую экстраполировать соотношения домашних видов животных с истинным составом стада. Такая ситуация возможно лишь в исключительных случаях: адекватные условия археологизации костного материала, автономность, изолированность поселка, натуральный характер его хозяйства (все разводимые животные забивались и съедались). В большинстве же случаях остеологическая выборка может быть результатом самых различных факторов, которые археологи не всегда могут уловить. Среди них не только особенности воспроизводства тех или иных видов животных, но и особенности археологизации костных остатков, характер товарообменных операций (скот мог выступать в качестве обменного эквивалента), что, в конечном счете, могло существенным образом сказываться на конечном процентном соотношении костей разных видов домашних животных в археологических отложениях. Тем не менее, палеозоологические данные рассматриваются как наиболее существенные источники по реконструкции древнего хозяйства, поэтому их использование оправдано.
Возможности реконструкции древнего стада остаются, и для их реализации требуется решения нескольких задач. Первая из них - это переход от выборки кухонных остатков к относительным объемам мясной продукции. Для подсчета объема мяса необходимо ввести переменную, которая фиксирует разницу в весе - кратность веса туш - у разных животных (Антипина, 2006, с. 339). На этом этапе реконструкции необходимо убедится в том, что изучаемый материал не является результатом торговых поставок мяса, а отражает состав стада, содержащегося на поселении, и съедены там же. Для этого необходимо использовать данные по другим формам хозяйственной деятельности на поселениях, а также такие показатели как размеры и пределы изменчивости отдельных видов, указывающие на условия содержания и кормления (Антипина, Лебедева, 2005, с. 72).
Следующий показатель, который необходимо выяснить для успешной реконструкции это характер и формы использования различных видов животных. Для этого требуется археозоологический анализ возрастной структуры забитого на поселении скота (Там же, с. 340). Для получения модели близкой к реальному составу стада необходимо использование всех обозначенных выше показателей и только при их наличии можно говорить о ее достоверности с учетом имеющегося на сегодняшний день методического инструментария.
В ходе работы с остеологическими определениями мы пришли к необходимости введения двух дополнительных специальных показателей -коэффициента «сохранности скелетов» и коэффициента «утилизации», которые могут указать, на усредненную характеристику интенсивности использования продуктов животноводства (прежде всего, кости) по каждому виду животных. Для расчета коэффициента «сохранности» автором была разработана специальная формула:
Продукция металлургии и металлообработки
Исходя из характерных особенностей использования материала, следов обработки и их последовательности процесс изготовления наконечников, на первых этапах, связан с расчленением трубчатой кости на узкие и относительно длинные пластины (рис.72.-2,3). Следующий этап был направлен на придание заготовки необходимого сечения пера будущего изделия: четырехугольное, многогранное, округлое. Эти процедуры осуществлялись шлифовкой или металлическим ножом. После этого оформлялось «жало». Последней стадией морфологического оформления изделия становилось оформление плеча-упора для древка и черешка, которое осуществлялось подрезкой металлическим ножом. После этого производилось окончательная «доводка» изделия путем шлифовки.
Культурно-диагностическим типом елунинских наконечников стрел являются многогранные черешковые изделия с наличием упора для древка в виде сужения в нижней части пера и плеча-упора (наконечники 1 раздела по разработанной нами классификации). Появление такой морфологически выраженной части наконечника как упор, определяется особенностями оформления насада. После оформления сечения предполагаемого изделия и «жала», в противоположной части заготовки, на месте будущего насада производилось заострение заготовки на конус. В заключительной стадии морфологического оформления изделия - оформление плеча-упора для древка, осуществлялось ниже линии начала сужения пера в сторону черешка, образуя тем самым на готовом наконечнике упор в виде сужения в нижней части пера (рис.72.-3). В коллекции костяных предметов с поселения Березовая Лука и Колыванское-1 имеются заготовки для производства наконечников стрел (рис.73). На одном изделии насечка маркирует участок оформления плеча-упора и черешка (рис.73.-5).
Некоторые изделия имеют индивидуальный морфологический облик за счет особого оформления упора для древка, в некоторых случаях он делался относительно других частей наконечника - пера и черешка длинным (рис.74. 3) или наоборот очень коротким (рис.74.-2). Отмечены также особые случаи морфологического оформления упора. Сечение упора на некоторых изделиях не совпадает с сечением пера по количеству граней (рис.74.-4,5), либо по расположению граней на упоре и пере относительно друг друга (рис.74.-6).
Интересной особенностью некоторых наконечников является оформление упора в нижней части пера в виде двух противопоставленных вершинами конусов, причем конусы могут быть как равновеликими (рис.74.-7-9), так и - нет (рис.74.-10). В ряде случаев подобное оформление упора наконечника можно рассматривать как дополнительный функциональный элемент для крепления наконечника к древку (рис. 74.-11).
Кроме наконечников, пластины из трубчатой кости использовались и для изготовления орнаментиров. Для этого на одном краю пластины оформлялись зубцы. Такой зубчатый инструмент использовался в гончарном производстве для украшения сосудов. Подобное орудие обнаружено на поселении Березовая Лука (рис.75.-1).
Использование осколков трубчатой кости для производства орудий труда. Наиболее распространенным орудием, изготавливаемым из осколков трубчатой кости с приостренным краем, являлись проколки. Данная категория в большом количестве представлена орудиями, обнаруженными на поселении Березовая Лука (рис. 76). Они имели один заостренный край, чаще всего сильно заглаженный. Количественно таких предметов на поселении обнаружено более 150 экз. По характеру рабочего края их можно разбить на две группы: - орудия с острым игловидным рабочим краем (Кирюшин, Грушин, Тишкин, 2011, цв. вклейка, фото 5.-1); - предметы с рабочим краем в виде приостренной лопаточки (Там же, цв. вклейка, фото 5.-1). На поселении обнаружены также небольшие предметы, изготовленные из костяных отщепов, в процессе работы их зажимали пальцами (рис.75.-4).
Данные предметы, вероятно, были предназначены для шитья кожи и шкур. Часть изделий использовались в качестве кочедыков для плетения и как орнаментиры для украшения глиняной посуды (для нанесения орнамента в технике «отступающая палочка»).
Для елунинского косторезного дела было характерно несколько вариантов раскроя и расщепления трубчатой кости. Расчленение трубчатой кости начиналось с удалением эпифизов, которое осуществлялось, описанным выше способом при получении костяных трубочек. Из диафиза при расчленении могло получаться либо четыре узкие и длинные пластины, либо два широких полуцилиндра. После чего они могли использоваться для изготовления орудия, либо делиться на более мелкие заготовки в зависимости от задуманного изделия (рис.77).
Плоская кость. Кроме трубчатой кости в качестве сырья для косторезного производства в практики елунинских мастеров широко применялась плоская кость. К этой группе относиться лопатки, череп, таз и длинные изогнутые кости -ребра (Акаевский, 1968, с. 28; Бородовский, 1997, с. 65).
