Этнокультурные процессы в Эгеиде в эпоху бронзы (Догреческий субстрат) Рубин Олег Сергеевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Эгейский регион на рубеже IV—III тысячелетий до н. э.: общая характеристика 56

Глава II. Эгеида в раннем бронзовом веке (III тысячелетие до н.э.) 73

2.1. Остров Крит 73

2.2. Кикладский архипелаг 87

2.3. Материковая Греция 101

2.4. Западная Анатолия 113

2.5. Проблема «эгейского культурного койне» 123

Глава III. Догреческие культуры Эгеиды эпохи средней и поздней бронзы 129

3.1. Дворцы Миноса 129

3.2. От Пеласгии к Элладе 150

3.3. Дарданский Илион 166

3.4. Миграции индоевропейских племен в Эгейский регион и проблема локализации индоевропейской прародины 180

Заключение 187

Список использованных источников и литературы 196

• Остров Крит
• Дворцы Миноса
• Миграции индоевропейских племен в Эгейский регион и проблема локализации индоевропейской прародины

Введение к работе

Этнокультурные процессы на Балканском полуострове в эпоху бронзы, несомненно, заслуживают внимательного изучения. Именно в этом периоде развиваются первая европейская (минойская) и первая греческая (микенская) цивилизации, которые, естественно, не могли возникнуть сразу - появлению столь совершенных форм культуры и социальной организации должен был предшествовать более или менее протяженный период поисков, шедших, как это бывает обычно, путем проб и ошибок.

Классической греческой цивилизации предшествовали так называемые «темные века» (XI-IX вв. до н. э.), во время которых были забыты все достижения предшествовавшей эпохи . Тем не менее, хронологически «темные века» занимают не очень большое место, так как им уже предшествовали развитые цивилизации, следы которой не могли стереться в памяти греков, и именно этим, как нам кажется, можно объяснить кратковременность «темных веков». Эгейским же цивилизациям эпохи бронзы не предшествовали развитые формы общественной организации, -они начинались с «нуля». Поэтому процесс их формирования должен был занять более длительное время, а количество «проб и ошибок» здесь, что вполне естественно, должно, несомненно, возрасти.

Таким образом, история догреческого населения Эгейского региона занимает особое место в исторических судьбах европейского мира - как своеобразный пролог к истории древнейших цивилизаций и как время вызревания их основных Предпосылок и структурных элементов — технологических, социально-экономических, и, особенно, демографических и

¹ Подробнее см.: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976.

идеологических. Изучение этого периода древнейшей истории Эгеиды дает возможность проследить процесс многовековой трансформации общественных институтов. Кроме того, знание этой истории позволяет расширить представление обо всем ходе мировой истории - имеется в виду целый комплекс проблем по древнейшей истории индоевропейских народов, — прежде всего проблемы распада индоевропейской общности и времени прихода индоевропейцев на Балканы. Решение данной проблемы позволяет ответить, в свою очередь, на ряд более конкретных вопросов, связанных с приходом на Балканы пеласгских и греческих племен.

Сейчас уже ясно, что в нашем распоряжении нет достаточно веских фактических данных, свидетельствующих о том, что греки пришли на Балканский полуостров как вполне сложившийся этнос со своим особым языком, психическим складом, мировосприятием и культурой. Скорее всего, все это они обрели уже после того, как их предки обосновались в Эгеиде, в процессе длительного взаимодействия и ассимиляции с племенами, жившими до них на этой же территории. Данное обстоятельство заставляет гораздо серьезней отнестись к тому культурному наследию, которое выработало догреческое население интересующего нас региона. Вследствие этого определенную значимость принимает вопрос о времени и обстоятельствах прихода на Балканы первой волны грекоязычных племен (вопрос, который далек от окончательного решения до сих пор), а также не менее «туманный» вопрос об этнической принадлежности народов так называемого догреческого субстрата. Подтверждением актуальности исследования культур Эгейского региона эпохи бронзы может служить и то, что до сих не решена важная проблема соотношения эгейских культур с более ранними и одновременными цивилизациями Передней Азии, в особенности с такими ее вариантами, как дворцово-храмовые культуры Центральной Анатолии и Сирии (Хиджалар, Алалах, Угарит и др.).

В интересующее нас время (Ш-П тысячелетия до н. э.) на территории Эгеиды (на островах, европейском материке, а также на узкой полосе ма-лоазийского побережья) образовалось четыре крупных культурных ареала с некоторыми внутрирегиональными вариациями. Эти вариации объясняются, прежде всего, географическими условиями - степенью отдаленности друг от друга основных очагов одной и той же культуры. Если идти в направлении с востока на запад, то эти культуры расположатся следующим образом: 1) Западно-анатолийская культура Троя-Гиссарлык, которая распространялась и на часть островов Эгейского моря - Лемнос, Лесбос, Хиос; 2) Кикладская культура - по-гречески, КіжА,а5є<;, «лежащие кругом» (название отражает расположение островов относительно храма Аполлона на священном острове Делосе); 3) Южно-балканская культура материковой Греции с центрами в Беотии, Аттике и Арголиде; 4) Минойская культура Крита'.

В самом начале III тысячелетия на интересующей нас территории возникают очаги примитивной урбанизации, что связано или с приходом нового этноса, или со своеобразным «демографическим взрывом», повлекшим за собой бурный рост населения и освоение новых земельных территорий. Кроме того, в это время усилилась обособленность местных культур, а, следовательно, для нас появляется возможность идентифицировать ту или иную культурную общность и «очертить» ее границы. Все эти процессы стали возможными благодаря тому, что на рубеже IV и III тысячелетий до н. э. население Эгеиды начинает использовать медь, что вело к обновлению технологической базы. Конечно, данный процесс во временном отношении различался по отдельным регионам.

Общую характеристику эгейских культур см.: Блаватская Т. В. Ахейская Греция во втором тысячелетии до н. э. М., 1966; Renfrew С. The Emergence of Civilization: The Cy-claden and the Aegean in the Third Millennium В. С L., 1972; Miiller W. Troja. Wiederentdeckung der Jahrtausend. Leipzig, 1972; Андреев Ю.В. Островные поселения Эгейского мира в эпоху бронзы. М., 1989.

В развитии этих культур удается проследить некоторые общие тенденции, выразившиеся в относительно синхронном появлении одних и тех же культурных инноваций. Такого рода совпадение служит основанием для того, чтобы расценивать эти четыре основные культуры как звенья в эволюционной цепи единого культурогенетического процесса, замкнутого в конечной фазе на дворцовые цивилизации II тысячелетия до н. э.¹

За условную нижнюю границу настоящего исследования взят рубеж IV—III тысячелетий до н. э., когда в Эгеиде появились первые ростки совершенно оригинальной дворцовой цивилизации. Верхняя хронологическая граница несколько варьируется по регионам, так как находится в прямой зависимости от времени расселения греческих племен. Причем, если приход эллинов на Крит, Киклады и в Западную Анатолию датируется относительно легко, то время их появления на территории материковой Греции, как уже говорилось, точно неизвестно. Рамки исследования ограничиваются для Крита и Киклад XXX-XV веками до н. э. (до микенского завоевания Крита), для Западной Анатолии XXX-XIII веками до н. э. (до конца бронзового века).

Источниковой базой настоящей работы являются данные, предоставляемые античной письменной традицией, сравнительным языкознанием и в особенности археологией. Создание более или менее цельной картины этнокультурных процессов Эгейского региона возможно лишь с привлечением различных категорий источников, так как использование одного из них в отдельности может привести к ошибочному пониманию ситуации в целом.

Сведения античной письменной традиции о древнейшей истории Эгеиды носят несистематический характер. При их использовании следует

¹ Именно данное обстоятельство исключает из сферы нашего изучения ряд культур северной части Эгейского региона, развившихся на территории Фессалии и Южной Фракии, где эпоха бронзы наступила гораздо позже, чем в четырех вышеобозначенных регионах.

учитывать время их создания. Естественно, то, что сохранилось, было написано намного позднее, в значительной степени информация переосмыслена, а количество неточностей и искажений велико. Кроме того, греческие авторы классической эпохи не могли знать, а, следовательно, запечатлеть многие факты истории, отстоящей от них более чем на две тысячи лет, но, тем не менее, кое-какую информацию о доисторических временах в их трудах можно подчерпнуть, например, - о пеласгах как о доминирующем этносе, населяющего Балканы до прихода греков.

Приписываемые Гомеру поэмы «Илиада»¹ и «Одиссея»², как и известные только по названиям другие произведения этого времени, являются частью большого культурного наследства II - начала I тысячелетия до н. э., переданного аэдами, державшими в памяти стихотворные предания о героях и богах. Как всякое выдающееся явление, обе поэмы Гомера привлекли к себе большое внимание: о них написано сотни книг и статьей. Для нас углубление в частные сюжеты гомеровского вопроса бесполезно, тем более что многие сюжеты, некогда бурно обсуждавшиеся гомероведа-ми, потеряли теперь свою ценность.

В поэмах Гомера содержится определенная, хотя и не очень обширная информация по истории Эгейского региона III и II тысячелетий до н. э. Наибольший интерес вызывает генеалогия троянских царей, изложенная устами Энея в Илиаде , анализ которой показывает незнание греками истории Западно-анатолийского региона до времени их похода на Трою (см. приложение VI). Информация о пеласгах — основном догреческом населении Эллады, также носит фрагментарный характер, но, тем не менее, дает представление об ареале расселения этих индоевропейских племен. Такие же отрывочные сведения встречаются и у более поздних авторов - Геродота, Фукидида, Павсания и Страбона.

¹ Гомер. Илиада/Пер. Н. И. Гнедича. СПб., 1998.

² Гомер. Одиссея / Пер. В. А. Жуковского. СПб., 1998.
4lias. XX. 230-260.

Как известно, главными источниками Геродота были его личные на
блюдения во время путешествий, устные сообщения его собеседников и
письменные памятники. При таком подходе, вполне естественно, возника
ет вопрос о степени достоверности тех событий, которые наиболее удале
ны от времени написания Геродотом «Истории». Несмотря на то, что
информация, которую сообщает о древнейшем периоде истории Эллады
^ Геродот, весьма сомнительна и малодостоверна, некоторые его сведения

имеют первостепенное значение. Например, факт личного общения автора «Истории» с остатками пеласгских племен, что позволяет говорить о последних как о реальной этнической единице, а при сопоставлении с другими сведениями античных авторов как о ведущей силе в политической жизни племенного мира догреческой Эллады. Следует отметить еще одну особенность сочинения Геродота - это стремление автора объяснить корни культурных, в том числе религиозных, традиций эллинов как восприятие

* достижений иных культур и этносов. Несомненно, при анализе труда Ге
родота, следует учитывать «диффузионистские» позиции автора.

Фукидид , для которого характерны ясность и сжатость формулировок, пожалуй, единственный, кто понимал огромное значение эпохи, предшествующей дорийскому переселению, поскольку в общем очерке истории Эллады от древнейших времен до Пелопоннесской войны, который охватывает первые 20 глав его труда, девять посвящены исторической ха-

рактеристике интересующего нас периода, причем обычная для Фукидида
тщательность, с какой он подбирал свои источники, проявлена и при опи
сании додорийского времени. Фукидид пользовался богатой местной тра
дицией, придавая ей большое значение и резко противопоставляя ее
сведениям Гомера и других поэтов³. Видимо, объемы сведений о древних

¹ Геродот. История / Пер. Г. А. Стратановского. Л., 1972.

² Фукидид. История / Изд. подгот. Г. А. Стратановский, А. А. Нейхардт,
Я. М. Боровский. Л., 1981.

³Thuc. 1.10.3; 11.3.

#

временах, сохраненные народной памятью, были таковы, что Фукидид сумел увидеть в далеком прошлом контуры понятных и современных ему событий. Рационализм Фукидида помог освободить легенды от мифологической формы и создать пусть несколько отрывочный и схематичный, но все же очень ценный очерк древнейшей истории Греции.

Последующие историки Эллады - Полибий¹, Павсаний², Страбон³ и Аполлодор⁴, упоминая древнейшие времена, в той или иной степени дублируют сведения, излагаемые Геродотом и Фукидидом. Следует отметить Павсания, благодаря которому известны генеалогические схемы царских династий из разных областей Эллады, причем в отличие от «Библиотеки», приписываемой Аполлодору, в «Описании Эллады» местные хроники изложены с большей осторожностью. Мифологические генеалогии важны -они, естественно, в значительной части являются вымыслом, но это еще не основание, чтобы отвернуться от них. Например, сыновья Эллина - Эол, Дор и Ксуф, отец Иона и Ахея⁵, являются явным вымыслом в том смысле, что эти лица вряд ли когда-нибудь существовали. Они воплощают в себе национальное самосознание греков, - а ощущение своего единства как эллинов и неоднородности в качестве эолиицев, дорийцев и ионийцев, не вымысел, а историческая реальность.

Легенды о догреческих народах переданы Павсанием, видимо, в той редакции, в какой он услышал их от местных хранителей преданий. Тем не менее, обширный мифологический материал, собранный Павсанием, значительно уступает по объему своду мифов, сохраненному в сочинении Аполлодора.

¹ Полибий. Всеобщая история / Пер. Ф. Г. Мищенко. Т. 1-3. М, 1890-1899.

² Павсаний. Описание Эллады / Пер. С. П. Кондратьева. Т. 1-2. М., 1938-1940.

³ Страбон. География / Пер. Г. А. Стратановского. М, 1964.

⁴ Аполлодор. Мифологическая библиотека / Пер. В. Г. Боруховича. Л., 1972.
^ь Apollod. 1.7.3.

Информация, содержащаяся в трудах греческих историков и мифо-графов, противоречива и фактически неотделима от более поздних микенских и раннегреческих слоев. В частности, огромное сомнение вызывают сведения относительно существования на Крите эпохи старых и новых дворцов царской власти. Археология до сих пор не предоставила ни одного подтверждения этому, и все рассуждения относительно могущества критских царей и «минойской талассократии» основаны только лишь на противоречивых поздних сведениях античной традиции и носят спекулятивный характер¹. Незнание исторического прошлого древними историками объясняется, как нам кажется, слишком большой временной отдаленностью классической эпохи от существования первой европейской дворцовой цивилизации.

Упомянутые известия античных историков и писателей разносторон-ни и интересны, но, как бы бережно ни хранили эллины свои исторические воспоминания, сколь аккуратно ни вели счет времени по поколениям, все же дошедшая до нас традиция слишком далека во временном отношении от описываемого в ней периода. Вследствие своей малой достоверности и информативности, письменные данные классического периода по сравнению с другими видами источников могут быть названы второстепенными.

Данные сравнительно-исторического языкознания также имеют свои недостатки: 1) невозможность учета исследователями этнических смен, что влекло за собой уже в историческое время переименование топонимов - важных составляющих любого лингвистического исследования; 2) глоттохронологические расчеты, в том случае, когда речь идет о взаимоотношении языков и языковых семей более отдаленного прошлого, не всегда способны

Само имя одного из критских царей (Diod. V. 79. 1), или одного из государственных деятелей, давшего законы критянам (Apollod. И. 4. 9; Ps.-Plat. Minos. 318 D) Радаман-та (Pa8ajaav9u<;) индоевропейского происхождения, на что указывает суффикс -v0-(Георгиев В. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. (Родственные отношения индоевропейских языков). М., 1958. С. 102).

дать точные временные ориентиры, так как плотность населения была небольшой и языковая устойчивость не могла поддерживаться фиксацией слова в письменном виде. Кроме того, лингвисты, занимающиеся сравнительно-историческим языкознанием, в своих исследованиях склонны переоценивать возраст языковых связей без сколько-нибудь подробного аргументированного обоснования вводимых временных шкал.

До сих пор археологические данные остаются самой разнообразной и полной категорией источников по истории Эгеиды бронзового века. Главный недостаток археологических источников состоит в том, что, несмотря на четкое привязывание археологических культур к определенной территории, они ничего не могут сказать об этносе или этносах, которые являются носителями этих культур. Тем не менее, благодаря своей массовости именно археологические данные, по сравнению с другими источниками, наиболее информативны. Из-за отдаленности во времени все другие источники слишком скудно освещают внутренние процессы и не позволяют судить о культурном, техническом, экономическом и социальном развитии народов Эгеиды.

В тесном контакте с археологией находятся ряд других научных дисциплин. Свои плюсы и минусы имеет симбиоз археологии с одной из них -этнологией. Археология не дает прямых сведений об общественном строе в случаях, когда изучаемая культура слишком далеко отстоит от нас по времени. Некоторые ученые выступали за возможность заполнения этого пробела на основании данных о современных племенах, находящихся на том же уровне развития материальной культуры¹, однако не стоит видеть в этом панацею. Как справедливо отметил Гордон Чайлд: «Не следует полагать, что если экономическая и материальная культура сопоставляемых с древними народами современных нам племен остановилась на стадии раз-

¹ См., например: ТомсонДж. Исследования по истории древнегреческого общества. М., 1958.

вития, пройденной европейцами нескольких тысяч лет тому назад, то и умственное развитие остановилось на той же мертвой точке»¹. Остается только с этим согласиться.

Весьма плодотворен синтез археологии с генетикой. Именно благодаря этому союзу появился ряд важных положений, с которыми нельзя не считаться. Например, вывод о том, что поздненеолитические миграции (на рубеже IV и III тысячелетий до н. э.), предполагавшиеся на основании изменений в материальной культуре в Восточной и Центральной Европе, не находят отражения в современной генетической структуре населения, говорящего на индоевропейских языках². Наиболее важен для нас вывод о том, что генетика однозначно указывает на распространение праиндоевро-пейцев из северо-восточного ареала, центр которого находился на Украине и юге России (Приазовье) . Исходя из этой информации, можно уже строить предположения о путях миграции на Балканский полуостров индоевропейцев (и пеласгов, и эллинов).

Суммируя сказанное, можно сделать вывод о том, что при изучении истории Балканского полуострова III - начала II тысячелетий археология является той основой, на которую нанизываются данные других источников и других наук. Это соотношение объясняется не качественной стороной состояния источников, а только количественной, так как археология предоставляет несравненно больше информации, чем античная традиция, исследования лингвистов и генетиков вместе взятых. Тем не менее, последние позволяют не только уточнять отдельные моменты, - некоторые положения, сделанные на основе анализа археологических материала были бы просто невозможны без учета той информации, которая содержится в иных источниках.

¹ Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. М., 1952. С. 89.

² Ренфрю К. Разнообразие языков мира, распространение земледелия и индоевро
пейская проблема// ВДИ. 1998. № 3. С. 121.

³ Салларес Р. Языки, генетика и археология // ВДИ. 1998. №3. С. 130.

Изучение истории этносов Эгеиды по письменным источникам началось почти сразу с их открытием. А. Эванс, Д. Майрс, А. Кобер и Е. Беннетт классифицировали и систематизировали знаки и досконально изучили многообразие крито-микенских документов. Но чтение текстов оставалось недоступным, так как языковеды следовали теории о неиндоевропейском характере древнейшего населения Эгеиды. Тем не менее, огромный предварительный труд был необходим и использовался в дальнейших исследованиях.

В начале 50-х годов принципиально важных успехов достигли де-шифровщики древних письмен. В 1952 году англичанин М. Вентрис определил ряд силлабограмм и прочел некоторые тексты линейного письма В, а затем вместе с Дж. Чэдвиком выработал систему фонетических значений слоговых знаков и составил очерк грамматики «ахейского» языка².

Следующим шагом в области изучения древних балканских языков явился труд болгарского профессора В. Георгиева³, в котором автор доказал, что язык догреческого субстрата принадлежит к индоевропейской языковой семье. Путем установления последовательной системы характерных черт (звуковых соответствий) фонетики исчезнувшего неизвестного языка болгарский ученый попытался определить лексику этого языка и таким образом реконструировать его в общих чертах. Как отметил В. Георгиев, часть топонимики Эгеиды (как в материковой Греции, так и в Малой Азии), а также похожие по словообразовательной конструкции ряд слов древнегреческого языка, не могут быть истолкованы на основе последнего. В. Георгиев предположил, что догреческий индоевропейский

¹ Evans A. The Palace of Minos at Knossos. Vol. IV. P. 681-682; Его же. Scripta Minoa.
Vol. I—II. Oxford, 1909-1952; Myres S. L. The Minoan Signary IIJHS. 1946. № 66; KoberA. E.
The Minoan Scripts, Fact and Theory IIAJA. 1948. № 52; Bennett E. L. Fractional Quantities in
Minoan Bookkeeping II AJA. 1950. № 54.

² Ventris M., ChadwickJ. Documents in Mycenaean Greek. Cambridge, 1956; Чэд-
викДж. Расшифровка слогового В // Тайны древних письмен. М., 1976.

³ Георгиев В. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. (Родст
венные отношения индоевропейских языков). М., 1958.

язык принадлежал пеласгам, так как, согласно античной традиции и древним текстам цивилизаций Азии и Северной Африки пеласги населяли большую часть Эгеиды до прихода сюда греческих племен.

Наряду с достижениями В. Георгиева в открытии пеласгского языка и принадлежности его к индоевропейской языковой семье, нельзя не отметить неудачные попытки дешифровки автором линейного письма А на основе древнегреческого языка¹, а также выводы относительно времени прихода индоевропейских (и греческих, в частности) племен на Балканы. Как правило, эти выводы ничем, кроме данных лингвистического анализа не подкреплены, что заставляет осторожно относиться к датировке распада индоевропейской общности и последующего их расселения, приводимой в работе болгарского ученого. Однако, в целом, заслуги В. Георгиева в определении характера догреческого слоя древнегреческой аппелятивной лексики и ономастики, действительно чрезвычайно велики.

Успехи В. Георгиева стимулировали увеличение интереса к проблеме реконструкции этногенетических процессов на Балканах². В частности, М. Л. Воскресенским и В. П. Назаровым была предпринята попытка де-шифровки так называемых «этеокритских» надписей , язык которых был определен исследователями как диалект древнегреческого языка⁴.

Приблизительно в те же годы появляется работа Л. А. Гиндина, посвященная древнейшим языкам Эгейского региона⁵. Л. А. Гиндин следует

См. также: Георгиев В. Нынешнее состояние толкования крито-микенских надписей. София, 1954.

² Очень много исследований было посвящено Фестскому диску, однако дальше
классификации по отдельным признакам знаков на этом загадочном диске дело по на
стоящий момент не продвинулось. О попытках дешифровки Фестского диска см.: Brad-
show А. The Imprinting of the Phaistos Disc II Kadmos. 1976. № 15.

³ Воскресенский M. Л., Назаров В. П. Опыт интерпретации этеокритских надпи
сей//ВДИ. 1968. № 2.

⁴ О том, что язык этих надписей - критский диалект греческого языка, высказывал
предположение еще В. Георгиев {Георгиев В. Исследования... С. 110).

⁵ Гиндин Л. А. Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова.
М., 1967.

в контексте концепции В. Георгиева, - уделяя большое внимание культурно-этнографическому аспекту исследования и, считая, что догреческий субстрат состоял из двух слоев: анатолийского (хетто-лувийского) и пе-ласгского. Констатируя родство исключительно на общеиндоевропейском уровне, автор разграничивает эти слои, отмечая лишь их ареальные связи. В последующих работах Л. А. Гиндин убедительно доказал отсутствие как особо близкого генетического «внутрисемейного» родства этих двух слоев, так и каких-либо тесных контактов между ними¹. Положительная сторона исследования Л. А. Гиндина заключается в том, что он опроверг гипотезу В. Георгиева о пребывании на Балканах индоевропейских племен со времен неолита, выработав концепцию о многослойном догреческом языковом субстрате на юге Балкан в конце III -начале II тысячелетий до н. э., включающем в себя как доиндоевропейские, так и индоевропейские элементы.

Проблеме распада индоевропейского единства уделено внимание в

ряде работ В. В. Иванова и В. Н. Топорова , проанализировавших возникновение двух знаковых систем символических фигур на печатях и графических знаков на керамике, появившихся на Балканах в начале III тысячелетия до н. э. Авторы не без основания расценивают их как зачаточные формы письменности и важным симптомом приближения эры дворцовых цивилизаций. Анализ этно-исторических связей между Балканским полуостровом и Малой Азией в III тысячелетии до н. э. позволил В. В. Иванову и В. Н. Топорову выдвинуть концепцию о существовании «Балкано-Анатолийской культурной общности», но данная концепция

¹ См. например: Гиндин Л. А. К проблеме генетической принадлежности «пеласг-
ского» догреческого слоя // ВЯ. 1971. № 1; Его же. Древнейшая ономастика Восточных
Балкан. София, 1981.

² Иванов В. В., Топоров В. Н. Древние Балканы как ареал межъязыковых и межкультур
ных динамических взаимодействий // Балканские исследования. 1982. №7; Топоров В. Н.
Древнебалканская неолитическая цивилизация: общий взгляд // Балканы в контексте Сре
диземноморья. Проблемы реконструкции языка и культуры. М., 1986.

весьма зыбка по своему внутреннему содержанию, так как, во-первых, зачаточные формы письменности, скорее всего, являются результатом внутреннего развития культур Эгеиды, а, во-вторых, утверждать о существовании некой общности на основании письменных источников без привлечения археологических, не совсем корректно.

В начале 1980-х годов появляется ряд работ В. В. Иванова совместно с Т. В. Гамкрелидзе, в которых развивается мысль о локализации индоевропейской прародины на территории Центральной Анатолии¹. Многолетняя работа авторов завершилась изданием огромного по своему объему исследования, посвященного языку, культуре и прародине индоевропейцев². К сожалению, упущение сведений, предоставляемых археологическими, палеоботаническими и палеозоологическими источниками, не позволил авторам на должном уровне (относительно лингвистического анализа) провести сравнение общеиндоевропейской культуры, реконструируемой по лингвистическим данным, с археологическими культурами. Применительно к Эгейскому региону это проявилось в ошибочной схеме распространения минийской керамики, — авторы говорят об одновременном ее появлении на Балканах и в Троаде, тогда как в Западной Анатолии «минийцы» появляются несколько позже, чем на европейском континенте. Подобные ошибки говорят о том, что авторы (впрочем, как и многие лингвисты) плохо знакомы с археологическим материалом, используя его только для иллюстрации. Тем не менее, следует отметить общую тенденцию - с середины 1980-х годов предпринимаются попытки реконструиро-

¹ См. например: Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Древняя Передняя Азия и индоевропейские прародины // Народы Азии и Африки. 1980. № 1; Они же. Древняя Передняя Азия и индоевропейская проблема. Временные и ареальные характеристики общеиндоевропейского языка по лингвистическим и культурно-историческим данным // ВДИ. 1980. № 3; Они же. Миграции племен носителей индоевропейских диалектов с первоначальной территории расселения на Ближнем Востоке в исторические места их обитания в Евразии//ВДИ. 1981. №2.

Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984.

вать исторический процесс в Эгеиде и на европейском континенте с помощью комплексного подхода, - с привлечением лингвистических, исторических и археологических данных.

Греческий язык и «малые языки» Балкан и Малой Азии, не нашед
шие места в модели членения общеиндоевропейской языковой общности
Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, проанализированы

Ю. В. Откупщиковым¹, на основании чего им была сформулирована концепция языковой и этнической принадлежности догреческого субстрата, включавшего в себя фрако-фригийский, карийский и македонский языки. Тем самым Ю. В. Откупщиков отрицает существование пеласгов как отдельного этноса (и одновременно «пеласгский слой» по Л. А. Гиндину). Автор пытается доказать, что пеласгами когда-то называли негреческие племена независимо от их языковой и этнической принадлежности. При этом абсолютно игнорируются сведения античной традиции не только о «божественных пеласгах», но и о пеласгах, живших уже в классическое время. В целом автор вольно обращается с источниками - историческими (безжалостно их купируя) и особенно археологическими. Ю. В. Откупщиков привлекает данные археологии, из которых стремится извлечь информацию этнографического характера. Однако автор явно не знаком со спецификой археологических исследований - совпадения четырех особенностей погребального обряда (наличие монументальных сооружений; многократность захоронений; скорченное трупоположение; помещение в могилу оружия ), кажутся Ю. В. Откупщикову вполне достаточными для утверждения этнокультурного единства догреческого массива во всей Эгеиде. Делать такие ответственные выводы по столь скудному набору признаков не решился бы ни один археолог³.

¹ Откупщиков Ю. В. Догреческий субстрат. Л., 1988.

² Там же. С.64.

³ О проблематичности и недостаточной надежности такого отождествления см. на
пример: МонгайтА. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М, 1973. С. 77-87.

Среди работ последних лет выделяются публикации Ж. П. Оливье , И. Г. П. Беста и Д. А. Оуэнса , представляющие собой попытки расшифровки линейного письма А. Как отмечает Ж. П. Оливье, силлабарий А, скорее всего, написан на основе угаритской лексики (угаритский язык относится к северо-западной группе семитских языков⁴). Однако, до сих пор линейное А не расшифровано и остается только ждать успехов дешифров-щиков⁵.

В плане достижения практической отдачи, успехи археологов более осязаемы. Как известно, первым, кто положил начало систематическим раскопкам в Элладе, был Генрих Шлиман, чья деятельность на данном поприще вызывает до сих пор пересуды в научных кругах: одни почитают в нем отца современной археологии, другие же порицают беспощадные раскопки на Гиссарлыке, обвиняя его в том, что он оставил «развалины от развалин». В 1870 году Г. Шлиман начал раскопки на холме Гиссарлык, где открыл поселение бронзового века, названное им Троей⁶. Кроме того, в последующие годы он проводил раскопки в Микенах, где открыл шахтовые гробницы с богатым инвентарем - золотыми масками, диадемами, оружием и посудой, чем подтвердил существующее предание о златооби-лии Микен; в Тиринфе, где раскопал остатки царского дворца микенской эпохи; в Орхомене, где открыл характерную серую посуду, неудачно названной им «минийской» (хотя термин сам прижился). Генрих Шлиман пытался доказать, что гомеровский эпос о Троянской войне имеет факти-

¹ См. напр.: ОливьеЖ.-П. Критские письменности II тысячелетия до нашей
эры//ВДИ. 1994. №4; MullerS., Olivier J-P. Prospection a Malia: Deux documents hiero-
glyphiques IIBCH. 1991. № 115.

² Бест И. Г. П. К интерпретации надписей линейного письма А // ВДИ. 1987. № 1.

³ Owens G. A. Linear A Inscriptions at Entrances to Buildings II Kadmos. 1996. № 35;
Его же. The Theran Linear A Inscriptions II Kadmos. 1996. № 35.

⁴ Подробнее об угаритском языке см.: Сегерт С Угаритский язык. М., 1965.

⁵ Следует заметить, что в данной работе не проводится анализ лингвистических
источников, а используются наработки и основные выводы, сделанные в исследовани
ях специалистов по сравнительно-историческому языкознанию.

⁶ Schlieman Н. Ilios. Stadt und Land der Trojaner. Leipzig, 1881.

ческую основу. Научная ценность исследований Г. Шлимана состоит, прежде всего, в открытии неизвестной ранее древней эгейской цивилизации. Парадокс заключается в том, что он умер, так и не узнав об этом, уверенный, что его археологические находки относятся только к эпохе Троянской войны¹.

В 1882 году Г. Шлиман пригласил Вильгельма Дерпфельда вести раскопки на Гиссарлыке, который, приложив свои навыки профессионального архитектора к сложной стратиграфии холма, разработал методику послойных археологических раскопок и выделил девять слоев Трои².

Наибольший вклад в дело изучения эгейских культур бронзового века внес сэр Артур Джон Эванс - английских археолог, открывший в Кнос-се на острове Крит остатки большого дворца. Свои наблюдения, накопленные в ходе раскопок с 1900 по 1930 года (с перерывами), А. Эванс обобщил в фундаментальном труде «Дворец Миноса в Кноссе»³, где он систематизировал все находки на Крите и дал периодизацию критской культуры, назвав ее минойской по имени легендарного царя Миноса. Этой периодизацией, с небольшими уточнениями, пользуется и современная историческая наука.

Первые археологические экспедиции в основном поддерживались энтузиазмом их организаторов, однако успехи Г. Шлимана, В. Дерпфельда и А. Эванса способствовали направлению в Эгеиду экспедиций от ведущих университетов, пользующихся государственной поддержкой, а также созданию на территории Греции национальных археологических школ, что в итоге привело к более планомерному и систематическому изучению археологических памятников древней Эгеиды.

¹ Подробнее биографию Г. Шлимана см.: Stoll Н. A. Der Traum von Troja.
Leipzig, 1956.

² Dorpfeld W. Troja und Ilion: Ergebnisse der Ausgrabungen in den vorderhistorischen
und historischen Schichten von Ilion 1870-1894. Athens, 1902. Биографию В. Дерпфельда
см.: GoesslerP. Wilhelm Dorpfeld. Stuttgart, 1951.

³ Evans A. The Palace of Minos at Knossos. Vol. 1-4. L., 1921-1935.

Первая половина XX века была временем, когда по всей Эгеиде велась бурная археологическая деятельность. В первое десятилетие наиболее крупные раскопки велись в Фессалии, где было открыто множество неолитических поселений. Там же, в Фессалии в это время англичанином А. Вейсом было открыто и исследовано среднеэлладское поселение Лиа-ноклади¹.

В тридцатые годы изучено множество поселений бронзового века. Американский археолог К. Блеген, специалист в области изучения эгей-ских культур, проводивший в 20-е годы раскопки в Коринфе, в 1932 году начал работать на холме Гиссарлык. Сосредоточившись на нескольких оставшихся нетронутыми Г. Шлиманом и В. Дерпфельдом участках, он сумел подразделить девять основных пластов Трои на 46 слоев. Карл Блеген определил с большей вероятностью, в каком из слоев скрыт гомеровский город, установив, что Троя VI, на которой остановил свой выбор Вильгельм Дерпфельд, была разрушена землетрясением, а Троя Vila носит следы осады и разрушений.

В пятидесятые годы К. Блегеном был открыт дворец в Пилосе (так называемый «дворец Нестора»), в котором найдено множество табличек с текстами, написанными линейным письмом В. Работы К. Блегена имели большое значение для установления стратиграфии и хронологии эгейских культур².

В тридцатые годы активно стали исследоваться и поселения западно-анатолийского региона (помимо Трои): английская археологическая экспедиция под руководством У. Лэмб открыла и обследовала поселение Ферми на северо-восточном побережье острова Лесбос ; еще один важный центр

¹ Wace A. J. Thompson М. S. Prehistoric Thessaly. Cambridge, 1975.

² Основные труды: Blegen С. W. Troy I: The First and Second Settlements. Princeton,
1950; Его же. Troy II: The Third, Fourth, and Fifth Settlements. Princeton, 1951; Его же. Troy
and the Trojans. L., 1963; Его же. The Palace of Nestor at Pylos in Western Messenia. Prince
ton, 1966.

³ Lamb W. Excavations in Thermi in Lesbos. Cambridge, 1936.

культуры раннебронзового века был открыт итальянскими археологами в Полиохни, на восточном побережье острова Лемноса, которое раскапывалось в 1931-1936 годах и затем, после длительного перерыва- в 1951-1960 годах итальянской экспедицией под руководством Л. Бернабо-Бреа¹.

Продолжалось изучение материковой Греции и Крита: шведские археологи под руководством М. Н. Валмина раскопали среднеэлладское поселение Мальти на месте античного Дориона²; на Крите (в Кноссе и в других местах) известны раскопки британской археологической школы, возглавляемой Дж. Пендлбери, написавшего работу с обобщением трудов нескольких поколений археологов и не потерявшую своего научного значения до сих пор. На Кикладском архипелаге в тридцатые годы начал свою деятельность греческий археолог С. Маринатос, раскапывавший поселение Акротири на острове Фера . Заняв с 1956 году пост управляющего ведомством греческих древностей и памятников, а с начала 60-х годов - главного управляющего Археологической службы Греции, С. Маринатос провел раскопки на поселениях Аттики, Мессении, на Крите эпохи среднего и позднего бронзового века. После смерти С. Маринатоса в 1974 году раскопки на острове Фера возглавил X. Думас⁵.

На рубеже 1950-1960-х годов были детально обследованы дворцовые постройки в Фесте, Маллии и Закросе. Итальянским археологам под руководством Д. Леви⁶ удалось вскрыть значительную часть западного крыла

' Bernabo-Brea L. Poliochni: Citta preistorika nell' isola de Lemnos. Roma, 1976.

² ValminM. N. Swedish Messenia expedition. Lund, 1938. Уровень проведения раско
пок - аккуратность и пунктуальность, проявленные также и в отчете шведской экспеди
ции, считаются показательными.

³ PendleburyJ. D. S. Archaeology of Crete. L., 1939. (в русском переводе: Пендлбе
ри Дж. Археология Крита. М, 1950).

⁴ Основные труды: Marinatos S. Kreta, Thera und das mykenische Hellas. Mtinchen,
1973; Его же. Crete and Mycenae. L., 1960.

⁵ Doumas C. Grave Types and related burial Practices during the Cycladic Bronze Age I The
Explanation of culture Change Models in Prehistory I Ed. by С Renfrew. L., 1973; Его же.
Santorini: The Prehistory city of Akroteri. Athens, 1983.

⁶ Levi D. The Recent Excavations at Phaistos. Lund, 1964.

«древнего дворца» в Фесте («новый дворец» был открыт еще в начале века Л. Пернье¹). В 1962-68 годах греческим археологом Н. Платоном был раскопан последний из критских дворцов - Закрое².

В 70-е годы стал расти интерес по отношению к рядовым поселениям Эгейского региона, на волне которого, в частности, были организованы раскопки под руководством П. Уоррена в Миртосе³ и А. Зойса в Василики⁴ на Крите.

Из последних раскопок выделяется международная экспедиция в Трое под руководством немецкого археолога М. Корфмана, начатая в 1988 году и планирующая в течение 15 лет произвести тщательное исследование холма Гиссарлык с использованием новейших технологий⁵.

Благодаря интенсивному изучению археологами вещественных источников культур Эгейского региона эпохи бронзы была проделана огромная работа по периодизации и хронологии истории материковой Греции, Крита, Кикладского архипелага и Западно-анатолийского побережья Ш-И тысячелетий до н. э.

Как уже говорилось, существующая периодизация культур Эгейского региона бронзового периода основана на предложенной Артуром Эвансом системе периодизации по отношению к минойскому Криту. Абсолютные даты установлены Эвансом на основании материалов, свидетельствующих о сношениях Крита с центрами цивилизаций, уже владевших письменностью, главным образом по находкам египетских вещей на Крите и критских вещей в Египте. Эта схема до сих пор остается эталоном в значительной степени просто за неимением лучшей, так как хронологические рамки отдельных периодов нередко сильно сдвигаются вверх или

¹ Pernier L. Scavi della missione italiana Festos II Monumenti Antichi. 1902. № 12.

² Platon N. Zakros: The Discovery of a Lost Palace of Ancient Crete. New York, 1971.

³ Warren P. Myrtos. L., 1972.
⁴ZoisA. Vasilike L Athens, 1976.

⁵ Ежегодные отчеты о проведенных раскопках публиковались в специально созданном для этой цели журнале «Studia Troica».

вниз по временной шкале в зависимости от степени изученности каждой самостоятельной культурной общности в Эгейском мире. Кроме того, временные границы этой системы порой сложно установить, так как переходы со стадии ранней бронзы на стадию средней бронзы и далее к поздней бронзе не были ознаменованы никакими принципиальными новшествами. Эти сдвиги происходили, судя по всему, очень медленно и постепенно, отнюдь не скачкообразно и, как уже отмечалось, не одновременно в разных районах Эгеиды, что особенно важно.

В последние десятилетия продолжалась интенсивная работа по уточнению временных рамок периодов истории отдельных регионов Эгеиды, а также по совершенствованию методов датировки, — все шире используется радиокарбонный метод хронологизации, который не всегда приносит приемлемые с археологической точки зрения результаты¹.

Это, естественно, совершенствует периодизацию, но в целом «триада» А. Эванса в общем виде сохранилась, изменились (уточнились) лишь временные рамки. Даже если используется иная схема периодизации, то она соотносится с системой периодизации, предложенной А. Эвансом для Крита, по которой вся эпоха бронзы делилась на сменяющие друг друга в строгой последовательности три периода: раннеминойский, среднеминой-ский и позднеминойский. Под другими названиями эта система периодизации применена к культурам материковой Греции (раннеэлладский, среднеэлладский, позднеэлладский) и Кикладских островов (раннекиклад-ский, среднекикладский, позднекикладский) .

Периодизация и хронология Эванса с небольшими изменениями принята и ныне. Изменения стали необходимы вследствие того, что, во-

¹ Renfrew С. The Emergence of Civilizatioa L., 1972. P. 308; Андреев Ю. В. Остров
ные поселения Эгейского мира в эпоху бронзы. М., 1989. С. 26.

² В дальнейшем для краткости периоды называются соответственно: РМ, СМ, ПМ,
РЭ, СЭ, ПЭ, РК, СК, ПК. Сами периоды в свою очередь делятся на три подпериода - РМ I,
РМ II, РМ III и т. д.

первых, стратиграфия Кносса, на которой основывался Эванс, оказалась не всегда применимой по отношению к другим местам на острове. Так, например, стиль керамики (так называемый «дворцовый стиль»), определяющий позднеминойский II период по Эвансу, был распространен только в Кноссе. Детальное исследование локальных отличий породило путаницу в хронологических рамках того или иного периода, в результате чего на данный момент существует множество теорий относительно датировки границ периодов минойской культуры (см. таблицу 1).

Таблица 1 Хронология критской культуры¹

Во-вторых, критские вещи в Египте находятся в слоях, датированных временем не раньше середины II тысячелетия до н. э., а найденные на Крите отдельные артефакты Древнего царства и даже додинастического Египта встречены вне стратиграфического залегания. Кроме того, основной

¹ Schahermeyr F. Die minoische Kultur des alten Kreta. Stuttgart, 1964. S. 46; Cadogan G. Dating the Aegean Bronze Age without Radiocarbon. // Archaeometry. 1978. № 20. Pp. 209-214; Betancourt P. P., Michael H. N. Dating the Aegean Late Bronze Age with Radiocarbon: Addendum II Archaeometry. 1987. № 29. Pp. 212-213; Mannings. W. The Bronze Age Eruption of Thera: Absolute Dating, Aegean Chronology and Mediterranean Cultural Interrelations//JHS. 1988. № 1. Pp. 17.

массив опубликованных материалов Раннеминойского периода был получен в первые десятилетия XX века, когда методика раскопов была далека от совершенства . В вопросе соотнесения тех или иных культурных артефактов к определенному временному периоду вызывает затруднение и практика многократного (в течение нескольких поколений) использования критянами так называемых «общественных могил», в результате чего мы

~ имеем массу материала, который невозможно точно датировать (печати,

каменные вазы, изделия из бронзы, статуэтки и т.д.).

Именно по этим причинам на данный момент в противовес системе триад А. Эванса получила распространение альтернативная структура хронологии бронзового века Крита, основанная на изменениях в социальной организации минойского общества. Главными индикаторами этой системы являются монументальные архитектурные комплексы в Кноссе, Фесте, Маллии и Закросе, получивших название «дворцов». Согласно этой систе-

^ ме весь бронзовый век Крита подразделен на додворцовый период, перио-

ды Старых и Новых дворцов и последворцовый период (см. таблицу 2).

Таблица 2 Хронология критской культуры по дворцовым комплексам²

Особенно показательны раскопки дворцов в Кноссе и Фесте, где ранние слои просто игнорировались исследователями и не вносились в отчеты (Branigan К. The Foundations of Palatial Crete. L., 1970. P. 45).

² Warren P., Hankey V. Aegean Bronze Age Chronology. Bristol, 1989.

*

Эта система периодизации очень неудобна, так как, во-первых, - не учитываются различия стилей керамики, вследствие чего периоды во временном отношении неравномерны; во-вторых, - опять же не учитываются локальные отличия критской культуры (например, точно не известно, существовал ли «старый» дворец в Закросе). Следует обратить внимание, что временные границы последворцового периода не могут относиться и к Кносскому дворцу, так как он продолжал существовать в качестве административного центра, по крайней мере, до середины XIII века до н. э., то есть уже после разрушения дворцов в Маллии, Закросе и Фесте¹.

К концу 1910-х годов был накоплен достаточно представительный материал по памятникам бронзового века материковой Греции, что требовало разработки хронологической схемы для местных культур и соотнесения ее с уже существовавшей периодизацией, разработанной для Крита. В отношении бронзового века на юге Балкан троичная система периодизации была впервые предложена А. Вейсом и К. Блегеном в 1918 году. Весь бронзовый век материковой Греции был разделен ими на Ранний, Средний и Поздний периоды, каждый из которых в свою очередь подразделялся на I, II и III подпериоды. До раскопок Дж. Кэски в Лерне в 1952 - 1958 годах различия между культурами Эллады периодов РЭ II и РЭ III были не очень ясны. Такая же ситуация наблюдалась и в отношении периодов Позднего неолита и РЭ I хронологических периодов. Изучение керамического материала поселений Лерны, а затем и Эвтресиса, позволило Дж. Кэски уточнить временные рамки вышеуказанных периодов .

' Корске G. The Cretan Palaces and Trade II The Function of the Minoan Palaces. Stockholm, 1987. Pp. 255-259.

² WaceA. J. B._y Blegen C. W. The Pre-Mycenaean Pottery of the Greek Mainland IIBSA.
1916-1918. №22. См. также: Zerner С, Zerner P., Winder J. Wace and Blegen: Pottery as
Evidence for Trade in the Aegean Bronze Age. 1939-1989. Amsterdam, 1993.

³ CaskeyJ. L. The Early Helladic Period in the Argolid II Hesperia. 1960. № 29. Pp. 285-
303; Его же. Aegean Terminologies II Historia 1978. № 27. Pp. 488-491.

В результате проведенных в середине 1960-х годов под руководством К. Ренфрю раскопок на участке Левканди на Эвбее были открыты пласты периода Раннего бронзового века. До этого предполагалось, что на всем протяжении Раннего бронзового века остров Эвбея не был заселен¹. Главным итогом изучения эвбейских памятников стала предложенная К. Ренфрю в 1972 году альтернативная система периодизации Раннего бронзового века в материковой Греции².

Согласно этой системе, подпериоды эпохи ранней бронзы были условно соотнесены с доминировшими культурами: так, РЭ I период по целому ряду признаков (прежде всего по керамике) был соотнесен с культурой Эвтресис, РЭ II период с культурой Кораку³, и, наконец, РЭ III период - с Тиринфской культурой. Особняком стоит культура Левканди I, существовавшая параллельно с концом культуры Кораку и с началом Тиринфской культуры. Такое соотнесение периодов с культурными фазами гораздо удобнее традиционной схемы периодизации, так как учитываются локальные особенности различных областей материковой Греции. Например, в РЭ III периоде на севере и востоке Балканского полуострова развилась Тиринфская культура, в то время как южная часть Балкан (Лакония и Мессения) продолжает существовать в рамках культуры Кораку, что и подчеркивает схема периодизации, предложенная К. Ренфрю. В 1979 году американский археолог Дж. Раттер предположил, что культура Левканди I была современна не Тиринфской фазе, а сопоставима с последней стадией культуры Кораку⁴. Данный вывод был сделан на основании исследования

¹ Подробнее см.: Cadogan G. The End of the Early Bronze Age in the Ae
gean. Leiden, 1986. Pp. 137-156.

² Renfrew C. The Emergence... Pp. 99-114; Его же. From Pelos to Syros: Kapros Grave
D and the Kampos Group II The Prehistoric Cyclades. Edinburgh, 1984. P. 41-54; MacGil-
livrayJ.A. On the Relative Chronology of Early Cycladic IIIA and Early Helladic III//AJA.
1983. №87. P. 81-83.

³ Культура Кораку распространялась на весь Пелопоннес, на Аттику, Эвбею, Бео
тию, Фокиду и на восточные острова Адриатического моря - Левкас, Итаку и др.

⁴ RutterJ. В. Ceramic Change in the Aegean Early Bronze Age. Los Angeles, 1979.

слоев Раннего бронзового века периода Керос-Сирос на острове Кастри, где керамика культуры Левканди I обнаруживается только в контексте с керамикой периода Кораку.

На данный момент предложенной К. Ренфрю и Дж. Раттером периодизацией Раннего бронзового века с некоторыми уточнениями пользуется абсолютное большинство исследователей (см. таблицу З)¹.

Среднеэлладский период относительно небольшой по времени (около 500 лет). Троичная система периодизации здесь полностью сохранена, единственным за последнее время уточнением является попытка О. Дикинсона переименовать СЭ I, II и III периоды в Раннеминийский, Среднеминийский и Позднеминийский соответственно . Попытка переименования есть ни что иное, как стремление отразить отличительную черту данного периода - доминирование так называемой «минийской» керамики и ничего больше, что, как нам кажется, делает переименование классических периодов без внесения существенных изменений несколько неоправданным. В 90-е годы прошлого столетия развернулась дискуссия по поводу датировки извержения вулкана Санторин. Возможная передатировка извержения вулкана с 1500 года до н. э. на 1625, автоматически сокращает конец СЭ периода приблизительно до 1700/1675 годов, что, в свою очередь, требует сокращения соответственно каждого из вышеупомянутых подпериодов⁴. Однако до сих пор единого мнения относительно

См. напр.: DousougliA., ZachosK. Ein fnihhelladischer Stempelroller aus Ton//Fragen und Probleme der bronzezeitlichen agaischen Glyptik. Berlin, 1989. S. 19-25; Mannings. The Absolute Chronology... P. 99-103; Pullen D. J. Asine, Berbati and the Chronology of Early Bronze Age Greece IIAJA. 1987. № 91. Pp. 533-544.

² У Дикинсона - «Late phase».

³ Dickinson О. T. The Origins of Mycenaean Civilization Goteborg, 1977. Pp. 17-24,
32-38.

⁴ См. напр.: Forsyth P. Y. The Pre-Eruption Shape of Bronze Age Thera: A New
Model//Ancient History Bulletin. 1996. № 10. Pp. 1-Ю; Mannings. W. The Absolute Chro
nology... Pp. 200-216; Soles J. S., Taylor S., Vitaliano С J. Tephra Samples from Mochlos and
their Chronological Implications for Neopalatial Crete // Archaeometry. 1995. № 37. Pp. 385—
393; и др.

времени извержения вулкана не сложилось и классическое деление СЭ I, II, III периодов остается пока неизменным.

Таблица 3 Хронология догреческих культур материковой Греции¹

Культуру Кикладских островов во временном отношении также при-
# нято делить на классическую триаду А. Эванса, - то есть на раннекиклад-

ский, среднекикладский и позднекикладский периоды. По отношению к
кикладской культуре такая хронологическая градация абсолютно беспоч
венна и применена лишь исходя из территориального принципа, так как
собственно кикладская культура, отличающаяся неповторимостью, суще
ствовала только в раннекикладский период, а в более позднее время Кик
лады попадают под влияние сначала минойской, а затем микенской
fk цивилизации и ее уже нужно именовать соответственно минойской и ми-

кенской, так как она не имела ничего общего со своей изысканной, но нежизнеспособной предшественницей. Следовательно, периодов СК и ПК не существовало, правильнее их связывать с соответствующими периодами на Крите и материковой Греции.

¹ Ehrich R., Ehrich W. Chronologies in Old World Archaeology. Chicago, 1992. P. 279.

Таблица 4 Сравнительная хронология эгейских культур по К. Ренфрю¹

На данный момент в противовес традиционной хронологии стала широко использоваться периодизация на основе выделенных археологических культур. Впервые данную схему по материалам некрополей в Пелосе на острове Милос и Халандриани на Сиросе предложил К. Ренфрю в 1972 году . Периоду РК I соответствует так называемый период Гротта-Пелос, РК II - Керос-Сирос и РК Ш - Филакопи I (см. таблицы 4 и 5). Однако многие специалисты по истории Киклад сочли схему К. Ренфрю запутанной и ненужной, поскольку им самим была выявлена своеобразная «культурная пауза», занявшая приблизительно 250 лет (между периодами Керос-Сирос и Филакопи I) и названная им периодом «группы Кастри»⁴. В частности, Р. Барбер и Дж. Макгилливрей отстаивали классическую схему периодизации, в которой «Кастри группа» была сопоставлена с РК Ша периодом. Эта «подвешенность» Кастри группы усугубилась после появления в 1983 году статьи Дж. Раттера, в которой автор доказывал, что РК Ша период был синхронен периоду РЭ II материковой Греции и, следователь-

¹ Renfrew С. The Emergence... Pp. 30-45.

² Там же. Р. 45. См. TsaoKQ-.Renfrew С. From Pelos... Pp. 41-54.

³ Период Грогта-Пелос иногда называют Пелос-Лаккудес (Doumas С. Early Bronze
Age Burial Habits in the Cyclades. Goteborg, 1977. P. 64).

⁴ Barber R. L. N., MacGillivray J. A. The Early Cycladic Period: Matters of Definition
and Terminology II AJA. 1980. № 84. Pp. 141-157. Особенно возражал против схемы Рен
фрю Дж. Коулмен: Coleman J. The Chronology and Interconnections of the Cycladic Islands in
the Neolithic Period and Early Bronze Age II AJA. 1974. № 78. Pp. 333-344.

но, его лучше отнести к РК II b периоду, в то время как период Филакопи I
соотносится с материалом ранней стадии Среднего бронзового века мате
риковой Греции¹. К сожалению, все известные поселения ранней бронзы
Киклад имели более или менее продолжительные «культурные паузы». Как
отмечают все авторы, споры по поводу хронологии Раннего бронзового ве
ка Кикладских островов не приведут к общему знаменателю, пока не будет
л найдено и исследовано идеально стратифицированное поселение в Кик-

ладском архипелаге.

Таблица 5 Хронология кикладекой культуры²

Периодизация Бронзового века во всей Западной Анатолии традиционно была основана на стратификации единственного хорошо исследованного памятника в северно-западной части Малой Азии — холме Гиссарлык. Данная традиция была заложена еще В. Дёрпфельдом и продолжена К. Блегеном. Однако после открытия южнее Трои не менее крупных поселений бронзового века (Лимантепе и Паназтепе), а также серии поселений на близлежащих островах (Полиохни на Лемносе, Ферми на Лесбосе и Эм-порио на Хиосе) вносят серьезные коррективы в традиционную «троянскую» периодизацию археологии Бронзового века Западной Анатолии, тем более что поселение на холме Гиссарлык появляется приблизительно на

¹ Rutter J. В. Some Observations on the Cyclades in the Later Third and Early Second
Millennium В. C. //AJA. 1983. № 87. Pp. 69-76.

² Mannings. The Absolute Chronology... Pp. 56-83.

*

столетие позже (с 3100/3000 года), чем упомянутые памятники Лимантепе и Эмпорио.

Таблица б Хронология троянской культуры¹

В последние десятилетия сделан огромный шаг в уточнении периодизации Трои. Это стало возможным благодаря новым раскопкам на территории холма Гиссарлык совместной американо-немецкой экспедиции университетов Тюбингена и Цинциннати под руководством М. Корфмана. Главным итогом экспедиции стало уточнение хронологии строительных фаз Трои и соотнесение троянской культуры с периодизацией бронзового века Западной Анатолии в целом (см. таблицу 7).

Таблица 7 Хронология троянской культуры по М. Корфману²

¹ Mutter W. Troja. Wiederentdeckung der Jahrtausend. Leipzig, 1972. S. 35.

² Подробнее см. отчеты M. Корфмана, публиковавшиеся под общим названием
«Troia - Ausgrabungen» в журнале «Studia Troica»: 1992. № 2. Pp. 1—41; 1993. № 3. Pp. 1—
37; 1994. № 4.Pp. 1-55; 1995. № 5. Pp. 1-38; 1996. № 6. Pp. 1-^3.

Научное исследование истории Эгейского региона в III - II тысячелетиях до н. э. по археологическим источникам началось относительно недавно. Постепенное накопление археологических данных привело к созданию первых обобщающих работ по истории Эгейского региона эпохи бронзы, хотя следует отметить, что в большинстве работ исследователей, как начала века, так и до сих пор, нет общего очерка процесса исторического развития региона, поскольку главное внимание уделено изучению разнообразного и многочисленного вещественного материала.

Начало систематических раскопок в Кноссе ознаменовало новую эпоху в изучении древнейшей истории Эгеиды. Среди первых обобщающих работ выделяется уже упомянутые работы А. Эванса, который был убежден в том, что великолепные достижения классической Греции уходит корнями к минойскому миру, а микенцы были чем-то вроде полуварварской цивилизации, вклинившейся между ними - такое понимание исторических процессов вполне соответствовало уровню знаний об Эгеиде к началу 30-х годов, поэтому ошибочные выводы А. Эванса (впрочем, так же, как и Г. Шлимана) в некоторых основополагающих моментах вполне понятны, но приоритет А. Эванса в реконструкции по археологическим данным государственного строя, религии и этапов развития критского общества, несмотря на некоторые ошибки, не вызывает сомнений.

Ученик и продолжатель исследований А. Эванса в Кноссе Джон Пендлбери, первоначально изучавший египетские памятники Телль-эль-Амарны (руководил раскопками в 1928 - 1929 годах) уточнил хронологию минойского Крита, предложенную А. Эвансом, кроме того, предположил наличие критского влияния на искусство Египта Амарнского периода.¹

¹ Pendlebury J. D. S. Archaeology...; Его оке. A Handbook to the Palace of Minos at Knossos. L., 1933; Его же. Tell-el-Amarna. L., 1935; Его же. A Catalogue of the Egyptian Objects in the Aegean Area. Cambridge, 1930.

В 1939 году вышла книга Г. Чайлда «У истоков европейской цивилизации»¹, в которой автор выступал против «теории миграционизма», объяснявшей изменения культуры переселениями народов, выдвинув тезис о самостоятельности культурного развития. Однако «теория миграционизма» была заменена идеей диффузионизма (так называемой «теорией распространения»), и в этом слабая сторона работы Г. Чайлда, акцентирующего внимание на внешних торговых связях и поиске сходства различного рода артефактов в различных культурах. Конечно, народы Древнего Востока по культуре и общественным отношениям далеко опередили современное им население Европы в целом и Эгеиды в частности, но для восприятия влияний, для заимствования достижений население Эгеиды и Европы было подготовлено внутренним развитием, - например, заимствованию культурных растений из Юго-Западной Азии предшествовало самостоятельное возникновение земледелия в Эгейском регионе. Поэтому нельзя все развитие сводить к диффузии достижений восточных цивилизаций.

Слабость позиции Г. Чайлда ощущается и в том, что принцип диффу-зии выводится им не из исследования фактов, а принят априорно . Несмотря на явные недостатки, книга Г. Чайлда является первой попыткой синхронного рассмотрения эгейских культур эпохи бронзы, причем автор впервые в историографии выделил четыре основные культуры Эгеиды, включив в их число и культуру Троады, хотя территориально Западная Анатолия не относится к европейскому континенту. Книга Г. Чайлда, основанная на изучении большого количества фактов, представляет серьезный интерес и для современных исследователей истории Эгеиды.

¹ Childe V. G. The Down of European Civilization. L., 1939 (в русском переводе:
Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. М., 1950).

² Сам Г. Чайлд подчеркивает субъективность соображений, на основании которых
установлена картина соотношения культурных зон {Чайлд Г. У истоков... С. 446).

В 1920-30-е годы активизируется интерес к религиозной жизни жителей Эгеиды III - II тысячелетий до н. э. Англичанином А. Куком¹ было установлено индоевропейское происхождение культа Зевса Пеласгского в Додоне, тем самым впервые было высказано предположение об индоевропейском происхождение пеласгов. Кроме того, А. Кук пытался установить пеласгское происхождение культов Гефеста и Гермеса. Датский ученый М. П. Нильссон уделил большое внимание трансформации териоморфных верований критян в антропоморфные, что указывает на большой динамизм в области духовной культуры, однако, автор несколько преувеличивал динамичность религиозных воззрений критян, выдвинув концепцию миной-ского политеистического пантеона, несмотря на довольно-таки аморфные и внутренние слабо дифференцированные границы последнего (если сравнивать его с современными ему египетским или вавилонским пантеонами, не говоря уже о более позднем сонме олимпийских богов), с его центральной фигурой - так называемой «Великой богиней» (у М. П. Нильссона — «Grope Mutter»).

Советская наука в эти годы начала разрабатывать вопросы классификации древних цивилизаций Эгейского региона согласно теории о классах. Б. Л. Богаевский³, несмотря на недостаточность сведений о культурах Эгеиды в целом, и о Крите в частности, в начале 30-х годов развил теорию об ускоренных темпах развития минойского общества. Прямым следствием этого, по мнению автора, стало доминирование на протяжении всей эпохи бронзы традиций первобытного коллективизма, что нашло свое отражение, прежде всего, в способе и обрядах захоронения. Однако учение

¹ Cook А. В. Zeus. Cambridge, 1940.

² Nilsson М. P. Minoan-Mycenaean Religion. Lund, 1972; Его же. Geschichte der
griechischen Religion. Bd. I. Munchen, 1976.

³ Богаевский Б. Л. Крит и Микены (Эгейская культура). М.; Л., 1924; Его же. Пер
вобытно-коммунистический способ производства на Крите и в Микенах // Памяти
К. Маркса. М.; Л., 1933; Его же. Крито-микенская эпоха // История Древнего Мира / Под
редакцией С. И. Ковалева. Т. 2. М., 1936.

Б. Л. Богаевского о «первобытно-коммунистическом способе производства» на Крите и Микенах дворцового периода не соответствует современному уровню знаний об этих цивилизациях. Это учение было отвергнуто и советской наукой как «еретическое» - социальная структура дворцовых обществ была определена как раннерабовладельческая. Это определение, данное В. С. Сергеевым , было в дальнейшем канонизировано советской наукой².

В послевоенное время вышел труд Г. Кларка³, в котором предлагается схема территориального подразделения Европы на четыре части исходя из экологических особенностей, причем самая южная часть по своим географическим и эколого-геологическим показателям, по мнению автора, наиболее подходит для развития здесь культур бронзового века. Эта схема условна, однако, попытки как-то сгруппировать археологические культуры и синтезировать источники, вполне правомерны.

Среди множества работ позволяющих по-новому интерпретировать данные античной традиции о догреческом населении, наибольший интерес представляет обширный труд английского историка Дж. Томсона⁴, в котором автор уделил большое внимание древнейшему населению Эгеиды (как уже отмечалось, в этом вопросе сведения, предоставляемые греческой традицией, весьма скупы и относятся только ко II тысячелетию до н. э.). Однако нам представляется спорным отнесение ликийцев, карийцев, пеласгов и других к разряду «матриархальных народностей». В то же время критян, которых с большим успехом можно отнести к этносам, где процветал мат-

¹ Материалы дискуссии советских ученых об эгейской культуре см.: ВДИ. 1940.
№ 2. С. 204-218 (Обзор Т. М. Шепуновой).

² См. например: Струве В. В. Общественный строй Древнего Крита // ВДИ. 1950.
№ 4; Колобова К. М. Греция в III и II тысячелетиях до н. э. Л., 1955.

³ Clark G. From Savagery to Civilization. L., 1946 (в русском переводе: Кларк Г. Дои
сторическая Европа. М., 1953).

⁴ Thomson G. Studies in Ancient Greek Society. The Prehistoric Aegean. L., 1949 (в
русском переводе: Томсон Дж. Исследования по истории древнегреческого общества.
Доисторический эгейский мир. М., 1958).

риархат, Дж. Томсон практически игнорирует, что говорит о недостаточном знакомстве английского историка с археологическими исследованиями. Вместе с тем, количество обработанной автором информации заслуживает восхищения¹.

В 60-е годы наметился перелом в изучении истории Эгейского региона, связанный с успехами в области исторического языкознания и археологии. В частности, определенные успехи были достигнуты в индоевропейской проблематике, что стало возможным благодаря появлению новой методологии, применяемой для решения вопроса о локализации прародины индоевропейцев. Новый качественный скачок был связан с расширенным изучением как археологии Центральной и Восточной Европы и прилежащих территорий, так и выявлением языковых связей между индоевропейской языковой семьей и другими семьями. Впервые в это время появляются работы, в которых исследователи, исходя из предположительной даты распада индоевропейской общности, пытались дать приблизительные временные рамки появления первых индоевропейцев в Эгейском регионе. Следует выделить работу М. Гимбутас , в которой автор, основываясь на археологических данных, впервые отождествила ареал индоевропейской прародины с ареалом распространения ямной культуры с ее девятью локальными вариантами. Однако неточность в определении времени начала расхождения отдельных индоевропейских диалектных групп (по Гимбутас — V-IV тысячелетия до н. э.), привела к ошибке в датировке появления первых индоевропейских племен в Эгейском регионе, на что указал еще в начале 70-х годов В. Вайатт³, уточнивший датировку как распада индоевропейской общности (рубеж IV—III тысячелетий до

Так же, как и Г. Кларк, Дж. Томсон широко использует этнографические данные.

² Gimbutas М. Bronze Age Cultures in Central and Eastern Europe. Mouton, 1964.

³ Wyatt W. F. The Indo-Europeanization of Greece II Indo-European and Indo-Europeans.
Philadelphia, 1970.

н. э.), так и появления первых догреческих индоевропейских племен на территории материковой Греции (конец III тысячелетия до н. э.).

Расшифровка линейного письма В имела огромное значение — стала бесспорной этническая преемственность населения Греции во II и I тысячелетиях до н. э., что толкало на мысль о неуклонном прогрессировании эгейских культур от периода бронзы до Греции классического времени. В 60-е годы в рамках этой идеи написано большинство работ. Среди исследований отечественных историков следует отметить работы Т. В. Блаватской¹, в которых автор предлагает следующую периодизацию истории Эллады: 1) дополисная Греция; 2) предполисная Греция; 3) полисная Греция². Тем самым защищается тезис о неправомерности деления древнейшего периода истории Греции на эпоху крито-микенской культуры и гомеровский период. Т. В. Блаватская игнорирует факты, противоречащие концепции преемственности и, прежде всего, этническую смену в Эгеиде на рубеже III и II тысячелетия (приход первых индоевропейских племен на Балканы). Детерминистская концепция не предусматривает дискретного характера развития основных культур Эгейского региона, постоянное чередование фаз прогресса с фазами регресса, а также множество случайностей, от которых, в конечном счете, и зависят конкретные исторические судьбы отдельных этнокультурных сообществ.

Идею о дискретности развития, правда, в осторожной форме, применительно только к культурам раннеэлладского периода, защищал в 60-е годы известный американский археолог Дж. Кэски. На основе археологического материала арголидской Лерны (Лерны III и Лерны IV³) и других поселений материковой Греции⁴, автор, с одной стороны, доказывал раз-

¹ Блаватская Т. В. Ахейская Греция во II тысячелетии до нашей эры. М., 1966;
Ее же. Греческое общество II тысячелетия до нашей эры и его культура. М., 1976.

² Блаватская Т. В. Греческое... С. 4.

³ CaskeyJ. L. The Early Helladic Period in the Argolid II Hesperia. 1960. № 29.
⁴CaskeyJ.L., CaskeyE.G. The Earliest Settlements at Eutresis. Supplementary

Excavations. 1958 // Hesperia. 1960. № 29.

рыв культурных традиций РЭ и СЭ периодов, однако с другой, утверждал определенного рода преемственность культуры эпохи бронзы и классической греческой цивилизации. Под преемственностью Дж. Кэски имел в виду особые свойства греческого ландшафта и климата, которые на протяжении тысячелетий активно участвовали в формировании психического склада, культуры, эстетических вкусов и пристрастий всех населявших материковую Грецию племен и народов. Этот тезис защищали в 60-е годы А. Зойс, исследовавший критскую керамику стиля «камарес»¹, а также К. Ренфрю, отстаивающий эту идею на примере анализа отдельных ар-тефактов (кикладских статуэток, изделий из металла) .

В 70-е годы, благодаря новым открытиям, идея о неуклонном про-грессировании эгеиских культур от периода бронзы до Греции классического времени несколько изменяется. Новую модель генезиса эгеиских культур, правда, уже применительно только к эпохе бронзы, предложил К. Ренфрю в книге «Возникновение цивилизации»³. Автор выявил в развитии четырех основных культур Эгеиды некоторые общие тенденции, которые выразились в более или менее синхронном появлении в этих культурных очагах одних и тех же инноваций. Совпадения подобного рода послужили для автора основанием для того, чтобы расценивать эти культуры как звенья в эволюционной цепи единого культуро-генетического процесса, направленного в конечной своей фазе на дворцовые цивилизации II тысячелетия до н. э. К. Ренфрю впадает в явное преувеличение, говоря об «интернациональном» духе основных субрегионов Эгейского региона. Эти рассуждения базируются преимущественно на фактах широкого распространения отдельных типов керамики и других видов ремес-

¹ Zois A. Der Kamares-Stil. Werden und Wesen. Tubingen, 1968.

² Renfrew C. Crete and the Cyclades before Rhadamanthus II Kretika Chronika. 1964.
№ 18; Его же. Cycladic Metallurgy and the Aegean Early Bronze Age IIAJA. 1967. № 71.

³ Renfrew C. The Emergence of Civilization. L., 1972. См. также рецензию
В. М. Массона (ВИ. 1974. № 7).

ленных изделий. Однако в конце работы К. Ренфрю противоречит сам себе, констатируя «явно выраженную локальную индивидуальность эгейских культур ранней бронзы»¹. Такая противоречивость обусловлена одновременным наличием сходств и различий культур Трои, Киклад, материковой Греции и Крита. Учитывая, что только культура Крита вышла непосредственно из эпохи ранней бронзы на качественно иной уровень, следует заключить, что дискретность развития эгейских культур доминировала, и ни о каком «интернационализме» не может идти и речи.

Автономность развития, независимость друг от друга эгейских культур отмечает другой английский археолог — К. Брэниген, исследовавший такую важную отрасль Эгейского ремесла, как металлургия². В несколько более ранней работе³, посвященной истории Крита, К. Брэниген констатирует наличие локальных традиций в ремесленном производстве как всего Эгейского региона, так и на самом Крите в эпоху ранней бронзы. Тщательно исследуя историю Крита III тысячелетия, привлекая массовый археологический материал, автор, к сожалению, не отвечает на вопрос, — как и почему именно Крит стал тем местом, где суждено было появиться на свет древнейшей из всех европейских цивилизаций. Другими словами, и К. Ренфрю, и К. Брэниген даже не пытаются выяснить те особые условия, которые позволили минойскому обществу опередить в своем развитии ближайших соседей.

В начале 70-х годов появляется много исследований, посвященных этнической истории Эгеиды. В отдельных работах раскрываются частные вопросы. Например, в работах К. Брэнигана, в которых автор доказывает этническую неоднородность населения Киклад и Крита в период ранней бронзы⁴ и во время так называемого «минойского колониализма»¹. Отно-

¹ Renfrew С. The Emergence... P. 454.

² Branigan К. Aegean Metalwork of the Early and Middle Bronze Age. Oxford, 1974.

³ Branigan K. The Foundations of Palatial Crete. L., 1970.

⁴ Branigan K. Cycladic Figurines and their Derivatives in Crete IIBSA. 1971. № 66.

российская

ГОСУДАРСТВЕННАЯ

»

сительно Анатолийского региона следует выделить труд Дж. Уорнера², исследовавшего троянские мегароны и работу К. Подцувайта³, в которой автор на основе анализа керамического импорта из сопредельных территорий Эгейского региона и Центральной Анатолии уточнил периодизацию собственно троянской культуры и дочерних культур близлежащих островов. Также небезынтересна работа В. Мюллера⁴, в которой автор де-

* тально описывает археологический материал, найденный со времен раско-

пок Трои Г. Шлиманом. Кроме того, В. Мюллер сопоставляет вещественные памятники Трои с аналогичными артефактами близлежащих областей — материковой Греции и культур Центральной Анатолии. Подобное комплексное исследование позволяет понять специфику географического положения Троады, благодаря которой в культурной традиции троянцев произошел сплав культур развитых восточных цивилизаций с'* «варварским» европейским миром.

Ш Такая же методика, как и у В. Мюллера, использована в монографии

А. Л. Монгайта⁵, в которой автор рассматривает культурное и хозяйственное развитие Европы (в том числе Эгеиды) в бронзовом и железном веках.< А. Л. Монгайт описывает большие культурно-исторические области и археологические культуры как целостные явления, используя принцип в большей мере территориальный, чем хронологический. При таком распределении материала трудно представить, как выглядела Эгеида в целом, но

% яснее становится понимание путей развития племен, населявших Эгеиду в

¹ Branigan К. Minoan Colonialism IIBSА. 1981. № 76.

² Warner J. L. The Megaron and Apsidal House in Early Bronze Age Western Anatolia:
New Evidence from Karatas IIAJA. 1979. № 83.

³ Podzuweit С Trojanische Gefassformen der Friihbronzezeit in Anatolien, der Agais und
angrenzenden Gebieten. Mainz, 1979. В этом же ключе написана и следующая работа
К. Подцувайта (Podzuweit С. Die mykenische Welt und Troja//Siidosteuropa zwischen 1600
und 1000 v. Chr. Berlin, 1982), посвященная взаимоотношениям троянской и микенской
культур.

⁴ Muller W. Troja. Wiederentdeckung der Jahrtausend. Leipzig, 1972.

⁵ Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железные века.
М., 1974. (далее - Монгайт А. Л. 1974.)

бронзовом веке, скрывающихся за той или иной археологической культурой. В работах В. Мюллера и А. Л. Монгайта полнее всего проявились недостатки, свойственные попыткам реконструировать этно-историческую картину с привлечением исключительно археологических источников.

Проблеме идентификации этносов с определенными археологическими культурами посвящен ряд публикаций Н. Я. Мерперта¹, в которых автор предпринял попытку установить время прихода индоевропейских племен на Балканы . Н. Я. Мерперт относит появление индоевропейцев на Балканах к рубежу IV и III тысячелетий до н. э., игнорируя археологические подтверждения неразрывности развития эгейских культур неолита и раннебронзового века. Большие сомнения вызывает гипотеза о появлении индоевропейцев в материковой Греции раньше, чем в Центральной Анатолии. Идея эта не новая, поскольку скепсис в отношении этнической смены в Эгеиде в конце IV тысячелетия до н. э. высказывали еще Т. В. Блаватская³ и А. Л. Монгайт⁴. Воскрешение Н. Я. Мерпертом старой гипотезы без новых аргументов остается непонятным.

В 70-е годы появляется ряд работ по искусству эгейских культур эпохи бронзы. В. М. Полевой, исследовавший искусство Греции⁵, в своей работе отметил, что по своей эстетической сути художественная мысль эпохи ранней бронзы остается искусством, обращенным скорее вспять — в эпоху неолита, чем вперед - к дворцовым цивилизациям эпохи средней и поздней бронзы. Однако, как справедливо отмечает автор, данное правило не приложимо к Криту. Крит - единственный район Эгеиды, где наследие эпохи ранней бронзы стало основой устойчивой традиции художественно-

¹ Мерперт Н. Я. Этнокультурные изменения на Балканах на рубеже энеолита и
раннего бронзового века // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья.
М., 1976; Его же. Миграции в эпоху неолита и энеолита // СА. 1978. № 3.

² Ср.: Мерперт Н. Я. Некоторые вопросы истории Восточного Средиземноморья в
связи с индоевропейской проблемой // КСИА. 1961. Вып. 83.

³ Блаватская Г. В. Ахейская... С. 34.

⁴ Монгайт А. Л. 1974. С. 38.

⁵ Полевой В. М. Искусство Греции. М., 1970.

го творчества, переходящей во II тысячелетие до н. э. Такой же концепции придерживается и английский искусствовед С. Худ¹, показавшего в своей работе непрерывность развития культурных традиций эгейского искусства с эпохи неолита до раннего бронзового периода, что доказывает отсутствие крупномасштабных миграций на территории материковой Греции и Западной Анатолии на рубеже IV—III тысячелетий до н. э.

Общей чертой выдвигавшихся в 70-80-е годы гипотез относительно этнической принадлежности населения древней Эгеиды является то, что обычно выбирался какой-то отдельный признак (например, керамика² или погребальный обычай³), который определялся как специфический для того или иного этноса, и те археологические культуры, где этот признак присутствовал, объявлялись принадлежащими этому народу. Совершенно очевидно, что подобные гипотезы не могли не наталкиваться на серьезные трудности. Оставалось неясным, что делать, к примеру, с культурами материковой Греции, где с раннего неолита распространены крашеные сосуды и эта традиция расписной керамики удерживается здесь до позднего времени, когда индоевропейская принадлежность соответствующих народов уже не вызывает сомнений. С другой стороны, как отмечал Питер Уоррен, расписная керамика является одним из главных признаков перед-неазиатских культур, носители которых говорили на языках, генетически не родственных индоевропейским (древнегреческому)⁴.

Однако, подобные исследования отдельных признаков тех или иных культур просто необходимы, особенно на фоне недостаточной осведомленности современной исторической науки о древних культурах. Так, на-

¹ HoodS. The Arts in Prehistoric Greece. Harmondsworth, 1978.

² Walberg G. Kamares. A Study of the Character of Palatial Middle Minoan Pottery.
Uppsala, 1976; Его же. Northern Intruders in Mycenaean IIIC? It AJA. 1976. № 80.

³ См. например: Doumas C. Early Bronze Age Burial Habits in the Cyclades. Goteborg,
1977; Branigan K. The Tombs of Mesara L., 1970.

⁴ Warren P. Knossos and the Greek Mainland in the Third Millennium B.C. II AAA.
1972. №5. P. 398.

пример, детальные исследования по отдельным разновидностям критского искусства (фаянс, ювелирные изделия) позволили К. Фостеру¹ и X. Даварасу² независимо друг от друга прийти к одним и тем же выводам о том, что за все третье и большую часть второго тысячелетий до н. э. население Крита не претерпело сколько-нибудь существенных изменений в своем этническом составе. С началом эпохи дворцовой цивилизации здесь, по-видимому, жил тот же самый народ или, скорее всего, народы, что и на протяжении всей предшествующей истории острова, насчитывающей несколько тысячелетий. Во всяком случае, имеющийся археологический материал не дает никаких оснований для предположений о значительных перерывах в развитии минойской культуры и что не менее важно, по мнению Дж. Кэдогена, в развитии социально-политических отношений³, которые можно было бы связать с массированными вторжениями на' территорию острова пришлых племен, что, однако, не исключает эпизодических заимствований минойцами отдельных элементов чужих культур, в^: особенности западно-анатолийской и кикладской.

В 80-90-е годы вопрос об индоевропейских миграциях исследовал В. А. Сафронов⁴. Монография В. А. Сафронова - первая в отечественной литературе удачная попытка реконструкции исторических процессов пра-индоевропейского общества от его зарождения до образования первых государств (VII—III тысячелетия до н. э.). Преимущество данной работы в том, что археологический аспект индоевропейской проблемы анализирует археолог — специалист широкого профиля. Предлагаемая автором концепция трех прародин индоевропейцев - в Малой Азии, на Балканах и в Центральной Европе является пока самой аргументированной и

Foster К. P. Aegean Faience of the Bronze Age. New Haven, 1979.

² Davaras С Early Minoan Jewelry from Mochlos IIBSA. 1975. № 70.

³ CadoganG. Palaces of Minoan Crete. L., 1976; Его же. Why Was Crete Differ
ent II The End of the Early Bronze Age in the Aegean. Leiden, 1986.

⁴ Сафронов В. А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989.

подтвержденной многочисленными материалами. Однако, при создании глобальной (хронологически и территориально) картины, автором оставлены незамеченными многие мелкие детали. Так, он производит сравнение керамики археологических культур только в рамках выявленной им экологической ниши индоевропейской прародины, не сравнивая ее с керамикой ближайших археологических культур. Вследствие этого автор не указывает ареал распространения «минийской» керамики - помимо Балкан, она фиксируется во II тысячелетии до н. э. на севере Ирана и в Центральной Анатолии, а, следовательно, приход индоевропейцев (пеласгов или греков) на Балканы из Центральной Европы (с ареала культур «баденского круга») выглядит уже сомнительным. Кроме того, автор, ссылаясь на Г. Чайлда, говорит о том, что последний усматривал корни минийцев на севере Евро-пы , хотя Г. Чайлд говорил об анатолийских корнях минийцев . Также* спорны доводы В. А. Сафронова о непрерывности культурных традиций раннеэлладского III и среднеэлладского I периодов. Понятно, что невоз4 можно быть специалистом во всех областях, но такие неточности могут опровергнуть в целом всю гипотезу. Тем не менее, следует отметить КОМ-У плексный подход В. А. Сафронова к проблеме индоевропейской прародины. Только с применением данной методики возможно решение о соотнесении того или иного этноса с определенной археологической культурой.

Определенных успехов в индоевропейской проблематике достигли в 80-х годах в исследовании мифологии, что было связано с переходом от изучения конкретных мифологических единиц к исследованию индоевропейской мифологии как системы, имеющей определенную структуру, отдельные элементы которой находятся в отношениях оппозиции, распределения и т.п. В работах Ж. Дюмезиля, во многом определивших

¹ СафроновВ. А. Индоевропейские... С. 181.

² Чайлд Г. У истоков...С. 112.

историко-мифологические разыскания последних десятилетий, последовательно проводилась мысль о трехчастнои структуре индоевропейской идеологии, соотносимой с представлениями о человеке, природе, Космосе¹. Несмотря на некоторую искусственность и жесткие рамки ряда построений Дюмезиля,. они знаменовали поворот к изучению индоевропейской мифологии и ритуалов как знаковых систем. Отсутствие классических индоевропейских троичных распределений в анатолийском и критском ареалах эпохи бронзы, по мнению Ж. Дюмезиля, позволяет утверждать о том, что население Эгеиды и этих областей в эпоху неолита и ранней бронзы, по своему составу было неиндоевропейским.

Несомненно, что прорыв в изучении индоевропейской (и не только) структуре религиозных представлений, стал возможен благодаря успехам археологов. В 80-е годы накопилось масса нового археологического материала, требующего уточнения, а в некоторых вопросах и переосмысления представлений о религиозном мировоззрении населения древней Эгеиды, заложенных еще А. Эвансом и М. Нильссоном. В работах по религии населения Эгеиды в последние десятилетия доминирует идея о ярко выраженной печати первобытного синкретизма религиозных представлений. Так, например, Л. Гудисон выявил мощный пласт глубоко архаичных верований и обрядов в религии минойского Крита². Минойский пантеон, как доказывают П. Уоррен³ и Н. Маринатос⁴, если сравнивать его с современным ему египетским или вавилонским пантеоном, не говоря уже о более позднем сонме олимпийских богов, кажется довольно аморфным и внутренне слабо дифференцированным. Коллективное приобщение к божеству может считаться одной из наиболее характерных особенностей минойского куль-

ДюмезильЖ. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986.

² Goodison L. Death, Women and the Sun: Symbolism of Regeneration in Aegean Relig
ion. L., 1989.

³ Warren P. Minoan Religion as Ritual Action. Goteborg, 1988.

⁴ Marinates N. Minoan Religion: Ritual, Image, and Symbol. Columbia, 1993.

та. Рассматривая сакральные фигуры, изображенные на печатях или в
мелкой пластике, всегда бывает трудно решить, кого имел в виду худож
ник: совершенно разных божеств или же ипостаси одного и того же боже
ства. Особенно отчетливо это заметно по отношению к так называемым
«гениям», анализу изображений которых посвящена работа

Дж. Вайнгартен . То же самое применимо и к религиозным представлениям кикладцев, что убедительно доказывал Дж. Коулмен на основе анализа так называемых кикладских «сковородок» РК периода³.

Подобные неолитические пережитки ощущаются и в такой области, как металлургия и домостроительство. Г. Кэтлинг, изучавший традиции металлургии на Крите, отмечает, что критская металлургия сильно отставала не только от кикладской, но и от западно-анатолийской⁴. Причем это отставание ощущается не только в производстве обиходных изделий из бронзы, но и в ювелирном искусстве⁵.

В области домостроения для Крита свойственно поступательное развитие архитектурных традиций - исследования как монументальных, так и более простых строений, проведенных К. Брэниганом⁶ и Д. Сэндерсом⁷, показали, что на острове существовала определенная преемственная связь между дворцами периода становления и расцвета минойской цивилизации и гораздо более ранними архитектурными памятниками второй половины III тысячелетия до н. э. Данная преемственность обусловлена, прежде все-

Wiencke М. Я Typology and Style of Prepalatial Seals II Studien zur minoischen und helladischen Glyptik. Marburg, 1981.

² Weingarten J. The Transformation of Egyptian Taweret into the Minoan Genius: A
Study in Cultural Transmission in the Middle Bronze Age. Partille, 1991.

³ Coleman J. E. «Frying Pans» of the Early Bronze Age Aegean IIAJA. 1985. № 89.

⁴ Catling H. W. Minoan Metal working at Palaikastro: Some Questions//BS A. 1997.
№ 92.

⁵ Tolstikov V., Treister M. The Gold of Troy: Searching for Homer's Fabled City. New
York, 1996.

⁶ Branigan К Some observations on State Formation on Greece II Problems in Greek Pre
history. Bristol, 1988.

⁷ Sanders D. Behavioral Conventions and Archaeology: Methods for the Analysis of An
cient Architecture II Domestic Architecture and the Use of Space. Cambridge, 1990.

го, этнической однородностью острова, что доказывает также и проведенный П. П. Бетанкуром анализ трансформации керамических форм миной-ского Крита, - как на всем острове в целом, так и отдельно в Кноссе, керамика которого имеет ряд отличных от других областей Крита особенностей¹.

Относительно остальных культур Эгейского региона эпохи бронзы о существовании такой преемственности утверждать нельзя. В частности, на территории материковой Греции монументальные архитектурные строения раннего бронзового века (например, «Дом черепиц» в Лерне III), полностью исчезают в самом конце III тысячелетия до н. э. Как отмечает К. Вернер, при переходе к СЭ периоду наблюдаются отличия в самой технике домостроительства². М. Корфман в свою очередь, при исследовании домов мегаронного типа в Трое установил некоторый разрыв традиций в технике строительства в рамках одной Западно-анатолийской культуры³. Такой же вывод, как доказали в своих работах С. Харрисон и П. Темелис, применим как к рядовой застройке⁴, так и к монументальным зданиям⁵ материковой Греции РЭ и СЭ периодов.

Как писал Дж. Раттер, исследовавший этнические пертурбации материковой Греции на рубеже Ш-П тысячелетий до н. э.⁶, разрыв в культурной традиции в той или иной сфере всегда настораживает историков, так как он может объясняться только двумя способами - либо выходом на новый качественный уровень (то есть прогрессом в технической сфере), либо

¹ Betancourt P. P. The History of Minoan Pottery. Princeton, 1985.

² Werner K. The Megaron during the Aegean and Anatolian Bronze Age. A Study of Oc
currence, Shape, Architectural Adaptation and Function. Jonsered, 1993.

³ Korfmann M. Troia: A Residential and Trading City at the Dardanelles II Politeia: Soci
ety and State in the Aegean Bronze Age. Liege, 1995

⁴ HarrisonS. Domestic Architecture in Early Helladic II: Some Observations on the
Form of Non-monumental Houses IIBSA. 1995. № 90.

⁵ Themelis P. G. Early Helladic Monumental Architecture IIAA. 1984. № 99.

⁶ RutterJ. B. Fine Gray-burnished Pottery of the Early Helladic III Period: the Ancestry
of Gray Minyan II Hesperia. 1983. № 52; Его же. Review of Aegean Prehistory: The Prepalatial
Bronze Age of the Southern and Central Greek Mainland IIAJA. 1993. № 97.

этнической сменой (что сопровождается утратой технических навыков). Последнее не всегда верно, так как вторжение мигрантов может надежно фиксироваться только в том случае, если преобразования затронули не отдельную отрасль культуры, а несколько. В своей работе Дж. Раттер проследил изменения в керамическом производстве РЭ III - СЭ периодов, и, сопоставив факт появления «минийской» керамики с изменениями в технике домостроительства, погребальных обычаев и ряда других признаков, сделал вывод о наличии на южных Балканах двух миграционных волн на рубеже Ш-И тысячелетий до н. э. Однако греческий историк М. Сакеллариу, также изучавший вопрос миграций в конце раннеэлладско-го периода, категорически отвергнул концепцию Дж. Раттера о двух миграционных волнах: по его мнению, был только один, затянувшийся на два столетия миграционный поток . Гипотеза М. Сакеллариу не согласуется с данными лингвистики о наличии на юге Балкан до греков индоевропейского субстрата, так как по этой версии получается, что первыми индоевропейцами на территории материковой Греции были именно прагреческие племена. Также она не объясняет факт внутренних миграций в Эгеиде, что, скорее всего, было прямым следствием вторжения с севера новых племен, и резкое нарушение хорошо налаженных еще в период ранней бронзы торговых контактов субрегионов Эгеиды, что мастерски подметили в своих работах М. Корфман , Д. Вилсон и С. Вон .

Вывод о произошедшей в конце периода ранней бронзы этнической смене населения в материковой Греции подтверждают изменения и в такой наиболее консервативной сфере культуры общества, как обряд захороне-

¹ Sakellariou М. Who were the Immigrants? II The End of the Early Bronze Age in the
Aegean. Leiden, 1986.

² KorfmannM. Red Cross Bowl - Angeblicher Leittyp fur Troja V//Beitrage zur
Altertumskunde Kleinasiens. Festschrift fur Kurt Bittel. Mainz, 1983.

³ Vaughan S., Wilson D. Interregional Contacts in the Aegean in Early Bronze: The Talc
Ware Connection II Zerner C. W., Zerner P. C, Winder J. Wace and Blegen: Pottery as Evidence
for Trade in the Aegean Bronze Age. 1939-1989. Amsterdam, 1993.

ния. Различные способы захоронения в РЭ и СЭ периодах исследовали Г. Нордквист¹ и Д. Пуллен². Особенно интересна работа Д. Энтони, в которой автор рассматривает такой аспект, как доместикация лошади и первые свидетельства появления лошади на территории Эгеиды в СЭ периоде, что позволяет утверждать о появлении здесь иных (скорее всего, индоевропейских) племен, так как одомашнивание лошадей в таком географическом районе, как Эгеида, просто невозможно³.

Отдельно тема торговых контактов в эпоху ранней и средней бронзы поднималась во многих исследованиях. Следует выделить труды Дж. Раттера и К. Цернера⁴, изучавших интенсивность взаимоотношений критян с населением материковой Греции, а также ряд работ по истории Кикладского архипелага⁵, среди которых выделяется работа Дж. Дэвиса⁶. В противовес теории П. Уоррена⁷, объяснявшей анатолийские заимствования в культурах северных Киклад (РК III период) и восточной части материковой Греции (РЭ III период) миграцией части населения из Западной Анатолии, Дж. Дэвис попытался доказать, что эти заимствования были связаны с увеличением западно-анатолийского импорта и являлись прямым следствием увеличения торгового оборота внутри Эгейского региона.

¹ Nordquist G. Middle Helladic Burial Rites: Some Speculations II Celebrations of Death
and Divinity in the Bronze Age Argolid. Stockholm, 1990.

² Pullen D. J. Modeling Mortuary Behavior on a Regional Scale: A Case Study from
Mainland Greece in the Early Bronze Age II Beyond the Site: Regional Studies in the Aegean
Area I Ed. by P. N. Kardulias. Lanham, 1994.

³ Anthony D. W. The «Kurgan Culture», Indo-European Origins, and the Domestication
of the Horse: a Reconsideration II Current Anthropology. 1986. № 27.

⁴ Rutter J. В., Zerner С W. Early Hellado-Minoan Contacts II The Minoan Thalas-
socracy: Myth and Reality. Stockholm, 1984.

⁵ Sampson A. Early Helladic Contacts with the Cyclades during the EB A 2II Annales
d'archologie egeenne de l'Universite de Liege 2. Liege, 1988; BroodbankC. The Longboat and
Society in the Cyclades during the Keros-Syros Culture IIAJA. 1989. № 93.

⁶ Davis J. L. Review of Aegean Prehistory I: The Islands of the Aegean II AJA. 1992.
№96.

⁷ Warren P. Early Minoan - Early Cycladic Chronological Correlations II The Prehistoric
Cyclades. Edinburgh, 1984.

В 1990-х годах появляется ряд работ, посвященных истории Эгеиды бронзового века выдающегося русского историка Ю. В. Андреева, для которого характерны широта охвата проблематики и тщательный анализ источников. Разработав критерии определения «города» и выделив три фазы процесса урбанизации, предшествующие возникновению собственно города (квазигород, протогород, город), Ю. В. Андреев исследовал урбано-морфные поселения островного мира Эгеиды¹, в результате чего пришел к выводу о безусловном доминировании среди поселений Эгеиды эпохи ранней бронзы квазигородов, которые «трудно отличить от рядовых земледельческих поселений»². В последующие периоды эпохи бронзы, как отмечает автор, в процессе городообразования наблюдается неравномерность, - только на Крите происходит становление протогородов (Кносс, Маллия, Фест, Закрое). Специфика развития Крита заинтересовала Ю. В. Андреева и в дальнейшем появилось несколько публикаций³, в которых эта особенность объяснялась стечением таких благоприятных факторов, как удобное географическое положение, исключительное плодородие почвы, и в особенности, этнопсихологическая особенность критян, явно ощущаемая в минойском искусстве. Интересен сравнительный анализ эгейских культур раннего бронзового века (первая такая попытка в русскоязычной историографии) в статье, опубликованной в 1995 году под названием: «Эгейский мир в преддверии цивилизации»⁴, в которой автор приходит к выводу о крайней автаркичности, с одной стороны, и крайней инертности, с другой, раннеэгейских культур, только одна из которых,

¹ Андреев Ю. В. Островные поселения Эгейского мира в эпоху бронзы. М., 1989;
Его же. Ранние формы урбанизации // ВДИ. 1987. № 1.

² Андреев Ю. В.Островные... С. 220. В невозможности разграничить квазигорода от
рядовых сельских поселений, ощущается, как нам кажется, некоторая искусственность
градаций фаз становления городов.

³ Андреев Ю. В.. Эгейский мир: природная среда и ритмы культурогенеза // ВДИ.
1994. № 3. Его же. В ожидании греческого чуда // ВДИ. 1993. № 4; Его же. Между Евра
зией и Европой // ВДИ. 1995. № 2.

⁴ Андреев Ю. В. Эгейский мир в преддверии цивилизации // ВДИ. 1995. № 1.

благодаря «счастливому случаю» сумела выйти на новый, более высокий уровень исторического развития.

Вклад Ю. В. Андреева в область изучения истории древнейших цивилизаций Европейского континента огромен, однако следует отметить, что автор в своих исследованиях базируется только на археологическом материале, без привлечения исторических или лингвистических источников. Этот недостаток был преодолен в последнем, вышедшим посмертно труде , в котором Юрию Викторовичу удалось объединить все, что известно о Крите благодаря раскопкам, сведя почти все имеющиеся в науке толкования материала на основе литературных и типологических сопоставлений, опирающихся и на этнографические реконструкции. Наибольший интерес представляет сформулированная российским историком гипотеза, объясняющая причины заката дворцовой системы - как на Крите, так и в Микенской Греции. На основе анализа отдельных артефактов, дошедших до нашего времени, автор сделал вывод о своего рода духе усред-ненности, «буржуазной посредственности», пронизавших всю минойскую и микенскую цивилизации. Об этом свидетельствует стандартизация жилищ, святилищ, домашней утвари на Крите и в материковой Греции и даже бухгалтерские записи микенских архивов. Возникшая на этой старательно выровненной почве «массовая культура» постепенно охватила все слои общества, достигая даже и самых верхних его «этажей».

Данная гипотеза позволяет объяснить и существование столь длительного периода культурного застоя, и то, почему дворцовые комплексы не были восстановлены, однако непосредственные причины разрушения микенских дворцов, опять же, остаются необъясненными. Кроме того, использование современной терминологии (такой как «буржуазная посредственность», «массовая культура», своеобразный элитаризм и т. д.), несколько

¹ Андреев Ю. В. Эгейский мир в преддверии... С. 114.

² Андреев Ю. В. От Евразии к Европе. Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и ран
него железа (III - начало I тыс. до н. э.). СПб., 2002.

настораживает, так как автора можно заподозрить в некой модернизации истории. В любом случае, гипотеза Андреева свежа, оригинальна, просто любопытна и требует дальнейшей апробации.

Далеко не полный, раскрывающий лишь основные тенденции, историографический очерк показывает, что разные аспекты проблемы становления и развития эгеиских культур раскрыты не полностью. Лингвисты используют археологические данные весьма вольно, а археологи игнорируют всю сумму лингвистических аргументов, «выдергивая» только отдельные факты.

Поэтому главной целью данной работы является раскрытие генетических связей догреческих культур Эгейского региона в бронзовом веке с использованием комплексной, междисциплинарной методики — с привлечением археологических, исторических и лингвистических источников. В связи с этим в работе проведен сравнительно-исторический обзор четырех основных эгеиских культур (критской, кикладской, южно-балканской и западно-анатолийской) при соблюдении не столько территориального, сколько хронологического принципа. В этой связи необходимо решение следующих задач:

установить степень влияния эколого-географических факторов на основные культуры Эгеиды эпохи бронзы;

выявить специфику и основные тенденции исторического процесса в Эгеиде до прихода протогреческих племен и, особо - причины поступательного, динамичного развития критского общества;

сопоставить археологические культуры эгеиских сообществ между собой и выявить степень их взаимовлияния;

найти этнический эквивалент культуре так называемой «миний-ской» керамики;

- определить время прихода и постепенного распространения индоевропейских и, отдельно, протогреческих племен в Эгейском регионе.

Методологической основой диссертации является комплексный подход к источникам, представляющий собой совокупность приемов, методов и принципов исторической критики. В исследовании использован, прежде всего, исторический метод, важный для рассмотрения изменяющихся во времени явлений. В разных частях исследования предпочтение отдавалось, наряду с этим, и другим, как общенаучным, так и конкретно-историческим методам.

Из общенаучных методов применены:

1. сочетание индуктивного (от частного к общему) и дедуктивного (от общего к частному) методов. Так, проанализировав ряд частных факторов из области той или иной культуры Эгейского региона, делается вывод о специфике этой культуры. Далее, с учетом этого вывода снова проводится анализ частных факторов;

2. метод междисциплинарного синтеза - в исследовании исторические реалии осмысливаются с учетом наблюдений, положений и выводов из области археологии, исторической лингвистики и этнографии.

Из конкретно-исторических методов применены:

3. генетический метод, ориентированный на изучение истоков процесса или явления и его изменчивости в ходе развития. В соответствии с вышеназванным методом в работе рассматривается, например, религиозно-мировоззренческий аспект эгейских обществ и развитие религиозных идей от неолита до прихода греческих племен;

4. проблемно-хронологический метод, сущность которого заключается в том, что в рамках определенного временного отрезка выделяются и анализируются наиболее важные проблемы. В процессе исследования выделены временные отрезки, определяемые классической схемой периодизации бронзового века, и анализируются такие проблемы как: проблема идентификации археологических культур с тем или иным этническим образованием, тесно переплетающаяся с ней проблема Эгейского культурогенеза, проблема типо-

логической принадлежности эгейских цивилизаций по отношению к дворцо-во-храмовым цивилизациям Передней Азии и др.

Структура настоящей работы обусловлена поставленными задачами. Работа состоит из введения, трех глав, содержащих девять параграфов, и заключения. К тексту работы приложены: список использованных источников и литературы, список сокращений и приложения.

В первой главе проанализированы эколого-географические факторы восточного Средиземноморья и степень их влияния на культуры Эгейского региона. Здесь же освещены наиболее значимые моменты перехода эгейских культур от неолита к раннему бронзовому веку. Во второй главе показано развитие основных культур Эгеиды в III тысячелетии до н. э., а также выявлена степень их взаимовлияния в данный период. В третьей главе, хронологически охватывающей все II тысячелетие до н. э., проведена этническая идентификация носителей культуры минийской керамики и дается суммарная характеристика культур Крита и Трои до появления здесь грекоязычных племен. В отдельном параграфе рассматривается проблема локализации индоевропейской прародины и в связи с этим — вопрос о возможных путях миграции индоевропейских племен в Эгейский регион.

В приложении І в табличной форме дана сравнительная хронология эгейских культур эпохи бронзы. В приложении II даны карты Эгейского региона и отдельных географических ареалов в Ш-П тысячелетиях до н. э. Приложения III, IV и V содержат иллюстрации - соответственно, планы поселений и отдельных строений, отдельные образцы искусства, керамика эгейских культур эпохи бронзы. В приложении VI приведены данные нарративной традиции о царях Трои.

Остров Крит

Насколько позволяют судить отрывочные данные, так называемая «неолитическая революция» протекала в разных районах Крита крайне неравномерно (см. приложение И, рис. 3). Это объясняется, скорее всего, особенностями разнообразных природных условий острова (характером почв и их увлажненностью), а также большой протяженностью острова, что способствовало развитию в данный период нескольких несвязанных и независимых друг от друга культур. Так как, судя по всему, Крит был необитаем в эпоху палеолита1, то можно утверждать, что древнейшие земледельцы острова пришли из других мест и принесли с собой неолитический инвентарь.

С наступлением эпохи бронзы критское сообщество вступает в новую фазу своего развития, которая характеризуется заметным ускорением темпов роста населения на острове, особенно в центральной и восточной его частях, что привело к образованию крупных агломераций вскоре после середины III тысячелетия. Расположены они были (конечно, далеко не случайно) в тех же самых местах, где значительно позже возникли первые дворцы2. По некоторым, весьма приблизительным оценкам, раннеминойские поселения в Кноссе, Маллии и Фесте занимали площади, составляющие соответственно 5; 2,58 и 1,13 га3 - для всего Эгейского мира это были из ряда вон выходящие размеры. Вполне очевидно, что Крит по темпам роста населения значительно опережал другие районы Эгеиды, что может найти свое объяснение не только в общем улучшении условий жизни, связанным с широким внедрением в экономику изделий из металла, прогрессивными сдвигами в сфере сельского хозяйства, ремесла и т. п., но и в исключительном плодородии почвы равнинной части острова. Эта многонаселенность, отмеченная Гомером1, вероятно, может считаться одной из главных предпосылок того, что именно здесь суждено было возникнуть древнейшей из всех европейских цивилизаций.

Раннеминойская культура известна главным образом по могильникам. Поселения плохо изучены, так как археологами обнаружено очень мало домов - это объясняется тем, что значительная часть населения, как уже отмечалось, по-прежнему жила в пещерах и в тростниковых жилищах. Но все же можно представить себе характер домостроительства. Критяне жили в домах двух разновидностей: 1) мегаронного типа со сложной планировкой, включавшей несколько прямоугольных комнат; фундамент был сложен из неотесанных камней, а стены - из сырцовых кирпичей, укрепленных посредством вертикальных и горизонтальных балок; поверхность стены покрывали грубой штукатуркой с тонким слоем красной обмазки, не уступавшей по твердости римскому цементу ; 2) в небольших «коммунальных» постройках, наподобие кикладских3, очень распространенных по всему Криту и отличающихся крайнем примитивизмом.

Характерными образцами домов первого типа являются жилые комплексы в Миртосе (см. приложение III, рис. 1) и Василики (см. приложение

Ill, рис. 2), построенные приблизительно в одно и то же время (РМII Ь) . Для обоих комплексов характерна «клеточная», по определению П. Уоррена , планировка — разбивка всего жилого массива на более или менее стандартные по размерам и конфигурации помещения, служившие комнатами для отдельных семей. Сравнивая планы комплексов в Миртосе и в Василики, видно, как изначально хаотичный, как бы расползающийся в разные стороны жилой массив уже оказывается втиснутым в более жесткую и четкую геометрическую схему. Следующим шагом в минойской архитектуре могла стать простейшая схема дворцового ансамбля со сгруппированными вокруг центрального двора складскими, жилыми и церемониальными помещениями. значительном росте населения, а также о довольно высоком уровне его концентрации свидетельствует широкое распространение некрополей. Раскопки выявили два основных типа погребальных сооружений3: 1) толос (основная зона распространения - южное побережье Крита) - круглая камен ная постройка диаметром от 4 до 13 м с купольным перекрытием потолка, вход всегда располагался строго с востока и прикрывался с внешней стороны большой каменной плитой (см. приложение III, рис. 3); 2) склеп (в централь ной, восточной и северо-восточной частях Крита) - прямоугольная конструк ция с несколькими отсеками, фактически напоминающая дом с гипертрофированно маленькими комнатами, в каждом из которых помеща лись как одиночные, так и массовые захоронения (см. приложение III, рис. 3). Встречаются и смешанные формы — в центральной части острова. На протяжении всей истории бронзового века известны массовые захоронения и в ес тественных пещерах - практика, распространенная по всей территории Крита, носящая явный неолитический облик. Помимо двух основных видов захоронений, в РМ I и в РМ II периоды встречаются захоронения в цистовых могилах в северо-восточной части острова (Мохлос, Псейра, Закрое, Агия Фотия), то есть в тех местах, где кикладское влияние наиболее ощутимо (цистовые могилы характерны для Киклад). То, что такой тип захоронения возник вследствие кикладского влияния, подтверждают два обстоятельства, — погребальный инвентарь, состоящий в основном из импортированных из Киклад предметов, и само время существования подобного типа захоронений; уже в РМ III период цистовые могилы полностью исчезают, что очень хорошо согласуется с археологической картиной на Кикладском архипелаге1. Толосные могилы являются наиболее отличительной чертой критской культуры почти на всем протяжении бронзового века, - постройка самого раннего толоса датируется заключительной стадией неолита (так называемый «Лебена А», обнаруженный на южном склоне Астерусийских гор южнее равнины Месара), последние же толосные могилы датируются ПМIII а периодом2. Все они многократно использовались на всем протяжении своего существования. Данный обычай захоронения был распространен в основном на юге Крита в районе равнины Месара (около Феста), где находятся 65 из 70 обнаруженных толосов. Некоторые из них были набиты останками умерших прямо до отказа, так что во внутреннюю камеру толоса невозможно было войти. В самых больших толосах количество погребенных исчисляется сотнями костяков, что вело к их перемешиванию, а также перемещению личных вещей, поэтому в процессе раскопок невозможно определить, кому принад лежал тот или иной погребальный инвентарь . Следы огня во множестве то-лосов предполагают регулярные окуривания для очистки сооружения, в частности и для удаления излишнего количества костяков. В то же время, в некоторых случаях один слой захоронений от другого отделяет слой белого песка. Толосные захоронения принадлежали, скорее всего, одному отдельному роду и тем самым отражали общественный строй критского населения. Отдельная личность без остатка растворялась в этой коллективной родовой индивидуальности, навсегда исчезала в ней, о чем красноречиво свидетельствуют уже упоминавшиеся периодические «чистки» толосов.

Дворцы Миноса

История Крита, самого крупного острова Эгейского моря, после 2000 года приобрела особые черты. Для материальной культуры этого времени характерно разнообразие и творческое развитие старых и новых культурных традиций.

Среднеминойская культура I—II периодов - это время постройки древнейших («старых») дворцов в Кноссе, Маллии и Фесте (см. приложение III, рис. 4). По причине крайней ограниченности имеющегося археологического материала до сих пор остается открытым вопрос о существовании «старого дворца» в Закросе1. Изучение остатков древнейших дворцов показало, что строители Кносса, Маллии и Феста в XIX-XVI веках руководствовались общими архитектурными принципами. Каждый комплекс состоял из нескольких групп строений: с двумя входами - северным и южным; отдельными прямоугольными постройками, окружавшими внутренний двор, причем все сооружения имели четкое специализированное предназначение - мастерские гончаров, металлургов и других ремесленников, а также вместительные кла-довые, где хранили зерно, оливковое масло и вино в пифосах . В начале II тысячелетия так называемые «старые дворцы» и их хозяйства, скорее всего, представляли разрозненные островки «плановой» экономики, так как сохраняли в самих своих архитектурных формах и внутренней планировке некоторые существенные черты коммунальных жилищ эпохи ранней бронзы, кроме того, они со всех сторон были окружены множеством примитивных земледельческих общин1, социальное и экономическое развитие которых шло крайне замедленными темпами. По сути, первые дворцы напоминают не столько царские резиденции, сколько некие общественные центры - с мастерскими, кладовыми, рынками, культовыми помещениями. Строительство дворцов, скорее всего, имело место до развития такой социальной и экономической организации, которая интегрировала население из окружавшей дворец географической области в государственное объединение. Но, несомненно, что старые дворцы были крупнее и технологически сложнее, нежели любые иные сооружения этого времени, а значит, первые дворцы означали новый уровень организации трудовых ресурсов.

Об усложнении организации общественной жизни говорит и появление письменности. Первое свидетельство о критской иероглифической письменности восходит к концу III тысячелетия - количество знаков невелико, и возможно даже, что это еще не письменность в строгом смысле, то есть система знаков, передающих весьма определенное по смыслу сообщение2. Находка иероглифической письменности в РМ III периоде единична, массовые находки с пиктографическим письмом появляются в CM Ian периоде и продолжаются до CM III b периода, то есть вплоть до того времени, когда широко стало использоваться линейное письмо А . Таким образом, продолжительность существования пиктографического письма составляет приблизительно пять столетий. Иероглифика служила, скорее всего, религиозным целям , хотя уверенно утверждать это нельзя, так как, во-первых - случаи находок пиктографического письма единичны (только в Кноссе, Фесте и Маллии), во-вторых - сами тексты небольшие по объему, что затрудняет их дешифровку . Открытие табличек с линейным письмом А в руинах «старого» дворца в Фесте позволило точнее определить дату появления этой очередной разновидности критской письменности - СМ Па или возможно даже CM I b пери-од . Долгое время было принято думать, что линейное письмо А развилось непосредственно из пиктографии4, однако теперь кажется возможным одновременное появление обеих разновидностей письма. Вне самого Крита таблички с линейным письмом А были найдены всего в трех местах: Агия Ирини на Кеосе, Филакопи на Милосе и Акротири на Фере5. Самый поздний образец линейного письма А найден в ПМ I периоде, а следовательно, угасание данной разновидности критского письма не связано с предполагаемым завоеванием Крита микенцами (ориентировочно ПМ II / ПМ III а период). Линейное письмо А состоит из приблизительно 85 знаков и, также как и пик тографическое письмо, до сих пор не дешифровано . Линейное письмо А, несомненно, использовалось в административных целях2. Судя по тому, что обе разновидности письма исчезают с разрушением дворцовых комплексов в XV веке , следует предполагать элитарный (и специализированный) характер письменности на Крите,

Известно, что в старых дворцах существовали помещения, специально предназначенные для хранения продуктов питания, что означает наличие организационной системы, при которой прибавочный сельскохозяйственный продукт отдавался организаторам во дворце в обмен на престижные вещи, а во время неблагоприятных для сельского хозяйства годов эти вещи могли быть обменены на хранившееся в кладовых продовольствие. Эта система соответствует факту существования на Крите нескольких дворцов в различных экологических зонах, которые могли обменивать продовольствие и товары в соответствии с местным урожаем4. Создание подобных сложных систем говорит о начале процесса складывания государства. Однако погребения свидетельствуют о завершении этого процесса только с созданием новых дворцов в СМ III периоде, после того, как старце дворцы были разрушены в результате землетрясения5. Археология не располагает данными о существовании монументальных захоронениях представителей элиты в течение периода старых дворцов. Погребения в пещерах, прекращаются только тогда, когда промежуточный уровень экономической организации между деревня ми и дворцами был создан в виде так называемых «вилл» . Виллы - это своего рода мини дворцы, расположенные вне городов и рядовых поселений (см. приложение III, рис. 5). Этот переход от двухступенчатой иерархии поселений (дворцы - сельские поселения) к трехступенчатой (дворцы - виллы — сельские поселения) происходит в эпоху, наступившую после перестройки новых дворцов, когда общинные формы массовых погребений прекращаются и появляются индивидуальные могилы. Археологией фиксируются большие гробницы, состоящих из нескольких помещений, в центральной из которых (зал с колоннами) находилась облицованная гипсовыми плитами погребальная камера2.

Другой тип памятников, расположенных вдали от дворцов и дающий данные об изменении социальной организации, являются святилища на вер-шинах гор, которые появляются в СМ I период и которые по своему размещению не связаны с дворцом и деревнями. Однако с постройкой новых дворцов посвятительные дары были сосредоточены в святилищах, расположенных вблизи дворцов, а более удаленные перестают использоваться4.

Миграции индоевропейских племен в Эгейский регион и проблема локализации индоевропейской прародины

Ранняя этническая история народов Европы вызывает давние и весьма оживленные дискуссии. Вопрос о том, что представляло собой древнейшее население европейского континента, связан с проблемой формирования индоевропейской языковой общности и ее локализацией. В настоящее время1 множество точек зрения по этим вопросам группируются вокруг четырех основных гипотез, локализующих индоевропейскую прародину в Балкано-Карпатском регионе2, в евразийских степях3, на территории Передней Азии4 и в так называемой циркумпонтийской зоне5.

Каждая из гипотез имеет определенные недостатки, мастерски подмечаемые оппонентами. Например, Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов6 доказали существование индоевропейской прародины приблизительно в IV тысячелетии на территории от Балкан до Ирана, выдвинув серьезные аргументы о невозможности приурочивания ее к Центральной и Восточной Европе, но, как справедливо указал И. М. Дьяконов , не к Юго-Восточной Европе. Однако авторами абсолютно не берется в расчет археологическая составляющая доказательств выведения индоевропейской прародины в Малой Азии. Напри мер, игнорируется факт отсутствия в индоевропейском праязыке типично азиатской средиземноморской флоры (кедр, кипарис, пальма) и фауны (немаловажно, что в Малой Азии и на Армянском нагорье приблизительно до 2000 года не было лошади - ни дикой, ни одомашненной, что хорошо прослеживается на основе раскопок городища Коруджу-Тепе1). Кроме того, не учитывается экологическая ниша прародины (аргументы осины, бука), а также отсутствие архаичной индоевропейской гидронимики и топонимии на территории Армянского нагорья и в Восточной Анатолии, где они должны были быть в большей концентрации .

Такая же ошибка наблюдается и у В. А. Сафронова, утверждающего, что реннеиндоевропеиская прародина совпадала с ареалом культуры Чатал Гуюка (VI тыс.), представители которой мигрировали в V тыс. на территорию северных Балкан (культура Винча) и далее в Западную Словакию (?), а затем рассеялись по всей территории индоевропейского ареала, причем часть индоевропейских племен (пеласги, протогреки, фракийцы, хетты и др.) повернула в обратном направлении )3. Такое механическое соединение постулатов Гамкрелидзе—Иванова с идеями Георгиева-Дьяконова выглядит крайне неубедительно как с исторической точки зрения (учитывая время прихода пеласгов, хеттов, тохар и ариев на места своего проживания), так и с лингвистической .

Также проблематична локализация индоевропейской прародины в Бал-кано-Карпатском регионе, так как данная теория не объясняет контакт индоевропейской общности с другими языковыми семьями и противоречит теории ностратического родства (восхождение индоевропейской, картвельской, уральской, алтайской языковых семей к одной макросемье). Кроме того, серьезные аргументы против основных положений данной локализации предоставляет археология - во-первых, нет никаких свидетельств движения этих культур в Западную Европу, во-вторых, продолжение культур Балкано-Карпатского региона фиксируется на юге, но не на востоке, куда, согласно настоящей теории, должны были перемещаться данные культуры1.

По выше изложенным причинам точно также «отсекается» Балкано-Карпатский регион и территория Малой Азии в циркумпонтийской локализации. Тем не менее, предположение о наличии определенной контактной непрерывности и культурной интеграции в области распространения древнеямной культуры и культур Северного Кавказа, доказанной Н. Я. Мерпертом на основе археологического материала, имеет важное теоретическое значение. Тезис о включении в процесс становления конкретных групп индоевропейцев неродственных по языковому признаку других групп, представляется наиболее верным (следует учитывать также и разделение первоначальных индоевропейских групп). Такая точка зрения подтверждается и теорией, созданной на основе лингвистического материала, и получившей название «лингвистической географии» .

Теория о местонахождении индоевропейской прародины на территории Поволжья или в понто-каспийских степях наиболее полно подтверждается археологическим материалом, но противоречит языковым свидетельствам о ландшафте, флоре и фауне. Установлено, что на рубеже IV—III тысячелетий в Поволжье распространилась ямная культурная общность, состоявшая из подвижных скотоводческих племен, которые широко контактировали с инокуль турными территориями. Археологически отмечаются очень ранние связи степных племен с Югом и Юго-востоком, причем исследователями не отрицается возможность передвижения значительных групп населения в степь из районов Кавказа и Прикаспия. Фактически, данная концепция развивает идеи об индоевропейской прародине Г. Чайлда и М. Гимбутас , дополняя их аргументами как экономического, так и этнокультурного характера.

Путь соотнесения археологической культуры с индоевропейской прародиной необходимо начать с определения экологической ниши формирования этноса по данным лингвистики. Известно много свидетельств о тех или иных ее особенностях. Наиболее важными следует признать аргумент «горного ландшафта», согласно которому индоевропейские племена жили среди невысоких гор, имевших площади для посева зерновых культур. В восточной Европе таких района три: Предкарпатье, Предкавказье и Приуралье. Как уже отмечалось, Карпатский регион по целому ряду признаков не подходит для локализации индоевропейской прародины. Так называемые «аргументы бука, осины, ивы, березы, сосны, пихты, дуба, бобра, краба» исключают из зоны поиска и Приуралье. Однако территория Предкавказья почти идеально подходит для местонахождения древних индоевропейских племен, так как к данному региону приложимы почти все аргументы, касающиеся экологии, флоры и фауны3, за исключением «аргументов льва, слона, верблюда и вереска». Но, как отмечал И. М. Дьяконов, скорее всего можно говорить о довольно позднем заимствовании в индоевропейский лексикон понятий льва, верблюда и в особенности, слона4.

Гипотетическое расположение индоевропейской прародины на территории Северного Кавказа - Прикубанья, может легко объяснить заимствова-ния в индоевропейском языке из северокавказских, западнокавказских и семитских языков. Контакт индоевропейских племен с представителями семитской языковой семьи в доисторическое время был возможен только в двух местах - либо в Малой Азии (однако, в таком случае наблюдались бы заимствования индоевропейской лексики в хурритском, урартском, митан-нийском и в ряде других языках), либо в Прикубанье, где семитский элемент четко прослеживается в Майкопской культуре1. С другой стороны, факты взаимодействия с алтайскими и финно-угорскими языками позволяют «очертить» индоевропейскую прародину в пределах от Северного Кавказа до Урала, соответствующей ареалу ямной культуры (!) с ее девятью локальными вариантами . Это позволяет объяснить дробление единого индоевропейского массива на отдельные языковые общности. Археология подтверждает данные выводы - следует отметить факт взаимодействия южных групп с населением Среднего Заволжья и Приуралья, получившем отражение в Кри волу чеком комплексе, ряд элементов которого справедливо сопоставляется с находками в Нальчикском могильнике, который, в свою очередь, по ряду показателей сближается с могильниками мариупольского типа. Более того, огромное накопление новых фактических данных позволяет рассматривать формирование наиболее ранних древнеямных групп как результат достаточного уже развития производящего хозяйства и выработки специфических его форм, особенно продуктивных в условиях степной полосы.

Похожие диссертации на Этнокультурные процессы в Эгеиде в эпоху бронзы (Догреческий субстрат)

Аварский каганат в системе социополитических и этнокультурных процессов эпохи раннего средневековьяЛукина Светлана Германовна

"Три большие реформы" и процессы эволюции японского общества второй половины эпохи ЭдоФилиппов Александр Викторович

Юго-западная Туркмения в эпоху поздней бронзы (по материалам Сумбарских могильников)Хлопин, Игорь Николаевич

Культурно-исторический процесс в эпоху средней бронзы на территории Нижнего Поволжья (По материалам погребальных памятников) Кияшко Алексей Владимирович

Миграционные процессы на территории Западной Сибири : Эпоха бронзы - средневековьеТихомиров Константин Николаевич

Городище Усть-Утяк-1 как источник по изучению культурно-исторических процессов на территории Среднего Притоболья в переходное время от бронзы к железу и эпоху раннего средневековьяКайдалов, Александр Иванович

Аварский каганат в системе социополитических и этнокультурных процессов эпохи раннего средневековьяЛукина Светлана Германовна

Курганные могильники харинского типа в Верхнем Прикамье в контексте культурно-исторических процессов эпохи Великого Переселения народов : статистический анализ погребальных комплексовШмуратко, Дмитрий Владимирович

Культурно-исторические процессы в эпохи неолита и энеолита на территории Нижнего ПоволжьяЮдин Александр Иванович

Институт земских начальников в России в эпоху консервативной стабилизации и реформаторском процессе в 80-е гг. XIX в. - начале XX в.Звонцова Анжелика Владимировна