Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА І. Провинциальная культура: методологические аспекты 20
1.1. Культура: многообразие подходов 20
1.2. Провинция: понятие, смысл, проблемы 31
1.3. Менталитет: общее и национальное 45
1.4. Провинциальное в менталитете и культуре 50
ГЛАВА II. Феномен российской провинциальности: факторы формирования 61
2.1. Провинциальное пространство: пути формирования и диалектика восприятия 61
2.2. Материальная недостаточность как многофункциональная константа 72
2.3. Властная регламентация в жизни провинции 81
2.4. Феномены провинциальной рефлексии 89
ГЛАВА III. Провинциальная культура: типологические черты 103
3.1. Специфика культурного пространства 103
3.2. Специфика этнокультурных связей 129
3.3. Специфика культуротворческих процессов 139
3.4. Специфика информационного поля 187
ГЛАВА IV. Срединность провинциальной культуры 207
4.1. «Культурные гнезда» как феномен срединности. Понятие, схема действия 207
4.2. «Культурные гнезда»: исторические модели воплощения и развития 219
4.3. Модификации и специфика культурных контактов в провинции 248
4.4. Эволюция форм культуротворческого самопознания в провинции 267
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 289
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 295
- Культура: многообразие подходов
- Провинциальное пространство: пути формирования и диалектика восприятия
- Специфика культурного пространства
Введение к работе
Актуальность темы исследования. «В России центр на периферии». Это утверждение В.О.Ключевского является не только констатацией парадокса. Логика развития тезиса историка-философа направляет вектор общественного и научного внимания на безусловную практическую и духовно-нравственную значимость происходящего в регионах огромной страны. Учет этой объективной черты российской реальности делает актуальным и социально важным анализ и осмысление закономерно особенного, свойственного именно периферии, диалектики отношений провинции, Центра и внешнего мира.
Сфера своеобразного фокусирования феноменов деятельности и сознания, порождаемых провинцией, - ее культура. Именно культурное время-пространство региона наиболее зримо отражает особенные черты провинциального, закономерность их возникновения, существования и трансформации, характер и возможности влияния на эффективность общенациональных процессов.
Провинциальная культура, ее творцы и носители являются индикатором конструктивности взаимодействия традиционного и инновационного, местного и привнесенного, полем поиска наиболее продуктивных форм компромисса, отвечающих реальным потребностям большей — периферийной — части российского общества.
Актуальность темы, избранной для предлагаемого исследования, может быть аргументирована и рядом конкретизирующих обстоятельств. В их числе:
1) Ситуация, характерная для России начала XXI века, когда провинциальная культура пытается вписаться в стремительно и не всегда позитивно меняющуюся национальную и глобальную социокультурную панораму и вместе с тем не потерять себя. Осознание именно обоих этих обстоятельств актуально и принципиально важно не из-за того, что типологические особенности провинции и ее культуры исключительно хороши и привлекательны. Понимание объективно существующих переплетенных
плюсов и минусов должно учитываться, чтобы не погрязнуть в том, что тормозит развитие, и, вместе с тем, трезво оценивать социально-экономические, ментальные, коммуникационные возможности регионального пространства с учетом присущих ему особенностей.
2) В условиях, которые не регионом определяются, - специфика
постсоветского жизнеустройства, глобализация, «информационный взрыв» -
продуктивны те усилия, которые осознанно направлены на определенную
гармонизацию сознания провинциалов на личностном уровне. В значительной
мере достижению этого могут способствовать разнообразные формы и
направления культуротворческой деятельности, помогающие особенно
молодому поколению не порвать связь времен и пространств. Пользование
каналами виртуализации мира, полем глобализованных СМИ не должно
исключать из реального мира провинции чувства исторической причастности к
нему, личной ответственности за происходящее в нем. Значение триады -
самоидентификация, самосознание и самоизменение — в современных
российских условиях не уменьшается, а возрастает, обретая новые грани и
смыслы.
3) Противоречивость и неопределенность духовно-нравственной и
этико-культурной ситуации, фактическое отсутствие искомой национальной
идеи и национально-государственной идеологии в масштабах страны и, вместе
с тем, очевидное стремление Центра к консолидации регионов. В таких
условиях акцентирование в публичных культурных акциях особенностей,
уникальностей провинциального требует деликатной интерпретации. Отсюда
необходимость продуманной просветительской и воспитательной системы,
трактующей тезис о «единстве в многообразии», соединяющей активное
познание, освоение и сохранение культуры края с интересом и духовно-
познавательной устремленностью к культуре общенациональной и мировой.
4) Конструктивное решение актуальных социокультурных проблем в
регионах в немалой степени связано с научным осмыслением константных и
трансформирующихся компонентов провинциальной культуры, специфики ее
бытия и развития. Обращение к этому многообразному информационному полю ученых разных профилей не снимает необходимости культурологического обобщения, строящегося на соединении теоретического и эмпирического уровней исследования в контексте конкретного провинциального хронотопа.
Изученность представляемой проблемы. Степень изученности и культурологического осмысления типологии отечественной провинциальной культуры своеобразно отражает характерную и традиционную для российского общественного сознания и научной мысли определенную недооценку важности систематизирующего теоретического анализа данного явления.
В течение первых двух веков осознанного наличия в России провинциального в разных воплощениях рассмотрение и оценка этой характеристики, так или иначе касавшейся большинства населения страны, не обрела формы специальных научных исследований. Присутствуя повседневно в бытии и сознании, обнаруживаясь главным образом в ситуациях сопоставления с иным, обычно столичным, этот феномен находил публичную оценку в основном в художественно-творческой сфере. Русская художественная и мемуарная литература, критика и публицистика наполнены выражениями эмоциональных оценок провинциальности, начиная с мелочей быта и кончая приданием ее носителям статуса критерия жизненных ценностей. Образы и суждения, которые содержатся в произведениях И.С.Аксакова, В.Г.Белинского, Ф.Ф.Вигеля, Н.В.Гоголя, И.М.Долгорукого, Н.М.Загоскина, В.Г.Короленко, Н.С.Лескова, А.С.Пушкина, М.Е.Салтыкова-Щедрина, И.С.Тургенева, Г.И.Успенского, А.С.Хомякова, А.П.Чехова были не только стимулом рефлексии пробуждающейся российской общественности. Они стали формой фиксации недостатков и достоинств провинциального культурного пространства, осознания его не только топосом, но и хронотопом, выявления типичного и важного в сосуществовании и противостоянии провинциального и столичного, традиционного и инновационного.
Пространство художественно выраженной информации явилось стимулом научного осмысления в конце XIX - начале XX века специфики российского провинциального сознания и отражающей ее культуры. Эта тема присутствует в трудах Н.Н.Бердяева, Л.П.Карсавина, В.О.Ключевского, Н.И.Костомарова, Н.О.Лосского, П.Н.Милюкова, М.П.Погодина, В.В.Розанова, В.С.Соловьева, Г.П.Федотова, П.А.Флоренского, Г.Г.Шпета.
В 1920-х годах интерес к изучению духовных потенций регионов, возможностей практического использования периферийных «культурных гнезд», «локальных культурных организмов» отразился в работах Н.П.Анциферова, И.М.Гревса, Н.К.Пиксанова.
В последующий период идеологическая тенденция к унификации и прозрачности культурного пространства страны на время фактически закрыла для исследования и публичного научного анализа тему специфики провинции. Тем не менее содержащееся в трудах М.М.Бахтина и А.Ф.Лосева, а позднее Д.С.Лихачева, Ю.М.Лотмана, М.С.Кагана, В.С.Библера, В.Н.Торопова, Б.А.Успенского, толкование культурных процессов является методологически и фактологически ценным для осмысления типологии провинциального.
Радикальные изменения в России после 1991 года, связанные с демократизацией и активизацией общественного сознания в регионах, несомненно явились стимулом всплеска в последнем десятилетии XX века продуктивного научного интереса к культуре, в специфическом хронотопе которой пребывает большинство россиян. Характерно, что это время объединения усилий ученых разных профилей: философов, культурологов, историков, социологов, искусствоведов, этнографов, психологов, религиоведов. Результаты фактологических исследований и теоретических разработок, проведенных специалистами как из столицы, так и из регионов, фокусировались, проходили обсуждение в ходе целой серии международных и всероссийских конференций и симпозиумов, общественное и научное значение которых весьма велико. Первая конференция, научным руководителем которой был С.О.Шмидт, состоялась в Москве в 1991 году и обогатила отечественное
региональное культуроведение сборником материалов «Русская провинция. Культура XVIII - XX веков». Теоретико-постановочные проблемы были предметом научных докладов и дискуссий на международном методологическом симпозиуме «Мифы провинциальной культуры» (Самара, 1992). Симптоматично, что с этого времени местами многоаспектного публичного обсуждения проблем провинциальной культуры становятся провинциальные же города. Так в Ярославле прошла конференция «Русская провинция и мировая культура» (1993). В Пензе — две Всероссийские конференции: «Российская провинция XVIII — XX вв.: реалии культурной жизни» (1995) и «Отечественная культура и развитие краеведения» (2000). Новороссийск принял участников международной встречи ученых, обсуждавших региональные аспекты информационно-культурологической деятельности (1998). В 1999 году в Самаре состоялась Всероссийская конференция, посвященная провинциальной ментальносте России в прошлом, настоящем и будущем. В Калуге Всероссийская конференция рассматривала тему «Культура Российской провинции: век XX — веку XXI» (2000).
В докладах, статьях, монографических изданиях, диссертационных работах, появившихся именно в 1990-е годы, содержался как анализ разностороннего фактологического материала, так и теоретико-методологическая проблематика. Методология изучения провинциальной культуры является предметом рассмотрения в трудах В.Ю.Афиани, И.Л.Беленького, Е.Я.Бурлиной, Н.И.Ворониной, М.С.Кагана, Л.Н.Когана, Т.Н.Кандауровой, Т.А.Чичкановой.
Важным направлением исследований рассматриваемой проблемы стало концептуальное осмысление роли культурного пространства. (С.Н.Иконникова, В.Н.Каганский, С.Я.Сущий). Русская провинциальность в плане ее историко-культурных истоков проанализирована И.В.Ивановым. Провинциальной ментальносте как фактору специфики региональной культуры в России посвящены исследования Н.В.Букреевой, Э.Я.Дмитриевой, С.А.Голубкова, А.Ф.Еремеева, С.А.Исупова, А.М.Карпеева, И.В.Левитской, М.В.Строганова.
Российская провинция как социокультурный феномен явилась предметом
работы Е.А.Сайко. Научному анализу подвергнуты проблемы стратегии
региональной культурной политики в России конца XX века (И.И.Горлова,
В.М.Петров), материалы социолого-искусствоведческих исследований стали
основой трудов Ю.У.Фохт-Бабушкина, посвященных сопоставлению
культурных индексов столицы и провинции. Специфика историко-культурной
среды периферии отражается в исследованиях конкретных ее составляющих в
историческом и актуальном планах (В.А.Глазычев, В.Ю.Дукельский,
О.С.Евангулова, Т.С.Злотникова, О.Г.Ласунский, Т.О.Расмустова,
А.А.Севастьянова, Г.Ю.Стернин, А.А.Сундиева, Э.А.Шулепова).
Перечисленные работы отечественных исследователей наряду с трудами зарубежных ученых, содержащими различные подходы к осознанию и истолкованию сущности, структуры и феноменов культуры, ментальносте, отношений личности и общества (Р.Барт, Ж.Бодрийяр, М.Бубер, Ж.Деррида, В.Дильтей, Х.Гадамер, Э.Гуссерль, Э.Кассирер, К.Леви-Стросс, Х.Ортега-и-Гассет, А.Тойнби, Л.Февр, М.Хайдеггер) учитываются, анализируются и используются при построении концепции и раскрытии заявленной темы диссетрации.
Объектом диссертационного исследования является провинциальная культура как часть национального социокультурного пространства.
Предметом исследования выступает природа, типология, феномены провинциальной культуры в контексте российского хронотопа.
Основной целью исследования является рассмотрение и обоснование типологических характеристик, определяющих специфику провинциальной культуры и ее роли в общенациональном социокультурном развитии.
Реализации указанной цели подчинены конкретные исследовательские задачи:
- обосновать методологические подходы к толкованию культуры и ее провинциального воплощения, рассмотреть комплекс философско-культурологических проблем, связанных с пониманием специфических
характеристик объекта исследования как части саморазвивающейся и саморегулирующейся системы;
рассмотреть статус провинции как особой характеристики культурного ландшафта страны/системы, выявить основные факторы хронотопического и социально-психологического характера, которые способствовали появлению феномена российской провинциальности, специфики провинциального мироощущения и провинциальной культуры;
обнаружить, теоретически обосновать и исследовать на эмпирическом уровне систему взаимосвязанных устойчивых характеристик, типологически свойственных российской провинциальной культуре;
осмыслить теоретически и подтвердить фактологически гносеологическую продуктивность идеи срединности провинциальной культуры как воплощения диалога/противостояния региона и Центра;
построить модель провинциальных «культурных гнезд» и аналитически представить многообразие и динамику их существования как феноменов срединности на хронотопическом материале типичного российского региона;
проанализировать характерные процессы в современном
провинциальном культурном пространстве, рассмотрев тенденции и феномены,
которые помогают конструктивной реализации идеи срединности,
способствуют эффективности общенациональных социокультурных процессов в XXI веке.
Методология и источники исследования. В качестве философско-методологических оснований исследования выступают:
- Принцип интеграции философского, культурологического, исторического, социологического, этнологического, психологического аспектов исследования, позволяющий приблизиться к целостному восприятию многогранного предмета исследования.
Осмысление культуры как системы высшей сложности, саморазвивающейся и саморегулирующейся, органически связанной с человеком, социальной и природной средой.
Диалектическая логика, трактуемая как метод творчески познающего мышления.
Метод анализа и синтеза, используемый в связи с диалектико-логическим представлением о становлении конкретного.
Синергетические подходы к пониманию процессов самоорганизации, выражающиеся, в частности, в принципах незамкнутости, неустойчивости, интерактивности.
Принципы диалогики, бытия как «диалогической жизни» (М.Бубер). Понимание диалога культур в единстве с их субъектами как экзистенциального взаимообмена не просто информацией, но и смыслами мировосприятия и понимания себя и других в различных обличиях цивилизации.
Философская теория интерпретации как «искусства понимания», дающего возможность трансляции и восприятия культурного опыта путем его переосмысления, формирования нового смысла на старом основании.
Современные культурологические подходы и методология исследования исторического процесса.
Использование принципа внутреннего описания объекта исследования, предполагающего укоренение субъекта высказываний в анализируемом пространстве.
Источники исследования могут быть поделены на теоретический и фактологический блоки. К первому блоку можно отнести:
- Философское наследие русских мыслителей: М.М.Бахтина,
В.Г.Белинского, Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, Н.Я.Данилевского, И.А.Ильина,
И.В.Киреевского, В.О.Ключевского, К.Д.Кавелина, К.Н.Леонтьева,
Д.С.Лихачева, А.Ф.Лосева, Н.О.Лосского, Ю.М.Лотмана, Н.П.Огарева,
Н.К.Пиксанова, В.В.Розанова, В.С.Соловьева, П.Б.Струве, Г.П.Федотова,
Н.Ф.Федорова, П.А.Флоренского, А.С.Хомякова, П.Я.Чаадаева и др.
- Идеи, содержащиеся в трудах зарубежных представителей
науки: Р.Барта, Ж.Бодрийяра, М.Бубера, М.Вебера, Ж.Деррида, В.Дильтея, Х.Гадамера, Э.Гуссерля, Э.Кассирера, К.Леви-Стросса, Л.Леви-Брюля, Х.Ортеги-и-Гассета, А.Тойнби, А.Фаржа, Л.Февра, З.Фрейда, Э.Фромма, Ю.Хабермаса, М.Хайдеггера, К.Юнга.
- Работы современных ученых, имеющие методологическую
значимость для данного исследования: А.С.Ахиезера, В.С.Библера,
И.Л.Беленького, Е.Я.Бурлиной, Н.И.Ворониной, Г.Д.Гачева, В.А.Глазычева, М.Я.Гефтера, П.С.Гуревича, Н.Я.Гуревича, Н.В.Гулыги, Ю.М.Давыдова, А.В.Дахина, Б.Ф.Егорова, А.Ф.Еремеева, Н.Б.Зиновьевой, С.Н.Иконниковой, М.С.Кагана, В.Л.Каганского, Г.С.Кнабе, А.П.Маркова, Н.Н.Моисеева, В.М.Петрова, В.Н.Сагатовского, Ю.С.Степанова, С.Я.Сущего, Б.А.Успенского, Ю.У.Фохт-Бабушкина, Т.А.Чичкановой, С.О.Шмидта. Второй блок источников образуют:
художественная, публицистическая, мемуарная литература (П.В.Анненков, В.П.Астафьев, В.Г.Белинский, А.А.Богданов, А.Т.Болотов, В.Л.Быстренин, Ф.Ф.Вигель, Н.Д.Волков, П.А.Вяземский, В.А.Гиляровский, Ф.В.Гладков, Р.Б.Гуль, Д.В.Давыдов, Г.Р.Державин, И.М.Долгорукий, Л.М.Жемчужников, М.Н.Загоскин, П.И.Замойский, И.П.Захарьин-Якунин, М.И.Иванисов, В.А.Инсарский, В.О.Ключевский, И.А.Крылов, Н.В.Кузьмин, А.И.Куприн, В.Н.Ладыженский, Н.С.Лесков, М.Ю.Лермонтов, Ф.П.Лубяновский, А.В.Луначарский, А.Б.Мариенгоф, В.В.Маяковский, В.Э.Мейерхольд, Г.И.Мешков, П.Ф.Нилин, П.А.Оболенский, Н.П.Огарев, А.С.Пушкин, А.Н.Радищев, И.А.Салов, М.Е.Салтыков-Щедрин, А.К.Толстой, И.С.Тургенев, Н.А.Тучкова-Огарева, Ф.И.Тютчев, А.А.Фет, Е.Ю.Хвощинская, Д.Н.Цертелев, Н.П.Шан-Гирей, С.К.Цеге, И.Е.Эренбург);
историко-краеведческие, литературоведческие, искусствоведческие, музееведческие, лингвистические, этнографические публикации, связанные с провинциальной культурой (Н.П.Анциферов, В.П.Арзамасцев, В.Ю.Армани, А.В.Блюм, Е.Я.Бурлина, П.Г.Васильев, К.Д.Вишневский, И.Д.Воронин,
Н.И.Воронина, А.Ф.Головина, Г.Е.Горланов, А.И.Дворжанский, Д.Н.Димаков,
Е.Я.Дмитрук, В.А.Дьяконов, О.С.Евангулова, И.К.Ежова, В.Н.Козляков,
Т.М.Мельникова, М.П.Молебнов, Г.В.Мясников, И.Петровская,
М.С.Полубояров, С.Б.Рождественская, О.М.Савин, А.А.Севастьянова, Г.Ю.Стернин, П.А.Фролова, А.А.Хвощев и др);
дневники, письма (П.А.Вяземский, Д.В.Давыдов, А.И.Герцен, В.Э.Мейерхольд, Г.В.Мясников, Н.П.Огарев, А.С.Пушкин, К.А.Савицкий, М.М.Сперанский и др.);
материалы провинциальной прессы («Губерния», «Доброе утро», «Земство», «Краеведение», «Наша Пенза», «Пензенские губернские ведомости», «Пензенские епархиальные ведомости», «Пензенская правда», «Пензенский временник любителей старины», «Под знаменем ленинизма», «Просвещение: проблемы и перспективы», «Сталинское знамя», «Сура»);
архивные документы, статистические материалы, справочные издания, в том числе статьи и фонды «Пензенской энциклопедии»;
материалы научных конференций по проблемам культуры, менталитета и краеведения;
личные наблюдения, впечатления автора диссертации.
Научная новизна исследования состоит в обосновании типологических характеристик российской провинциальной культуры, в результате чего:
определены и обоснованы методологические основы и гносеологический инструментарий для рассмотрения в философско-культурологическом аспекте провинциальной культуры как части саморазвивающейся и саморегулирующейся системы;
выявлены основные константы хронотопического и ментального свойства, сыгравшие определяющую роль в становлении феномена российской провинциальности, специфики провинциального мироощущения и провинциальной культуры;
- обнаружена и аргументирована теоретически и фактологически система взаимосвязанных факторов, определяющих типологические черты провинциальной культуры, представлен и проанализирован комплекс устойчивых характеристик, воплощенный в объекте исследования;
- предложена и обоснована идея срединности как качественной характеристики провинциальной культуры, диалектически воплощающей диалог/противостояние регионов и Центра, конструктивный компромисс между внутренним традиционным и внешним инновационным;
- выстроена модель существования провинциальных «культурных гнезд» как феноменов срединности, рассмотрено на фактологической базе Пензенского края многообразие форм их культуротворческой деятельности;
даны: культурологический анализ процессов в современном провинциальном культурном пространстве; оценка и прогноз тенденций, способствующих развитию духа срединности в позитивном плане, поиску творчески и нравственно продуктивного ответа на «вызовы времени», конструктивной диалогике.
Обозначенные новации содержательно выражены в основных положениях, выносимых на защиту. К ним можно отнести следующие:
Автор утверждает, что исследование и выделение особенного в российской провинциальной культуре методологически продуктивно, если опираться на гносеологическую парадигму, которая включает в себя понимание культуры как объекта познания, обнаруживающегося в ряде «тонких и проницаемых пограничностей», в ситуациях перетекания, зыбкости, изменчивости, способствующих взаимодействию и взаимопониманию субъектов культуры, а также само культуротворчество в хронотопе.
Подобный подход использован при анализе сложных, не всегда уловимых особенностей диалектического взаимодействия культуры как большой саморазвивающейся и саморегулирующейся системы и ее подсистем. Автор показывает, что при всей реальной значимости влияния извне, развитие провинциальной подсистемы, также являющейся системным объектом, есть
процесс детерминированный изнутри, стимулируемый многогранным средовым контекстом.
Историческое расширение семантического поля понятия «провинция» имеет особую значимость в российском пространстве, масштабность которого непосредственно и опосредованно порождает сложность архитектоники центро-периферийных отношений и их «содержаний», диктует, необходимо требует развития опор, системы провинциальных центров. Пространственная мощь российской земли диалектически соединяет определенную региональную самодостаточность, уникальность и вместе с тем комплекс черт, в которых наглядно и типично проявляется особая «метафизика жизни» (Н.А.Бердяев).
Российская биполярность, сопряжение «центров», «ядер», «полюсов», мерцающее, непрерывно меняющееся, сочетающее в себе внутреннее единство и в то же время не снимающее их противоположности, находят свое человеческое воплощение как в национальном менталитете, так и в феномене менталитета провинциального. В нем коренятся нравственные начала общественного сознания и личностного самосознания.
- Редкую возможность типологизирующего анализа, результаты которого корректно применимы к большинству российских регионов дает обоснованное автором обращение к исторической и актуальной фактологии Пензенского края. Это объясняется равноудаленностью от столиц и окраин, средним возрастом нахождения в административно-государственной структуре, национально-этническими пропорциями его населения, проявлением без крайностей разнохарактерных эволюционных и революционных политико-экономических и социально-культурных процессов. Усредненность не исключает обозначенных диссертантом взаимосвязанных факторов, влияющих на своеобразие культурных потенций края. Это древность заселения исконными жителями; расположенность на стратегическом перепутье; роль передовой укрепленной территории России; участие ссыльных, беглых и разных «вольных» людей в заселении края; живописность местоположения; сохранившиеся памятники старины, культурные и этнические традиции;
обширные родственные и дружеские связи с жителями столичных городов; использование губернии как места для высылки инакомыслящих, военнопленных, прибытие эвакуированных из других регионов России во время войн.
- Специфичное для российской провинции, усредненно воплощенное в хронотопе края, территория которого исторически менялась, и делает происходившее на ней достоянием истории и культуры ряда пограничных республик и областей, позволяет автору представить и рассмотреть константные факторы формирования провинциальности в типичном регионе уже в пору его русской колонизации и на первых этапах послепетровского государственного устройства. Это пространство, которое, обладая особыми объективно-субъективными свойствами, несло в себе не только административно-территориальные характеристики, но и особую диалектику его восприятия теми, кто обитал в нем на новом этапе исторического освоения. Это бедность, материальная недостаточность, влекущая за собой комплекс проблем во всех сферах жизни, в первую очередь — в культурной. Это властная регламентация, своеобразно трансформирующаяся в жизни провинции.
- При рассмотрении констант, способствовавших формированию особого
провинциального мироощущения, обнаруживается постоянное наличие
своеобразной контр-константы. Выявлено отражение в ней определенной
социокультурной закономерности: чем больше давление, воздействие
отмеченных факторов, тем явственнее эффект приспособления к ситуации. Его
можно назвать компенсационным, хотя далеко не всегда безболезненным для
жителя провинции. Приспособление человека к обстоятельствам, их давлению
перерабатывало личность, подвигая ее или к потере себя, или к компромиссу,
трансформации, обретению нового качества. Культура провинции изначально —
культура компромисса.
- Конструктивность компромисса в немалой степени зависит от
осознанности провинциалами особенных черт хронотопа, в котором они
пребывают. Научную новизну содержит аргументированное теоретически и
фактологически утверждение того, что способность к рефлексии, восприятию себя в среде, которой свойственно именно ею порождаемое и ей присущее, весьма важна для культурного самоопределения обитателей провинции. Исторически, особенно на ранних этапах, такое качество присуще узкому кругу людей просвещенных, но не исключает и более распространенных, порой подсознательных форм субъективности. Это восприятие провинциального времени/пространства как своего, исконного; это небезразличие, способное порождать как активную неприязнь, так и чувство ответственности, стремление придать ему желаемые черты.
- Диалектика объективного и субъективного, являясь фундаментальным фактором формирования особенностей провинциальной культуры, воплощается в ряде выявленных диссертантом типологических черт объекта исследования. Наиболее значимыми являются: ограниченность и обозримость культурного пространства; единство культурного и природного пространств; многообразие связей с этническими традициями; включенность культуротворчества в повседневность провинциальной жизни; приближенность культурных процессов к человеку; ощутимость личного участия в культурной жизни; недостаточность культурной информации; вторичность культурной информации.
В числе характерных модификаций обозначенных
типологических черт: консерватизм вкусов, настороженность к новациям;
неадекватность оценок, выражающаяся как в преувеличении
значения местных культурно-исторических феноменов, так и в недооценке талантов и акций, еще не получивших признания вне региона; несинхронность столичной и провинциальной «моды» в мире культуры, замедленность ее прихода и ухода, порождаемые этим эффекты; эффект провинциальной трансформации явлений культуры, специфики их прочтения и бытования.
- Типологический смысл имеют культурные тенденции и феномены, возникающие и развивающиеся благодаря своеобразному синтезу местного и привнесенного. Инновационно объединение их понятием, определяющим
особое свойство провинциальной культуры, — срединность. Срединность рассматривается как своеобразный индикатор роста духовных потребностей людей, ощущающих необходимость самоприспособления к пограничному культурному пространству, в том числе в ситуации преодоления разного рода недостаточностей, свойственных провинциальной среде.
- В условиях разреженности культурного пространства, реальностей
культурной энтропии конструктивным воплощением срединности выступают
«культурные гнезда». Новым в работе может быть признано рассмотрение их
как своеобразного синергетического феномена, порождаемого сложным
взаимодействием, взаимоперетеканием элементов культурных подсистем,
испытывающих воздействие множественных неустойчивых факторов, и
способствующий не только более динамичному развитию провинциальной
жизни, но и формированию в ней особых качеств срединной культуры. Анализ
моделей воплощения срединности на фактологической базе края, обладающего
широким спектром «культурных гнезд», обретает не только историко-
познавательную, но и актуально-прогностическую ценность.
- Процесс реализации примет срединности, наиболее зримый на примере
«культурных гнезд», не столь очевидно, порой на «атомарном» уровне
проявляется в модификации и специфике выявленных автором многообразных
культурных контактов в провинции, своеобразных формах диффузии,
встраивания приходящего извне в сознание провинциалов, его переработки и
приспособления новаций к традициям.
- Рассмотрение, типологизация и фактологическое подтверждение особенного в провинциальной культуре как закономерном порождении сложных и зыбких взаимодействий местного, общенационального и межнационального в социокультурном пространстве, логически требуют еще одного инновационного аспекта. Это анализ форм и феноменов культуротворческой деятельности, в которых конструктивно воплощается триада, способствующая развитию духа срединности в позитивном плане. Ее составляют самоидентификация, самопознание и самоизменение. Атрибутом
массового сознания обозначенной триаде в провинциальной реальности стать сложно, но обнаружение и общественная поддержка имеющихся тенденций и процессов, которые этому способствуют, являются проблемой, актуальной и важной для плодотворного развития российской провинциальной культуры XXI века.
Научно-практическая значимость диссертации. Идеи, материалы и результаты представленного исследования существенно расширяют базу комплексного теоретического и фактологического изучения проблем российской провинциальной культуры. Работа имеет междисциплинарный характер и представляет интерес для культурологов, философов, историков, литературоведов, искусствоведов, социологов, этнологов, музееведов, психологов, педагогов. Нацеленная на выявление и осмысление положительных и негативных опытов, диссертация помимо научно-теоретического потенциала обладает ценностью для практики организации, развития, моделирования, прогнозирования различных эффективных форм культуротворческой деятельности в регионах. Диссертационный материал может найти отражение в курсах культурологии, философии культуры, отечественной истории, литературоведения, этнологии, педагогики, читаемых в вузах и средних специальных учебных заведениях.
Апробация работы. Проблематика диссертации прямо и
опосредованно нашла отражение в многолетней научно-исследовательской,
теоретической, популяризаторской, педагогической, литературной
деятельности ее автора. В числе культуротворческих акций, инициированных диссертантом, связанных с темой исследования и нашедших значительный общественный резонанс: комплексная программа «От культуры края — к культуре мира», осуществляемая в регионе с 1991 года; подготовка и издание «Пензенской энциклопедии» (1992-2001гг.), создание «Пензенской видеоэнциклопедии» (1995-2000гг.); организация, разработка концепции и научное руководство деятельностью федеральной экспериментальной площадки в Воскресеновской средней школе им. В.О.Ключевского (с 1992г.).
Основные результаты диссертационного исследования опубликованы в 6 монографиях, статьях, сборниках, журналах, тезисах докладов на научных конференциях, вынесенных в библиографию. Диссертационная проблематика докладывалась и обсуждалась на Международных, Всероссийских, межрегиональных научных конференциях и симпозиумах, проходивших в 1990-2004гг. в Москве, Санкт-Петербурге, Краснодаре, Новороссийске, Пензе. Материалы диссертации на разных стадиях ее подготовки использовались в преподавании общих и специальных курсов в Пензенском государственном педагогическом университете им. В.Г.Белинского. Представленная работа выполнена на кафедре мировой и отечественной культуры Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г.Белинского,
обсуждена и рекомендована к защите .
Структура диссертации подчинена логике исследования и включает введение, 4 главы (16 параграфов), заключение и библиографический список.
Культура: многообразие подходов
Категоричность и однолинейность толкования культуры, каждая из многочисленных ипостасей которой по-своему значима для её творца -человека, непродуктивны. Культурологические труды учёных на рубеже тысячелетий отличаются априорным учётом объективных трудностей анализа этого целостного и противоречивого явления бытия. Широко распространённым является стремление осмыслить культуру как систему, отличающуюся наивысшей степенью сложности по своему устройству и полифункциональности, систему историческую, саморазвивающуюся и саморегулирующуюся, органически связанную с человеком, социальной и природной средой1.
Но парадокс, или, может быть, закономерность заключается в том, что и научно организованные, логически выстроенные, обнаруживающие значительную эффективность при феноменологическом описании явлений, процессов, функций культуры теоретические концепции не покрывают собой проблемного поля собственно культурологического анализа.
Дискуссии в 1990-х гг. выявили, в частности, что даже такая фундаментальная опора деятельностной концепции культуры, как системный подход, не является корректной при анализе феноменов реальных культур, которые могут и не представлять собой систему.
"Упрямое нежелание" культуры укладываться в существовавшие до конца XX века философско-культурологические, философско-социологические и философско-антропологические структуры тем более оживило интерес к информационно-семиотическим идеям, к научному поиску на стыке между культурой, формами отношений людей, в "расщелине", "на границе" между "внешней" культурой и социумом (Ю.М.Давыдов).
Весьма нетривиальные взгляды на общие проблемы и механизм познания культуры, основанные на анализе уникального российского социокультурного опыта, привлекают всё большее внимание исследователей к трудам А.С.Ахиезера2.
Словом, и в XXI веке культурология, имеющая в своём арсенале не только гносеологически корректные, научно-аргументированные, но и весьма экзотические концепции объяснения культуры, не располагает теорией, способной ответить на все вопросы, которые ставит жизнь.
Отмечается это отнюдь не для того, чтобы предложить цельную систему своих объяснений или оправдать возможную и лучше видимую со стороны абберацию собственного гносеологического зрения, сводящую целостность культуры к подведомственной части, аспекту этого целого. Скорее это констатация сложности корректного выбора тех гносеологических тем, установок, подходов, парадигм рассмотрения общего, всей культуре присущего, которые помогут верному взгляду на реалии культуры российской провинции, попыткам их анализировать и типологизировать, и, более того, оценить возможность конструктивного развития. И всё же обозначим те установки, которые видятся наиболее важными.
Первая сознательно называемая и важная для выработки методологии тема - неуловимость, зыбкость, перетекаемость, изменчивость объектов познания. Традиционное рационалистическое видение, даже терминологическая лексика этого плана, да и обыденное сознание как бы противостоят акцентированности подобных характеристик. Однако их фиксация, как имманентно присущих явлениям культурной сферы бытия, имеет традицию.
Более того, философские толкования данных характеристик также отличаются достаточным разнообразием, отражая тем самым реальную сложность осмысления, выделяемых нами неуловимости, зыбкости, перетекаемости, изменчивости. Достаточно вспомнить суждения А.Бергсона и М.Хайдеггера, Э.Гуссерля, "русские" варианты феноменологии, символизма, экзистенциализма, персонализма, а также учения о диалогичности бытия и интерсубъективности личности (П.А.Флоренский, А.Ф.Лосев, Г.Г.Шпет).
Весьма важными и требующими самого внимательного рассмотрения видятся наблюдения М.М.Бахтина. "Не должно представлять себе область культуры как некое пространственное целое, имеющее границы, но имеющее и внутреннюю территорию. Внутренней территории у культурной области нет: она вся расположена на границах, границы проходят повсюду через каждый момент её, систематическое единство культуры уходит в атомы культурной жизни, как солнце отражается в культурной жизни её. Каждый культурный акт существенно живёт на границах: в этом его серьёзность и значительность; отвлечённый от границ, он теряет почву, становится пустым, заносчивым, вырождается и умирает.
В этом смысле мы можем говорить о конкретной системности каждого явления культуры, каждого культурного акта, об его автономной причастности - или причастной автономии.
Только в этой конкретной систематичности своей, то есть в непосредственной отнесённости и ориентированности в единстве культуры, явление перестаёт быть просто неличным, голым фактом, приобретает значительность, смысл, становится как бы некоей монадой, отражающей в себе всё и отражаемой во всём"3.
Этот фрагмент из ранней работы выдающегося философа и филолога чрезвычайно ёмок информационно. На наш взгляд он содержит в себе своеобразную гносеологическую парадигму, которая вполне может быть использована для понимания разнообразных феноменов культуры, в том числе и провинциальной. Нужно только сразу отказаться от наивно-буквалистского восприятия слов об отсутствии у культуры внутренней территории.
Бахтинская парадигма гораздо содержательнее, многозначнее и продуктивнее для понимания и прояснения механизмов появления именно провинциальной специфики. Пограничное взаимодействие "атомов культурной жизни", т.е. составляющих любого культурного акта - с подобными или отличительными элементами бытия выявляет их сущность и особенность, порождает эффект перетекания, отталкивания, интерпретации, изменения. Распространённое понятие "маргинальность", расширительно, но правомерно применяемое при анализе многих социо-психологических и историко-культурных процессов в провинции, даже этимологически связано с латинским "margo" - граница. В нижеследующих главах будет предложен широкий спектр "атомов культурной жизни", казалось бы, укоренённых в российской глубинке, но тем не менее такую пограничность на осознаваемом или подсознательном уровне воплощающую.
В связи с этим уместно вспомнить выражение из цитированного фрагмента книги Бахтина об "автономной причастности или причастной автономии". Выявляющая смысл культурного акта, "граница" не обязательно пространственна. Она может существовать как принадлежащая хронотопу -понятию, фиксирующему взаимосвязь представлений человека о времени ("хронос") и пространстве ("топос"). Существующие в пространстве формы культуры, порождённые временем, человечеством, вместе с тем не есть застывшие воплощения неких идей. Суть бытия форм культуры при всей долговременности их ценостеи именно в возможной изменчивости культурных смыслов для разных человеческих поколений.
Провинциальное пространство: пути формирования и диалектика восприятия
Общие характеристики провинциального культурного времени/пространства, выявленные при обозначении и обосновании теоретико-методологических аспектов данного исследования, требуют углубления, конкретного рассмотрения и анализа. При этом отметим, что сами подходы к выбору фактологических источников конкретизации также методологически важны.
Информационное поле может быть широкомасштабным, дающим возможность оперировать и комбинировать факты, которые собираются из различных регионов и при сопоставлении подтверждают верность того или иного теоретического предположения.
В данной работе обращение к примерам такого рода также имеет место, но главенствующим, сознательно избранным, является другой подход. С нашей точки зрения, достаточную научную корректность может дать анализ явлений и процессов, проводимый в историко-культурном пространстве одной, но типичной российской провинции. Главное достоинство видится при этом в возможности рассмотрения явления более "крупным планом", но не вырванным из природного, исторического, этнического, социального контекста. Общее типическое может быть увидено в богатстве и уникальности конкретного.
Фактологическая база, на которую опирается диссертант, в основном пензенская. Пензенский край в свете рассматриваемых проблем является весьма удобной "наблюдательной площадкой", именно с типологической точки зрения.
Это объясняется как равноудалённостью от столиц и окраин, так и средним возрастом нахождения в административно-государственной структуре, национально-этническими пропорциями народонаселения его территории.
Обращение к истории позволяет утверждать, что самые разнохарактерные эволюционные и революционные политико-экономические и социально-культурные процессы проявлялись и проявляются в этом регионе без крайностей.
Потому и анализ прошлого, и попытка построения перспективных моделей развития на пензенском материале наиболее плодотворна для выявления некоторых закономерностей, могущих иметь общероссийское значение.
Впрочем, это вовсе не означает бесцветности и усреднённости происходившего и происходящего в культурной провинции. Исследователь пензенской лаборатории человеческой талантливости не добьётся успеха, если не будет учитывать многие факторы, влияющие на культурные потенции края. Это древность заселения исконными этносами; расположенность на стратегическом перепутье; роль передовой укреплённой территории России; участие ссыльных, беглых и разных "вольных" людей в заселении края; общность значительного водораздела; живописность местоположения; сохранившиеся памятники старины, культурные традиции; обширные родственные и дружеские связи с жителями столичных городов; использование губернии как места для высылки инакомыслящих, военнопленных, приюта эвакуированных из других городов России во время войн.
Можно с уверенностью утверждать, что хрестоматийные персонажи не только пензенской, но и российской, а то и мировой культуры - Радищев, Лермонтов, Белинский, Ключевский, Мейерхольд - стали такими в значительной степени не вопреки провинциальной среде, которая формировала их в детстве и юности, а благодаря ей.
Чтобы подтвердить эту уверенность, следует обратиться к времени и пространству, в рамках которых закладывались феномены провинции и провинциального сознания, действовали факторы, тому способствовавшие.
Почему же именно в пору, когда над Сурой застучали топоры строителей нового города-крепости, следует искать рубеж, с которого начинало формироваться и развиваться особое самосознание и новосёлов-пришельцев, и аборигенов? Отчего, как и в чём стало проявляться то многими гранями бытия обусловленное специфически провинциальное, переливы, модификации которого докатились и до наших дней?
Территория нынешней Пензенской области впервые упоминается в государственном документе, имевшем стратегическое значение для русского государства и обозначившем эти земли неотъемлемыми от интересов державы в 1571 году. Обширные пространства Присурья и Примокшанья, которые перешли под руку Москвы после взятия Казани и падения Казанского ханства, нужно было продуманно заселять и защищать от набегов ногайцев и крымчаков. "Устав о сторожевой и пограничной службе" и создал такой многие годы последовательно осуществлявшийся план.
Места, являвшиеся в пору царя Алексея Михайловича беспокойным юго-восточным рубежом крепнувшего российского государства, заселены были издавна. Ещё в 1-м тысячелетии до н.э. на территории древнего Посурья обитали племена городецкой культуры, вероятно, предки современных финноязычных народов - древнемордовские и древнемарийские племена. В 1 тысячелетии н.э. началось разделение мордовских племён на этнические группы эрзя и мокша. Миграция племён и народностей приводит на территорию края тюркоязычных булгар, которые позже в процессе ассимиляции дают начало формирования нового этноса, ныне именуемого татары-мишари. В XIII веке в регион проникают золотоордынцы. Они захватывают у мордовской княгини Нарчатки город Нуриджан, ставший именоваться Мохши, приобретший статус центра улуса и уничтоженный войсками Тимура в 1395 году. Волны межгосударственных и межэтнических экспансий, разрушительных войн и негромкого мирного созидания прокатываются по землям, всё более соответствующим званию "дикого поля".
Специфика культурного пространства
Пространство, бедность, власть. Совместными усилиями они не только решительно способствовали появлению на свет феномена провинциального сознания, но и не отпускают его до наших дней, влияют на характер, оценки, предпочтения.
Условно связи эти можно уподобить генетическим, имея ввиду не биологическое их понимание, а культурно-исторический генезис. Ведь при естественной предрасположенности к формированию со своей точки зрения относительно удобной модели жизнеустройства, соответствующей особенностям местобытия, провинция просто не может избежать влияния системы, которая её породила и в которой исторически находится.
Отсюда целый комплекс типологических черт, стимулируемых взаимодействием уровней и ветвей системы, способствующих существованию особой провинциальной картины мира. Выявление и рассмотрение такого комплекса порождаемых им феноменов имеет не только историческое, системно-теоретическое, но и вполне практическое значение, актуальное для понимания процессов, которые происходят в культурном пространстве российской провинции.
Для попытки решения этой задачи Пензенский край, как уже отмечалось, представляется весьма удобной "наблюдательной площадкой".
Понятие "Пензенский край", широко употребляемое в историко-краеведческой литературе, достаточно условно, так как не имеет строго определённых административно-территориальных и временных границ. Обычно оно обозначает регион, исторически, географически, административно-территориально связанный с Пензой, Пензенской провинцией и Пензенским наместничеством, Пензенской губернией, Пензенским округом, Пензенской областью. Многократное изменение статуса и границ края для его обитателей не было чисто формальным, так как перемещало региональные центры, влияло на экономические, транспортные, административные, культурно-просветительные и другие связи, этно-национальные пропорции.
Влияние подобных трансформаций не было однозначным, но тем не менее способствовало своеобразной межтерриториальной диффузии в самых различных - в том числе и культурной - сферах жизни. Не случайно поэтому, что в краеведческих исследованиях саранских, тамбовских, саратовских, самарских, даже казанских и воронежских учёных фигурируют объекты и личности, проходящие в какие-то исторические периоды по их территориальному "ведомству", но почитаемые своими пензенскими коллегами.
Культурное пространство, которое определяет ряд черт провинциальной культуры, это не только территория, на которой объективно присутствуют и функционируют общепринятые материальные и организационные воплощения относимого к сфере духовной деятельности (архитектурные сооружения разного назначения, образовательные учреждения, театры, библиотеки, клубы и т.д.).
Это пространство хронотопического свойства. Пространство объективно-субъективное, воспринимаемое человеком, в него включенным, как своё, исконное, помогающее осознать принадлежность индивида именно к нему, пространство небезразличное, способное рождать активную неприязнь и вместе с тем чувство ответственности за его судьбу, стремление собственными силами придать ему желаемые новые качества.
Это пространство именно в провинциальном своём варианте непрерывно, органически связанное с природной средой и столь же активно питаемое аурой родственных и этнических отношений, оценок, предпочтений, традиций.
Это пространство, особенность и вместе с тем типичность которого становятся более очевидными при целостном восприятии, теряя часть этих качеств при вычленении его элементов в процессе фрагментарного анализа.
Тем не менее, первая, всё-таки вычленяемая, провинциальная черта, на которую обращается внимание, - ограниченность и вместе с тем обозримость культурного пространства и происходящих в нём процессов.
Действительно, удалённость провинции от национальных и международных креативных центров, где формируются, воплощаются и откуда распространяются наиболее заметные и яркие культурные инновации, где велик объём и высок уровень концентрации духовных ценностей, очевидна. Поэтическая строка "что поздно в Лондоне, то рано для Москвы" - это, в сущности, формула, применимая и поныне.
При самых современных информационных технологиях, даже доберись они без "второсортности" до национальных глубинок, адекватность воспроизведения "горячих" культурных инноваций, а главное их восприятия вызывает сомнения. Происходит это в частности потому, что кроме формы и скорости передачи информации извне есть ещё и ментально-психологические особенности самих провинциалов, которые исторически складывались и накапливались и под влиянием отмеченной специфики культурного пространства.
Ограниченность и обозримость - не обязательно знак ущербности, неполноценности, недоразвитости. Это просто иное, особое качество, несущее в себе как плюсы, так и минусы для субъекта провинциальной культуры. Именно его - субъекта, индивида, личность, человека, который родился, увидел мир, начал осваивать его на этой, данной ему судьбой земле, следует иметь в виду, выстраивая разновременные свидетельства обозначенных характеристик и их следствий.
Является ли ограниченность в данном случае прямо производной от границы или границ в административно-территориальном смысле? Конечно, в буквальном смысле между соседними провинциями, губерниями, областями, республиками в Новой истории России сторожевых постов никогда не стояло, и социально-культурная диффузия между ними имела место постоянно.
