Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Лубочная литература как явление фольклорной культуры 17-75
1.1. Культурно-исторические предпосылки возникновения и развития лубочной литературы (XVI-XX в. в.) 17-37
1.2. Типологические принципы, сущность и структура лубочной литературы в культурологическом контексте 38-53
1.3. Синтез поэзии и живописи в литературном лубке 54-75
Глава 2. Становление художественных форм русской лубочной литературы 76-153
2.1. Воплощение русской народной жизни, героико-сказочного эпоса в переводных повестях 76-86
2.2. Русская классическая лирика в лубочной литературе 87-109
2.3. Лубочные переложения литературной сказки 110-137
2.4. Фольклор и этнографическая действительность 138-153
Заключение 154-159
Список литературы
- Культурно-исторические предпосылки возникновения и развития лубочной литературы (XVI-XX в. в.)
- Типологические принципы, сущность и структура лубочной литературы в культурологическом контексте
- Воплощение русской народной жизни, героико-сказочного эпоса в переводных повестях
Введение к работе
Актуальность исследования. В истории отечественной культуры скрыто немало характерных структурообразующих явлений, органично вошедших в ее формально-содержательную основу. По ряду причин их изучение оказалось недостаточно глубоким, хотя они могли бы составить весьма существенное образное приращение к тому исконному духовно-нравственному пространству, каковым выступает в нашем российском обществе народно-художественное сознание и ведущая его народно-художественная идея. Последняя, как известно, обеспечивает народу, нации возможность вырабатывать обобщенные знания о связях, отношениях, закономерностях объективного мира, ставить цели и разрабатывать планы, предваряющие его деятельность в природной и социальной среде, регулировать и контролировать эмоциональные, рациональные и предметно-практические отношения с действительностью, определять ценностные ориентиры национального бытия и творчески преобразовывать условия его существования.
В стране, где до недавнего времени свободно утверждались собственные традиционные начала, ныне набирает силу так называемый "кризис идентичности", то есть то особое состояние духовной культуры, когда под воздействием напористо усиливающейся вестернизации активно формируется процесс внутренней трансформации и модификации устоявшихся эстетических норм и образа жизни. Взаимодействие в национальной культуре столь различных по духу и содержанию философических парадигм происходит крайне болезненно, порождая в расщепляемом мирском сознании неизбывное множество социально-практических и теоретических проблем.
В такой ситуации остро встает вопрос об истоках и содержании собственной народно-художественной культуры, ее исторически сложившемся образном пространстве, о становлении народно-художественного сознания и о роли в этом процессе характерных творческих явлений, которые бытовали на протяжении многовековой истории. Особое значение в связи с этим приобретает изучение источников малоизученных, несправедливо обойденных
вниманием исследователей и ныне почти полностью сошедших с их аналитического поля. В их ряду прежде всего следует рассматривать народную книгу XIX - начала XX веков, нашедшую свое нетрадиционное оформление в виде иллюстративно-литературного переложения - рисованной лубочной картинки и лубочной книжки.
Лубочное-литературное переложение способствовало развитию и
» становлению русского народознания. Наука о народе, заявленная этнографами,
чей интерес основывался на изучении экономического и социального уклада народной жизни, активно поддерживалась исследованиями, где пристальное внимание сосредоточивалось к вопросам народно-художественного духа страны. Народная книга, заключавшая в себе мотивы разносторонних взглядов и интересов, становилась в эпицентре многих аналитические разборов. Имена И. М. Снегирева, Д. А. Ровинского, Ф. И. Буслаева, пришедшие из старого времени, а также те, что появились уже в постреволюционную эпоху - М. К. Азадовского, Ю. М. Соколова, С. А. Клепикова, - составили славный летописный свод научных работников этого круга. В этнографической науке возникла целая отрасль, составленная из работ, посвященных художественному самосознанию народа, его фольклору, первым печатным книгам, которые создавались в его среде и для его среды и авторами которых часто выступали выходцы из крестьян и ремесленников (И. Голоушев, И. Иевлев, С. Березовский). Их сочинения, основанные на живом материале, несли в себе словесно-иллюстративную образную мысль, исполненную извечных художественных устремлений народа, его неизбывного влечения к просвещению, знанию, к каждодневным творческим занятиям и ремеслам, к специфике литературного и издательского дела. Лубочная литература связывала художественное дело народа с общенациональным, интеллигентно-дворянским. Она выводила народное самосознание на дорогу больших художественных исканий. В иллюстративном литературном переложении органично сводились идеи народно-художественных представлений об искусстве и вершинных-творений последнего из мира дворянства. В статьях и
очерках о народной книге говорилось о стремлении народа к знанию, большой культуре, о его естественном желании творить и создавать собственные произведения, равные по своим художественным достоинствам тем, что выходили в свет из мира господствующей интеллигенции. Сочинения авторов «из низов» направляли художественную мысль народа в своды классических творений поэтов, писателей, живописцев; в литературе - Пушкин, Жуковский, Лермонтов, Толстой, Некрасов, а в живописи - Н. Н. Ге, И. И. Шишкин, А. С. Кашинцев Е. И. Маковский и его сыновья становились не только маяками в эволюционном движении народной художественной мысли, но и выступали непосредственно предметом ее художественных устремлений, составляя своим творчеством основу иллюстративно- литературных переложений. Романсная лирика и сказки Пушкина, сказки Ершова, Жуковского, стихи из поэм Некрасова составляли основу поэтических и рисованных переложений; к иллюстрации таких сочинений активно привлекались известные русские художники Н. Н. Ге, К. Е. Маковский, А. С. Кашинцев.
Народная словесно-образная книга, лубочная картинка, лубочная книжка становились важнейшим историко-литературным и историко-культурным фактором. Массовая печатная литература, изучение которой еще не стало научным разделом современной культурологии и фольклористики, - до определенного времени была единственным явлением художественно-образного слова, прямо обращенного к нему в качестве проводника крупнейших литературных произведений эпохи. Безусловно, лубочные картинки и книжки не всегда соответствовали запросам народа, что обусловливалось и невысокой профессиональной культурой сочинителя, и особым давлением цензуры, которая была особенно строга к массовым лубочным изданиям. Но одно не подлежало сомнению: польза их была бесспорной. Лубочная литература помогала закреплению грамотности крестьянских детей, полученной ими на дому и в церковно-приходской школе. И самое главное, выступая постоянным посредником между классической
6 литературой и фольклором, она приобщала широкие народные массы к высокому искусству художественного слова и художественного рисунка. Все это способствовало сближению народной культуры с культурой интеллигентно-дворянской.
Степень разработанности проблемы. Писавшие о лубочной литературе в
XIX и XX веке анализировали ее как явление неискусное,
малохудожественное. Произведения для «простонародья» рассматривались
обычно вне духовной истории России, в стороне от большой национальной культуры и национально-художественного сознания; упорно высказывались мысли, что они, исполненные откровенно опрощенного содержания и столь же опрощенно оформленные, не могли внести в развитие общества ничего существенно-полезного и необходимого. Такой точки зрения, в частности, придерживались А. П. Новицкий, Л. П. Бельекий, Ф. М. Маранцев и др.
Многие авторы, пытаясь «уложить» литературно-художественные опыты крестьянства в собственные идейные концепции, настойчиво высказывали суждения о невзыскательности народного образного мышления, о недостаточной силе творческого воображения «простолюдина», о чрезмерном увлечении им патриархально-идеализированными представлениями о мире реальном. В связи с этим исследование литературного лубка, как правило, сводилось к литературоведческому или искусствоведческому анализу (В. В. Стасов, Е. Н. Некрасова), сугубо тематической классификации (Д. А. Ровинский, И. М. Снегирев), критическому разбору работ, выполненных на ту же тему известными предшественниками (Ф. И. Буслаев, П. С. Пругавин). Сам простейший способ печатания лубка (посредством гравюры на дереве) воспринимался некоторыми критиками как свидетельство «невзыскательности вкусов народных масс». Даже с проникновением в область простонародном литературы более усовершенствованного производства (гравюры на меди, литографии, цинкографии), писал в своем очерке М. Н. Сперанский, сочинения ее оставались по-прежнему «отсталыми по технике, содержанию и употреблению».
Снисходительное отношение к «простонародной» литературе явно просматривалось и в монументальных трудах о ней, опубликованных во второй половине XIX века, И. М. Снегирев («Лубочные картинки русского народа в Московском мире»; М, 1861) и Д. А. Ровинский («Русские народные картинки», т. I-V; СПб., 1881), и А. Н. Пыпин («История русской этнографии» в 2-х т.; СПб, 1890-1892), при всем богатстве анализируемого ими материала, настаивали на мысли, что такие опыты в области художественной словесности и рисунка лишены высокой значимости в культуре даже в том случае, когда они и соприкасаются с классической поэзией Пушкина, Жуковского или Некрасова. Исследователи, несмотря на использование обширной источниковедческой базы, стремились ограничить анализ общим тематическим описанием лубочных картинок и книжек, мало уделяли внимания их историко-культурному и социальному контексту, довольно схематично рисовали, художественную функцию лубка.
Эти и другие недостающие моменты были отчасти восполнены в работах М. К. Азадовского («Пушкин и фольклор», 1937), Ю. М. Соколова («Пушкин и народное творчество», 1937), С. А. Клепикова («Лубок. Русская песня», 1939), появившихся уже в послеоктябрьскую эпоху. Впрочем, названные труды также не были избавлены от привычных ошибочных взглядов на «простонародную» литературу, которые высказывались еще и предшественниками в XIX столетии. Б. Г. Базанов подчинил свое исследование («От фольклора, к народной книге», 1973) влиянию лубочных картинок на становление революционно-радикальных идеи в народе, привнесенных в него известным хождением молодых интеллигентов 70-80-х годов. С. А. Клепиков посвятил свои аналитические разборы («Лубок, Русская песня», 1939; «Произведения Пушкина в народной картинке», 1941), художественным особенностям лубочной песни и сказки. Тема фольклорного начала в литературном лубке была положена Ю. Н. Сидоровой в основание своей работы «Сказки Пушкина, Ершова и Жуковского в лубке и фольклоре» (1977).
И в XIX, и в XX столетии был накоплен богатейший материал по
выявлению, систематизации, и осмыслению источников лубочной литературы; однако с точки зрения культурологического подхода к ее исследованию он остается по-прежнему разрозненным. Не выявлены факторы, возбуждавшие интерес крестьянства к литературно-художественному искусству и приведшие со временем к возникновению в России целого словесно-образного и рисованного лубочного потока в русской народной культуре. Не стала предметом специального исследования духовная сторона лубочной литературы, ее структурно-сущностная и историко-художественная принадлежность к культурологическому и философскому миру. Но именно без таких работ затруднительно рассматривать истоки русского народно-художественного сознания, его конкретные формально-содержательные аспекты как историко-культурные явления ушедших веков.
Объект исследования - русская народная лубочная литература как вневербальная форма фольклора.
Предмет исследования - эпистемологичеекие контуры процесса возникновения и становления лубочной литературы.
Цель исследования - выявить культурно-исторические и художественные аспекты лубочной литературы.
Задачи исследования:
- рассмотреть понятие «лубочная литература», не имеющее однозначного
толкования в научных исследованиях;
-проанализировать культурно-исторические к фольклорно-этнографические истоки литературного лубка;
- выявить типологические связи, раскрыть сущность и структуру лубочной
литературы;
определить степень взаимосвязи живописи и поэзии в лубочной литературе;
выявить особенное становления художественных форм лубочной литературы.
Методологическую основу диссертационного исследования составляет
диалектика, принципы методологии системного научного анализа, способствующие изучению народной лубочной литературы в русской культуре XIX- начала XX веков. Это позволяет создать целостную концепцию народной лубочной литературы этого периода в художественной жизни России, построенную на современном взгляде на национальное и европейское значение народно-художественного сознания, неразрывно связанного с гуманистическим содержанием русской и европейской действительности. Философско-культурологическая методология призвана помочь автору в осуществлении многоаспектного исследования функциональной и идейно-образной значимости в становлении народно- художественного сознания и народной культуры, в раскрытии генетических, типологических и историко-культурных связей последней с интеллигентно-дворянской культурой России и культурой Западной Европы.
В рассмотрении этих и других проблем автор опирается на труды представителей отечественной и зарубежной культурологии прошлого и настоящего, на теоретические исследования историков литературы и искусства, отечественного и зарубежного литературоведения, художественной И литературной критики. Особую методологическую помощь в работе диссертанту оказали труды великих русских философов - В. С. Соловьева, П. А. Флоренского, Н. А. Бердяева, С. П. Франка, В.В. Розанова, А.Ф. Лосева и др.
Сделав предметом исследования народно-художественное дело на начальной стадии его становления и показав дальнейшую его эволюцию в контексте общего движения народно-художественного сознания к вершинным явлениям интеллигентно-дворянского искусства и литературы, автор убедительно соединил в своем анализе два взаимосвязанных и взаимодополняющих друг друга методологических принципа - исторический и логический. Историко-логический подход к теме позволяет выяснить, как приемами художественного стиля, сюжета, композиции, изобразительно-выразительньх средств воплощается жизненное содержание, формируется эстетический идеал в рисованной картинке и текстовом изложении лубочной
литературы. При этом диссертант использовал известные теоретические положения таких авторов, как О. Шпенглер, Ф. Хайек, И. П. Пригожий, Н. Ю. Климантович, Н. Я. Моисеев, Д.С. Черновский; отдельные его идеи соотнесены с работами А. А. Аронова, В. М. Чижикова, М. М Шибаевой, А.Я. Флиера и др.
Для получения целостного представления о русской народной лубочной
литературе, текстах ее произведений, их структуре и выявления
» концептуального смысла данной системы применена структуралистская
методология (Р. Барт, К. Леви-Строс, Ю.М. Лотман, М Фуко, У. Эко и др.). Функциональная специфика лубочной литературы исследована с позиций -эволюционной теории, акцентирующей адаптивную функцию фольклорной культуры (Б. Малиновский, В. Я. Пропп, Б. Н. Путилов).
Методы исследования
В диссертации использован широкий спектр научных методов: диалектический, системный, сравнительный, историко-культурный, генетический, структурный, художественно-синергетический, компаративный, типологический анализ, функциональный анализ, анализ архивных данных, Выбор подходов и методов исследования детерминирован объективной необходимостью целостного подхода к рассмотрению лубочной литературы как вневербальной формы фольклора.
Гипотеза исследования
Эволюционное движение русской народной лубочной литературы было вызвано всеевропейским процессом Просвещения, пришедшим в Россию в XVIII веке и затронувшем все социальные слои общества. Литературное «хождение в народ, начатое тогда же Радищевым и продолженное в XIX столетии Пушкиным и Толстым, находило ответное рефлективное движение в народно- художественном сознаний в виде «вхождения народа» в классическое искусство литературы и живописи; сознание это подпитывалось не только собственно фольклорными сочинениями, но еще и предельно приближенными к ним по духу и стилю лирическими стихами, сказками и поэмами Пушкина, Лермонтова, Жуковского, Ершова, Некрасова. Если ранее народная
11 художественная мысль сосредоточивалась на создании собственно фольклорных песен, сказок, пословиц, речений, то теперь ее предметом сделались переложения классических творений известных русских писателей, поэтов, художников. Книги «для народа» вызывали к жизни книги «из народа», авторы которых ощущали себя соавторами большого искусства.
Сущность народной лубочной литературы определялась синтезом фольклора, художественной литературы и живописи.
Становление форм лубочной литературы связано с проникновением реальной жизни и сказочного эпоса в переводную повесть, с отражением в литературном лубке русской лирики и лубочных переложений литературной сказки.
Научная новизна исследования
Настоящая диссертация может быть рассмотрена как одна из немногих в отечественной науке работ, посвященных культурологическому анализу русской народной лубочной литературы как феномена, имеющего выраженную образную организацию и являющегося воплощением художественного мировосприятия и миротворчества народа определенной культурно-исторической эпохи. Автор стремился углубить и значительно расширить представления о литературном лубке как неотъемлемом элементе культурной картины мира. Научная новизна работы состоит в следующем:
- впервые раскрыты культурно-исторические предпосылки и истоки
возникновения, и развития русской народной лубочной литературы;
- существенно расширено представление о структуре литературного лубка и
выявлена его сущность, состоящая в синтезе фольклора, литературы и
живописи;
- раскрыты особенности становления форм лубочной литературы,
обусловленных проникновением русской жизни и сказочного эпоса в
переводную (западную) повесть и созданием в литературном лубке новой
политической реальности из произведений классической лирики у народных
переложений литературной новеллы и сказки;
- показано значение лубочной литературы для культурно-художественного
«вхождения народа» в сферы классического искусства литературы и живописи
как ответного рефлективного движения на «хождения в народ», предпринятое
представителями дворянской культуры;
- исследован процесс сближения народно-художественного опыта,
заявленного в лубочной литературе, с интеллигентно-дворянским и
последующего восхождения народной творческой мысли к вершинам
состояния русской и европейской культуры;
Теоретическая значимость исследования:
Системно-диалектический подход к исследованию лубочной литературы, заложенные в работе методологические и теоретико-мировоззренческие основания позволили создать целостное представление о литературном лубке как феномене фольклорной культуры. В процессе рассмотрения обширного историко-культурного материала в центр культурологического анализа постоянно выносилось теоретическая проблема, нацеленная на разработку концепций лубочной литературы как пространственно-временной, (хронотопной) системы, соединившей в себе нарративный текст с иконическими знаками. Результаты исследования обрели следующие теоретико-значимые очертания:
-введено новое понимание лубочной литературы как явление невербальной фольклорной культуры;
-выявлены культурно-исторические этапы становления и развития русской лубочной литературы XVI - XVII в.в.;
-определены критерии лубочной литературы как фиксированной формы фольклора: вневербальность повествования, обобщающий синтез фольклора литературы и живописи; традиционная народность содержания и его доступность для восприятия; диалектико-поэтический язык; живописная яркость рисунка;
- подтверждены, на примере развития лубочной литературы, положения о
взаимосвязи и взаимопроникновении двух традиционных культур - народно-
крестьянской и интеллигентно-дворянской;
-намечены подступы к разработке потенциальных возможностей литературного лубка, определяемых научной необходимостью дальнейшего исследования типологических связей, сущности и структуры лубочной литературы, ее художественного движения в «большой», классической литературе, использования лубочных произведений в качестве этнического пособия для изучения быта народа, его художественных склонностей, занятий, воззрений, верований, представлений.
Научно-практическая значимость исследования
Результаты и выводы диссертации представляют интерес для тех, кто следит за становлением культурологии и эстетики, кто стремится к духовному и культурному обогащению. Отдельные положения работы могут оказать положительное воздействие на мировоззрение нашего соотечественника, формируя его экологическое отношение к народно-художественному опыту, эстетические оценки культурного пространства, аксиологическую значимость фольклора.
Ряд исследовательских аспектов можно применить в разработке новых лубочных форм повествования, которые, к примеру, нетрудно соотнести с жанровыми образованиями литературного сказа, исполненного в стилевой манере М. Кочнева и П. Бажова, сатирико-юмористического очерка, легендарного и религиозного сказывания. Сюда же следовало бы внести и круг рекламных объявлений, и некоторые виды народных художественных ремесел (жостовские подносы, палехские тканевые полотна, и те и другие цветисто оформленные с вкраплением стихотворный текстов А. Плещеева, А. Блока, С. Есенина).
Материалы исследования и обосновывающая их аргументация имеют прямой выход в область преподавания гуманитарных дисциплин, в частности, чтения курсов по теории и истории искусства, культурологии, эстетики, литературы, культуры.
Положения, выносимые на защиту
1. Культурно-исторической предпосылкой возникновения и развития
русской народной лубочной литературы явился всеевропейский процесс
Просвещения, пришедший в Россию в XVIII веке и затронувший все
социальные слои общества. Литературное «хождение в народ», начатое тогда
же Радищевым и продолженное в XIX столетии Пушкиным, и Толстым,
находило ответное рефлективное движение в народно-художественном опыте в
виде «вхождения в народ».
В классическом искусстве литературы и живописи опыт этот подпитывался не только собственно фольклорными сочинениями, но еще и предельно приближенными к ним по духу и стилю произведениями художественной поэзии и прозы, ставшими его истоками, «Книги для народа» вызывали к жизни «книги из народа», авторы которых ощущали себя «соавторами» большого творческого дела.
Сущность народной лубочной литературы определяется синтезом художественной литературы и живописи в их фольклорной направленности. В фольклорной культуре литературный лубок, занимая вневербальную «зону» ее художественного поля, сохранил на генетическом уровне образно-стилевое родство с изустной поэзией. Художественная реальность фольклора в его «расширенно взятом» пространстве (Пропп) сформировала обе структурные грани «лубочного письма». В итоге два совмещенных вида искусства (поэзия и живопись) образуют типологически целостное жанровое сращение, в котором одна кулътурно-видовая «автономия» сущностно дополняет и уточняет другую. Словесное изложение, развернутое во времени, поясняет непосредственно материальный, чувственный облик предмета в пространственной перспективе.
Развитие лубочных форм фольклорной культуры (лубочной картинки, лубочной книжки, лубочной повести, лубочной сказки) обусловлено проникновением реальной жизни и героико-сказового эпоса в переводную (западную) повесть, созданием в литературном лубке новой поэтической реальности из произведений классической лирики и народных переложений
литературной новеллы, поэмы и сказки.
4. Фольклор рассматривается как целостная картина мира в обществе,
обеспечивающая в ней социальное единство и складывающаяся из многих ее
элементов, которые традиционно повернуты к прошлому и в опоре на
традицию органично соединены с настоящим.
Неустранимым препятствием выступает традиция, но реальность как таковая за лубочным фольклором отчетливо просвечивает, она остается за произведением не только как некий фон действия, но еще и как источник, из которого лубочное переложение черпает мотивы, образы, сюжетные ситуации, жанровые формы повествования.
Лубочная литература как явление вневербальной культуры образно восходит к действительности, этносу, истории. Лубок непосредственно с действительностью не соотносится. Между ним и реальностью неустранимым препятствием выступает традиция. Но реальность как таковая за лубочным фольклором отчетливо просвечивает. Она остается за произведением не только как некий фон действия, но еще и как источник, из которого лубочное переложение черпает мотивы, образы, сюжетные ситуации, жанровые формы повествования.
Художественной реальностью литературного лубка являются, наряду с фольклором изустным, фольклоризованно насыщенная русской народной жизнью героико-сказовая переводная (западная) повесть и стилизованная под традиционную поэзию классическая литературная новелла, поэма, сказка, лирика.
Русская лубочная литература, неуклонно раздвигая грани художественно-образных знаний народа, одновременно способствовала и умножению в обществе знаний о народе. На ее материале возникал особый научный раздел «народознания» (Ф. И. Буслаев), который со временем естественно превращался в науку о народе. Лубочная литература становилась источником изучения быта народа, его нравов, воззрений, верований, культуры.
Апробация результатов исследования
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите кафедрой истории культуры Московского государственного университета культуры и искусств, прошла предварительную экспертизу и принята к защите диссертационным советом Д 210.010.04 при Московском государственном университете культуры и искусств.
Отдельные аспекты диссертации были изложены в виде научных докладов на научных конференциях регионального уровня; среди них: «Творчество как социокультурная деятельность» (МГУКИ, апрель 2005); «Искусство как сфера культурно-исторической памяти» (РГГУ, декабрь 2004); «Информационная культура и эффективное развитие общества», (Краснодар, КГУКИ, сентябрь 2005); «Диалог культур - веление времени» (Москва, Военный университет, май 2006г).
Материалы диссертации используются при чтении спецкурсов «Проблемы изучения массовой культуры» (кафедра культурологии Военного университета) и «Литература и искусство» (кафедра литературы МГУКИ).
Содержание диссертации отражено в четырех публикациях автора общим объемом 2,1 печатного листа.
Структура диссертации определяется поставленными задачами и логикой исследования: она состоит из введения, двух глав (с выделенными 6 параграфами), заключения, списка литературы по теме диссертационной работы.
Культурно-исторические предпосылки возникновения и развития лубочной литературы (XVI-XX в. в.)
Лубочная литература зародилась в Западной Европе. Ее эволюционное движение было вызвано известным социально-эстетическим расслоением, которое произошло на рубеже XV и XVI веков в читательской и творческой среде. Просветительский процесс, ранее сохранявший общее национальное единство, теперь под напором прогресса начал делиться на две неравные духовные ветви: одна связывалась с кругом исключительно образованных и имущих людей, другая соединялась с остальным населением, менее начитанным, недостаточно грамотным. Размежевание это неустанно росло и крепло, так что низшие слои общества, отстраненные от истинных достижений культуры и науки, не могли более воспринимать и усваивать новейшие художественные произведения, направляя свои природные запросы и интересы разве что на несложные формы словесного искусства.
В стремлении донести до народа достижения культуры родилось бесчисленное множество литературных переложений, пересказов, переделок, снабженных иллюстративными картинками и предназначенных для чтения в народной среде.
Во Франции, например, широко выпускались сборники веселых анекдотов, юмористических и сатирических новелл, любовные и деловые письмовники, сокращенные изложения новейших повестей и романов нередко исполненных исторического содержания («L Histoire du bonhomme Misere», «La Malice des femmes», «Huon de Bordeaux», «Jeane de Paris», «Amadis», «Genevieve de Brabant», «Robert le Diable», «Vies de Cartouche, de Mandrin, de Fra-Diavolo, de Napoleon». В Германии литературному переложению подвергались преимущественно фрагменты из старинных саговых сказаний, легенд, притч, преданий («Heldenbuch», 1491; «Kleiner Rosegarten» и «Konig Laurin», 1509; сказы о Дитрихе Бернском, начало 16 в.). И в Германии, и во Франции, кроме названных, большим спросом пользовались также народные календари, сонники, гадания, молитвенники, магические заклинания, нравоучительные наставления, галантерейные советы и руководства по правилам вежливости («Le Grad Grimoire ou l Art de commander aux esprits», «L Explication des songes»1490-1510-e «Deutsche Volksbucner», конец XV - первая третьХУІ в. в.)1 Возникшая на исходе средних веков лубочная повесть мало обогащалась сочинениями нового времени. Ее структура как бы застывшая в образных содержательных очертаниях XV столетия, еще долго сохраняла их в своей функционально-исторической жизни. Это во многом объяснялось относительно слабым влиянием народного героического эпоса на развитие его иллюстративного пересказа, вследствие чего в изложение последнего попадали из эпоса лишь отдельные, и притом малозначащие, эпизоды.
Например, в немецкой лубочной литературе остались почти не тронутыми мотивы знаменитой древней поэмы «Песнь о Нибелунгах» (13 в.). Из нее автор ее прозаического переложения («Hornern Seyfried», около 1540) позаимствовал лишь повествование о юности Зигфрида, составленное на основе первых десяти песен и вобравшее сцены о женитьбе героя на Кримгильде, сестре короля бургундов Гунтера, сватовстве Гунтера к деве-воительнице Брунгильде и вероломном убийстве Зигфрида. Но ни в одно лубочное сочинение не вошли другие десять песен, где описывается месть Кримгильды и гибель ургундского царства. Столь же ограниченно была «пересказана» в народной лубочной обработке поэма «Рейнеке Лис» (1498), восходившая к животному эпосу средних веков в своем изображении феодального мира как царства кровожадных хищников, и историко-хроникальные саги, которые легли в основу стихотворных «бюргерских» повестей" о Генрихе Льве (XV в.) и «Ritter von Staufenberg» (около 1480; переработка Фишарта, 1588), а равно прозаического повествования об императоре Фридрихе Барбароссе (1519). Более развернуто предстало описание путешествий, воплощенное в лубочную форму по запискам Марко
Поло и Мандевилля. Заметим, что на народную литературу Германии и других западно-европейских стран яркий отпечаток наложили многие переводы с французского, относившиеся к XV и XVI столетию. Но и в этом случае фольклорный эпос, с его обширным циклом сказаний о Карле Великом, оказался в ту пору как-то в стороне от известных истоков литературного лубка. Сцены из жизни Карла появились в содержательных анналах последнего в более позднее время. Другим источником лубочных повестей и новелл служили древнейшие произведения восточных литератур. «Странствующие» мотивы переводили от одного народа к другому, составляя содержание целых сборников, как правило, с нравственно - дидактической и добродетельной идеей («Gesta Romanorum», "Семь мудрецов", «Der Seele Trost» 1478). К собраниям фацетий, составленным гуманистами, примыкали оригинальные повести рыцарского плана («Ritter Galmy» 1539) и знаменитая легенда о Фортунате. Во второй половине XVI века немецкую народную литературу пополнил вольный перевод первой книги романа французского гуманиста Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1575). Филистерское скудоумие осмеивалось так же остро и в книге о смешных похождениях жителей Шильды («Шильдбюргеры», 1598). Исполненные силы и драматизма сказания, принадлежавшие, по словам Ф. Энгельса, «к самым глубоким творениям народной поэзии всех народов»1, легли в основу «Истории о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом волшебнике и чернокнижнике» (1587) и предания об Агасфере - Вечном жиде. "Краткое повествование о некоем иудее из Иерусалима по имени Агасфер" -так называлось последнее сочинение -появилось в 1602 году, основываясь на известной романской легенде, и в свою очередь послужило источником для схожих сюжетных изложений во французском и голландском лубке. Гете, первый обративший внимание на особое содержание поэзии в лубочных картинках и книжках, отметил ее удивительную историческую устойчивость, которая неувядаемо сохранялась при всех многовековых модификационных пересказах избранной темы.
Типологические принципы, сущность и структура лубочной литературы в культурологическом контексте
Внутреннее, типологическое в лубке скрепляется рядом принципиальных положений: синтезом поэзии и живописи; соотношением событий художественной (лубочной) реальности с событиями и явлениями действительности, эпохи (принцип историзма); стилизацией лубочного сказывания под живую, народно-поэтическую (фольклорную) речь; ориентацией на изображение бытового, социально-значимого; сохранением традиционного оформления лубочной картинки и лубочной книжки (через краски, линии, написание слов). Типологические связи (законы), взятые в их совокупной взаимозависимости, определяют сущностное в литературном лубке. Типологическая крепость лубочной литературы возникла как феномен, воплотивший в себе православно-христианскую культурную традицию.
Традиция эта извечно открывала миру его структурно-сущностные грани духовности. Православная культура акцентуирует свое внимание, именно на духовных ценностях человека, в отличие, скажем, от западноевропейской, христианско-католической традиции, где особенно выражены и представлены его мирские, светские интересы.
Но чисто русская сосредоточенность на ценностях и интересах высшего, духовного порядка в условиях общественной жизни, естественно, нуждалась в своем собственно мирском, житейско-светском дополнении, которое, будучи ценностно-нравственно окрашенной, одновременно было бы устремлено и адресовано к проблемам и вопросам реальной жизни человека. С такой функциональной направленностью и выступила лубочная литература. Собственно, литературный лубок на светском уровне дополняет и трансмиссирует православные ценности культуры, положительно выводит их на уровень быта.
В своей основе лубок наделен характерной для православной культуры природной выраженностью общинного, соборного начала. Он несет в себе идею надличностную, обобщенную и вместе с тем необходимо событийную, бытовую. Лубочная литература обыденно приземлена и в то же время нравственно чиста. Мотивы, темы, роли, рассматриваемые в ней, типично узнаваемы, равно как и сама ситуация, в которую попадают герои и которая может случиться с каждым. Литературный лубок ориентирован на социально-типическое в жизни, которое ему «надлежит» проработать и закрепить в себе через изображение близкое к иконописи.
Надо сказать, церковное богослужение, которое традиционно сложилось на старославянском языке, было малопонятно для значительной части населения, Но церковь изначально аксиологично-нравственна и как носительница нравственных ценностей стремится передать их пастве. Это происходит в конкретно-ситуативной форме, что, собственно, и получает реализацию в лубочной литературе, отражающей и отрабатывающей социально-типические ситуации.
Литературный лубок, вобравший религиозную основу, содержательно нравстенен. Он заключает в себе некие идеально возвышенные правила, определяющие социально приемлемую матрицу связей, отношений, поведения и деятельности в народной среде. В нем образно воплощены характерные социально-поведенческие роли, санкционированные культурой жизни. Лубок воспроизводит в ней не просто социально-типическое, он аккумулирует социальную норму (идеал), которая через него принимается народным сознанием и позитивно утверждается.
В рамки лубочной литературы не допускались персонажи индивидуальные, специфически выделенные. Они предельно обобщены, как и те общественные нормы, которым они следуют. Это стало в известной мере стереотипом народной, фольклорно-лубочной культуры.
По существу, литературный лубок явился переходной, промежуточной ступенью между духовно-религиозной культурой и практикой народного православия и культурой стерильно светской, которую исповедовали преимущественно верховные, дворянские слои русского общества. Впрочем, светскость присуща и первой; но это - светскость народная, мирская, выдержанная в духовном свете и им неуклонно подпитываемая. Принято говорить о светской дворянской литературе; но была еще и другая, народная мирская, точнее, обмирщвленно-лубочная литература.
Сущность обнаруживается в явлении через свойства и отношения, доступные чувствам. Она всегда находится в единстве с явлением, ибо сущностное в явлениях не только раскрывается, но через явления существует, действует. «Сущность является, явление существенно». Но это единство противоречиво: сущность и явление не совпадают. Сущность скрыта под поверхностью явлений, тогда как явления открываются непосредственно. Задача познания и состоит в том, чтобы от явления, лежащего на поверхности предмета, его внешних очертаний (цветисто оформленной лубочной картинки, лубочной «книжки») пойти к сущности, к познанию закона (к структуре лубка, его внутреннему смыслу, идее, назначению). Сущность более глубока, чем явление, но зато явление богаче, содержательнее.
Сущностное, определяющее его понятие, складывается из признаков, которые необходимо принадлежат предмету (лубку) при всех условиях, без которых данный предмет существовать не может и которые выражают его коренную природу и тем самым отличают его от предметов других видов и родов. Существенным признаком лубочной литературы является синтез изобразительного (живописного) искусства и искусства словесно-образного (фольклорного, литературного). Если этот признак исключить, то данное понятие распадается, перестает существовать. Литературный лубок - это вневербальное фольклорное образование, состоящее из иллюстративной красочной картинки и пояснительного словесно-образного текста под нею. Текст может быть лапидарно-кратким или развернутым, но всегда его изложение отличается художественной простотой языка и формы, образной доступностью содержания. Лубочное повествование непременно соотносится с жизненным пониманием народа, его взглядами, мыслями, чувствами, мироотношением.
Воплощение русской народной жизни, героико-сказочного эпоса в переводных повестях
Переводные повести заключали в себе элемент психологический. Его содержание связывалось с внутренним миром героев, так что «грамотники» сосредотачивали внимание не только на событиях внешней жизни, составленных из подвигов и сопутствующих им опасностей, но еще и на переживаниях, эмоциях, чувствах и мыслях персонажей. Впрочем интерес к психологии западного человека сказывался до известной меры. Ближе русскому художественному сознанию становились те произведения, в которых рассказывалось о высоком и героическом в жизни людей, красоте их духа и «лепообразия».
Картина мира, которую создавали такие сочинения, вбирала в себя мотивы, темы, образы бытовой жизни. Но она явно не добирала до той «картины», которая складывалась в воображении мирском. Русская душа, художественно преобразующая реальность, предлагала собственное видение ее. Писатели из народной среды стремились органично вписаться в общую картину литературного мира, но со своим земным умонастроением и представлениями.
Русские переводчики и переписчики, позволявшие себе свободные сокращения и переделки «чужих» повестей, старались оставлять без изменения те диалоги и фрагменты, из которых были видны завязывающиеся и развивающиеся отношения героев. Но почти всегда не удовлетворяло их преобладание в тексте психологического элемента над героическим. Так, роман Тристана и Изольды, весь построенный на изображении роковой и неизбежной страсти героев, в целом остался чужд мировоззрению русских людей XVII века; на Руси это произведение не имело никаких отголосков и сохранилось в одной только рукописи. Основному его мотиву не нашлось созвучия в семье народных сказок, тогда как в Западной Европе данное древнее кельтское сказание обошло в поэмах и романах трубадуров многие страны, привлекая к себе неувядаемый интерес и пересказываясь и перепеваясь на разные лады.
Иную судьбу пережило иное древнефранцузское песенное повествование о счастливом Бове Ганстоне. Оно много раз меняло свои структурные очертания, то попадая в сагу, то обрабатываясь в поэму, пересказывалось, переделывалось и украшалось литературными добавлениями, сжималось в прозаическом переложении, укладывалось в поэтические рифмы и постоянно странствовало из Исландии в Англию, из Франции в Германию, оттуда - в Италию, Польшу, Сербию, Россию. Непобедимый златокудрый герой песни, сделавшись на Руси Бовою-королевичем, воплощал в себе идеал русского богатыря, который живет в каком-то «славном Антоне-городе», легко «врагов всех мечет с коней, что снопов», ездит по вражьему «войску, аки по лесу» и не склоняется в «веру латынскую», и не признает «бога Бахмета». Он не знает страха перед опасностью, и все случавшиеся с ним беды заканчиваются безликим исходом, Бова - это доведенный до нравственного совершенства образ сказочного персонажа, в котором гармонично соединились все привлекательные черты безымянных победителей, свободно бытовавших в народной среде. Он прежде всего располагает в себе как невинно гонимый. Родная мать чуть не сживает его со свету, и он, королевский сын, обречен на холопскую службу. Личная доблестность выдвигает его, и он, несмотря на преграды и беды, выказывает мощь и удачу; счастливые минуты зыбко ускользают из его жизни, но все в итоге завершается полным благополучием. Это чередование удачи и неудачи - одно из отличительных свойств народной сказки. В фольклорном поле антитеза вызывает неизменный интерес. В повести о Бове-королевиче смена состояний героя изображена естественно и логично, излюбленные сказочные положения скомбинированы сюжетно и искусно, что и делало чтение этого произведения легким и приятным.
Русская жизнь беспрепятственно входила в структуру иностранной повести. Особенностью переводных повестей было то, что они сближались с реальной русской жизнью. Эпические традиционные выражения настойчиво проникали в текст, опорные обстоятельства в сюжете повторялись, как в сказочном изложении, образные подробности утрачивали свою прежнюю окраску, все более перенимая дух народных воззрений на справедливость и народного миропонимания в целом. Широкое распространение на Руси повести о Бове, сопровождаемое постоянной трансформацией и приспособлениям к запросам и вкусу простого читателя, иллюстрировало процесс образования народной книги. Собственно, этому процессу подвергались и другие переводные повести, которые отвечали духу и стилю русской жизни и которые расходились среди крестьян и ремесленников первоначально в списках, а затем и в печатном виде.
Мотивы не только сказочные, но и религиозно-поучительные сделали особенно популярной на русской земле и трогательную историю о Петре Золотые Ключи и прекрасной Магелоне. В ней рассказывалось о грустной судьбе героев, разлученных необычными обстоятельствами жизни, но сохранившими любовь и привязанность друг к другу в разнообразных и тяжелых несчастиях. Интерес к этой повести поддерживался, главным образом, живым описанием неожиданных злоключений, в которые попадал герой и которые подпитывались исключительной ролью фантастического элемента. Сама личность Петра Золотые Ключи, отмеченная необыкновенным терпением и незлобивостью, возбуждала в народе искреннее сочувствие и желание его благополучия. Эта история, созданная провансальским поэтом и приобретшая большую популярность в Западной Европе, сделалась настоящей наставительницей и провозвестницей житейской мудрости в русской народной среде.
