Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. «ПРОВИНЦИЯ» КАК ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА 15
1.1. «Провинция - столица» в культурном контексте 15
1.2. Хронотоп российской провинции 43
1.3. Ментальные характеристики провинции 60
ГЛАВА II. ПРОВИНЦИЯ КАК МЕТАФОРА И КАК РЕАЛЬНОСТЬ 84
2.1. Мирочувствование провинциала в русской литературе 84
2.2. Научная библиотека им. М.М. Бахтина Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева как провинция культуры 100
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 122
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
- «Провинция - столица» в культурном контексте
- Хронотоп российской провинции
- Мирочувствование провинциала в русской литературе
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В России, как ни в какой другой стране, остро чувствуется деление государства на центр и провинцию. Это деление происходит не только по географическим, но и по политическим, экономическим, социокультурным параметрам. Российская провинция - особый мир, государство в государстве, общество, живущее по своим законам и нормам поведения, подходящее к текущим событиям с собственной шкалой ценностей. Оторванность российской провинции от центра, ее психологическая обособленность, порожденная социально-экономическими реалиями, выработали особое мироощущение у ее жителей.
Россия - одно из немногих государств, где сохраняется разделение национальной жизни на «столичную» и «провинциальную» (здесь не учитываются имеющие иную природу дихотомии «город - село», «мегаполисы -малые населенные пункты»). По сути, в России сосуществуют две цивилизации: одна базируется в Москве и Петербурге, другая - во всей остальной России. «Между центром и провинцией сложились отношения, содержащие элементы конфликтов и противоречий, вызванные тем, что гипертрофия центра объективно ведет к упадку провинции. Дихотомия «центр - провинция» на протяжении вот уже нескольких веков российской истории воспроизводит расщепленный тип общественного развития: с одной стороны, модернизирующий центр, с другой - противостоящий ему мир провинции, подвергающийся модернизации» [178, с. 34].
Для историков и теоретиков культуры, как и для жителей самой провинции, важным является постижение жизнесмыслов «провинциальности», особенно в XXI в., когда географический смысл понятия провинции сильно редуцирован. Выступая в роли инерционной системы отсчета, провинция позволяет оценить достоинства (художественные, нравственные, социальные) и устоявшихся явлений, и инновационных процессов.
Давно ведутся споры о неоднозначности определения «провинция», соотношении понятий «провинциальный» и «региональный». Историки, философы, филологи, музееведы, культурологи пытаются подвести некоторые итоги и проанализировать, какие тенденции в развитии российской культуры, и в частности провинциальной, способны определить ее лицо в наступившем столетии.
Правомерен вопрос: что же такое провинциальная культура? Наиболее простым и приемлемым будет ответ, что культура провинции - в каких бы территориальных пределах ее ни выделять и какой бы высокой или примитивной она ни казалась - есть творческое выражение исторически сложившихся духовных, материальных и общественных потребностей ее жителей. Именно эти потребности придают провинциальной культуре тот оригинальный облик, который отличает ее от культуры столичной, находящейся под постоянным инновационным воздействием Запада. Многообразие России позволяет любой провинции иметь собственную значимость. С другой стороны, культура местная есть часть культуры общероссийской.
Русская провинция как историко-культурный феномен оказывает влияние на процесс смены мировоззренческих парадигм, инициируя обращенность общественного сознания к отысканию общих корней развития в истории и культуре при непременном сохранении эмпирической отдельности и творческого своеобразия каждого индивидуального бытия. Возрождение провинции будет способствовать преодолению кризиса, вызванного изменениями в духовной ситуации и соответствующим им разрывом с основными воззрениями прошлого.
Состояние разработанности проблемы. Философские интерпретации, примыкающие к историческим концепциям русской провинции, отличаются разнообразием и глубиной постижения этого культурного феномена. Прежде всего, заслуживает внимания вопрос о качественных характеристиках провинциальной культуры. Ее рассматривают и как благо, щедрый источник, из которого общество черпает силы, и как пережиток прошлого, средоточие духовно
нищих и чуждых прогрессу людей, противостоящих динамично развивающейся столичной культуре. Как полагал Н.М. Карамзин, «Россия произрастает провинцией».
Культурный потенциал российской провинции и его составляющие, а также образ провинциальной России находил и публичную оценку в основном в художественно-творческой сфере. В русском языке слово «провинция» еще в первой половине XIX в. приобрело особый, отличный от западных языков смысл. «Провинция» - это противоположный столичному образ жизни, а «провинциал» - не всякий житель провинции, а именно носитель этого образа жизни. В произведениях И.С. Аксакова, В.Г. Белинского, Н.В. Гоголя, Н.С. Лескова, А.С. Пушкина, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Г.И. Успенского, А.П. Чехова и других русских писателей ярко показаны черты провинциала: человека низкого культурного развития; обывателя, лишенного гражданских идеалов; типичного конформиста, боящегося сильных мира сего; человека, преклоняющегося перед всем «столичным», «новомодным». Русская литература, критика, публицистика наполнены выражениями эмоциональных оценок провинции как явления патриархально-родового или как традиционного, даже архаического, но обладающего ценностно-нормативными и сакральными характеристиками.
К провинции как к предмету социологического, культурологического и литературоведческого анализа были с успехом применены социокультурные методы и методология гуманитарной географии, разработанные школами Н.П. Анциферова и И.М. Гревса. В настоящее время без учета трудов А.Ф. Бе-лоусова, СБ. Борисова, В.Ш. Кривоноса, И.В. Трофимова, построенных на реальном провинциальном материале или на материале провинциальных образов в творчестве русских писателей, нельзя себе представить ни одной работы о природном и историко-культурном ландшафте и его художественном преломлении.
Изучение культуры русской провинции шло поэтапно. В XIX в. на нее обратило внимание сначала поколение «дней Александровых», а затем шестидесятники и семидесятники. Взгляд на провинцию деятелей Серебряного века и
6 следующего поколения, чья наибольшая активность приходится на 20-е гг. XX в., приобретает черты научной рефлексии. Этот процесс был искусственно прерван на рубеже 1920-х и 1930-х гг., а по-настоящему серьезное изучение возобновилось сравнительно недавно, в начале 1990-х гг.
С середины 1990-х гг. в изучении культуры российской провинции происходит формирование исследовательского поля, определяются важнейшие направления и принципы исследований. Дальнейшее изучение феномена связано с историческим постижением российской провинции, что одновременно выявляет новые проблемы и требует обновления источниковой базы, а также методов исследовательской работы. Ответом на требование времени стало появление журналов «Русская провинция» (Тверь) и «Российская провинция» (Набережные Челны). В пристальном и ревнивом внимании провинциалов к судьбе своей малой родины отразилась кровная заинтересованность в создании тех социальных отношений, которые позволили бы не равняться на шкалу зависимости и соподчинения, выстроенную Москвой. Нельзя составить понятие о культуре столь многообразной страны, как Россия, по одной из ее столиц.
Во второй половине 90-х гг. XX в. намечается усиление интереса к вопросам методологического характера. Принцип междисциплинарности закономерно позволил расширить проблематику и углубить проблемное поле в изучении российской провинции. Среди прочих выделялись два направления исследований: история российской провинции и история российской интеллигенции.
Заметим, что местом многоаспектного обсуждения проблем провинциальной культуры становятся провинциальные города. Ярославль: конференция «Российская провинция и мировая культура» (1993); Пенза: «Российская провинция XVIII - XX вв.: реалии культурной жизни» (1995), «Отечественная культура и развитие краеведения» (2000); Саранск: «Российская провинция: история, культура, наука» (1998), «Центр и периферия: культура российской провинции» (2005); Калуга: «Культура российской провинции: век XX - веку XXI» (2000); Самара: «Провинциальная ментальность России в прошлом и настоя-
щем» (1994), «Провинциальная ментальность России в прошлом и будущем» (1997), «Провинциальная ментальность России в прошлом, настоящем и будущем» (1999, 2004).
В докладах, статьях, монографических изданиях, диссертационных работах представлены анализ разностороннего фактологического материала и теоретико-методологическая проблематика. Методология изучения провинции и ее культуры является предметом рассмотрения в трудах И.Л. Беленького, Е.Я. Бурлиной, Н.И. Ворониной, Т.С. Злотниковой, М.С. Кагана, Л.И. Когана, Н.З. Короткова, Т.А. Чичкановой и др.
Соотношению мирового и провинциального пространств и осмыслению его роли в исследовании рассматриваемой проблемы посвящены исследования А.Ф. Еремеева, С.Н. Иконниковой, В.Н. Каганского, В.В. Селиванова, С.Я. Сущего и др.
Российская провинция как социокультурный феномен явилась предметом изучения в работах Е.А. Сайко, И.В. Чванова, методологические принципы анализа культурного диалога «столица - провинция» - в трудах Т.В. Артемьевой, И.М. Быховской, М.С. Кагана, Н.И. Розановой и др.
Частные аспекты провинциальной культуры и искусства провинции исследованы в статьях и монографиях филологов и искусствоведов СБ. Бахмустова, И.Д. Воронина, Н.И. Ворониной, Н.М. Инюшкина, Н.С. Кочетовой, Т.Ф. Петровской, Г.Ю. Стернина и др.
Со временем в интересах специалистов, изучающих непосредственно культуру русской провинции, акцент сместился в сторону максимальной конкретики. Подход к анализу проблемы большинства исследователей полон спокойного, здравого самоуважения, без неумеренных восторгов, но и без болезненного самоуничижения. Особую важность в аспекте изучения провинциальной культуры приобрела прежде практически не привлекавшая к себе внимания проблема просветительства.
По прошествии десятилетия с начала активного изучения феноменов и закономерностей провинциальной культуры стало заметно, что своего рода изо-
ляция (которую не следует путать с самоизоляцией) и одновременно самодостаточность духовной жизни создают в русской провинции интерес не только к «дальнему», на которое привыкли ориентироваться испокон века, но и к «ближнему». Сознавая мощь и значимость мировой культурной традиции, провинция уже не готова подавлять частную жизнь во имя уподобления традиции. И в этом, как ни парадоксально, она приближается к содержанию мировых культурных процессов.
Безусловно, провинция тоже подчиняется требованиям времени, и тут наилучшим индикатором и наиболее активным рупором выступает искусство слова - литература. Однако без привлечения иных гуманитарных наработок - исторических, социологических, философских - возникает риск остаться без действенных средств выяснения причинно-следственной связи, выявления искомых типических черт. Хорошо известно, что именно на стыке наук часто удается добиться желанной, приемлемой беспристрастности.
Как показала практика последнего столетия, несколько сторонний взгляд и научная интеграция приводят к оригинальным результатам. Соответственно мы в своем исследовании не можем не учитывать наработки эстетические, этнологические, социологические и т. п. Примем априорно, что российская провинция «по свой форме есть понятие географическое и административно-территориальное, а по содержанию - нравственно-культурное» [74, с. 62], некая «категория духовной жизни» [66, с. 42], позволяющая провинциальным проблемам перерасти заданные границы и претендовать в своем художественном выражении на значение гораздо большее.
Объектом диссертационного исследования является российская провинция как часть национального социокультурного пространства.
Предметом исследования выступают «жизнесмыслы» (Г.Д. Гачев) российской провинции в многомерном пространстве культуры.
Цель исследования заключается в рассмотрении и обосновании «жизне-смыслов» российской провинции в культурном пространстве с выявлением их
типологических характеристик и основных черт в контексте российского хронотопа.
В соответствии с целью исследования в нем ставятся следующие задачи:
рассмотреть соотношение «провинция - столица» как антитезу, теоретически осмыслить проблемы взаимоотношений центра и периферии, их типоло-гизацию, основные черты и особенности;
обосновать статус российской провинции как особой характеристики культурного ландшафта страны, выявить основные признаки хронотопического характера;
охарактеризовать процесс эволюции провинции в ментальных характеристиках, которые способствовали появлению феномена российской провинциальности, специфики провинциального мироощущения и провинциальной культуры;
раскрыть образ провинциала в русской литературе;
определить особенности формирования основных форм и типов культурного наследия Мордовии и роли Научной библиотеки им. М.М. Бахтина Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева как провинции культуры.
Теоретическое и методологическое обоснование исследования. Методологические и теоретические основания исследования определяются многоас-пектностью проблем провинции и провинциальности, рассматриваемых с культурологических позиций.
В диссертации использованы методологические подходы и методы исследования, обусловленные спецификой работы. Для практического и теоретического сопоставления и выявления сходства и различия свойств, состояний, процессов в пространстве российской провинции применялся сравнительный метод, позволивший рассматривать бинарные оппозиции «провинция - столица», «центр - периферия». На основе синтеза исторической, историко-географической, топонимической, географической, социологической информации и оценки культуры провинции в российском культурном пространстве по-
лучены важные выводы данного исследования. Метод интерпретации позволил не только дифференцировать провинцию как социокультурный феномен, но и включить концепции провинциального образа жизни, мышления в более общую культурную традицию.
Принципиальное значение для исследования пространства российской провинции имеет системный подход. Автор понимает провинцию и ее культуру как открытую развивающуюся систему, которая обладает ярко выраженной структурой, обеспечивающей ей стабильность существования. Несмотря на изменения в составе, она требует анализа структурно-функциональной специфики, отдельных ее элементов, всей системы в целом. При этом необходимо учитывать, что провинциальная культура является частью других культурных систем, например, городской культуры, региональной культуры, а в итоге и частью всей российской культуры.
Анализ концептуального пространства российской провинции реализуется; посредством познавательных методов и установок, трансформации дисциплинарных методов, их особой интеграции в рамках исследования культуры.
Теоретико-методологической основой исследования послужили работы российских философов, культурологов и историков дореволюционной и послереволюционной эпох: М.М. Бахтина (теория диалога); В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, А.П. Щапова и др. (сочетание истории, краеведения, этнографии, географии); К.Н. Леонтьева (концепция феномена культурной самобытности); Н.А. Бердяева (пространственные характеристики провинции); С.Н. Булгакова, И.А. Ильина, Ю.М. Лотмана, Н.К. Пиксанова, В.В. Розанова, B.C. Соловьева, Г.П. Федотова, П.А. Флоренского, С.Л. Франка и др. (философское наследие русских мыслителей); С.Н. Иконниковой, В.Л. Каганского и др. (роль культурного пространства); И.Л. Беленького, В.А. Глазычева, Т.С. Злот-никовой, Н.М. Инюшкина, М.С. Кагана и др. (анализ проблем провинциальной культуры); Е.Я. Бурлиной, Н.И. Ворониной, Д.С. Лихачева, В.В. Скоробогацко-го и др. (особенности культурного развития провинции); В.К. Абрамова,
11 Н.М. Арсентьева, В.И. Вихляева, И.Д. Воронина, Н.Ф. Мокшина и др. (анализ и оценка современного изменения культурного наследия мордвы).
Источниковедческой базой данного исследования являются художественные, публицистические, мемуарные произведения В.П. Астафьева, В.Г. Белинского, А. Белого, Ф.В. Булгарина, А.С. Гациского, Н.В. Гоголя, А.С. Грибоедова, Ф.М. Достоевского, В.О. Ключевского, Н.С. Лескова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А.П. Чехова и др.
Научная новизна исследования состоит в комплексном подходе к изучению истории и культуры российской провинции. Анализ феномена российской провинции позволяет увидеть в целостности и во взаимосвязи многие проявления культурной жизни провинции.
В работе обоснована культурная коммуникация центра и периферии не только с точки зрения формирования культуры, но и в качестве факта культурной жизни провинции, которая определяется как пространство диалога.
Выявлена ценностная шкала измерения культуры провинции, показана на локальном уровне система, которая становится типологической применительно к другим аспектам культуры в провинции.
Комплексный подход позволил сформулировать следующие положения, выносимые на защиту:
«Провинция - столица» - давно сложившийся антипод. Одним из вариантов горизонтальной модели пространственных представлений является бинарная модель «центр - периферия», пространства которых обладают особыми ценностными, темпоральными культурными характеристиками: центр - значительностью, динамичностью, периферия - второстепенностью, «неподвижностью», где любая новация немедленно становится «курьезом», забавой. При этом центр и периферия могут рассматриваться как пространства внутреннее и внешнее, соответственно закрытое и открытое.
Признаками хронотопического характера провинции в русской культуре являются: реальное и идеальное (социальное, условное, психологическое и др.)
время и пространство, скука, неразрешимая тоска, место циклического бытования времени: здоровый консерватизм. Исследование пространственно-временных характеристик позволило утверждать, что оценочное, уничижительно-пренебрежительное значение понятия «провинция» возникает, когда меняется система ценностей и новизна становится предпочтительней традиции. Сегодня преодолевается стереотипное представление о провинции как синониме «остановленного» времени и «застывшего» пространства, миссия которой заключается лишь в том, чтобы быть истинной хранительницей традиции и находиться в обязательной оппозиции столице. Провинция в сравнении с центром локализуется не столько в ином пространстве и времени, сколько в особом духовном измерении - в ней иная мера внутренней свободы. Отдаленность от центра обусловливает ощущение временной замедленности, внесобытийности существования в ограниченном, замкнутом пространстве.
3. Уникальность российской провинции состоит в том, что она воспринимается как своеобразный «мир», обладающий помимо географических, природно-климатических и исторических особенностей набором собственных ментальных характеристик. Это - обозримость и замкнутость культурного горизонта; близость культурных процессов к человеку, а человека к природе; включенность явлений культуры в повседневное бытие провинциального общества; неадекватность оценок; повышенная эмоциональность, яркость впечатлений; консерватизм вкусов; резкий контраст психологических реакций. Мир российской провинции в значительной степени определяет модель русской культуры. Любые новации в столицах неизбежно сталкиваются, соприкасаются с особенностями провинциальной культурной среды. Русская провинция выступает духовной субстанцией, духовным потенциалом русской культуры. Несмотря на огромное пространство, которое занимает провинциальная ментальность, и приписываемые ей черты (чистота, гармоничность, духовность, подвижничество, открытость, бескорыстие), в данный момент она остается достаточно безынициативной. В провинции пока наблюдается отражательная активность.
Провинция как особый хронотоп, явственно обозначилась к началу XIX в. Специфический мир провинции в сознании русской культуры оказывает особое влияние на становление модели культуры провинциального города и выявление «культурных гнезд» (Н.К. Пиксанов). Провинция воспринимается как «место действия», а не равноправный участник культурного процесса. Культурное творчество провинции, создающее своих «культурных героев», разрывает рамки привычного, обозримого пространства, выплескивает свой культурный опыт в столицы.
Мордовию как пространство провинциальной культуры характеризуют следующие черты: большое значение национально-психологических особенностей в отражении действительности; языковая специфика провинциальной культуры, состоящая во включенности в нее элементов народного разговорного языка, просторечий и этнических диалектов; учет местных традиций, обычаев, стереотипов мышления, мировоззренческих оценок и установок. Интеллектуальное поле культуры Мордовии включает в себя систему просвещения и образования, музеи, библиотеки, издательские центры, формы творческого общения. На примере Мордовии, имеющей уникальные, но мало доступные в социальном пространстве этнические ценности, видно отрицательное воздействие закрытости провинции, ее малой включенности в пространство мировой культуры.
Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в использовании материалов диссертации для дальнейшего теоретического и практического изучения культурного пространства «жизнесмыслов» российской провинции. Фактический материал и основные теоретические положения работы могут применяться в курсах культурологии, социальной философии, отечественной истории, философии культуры.
Апробация работы. Основные теоретические положения и выводы диссертации отражены в публикациях автора, изложены в сообщениях на Огарев-ских чтениях (2001 - 2005), в выступлениях диссертанта на Региональной научно-практической конференции «Центр и периферия: культура российской про-
винции» (2005), в сборниках кафедры культурологии МГУ им. Н.П. Огарева «Феникс» и «DISCURSUS» (2001-2005).
Структура работы. Диссертация объемом 150 страниц состоит из введения, двух глав (пяти параграфов), заключения и библиографического списка, включающего 234 источника.
«Провинция - столица» в культурном контексте
В развитии отечественной культурологии и историографии конца XX - начала XXI вв. отмечен рост числа исследований по духовной культуре российской провинции, активизация культурологической мысли в плане разработки понятийного аппарата и определения новых методологических подходов изучения провинциальной культуры. По мнению Т.С. Злотниковой, «современные исследования российской провинции строятся на том не до конца отрефлекти-рованном факте, что понятие «провинциальная культура» в определенной степени поглощается понятием «культура провинции». Отсюда вытекает многообразие и различные уровни изучения провинциальной культуры определенной страны - России, среди которых выделяются следующие: социально-экономические условия возникновения и функционирования провинциальной культуры; роль государства в российском историко-культурном процессе; особенности провинциального сознания / менталитета; социальные характеристики провинциального пространства; духовный потенциал российской провинции; аксиология провинциальной культуры; отличия русской провинции от мировой» [71, с. 48].
Выступая в роли инерционной системы отсчета, провинция позволяет оценить достоинства (художественные, нравственные, социальные), устоявшиеся явления и инновационные процессы. В качестве центров рассматриваются точки максимальной культурной динамики и разнообразия, средоточие творческих/ инновационных механизмов, источники современных образцов для всех сфер жизни. Главной культурологической приметой провинции является отсутствие такой динамики и таких механизмов. Сама же провинция предстает как мир, не способный принципиально самообновляться. В то же время «провинциальность» в современной культуре может выступать в качестве одной из актуальных, культурно значимых и закономерно действенных возможностей проявления личностных начал и ценностей.
В научной литературе и в художественных текстах нередко в качестве синонимов употребляются такие понятия, как «провинциальный», «региональный», «локальный»; в то же время нельзя утверждать идентичность этих понятий - скорее возможен коррелирующий характер.
Современный подход к проблемам культуры как целостной системы материальных и духовных элементов и предусматривает изучение ее сущности, функций, структуры, динамики развития. Особенности изучения русской провинции заключаются в стремлении связать географический, природный фактор с духовно-нравственными приоритетами народов России. «Российская провинция не раз восхищала, озадачивала, а то и огорчала. Одно при всех этих разных раскладах прочно обнадеживало - провинция, даже при ее никем не измеряемых потерях, при ее необерегаемости и беззащитности, все же оказывалась неисчерпаемой и на духовные щедроты, и на таланты, всегда выручала державу. Традиция эта сохранилась и поныне», - утверждает А.Ф. Еремеев [64, с.7].
Существует набор известных признаков, характеризующих провинцию /столицу как пространства и провинциальность / столичность как свойства личности или образа жизни. В социально-психологическом плане об антитезе «столица - провинция» можно говорить и в отношении других стран, безусловно, не забывая их локальных особенностей. Под понятием «столичность» имеется в виду «современный уровень научно-технического развития, космополитические тенденции индустриальной и постиндустриальной цивилизации, напряженный ритм непрерывно обновляющейся жизни, драматизм мироощущения «простого человека» в чуждой ему, не масштабной с точки зрения его человеческой меры, если не враждебной, социальной среде»; под понятием «провинциальность» - «сравнительная тишина и покой традиционного уклада, размеренность устойчивого бытия, близость к «истокам» народной жизни, власть традиционного, изоляционистские, националистические, консервативные тенденции» [85, с. 71]. «Столичность» места есть сумма многих факторов, накладывающихся друг на друга; и часто это наложение субъективно и индивидуально. «Столичность» есть некое внутреннее чувство, ощущение, которое создается столицей; она может быть столь разнообразной, что порой выдает себя за глубочайшую провинциальность. И тогда переплетаются столичность и провинциальность, центр и периферия, создавая неповторимые сочетания, которые и формируют уникальность места.
При описании провинции и столицы устойчива дихотомия природного и культурного в ландшафтном и поведенческом смыслах, статистики и динамики как качеств жизни (отмечаются не только размеренность и неторопливость провинциального бытия в контрасте с суетой столичного, но и спокойствие как свойства типичных жителей), противопоставление акустических (тишина / шум) и визуальных (пестрота / однотонность) качеств пространства и социума, а также многие другие параметры, перечень которых вряд ли может быть исчерпан. Все они обладают способностью к метафоризации, что создает разноплановую образность при описании, в частности, «картин провинциальной жизни». Эти признаки неоднократно становились предметом эмпирического определения, анализа, реконструкции на материале литературных, реже устных текстов.
Судя по отечественной литературе и публицистике рубежа XIX - XX вв. уже тогда самыми различными социальными группами «провинция» воспринималась не столько как понятие географическое и административное, сколько как культурно-образовательное. Слишком мала была историческая дистанция между появлением «провинции» как термина и превращением ее в метамор-фозно-устойчивую метафору, которая неизменно обозначала какую-то подразумеваемую эмоцию (идущую от исходной оппозиции «столица - провинция» и связанного с этим чувства ущербности, неполноценности и т.д.). Прослеживается общий характер переплетения, синтеза «истории» и «психологии», что выражается в реальном использовании «провинции» прежде всего как сравнительно-оценочной дефиниции. Избежать подобной оценочности, в силу ее, как показывает история, генетической предопределенности, вероятнее всего невозможно. «Необходим научный инструментарий, позволяющий интерпретировать сопряженную с провинциальностью оценку не как проявление субъективной позиции автора, а как то, что индуцируется этим понятием», - утверждает А. Павленко [144, с. 28].
Хронотоп российской провинции
В истории русской культуры особенно остро переживается соотношение пространства и времени. Если время - синоним развития, динамики, то пространство - синоним задержки, растворения времени, что особенно болезненно ощущается в переломные моменты российской истории, когда новое и, казалось, неизбежное «размывается» российским пространством. Н.А. Бердяев заметил по этому поводу, что перед русским человеком всегда стояла бесконечно трудная задача «оформления и организации своей необъятной земли».
Хронотоп - понятие, фиксирующее взаимосвязь представлений человека о времени («хронос») и пространстве («топос»). В современный оборот оно вошло после публикации в 1975 г. статьи М.М. Бахтина «Формы времени и хронотопа в романе» [12, с. 238], написанной в 1937 г. и донесшей до наших дней отзвук культурологических исследований 20-х гг., когда ученые искали пути к определению «коллективного бессознательного».
Пространственный фактор, который, объективно существуя как географический, в большой степени порождает целый спектр явлений, субъективно оцениваемых весьма различно. Сопоставим два суждения, демонстрирующих полярный разброс мнений о роли провинции в жизни России именно в связи с территориальными параметрами.
Начнем с Н.А. Бердяева, в сочинениях которого тема «необъятных русских пространств», «огромной русской земли», звучит не раз. Она становится названием статьи «О власти пространства над русской душой». «Русская культурная энергия не хочет распространяться по необъятным просторам России, боится потонуть во тьме глухих провинций, старается сохранить себя в центре» [17, с. 65-66].
Развивая свою мысль, Н.А. Бердяев настаивал, что полярность «полюсов русской жизни», «незрелость провинции и гнилость государственного центра» губительны для судеб страны. По его мнению, Россия совмещает «в себе несколько исторических культурных возрастов, от раннего средневековья до XX века, от самых первоначальных стадий, предшествующих культурному состоянию, до самых вершин мировой культуры» [20, с. 330], а общественная и культурная жизнь провинции задавлена централизацией. Философ возлагал надежды на возможность в будущем преодоления «метафизик» централизма и провинциализма, на уменьшение различий между центром и провинцией, на духовно-культурный подъем «огромной, неведомой, народной, провинциальной, «обывательской» России» [16, с. 74]. Историк литературы и культуры Н.К. Пиксанов утверждает, что: «Русская культура - одна из самых провинциальных культур Европы» [149, с. 58]. В книге «Областные культурные гнезда» Н.К. Пиксанов, много сделавший в 20-е гг. для практического изучения провинциальной культуры, в том числе в ее сложных взаимодействиях с культурой столичной, не склонен поляризировать эти понятия, тем более драматизировать их отношения. Он приводит факты существования нескольких сильных культурных центров в допетровской Руси: нов-городско-псковский, тверской, муромо-рязанский и др. «И допетровские культурные центры опирались не только на политическую независимость; скорее она сама была производной от других сил и условий. Географические особенности, своеобразие в организации народного хозяйства давали более устойчивые основы культурному обособлению. Но ведь они сохранили свою силу и властность и в новое время, и их новые сочетания могли вести и к новообразованиям областной культуры» [149, с. 19].
Рассматривая сохранившиеся и вновь возникшие провинциальные культурные центры, исследователь отмечает, что «иногда выходцы из областей занимают в столичной культуре крупное, руководящее положение, как М.В. Ломоносов, Н.Г. Чернышевский. Все это знают, но мало кто осознает. Факт признается бегло, безотчетно. Между тем, чтобы осмыслить появление и роль таких деятелей в общерусской культуре, необходимо изучить гнезда, в которых они воспитывались... Однако еще не осознана общая, принципиально-методологическая задача изучения областных культурных гнезд, не понято важное значение их для всего общерусского исторического процесса» [149, с. 19].
Мирочувствование провинциала в русской литературе
Актуальность темы провинции, рассматриваемой в плане ее противопоставления столице, характерна для русской культуры. Оторванность российской провинции от центра, психологическая обособленность, порожденная социально-экономическими реалиями, выработали особое мироощущение, базирующееся часто на безоговорочном следовании традициям и утопиям.
«Традиция» - обычай, порядок, правила поведения, переходящие из поколения в поколение. Традиции вырабатывались веками, испытывая на себе влияние исторических, географических, природно-климатических и этнографических факторов. «Утопия» - представление о жизни, основанное не на реальности, а на подсознательном вымысле, на несбыточных мечтах, фантазиях.
Среди огромного комплекса утопий и традиций стоит выделить некоторые, характеризующие провинцию как особый социокультурный мир. Так, для провинции, как это ни печально признать, было свойственно почти патологическое стремление к равенству: «мне - как всем, всем - как мне». «Коллективизм, подавление индивидуалистических тенденций - в известной мере порождение периферийной ментальносте, - пишет В.Л. Теплицын. - В провинции считалось, что так в тяжелые времена легче выжить, остаться незамеченным. Зависть к более удачливому соседу - почти неотъемлемая черта среднего провинциального жителя. И, наконец, нелюбовь к центру, стремление выставить себя этаким униженным и оскорбленным, а также стремление искать не оптимальное решение проблемы, а самое простое, примитивное, не требующее огромного труда или вложений материальных средств» [204, с. 44].
Тема провинции в русской литературе непосредственно связана с основными проблемами, определившими ее своеобразие: с проблемой русского национального характера, духовных нравственных, жизненных ценностей, «жиз-несмыслов», с проблемой выбора пути. Провинция как духовная среда обитания многократно исследовалась в литературе социальной ориентации в качестве как самостоятельного объекта, так и фона в других литературных направлениях. Начиная с XIX в. ею, как метафорой, широко оперировали при определении типа и стиля мышления («провинциальные тугодумы»), бытового поведения («запоздалые наряды и запоздалый склад речей»), характеристике в целом.
Тема провинциала в столице совершенно по-разному решается в русской и европейских литературах. Весьма образно рассматривает эту проблему А.И. Княжицкий. «Большие и маленькие «наполеоны», мечтающие завоевать Париж, а с ним Францию и весь мир, обычно терпят крах не потому, что их выбор, их жизненная ориентация оказываются принципиально неверной, а потому, что они слабее и менее удачливы, чем их кумир. Романтический Жюльен Сорель проигрывает в схватке с реальным, жестоким, циничным миром» [95, с. 69].
Тема влияния Петербурга на личность (нередко губительного) развивалась в сочинениях М.Е. Салтыкова-Щедрина («Дневник провинциала в Петербурге», 1872, повесть «Современная идиллия», 1877- 1878), И.А. Кущевского (рассказ «В Петербург»), в романах о «новых людях» Н.Г. Чернышевского («Что делать?», 1863), Д.Л. Мордовцева («Знамения времени», 1869), в антинигилистических романах В.П. Клюшникова («Марево», 1864), В.В. Крестовского («Па-нургово стадо», 1869), Н.С. Лескова («Некуда», 1864, «На ножах», 1870-1871).
Провинциал в Петербурге, покушающийся на наполеоновское величие, проигрывает в схватке с самим собой. Он или теряет себя, достигая цели, и тем самым как бы обесценивает эту цель - такой путь проделывает Александр Адуев. Или рушится ложная система ценностей, открывается простая истина - счастье не в том, чтобы стать над людьми, безразлично, ради ли удовлетворения тщеславия, ради ли блага человечества, а в растворении в человечестве, в служении людям. Такой путь проделывает Родион Раскольников - не в Петербурге, где он проверял, не Наполеон ли он, а вдали от него, на каторге.
Движение от провинции к столице рассматривается как возможное и желанное движение наверх. Но путь наверх - это может быть путь карьеры, а может быть путь прозрения и обретения Бога. Неудовлетворенные преувеличенные амбиции провинциала переросли в русской литературе в грандиозную философскую и политическую тему безжалостного мгновенного преобразования мира, во главе которого становится вчерашний безвестный провинциал. И огромность целей делает в этом случае ничтожными любые рассуждения о допустимых и недопустимых средствах их достижения.
