Содержание к диссертации
Введение
Глава І. Проблема коммуникации в структуре политологического анализа: влияние символического интеракционизма и теории коммуникативного действия на современные теории массмедиа 20
1.1. Коммуникация как культура: анализ теоретических основ символического интеракционизма 22
1.2. Коммуникативное действие как способ рационализации социальной интеракции 44
Выводы из главы 1 63
Глава 2. Тематические рамки средств массовой информации как идеологическое конструирование реальности 69
2.1. Конструирование и реконструирование реальности 69
2.2. Определение социально-политических проблем средствами массовой информации 74
2.3. Идеологическое конструирование реальности 90
Выводы из главы 2 118
Глава 3. Специфика идеологического дискурса в российском демократическом транзите в свете формирующейся медиа-политической системы 121
3.1. Трансформация идеологических категорий в контексте новых структурированных принципов информационной политики в России...121
3.2. Идеология рекламы как система убеждений и пропаганда культуры потребления 131
3.3. Модификация концептов независимости и свободы СМИ в российском идеологическом дискурсе 144
Выводы из главы 3 166
Заключение 170
Библиография 179
- Коммуникация как культура: анализ теоретических основ символического интеракционизма
- Коммуникативное действие как способ рационализации социальной интеракции
- Конструирование и реконструирование реальности
- Определение социально-политических проблем средствами массовой информации
Введение к работе
Проблема места и роли СМИ приобрела актуальность для политической науки с начала XX в. К тому моменту сложились действительно массовая аудитория и массовые средства передачи информации, что привело к качественному изменению форм и методов политической коммуникации. Появился новый ее вид - массовая политическая коммуникация, рассчитанная не только на элиту и «просвещенную публику», но и на широкую общественность.
В современном мире именно массовая политическая коммуникация обеспечивает трансляцию информации между политической и социальной системами, а СМИ, с помощью которых она осуществляется, являются важнейшим политическим институтом.
СМИ играют ключевую роль в процессах, которые связанны со становлением демократии и формированием гражданского общества, поскольку именно они влияют на восприятие индивидами «образа демократического общества». Не зря один из авторитетных американских исследователей С. Хантингтон, выделяя основные причины третьей волны демократизации в конце XX в., пришел к выводу, что «в значительной мере благодаря действию глобальной сети коммуникаций к середине 1980-х гг. «образ всемирной демократической революции», несомненно, стал реальностью в сознании политических интеллектуальных лидеров большинства стран мира. И вера людей в этот образ имела вполне реальные последствия» [Хантингтон 2003: 115].
После демонтажа Советского Союза с проблемами демократического транзита столкнулась и Новая Россия. Возникший идеологический вакуум вследствие естественного процесса фрагментации коммунистической Суперидеологии во многом предопределил поиск интеллектуальной элиты, в том числе и СМИ, новых идеологических концептов. Поэтому наш интерес к современным идеологиям и их корреляции с масс-медиа выглядит
закономерным в свете современного опыта общественного развития, которое характеризуется, помимо прочего, ростом национализма, религиозного фундаментализма, беспрецедентного контроля олигархов над основными каналами информации, доминированием идеологий «неолиберализма», нового мирового порядка, «глобализации» в мировом масштабе и сопротивлением этому доминированию.
Анализ идеологии в современном обществе также тесно связан с изучением социально-политической и культурной роли СМИ. Это неудивительно, поскольку СМИ, с одной стороны, - пространство функционирования идеологии, а с другой - мир символических конструкций языка, аудио- и видеообразов. Идеология предстает как система смыслов, которая обеспечивает постижение и толкование ценностных суждений о мире и обществе. По своему содержанию она очень близка к «мировоззрению», но одновременно и шире последнего, так как имеет дело не только с набором ценностей, но и со схемами, задающими определенную трактовку социальным феноменам в контексте легитимации интересов тех или иных общественных групп.
К тому же СМИ оказывают огромное воздействие на процесс трансформации основных идеологических концептов современных политических идеологий. Конструируя факты социальной жизни, и выстраивая определенную систему значений, СМИ влияют на процесс реконструирования индивидами тех или иных политических событий. Поэтому понятие «социальная реальность», реконструированное индивидами на основе сконструированных СМИ событий, на наш взгляд, вполне резонно рассматривать как идеологическое. Речь идет о том, что в информационном пространстве идеология проявляется в самых разных формах, которые выполняют функцию «скрытого» программирования интерпретаций реальности, когда схемы и восприятия событий, а также их оценки задаются извне, но при этом осуществляются самими субъектами социально-политических отношений. Вероятно, поэтому некоторые исследователи
6 называют современную идеологию «невидимой» [Lane 1962; Lefort 1991]. Думается, научный анализ проблемы идеологии СМИ имеет существенное теоретическое и практическое значение.
Как уже отмечалось выше, актуальность нашему исследованию придает тот факт, что анализ российских СМИ в контексте рассматриваемых нами проблем связан не только с трансформацией самих масс-медиа, но и с влиянием, которое они оказывают на функционирование современных идеологий. Речь идет о репрезентации российскими СМИ особенностей демократического транзита и интеграции в цивилизацию западного типа.
После крушения коммунизма в России и странах Центральной и Восточной Европы роль идеологических экспертов взяла на себя так называемая «новая медиократия» — группы либеральной интеллигенции, «приватизировавшие» СМИ и пытавшиеся разработать и пропагандировать либеральную реформаторскую идеологию. Экономический кризис и отсутствие средств на поддержание собственных изданий привели к подчинению этих групп крупным промышленно-банковским, а иногда и криминальным структурам [Гуторов, 2000].
Следует отметить, что механизм подобной приватизации СМИ был следствием беспрецедентного процесса передела сфер влияния на рынке масс-медиа и формирования пропагандистской системы в канун президентских выборов 1996 г. Именно в этот период времени наиболее мощные информационные ресурсы сосредотачиваются в руках владельца концерна «Лого-ВАЗ» Б. Березовского, надежным оплотом которого стал телевизионный канал ОРТ. Формально держателем контрольного пакета акций ЗАО ОРТВ (51%) числилось государство. Тем не менее, Б. Березовский, в свое время «приватизировавший» предприятие «Авто-ВАЗ» за смехотворную цену 44 815 000 долл. [Минкин 01-07. 12. 1997: 2], разработал аналогичный план приватизации ОРТ, владея всего лишь 8-%-ми акций [Лисицкая 01-07.12. 1997:
3].
В одной из бесед на радио «Свобода» в августе 1997 г. Б. Немцов, занимавший тогда пост вице-премьера правительства, откровенно высказался по поводу механизма присвоения Б. Березовским ОРТ: «На самом деле в России существуют два способа приватизации, не связанных с конкретной продажей акций. И это открытие принадлежит Березовскому. Первый -допустим, есть государственная компания, но ее управляющий получает деньги от частных фирм, то есть происходит приватизация менеджеров. Тогда все преимущества такой приватизации получает тот, кто купил менеджера. Второй способ - приватизация самих финансовых потоков. Компания государственная, но деньги этой компании прокачиваются через частные фирмы и там получается прибыль. Возьмите «Аэрофлот», ОРТ, «Авто-ВАЗ», там все доведено до совершенства. Сначала подконтрольные менеджеры, потом подконтрольные финансовые потоки, и только затем, когда все схвачено, наступает реальная приватизация. Вот это - открытие Березовского. Мало кому удавалось в таких масштабах осуществлять такого рода приватизацию. Причем все формально законно» [Советская Россия 21.08. 1997: 1].
Стратегические инвестиции олигархов в масс-медиа, таким образом, были направлены на создание видимой стабилизации.положения в стране и на легитимный допуск к распределению государственной собственности в ходе приватизации. Поэтому интересы непосредственных владельцев СМИ становятся политической позицией их изданий. В подобном контексте сформировавшаяся олигархическая система управления в стране неизбежно сориентировала все основные СМИ на защиту интересов крупного бизнеса.
Прошедшая обкатку система управления прессой с помощью медиа-технологов, компрометирующих материалов становится основным инструментом политической борьбы и конкурентных сражений. И все же заслуживает внимательного отношения и тот факт, что гораздо более важным является то влияние, которое олигархи посредством СМИ оказывают на государственную власть. Отсюда, стремление государства сохранить свое
присутствие в информационном пространстве трактуется многими принадлежащим олигархам СМИ как тенденция к ограничению свободы слова.
Конечно, последствия такого рода ситуации благоприятствовали негативной трансформации структуры медиа-политической системы и модификации идеологического пространства в России. Как справедливо отмечает Пантин И. К., «экономический либерализм не только вырос, укрепился, но претендует на звание государственной идеологии. Демократия, возникшая в России именно как отстаивание прав народа против государства, трактуется олигархами (тоже причисляющими себя к демократам!) и поддерживающими их СМИ в духе «минимизации» роли государства в экономике и общественной жизни». Хотя известно, что «абсолютной самостоятельности отдельного экономического агента, независимого от общества, государственно-национальных интересов, нет даже в самых экономически продвинутых либеральных государствах» [Пантин 2003: 142]. Однако, «главное препятствие развитию в России процесса демократизации -не криминал, хотя он достиг невиданных размеров, а приватизация государственной власти - института, который должен обладать достаточными силой и весом, чтобы противостоять эгоистическим, зачастую даже антинациональным устремлениям «дикого» рынка, олигархических групп и зависимых от них СМИ» [ibid., 143].
Между тем, несмотря на то, что интересы государства и крупного бизнеса редко совпадают и государство уже опирается не на холдинги, а на собственные СМИ, это обстоятельство абсолютно не послужило препятствием для контроля со стороны крупных финансовых групп над основными СМИ. Важнейшей особенностью такого контроля является то, что возникшее соединение государственного аппарата с финансовой олигархией дало возможность последней беспрепятственно контролировать СМИ посредством управления рекламной деятельностью. Реклама - это еще один из элементов идеологического доминирования и источник дохода современных СМИ.
Поэтому даже государственные каналы в России, имея такой источник доходов, отказались от государственного финансирования.
Очень вероятно, что дальнейшая эволюция российских СМИ в русле данной тенденции сделает ненужным общественное мнение, что выглядит вполне реальным, поскольку основная их задача на сегодняшний день заключается в создании определенного информационного поля для поддержки, как государственного аппарата, так и промышленно-финансовых групп. Интересы этих двух структур как раз совпадают в одной важной для обеих «точке соприкосновения» - получение прибыли за счет продажи нефти и других природных ресурсов. Хотя известно, что «богатство, получаемое за счет продажи нефти (и, вероятно, других природных ресурсов)», «не может способствовать демократизации». «Нефтяные доходы достаются государству; следовательно, они увеличивают мощь государственной бюрократии...» [Хантингтон 2003: 77], что, в свою очередь, вызывает негативные перемены в социальной структуре и ценностях, пропагандируемых СМИ.
Таким образом, постоянная зависимость СМИ от основных конституирующих сил в России - бюрократии и финансовой олигархии -отнюдь не благоприятствует формированию такого типа плюралистического сознания, который стимулирует инициативу помимо криминальной (если не брать в расчет проблему собственного выживания каждого индивида). На сегодняшний день деятельность СМИ невозможна без поддержки одной из них или обеих сразу.
Степень научной разработанности темы. Изучение проблемы идеологии современной наукой постоянно приводит ученых к заключению, согласно которому эффективность идеологии определяется соответствием жизненному опыту всего населения или его отдельного слоя, сложившимся традициям, правам, привычкам, долговременным интересам и непосредственным ожиданиям. Следует отметить, что методология анализа, при помощи которой выявляются интересы социальных слоев в различных идеологических системах, а также степень эффективности их воздействия на
политическое сознание была разработана на теоретическом и эмпирическом уровнях Т. Моска, В. Парето, М. Вебером, С. М. Липсетом, Р. Лейном, Г. Алмондом, Дж. Скоттом.
Большое влияние на формирование различных подходов к идеологии в современной науке оказала концепция немецкого социолога К. Маннгейма, разработанная им в книге «Идеология и утопия» с близких к марксизму позиций. Идеология рассматривалась Маннгеймом как разновидность ложного «апологетического» сознания, которое, будучи «трансцендентным» по природе, играет по отношению к действительности роль стабилизирующего, охранительного фактора.
Напротив, утопия, по Маннгейму, является «трансцендентной ориентацией» сознания, переходящей в действие и стремящейся взорвать существующий в данный момент порядок вещей.
Разумный методологический подход к конституированию точного смысла и структуры идеологии как социального явления был в разное время предложен А. Грамши, Д. Беллом, К. Фридрихом, Д. Сартори, Р. Лейном, Л. Альтюссером, М. Хоркхаймером.
Влияние концепций идеологии этих исследователей определили поле для интенсивных дискуссий по проблеме идеологии в современной политической науке, а также стимулировали развитие междисциплинарных эмпирически ориентированных направлений (например, французская школа анализа дискурса, неограмшианский политический анализ и, особенно, британская школа «культурных исследований» (Cultural Studies), главой которой был С. Холл).
Тем не менее, несмотря на огромный интерес исследователей к проблеме идеологии масс-медиа, следует заметить, что еще до сих пор не разработаны общие теоретические принципы и подходы к анализу этой проблемы. В связи с этим, теоретический анализ этой проблемы в нашем исследовании мы предлагаем рассмотреть в рамках символического интеракционизма. Работы представителей этого исследовательского направления позволяют наглядно
11 представить оснс^ные концепции, связанные с анализом идеологического
Щ(
.аспекта деятельности СМИ. Между тем, чрезвычайно важным в нашей работе является анализ культуры и коммуникации, их взаимосвязи и роли индивида в производстве символических форм. Необходимость проследить логику зарождения и развития проблематики, послужившая объектом нашего исследования, требует обращения к ряду работ, как представителей данного направления, так и тем исследованиям, которые оказали огромное влияние на эти работы. Среди авторов, поднимавших упомянутые темы - У. Липпман, П. Лазарсфельд, Дж. Мид, Г. Блумер, А. Роус, Дж. Мание, Г. Стоун, X. Фарберман, М. Хилл, М. Маклюэн, И. Гофман, Г. Ганс, Г. Иннис, Дж. Кэри, Дж. Мейровитц, П. Манинг, Р. Парк, Г. Улмер, Н. Дензин, С. Холл, Ю. Хабермас.
С самого начала возникновения критического анализа масс-медиа в рамках символического интеракционизма, многие исследователи рассматривают СМИ как социальный и политический институт, осуществляющий конструирование медиа-реальности. В 1970-е годы сразу несколько авторов - Л. Зигельман, X. Молотч, Д. Олтейд, П. Сноу, Б Роско, Дж Такмен и др. - применили к исследованиям масс-медиа известный тезис П. Бергера и Т. Лукмана о том, что институционализация представляет собой типизацию субъектами привычных действий с последующей их объективизацией [Бергер, Лукман 1995]. По мнению этих авторов, структура медиа-реальности целиком определяется оперативными правилами и организационной рутиной, которым подчиняются работники СМИ. Эмпирически данный вывод был подтвержден путем включенного наблюдения за деятельностью сотрудников отдельных СМИ с последующим подробным описанием особенностей этой деятельности.
Весьма типичным в этом контексте выглядит сформулированное Д. Олтейдом определение новостей как «продукта организованного производства, которое предполагает практическую точку зрения на события с целью связать из воедино, сформулировать простые и ясные утверждения относительно их
связи и сделать это в развлекательной форме» [Alteide 1974: 112]. Ключевыми для данного определения выступают слова «организованный» и «практический», поскольку для Ольтейда новости есть результат решения медийной организацией своих практических задач. Эти цели частично определяются извне: в качестве коммерческих организаций, озабоченных получением прибыли, СМИ стремятся добиться максимального объема аудитории. Именно поэтому новости преподносятся в простой, понятной и развлекательной форме, рассчитанной на то, чтобы удержать внимание публики. Однако для того, чтобы какое-либо происшествие стало медиа-событием оно должно подчиняться организационным и практическим целям СМИ. В связи с этим, Олтейд и Сноу ввели термин «формат», показав, что только при условии соответствия происшествия или темы формату у них есть шанс заинтересовать журналистов [Alteide, Snow 1979].
Однако, сосредоточившись на организационной рутине самих СМИ, исследователи феноменологического направления по сути абстрагировались от вопроса о том, каким образом конкурируют за внимание с их стороны субъекты власти и влияния. Хотя М. Лестер и X Молотч указывали на то, что в конструировании медиа-реальности различные группы преследуют свои цели и потому идет постоянная борьба за доступ к масс-медиа [Molotch, Lester 1974: 103], их мысль так и не получила развития в рамках феноменологической социологии массовой коммуникации.
Подобный анализ бы осуществлен в рамках другого научного направления - теории социальных проблем. Основоположники конструкционистского подхода М. Спектор и Дж. Китсьюз предложили рассматривать указанные проблемы как результат взаимодействия различных социальных агентов и социальных институтов, каждый из которых выдвигает собственные утверждения-требования и стремится удержать их в публичном политическом пространстве [Spector, Kitsuse 1987]. Иными словами, с точки зрения конструкционизма, социальные проблемы являются продуктом коллективного определения, а не отражением объективно сложившихся
социальных условий. Утверждения-требования всегда основаны на какой-то одной интерпретации реальности из множества возможных, причем то, какая именно интерпретация будет выбрана, определяется путем конкуренции между ними. Соответственно, главный конструкционистский вопрос можно сформулировать следующим образом: почему одни социальные проблемы попадают в центр общественного внимания, в то время как другие, не менее острые и значимые, не обретают публичного статуса? Именно интерес к механизмам, посредством которых социальные проблемы попадают в публичное пространство, сближает сторонников конструкционистского подхода с исследователями, изучающими функционирование СМИ как социального института. Другими словами, социальная проблема может стать публичной, только будучи преобразована в соответствии с форматом СМИ.
Заметим, что понятия «формат», «тема», «определение проблемы» тесно связаны с понятием «идеология». Политики используют свою власть формировать новости, направляя освещение социальных проблем в определенное русло: новости о проблеме становятся новостями о том, как действует, исправляя ситуацию, эта система. Как отмечает М. Фишман, «всякое знание - это знание, с некоторой точки зрения возникающее в результате использования тех или иных процедур для познания части мира. Идеологические описания являются результатом процедур, которые люди используют в качестве средств не знать. Устоявшаяся практика сбора и редактирования новостей включает в себя именно такие «процедуры не знать» [Фишман 2000: 85]. Поэтому, опираясь на официальные источники, информационные организации полагаются на преобладающее представление о «серьезности» той или иной проблемы. Доверие же граждан к официальным источникам есть результат идеологического конструирования реальности средствами массовой информации.
С этой точки зрения, огромный интерес представляют работы Т. Гитлина и Ш. Янгара, которые вводят понятие «фрейм», связанное с идеологическим конструированием реальности. По сути, фрейм, как и тема, способствует
быстрой обработке большого количества материала, чтобы выдать их как информацию, придать им когнитивные категории и «упаковать» их для эффективной трансляции аудиториям.
Многообразие научных методик, применяемых в этой сфере, показывает, что выбор наиболее предпочтительной из них, равно как и использование различных определений и научных критериев выбора, нередко зависит от исторического и социального контекста, обуславливающего не только особенности идеологий, но специфику позиций самих ученых. Разумеется, для современной политической науки характерно многообразие подходов, связанных с решением проблемы взаимодействия идеологии масс-медиа с «массовым субстратом». Так, в проанализированных нами работах В.А. Гуторова, М. Паренти, Д. Гребер, Дж. Томпсона, вопрос о причинах идеологических ориентации СМИ в политике не может решаться в отрыве от проблемы «носителей идеологии» и существующей политической культуры в стране. Носителями идеологий объявляются социальные группы или нации, для которых характерен определенный тип культуры. А для таких авторов, как П. Бурдьё, Я. Н. Засурский, Б. В. Марков идеология масс-медиа выступает как «сфера ограничения свободы» и атрибут борьбы политических групп. Идеология как доминирование определенных ценностей в сконструированном СМИ общественном мнении наиболее убедительно показана в работах Э. Ноэль-Нойман, Ю. А. Левады, В. А. Ядова, Д. П. Гавры. Влияние идей на поведение и психологическое состояние индивидов, а также проблемы связанные с пропагандистской деятельностью СМИ, направленной на манипулирование значимыми стимулами, рассматриваются в исследованиях Г. Лебона, Г. Тарда, Г. Лассуэла, С. Московичи, Г. С. Мельник.
Заметное сближение позиций сторонников различных исследовательских моделей проявилось в позитивистском тезисе о минимальном воздействии СМИ на аудиторию, проникшего в марксистские и структуралистские концепции, в которых ранее отстаивалось положение о полном контроле СМИ над аудиторией. Вместе с тем, следует все же отметить, что некоторые
теоретические построения, касающиеся идеологического воздействия СМИ на аудиторию, приобрели статус общепризнанных, используются сторонниками различных школ и лежат в основе широко применяемых политических технологий. К числу подобных построений относится теория установления повестки дня, основателями которой являются М. Маккоумз и Д. Шоу. Определение приоритетов СМИ и аудитории посредством контент-анализа, социологических опросов и математического корреляционного анализа пользуется огромной популярностью среди современных исследователей. Об этом говорит хотя бы тот факт, что библиография работ по данной теме, составленная Дж. Дирингом и Э. Роджерсом, к 1996 г. включала 350 названий [Dealing, Rogers 1996], и этот список продолжает пополняться. В противовес этому направлению в политической науке современных Соединенных Штатов Америки успешно развивается школа анализа межличностных коммуникаций. Речь идет об исследованиях П.А. Бека, Р. Дж. Дальтона, С. Грина и Р. Хакфельдта. Следует также отметить и работы других современных американских авторов, идеи которых оказывают существенное влияние на развитие теорий коммуникаций не только в США, но и во многих других странах. Это работы М. Гуревича, Дж. Блумера, Р. Шапиро, О. О'Нейл, Б. Пейджа, Д. МакДональта и многих других авторов.
Проблемы идентичности и доминирования западной (прежде всего американской) продукции в мировом культурно-информационном пространстве рассматриваются в исследованиях В. А. Ачкасова, С. Жижека, а также в работах сторонников так называемой концепции «культурного империализма» Р. Барнета, Дж. Каванаха и Г. Шиллера. Одни из самых сложных вопросов о модификации современного политического языка и трансформации идеологических концептов стали объектом специального изучения У. Матца, М. В. Ильина, А. Ю. Мельвиля, О. Ю. Малиновой, С. А. Ланцова, А. И. Соловьева.
Для более полного понимания истории формирования идеологического аспекта деятельности СМИ рассматриваются исследования, в которых
16 идеология масс-медиа не является главным объектом интереса, но включена в общеполитический и культурный контекст, что позволяет анализировать данную проблематику с различными мировоззренческими установками. Речь идет, прежде всего, о работах С. Хантингтона, Г. Г. Дилигенского, И. К. Пантина, Л. И. Абалкина, Р. Даля, Р. Саквы, X. Линца, Г. О'Донелла и др.
Целью диссертационного исследования является целостное рассморение основных концепций идеологии масс-медиа, а также выявление логики возникновения и развития этих концепций с точки зрения их теоретического и методологического значения для анализа идеологии российских СМИ. Для достижения этой цели следует решить следующие задачи:
выявить идейные истоки критического анализа СМИ и рассмотреть основные концептуальные решения, предложенные в рамках символического интеракционизма, определившего границы проблемы идеологии масс-медиа;
проанализировать теорию коммуникативного действия и способы рационализации политической реальности в сопоставлении с дискуссией о значении действий индивидов в идеологическом реконструировании сообщений масс-медиа;
выделить основные положения теории социальных проблем и показать их связь с идеологическим конструированием реальности;
выявить механизмы, посредством которых субъекты власти и влияния определяют важность проблемы в информационном пространстве;
дать сравнительный анализ традиционной (т.е. основанной на системном взгляде) и информационной идеологий;
охарактеризовать основные этапы формирования российской медиа-политической системы;
рассмотреть рекламную деятельность СМИ и ее ориентацию на идеологическое конструирование реальности;
показать зависимость российских СМИ от олигархической системы управления и существующего политического режима;
исследовать влияние СМИ на трансформацию основополагающих концептов современных идеологий;
10) наметить основные тенденции развития современных российских
СМИ.
Теоретические и методологические основы исследования. Теоретическую основу исследования составляют идеи сторонников символического интеракционизма, конструкционизма, касающиеся политического значения идей, духовной жизни общества, роли и места индивида в информационном обществе; учтены также результаты современных исследований по проблеме идеологии масс-медиа (В. А. Гуторов, Дж. Томпсон и другие). В качестве основных методов используются системный и компаративистский, позволяющие углубленный и всесторонний анализ различных теорий СМИ, а также особенностей идеологии российских масс-медиа. При анализе идеологической структуры информационной продукции СМИ принимаются во внимание исторические, политические, социальные аспекты, которые позволяют сопоставлять различные политические явления и выявлять логику их трансформаций.
Научная новизна диссертации заключается в следующем:
показана актуальность идей сторонников символического интеракционизма и конструкционизма для современной политологической дискуссии о значении идеологии масс-медиа в формировании политических предпочтений индивидов.
Проанализирована исследовательская практика британской школы «Культурных исследований» (Cultural Studies), в которой понятие идеологии служит ключевым концептуальным средством в изучении проблем массовой культуры и средств массовой информации;
выявлены недостатки традиционной либеральной теории свободы прессы, связанные с ростом медиа-индустрии в современном обществе, что привело
к рассмотрению теории принципа регулируемого плюрализма, разработанной Дж. Томпсоном, и возможности ее применения в условиях российской политической действительности;
исследованы основные структурные факторы, формирующие систему взаимоотношений СМИ и государства и определяющие содержательное наполнение конкретных решений и действий политических и экономических акторов;
впервые в отечественной политической науке введены некоторые понятийные категории, связанные с идеологическим доминированием СМИ в современном обществе, которые могут быть использованы при проведении анализа идеологий российских СМИ;
рассмотрены существенные факторы влияния СМИ на трансформацию основополагающих концептов современных идеологий, указывающие на то, что отсутствие доминирующей идеи в идеологии масс-медиа, тем не менее, «компенсируется» асимметричностью коммуникативного процесса в современном идеологическом дискурсе.
определена роль российских СМИ в формировании условий, способствующих идеологическому доминированию промышленно-финансовых структур в политическом пространстве;
проанализирована рекламная деятельность СМИ, в рамках которой рассматриваются действия основных политических акторов и их роль в модификации традиционных форм ценностей.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в конкретном политологическом или социологическом анализе идеологических процессов российского общества. Материалы диссертации могут использоваться при разработке учебных курсов по истории журналистики, политической социологии, спецкурсов по анализу идеологии и политико-информационных технологий.
Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены на III международной научной конференции аспирантов и
студентов «XXI век. Научный прогноз студентов» (2001), а также на III Российском научно-общественном Форуме «Гражданское общество и реформа местного самоуправления» в Санкт-Петербургском Государственном Университете (2003).
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Коммуникация как культура: анализ теоретических основ символического интеракционизма
Понятие «коммуникация» является чрезвычайно насыщенным по своему смыслу, поскольку оно отражает динамично развивающийся процесс взаимоотношений индивидов и различных институтов в современном обществе. Этот процесс также наиболее содержательно отражен в понятиях «символический» и «интеракция», давшими название целому исследовательскому направлению, в рамках которого термин «интеракция» часто заменяется понятием «коммуникация».
Наш интерес к символическому интеракционизму обусловлен тем, что критический и концептуальный анализ проблемы масс-медиа в рамках этого направления позволяет наглядно представить основные концепции идеологического доминирования СМИ в демократическом политическом процессе. Эти исследования еще мало изучены в отечественной научной литературе. Вместе с тем, следует отметить, что появление современных западных теорий масс-медиа, так или иначе, во многом обязано идеям символических интеракционистов.
Одной из первых исследовательских задач представители данного направления видят в изучении того, как различные группы вырабатывают собственные представления, которые меняются в процессе изменения значений в ходе социального взаимодействия. Поэтому никаких «миров в себе» не существует, а есть лишь миры, которые индивиды конструируют для себя и других. Объекты становятся частью социального окружения людей в том значении, которое придают им люди. Всякий абстрактный мир становится конкретным миром, исходя из которого, можно понять действия человека. Индивид способен приписывать вещам значения, то есть интерпретировать окружающую среду и тем самым создавать свой символический мир. Если индивид намерен действовать, то он должен продемонстрировать себе и другим значения этого символического мира.
С помощью различения окружающей среды и мира символических значений человек противостоит окружающей среде не как продукт, который определенным образом «организован», например, через социализацию или развитие потребностей, и лишь автоматически реагирует на внешние стимулы. Наоборот, согласно теории символического интеракционизма индивид сам создает свой мир в процессе его интерпретации.
Человек постоянно сталкивается с изменчивостью ситуаций, в каждой из которых он вынужден интерпретировать и определять условия своего действия, начиная с потребностей и кончая предполагаемыми результатами совместных действий. Поэтому социальное действие невозможно объяснить с помощью поиска его причины, а следует рассматривать как результат взаимодействия многих факторов и интерпретаций ситуаций, благодаря которым действующий человек включается в социальную жизнь. Таким образом, можно утверждать, что «интеракция и есть интерпретация» [Абельс 2000:58-59].
Рассматривая модели социального взаимодействия Дж. Мида в своих работах, современные интеракционисты (А. Роус, Дж. Мание, Г. Стоун, X. Фарберман, М. Хилл, Дж. Маккол) широко используют термин «интеракция», который, по сути, отражает коммуникативные аспекты анализируемых проблем. Поэтому интеракционисты никогда полностью не отказывались от изучения коммуникации. Так, в конце 20-го столетия в рамках этого направления ведутся дискуссии о средствах массовой информации как современных формах коммуникации.
Исследования, посвященные масс-медиа, берут начало в 1930-м году в работах Г. Блумера, который рассматривал их как «негативных носителей культурных ценностей» [Цит. по: Denzin 1992:96]. Однако наибольший резонанс получила работа «Общественное мнение» У. Липпмана. Следует отметить, что именно его требования к формам общественного мнения предопределили аргументы, выдвинутые позже Г. Иннис и М. Маклюэном.
В конце 40-х, начале 50-х годов, Г. Блумер и Ч.Р. Миллс подвергают сомнению опросы общественного мнения и результаты исследований Колумбийской школы коммуникации (П. Лазарсфельд). В это же время, Дж. Батесон впервые дает определение коммуникативного поля в рамках прагматико-этологической традиции, акцентируя внимание на проблему искажения коммуникативной структуры интеракции.
В 1962-м г. Хью Дункан публикует свою работу «Коммуникация и социальный порядок», где призывает к новому прочтению произведений У. Джеймса, Дж. Дьюи, а также теории коммуникации Дж. Мида применительно к драматургической теории языка, искусства и «социального порядка». Основа построения драматургической модели коммуникации и значения была впервые сформулирована еще И. Гофманом в работе «Презентация себя другим в повседневной жизни» [1956].
Коммуникативно-информационный аспект и проблема влияния средств массовой информации наиболее содержательно были отражены в работах Г. Тучмана «Производство новостей: конструирование реальности» [1978] и Г. Ганса «Что такое новости» [1979]. Основное внимание в этих исследованиях было уделено рассмотрению интеракционистской теории новостей как социальной конструкции.
Своеобразная коммуникативная модель была предложена Дэвидом Ольтейдом и Робертом Сноу в книге «Медиа логика» [1979]. Следует отметить, что предложенная модель была отлична от идей М. Маклюэна и Г. Иннис. В соответствии с рефлективной природой символической коммуникации, они сделали акцент на изучении проблем медиа логики, медиа форматов и форм медиации (дефиниция, селекция, интерпретация и презентация), созданные специфическими коммуникативными технологиями. Исследования данной проблемы было продолжено многими учеными в 80-х и 90-х годах. Так, в работе Дж. В. Кэри «Коммуникация как культура» [1989] выдвигается положение о том, что многие формы массовой культуры, особенно телевидение и пресса, требуют изучения с точки зрения «идеальных матриц», таких как миф и идеология. Примерно в это же время появляются игровая модель Дж. Мейровитца, структурно-прагматическая теория организационных коммуникаций П. Манинга, анализ современных информационных технологий Д. Ольтейда.
Таким образом, из вышесказанного следует, что проблемы коммуникации, теория которой была предложена Дж. Мидом, затем развита Г. Блумером под названием «символический интеракционизм», являются одной из наиболее важных сфер исследований современных интеракционистов. Анализ таких форм коммуникаций как телевидение, пресса, кино во многих работах исследователей данного направления показывает актуальность этой проблемы в современном контексте.
Пытаясь анализировать коммуникативные аспекты в социальном измерении, интеракционисты рассматривают общество как нечто находящееся здесь и сейчас, в межличностных и медиативных интеракциях, которые связывают личности друг с другом.
Коммуникативное действие как способ рационализации социальной интеракции
После демонтажа Советского союза произошел глубокий кризис на всех уровнях политической и социальной сфер. Резкое противоречие, пользуясь терминологией Ю. Хабермаса, «жизненного мира» и «системы» привело к коренным изменениям социальной структуры. По Хабермасу, во взаимоотношениях «жизненного мира» и «системы» скрывается источник социальных изменений. Противоречивость же связей «системы» и «жизненного мира» приводит к кризисам, различным для каждого типа общества.
Важным здесь представляется то, что «теоретически обоснованная перспектива» в рамках «системы», неважно является ли эта перспектива идеологией, мифом или информацией, оказывает существенное влияние на модификацию культурных традиций, которые, по сути, воспроизведены жизненным миром. Как отмечает Хабермас, «жизненный мир...продолжает культурные традиции, интегрирует социальные группы путем выработки норм общественного поведения...» [2003: 310]. Поэтому несогласованность выше названных структур приводит к кризисным ситуациям в различных образованиях социального поля.
Социальная структура «жизненного мира», формирующаяся вокруг коммуникации и языка, как средства человеческого общения, становится источником «практического интереса», управляющего накоплением «практического знания». То есть, категория «жизненного мира» служит для концептуализации действия, сферы непосредственного взаимодействия, практического опыта. Субъективная сторона социума используется для демонстрации того, как социальная действительность производится и воспроизводится в ходе целенаправленной, интенциональной, сознательной деятельности субъектов. Однако социальная действительность имеет еще один не менее важный аспект, обозначаемый понятием «система». Различение понятий «система» и «жизненный мир» формально вводится Хабермасом для разделения сфер социального воспроизводства (материальной и символической), которые в свою очередь обозначают разные типы интеграции: системный и социальный, включенные в аналитически отличные контексты действия (стратегический и коммуникативный).
Система интегрирует разрозненные действия в соответствии с целями адаптации к внешнему миру, регулируя непреднамеренные последствия стратегического действия посредством рыночного и бюрократического механизмов, ограничивающих пределы свободного волеизъявления. Тогда как «жизненный мир» направлен на поддержание индивидуальной и социальной идентичности, организовывая действия вокруг принятых ценностей, устанавливая возможность согласия в критических ситуациях.
Граница между системой и жизненным миром является подвижной и проницаемой. Система возникает внутри жизненного мира как непреднамеренное последствие действия и остается связанной с ним в нормативном смысле. Скорее, и «система», и «жизненный мир» выступают как две логически и аналитически отличные функции действия, взаимопересекающиеся в социальной действительности; две перспективы рассмотрения социальных феноменов. Хабермас предпочитает вводить понятие «жизненного мира» как взаимодополнительное к понятию «коммуникативного действия», как такую среду, посредством которой символические структуры жизненного мира воспроизводят себя. Другими словами, «структура современного жизненного мира должна быть конкретным выражением коммуникативного потенциала разума» [Хабермас 2003: 325]. В тоже время, одним из элементов этого потенциала выступает и инструментальное действие, посредством чего жизненный мир развивает процесс обмена с внешним окружением. С точки зрения внешнего наблюдателя, объективирующего жизненный мир, этот «процесс материального обмена» может анализироваться как функциональные взаимосвязи и саморегулирующиеся системы» [Habermas 1982: 268]. Поэтому взаимоотношения «жизненного мира» и «системы» могут быть лучше всего представлены как диалектический процесс, в котором жизненный мир, являясь источником движения и противоречий, частично отчуждает себя во внешний мир, оказываясь зависимым от социальных структур и вынужденным подчиняться и приспосабливаться к ним. Однако он может и противостоять «репрессированию» и «колонизации» со стороны «системы»; он способен оказывать ей противодействие, обостряющее противоречия социальной жизни и приводящее к изменениям социальной действительности. Диалектика взаимоотношений «системы» и «жизненного мира», согласно Хабермасу, кардинально отличается от описания их взаимоотношений, предлагаемых как системным подходом в социологии (от Т.Парсонса до Н.Лумана), так и герменевтической философией. Собственно, обе вышеуказанные теоретические традиции, как отмечают некоторые отечественные ученые, являются лишь различными перспективами рассмотрения, вытекающими из различения «системы» и «жизненного мира». Первая описывает социальную действительность с точки зрения «внешнего наблюдателя», концептуализирующего социальное поведение в понятиях «непреднамеренных последствий» и вынужденного апологизировать адаптационный аспект взаимоотношений «системы» и «жизненного мира». Вторая исходит от «агента» социального действия, вовлеченного в коммуникативную систему общепринятых значений и норм, и поэтому наделяет субъекта действия имманентным стремлением к достижению консенсуса [Громов и др. 1997:464].
Итак, взаимоотношения «системы» и «жизненного мира» не являются не проблематичными. Противоречивость двух вышеуказанных структур приводит к различным кризисным ситуациям. В соответствии с таким представлением, Хабермасом выделяются три основные формы кризиса, присущие исключительно капиталистическому обществу. Для раннего капитализма основной движущей силой, порождающей изменения на обоих уровнях, выступал экономический кризис, находивший свое внешнее выражение в борьбе труда и капитала. Развитие общества определило смещение акцентов с экономической на другие сферы системы. Ответом на экономический кризис стал рост государственного вмешательства в экономику, рост государственной «интервенции» в попытках урегулировать экономический кризис и его последствия. И чем успешнее были эти попытки, тем больше возрастала сила государства. Разумеется, экономический кризис не преодолен, но в постиндустриальных странах он не является уже столь острым.
Рост государственного регулирования привел к «кризису рациональности». Это кризис системного уровня, возникающий вследствие постоянного расширения государственных полномочий, перекладывания на государство негосударственных функций, приводящий к инфляции и финансовому кризису. Причина его коренится в неспособности государства примирить различные, в том числе конфликтные, интересы частного капитала, иррациональность которого, называемая обычно «анархией рынка», не способствует созданию организованного общества. На уровне социальной интеграции этот кризис проявляется как «кризис легитимации»; если государство неспособно предложить стратегию примирения конфликтных интересов, которыми оно пытается управлять, то оно теряет легитимность в глазах населения и оправданность его существования становится весьма проблематичной для более или менее широких слоев.
Конструирование и реконструирование реальности
Проблема конструирования и реконструирования реальности, на наш взгляд, имеет огромное значение в определении роли и функции современных средств массовой информации. По мнению некоторых исследователей, подлинная задача СМИ заключается в том, чтобы описывать такую картину реальности, благодаря которой у людей появляется возможность принимать сознательные решения. И чем лучше пресса справляется с этой ролью, тем больше ее собственное влияние [Засурский 1999: 39-40]. Хотя, следует признать, что существуют точки зрения, негативно оценивающие роль СМИ в формировании картины реальности и ее воздействия на жизнь современного общества. Так, по мнению знаменитого итальянского кинорежиссера Федерико Феллини, «с помощью гипнотической внушающей силы зрелища, которое и днем и ночью без всякого перерыва приходит к людям в дом, телевидение разрушило...отношение индивида к действительности. Вся жизнь: природа, наши друзья, литература, женщины - все постепенно угасает под воздействием этого маленького экрана, который становится все большим и проникает всюду. Он проглотил все: реальность, нас самих и наше отношение к действительности» [Frankfurter Neue Presse. 11.11.1987].
Теория, связанная с пониманием реальности наиболее содержательно представлена в работе П. Бергера и Т. Лукмана «Социальное конструирование реальности». Цель данного исследования заключается в том, чтобы понять реальность повседневной жизни. По их мнению, повседневная жизнь представляет собой реальность, которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного мира. Рядовые члены общества в их субъективно осмысленном поведении не только считают мир повседневной жизни само собой разумеющейся реальностью. Это мир, создающийся в их мыслях и действиях, который переживается ими в качестве реального [1995: 38].
Анализируя субъективное восприятие повседневной жизни, ученые приходят к выводу, что различные объекты представляются сознанию как составляющие элементы разных сфер реальности. Люди, с которыми индивид сталкивается в повседневной жизни, имеют отношение к реальности и сильно отличаются от бесплотных образов сновидений. Две системы объектов вызывают в сознании различное напряжение, и внимание к ним - вовсе не одинаково. Это значит, что сознание индивида способно перемещаться в различных сферах реальности. Иначе говоря, он осознает мир, состоящий из множества реальностей. Перемещение из одной реальности в другую воспринимается как своего рода шок, который вызван переключением внимания в связи с этим переходом. Это можно сравнить с состоянием, которое человек испытывает, просыпаясь.
Однако, среди множества реальностей, по мнению Бергера и Лукмана, существует одна, представляющая собой «реальность par excelence". Это -реальность повседневной жизни, «привилегированное положение» которой дает ей право называться «высшей реальностью».
Реальность повседневной жизни, как считают исследователи, представляет собой упорядоченную реальность. Ее феномены уже систематизированы в образцах, которые кажутся независимыми от понимания индивида. Реальность повседневной жизни оказывается уже объективированной, то есть, конституирована порядком объектов, которые были обозначены как объекты до появления индивида на сцене. Язык, используемый в повседневной жизни, постоянно предоставляет необходимые объективации и устанавливает порядок, в рамках которого приобретают смысл и значение эти объективации, и сама повседневная жизнь [ibid., 40-41].
По сравнению с реальностью повседневной жизни, по мнению Бергера и Лукмана, другие реальности оказываются «конечными областями значений, анклавами в рамках высшей реальности, отмеченными характерными значениями и способами восприятия». Повседневная реальность окружает их со всех сторон, и сознание всегда возвращается в высшей реальности как из экскурсии. Это можно сравнить с «переключением» с мира повседневной жизни на мир игры, как играющих детей, так и взрослых. Наиболее подходящий пример такой игры - театр. Переход из одной реальности в другую отмечен тем, что поднимается и опускается занавес. Когда занавес поднимается, зритель «переносится» в другой мир со своими собственными значениями и устройством, не имеющим ничего или, напротив, много общего с устройством повседневной жизни. Когда занавес опускается, зритель «возвращается к реальности», то есть, к высшей реальности повседневной жизни, по сравнению с которой, реальность, представленная на сцене, теперь кажется незначительной и эфемерной, сколь бы живым ни было представление несколько минут назад.
Все конечные области значений характеризуются переключением на них внимания с реальности повседневной жизни. Происходит радикальное изменение напряженности сознания. Однако при всем этом, по мнению исследователей, реальность повседневной жизни сохраняет свой «верховный статус». Во всяком случае, в этом убеждает нас язык, поскольку он укоренен в повседневной жизни и сохраняет с ней связь, даже если пользоваться языком для интерпретации опыта в конечных областях значений. Поэтому индивид обычно «искажает» реальность последних, как только начинает пользоваться языком для их интерпретации, то есть он «переводит» неповседневный опыт в высшую реальность повседневной жизни. Итак, одной из важнейших проблем для индивидов оказывается то, как интерпретировать сосуществование этой реальности с другими, вкрапленными в нее реальностями [ibid., 47-48].
Таким образом, понятие реальности, представленное в работе П. Бергера и Т. Лукмана, рассматривается ими как субъективное восприятие повседневной жизни. Это - исходный пункт теории социального конструирования реальности. Поскольку анализируемый нами вопрос сфокусирован на проблему реальности, представленной средствами массовой информации (медиа реальность) и ее восприятия индивидами, рассмотрим ее с точки зрения конструирования и реконструирования, которые представляют собой два основных типа отношения к реальности и ее изучения. С этой точки зрения, нам представляется разумной классификация предложенная М. Шапиро и Д. МакД онал ьтом.
Наиболее существенным для первого типа исследования является то, как люди используют информацию, представленной масс-медиа, чтобы произвести реконструкцию того, на что похож реальный мир. Индивид «строит» реальность, которая основана на «частицах информационной памяти» (memories of information), собранных из различных источников. Поскольку опыт индивида, в этом смысле, является обобщающим элементом медиа презентаций, различные суждения о реальности становятся и когнитивными, и эмоциональными. Большинство работ в этой сфере посвящены проблеме, связанной с телевидением, которая часто рассматривалась в рамках категории конструирования социальной реальности. Этот тип исследования реальности Шапиро и МакДональт относят к реконструкции.
Определение социально-политических проблем средствами массовой информации
Существуют ли на самом деле те проблемы и связанные с ними события, о реальности которых нам так часто говорят многие общественные деятели и политики в средствах массовой информации? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо исходить из того, что реальность различных социальных проблем, представленных в средствах массовой информации, является делом их определения или конструирования. По нашему мнению, вопрос об определении социальных проблем средствами массовой информации важен еще и потому, что это связано с аспектом восприятия проблем, поставленных на повестку дня, широкими слоями населения и интерпретации тех или иных событий.
Средства массовой информации играют решающую роль в формировании того образа реальности, на который реагируют люди: массовая коммуникация обеспечивает видимость потенциальных проблем и играет важную роль в признании проблемы легитимной в качестве общественно значимого вопроса или ее дискредитации как нелегитимной.
Многие из тех условий и видов поведения, которые в настоящее время рассматриваются как социальные проблемы, не всегда считались проблематичными. «Определяя ситуации, общественность реагирует не на реальность, а на свое восприятие реальности» [Хеншель 2000:63].
Реальность социальных проблем зависит от того, чем их считают. Именно на этом основан конструкционистскии подход, суть которого состоит в следующем: социальные проблемы - это то, что люди считают социальными проблемами. Представление о том, что социальные проблемы это вид условия, заменяется пониманием проблем как вида деятельности [Спектор, Китсьюз 2000:13].
Исходя из этого, можно предположить, что конструирование тех или иных политических событий средствами массовой информации происходит на основе реконструированных суждений политиков об их собственной деятельности. Социальная проблема, таким образом, это деятельность тех, кто утверждает, что условие существует, и определяет его как проблему. Возникновение реальности социальной проблемы зависит от организации деятельности по выдвижению требований искоренения, улучшения или какого-либо другого изменения некоторого условия. Определение условий как социальных проблем конструируются индивидами, которые пытаются привлечь внимание средств массовой информации к ситуациям, находимым ими невыносимыми, и которые стараются мобилизовать существующие институты для того, чтобы сделать что-нибудь в отношении этих ситуаций. Требование одной стороны от другой, чтобы что-то было сделано в отношении некоторого предполагаемого условия включает интерактивное отношение к проблеме, под которым мы понимаем активную форму кооперации индивидов со средствами массовой информации. Это отношение заключается в следующем: написанием писем в редакцию, публикации заявлений в газетах, выступления по телевидению с публичными разоблачениями. Те, для кого определение социальных проблем является профессиональным или интеллектуальным занятием, выполняют эту роль главным образом через СМИ. Доступ к основным каналам информации — несомненный успех в продвижении своих определений и версий проблем. Проинформировать аудиторию является вместе с тем попытки убедить ее о существовании социальной проблемы и необходимости изменить ситуацию.
На наш взгляд, определенные методологические аналогии можно найти и у сторонников процедурного подхода в политической науке [O Donnel and Schmitter, 1986; Linz, 1990; Di Palma, 1990; Przeworski, 1991; Schmitter with Karl, 1994; Karl and Schmitter, 1994]. По их мнению, действия политических акторов, инициирующих и осуществляющих демократический транзит, не определены их «объективным» положением в общественной структуре. Напротив, их «субъективный» выбор сам творит новые политические возможности в мобилизации масс, где СМИ играют одну из ключевых ролей.
Вместе с тем, любое определение реальности социальных проблем отнюдь не является нейтральным описанием некоторых условий, а сама по себе неразрывно связана с лингвистическими, интерактивными и политическими линиями действия. Сконструированная реальность тех или иных проблем СМИ, если она хорошо выполнена, вызывает реакцию со стороны официальных властей. Признание легитимности группы, требующей обратить внимание на проблему, некоторой официальной организацией или институтом, может привести к действию многих механизмов официальных органов власти.
Однако подобное признание предполагает наличие пакта или возможности достижения компромисса не только между СМИ и этими группами, но и основными политическими игроками. Именно из-за отсутствия такого пакта, а также демократических правил игры в постсоциалистической России весьма значительный политический сегмент общества оказался искусственно выключенным из демократического процесса.
Тем не менее, отсутствие формального пакта никак не помешало вторым и третьим эшелонам советской номенклатуры успешно встроиться в новую властно-собственническую систему. Возникшие правящие группировки, владея всеми основными СМИ, определили свои интересы, зоны их пересечения и договорились о «правилах игры» — причем, за счет подавляющей массы населения. В результате возникший de facto и пусть даже ограниченный пакт между наиболее влиятельными в сегодняшней России элитными группами лишь углубляет разрыв между властью и обществом, оставляет само общество за бортом реальной политики [Мельвиль 1999: 63].
Между тем, следует отметить, что при формировании общественного мнения роль ключевых элит и средств массовой информации в распространении идей и «фактов», касающихся той или иной социальной проблемы, часто является решающей. Как отмечает Б.В. Марков, «власть, переместившаяся на экраны ТВ, уже не ждет ответов на вопросы или опросы, которые время от времени проводятся с помощью масс-медиа, ибо она превращает любые ответы в свою поддержку. Благодаря телевидению любые действия людей, например акции протеста, на деле приводят к укреплению власти» [Марков 2001: 456]. Действительно, односторонний поток информации ограничивает возможности реципиентов влиять на важные политические решения. А поскольку в отношении информации общественность полагается на СМИ, значение проблемы может быть истолковано весьма неверно. Рассмотрим в качестве примера одно уголовное преступление, совершенное в Вашингтоне в октябре 2002 года, которое посеяло панику не только среди жителей города, но и также среди населения всей страны.
Эта типичная ситуация, когда средства массовой информации конструируют схему преступления и «факты», которые оказывают воздействие на общество, находящееся в стрессовом состоянии и напряжении. Преступника никто не видел, но по СМИ можно узнать различные комментарии экспертов, а также то, что «каждый уик-энд убийца устраивает «выходные»: по субботам и воскресеньям преступления не совершаются». «Почти в каждом случае с места преступления отъезжал белый автофургон, на кузове которого имеется черная надпись». Но ни ее содержания, ни, тем более, номерной знак в сообщениях не давались.
