Введение к работе
Предмет исследования. Данная диссертация посвящается анализу проблем, связанных с распространением православия среди корейцев в период с середины 19 века до революции 1917 года. При этом ситуация в Приморском крае и в Корее рассматривается по отдельности.
Работа основывается на обширных материалах, опубликованных до 1917 года и являющихся по большей части первоисточниками, и на некоторых выборочных архивных материалах.
Православие пустило прочные корни среди корейцев, эмигрировавших в Россию с конца 60-х годов, а в 1900 году начала свою работу и русская духовная миссия в Сеуле. Этот процесс распространения и укрепления православных структур и является основным объектом исследования. Церковь сыграла чрезвычайно важную роль в развитии корейского общества в России, в обрусении корейцев на начальных этапах, в их образовании в дальнейшем, в создании специфического идеологического климата; она иногда принимала роль посредника между управлением края и самими корейцами и даже защитника корейских беженцев. В Приморье церковь играла скрытую политическую роль, а в Сеуле связь между церковью и политикой была вполне однозначна. Русско-подданные корейцы в Приморье (а их к 1914 году насчитывалось более 20000 человек) в большинстве своем были крещеными, кроме того, к православной церкви имели отношение и многие корейцы без русского подданства (порядка 40000—50000 человек). Хотя в Сеуле роль церкви в численном отношении была минимальной (число православных корейцев никогда не превышало цифру в 1000 человек), ее политическим значением нельзя пренебрегать. Все эти аспекты— влияние церкви на корейское общество и ее политические задачи — являются основным предметом данного исследования.
Периодизация. В данной диссертации рассматриваются проблемы распространения православия среди корейцев в период с 1865 по 1917 год. Нижняя граница определяется самой историей распространения православия — в этом году состоялись первые крещения корейцев. 1917 год выбран несколько произвольно, так как, на самом деле, церковь в Приморском крае продолжала функционировать в качестве института и после революции вплоть до конца 1922 года (до падения Дальневосточной Республики). Миссия в Сеуле просуществовала до Второй мировой войны. Тем не менее, период 1865—1917 годов не совсем случаен — он охватывает период проникновения России на Дальний Восток и соперничества с другими империалистическими государствами, то есть это период относительно координированной работы церкви в общей структуре политики царизма в целях укрепления позиций России на Дальнем Востоке при целенаправленном финансировании ее из государственных структур, чего нельзя
сказать про послереволюционный период, начавшийся с 1918 года. Относительно широкий, временной диапазон разрешает рассматривать проблему взаимодействия церкви и корейского общества комплексно, выявить различия между разными периодами.
Методологическая основа диссертации. Ввиду широкого охвата темы, в настоящей работе использован ряд неоднородных по характеру подходов.
Во-первых, это использование концепции имиджа православия. Ставится вопрос не столько о реальных, объективных отношениях между церковью и обществом, сколько о субъективных, кажущихся. Именно в этом и заключается один из центральных подходов в диссертации к анализу распространения православия. Это и имидж православия среди корейцев, это и имидж православия, принятого корейцами, как его видели миссионеры и политические деятели, это и имидж православия в корейской прессе. Объективные отношения церковь -корейское общество складывались не на основе экономических взаимоотношений, а на основе особенностей взаимовосприятия, и эта идея является лейтмотивом во всей диссертации.
Во-вторых, это широкое использование статистических данных и их анализ для выявления особенностей взаимодействия корейского общества и церкви. Хотя в диссертации не используется строгий статистический анализ (по причине недостатка хороших, однородных массивов данных и потому, что правильно проведенная работа по статистическому анализу только по этим данным уже имела бы объем полной диссертации; на данном этапе разработки исследуемой темы кажется более желательным добиться наиболее широкого охвата материала), статистическая информация, имеющаяся в наличии, может представить еще один аспект изучения православия среди корейцев.
В-третьих, в диссертации широко используется типология авторитета по Максу Веберу, в особенности противопоставление, легального и харизматического авторитета. Основополагающей характеристикой всего процесса приобщения корейцев к русской культуре являлось то, что первый этап был основан на харизматическом авторитете церкви, а в дальнейшем он постепенно сменился на легальный, или, лучше сказать, институционный. Первые корейские иммигранты, которые бежали из Кореи в Россию, оставляли за рекой Ту- манган свои легально-традиционные связи, на которых основывается вся конфуцианская культура Кореи периода династии Чосон. Приходя в Россию, они попадали в вакуум, где не было еще никаких устоявшихся структур власти, и поэтому первые миссионеры должны были установить свой авторитет; достигали они этого при помощи "исключительно харизматических своих начал, успех имели только те миссионеры, которым был присущ этот дар. Второй период был ознаменован введением широкой системы образования и перехода от харизматического авторитета церкви к авторитету, основанному на институционном характере церкви.
В-четвертых, используется также концепция взаимодействия цивилизаций А. Дж. Тойнби, Р. Лингона и др., то есть представление о том, что более слабая цивилизация, попадающая под влияние иди контроль более сильной, может отреагировать либо полным отрицанием, либо прагматичным принятием идеологии более сильной цивилизации.
В данной диссертации религия рассматривается как основная часть культуры, то есть культура считается вторичной по отношению к. религии, к православию, и поэтому изучение влияния православной религии на корейцев в большой мере равнозначно изучению влияния русской культуры на них.
Актуальность темы. Тема православия среди корейцев важна по ряду причин. С одной стороны, она затрагивает проблему миссионерства русской православной церкви зоооще, о чем до последнего времени практически ничего не писалось. С другой стороны, роль корейцев в освоении и развитии русского Дальнего Востока весьма велика, и православная церковь была практически единственным институтом, который действовал в среде корейцев. Изучение его слияния на корейцев поможет раскрыть сипы, которые привели к обрусению корейцев, и в дальнейшем прояснить взаимосвязь между религиозной идеологией и реальными политико-экономическими взаимоотношениями между корейцами и Россией. Несмотря на всю важность этой темы, на данный момент не существует современных работ, в которых речь шла бы исключительно о взаимодействии православной церкви с корейцами. Это касается не только русского Дальнего Востока, но и самой Кореи. Если по таким церквям, как методистская или пресвитерианская, имеются сотни работ на корейском языке, то по православию в Корее их единицы, и нет ни единой монографии или просто крупной работы. Таким образом, тема православия среди корейцев оставалась на всем протяжении существования СССР белым пятном, и поэтому она развивается в данной диссертации с целью внести частичный вклад в освоение нового направления исследований.
В настоящее время происходит возрождение православной церкви, в связи с этим наблюдается усиление исследовательской деятельности по ее прошлому: также можно отметить повышение интереса, к проблемам, связанным с корейским вопросом, с корейским самосознанием и с историей корейцев в России (что, в свою очередь, связано, с одной стороны, с началом перестройки и гласности, а, с другой стороны, с появлением в России корейцев из Южной Кореи, которые заинтересованы в изучении этого вопроса). Так как диссертация затрагивает как тот, так и другой аспект, то трудно отрицать, что тема является достаточно актуальной.
Цели и задачи. Данная работа преследует несколько целей одновременно. Подборка материала, практически полное отсутствие вторичных источников не дают возможности использовать чисто аналитический, традиционный подход, приходится уделить особое внимание и описательному моменту. В то же время
автор полностью осознает опасность чисто описательного метода, без анализа содержания, и поэтому работа балансирует между двумя подходами. Общие цели этой диссертации следующие:
проанализировать исторические, социальные, и, в меньшей степени, политические аспекты взаимоотношения между православной церковью в лице миссионеров и корейцами и выявить особенности этого взаимоотношения;
воссоздать и систематизировать фактологическую базу развития православия среди корейцев для дальнейшего изучения этой темы, уделяя особое внимание статистическим данным;
ввести в научный оборот большое количество опубликованных первоисточников и выборочных архивных материалов.
Если говорить о конкретной цели диссертации, то есть о постановке вопроса в работе, то ведущей линией были вопросы: как православная церковь функционировала в корейском обществе, и почему она это делала именно таким, а не иным образом? Вопросы эти могут показаться несколько наивными и даже тавтологическими, но, на самом деле, в первом вопросе речь идет о историко-социологическом значении православной церкви для корейцев, то есть, о том, как церковь влияла на корейское население, какие методы воздействия она использовала и т. д. Второй вопрос связан с историко-политическим значением работы церкви, с тем, какие цели она преследовала, какие задачи ставились перед ней, какую роль она играла в общей политике царизма на Дальнем Востоке. Несомненно, что эти два аспекта, социологический и историко-политический, неразрывно связаны друг с другом, и, конечно, их можно применять для анализа любого периода и любого района воздействия церкви. Однако, учитывая минимальное количество православных прихожан в Корее, все же глубокий социологический анализ здесь вряд ли уместен, ввиду малой значимости его результатов. Если в Приморье церковь действительно сильно гювлияла на корейское общество, то в самой Корее такое влияние совершенно не имело места. Поэтому в случае Сеульской миссии скорее интересен исторический подход, а социологический подход лишь может дать объяснение неудачи миссии; в Приморье более интересен комбинированный подход.
Источники. В качестве первоисточников в данной диссертации используется обширная литература дореволюционного времени. Ее можно разделить на несколько типов. Прежде всего, это, конечно, религиозная литература, в особенности периодика. Из журналов можно назвать Православный благовестник, Миссионер, Церковные ведомости, Православное обозрение, Миссионерское обозрение, Вера и разум, Епархиальные ведомости (Камчатские, Владивостокские, Иркутские), Журнал московской патриархии (советского времени). Особенно первый журнал, Православный благовестник, является
незаменимым источником информации по распространению православия среди корейцев, так как в нем на протяжении более двух десятков лет (1894—1917) печатались отчеты, заметки, книги о работе русских миссионеров среди корейцев. Помимо периодики имеются не очень многочисленные работы самих миссионеров, прежде всего, Павла Ивановского, Хрисанфа Щетковского, Ионы Левченко, Феодосия Перевалова и др.
По раннему периоду истории церкви среди корейцев в Приморье имеются Труды православных миссий Восточной Сибири в 2-х томах.
Ко второму типу материалов следует отнести источники нерелигиозного характера. Они не так многочисленны, как первый тип, но в некотором плане более интересны, так как в них отражается мнение более нейтральных наблюдателей. Среди авторов трудов этого типа М. Н. Пржевальский, В. Крестовский, Д. И. Шрейдер, Изабелла Бишоп.
Третий тип составляют первоисточники на иностранных языках. Во-первых, это корейская пресса, газеты типа Хансон сунбо, Хансон чубо, Тоннип синмун, Хвансон синмун, Чегук синмун и религиозные журналы типа Катхолик чённён. Во-вторых, это ряд статистических данных, публиковавшихся ежегодно японским генерал- губернаторством в Корее, среди которых содержались сведения и о православной церкви. В-третьих, это публикации других христианских миссий в Корее, где упоминалось и о православной миссии.
Наконец, нельзя не выделить особую категорию первоисточников по истории православия среди корейцев после революции вплоть до 30-х годов. Это советские журналы и другие материалы по образованию на Дальнем Востоке, в которых очень сильно выступает тема борьбы властей с православием, в том числе и с православием среди корейцев. Здесь можно назвать такие журналы, как На культурном фронте, Вопросы просвещения на Дальнем Востоке, Вестник Приморского ГУБОНО, Статистический ежегодник, Статистический вестник Дальнего Востока. Кроме того, еще есть и пропагандистские работы типа Японская интервенция в Сибири и церковь Б. Кандидова.
Архивный материал, хотя и используется в этой диссертации, не играет важной роли по той простой причине, что практически вся необходимая информация содержится в опубликованных источниках. На данном этапе были использованы только два московских архива, Архив внешней политики Российской Империи (АВПРИ) и Государственный Архив Российской федерации (Г АРФ).
Материалы первого архива большей частью весьма тривиальны и не вносят значительного вклада в углубленное понимание темы. Были использованы следующие фонды: Японский стол (по раннему периоду основания миссии, 1889—1900), Миссия в Сеуле (опись 768), Генеральное консульство в Сеуле (опись 766) (там имеются материалы по истории православной миссии в Сеуле за период 1900—1915 годов), Тихоокеанский стол (документы, связанные с антияпонскими настроениями корейцев в России, использованием ими право-
славия в качестве прикрытия для своей политической деятельности, а также отношение властей Приморского края к корейцам, 1900—1916). В основном, эти материалы подробно освещают историческое развитие Сеульской миссии, но не затрагивают таких фундаментальных проблем, как, например, политические задачи православной миссии и др. Вся эта информация имеется и в опубликованных источниках, например, у архимандрита Феодосия Перевало- ва, начальника миссии в 1917—1932 годах, Российская духовная миссия в Корее в первое 25-летие ее существования, а архивный материал только подтверждает достоверность приведенных фактов.
Второй архив (ГАРФ) в этом плане более интересен, так как содержит не публиковавшиеся материалы по православной миссии в Корее после революции, в том числе письма архимандрита Феодосия Перевалова, и материалы о расколе между Японской православной церковью и Харбинской епархией, между которыми и стояла Сеульская миссия. Тем не менее, и в этом архиве набор документов не очень богат, есть только один фонд. Архиерейский синод русской православной церкви за границей (1919—1941).
Кроме того, использовался еще и Кухангук вегёмунсо, сборник документов по внешним сношениям Кореи; в этом сборнике представлены архивные материалы, главным образом, переписка иностранных дипломатических миссий с корейским правительством. Тома 17 и 18 (Аан) посвящены переписке с Российской миссией. Однако, и эти документы не являются очень важными для общего понимания проблемы.
Историография. Литературы по тематике данной диссертации практически не существует, а современных работ, которые целенаправленно разрабатывают эту тему, нет в принципе.
По общей методологии социологического и исторического анализа использованы работы М. Вебера, А. Дж. Тойнби, Р. Ликтона, Е. КНотгингхэм, Б. Р. Шарф, Э. Трёльч.
Что касается общих вопросов истории и развития русской православной церкви, можно выделить работы Н. А. Смирнова, Н. М. Никольского, М. И. Одинцова, Б. В. Титлинова.
Для проведения сравнительного анализа шаманизма и православия использованы работы Н. Л. Жуковской и М. Элиаде.
Определенную роль играет общий анализ истории Кореи, в особенности ее культурных аспектов. Это В. Чавдра, Дж. Ленсен, Ли Кибэк, Ли Ёник, М. Дойх-лер, а из русских — Б. Д. Пак.
Также важны работы корейских авторов (на корейском и английском языках), в которых обсуждаются общие проблемы проникновения христианства в Корею, среди таких авторов заслуживают внимания следующие: Пэк Накчун, Ли Манёпь, Чхве Гвансон, Юн Генно, Пак Хесэн, Ли Хихван, Ли Хёче, Ким Докхван. Интерес представляют и работы С. Дж. Палмера.
Единственными современными авторами, в работах которых речь идет о православии среди корейцев, оказались Н. Адами, Р. Кинг, и Ли Манёль.
Труды русских ученых составляют еще одну категорию вторичных источников, в которых затрагиваются проблемы, косвенно связанные с темой православия среди корейцев. В свою очередь, их можно разделить на дореволюционные и советские. К первым можно отнести работы Н. В. Кюнера, В. Вагина, П И. Ждан-Пушкина, ко вторым — С. Д. Аносова, Ким Сынхва (его диссертацию Корейские крестьяне русского Дальнего Востока в конце XIX— начале XX ее. а также Очерки по истории советских корейцев).
Научная новизна исследования. Впервые была сделана попытка комплексного изучения проблемы распространения православия среди корейцев. При этом используется не чисто историко-политический подход (то есть более или менее установившаяся традиция выявления империалистических связей религии с политикой), а социологический; анализируется роль церкви в социальном развитии корейского общества, в ее влиянии на образ жизни корейцев. Для этого в значительной мере используется анализ статистического материала (за период с 1894 года до начала Первой мировой войны) по церковному образованию и по отношению корейцев к православию.
Проводится также анализ корейской прессы и корейских первоисточников, по которому можно судить об имидже православия в Корее.
В работе впервые используется значительное количество первоисточников, как русских, так и корейских, библиография по которым может послужить для дальнейшего изучения проблемы.
Работа делится на три части: в первой часта рассматриваются ранние контакты между корейцами и православием на территории России, во второй части разбирается дальнейшее развитие отношений после китайско-японской войны, в третьей части речь идет о сеульской миссии до революции. Кроме того, в заключении вкратце рассматривается процесс распада церковных структур после революции, как в России, так и в Корее.
В каждой части структура приблизительно одна и та же: после исторического введения, в котором особо выделяются моменты, важные для понимания развития православного миссионерского дела, подробно разбираются следующие аспекты миссионерской деятельности: анализ состава миссионеров (кадры), оценка эффективности работы миссий по численным данным годовых отчетов, методы работы миссионеров, в том числе и система религиозного и общего образования, отношение корейцев к православию. Особое внимание уделяется образованию, занимающему важное место в корейском обществе, и положению и эмансипации корейской женщины в структуре православия,
которые свидетельствуют о переходе корейского общества в сферу русской культуры. В части, отведенной Сеульской миссии, речь также идет и о политическом значении православной миссии. Каждую главу завершает интерпретационная часть, которая служит не только в качестве заключения, но и представляет собой попытку освещения изложенного материала с альтернативных точек зрения и обоснования результатов с теоретических позиций.
Во ведении обосновывается важность и актуальность темы, формулируются задачи диссертации, определяются хронологические рамки работы, обрисовываются общая структура и план диссертации, приводится описание структуры епархий и некоторых терминов, постоянно повторяющихся в диссертации, а также приводится анализ библиографических и архивных материалов.
В первой части анализируется ранний период (1865-1880 гг.) распространения православия среди корейцев в Приморье. Для более комплексного понимания проблемы рассматриваются некоторые исторические факторы, повлиявшие на возникновение корейской миссии (в особенности, это было проникновение России на Дальний Восток и первая волна иммиграции корейцев, бежавших от стихийных бедствий, в период 1869—1871).
Отмечается, что с самого начала иммиграции корейцев русские власти были исключительно хорошо настроены к корейцам, так как в них они видели надежный переселенческий элемент, который мог бы укрепить сельскохозяйственную базу региона и служить буфером против вторжений маньчжурских бандитов (хунхузов). К 1871 году на одного русского приходилось несколько корейцев-переселенцев. Поэтому в большинстве случаев к корейцам относились как к русским; например, одна группа в 400 человек была переселена на Амур с полными правами русско-подданных (они получили и деньги на переселение, и землю, как положено русским переселенцам). С другой стороны, корейцы были практически беззащитными и не имели собственного имущества, и часто им приходилось возвращать оказанную финансовую помощь, отрабатывая ее на положении рабов. Тем не менее, нельзя отрицать общий положительный импульс русских властей в деле помощи корейцам, что сказалось и на очень активном принятии корейцами православия в этот ранний период.
В связи с таким положительным отношением стал возникать вопрос о проведении в их среде православной пропаганды, и одним из первых, кто подчеркнул ее важность для обеспечения благонадежности корейского элемента, был Н. М. Пржевальский. Затем и сами миссионеры, например, В. Пьянков, стали осознавать важность своей работы.
Первые контакты корейцев с русским православием, по всей видимости, произошли в 1865 году. Однако, первым "миссионером" был некий Валериан, который, весьма вероятно, принадлежал к Униатской церкви. Он проработал в регионе 6 лет, и его взаимоотношения с православной церковью не вполне ясны. В любом случае, в это время у православной церкви не было другой альтернативы, и он числился в отчетах как "свой". В конце 60-х годов начали
появляться новые миссионеры, например, Тихон и В. Пьянков, которые были, безусловно, православными миссионерами, официально назначенными для работы в этом регионе.
До 1870 года число крещеных было минимальным (в течение пяти лет было крещено только 150 человек), но затем пошел бурный рост крещений: в 1870 году
— 173 человека, в 1872 году — 931 человек. Причем часто это была погоня
только за численностью. Особо в этом деле отличился В. Пьянков, который
крестил партиями по 100—200 человек в течение нескольких дней. Понятно, что
большого влияния на понимание православия корейцами такие крещения не
могли произвести, но тем не менее создавали у корейцев чувство причастности к
особой группе, группе "русских" корейцев, что имело далеко ведущие
последствия для их обрусения.
Подробно исследуются методы влияния православной церкви на корейское население. Работа миссионера основана на трех краеугольных камнях: социальные услуги, религиозно-проповедническая деятельность и финансирование. К социальным услугам относятся предоставление образования, забота о сиротах, оказание медицинской помощи. При этом социальное воздействие имеет двойной смысл: с одной стороны, оно убеждает население в благих намерениях самого миссионера и в его способности быть харизматичным лидером, тем самым заставляя население перенимать от него и то, что не сулит прямой выгоды
— православную веру, а с другой стороны, многие из этих услуг направлены на
детей, которые затем становятся носителями новой культуры, которая передается
миссионером. Религиозно-проповедническая работа состоит из проведения
ритуалов, перевода текстов, строительства церквей и т. д.
Особо подчеркивается роль миссионеров в качестве харизматических лидеров, заменявших корейцам шаманов. Миссионеры должны были как бы завоевывать доверие корейцев, и при этом они могли полагаться исключительно на свои силы
— поддержки извне им не оказывали. Миссионеры добивались своего, используя
медицинские познания и удачу:- например,- если они молились о ниспослании
дождя и эти молитвы увенчивались успехом, это сильно повышало
харизматический авторитет миссионеров у корейцев. Нельзя, конечно, не
отметить, что изначально корейцы были настроены положительно к
миссионерам, так как в них они видели представителей русской культуры и
русского политического строя, что сыграло определенную роль, но, тем не менее,
взаимоотношения между корейцами и первыми миссионерами строились на
основе харизматического авторитета. Особую графу составляет образование и
усыновление русскими корейских детей, так как они впоследствии становились
настоящими православными и опорой церкви.
Таким образом, в первый период корейцы были настроены к православию очень благожелательно, сами строили церкви и школы, сами платили жалованье миссионерам и учителям (когда это было в их силах); инициатива по расширению религиозной Проповеди часто исходила от самих старост селений.
Также отмечается относительная идеологическая близость между православием с одной стороны, и шаманизмом, одной из основных религий корейских переселенцев, и конфуцианством, с другой. Можно провести параллели между православной троицей и троицей в корейских мифах и шаманской символике; культ поминальных табличек корейцев легко связывается с культом иконы, а поминки с церемонией чеса.
Тем не менее, нельзя переоценивать отношение корейцев к православии.', часто они не понимали смысла православия и рассматривали его принятие в качестве необходимой ступени на пути к получению русского подданства. Иногда они даже не делали различия между подданством и верой В любом случае, в этот первый период можно говорить о легальном, но поверхностном переходе корейцев в православие.
Во второй части подробно разбирается период с 90-х годов и до революции. Как и в первой части, вопрос ставится об эффективности работы миссии и о причинах принятия корейцами православия. Проблема эта рассматривается с трех точек зрения.
Во-первых, используются численные данные, собранные из разных годовых отчетов. Это, прежде всего, информация о числе крещеных корейцев, о посещаемости корейцами причастия, о числе официальных браков, заключаемых по русским христианским обычаям и т. д. Этот массив данных используется для опенки юридического статуса корейского населения (крещеные— некрещеные), "духовного" состояния (участвуют в православных ритуалах—не участвуют) и отношения женщин к православию (которое также свидетельствует о принятии русской культуры, так как, становясь активными участницами православных ритуалов, женщины выходят из традиционного закрепощения, свойственного им в корейском обществе). Этот подход выявил практически непрекращающийся в течение всего "рассматриваемого периода рост по первому показателю, показателю крещения, причем этот рост отличался особой интенсивностью в районе 1895, 1900 и 1909 годы. Отношение к "духовному" аспекту православия показало, что с 1894 по 1901 год наблюдался рост участия, а после русско-японской войны произошел очень резкий спад участия. Точно тагое же явление наблюдается и с пропорцией участвующих в причастии крещенных женщин — наибольшая пропорция участия выявлена около 1900 года (41 %), а до и после этого времени процент женщин составлял около 30 (29 — в 1895, 31 — в 1910 году). Такое развитие объясняется следующими факторами. Во-первых, если сопоставить рост и упадок интереса корейцев к "духовному" аспекту православия, обнаруживается, что они происходят параллельно смене отношения генерал-губернатора к корейцам: А. Н. Корф, П. Ф. Унтербергер (1885—1893 и 1905—1910) — противники положительной политики по отношению к корейцам, С. М. Духовский, Н. И. Гродеков, Д. И. Субботич, Н. Л. Гондатти (1893—1904 и 1911—1917) — сторонники, или, во всяком случае, не противники использования
корейцев в качестве переселенческого элемента. Во-вторых, спад приходится на период после поражения России в войне с Японией, что означает, что падение престижа России как великой державы также сыграло значительную роль в более формальном подходе корейцев к православию. В-третьих, можно отметить некоторую связь с количеством иммигрантов: наблюдалось два наплыва иммигрантов: во время китайско-японской войны и в течение некоторого времени после нее (число корейцев удвоилось за 6 лет) и после русско-японской войны (за 1904—1907 годы — на 40 %). Каждый наплыв сопровождался падением показателей, что скорее всего связано с отрицательным влиянием новоприбывших, разрушавших гомогенность обрусевшей группы корейцев. В-четвертых, улучшение показателей в 1900 году совпало с усилением образовательной системы в то же время и разделением Камчатской епархии с одновременным созданием Владивостокской епархии, в которой корейцы стали основной нерусской национальностью, и на которых церковь сконцентрировала свои усилия.
Во-вторых, результат анализа по численным данным подтверждается и показаниями самих миссионеров, которые также печатались в годовых отчетах. Можно отметить такую же закономерность: до 1890-х годов более или менее плавный прогресс в миссионерском деле, в 1894-96 годах некоторое ухудшение, за которым следовали более положительные отзывы. После 1905 года положение кажется просто катастрофическим, а после 1910 года следует постепенное улучшение отзывов.
В-третьих, исследуется система церковного образования среди корейцев. Она достигла своего максимума где-то в 1901—1905 годах (всего 30 школ и 1100 корейских учеников), после чего последовал спад; очередной минимум был достигнут в 1908 году (23 школы и 9 00 учеников). Затем, с приходом Н. Л. Гондатти на пост генерал-губернатора, с 1911 года показатели опять начинают увеличиваться, но Первая мировая война, а затем и революция остановили это процесс. Тенденция в посещаемости школ девочками развивалась идентично с посещаемостью корейскими женщинами причастия, что говорит о близкой связи между образованием и "духовным" принятием религии.
Отмечается, что школьное дело среди корейцев — очень выгодное предприятие для церкви, так как корейцы сами практически полностью содержали и финансировали образовательную систему (примерно на 80 %).
Отдельно рассматривается вопрос о политической иммиграции корейцев в Россию после захвата Кореи японцами, об их отрицательном влиянии на достижения православия, использовании православия в своих целях, на создание конкуренции, особенно со стороны пресвитерианцев.
В этот период церковь смогла добиться значительных качественных успехов в деле приобщения корейцев к православию благодаря систематической политике по внедрению образования и усиления контроля со стороны миссионеров. Церковь начала выступать в качестве института.
В главе, посвященной Сеульской православной миссии, рассматриваются следующие вопросы.
Подробно рассматривается история становление миссии в Сеуле. Первым с идеей ее создания выступил в 1889 году Н. А. Шуйский, имея в виду цель укрепления культурного влияния России в Корее. Хотя на его доклад не последовало ответа, практически такая же идея легла в основу русской школы в Сеуле, начавшей свою работу в 1896 году. Школа сыграла впоследствии важную роль, так как благодаря ей были "подготовлены корейские переводчики, помогавшие на начальных порах миссионерам, был создан прецедент работы русского образовательного института в Корее, была установлена связь между русской культурой и правительственной поддержкой (школа как бы являлась олицетворением русско-корейских отношений, в ней велась и религиозная подготовка). Хотя официально сама русская православная миссия в Сеуле была основана в 1897 году при содействии Сергея Витте, из-за политических осложнений она прибыла в Сеул в 1900 году. Финансировалась она прямо из казны. Миссия проработала до начала русско-японской войны, на время которой миссионеры вынуждены были бежать в Китай. Во время войны интересы миссии представляло французское консульство. После окончания войны миссия возобновила свои функции в Сеуле, и на первых порах начальник миссии рассчитывал на ее расширение при поддержке извне. Однако, из-за того, что царская политика претерпела резкое изменение, Россия уступила Японии ведущую роль в сфере слияния в Корее, и в связи с этим поддержка (финансовая и политическая) Сеульской миссии больше не осуществлялась. Перелом произошел в 1908 году. А в течение десяти последующих лет миссия работала без особых осложнений, но и без каких-либо существенных достижений, постепенно приходя к использованию корейцев в качестве катехизаторов, что во многом является повторением политики русского православия в Японии. В связи с усилением японского контроля над образованием, была закрыта русская миссионерская школа в Кёха.
Отдельно анализируется имидж православия в Корее. Первые сведения о православии стали проникать в Корею с китайскими источниками. Чхве Ханги еще в 1851 году упоминал, что в России есть "католики". Правильное понимание православия и его связей с правящими кругами России можно обнаружить в самой первой газете, Хансон сунбо (1884). Имидж православия и России в Тоннип синмун — скорее отрицательный. После прибытия миссии Е Сеул местная пресса в течение двух месяцев широко освещала это событие в положительных тонах в течении двух месяцев, но затем интерес спал, а через год, в связи с инцидентом Чонгильдан, ряд статей связал православных миссионеров с криминальным и антисоциальным поведением лжемиссионеров, что не могло не сказаться на общем имидже миссии и православия.
Причины, больше всего побуждавшие корейцев принять крещение в миссии, были меркантильными — церковь рассматривалась как возможная политическая
защита, сначала от гнета корейских чиновников, а затем и японских. Духовные интересы практически всегда отступали на задний план в Сеуле. Основной проблемой миссии с самого начала была проблема кадров. Не было ни одного специального заведения, где готовили бы квалифицированных миссионеров. Самым успешным миссионером был Павел Ивановский, окончивший Восточный институт. Одно время (1911 год) выдвигался проект создания миссионерского института (при поддержке корейских священников), но конкретных результатов в этом деле не было достигнуто. Политика царизма и православная церковь опоздали с открытием миссии в Корее на 15 лет, упустив замечательный шанс в 80-х годах прошлого века, когда другие христианские миссии США, Франции и Англии только начинали проникать в Корею. Миссия в Сеуле не смогла добиться ни количественных, ни качественных результатов, она потерпела почти полное фиаско.
В Заключении приводится краткий обзор развития православной церкви среди корейцев после революции. При этом здесь можно выделить три аспекта: разрушение православной церкви в России и антирелигиозная пропаганда среди корейцев, православная церковь в Корее, ее прозябание и, наконец, раскол в самой церкви, находившейся в эмиграции, разногласия между Харбинской епархией и японским православием, влияние этого раскола на православную миссию в Сеуле и создание независимого стана в северной части Кореи. Подчеркивается, что, несмотря на страшный удар, нанесенный революцией, церковь пережила некоторый катарсис. Особенно это справедливо в отношении Сеульской миссии; отсутствие финансовой поддержки из центра означало, что, с одной стороны, церковь должна была переходить на самообеспечение, а, с другой стороны,, это. сразу отсекало от. церкви всех тех, кто шел в нее по меркантильным соображениям. Снова харизматический лидер стал основой православной церкви, как то имело место в первые годы распространения православия среди корейцев на русском Дальнем Востоке.
Общие выводы. В данной диссертации был поставлен вопрос о влиянии православной церкви на корейское общество в период 1865—1917 годов в Приморье и Корее. Проведен подробный анализ методов, при помощи которых церковь оказывала свое воздействие на корейское общество. С одной стороны, рассматривались такие положительные факторы, как работа миссионеров, школ, а в Корее еще и роль корейской прессы, а, с другой стороны, и отрицательные факторы, например, отношение генерал-губернаторов к корейскому вопросу и общее политическое настроение корейцев, роль политической иммиграции корейцев. Эффективность воздействия этих методов оценивалась при помощи численного анализа данных, а также разбора годовых отчетов по Камчатской и Владивостокской епархиям. Освещался и вопрос о провале православной церкви в Сеуле, при этом роли политических факторов (влияние русской политики на
создание миссии) отдавалось более видное место, чем в случае с Приморьем. Общий вывод — церковь в Приморье сыграла исключительно важную роль в деле приобщения корейцев к русской культуре, тем самым создав положительные условия для их обрусения и использования в качестве колонизаторского элемента края. В Корее работа церкви не имела практического значения, поэтому ее влиянием на корейское общество можно пренебречь, и анализ православия в Корее представляет интерес только с точки зрения понимания работы самой церкви и ее связи с русской политикой. Вкратце рассматривался также процесс разрушения церкви посла революции. Интересным представился анализ латентного влияния в Приморье православной идеологии, имевшего место вплоть до 30-х годов, несмотря на уничтожение церкви как института. В Корее церковь также вышла в другую плоскость бытия, и, как в России, так и в Корее "меркантильные" соображения корейцев в вопросе принятия веры отступили на задний план. Произошел полный катарсис церкви, и анализ послереволюционного отношения корейцев к вере очень показателен — православие действительно стало неотъемлемой чертой корейского общества в России.
Результатом проделанной работы является также частичное разрешение центрального вопроса, волнующего многих современных корейцев, вопроса о том, являлось ли принятие православия корейцами лишь формальностью, или корейцев действительно интересовала эта религия. Нельзя однозначно ответить на этот вопрос, так как в разные периоды и в разных районах (Корее или Приморье) ситуация складывалась по-разному. Тем не менее, нельзя безоговорочно согласиться с необоснованными категоричными заявлениями некоторых корейских исследователей о том, что корейцы совершенно не принимали веры, а крестились исключительно ради собственной выгоды. С другой стороны, нельзя также утверждать, что корейцев привлекал исключительно духовный аспект православной веры. Однако, учитывая события после революции, все же можно утверждать, что работа церкви среди корейцев имела далеко идущие последствия, которые нельзя объяснить только принимая во внимание конкретные выгоды, предоставлявшиеся корейцам церковью до революции.
