Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Отечественная историография истории костюма 17
1. Костюм в этнографических исследованиях 17
2. Костюм в археологических исследованиях 21
Глава II. Методические подходы к изучению костюма 30
1. Методика изучения этнографического костюма 30
2. Методика изучения археологического костюма 33
Глава III. Элементы чегандинского костюма 57
1. Головной убор 57
2. Шейно-нагрудные и наручные украшения 103
З.Пояс 130
4. Обувь 159
5. Органическая основа одежды 167
6. Детали, определяющие внешний вид и крой одежды 174
Глава IV. Комплексы костюма и их культурно-хронологическая интерпретация 194
Заключение 211
Список использованных источников и летературы
- Костюм в этнографических исследованиях
- Методика изучения этнографического костюма
- Головной убор
- Детали, определяющие внешний вид и крой одежды
Введение к работе
Костюм - один из наиболее важных элементов жизни человека. Вместе с жилищем, орудиями труда и производственными навыками, пищей и утварью одежда образует широкую область материальной культуры общества. Основополагающей функцией одежды, несомненно, является защитная. Наряду с этим, она является сложной знаковой системой, позволяющей различать людей по полу и возрасту, по территориальной, этнической, религиозной, социальной принадлежности. Своей символикой она несет информацию о половозрастном, социальном и имущественном статусе владельца и отражает общий уровень развития данного общества. У большинства народов различается одежда женская и мужская, взрослая, молодежная, подростковая и детская, праздничная и будничная, городская и деревенская, культовая. Все эти признаки перекликаются между собой, изменяются и образуют сложные вариации.
Костюм - это одновременно и комплекс самых разнообразных элементов, формирующих внешний облик человека: нижняя и верхняя одежда, плечевая и поясная, головные уборы, обувь, украшения. Они всегда выступают согласованно, сочетаясь друг с другом, по форме, цвету, материалу изготовления, образуя единый стилевой ансамбль. Костюм не представляет собой чего-то статичного, застывшего, это динамичная, развивающаяся система, зависящая от многих факторов: изменений в быту, экономике, обществе. Большинство изменений оставило след в комплексе народного костюма в целом (появление новых элементов), различных деталях (материал, покрой, орнамент).
Народный костюм носит ярко выраженный этнический характер. Его основополагающие элементы, как правило, являются общими для всех членов данной этнической общности. Предметы одежды, однако, перемещались вместе
с выданными замуж девушками в иноэтничную среду. Различия социального характера касались обычно лишь качественной стороны материалов, используемых для изготовления костюма.
Одновременно при наличии общих этнических черт народный костюм в каждом конкретном случае был оригинален. Ни один его элемент, даже у представителей одной возрастной и социальной группы народа, не повторял другой - они соотносились между собой кйк вариации.
Как культурная форма костюм представляет собой совокупность одежды, головного убора и обуви, которые отражают, главным образом, его утилитарные функции, а также убранства (аппликация, вышивка, пояса, украшения, амулеты, оружие, косметика, прическа). К нему же относятся и аксессуары (сумочки, кошельки, туалетные принадлежности) (Доде З.В., 2005, " с. 306).
Костюм как целостное явление представлен не только в виде \ этнографических образцов, но и в виде археологических остатков. Иногда происходит сближение обоих вариантов, что зафиксировано в скальных могильниках Кавказа, замерзших могилах Алтая или высушенных погребениях пустынь. И, если в изучении этнографического костюма уже существуют значительные наработки, то археологические материалы разработаны слабо, зачастую непоследовательно, и крупных обобщающих работ мало. Достаточно упомянуть тот факт, что по теме археологического костюма защищено на данный момент не более десятка диссертаций.
Изучение костюма древнего населения составляет большую познавательную проблему с различными аспектами: слабая изученность темы, отсутствие единых методических подходов, постоянно растущая источниковоя база. А.К. Амброз, в отзыве на кандидатскую диссертацию Б.Б. Агеева, отметил фундаментальность исследования В.Ф. Генинга по вопросам развития хозяйства и истории костюма. По его мнению (по состоянию на 1 декабря 1983 г.), В.Ф.
Генинг «надолго исчерпал обе темы» (Амброз А.К., 1983, с. 7). По прошествии 45 лет с момента написания В.Ф. Генингом своей работы и 20 лет со времени защиты диссертации Б.Б. Агеевым, можно с уверенностью констатировать, что огромный новый материал позволяет и заставляет по-новому осветить многие из традиционных тем. В первую очередь это касается истории костюма.
До сих пор, к сожалению, в распоряжении исследователей нет даже единого корпуса источников по истории чегандинского костюма - не определены принципы типологии предметов костюма (в отличие от отдельных категорий погребального инвентаря), не выделены отдельные типы и варианты деталей костюма. Без обработки полевых материалов и создания на этой основе надежного корпуса источников невозможно дальнейшее продолжение исследований, основными направлениями которых могут стать: рассмотрение истоков формирования костюма, сложения костюмных комплексов различных подразделений этноса (= археологической культуры), социальные, экономические аспекты костюма.
К настоящему времени уже накоплен значительный полевой материал из раскопок могильников в Прикамье, появились многочисленные публикации, посвященные как отдельным аспектам истории этносов, так и частным вопросам. Назрела необходимость перейти от традиционного изучения типологии вещей к комплексному исследованию костюма и попытаться охарактеризовать его по единой программе на основании всей совокупности имеющихся для пьяноборской КИО источников.
Пьяноборская эпоха - один из ярчайших периодов в истории Прикамья. За 120 лет археологического изучения пьяноборских древностей можно выделить следующие периоды, в целом соответствующие современному состоянию изученности этого вопроса (Васюткин СМ., 1968, 1969, 1996; Семенов В.А., 1978; Кантемирова Э.Ф., 2000, с. 42-43; ОконниковаТ.И., 2002):
I. Середина XIX - 50-е гг. XX вв. Этот период характеризуются фиксацией, первоначальным сбором, накоплением и частичной публикацией материалов. Исследования в данный период проводились либо отдельными лицами, либо по поручению музеев. В рамках первого периода целесообразно выделение двух этапов:
а) XIX - 20-е гг. XX вв. Первые находки, сборы, археологические раскопки, проведенные на низком методическом уровне. Частичная публикация ярких комплексов и находок.
б) 20-е гг. - 50-е гг. XX вв. Период рефлексии дореволюционной археологии. Деятельность краеведческих организаций, незначительные разведки и раскопки, проведенные учеными из столичных научных центров, теоретические обобщения накопленных до революции материалов.
II. 50-е гг. XX вв. - до наших дней. Характеризуются активным накоплением источников, появлением координирующих центров. Многочисленные новые материалы позволили выйти на качественно новый уровень обобщений. Выделяются следующие этапы:
а) 50-е гг. - 1968 г. Расширение полевых исследований, археологическая деятельность местных научных центров КАЭ, УАЭ, ИИЯЛ БФАН и КФАН, выявление и фиксация новых памятников, систематические раскопки.
б) 1968 - 1985-1987 гг. Деятельность новостроечных экспедиций. Образование НКАЭ - экспедиции, деятельность которой направлена на освоение зоны затопления Нижнекамского водохранилища, КВАЭ - крупнейшей на Урале экспедиции, исследовавшей памятники правобережья Камы. Значительное накопление материалов. Комплексный подход, широкое привлечение данных смежных наук. Постановка проблем, связанных с изучением истории коренных этносов, всесторонней характеристикой археологических культур. Создание подробной хронологии и периодизации.
в) середина 80-х гг. - до наших дней. Этап теоретического осмысления накопленного материала. Сокращение полевых исследований, связанное с прекращением финансирования, ослаблением научных центров. Создание Р.Д. Голдиной своей концепции древней истории населения Прикамья.
Точки зрения на происхождение, исторические судьбы чегандинского населения, его языковую и этническую принадлежность, хронологию и периодизацию культуры различны. Они постоянно трансформировались, в основном, в связи с накоплением нового археологического материала, исследованиями новых памятников. Автор, с некоторыми дополнениями и изменениями, придерживается точки зрения Р.Д. Голдиной, представленной в работе «Древняя и средневековая история удмуртского народа» (1999; 2004а): в результате разделения ананьинской общности образовалось две новых: гляденовская и пьяноборская. Пьяноборская культурно-историческая общность датируется III в. до н.э. - V в. н.э., охватывает территорию Среднего и Нижнего Прикамья, бассейны рр.Белой, Ика, Вятки и включает чегандинскую, кара-абызскую и худяковскую культуры.
По мнению Р.Д. Голдиной, ранний этап чегандинской культуры (II 1-І вв. до н.э.) обозначен стадиями А и Б, выделенными В.Ф. Генингом (1970). Материалы этого времени известны на могильниках Чеганда II, Ныргында II, Икском, Юлдашевском, Кушулевском III, Чиатавском, Камышлытамакском, Уяндыкском I. Конец раннего этапа - рубеж эр - определен некоторыми изменениями в материальной культуре (В.Ф. Генинг, 1970, рис. 20). В это время заканчивает функционировать Икский могильник и основываются могильник Ныргында I и два самых крупных некрополя чегандинской культуры -Сасыкульский I-III вв. н.э. (415 захоронений) и Тарасовский I-V вв. н.э. (1880 могил). Поскольку наиболее четко в рамки раннего этапа укладываются материалы Икского могильника, предложено называть эту стадию икской
(эллинская по М.Г. Худякову - А.П. Смирнову) (Голдина Р.Д., 1987в; 1993; 1999, с. 206-277; 2004а, с. 200-269).
Средний этап культуры (стадии В и Г по В.Ф. Генингу, 1970) датируется I-II вв. н.э. До конца периода продолжали использоваться могильники Чеганда II, Ныргында II, Чиатавский, Камышлытамакский, Юлдашевский, Кушулевский III и др. Наиболее полно материалы этого этапа представлены в Афонинском могильнике, можно обозначить его как афонинский (римский по М.Г. Худякову - А.П. Смирнову) (Голдина Р.Д., 1987в; 1993; 1999, с. 206-277; 2004а, с. 200-269).
Заключительный этап развития чегандинской культуры - мазунинский (период Великого переселения народов по М.Г. Худякову - А.П. Смирнову) -датируется, как показали исследования В.Ф. Генинга и Т.И. Останиной, III-V вв. н.э. Р.Д. Голдина склонна признать генетическую связь чегандинского и мазунинского населения (Голдина Р.Д., 1987в; 1993; 1999, с. 206-277; 2004а, с. 200-269).
Работа с материалами конкретных погребальных комплексов заставляет внести некоторые коррективы в датировку памятников, предлагаемых авторами раскопок. Практически на всех могильниках обнаружены привозные вещи, речь идет, прежде всего, о бусах, в том числе из египетского фаянса, и фибулах. Вследствие обнаружения таких украшений, данные памятники нужно относить ко времени после рубежа эр. Датировки, предлагаемые археологами, раскопавшими могильники, нельзя признать удовлетворительными. Вследствие изначального посыла часть памятников датирована слишком широко, часть -неоправданно удревнена.
Ввиду всего вышесказанного, возможно разделить материал, использованный в работе, только на два периода: ранний, объединив выделенные Р.Д. Голдиной икскую и афонинскую стадию (И в. до н.э. - III в. н.э.), и поздний (III-V вв. н.э.). Именно в этих двух хронологических срезах и
будет рассмотрена история костюма для выявления динамики его развития. Поздний период утвердился в литературе под названием мазунинского/бахмутинского, независимо, считают ли его исследователи периодом, этапом или самостоятельной культурой. Ранний период не имеет столь определенного наименования. Исходя из концепции Р.Д. Голдиной, он не может именоваться ни чегандинским, ни пьяноборским, так как это таксономические уровни более высокого порядка. Практически все исследователи продолжают придерживаться названия «пьяноборские», применительно к древностям II в. до н.э. - III в. н.э. Вопрос терминологического обозначения не принципиален и для данного исследования, он является приоритетным только для отдельных исследователей. Под названиями «пьяноборские», «мазунинские», «бахмутинские» чаще всего в работе фигурируют отдельные типы вещей, для которых эти термины являются общепризнанными (например, «пьяноборские шейные подвески», «мазунинские ножны» и пр.). Ранний период фигурирует под названием раннечегандинского, поздний - мазунинского.
Охвачен весь регион древностей чегандинской культуры пьяноборской КИО - бассейн р.Камы: в районах устья рр.Ика, Белой, Тулвы - на левобережье, рр.Ижа, Сивы - на правобережье. Часть памятников этой территории, относящихся к чегандинской культуре, рассматривались автором только с целью ознакомления с материалами. Это связано с незаконченностью исследований на них, недоступностью материалов в полном и необходимом для исследования объеме или с неоднозначной трактовкой их датировки и культурной принадлежности.
Объектом исследования являются остатки деталей одежды (фрагменты меха, ткани, кожи) и ее декора в виде бляшек, накладок, бус, пронизок, застежек. Дополнительно рассматривались предметы вооружения и хозяйственной деятельности, такие как мечи, кинжалы, оселки, ножи, которые
хоть напрямую не относятся к одежде, но они крепились на поясе, составляя единый ансамбль.
Предметом исследования является костюм населения чегандинской культуры.
Целью работы является реконструкция костюма населения чегандинской культуры в Прикамье. Для достижения основной цели исследования, автором решаются конкретные взаимосвязанные и взаимообусловленные задачи:
1. Охарактеризовать состояние и степень изученности темы.
2. Определить методологические подходы к решению вопросов реконструкции костюма.
3. Выявить и охарактеризовать основные части чегандинского костюма, создать корпус источников по костюму прикамского населения II в. до н.э. - V в. н.э. При этом необходимо определить основные принципы типологии, выделить характерные детали костюма и варианты их оформления. Имеющийся, археологический материал позволяет достаточно достоверно реконструировать наиболее типичные костюмные комплексы.
4. Выделить комплексы традиционного костюма и украшений населения чегандинской культуры на основе обобщения обработанных материалов, а также с применением статистических методов; картографировать их; наметить пути дальнейших исследований и их проблематику. Последнее производилось на основе типологической классификации элементов костюма и сводилось в конечном итоге к выделению ареалов распространения конкретных их типов и вариантов.
Несмотря на долгую историю изучения костюма (об одежде населения говорится практически в любой специальной работе) по археологическим данным, крупных обобщающих работ в отечественной науке немного, и степень изученности темы можно признать неудовлетворительной. Чаще всего рассматривался костюм народов, имевших, помимо археологических, близкие
этнографические свидетельства или письменные данные путешественников (скифы, славяне). Причем подавляющее большинство работ рассматривает мелкие костюмные аксессуары, а не одежду в целом. Серьезному изучению подвергались истоки возникновения одежды (эпоха палеолита, в том числе и благодаря находкам в Сунгири); костюм ираноязычных кочевников (культуры степной бронзы; скифов и сармат; пазырыкцев). В Прикамье изучалась одежда раннего железного века (ананьино), раннего (ломоватово - роданово) и развитого средневековья (предки коми, мари, удмуртов). Костюм пьяноборской эпохи главным образом рассматривался в контексте диссертационных исследований по материалам отдельных «богатых» захоронений. Последняя обобщающая работа, содержащая главу, посвященную облику одежды чегандинской культуры, была написана В.Ф. Генингом в 1958 г. и опубликована в 1963 и 1970 гг. (Генинг В.Ф., 19636; 1970).
Методологической основой работы является комплексный подход. Он подразумевает: а) использование массовых находок, систематизацию данных; б) стремление к всестороннему охвату памятников; в) привлечение комплексов источников других наук - исторических (письменных), этнографических, антропологических, лингвистических (язык, фольклор и др.); г) выявление в истории древнего населения узловых моментов, отражающих качественные изменения в хозяйстве и обществе. Для правильного решения задач, стоящих перед исследователем необходимо брать: а) большой хронологический диапазон, включающий несколько стадий, этапов, чтобы рассмотреть явление в исторической перспективе; б) охватить большой регион, позволяющий рассмотреть объект со всеми его локальными особенностями. (Генинг В.Ф., 1982, с. 170-180; Равдоникас В.И., 1995).
Для решения конкретных задач применялись обще- и частнонаучные методы; сравнения, аналогий, этнографических параллелей, картографирования, типологический, реконструктивный.
Источниковой базой исследования являются оригинальные материалы раскопок памятников. Автором были изучены остатки предметов костюма из погребений 80 могильников (табл. 1), относящихся к чегандинскои культуре пьяноборской КИО и содержащих более 7373 захоронений. Они представительны в различной степени и содержат от одного до 1880 погребений (Таблица I).
Степень изученности анализируемых могильников различна. Благоприятным фактором изучения могильников именно чегандинскои культуры является их практически полная опубликованность. Однако, в различном объеме. Чаще всего авторы представляли в печать только описания погребальных комплексов и типологию инвентаря, иногда даже только характеристику погребального обряда и инвентаря (Таблица II). Задачи данного исследования поставили необходимость ознакомления с архивными планами могил. Работа написана на материалах полевых исследований на территории Удмуртии, Татарии, Башкирии, Кировской, Пермской областей, проведенных АЭ БГУ, АЭ БГПУ, АЭ ГАИМК, АЭ ИЯЛИ КФАН, АЭ УРМ, БАЭ, КАЭ, КВАЭ, НКАЭ, РАЭ, УАЭ и другими. Руководство раскопками осуществляли Б.Б. Агеев, О.А. Арматынская, Л.И. Ашихмина, Л.А. Беркутов, В.А. Бернц, СМ. Васюткин, Н.В. Водолаго, Н.Г. Гарустович, В.Ф. Генинг, Р.Д. Голдина, Г.Н. Журавлева, С.Э. Зубов, В.А. Иванов, Е.П. Казаков, О.А. Казанцева, В.К. Калинин, А.В. Коновалов, К.И. Корепанов, Н.А. Мажитов, Л.А. Наговицын, Ф.Д. Нефедов, Г.Т. Обыденнова, Т.И. Останина, Н.Б. Попова, А.Х. Пшеничнюк, Н.Л. Решетников, В.А. Семенов, А.А. Спицын, П.Н. Старостин, В.Е. Стоянов, A.M. Султанова, Ф.А. Сунгатов, Ф.М. Тагиров, М.Г. Худяков, Е.М. Черных, А.П. Шокуров, Т.К. Ютина. Сбор материала происходил в архивах БГУ, БГПУ, ИА РАН, ИИКНП, КА ПГУ, МА КГУ, МИКНСП, НМРТ, НМУР, ПНИАЛ УрГУ, ПОКМ, УНЦ РАН, ЦЭИ МАЭ УНЦ РАН, УИИЯЛ, личных архивах авторов раскопок и исследователей (А.Н. Султановой, Б.Б. Агеева, Д.Г. Бугрова,
Г.Н. Журавлевой, Н.А. Лещинской, П.Н. Старостина, А.Х. Пшеничнюка, Н.Л. Решетникова); обработаны коллекции, хранящиеся в Национальном музее РТ (г.Казань), Музее древней и средневековой истории Камско-Вятского междуречья УдГУ (г.Ижевск), Музее истории и культуры народов Среднего Прикамья (г.Сарапул), Центре этнологических исследований и музее археологии и этнографии УНЦ РАН (г.Уфа), Национальном музее УР им. К. Герда (г.Ижевск). В связи с этим, хочется высказать огромную благодарность всем исследователям, предоставившим возможность ознакомления с неопубликованными материалами, хранителям музейных коллекций и архивных собраний за благожелательное отношение, проявленное к автору в процессе сбора материала, а также всем специалистам, помогавшим советами и художникам, без которых данная работа не могла бы состоятся.
Для дальнейшего исследования были отобраны захоронения с сохранившимся первоначальным расположением орудий труда, оружия, украшений, деталей костюма относительно останков умершего, включая все случаи с несохранившимся костяком, но сохранившимся порядком расположения вещей. Поскольку различные погребения содержат разный объем информации, количество учтенных захоронений разнится для каждой категории инвентаря. В частности, в случае разрушения только части погребения, материалы, сохранившиеся in-situ, учитывались. Расположение различных деталей, относящихся к костюму, фиксирует предполагаемые несохранившиеся части одежды и позволяет сделать предположения об их составе и покрое. В погребениях выделены зоны, соответствующие основным частям костюма: головному убору, самой одежде, включая зоны оформления ворота, нагрудной части (и отдельно детали нагрудника), пояса, украшения рук, обуви. Выделяется также группа органических остатков костюма, а также отпечатки текстиля на металле. Для некоторых памятников имеются антропологические определения,
которые учитывались при характеристике комплексов и приведены в Таблицах V и VI.
В качестве дополнительных источников привлекались данные этнографии и находки глиняной пластики с поселений этого периода. Керамические изделия, интерес к которым проявился после публикации Л.А. Беркутовым его находок с прикамских городищ, большинством исследователей интерпретируются как антропо-зооморфные, а налепной и ногтевой орнамент трактуется как изображения одежды (Беркутов Л.А., 1914; Збруева А.В., 1952; Иванов В.А., 1976, .Колобова Т.А., Черных Е.М., в печати).
Необходимо также отметить круг аналогий, используемых автором в процессе работы. Для большинства отделов костюма в качестве аналогий выбраны ананьинские, азелинские, кара-абызские, скифские, балтские древности, а также этнографические параллели с современным удмуртским населением и народами Сибири. Данный выбор объясняется двумя основными факторами. Во-первых, историческими судьбами прикамских племен -происхождением пьяноборской культуры от ананьинской, и включением, по мнению Р.Д. Голдиной (1987в, 1993, 1999, 2004а), в рамки пьяноборской культурно-исторической общности кара-абызской, азелинской культур. Кроме того, данные памятники - явления синхронные по времени и содержат яркие погребальные комплексы с обилием костюмных материалов. Второе обстоятельство связано со степенью изученности археологического костюма у различных народов в разные периоды. Наиболее исследованными, на сегодняшний день являются комплексы и отдельные предметы одежды представителей культур скифского и балтского мира.
Научная новизна исследования состоит в том, что наряду со вводом новых археологических материалов, . их интерпретацией, были представлены и апробированы на конкретном материале новые методические подходы к решению поставленных проблем изучения археологического костюма,
определению принципов типологии отдельных элементов, предложена новая трактовка эволюции традиционного костюма прикамского населения.
Научная и практическая значимость работы состоит в более полном освещении одного из периодов в истории развития прикамского костюма. Выводы диссертации могут быть использованы при написании работ по древней истории Удмуртии и Урала, в лекционных курсах и при оформлении экспозиций в музеях. Созданный корпус источников поможет в будущем решать ряд вопросов исторического порядка, в частности, проблемы формирования общенационального костюма как части национальной культуры, реконструкции этнических процессов в ранние периоды истории.
Основные результаты и выводы работы были представлены на региональных, общероссийских и международных конференциях в Пензе, Челябинске, Казани, Омске, Уфе, Екатеринбурге, а также в представленных в печать и опубликованных работах, общим объемом около трех печатных. листов.
Структура работы обусловлена поставленными задачами. Она состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы, текстовых (Приложение I) и графических (Приложение II) приложений. Учитывая вариативность археологических остатков костюма, традиционным (см. напр. работы Л.С. Клочко, Н.Б. Крыласовой и многих других) является описание его элементов последовательно по каждому погребению. Основные параграфы работы изложены по следующей схеме: 1) краткая характеристика изучаемого явления; 2) принципы классификации; 3) иллюстрации классификационных схем и реконструкция и характеристика выделенных типов и вариантов основных элементов костюма самостоятельно по периодам (ранний и поздний); 4) эволюция костюма и его элементов по отдельным категориям. Костюм - как живого, так и археологизированного этноса, по сути - явление одного порядка, различия заключаются лишь в степени сохранности. Исходя из этого, различия
в аналогиях в этнографическом и археологическом материале кажутся несущественными. Описание явлений сопровождается иллюстративным материалом, представленным в приложениях: рисунки, графические реконструкции, карты. Таблицы иллюстраций можно условно разделить на основные и вспомогательные. К основным относятся реконструкции предметов одежды и костюмов, типологические таблицы, иллюстрации, служащие обоснованием основных положений автора диссертации, карты. К вспомогательным - изображения дополнительных аксессуаров костюма. Карты сопровождаются типологическими таблицами, помещенными либо непосредственно на них, либо отдельно в приложении. Подрисуночные подписи, даты, названия местностей даны в соответствии с имеющейся научной документацией. В подрисуночных подписях отражены источники, использованные автором при компоновке таблиц, с конкретным указанием их происхождения в соответствии со списком использованной литературы. В случае отсутствия ссылки - рисунок выполнен автором самостоятельно или с помощью художников. Все реконструкции костюма выполнены автором с помощью Л.И. Липиной.
Костюм в этнографических исследованиях
Народный костюм, как предмет специального исследования, наиболее полно представлен в этнографической литературе. Это в равной мере касается и костюма древних предков удмуртов, к которым большинство авторов относят чегандинские племена (Голдина Р.Д., 1987в; Атаманов М.Г., 2001, с. 178-191; 2005, с. 129). В целом, этнографические исследования строятся по единой, давно сложившейся схеме. В описании последовательно излагается комплекс костюма и его декора сверху вниз. При этом в отечественной историографии наибольшее признание завоевал подход, при котором классификация основывается на распластанном крое. Принципиальными для данного исследования являются основные методические подходы, применяемые в этнографическом описании костюма, поэтому характеристики отдельных работ, по возможности, сведены к минимуму.
Первые краткие сведения об одежде прикамского населения появляются в XVIII в. Самые ранние данные по составу костюмного комплекса, названиям, цветовой гамме зафиксированы в 1726 г. в полевом дневнике Д.Г. Мессершмидта (Напольских В.В., 2001). В работах участников «академических путешествий», Г.Ф. Миллера, И.Г. Гмелина, П.С. Палласа, И.Г. Георги, содержится информация об одежде, прическах. Наибольшее внимание исследователей привлекал головной убор местного населения - очень яркий и разнообразный, имеющий множество вариаций. Г.Ф. Миллер описал головной убор, прическу, верхнюю одежду удмурток, а также возрастные особенности костюма (Миллер Г.Ф., 1791). П.С. Паллас, путешествовавший во главе Физической экспедиции 1768-1774 гг., оставил описание костюма (Паллас П.С, 1788), а И.Г. Георги зарисовал удмуртку в традиционном костюме (Георги И.Г., 1799; Крюкова Т.А., 1973, рис. 1). Составленное им описание содержит новую информацию о поясных украшениях, об особенностях ношения головного убора зимой. Во второй половине XVIII в. П.И. Рычков оставил описание вышивки и головного убора закамских удмуртов (Рычков П.И., 1770, 1772). По мнению И.А. Косаревой, описания одежды, составленные в этот период, очень кратки, иллюстрации неточны, и в целом до середины XIX в. информация крайне фрагментарна и не создает целостной картины (Косарева И.А., 2000, с. 10).
Работы, появившиеся во второй половине XIX - начале XX вв., более основательны и подробны. Г.Н. Потанин в работе об удмуртах Елабужского уезда уделил большое внимание женским украшениям, дав их описание, терминологию и указав способ ношения (Потанин Г.Н., 1884).
В конце XIX в. большой вклад в изучение одежды северных удмуртов внес И.Г. Первухин. Он описал различные предметы одежды и обуви, входивших в приданое невесты, зафиксировал их названия (Первухин Н.Г., 1888-1890).
Удмуртам Казанской губернии посвящена монография Д.Н. Островского. Автор дает терминологию составных частей костюма, приводит способы ее изготовления, рассматривает варианты украшений женского костюма по выделенным возрастным группам (Островский Д.Н., 1873). Однако, большинство работ, посвященных этнографическому описанию удмуртов, не содержат информации о покрое элементов костюма.
Итоговой работой, посвященной удмуртскому костюму, явилась монография В.Н. Белицер, в которой уделено большое внимание систематизации сведений о женской одежде, головных уборах, украшениях, орнаменте. Впервые была предпринята попытка выделить отдельные костюмные комплексы удмуртов (Белицер В.Н., 1951). Автор поставила задачу проанализировать народный костюм, как зеркало этнического своеобразия. В.Н. Белицер обобщила литературные сведения, материалы музейных коллекций, а также данные, полученные ею в результате собственных полевых исследований. Большое внимание уделено систематизации сведений о женской одежде, украшениях. Всего исследовательницей выделено 5 комплексов одежды различных групп удмуртов: 1) северный, 2) южный, 3) центральный и восточный, 4) бесермянский, 5) комплекс, распространенный за пределами, Удмуртии.
На материалах музейных коллекций построила свою работу Н.И. Гаген-Торн. За основу ее классификации было взято изменение покроя рубахи во времени, при этом не учитывались локальные особенности (Гаген-Торн Н.И., 1960).
Исследованием орнамента традиционной одежды занимались Т.А. Крюкова (1973), К.М. Климов (1988), Л.А. Молчанова (1999), различные варианты одежды зафиксированы С.Н. Виноградовым. В статьях С.Н. Виноградова содержится информация о терминологии народных узоров, орнаменте, приведены схемы орнаментальных фигур (Виноградов С.Н., 1974). Л.А. Волкова на основе обзорного анализа коллекции металлических украшений из собрания НМУР предприняла попытку выявления их истоков в археологических памятниках (Волкова Л.А., 1988).
Методика изучения этнографического костюма
С течением времени развивалась и методика изучения костюма как по этнографическим, так и по археологическим материалам. Учитывая направленность данной работы, имеет смысл остановиться на истории развития методики этнографического и археологического изучения костюма подробнее.
Приоритет в изучении одежды принадлежит, конечно же, этнографам. Одной из самых первых работ, посвященных классификации предметов одежды, которая стала основой для многих последующих, стала монография Б.А. Куфтина, впервые дающая законченную и четкую методику описания одежды. Покрой всех видов одежды - рубашки, поневы, сарафана - дается в развернутом виде. Автор строит классификацию по распластанному покрою, а не по тому, в каком виде и с каким общим одежным комплексом носится эта часть одежды. Классификация получилась не функциональная, а формальная (Куфтин Б.А., 1926).
Говоря о рубашках, бытующих в Восточной Европе, ученый выделил три типа: 1) покрой туникообразный, где рубаха имеет форму прямоугольного мешка, с отверстиями для головы и рук, к последним пришиваются прямые рукава с ластовицами; 2) покрой из двух полос холста, покрывающих спину и грудь и соединенных на плечах пришитыми кусками материи (полика), к которым пришиваются рукава; 3) рубаха без рукавов с лямками.
Туникообразный покрой известен в Риме, Византии, на бурятских халатах, в японских кимоно и др. Этот тип рубахи разделяется на два подтипа: 1) полотнища перекидываются через оба плеча, опускаясь на спину и грудь так, что швы расположены спереди, сзади и по бокам; 2) одно основное полотнище, в котором прорезано отверстие для головы, перекидывается через спину и грудь, к нему пришиваются рукава и два боковых полотнища. Дополнительно. могут выделяться варианты в зависимости от формы клиньев, вставляемых в бока для расширения стана. Оба подтипа состоят из 4 точив, существенной эту разницу Б.А. Куфтин не считал (Куфтин Б.А., 1926; Гаген-Торн Н.И., 1933; Сычев В.Л., 1977).
Эта классификация легла в основу многих последующих работ В.Н. Белицер (1951, 1958, 1973), Г.С. Масловой (1956), Н.И. Лебедевой и Г.С. Масловой (1967), Н.Ф. Прытковой (1961, 1970). Некоторые из указанных авторов считают, что наличие центрального вертикального шва зависит лишь от ширины ткани и не имеет значения для классификации.
Появившуюся в 1933 г. статью Н.И. Гаген-Торн можно рассматривать как рецензию на монографию Б.А. Куфтина. По мнению исследовательницы, оба подтипа покроя необходимо рассматривать в совокупности с другими деталями одежды. Первый, по классификации Б.А. Куфтина, подтип туникообразной рубахи носится всегда высоко под стянутым поясом так, что женские ноги остаются открытыми до колен и обычно толсто заматываются онучами. На поясе при этом разрастаются обильные поясные украшения (металлические подвески, набедренники и натазники). На груди два основных полотнища непременно скрепляются пряжкой-фибулой, присутствие пряжки, застежки является чрезвычайно характерным для данного комплекса. Данный тип рубахи распространен в основном в лесной полосе, с различными видоизменениями он зафиксирован у восточных финнов, и можно с полным правом считать его финским (Гаген-Торн Н.И., 1933, с. 125).
Второй подтип, по классификации Б.А. Куфтина, в своем чистом виде носится всегда без пояса. Н.И. Гаген-Торн считала, что Б.А. Куфтиным не отмечена главная особенность этого подтипа - боковые полотнища образуют клинья, что вызывает необходимость создать широкий подол и возможность свободного шага при длинной, покрывающей ноги одежде. С рубахой этого типа связано устройство ворота, не скрепленного пряжкой, с плотно прилегающим шейным вырезом. Оставшийся открытый грудной разрез прикрывается особой частью одежды - нагрудником. Данный одежный комплекс наблюдается у всех тюркоязычных народностей, он относится к кочевому, степному, скотоводческому типу хозяйства, когда длинная и широкая одежда не мешает сидеть верхом, а отсутствие земледелия и пешего передвижения не требуют открытых ног и пояса (Гаген-Торн Н.И., 1933, с. 125-126).
Эта точка зрения была на конкретном материале развита в работе, опубликованной в 1960 г. (Гаген-Торн Н.И., 1960), однако сама монография написана значительно раньше - в первой половине 30-х гг. (Гаген-Торн Н.И., 1933, с. 126-сноска 1).
Головной убор
Головной убор имеет важное значение для определения социального, возрастного, этнического статуса женщины. Описания женского костюма любого народа всегда содержат информацию по покрою, конструкции, украшениям головного убора. Археология, изучающая материальные остатки жизнедеятельности древнего этноса, также имеет дело с головными уборами. Однако в каждом конкретном случае фиксируются лишь их остатки -украшения из металла, стекла, раковины, значительно реже сохраняется органическая основа - ткань, кожа, войлок.
Остатки головных украшений (головных уборов, накосников, височных подвесок) обнаруживают чаще всего вокруг черепа, либо на груди. Головные уборы редко сохраняют свою форму и расположение, значительно чаще украшения бывают сдвинуты естественным образом (разложение органики), либо вследствие деятельности грызунов (иногда - рабочих). Для погребений раннечегандинского времени обычными являются находки височных украшений, которые фиксируются у височных костей черепа или рядом. Типология их достаточно подробно разработана (Генинг В.Ф., 1970; Агеев Б.Б., 1992). Все остальные украшения, ранее нашитые на головной убор или вплетенные в косы, типологизируются исследователями как самостоятельные категории инвентаря: бляшки, пронизки, бусы. По нашему мнению, благодаря многочисленности раскопанных погребальных комплексов возможна реконструкция и типология самих головных уборов.
Значительный исторический промежуток, отделяющий нас от совершения захоронения, биологические и химические процессы в почве затрудняют реконструкцию внешнего облика головного убора. Дополнительные проблемы возникают при обработке материалов старых, плохо документированных раскопок. Самым сложным является восстановление облика самого головного убора и определение его вида - лента, шапочка, что-то еще. Изучение материалов позволило предположить, что у раннечегандинского населения бытовали два основных вида уборов: шапочка и высокий головной убор. Шапочка является основным видом потому, что она включает в свою конструкцию ленту как основу. То есть, шапочка является соединением ленты и тульи. Вопрос разделения головных уборов на ленты и шапочки затруднен и должен решаться в каждом конкретном случае самостоятельно: безусловным свидетельством отнесения убора к типу шапочки является наличие украшений тульи (именно украшения верха легли в основу типологии этого вида головных уборов). Косвенным доказательством является обилие металлических украшений - лента, вероятно, не смогла бы выдержать вес всех элементов декора (табл. 4).
Украшения головного убора в раннечегандинский период найдены на Афонинском, Деуковском II, Икском, Камышлытамакском, Кипчаковском, Куштирякском, Кушулевском II, Кушулевском III, Кырнышском, Ныргындинском I, Ныргындинском И, Меллятамакском I, Пьяноборском I, Сасыкульском (материалы раскопок 1976-1977, 1979 гг.), Старокиргизовском, Старочекмакском (в обработку попали только комплексы из раскопок 1974-1976 гг.), Суюндюковском, Тарасовском, Трикольском, Урманаевском II, Уяндыкском I, Уяндыкском И, Чегандинском II, Чиатавском, Шидалинском, Юлдашевском.
В мазунинское время остатки украшений головного убора обнаружены на Ангасякском, Бахмутинском, Бирском, Заборьинском, Ижевском, Каратамакском, Мазунинском, Малокачаковском, Нивском, Покровском, Сайгатском, Старокабановском, Старомуштинском, Тарасовском, Тураевском, Устьсарапульском, Чепанихинском, Югомашевском могильниках.
Височные украшения зафиксированы в 586 погребениях раннечегандгиіского времени. Это одна из самых распространенных категорий погребального инвентаря. Нахождение большинства этих украшений по обеим сторонам головы у височных костей и определило их название. Сомнений в других способах их использования у исследователей не возникало. Однако в погребениях достаточно часто височные подвески находят в области груди, таза, ног (Арматынская О.В., 1991, с. 99; Агеев Б.Б., 1992, с. 25) (табл. 5).
II.Ф. Калинин впервые предположил, что височные подвески носились вокруг головы, а не только на висках (Калинин Н.Ф., 1948, с. 80). Так в погребении 13 (Сасыкуль) справа и слева от головы найдено по 4 височные подвески, в затылочной части - 4 височных кольца, в погребении 105 (Сасыкуль) справа и слева по 1 подвеске, на затылке 2 колечка. В погребении 52 (Чеганда II) в затылочной части черепа находилось 8 подвесок, 17 (Чеганда II) справа от головы 2 подвески и 2 колечка, слева 1 кольцо, на затылке - 6 подвесок. На наш взгляд, височные подвески, находимые в затылочной части черепа (в случае его непотревоженности), являются не височными, а накосными украшениями - основой для крепления накосника. Височные подвески, найденные на груди с обеих сторон, украшали концы обеих кос, представляя собой накосник второго варианта - в две ленты. Височные подвески, расчищенные с одной стороны груди, также являются, по нашему мнению, накосником в одну ленту, украшавшим, закрывавшим и защищавшим конец косы (табл. 28-1).
Детали, определяющие внешний вид и крой одежды
Обильные находки украшений и их положение в погребениях дают возможность восстановить отдельные части одежды, их покрой и даже длину. Сохранившиеся фрагменты ткани позволяют судить о материале, о технике изготовления ткани, и, в редких случаях, - о ее расцветке.
Находки органических материалов и украшений в погребениях достаточно определенно свидетельствует о, бытовании минимум двух видов наплечной одежды - верхней и нижней. В.Ф. Генинг описывал два «слоя» украшений в погребении 15 могильника Чеганда II. Непосредственно на костяке лежала масса мелких бляшек-накладок, бус. Этот «слой» можно отнести к украшениям нижней одежды. На эти украшения налегали две крупные нагрудные бляхи из белой бронзы, одну из которых перекрывала застежка-бляха. В погребении 27 (Ныргында II) две большие арочные подвески лежали на слое ткани, под которым четко прослеживались четыре вертикальных ряда золоченых бус (Генинг В.Ф., 1970, с. 144). Все украшения костюма можно разделить на две большие группы: застежки и различные нашивные украшения.
В раннечегандинский период застежки представлены сюльгамами, застежками-бляхами, пряжками, застежками, с неподвижным крючком и привозными фибулами. По расположению застежек относительно скелета можно выделить две группы: застежки относящиеся к нижней и верхней одежде. Большинство застежек, отнесенных к нижней одежде, располагалось в верхней части костяка - на шее, груди, верхних ребрах. Застежки, отнесенные к верхней одежде, располагались на нижних ребрах, в области живота до пояса. Наблюдается определенная закономерность между размером застежки и ее местом в погребении. Более мелкие чаще относятся к нижней одежде. Однако есть исключения, и говорить о четкой зависимости между размером застежки и ее местом в одежде преждевременно. Это обстоятельство не позволяет соотнести застежки, смещенные со своего места, с местом их первоначального расположения. Погребения, не отвечающие этим условиям, были исключены из выборки.
Застежки нижней одежды зафиксированы в 40 погребениях. В пяти погребениях (Чеганда И, 55, 89, 117, 122; Сасыкуль, 256-1) высоко на шее (верхних ребрах) были найдены застежки-бляхи. В погребении 28 могильника Старый Чекмак на шее была найдена крупная бляха. В погребении 14 Кипчаковского могильника на вороте справа и слева найдены две ажурные серебряные накладки, которые использовались в качестве застежек или фиксаторов завязок (табл. 145, 146-4, 147).
В трех случаях найдены украшения, которые, вероятно, не скрепляли разрез рубахи у горла, а оформляли нижний его конец. В погребении 6 (Чеганда II) на конце разреза найдена ажурная накладка, в погребении 17 (Чеганда II) -две бляшки; одна бляшка оформляла нижний край разреза в погребении 6 могильника Ныргында II. В погребении 19 (Ныргында II) найдены обшивки горлового разреза, располагавшиеся в одну линию вдоль позвоночника.
Фибулы - достаточно редкая находка в погребениях раннечегандинской культуры. В области шеи они найдены в погребениях 211 Ныргындинского I, 1, 13, 75, 164, 224, 281 Сасыкульского могильников. В остальных случаях фибулы так или иначе смещены относительно костяка. Возможно, это связано с деятельностью грызунов (табл. 145, 147-3).
В двух погребениях Сасыкульского могильника (267-1, 288-3) в области шеи найдены небольшие пряжки, которые также могли скалывать ворот. В большинстве же случаев (24) ворот скалывался сюльгамами разных форм и размеров (табл. 146-4).
Важно отметить, что за исключением единичных случаев большинство застежек располагаются по центру груди. Данное обстоятельство может являться этнографической особенностью местного населения и говорит об особенностях кроя нижней одежды.
Застежки верхней одежды зафиксированы в 65 захоронениях. Одним из самых интересных случаев является использование в их качестве застежек с неподвижным крючком (это отмечено в погребениях 120 Афонинского и 17
Урманаевского могильников). Застежки с неподвижным крючком найдены в области живота. Скорее всего, они не сами соединяли полы одежды, а делали это с помощью ремешка, по тому же принципу, что и обувь. Одна сторона ремешка крепилась к петле с тыльной стороны застежки с неподвижным крючком, а другая через прорезь на второй поле перехлестывалась через неподвижный крючок застежки. Одежда в данном случае могла скрепляться как встык, так и с заходящими полами (табл. 147, 148).
В могилах 23 могильника Старый Чекмак и 179 могильника Чеганда II в области живота погребенного, приблизительно на уровне нижних ребер, по обе стороны от позвоночника, расчищены две бронзовые ажурные квадратные накладки. Справа, несколько ниже, располагалась одна круглая бляшка с ушком. Судя по расположению, эти накладки играли роль застежки, при этом полы соединялись встык, а само крепление могло осуществляться с помощью шнурка (табл. 149). В погребении 18 Кипчаковского могильника в аналогичном положении найдены две ажурные треугольные накладки. Основания их направлены друг к другу, а вершины в противоположные стороны.
В четырех погребениях найдены привозные фибулы, расположенные относительно костяка достаточно низко, чтобы считать их застежками верхней одежды (Сасыкуль, 10, 139,,144, 253). В семи погребениях отмечено использование застежек-блях, в 51 - сюльгам, чаще крупных размеров.
Застежки мазунинского времени, по размещению в погребении и размерам также разделены на застежки нижней и верхней одежды. К нижней одежде можно отнести застежки из 14 погребений. Это сюльгамы, ленточные фибулы (Тураево, 220), бабочковидные фибулы малых размеров (Ижевск, 48; Тураево, 120). В погребении 10 (Югомашево, раскоп II) на вороте были пришиты две бляшки (табл. 150, 146-1-3).
Застежки верхней одеэ/сды более многочисленны. Они найдены в 204 могилах. Это, прежде всего, бабочковидные фибулы и фибулы сайгатского типа, которые являются специфической особенностью культуры. Помимо них использовались ленточные, ромбические фибулы, с эмалевыми вставками, сюльгамы, застежки-бляхи. В тех случаях, где фибулы сохранили свое первоначальное положение или имели привески, приемник был направлен влево. Данное обстоятельство говорит о том, что запах верхней одежды был направлен справа налево, либо полы соединялись встык (табл. 151, 152, 153).
