Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Погранично-территориальный аспект русско-китайских отношений в представлении основных концепций
Глава II. Территориальное сближение Китая и России в центрально-азиатском регионе в середине XVIII - середине XIX вв
Раздел 2.1. Типологическая и стадиальная обусловленность выхода Цинской империи на центральноазиатские рубежи.
Раздел 2.2. Мотивационная основа и общая характеристика российского продвижения в Центральную Азию
Раздел 2.3. Соположение территориальных владений Российской и Цинской империй в Центральной Азии до начала процесса разграничения
Глава III. Процесс договорного оформления границ Российской империи и Китая в Центральной Азии .
Раздел 3.1. Определение общих положений прохождения западного участка русско-китайской границы на основе Пекинского договора 1860 г .
Раздел 3.2. Подписание Чугучакского протокола 1864 г. и установление линии прохождения русско китайской границы .
Заключение 122
Список использованной литературы
- Мотивационная основа и общая характеристика российского продвижения в Центральную Азию
- Соположение территориальных владений Российской и Цинской империй в Центральной Азии до начала процесса разграничения
- Определение общих положений прохождения западного участка русско-китайской границы на основе Пекинского договора 1860 г
- Подписание Чугучакского протокола 1864 г. и установление линии прохождения русско китайской границы
Введение к работе
Актуальность. Восточный участок прежней советско-китайской границы имел протяжённость 4375 километров. Центральноазиатский участок границы на время первичного раздела земель составлял в длину 2400 верст. Представленные цифры характеризуют масштаб русско-китайского взаимодействия в пограничной сфере, которое было начато в конце XVII в. и продолжается вплоть до настоящего времени. Так как «полностью линия границы ещё не определена, ... стороны ещё не приступили к переговорам относительно нового договора о границе, который только и может заменить все прежние договоры о границе; ... нет также оснований говорить о том, что проблема границы снята в наших двусторонних отношениях» .
Очевидно, что текущее урегулирование современной Россией проблем собственной государственной границы невозможно без знания истории вопроса. Особенно той его части, которая связана с формированием русско-китайской границы. Во-первых, по причине незавершённости самого процесса. Во-вторых, ввиду его принципиально мирного характера. Более трёх столетий обе страны решали пограничный вопрос сугубо договорным образом. Придерживаться и впредь только такого способа урегулирования территориальных споров возможно только изучив накопленный опыт.
В этом смысле тема исследования актуальна не только с точки зрения современных российско-китайских отношений. Исследование опыта русско-китайского разграничения также важно с точки зрения текущих пограничных отношений Российской Федерации с другими странами. Так как русско-китайский опыт в данной сфере во многих чертах возможно определить как универсальный.
Объект и предмет исследования. Погранично-территориальный аспект составляет значительную и бесспорно важную часть всего комплекса русско-китайских отношений. По этой причине объектом настоящего исследования выделены русско-китайские отношения в целом, а предметом -формирование государственной границы между двумя странами в Центральной Азии.
География исследования. Ограничение предмета исследования центральноазиатскими рамками обусловлено сохранившимся делением русско-китайской границы на восточный и западный участки. Указанное деление, в свою очередь, связано со значительными особенностями процесса разграничения ввиду региональной дальневосточной и центральноазиатской специфики.
Хронологические рамки исследования обозначены серединой XVIII - серединой XIX вв. и определены на основании двух временных показателей. Начальный показатель связан со временем вступления российской и цинской империй в состояние территориального
Галенович Ю.М. Россия и Китай в XX веке: граница. М. 2001. Сс. 297-298.
соприкосновения в Центральной Азии. Конечный показатель определён по времени первого договорного оформления русско-китайской границы в регионе на условиях Пекинского договора 1860 г. и Чугучакского протокола 1864 г.
Как известно, соседство двух империй в Центральной Азии берёт своё начало с покорения Цинской империей независимого Джунгарского ханства в 1755-1758 гг. «...Понеже до сего времени не было ещё точного установления между Российской империей и китайским государством границ, по разделению оных Зенгорским (Джунгарским - К.Х.) в середине...» . Однако, в течение более века неоднократные инициативы российской стороны приступить к разграничению игнорировались цинами. Только в середине XIX в., будучи критически ослабленной и крайне заинтересованной в российской поддержке, цинская империя согласилась на проведение русско-китайского разграничения в Центральной Азии. Первые итоги начатого процесса раздела земель были зафиксированы в указанных Пекинском договоре 1860 г. и Чугучакском протоколе 1864 г. Датировка названных двусторонних документов определила завершающую хронологическую границу исследования.
Цель и задачи. Цель исследования обозначена как составление причинно-следственной модели взаимодействия России и Китая при разделе территории в Центральной Азии и выделение тех закономерностей, которые определили состоявшийся итог разграничения.
Цель исследования мотивировала постановку следующих задач работы:
определение характера предпосылок и основных этапов становления русско-китайского территориального соседства в Центральной Азии;
оценка с точки зрения действовавшего международного порядка общих принципов русско-китайского разграничения к западу от маяка Шабин-Дабага до бывших Кокандских владений в результате заключения Пекинского договора 1860 г.;
проведение сопоставительного анализа действий сторон по реализации условий Пекинского договора 1860 г. при подготовке и утверждении Чугучакского протокола 1864 г.;
характеристика русско-китайского взаимодействия при демаркации границы на её западном участке в ходе исполнения условий Чугучакского протокола 1864 г.
Степень научной разработанности темы. Русско-китайское разграничение в Центральной Азии составляет часть общей проблемы определения государственной границы между двумя странами. По этой причине исследование центральноазиатского аспекта разграничения логично встроено в рамки изучения общего процесса формирования русско-китайской границы.
Из отношения главного пограничного командира И.Шпрингера. Генваря 8 дня 1765 года. Иртышской линии крепость Омская. Иван Шпрингер. Цит. по: Валиханов Ч.Ч. Собр.соч. в 5-ти томах. Алма-ата. 1964. Т.З. Сс.253-254.
Однако, следует заметить, что большее внимание исследователей было уделено дальневосточному аспекту. Одной из причин такого положения дел можно назвать географическую удалённость центральноазиатского региона от зон приложения основных имперских усилий прежде всего России. Долгое время центральноазиатское направление российской внешней политики занимало подчинённое место в сравнении с западным и дальневосточным.
Результаты исследований проблемы русско-китайского разграничения в Центральной Азии в основном представлены в сводных работах по истории формирования межгосударственной границы на всём её протяжении. Такой подход не всегда отражает весьма существенные различия установления граничной линии на её восточном и западном участках. Более того, на сегодня лишь некоторые исследователи уделили внимание изучению истории заключения отдельных договоров, условиями которых была определена соответствующая часть русско-китайской границы.
Применительно к центральноазиатской части возможно указать только на работу А.Д.Воскресенского «Дипломатическая история русско-китайского Санкт-Петербургского договора 1881 г.». В названной публикации подробно представлено взаимодействие двух стран при согласовании условий урегулирования «Илийского кризиса» и связанного с этим изменения ранее установленной граничной линии. Однако, первичная делимитация русско-китайской границы в Центральной Азии вплоть до настоящего времени не стала предметом отдельного исследования.
Заключённый в 1860 г. русско-китайский Пекинский договор впервые в истории двусторонних отношений содержал «общие принципы» разграничения на западном участке территориального соприкосновения двух стран. В очень «общих чертах» линия границы была определена условиями статьи 2 указанного договора. Большая его часть содержала условия русско-китайского разграничения на Дальнем Востоке. По этой причине история Пекинского договора 1860 г. в основном исследуется с точки зрения его условий применительно к восточному участку границы.
Исполнение условий Пекинского договора в части «общих принципов» русско-китайского разграничения на западном участке состоялось в результате подписания Чугучакского протокола в 1864 г. Подготовка Чугучакского протокола заняла более двух лет, сопровождалась активной дискуссией сторон и своеобразными военными демонстрациями в полосе предстоящего разграничения. В процессе переговоров напряжённость в отношениях между двумя странами зачастую достигала такого максимума, что возникало сомнение в возможности мирного разрешения вопроса. Тем не менее, условия разграничения были согласованы, подписание протокола состоялось и линия границы была определена. Однако, история этого документа совершенно незаслуженно оказалась на периферии внимания исследователей.
В отличие от большинства работ по проблеме русско-китайского разграничения настоящее исследование сосредоточено исключительно на центральноазиатском аспекте темы. При этом выделение причинно-
следственной модели пограничного взаимодействия России и Китая в регионе опирается на ранее не проводившееся отдельное изучение истории Чугучакского протокола 1864 г.
Методология и методика исследования. В качестве методологической основы настоящего исследования принята, разработанная на базе реалистической традиции понимания международных отношений, концепция баланса сил.
Все представители школы реализма в исследовании международных отношений исходят из трех главных предпосылок: 1) государства играют доминирующую роль и рассматриваются как «единые субъекты» международных отношений; 2) сила служит эффективным инструментом политики; и 3) в международных отношениях существует некая иерархия сфер, в которой главное место занимают соображения о безопасности государства.
Несмотря на широко распространенное представление о том, что мощь государства трудно поддаётся измерению, и политики, и исследователи, и практики по-прежнему продолжают попытки анализа в этом направлении. Сравнительно удачным, к примеру, представляется определение, сформулированное В.Джонсом, который рассматривает мощь как способность субъекта международных отношений использовать материальные и нематериальные ресурсы и различного рода возможности, чтобы влиять на исход международных событий в желательном для себя направлении.
Процесс русско-китайского разграничения в Центральной Азии представлен с использованием метода сопоставительного анализа имевшихся у обоих государств возможностей для решения проблемы территориального размежевания с максимально выгодным результатом отдельно для каждой из сторон.
Кроме того, заявленная методология исследования дополнена соотнесением отдельных для каждой из стран комбинаций стадиальной и типологической характеристик, фиксируемых синхронно на период договорно-правового оформления межгосударственной границы, а также диахронно - с учётом эволюции указанных сочетаний на протяжении длительного периода русско-китайского территориального соседства в Центральной Азии.
Научная новизна исследования. Традиционно исследование проблем русско-китайского разграничения проводится в рамках изучения в основном дипломатической истории заключения соответствующих договоров. Состоявшиеся результаты раздела земель объясняются главным образом в терминах ошибок и успехов той или иной стороны при договорном определении граничной линии. По этой причине создаваемая картина зачастую лишается той важной предыстории, которой были заданы базовые характеристики как самого процесса разграничения, так и его результатов.
Предлагаемый в настоящем исследовании подход к объяснению хода и итогов русско-китайского разграничения в Центральной Азии указывает на
первостепенность «базовых тяготений» в отношениях между двумя странами. Так как их общая заинтересованность в устранении одинаково воспринимаемой «кочевой» угрозы принципиальным образом обозначила совершенно необходимый, но «желательно» мирный раздел земель в рассматриваемом регионе.
Кроме того, в настоящем исследовании учтены существенные изменения в международно-правовом понимании категории «государственная территория». Так как ко времени первого договорного оформления русско-китайской границы в Центральной Азии государственная территория определялась «пространственными пределами власти», а не являлась как ранее «объектом вещных прав».
Практическая значимость работы. Изучение процесса русско-китайского разграничения в Центральной Азии безусловно интересно и практически полезно с точки зрения выделения той модели решения территориальной проблемы, в итоге применения которой «размежевание земель» было завершено сугубо договорным определением линии государственной границы. В данном случае территориальный вопрос был решён без войн или серьёзных военных конфликтов.
Подобный опыт и его теоретическое осмысление безусловно будут полезны практическим работникам внешнеполитической сферы ввиду текущей неразрешённости существующих территориальных проблем современной России, унаследованных ею от СССР или связанных с его распадом.
Кроме того, линия границы, которая была определена условиями Пекинского договора 1860 г. и Чугучакского протокола 1864 г., без радикальных изменений сохранилась вплоть до настоящего времени. На её основе после распада СССР была установлена граница КНР с новыми независимыми государствами Центральной Азии: республиками Казахстан, Киргизстан и Таджикистан. По этой причине результаты настоящего исследования могут быть использованы при подготовке учебных курсов по истории названных стран.
Источниковая база. При проведении исследования были использованы данные китайских и русских источников, частью изданных либо изученных в неопубликованных оригиналах.
Работа с источниками по внешней политике императорского Китая проводилась в соответствии с классификацией, предложенной Воскресенским А.Д., которая прежде всего фиксирует трехчленную модель историописания и включает «хроники (шилу), официальные истории (чжэнши) и неофициальные истории (еши)», по структурно-аналитическому признаку разделяя их на «1) архивные документы и материалы;
2) официальные хроникально-летописные повествования (типа «шилу»);
3) различные собрания документов ...; 4) авторские сочинения».
Равноценно с китайскими текстами источниковая база включает материалы Архива внешней политики Российской империи, Российского государственного архива древних актов, Российского государственного
военно-исторического архива и Фонда рукописей Российской государственной библиотеки им. В.И.Ленина. Кроме того, географические рамки работы обозначили круг региональных архивов, фонды которых содержат материалы, полезно дополнившие источниковую базу проведённого исследования.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории стран Дальнего Востока Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Отдельные положения диссертации были представлены на V Международной конференции «Россия и Восток: проблемы взаимодействия» (Новосибирск, 1999 г.), II Региональной конференции «Россия, Сибирь и Центральная Азия (взаимодействие народов и культур)» (Барнаул, 1999 г.) и Зимней сессии методологического института международных отношений (Звенигород, 2000 г.). По теме исследования автором опубликовано 6 работ общим объёмом 2,4 п.л.
Мотивационная основа и общая характеристика российского продвижения в Центральную Азию
Официальная внешнеполитическая доктрина Срединного государства в окружении варваров, долгое время служившая идеологическим обоснованием претензий китайских правителей на сопредельные территории, и её отражение в реальной практике глубоко анализировалась многими отечественными исследователями с привлечением значительного объёма исторических данных и представлением полученных результатов в соответствующих сборниках [150, 151].
Системы номинального вассалитета и даннической зависимости во всей полноте и многообразии исследованы А.А.Бокщаниным [56-59], А.С.Мартыновым классифицированы основные понятия и термины китаецентристской доктрины - обозначение некитайских народов через номинацию «варвары», относящейся к нецивилизованной окраине Поднебесной, представление об императоре - Сыне Неба, как о владыке и мироустроителе Поднебесной [190, 191]. Указанным проблемам также посвящены работы Ю.Л.Кроля [164-166], Л.С.Васильева [73, 74], К.В. Васильева [72], М.В.Крюкова, В.В.Малявина, С.В.Софронова, Л.С.Переломова, Н.Н.Чебоксарова [168-172].
Вопросы реализации маньчжурскими правителями Китая традиционной ханьской внешнеполитической доктрины в региональных условиях Центральной Азии были достаточно глубоко исследованы и представлены в трудах Л.И.Думана [122-126], А.Ходжаева [279, 280], В.С.Кузнецова [174, 175], К.Ш.Хафизовой [274-277], В.А.Моисеева [199-204] и Д.В.Дубровской [121].
Сводная работа, содержащая глубокий анализ международных отношений в Центральной Азии в XVII - первой половине XIX в., проведённый с использованием богатого исторического материала, была выполнена Б.П.Гуревичем [114]. Особую ценность указанной работе придаёт исследование темы с учётом значительных изменений, происшедших в регионе в связи с покорением цинами Джунгарского ханства, устранения таким образом одного из важнейших региональных субъектов международных отношений и переходу к русско-китайскому сугубо двустороннему соперничеству и одновременно взаимодействию на землях далеко к западу от «великой стены». Своеобразным продолжением проведённого исследования позднее стала работа В.А.Моисеева [204].
Бесспорно одним из важнейших факторов, определивших содержание и характер русско-китайских отношений в Центральной Азии следует признать так называемый «фактор среды». Состоящий во влиянии на позиции сторон, на их взаимодействие, его конкретику и результаты той специфики, которая была свойственна региону с точки зрения локальной географии, истории проживающих здесь народов, их внутренних взаимосвязей, контактов друг с другом и обеими империями, их реагирования на происходившие события и собственное участие или неучастие в них.
По этой очевидной причине исследуя проблему русско-китайского разграничения в Центральной Азии невозможно игнорировать имеющиеся материалы национально-исторического содержания, в которых богато представлены результаты изучения прошлого коренных народов, характера их взаимоотношений с Россией и Китаем, их межимперских предпочтений и самопозиционирования.
Учитывая в этом смысле особую значимость монголо-ойратского фактора следует прежде всего указать на труды И.Я.Шмидта [298], В.В.Бартольда [40-42], Г.Е.Грум-Гржимайло [105, 106], Б.Я.Владимирцова [83]. Всестороннее изучение государства западных монголов было проведено И.Я.Златкиным, составившего «Историю Джунгарского ханства» от его возникновения до уничтожения маньчжуро-китайскими войсками [133], ценную не только с точки зрения внутренней истории последней кочевой империи Азии, но и ввиду проведённого анализа её отношений с ближними и дальними соседями, в той или иной степени ставшими в итоге наследниками и её приобретений и потерь. Русско-ойратские и, в целом, русско-монгольские связи были полноценно изучены Ш.Б.Чимитдоржиевым [291-294], одно из достоинств работ которого состоит в редкой попытке оценить исследуемые события не только с имперских позиций, но и с точки зрения истории народов, постепенно включаемых в сферу имперского администрирования как России, так и Китая. С аналогичного ракурса данные проблемы исследованы и представлены в трудах Е.И.Кычанова [180, 181]. Ойратская часть региональной истории исследовалась также А.И.Чернышевым [286-290] с использованием широкого круга китайских источников, что безусловно позитивно повлияло на итоги проделанной работы.
Другая, бесспорно не менее важная часть региональной истории составлена, исследованиями прошлого других народов Центральной Азии, географии их проживания, хозяйствования, миграционным потокам, их внутрилокальных взаимоотношений и связей с Россией и Китаем. Сводный результат указанных исследований представлен целым рядом национальных историй, изложенных как отдельными авторами, так и созданных коллективами авторитетных специалистов [38, 92, 117, 131, 136, 137, 138, 140, 237,238,253].
Дальнейшее тематическое сужение в пределах данного направления обозначено трудами составителей географически, этно-культурно либо административно выделенных местных историй, чрезвычайно полезных ввиду максимальной детализации описываемых процессов и событий [41, 107, 129, 130, 142, 163,205, 252, 269, 283].
Соположение территориальных владений Российской и Цинской империй в Центральной Азии до начала процесса разграничения
В результате, победное завершение джунгарской кампании инерционно было продолжено ужесточением цинской политики на российском направлении. Ужесточением настолько серьёзным, что по некоторым сведениям, доходившим из Китая через монголов, на заседаниях Военного совета цинскими сановниками неоднократно обсуждался вопрос о войне с Россией и возможность наступления маньчжуро-китайских войск в Восточной Сибири [1,1760 г. Оп.62/1, д. 5, л. 161].
Поступали также сведения о готовящемся вторжении цинского Китая в Казахстан и Среднюю Азию с территории Синьцзяна. Реальной представлялась китайская угроза и на Алтае. В завоевательные планы Цинов включались, например, Колывано-Воскресенские рудники и заводы. Об этом, в частности, сообщили русским властям казахи через переводчика Филата Гордеева, побывавшего в кочевьях султана Аблая [2, Ф. ВУА. Оп.1/47, д.1172, л. 622].
Ввиду китайской угрозы и будучи заинтересован в расширении горнорудного производства на Алтае Императорский кабинет принимал живейшее участие в реализации проекта строительства Колывано-Кузнецкой военно-оборонительной линии, предназначенной не только для защиты имевшихся горных промыслов, их дальнейшего развития, но и для «ободрения» ясашных российских калмык, «кочующих за колыванской линией около двухсот верст» [З, Ф.24, разряд XXIV, 1791, д. 65, л. 13], а также для «примечания китайских покушений» [З, Ф.24, разряд XXIV, 1791, д. 65, л. 13об.].
Очень наглядной характеристикой мотивационной базы российского присутствия на Алтае является энергичная деятельность правительства по заселению края русским населением. В особенности это касается горной местности, необжитость которой составляла главное препятствие на пути её хозяйственного освоения.
Так, в 1760 г. был издан правительственный указ о заселении значительной части Алтая от Усть-Каменогорской крепости по Бухтарме до Телецкого озера. При этом предполагалось строительство единой линии укреплений, которая связала бы Южный Алтай с Телецким озером и расселении на этой обширной территории 2 тыс. крестьян Архангелогородской, Устюжской и Вятской провинций.
Для изыскания мест, пригодных для хлебопашества и строительства крепостей, администрация Колывано-Воскресенских заводов отправила в горы две разведывательные экспедиции. Одна из них исследовала Бухтарминский край, где наметила несколько мест под населенные пункты и крепости.
На следующий год по упоминавшемуся указу «12» января 1761 г. в горы вновь были отправлены поисковые отряды для разведки полезных ископаемых. В Бухтарминском крае работала рудоискательская экспедиция под управлением генерал-майора Н.Петрулина и горного офицера И.Денисова. Две партии провели изыскания на территории Горного Алтая. В целом исследованию подверглась большая территория от Бухтармы до восточной части Горного Алтая. Рудоискатели на картах отметили пригодные места под крепости и новые горные заводы.
Хотя результаты горно-поисковых работ оказались малообнадеживающими, тем не менее значение экспедиций 1760 г. и 1761 г. было исключительно велико. Исследователями и рудоискателями был собран большой геологический, географический материал, на основании которого были уточнены картография и гидрография края. К тому же экспедиции подыскали несколько мест, пригодных для строительства новых металлургических заводов и крепостей.
Определенную роль в освоении горной части Алтая сыграла основанная в конце XIX в. камнерезная промышленность. Каменотесы, работавшие на коргонских каменоломнях, например, стали одним из источников формирования русского населения Алтайских гор.
Что касается Южного Алтая, то все правительственные попытки его заселения в XVIII в. оказались неудачными. Никто не пожелал селиться в глухих труднодоступных местах, к тому же обезлюдевших после китайско-джунгарской войны. Проект создания крепостей по линии от Бухтармы до берегов Телецкого озера так и не был выполнен, кроме того, в связи с большой удаленностью этих мест от уже освоенных регионов края и отсутствием каких-либо путей сообщения Кабинет не смог осуществить предложения о строительстве новых горных предприятий на юге округа.
Русское население по верхнему течению Иртыша было настолько редким, что в 1796 г. вышло новое правительственное постановление о русской колонизации местности от Усть-Каменогорской крепости до Бухтармы.
Из правительственной программы заселения русскими Южного Алтая единственное, что удалось реализовать, так это расселить в 60-е годы XVIII в. ссыльных староверов, вывезенных из Польши. Они были поселены по западным склонам Алтайских гор. Впоследствии, освоившись на новых местах, старообрядцы-«поляки» приняли участие в заселении Бухтарминского края.
Вместе с тем «в то время, когда правительство всеми мерами старалось заселить предгорье и северные склоны Алтая, на р.Уймоне и по южному склону гор, на притоках Бухтармы, шла самовольная, тайная колонизация. Под защитою неприступных скал - «камня», нашли себе убежище те, кому в пределах Европейской России было трудно жить. Сюда, в знаменитое «беловодье», спасались раскольники от гонений за веру, рекруты и солдаты от вечной службы; бежали заводские крестьяне и мастеровые. Вдали от всех стеснений и преследований, этот сброд сложился в своеобразное общество «каменщиков» (горцев), с особыми порядками и собственными, неписанными, но строго исполнявшимися законами.
Определение общих положений прохождения западного участка русско-китайской границы на основе Пекинского договора 1860 г
В связи с попытками маньчжуро-китайских войск «осмотреть границу» за пределами существовавших постоянных пикетов генерал-губернатор Западной Сибири А.О.Дюгамель направил отношение на имя илийского цзяньцзюня, как главного представителя цинского правительства в Синьцзяне, в котором выражал протест против неоднократного появления «в пределах ... Российского государства» маньчжуро-китайских отрядов. «Подобное появление в пределах дружественного государства, чужестранного отряда, - писал Дюгамель, - без предварительного на то сношения, с какою бы целью оно ни было, никогда не может быть оправдано и всегда нарушает международное право». Настаивая на запрещении подобного рода экспедиций, Дюгамель предупреждал цинские власти о возможном серьезном столкновении с русскими вооруженными силами, «неприятном для обоих государств», всю ответственность за которое он возлагал на правительство Цинской империи [1, ф. Гл.архив. 1-9. 1861 г. Оп.8. Д.24. 4.1. Л.385].
Подобная внепереговорная тактика действий китайской стороны в конце концов вынуждает русские власти провести военно-мобилизационные мероприятия и выдвинуть в указанные районы свои воинские команды [1, ф. Гл.архив. 1-9. 1861 г. Оп.8. Д.24. 4.1. Лл.357-359]. Поскольку «при таком положении дел вооруженное занятие границы оказывалось вполне необходимым. Нам неотступно следовало заблаговременно занять войсками важнейшие местности приграничной полосы, которыя нам необходимо было удержать за собой, как долженствующия отойти к владениям России на основании Пекинского трактата» [39, сс.165-166].
При такой ситуации «достигнуть цели одними дипломатическими переговорами с китайцами в Чугучаке» оказывалось уже невозможно. «Необходимо было безотлагательно принять решительные меры, чтобы воздержать китайцев от всяких попыток снова проникнуть, под предлогом осмотра границ, в наши пределы за линию постоянных пикетов. Важное значение этой меры заключалось главным образом в том, что, не допуская китайцев переходить за эту линию, мы тем самым как бы указывали им, что считаем ее, согласно 2-ой ст. Пекинского трактата, за черту государственной границы» [39, сс.171-172].
В оппозиции к таким действиям, несмотря на их категорическую поддержку со стороны русского консула в Кульдже И.И.Захарова, неизменно находился генерал-губернатор Западной Сибири А.И.Дюгамель, который, являясь «убежденным противником как военных действий при поступательном движении нашем в глубь Средней Азии, так и вообще всяких земельных приобретений, находя их несогласными с истинными интересами России», «находил, что нам следовало ... избегать всяких осложнений на западной китайской границе», и вместе с Семипалатинским военным губернатором генералом Пановым приписывал «настояниям» И.Ф.Бабкова «о вооруженном занятии границы - увлечению политикой захватов китайских земель» [39, с. 175].
На этом фоне «мягко-прибирательной» выглядела позиция русского консула в Чугучаке К.А.Скачкова, который также выступая убежденным противником вооруженного занятия границы, тем не менее ещё в 1854 г. настоял перед китайскими властями о ликвидации их 12-ти поселений в урочищах р.Хатынсу, лежащих на половине дороги между Чугучаком и Урджаром [1, ф. Гл.архив. 1-9. 1861 г. Оп.8. Д.24. 4.1. Л.217об.].
Достаточно остроумно и образно позиция К.А.Скачкова выражена в его письме И.Ф.Бабкову: «При таком красноречивом пособии, каким является Пекинский трактат, наши настояния будут не вымогательством, а только доказательством наших законных прав. Но я опять вспоминаю прежнее: маньчжуры, глядя на нашу карту, будут хлопать своими ушами и глазами, а если даже, и по доверию к нашей карте, услышат от нас, на сей раз уже вымогательство, что мы настаиваем прирезать к себе такия местности, которыя за чертой против того, как высказано и пересчитано в Пекинском трактате, то потребуется много ловкости для красноречиваго к тому убеждения китайцев» [39, ее. 185-186].
Несмотря, однако, на противодействие А.И.Дюгамеля (точнее, игнорируя его) по инициативе И.Ф.Бабкова и И.И.Захарова происходит выдвижение русских военных отрядов по следующим направлениям: на р.Кеген с целью показать цинским властям, что все пространство к востоку от р.Чарын до верховий Кегена и Текеса является территорией России, поскольку здесь кочуют казахи и киргизы, принявшие российское подданство; на р.Кескен-Теректе, по северную сторону Югенташского горного прохода с целью наблюдения за действиями маньчжуро-китайцев и удержания под контролем России пограничных казахов и киргизов; на р.Бахты, против Чугучака, для сопровождения охраны русских комиссаров на переговорах; к оз.Зайсан и на устье Черного Иртыша с целью показать цинским властям, что эти районы русское правительство считает, отходящими к владениям России по Пекинскому договору и для защиты русских съемочных партий, начавших производить топографические работы в Зайсанском крае [1, ф. Гл.архив. 1-9. 1861 г. Оп.8. Д.24. 4.1. Л.450].
Таковым оказалось, в итоге, положение дел в полосе предстоявшего разграничения, когда в июле 1862 г. комиссары обеих сторон съехались в Чугучак для открытия намеченных переговоров.
Несмотря на приезд русских комиссаров в Чугучак уже «1» июля и скором после этого прибытии цзян-цзюня Мин И первое заседание уполномоченных России и Китая ввиду болезни последнего состоялось лишь «17» июля. Представители сторон обменялись подтверждением собственных полномочий на ведение переговоров и условились о посещении хозяевами прибывших гостей «19» июля. Назначенное свидание, однако, ввиду ненастной погоды было перенесено на 21-е число и имело исключительно характер визита, во время которого датой открытия переговоров был назначен следующий день.
Подписание Чугучакского протокола 1864 г. и установление линии прохождения русско китайской границы
Действительно, суть данного договора состояла в продаже земли одним собственником другому. Однако, в тексте говорится не о продаже, а об «уступке». Иными словами отсутствие в Чугучакском протоколе прямого указания об уступке территории составляет формальное признание сторонами того факта, что ранее принадлежность земель в районе разграничения не была установлена. При этом разумеется следует подчеркнуть, что имеется в виду не просто фактическая, а именно юридическая принадлежность территории.
Учитывая сказанное и принимая во внимание представление того времени о государственной территории как о «пространственных пределах власти», необходимо признать, что территориальное разграничение между Россией и Китаем в Центральной Азии могло происходить только на основании фактического контроля над теми или иными землями. Что на языке международного права означает осуществление эффективной оккупации территории как необходимого условия для установления её принадлежности тому или иному государству.
В настоящее время выявлены следующие «основные правила эффективной оккупации: 1) мирный характер оккупации; 2) практическое осуществление суверенных действий; 3) осуществление суверенных действий в степени, соответствующей территориальному верховенству; 4) непрерывность осуществления таких действий» .
Разумеется правило мирного характера оккупации, связанное с упоминавшимися изменениями в международном праве в первой половине XX в., не может быть применено в качестве критерия правовой оценки межгосударственных договоров середины XIX в., к числу которых относится и русско-китайский Чугучакский протокол 1864 г. Так как появление принципа запрещения угрозы или применения силы сделало противоправным вооруженное нападение и вторжение на иностранную территорию, а возникновение принципа неприкосновенности и целостности государственной территории сделало противоправным насильственное изменение принадлежности государственной территории.
Однако, справедливости ради необходимо заметить, что со стороны Цинской империи разграничению подлежала территория насильственно присоединенная к Китаю в результате вооруженного покорения независимого Джунгарского ханства в 1755-1758 гг.
Все же другие правила эффективной оккупации оказываются тесно связанными с принятым в XIX в. представлением о государственной территории как о «пространственных пределах власти».
Так, требование практического осуществления суверенных действий и их степени означают, что «оккупация не должна ограничиваться простым провозглашением суверенитета над определенной территорией», но государство «должно быть в состоянии действовать в качестве территориального суверена в любой точке занимаемой им территории в случае необходимости». Кроме того, «осуществление государственных функций над оккупированной территорией должно быть постоянным, ибо прекращение такой деятельности без её возобновления в течение сравнительно большого отрезка времени может быть истолковано как отказ от данной территории, оставление этой территории без намерения осуществлять над ней суверенитет в дальнейшем» .
Принимая за основу выделенные критерии правовой оценки Чугучакского протокола целесообразно сопоставить «пространственные пределы власти» отдельно России и Китая с линией прохождения границы между ними определенной в результате его подписания.
В этом смысле значительную пользу могут оказать материалы экспедиции, предпринятой российским правительством в 1845 г. с целью поиска новых торговых путей в Китай (кроме кяхтинского) через Джунгарию и Кашгарию [234]. Их особая ценность при рассмотрении вопроса русско-китайского территориального разграничения в Центральной Азии обусловлена прежде всего тем, что в задачи экспедиции не входило определение фактической принадлежности земель, находящихся на указанном участке будущей границы. В связи с чем нет оснований считать соответствующие фрагменты этих материалов как имеющие необъективный характер.
Одним из побочных результатов названной экспедиции был вывод о том, что русско-подцанные казахи кочуют довольно далеко даже за Тарбагатаем и что поэтому «собственной китайской границею в этих местах» может считаться лишь проходящая за Тарбагатаем цепь китайских пикетов [234]. Следствием чего стало появление в Семиречье целого ряда станиц, основанных русскими казаками в 1847-1849 гг., а для наблюдения за местными казахами была учреждена должность пристава.
После заключения в 1851 г. Кульджинского договора, предоставившего русским купцам право торговли в Илииском крае с открытием русских консульств в Кульдже и Чугучаке и таким образом косвенно закреплявшим фактическое соположение сторон, русская администрация сделала дальнейшие шаги по освоению Заилийского края. В указанный период, например, было основано укрепление Верный (1854 г., совр. Алма-Ата). Действия русских властей сыграли решающую роль в определении позиции ряда киргизских племен, испытывавших давление как со стороны Коканда, так и со стороны цинских властей Кашгарии: киргизы племя за племенем стали переходить под власть России.
