Политический ислам в Северной Африке, 1970 - 1999 гг. Бабкин Сергей Эдуардович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Социально-политическая обстановка в странах Северной Африки в 70-х - 90-х годах .

1. Особенности социально-политического развития региона Северной Африки в последней четверти XX века .

2.Причины, обусловившие возникновение и развитие движений политического ислама.

Глава 2. Исламистские организации, действующие в Северной Африке .

1. Египет /"Аль-Джихад", "Аль-Гамаа аль-Исламия", "Братья-мусульмане"/.

2.Алжир /Исламский фронт спасения, "Ан-Нахда", ХАМАС/. 136

3. Марокко, Мавритания, Тунис, Ливия. 241

4.Судан как центр международного исламизма. 312

Глава 3. Политический ислам в Северной Африке и исламистские институты вне региона .

Глава 4. Государство и политический ислам в странах Северной Африки .

Заключение 393

Библиография 405

Список опубликованных статей и работ по теме диссертации и смежной тематике.

• Особенности социально-политического развития региона Северной Африки в последней четверти XX века
• Египет /"Аль-Джихад", "Аль-Гамаа аль-Исламия", "Братья-мусульмане"/.
• Политический ислам в Северной Африке и исламистские институты вне региона
• Государство и политический ислам в странах Северной Африки

Введение к работе

В настоящее время жизнь все острее ставит вопрос о том, какое влияние оказывал, оказывает и будет оказывать исламистский фактор на развитие мусульманских обществ, а также их соседей. Это влияние становится все более заметным как в России, так и в мусульманских республиках СНГ. Изучение условий возникновения и развития исламистских движений в Северной Африке может способствовать пониманию сложных процессов, происходящих в настоящее время в мусульманском мире. При этом представляется важным оценить соотношение и взаимосвязь политики "исламизации сверху", проводимой правящими режимами с целью укрепления основ своей власти, и "исламизации снизу", насаждаемой оппозиционными исламистскими движениями.

Предметом данного диссертационного исследования является процесс зарождения и развития движений политического ислама /исламизма/ в их современном виде в странах Северной Африки на фоне аналогичных явлений в арабском мире в период, охватывающий 70-е - 90-е годы XX века, а также исламистские движения обширного региона Северной Африки - движения, которые рассматривают участие в политической борьбе под знаменами ислама как необходимый элемент для достижения тех либо других политических целей. Автор видит стоящие перед собой задачи в том, чтобы раскрыть причины, обусловившие появление и быстрый подъем исламистских движений в государствах региона, представить их цели, организационную структуру, занимаемое в североафриканских обществах место, показать связи исламистов региона с соответствующими международными структурами, раскрыть проблемы взаимоотношений официального ислама и исламизма в странах Северной Африки, выявить формы и методы борьбы правящих режимов с влиянием политического ислама, дать анализ идеологических воззрений исламистов, а также представить прогноз развития движений политического ислама.

Определение североафриканского региона в составе Мавритании, Марокко, Алжира, Туниса, Ливии, Египта и Судана связано с тем, что эта выборка имеет все обязательные атрибуты геополитического пространства. Он состоит из сопредельных государств, имеющих близкие этнодемографические, историко-культурные и природно-ресурсные особенности. Автор предпочел отказаться от использования термина "арабские страны Африки", поскольку ряд государств региона является таковыми весьма условно из-за наличия в них значительных по численности неарабских общин.

Историография темы исследования. По гносеологическому принципу зарубежных исследователей проблем ислама можно разделить на три категории по их отношению к проблемам исламизма. К первой относятся апологеты идей политического ислама, проникшиеся этой идеологией.

Это, как правило, выходцы из арабо-мусульманских стран. Ко второй следует отнести как западных авторов, так и выходцев из мусульманских стран, пытающихся разобраться в проблемах политического ислама в его историческом и современном контекстах. К третьей группе можно отнести опять-таки как западных, так и сравнительно немногочисленных авторов из мусульманских стран, проникшихся светской идеологией и напрочь отвергающих не только исламизм, но и зачастую "чистый" ислам.

С философской точки зрения исследователей проблем исламизма по большому счету можно разделить на материалистов и идеалистов, или, по тому, что они видят в качестве основной причины появления движений политического ислама -"экономистов" и "культурологов". Как правило, к первой группе относятся исследователи - выходцы из низших и средних слоев общества, ко второй -идеологи правящих режимов, пытающиеся скрыть конфликтный, классовый характер современных мусульманских обществ.

К "экономистам", кстати, примыкают и некоторые лидеры отдельных исламистских группировок умеренного толка. Так, руководитель алжирского движения ХАМАС М.Нахнах считает, что религиозный экстремизм вызван "психологическими и социально-экономическими причинами" /190, 19.01.96/.

С подобной точкой зрения во многом совпадает устоявшееся на Западе разделение исследователей проблем исламизма. Западные исследователи проблем политического ислама следуют двум основным методологическим подходам к изучению вопросов, связанных с причинами возникновения исламистских движений и их характером. Один из них можно определить как социально-исторический или материалистический. Его выразители рассматривают исламизм как движение социально-политического протеста, возникшее в ответ на острейший социально-экономический кризис, ставший в 80-90-е годы неотъемлемой чертой большинства стран региона. Второй подход - культурно-исторический. Его сторонники не отрицая роли социальных, экономических и политических факторов пытаются объяснить причины подъема исламистских движений внутренней спецификой самого ислама, вынося на первое место духовную сторону проблемы.

Среди сторонников социально-исторического подхода широкое распространение получила концепция дуалистического общества, в котором сосуществуют два различных уровня социальных структур и ценностей. Между двумя комплексами складывается сложная система взаимоотношений, варьирующихся от конфликтных до партнерских с постоянным изменением баланса сил между ними /86, р.6/.

Современных исламоведов можно разделить на две большие группы по их отношению к вопросу о будущем политического ислама. Согласно представителям первой из них, исламизм явился как новая глобальная угроза, пришедшая на смену коммунизму. Сторонники второго направления считают, что политический

ислам со временем растворится, как это случилось с арабским национализмом. Впрочем, как первые, так и вторые признают, что исламисты, не имея каких-либо реальных программ решения проблем современных обществ, за исключением голых лозунгов, тем не менее могут создать немало проблем как для существующих в регионе режимов, так и для их соседей.

Ряд исследователей видит источник конфликтности политического ислама в его антизападной направленности. Другая большая группа специалистов -Ф.Бурга, Б.Льюис, С.Хантингтон - в своих работах пытаются представить цивилизационное объяснение феномена исламизма. На Западе весьма редки сторонники третьего взгляда на суть проблемы - а именно, что исламизм в его наиболее радикальной форме во многом явился порождением деяний США и их союзников. Так, Р.Лабевьер прямо пишет об "органической связи" между основными исламистскими движениями и саудовской финансовой державой, а также об отношениях между исламистами и американскими спецслужбами /92/. Он утверждает, что британские спецслужбы были в курсе подготовки теракта в Луксоре 17 ноября 1997 года, унесшего жизни 62 человек. Они сообщили имевшуюся у них информацию политическому руководству страны, но последнее ничего не сделало для предотвращения бойни. Р.Лабевьер показывает, что к теракту в одном из весьма популярных среди иностранных туристов городе-памятнике в Верхнем Египте был причастен небезызвестный Усама бен Ладен. По его данным, решение на осуществление теракта было принято в ходе состоявшегося 10 октября 1997 года в Лондоне совещания британского филиала "Аль-Каиды" - международной исламистской структуры, во главе которой стоит бывший саудовский подданный. В нем принял участие сам У.бен Ладен, имеющий суданский дипломатический паспорт, ливанское удостоверение личности и паспорт одной из европейских стран. Целью теракта было содействовать сплочению египетских исламистских структур "Гамаа аль-Исламия" и "Аль-Джихад" вокруг боевой организации "Талаа аль-Фатах" /"Авангард победы"/. В ходе передачи директивы на исполнение теракта из Лондона в Каир она была перехвачена британскими спецслужбами, которые тут же доложили о подготовке покушения политическому руководству страны. Однако никаких мер не было принято.

Швейцарский журналист напоминает, что США пошли по "следу Бен Ладена" несколько позднее - после того, как были совершены теракты против американских диппредставительств в Кении и Танзании.

Р.Лабевьер прямо указывает на тех, кто несет ответственность за гибель десятков тысяч людей в Алжире, кто оказывал убийцам финансовую помощь, снабжал их оружием, поддерживал в средствах массовой информации. Их список велик. В нем - и автор подтверждает свои обвинения фактами - фигурируют Саудовская Аравия, Судан и лидер "Зеленого Интернационала" Хасан ат-Тураби, афганское движение "Талибан", У.бен Ладен, спецслужбы Пакистана, ЦРУ,

Пентагон, различные американские "исследовательские" агентства типа "Рэнд корпорейшн", западные "демократы", определяющие степень демократичности других мерой их соответствия американским экономическим интересам, ставшая центром "отмывания" грязных денег Швейцария, действующие в Европе сотни "благотворительных" организаций и банков, контролируемых международными и национальными исламистскими структурами. Он же указывает на человека, \ сыгравшего роль идеолога использования исламистов в геополитических интересах Соединенных Штатов - Збигнева Бжезинского, а также объясняет причины, якобы вынудившие США в недавнем прошлом изменить на 180 градусов свое отношение к исламистам.

Примечательно, что значительную долю ответственности за финансирование экстремистских группировок Лабевьер возлагает на соответствующие структуры ОИК. Так, по его данным, Исламский банк развития /ИБР/ резко увеличил объемы кредитов Пакистану после того, как Исламабад осуществил испытания ядерного оружия, а США формально ввели санкции против него. Особое внимание он уделяет частному исламскому банку "Дар эль-маль эль-ислами", увеличившему свой капитал с 852 млн долларов в начале 80-х годов до 3,5 млрд в 1999г.

По мнению Лабевьера /и с ним трудно не согласиться/ США, Саудовская і Аравия и Пакистан находятся у истоков, или по меньшей мере несут ответственность за развязывание всех без исключения конфликтов последнего десятилетия с участием исламистов. Эти конфликты, связываемые Лабевьером с принятой в США концепцией войн "низкой интенсивности", по его мнению, стали следствием "возвращения ЦРУ во внешнюю политику США".

Весьма своеобразна по Лабевьеру версия причин американской бомбардировки фармацевтического завода в Судане, представленная Вашингтоном как ответ на теракты против его посольств в Кении и Танзании. Этот удар, считает он, был сигналом суданскому руководству, а именно - Х.ат-Тураби. Владелец завода саудовец суданского происхождения Салахэддин Ахмад Идрис родственно связан как с королевской саудовской семьей, так и с У.бен Ладеном. В Судане он близок к более радикальной группировке, чем та, которую возглавляет Х.ат-Тураби. Радикалов возглавляет близкий к У.бен Ладену Салахэддин ат-Табани. Он представлял интересы "Аль-Каиды" в Судане и координировал действия суданских спецслужб в ходе попытки покушения на Х.Мубарака в Эфиопии. В отличие от Х.ат-Тураби, положительно смотревшего на переговоры между Хартумом и южносуданскими повстанцами, а также на возможное сотрудничество с американцами в вопросах безопасности, радикалы были категорически против этого. Возможно, именно здесь и скрыт истинный смысл "дворцового" переворота, осуществленного О.аль-Баширом в конце 1999 года и выразившего в удалении от власти Х.ат-Тураби.

Традиционными для исламского мира были два пути развития

общественно-политической мысли: первое было связано с тем, что теологическо-философские исследования и направления обычно возникали как реакция на политические ситуации или проблемы; второе - со ставшим традицией в арабо-мусульманском мире "свободным философствованием". Представители первого обратились к анализу и критике исламистских воззрений тогда, когда движение политического ислама уже имело развитую систему идеологических построений.

В то же время по мнению бывшего президента Алжира А.бен Беллы, "интегризм пытается ответить на нынешний кризис, но на свой манер". Он считал, что тезис о том, что исламский интегризм появился как реакция на возрастающую бедность масс, верен только отчасти. Указывая на причины популярности ИФС, он отмечал, что Фронт пытался исправить социальные проблемы, насаждая элементы взаимопомощи и солидарности в беднейших кварталах, оказывая помощь наименее обеспеченным. "Активисты ИФС живут среди самых бедных алжирцев", отмечал он, указывая на этот факт как на одну из причин как популярности, так и очевидной непобедимости ИФС /190, 08.05.95/.

К А.бен Белле близок по взглядам марокканский политолог Рашид бен Рошд, считающий, что появление идеологии исламизма является логическим следствием внутреннего развития самого ислама, выразившегося в стремлении отдельных носителей этой религии совершенствовать ее, т.е.приспособить к изменениям окружающей действительности. Он видит четыре направления, по которым возникали и возникают у исламистских идеологов возможности для продвижения своих идей: определение понятий законности и незаконности правителей; определение рамок "таухид" как свода всего того, чему поклоняется верующий; определение норм благочестивого поведения верующих; определение норм поведения сообщества мусульман в целом /66а, с.19-20/.

Как утверждает лидер тунисской "Ан-Нахды" Р.Ганнуши, исламистское движение ведет свое начало с краха Халифата в 1924г., когда "мусульмане I были поражены их собственной слабостью" /13/. В плане причинном с ним солидаризируется известный специалист по исламу Роберт Симон. Правда, в отличие от Ганнуши, ведущего отсчет движений политического ислама с момента распада Халифата, Симон ведет его с поражения арабов в "Шестидневной войне" 1967г. /153, 22.02.96/. По его мнению, после сокрушительного поражения арабы начали думать: либо ислам хуже других идеологий, либо верующие сбились с истинного пути. Первое исключалось, следовательно, надо было вернуться на этот путь.

По мнению короля Марокко Хасана П, отсутствие многопартийности в 80-е годы в Алжире и Тунисе стало причиной появления в этих странах движений исламистов, которые являются "скорее политическими, чем религиозными". "Я считаю, что жизнь в условиях однопартийного режима породила этот феномен",

- утверждал он в интервью французскому телевизионному каналу "Антенн-2". Но в Марокко, где с 1962г.формально существует многопартийная система, исламисты тем не менее также появились. Следовательно, либо можно поставить под сомнение справедливость представленного утверждения, либо еще раз пристально посмотреть на характер марокканской многопартийности и согласиться с теми, кто утверждает об ее несоответствии европейскому пониманию этого термина.

Французский специалист по исламу Жак Верк, давая характеристику исламизму, солидарен с определением этого явления, представленным во введении данной работы. По его мнению, исламизм - это "простая фаза использования религии в политических целях" /211, 09.05.93/. Он утверждает, что политический ислам - явление недолговечное. "Можно предсказать, -говорит он, - что эти движения в течение довольно краткого периода времени придут к упадку". Обосновывая такую точку зрения, он утверждает, что максимум, на что способны исламисты, это - одержать моментальную политическую победу, а на созидание они не способны. Исходя из этих воззрений, исламистские движения уже должны были "сами собой" умирать. Но это явление в реальности оказалось намного сложнее и говорить о его закате в условиях, когда в большинстве стран, пораженных этим явлением, основной заботой правящих олигархий является то, как удержаться у власти, явно не приходится.

В то же время некоторые западные идеологи /Фукуяма/, считающие современный капитализм вершиной развития человечества, утверждают, что исламизм - это одна из версий ислама, возникшая в результате неспособности мусульманских обществ вписаться в современные процессы модернизации /83/.

Трудно согласиться с теми из западных востоковедов, кто считает, что основные цели исламистов в каждой отдельно взятой стране не выходят за ее рамки /Хантингтон, Халлидей/. В качестве примера они приводят иранскую "культурную революцию", которая была направлена против иностранного засилья в литературе и искусстве /124, 06.02.97/, однако забывают при этом теорию и практику экспорта иранской революции. Само по себе существование международных исламистских структур, способствующих перекачке боевиков и средств на "горячие" направления, опровергает эту точку зрения.

С начала 90-х годов в Марокко на одно время стало правилом хорошего тона со стороны официальных властей отрицать само существование проблемы исламизма в стране под предлогом того, что для него, якобы, нет никаких условий. Одна из версий^официальной пропаганды - в Марокко отсутствует религиозный экстремизм уев язи с наличием там "уже в течение длительного времени" движения салафистов. Действительно, необходимо признать определенную сдерживающую роль этого движения, но она не была заметной в

условиях, сложившихся в Марокко в 80-90-е годы, когда на первый план вышли прежде всего экономические причины, давшие толчок исламистским движениям. Нельзя не согласиться с известным марокканским специалистом в области ислама Мухаммедом Абейдом аль-Джабри, утверждающим, что нет смысла говорить о столкновении Запада и исламского мира, правомочно вести речь лишь об интересах западных стран в обширном регионе Юга /124, 23.01.97/. Он считает, что после крушения коммунизма врагом номер 1 Запада был объявлен исламизм лишь потому, что только он по-настоящему способен, пусть и по-своему, мобилизовать людей на защиту своих прав, зачастую ставя тем самым под угрозу интересы западного мира.

Как считает известный западный политолог Оливер Рой, "международный исламизм" находится в настоящее время в "свободном полете" и не зависит, как ранее, от США, Саудовской Аравии и Пакистана /168, 23.12.99/. В отличие от фундаментализма, поднятого Соединенными Штатами для борьбы с Советским Союзом в Афганистане, ныне речь идет о "неофундаментализме", подъем которого приходится на начало 90-х годов. Без поддержки своих прежних покровителей, оставшись без главного врага в лице СССР, неофундаментализм выдвинул для себя новые цели. Главной из них стала борьба "истинных мусульман против атеистов, евреев и христиан". Подобный приоритет сразу перевел действия международных исламистских структур из сферы политической в сферу культурологическую. В этой связи существует мнение, что хотя эти группы наносят тяжелые удары, сопряженные с многочисленными жертвами, их акции никоим образом не влияют на иностранную политику западных держав, а совершенные во второй половине 90-х годов громкие теракты являли собой "эмоциональный терроризм, к которому прибегали группы оторванных от своих корней маргиналов, порвавших связи с основными исламистскими движениями. Авторы этой идеи не захотели увидеть, что нанося показательные удары по интересам США, международные исламистские структуры одновременно в ряде случаев по сути дела играли на одну руку с американцами.

Как уже упоминалось, ряд зарубежных исследователей проблем исламизма пытается перенести первопричину появления исламизма из сферы экономики в сферу духовную. Так, одной из причин, вызвавшей появление движений политического ислама в их современном виде, марокканский монарх считает игнорирование неких "духовных ценностей" в связи с взращенными во Франции идеями светского общества. "Причина их /исламистов/ подъема связана с тем, что стали игнорировать духовные ценности с тех пор, как идея светского общества, рожденная во Франции, появилась в Европе. Она заставила сомневаться в ряде ценностей, которые являются вечными. Эти сомнения привели к распущенности. Последняя же вызвала появление интегризма. Определенные проявления прогресса приняли формы несоразмерные и провоцирующие" /200, 03.09.93/. Здесь опять отчетливо просматривается

попытка уйти от главного - экономических проблем, ставших основной причиной появления исламистов, и перенести акцент на культурологическую сторону проблемы.

Марокканскому монарху вторит английский исследователь Роджер Харди. Он, в частности, утверждает, что экономические причины имели вторичное значение среди тех, которые вызвали появление исламизма. Первичная причина - это то, что, по его мнению, политический ислам по своей форме и содержанию соответствует религиозному пробуждению в его разнообразных формах /132, 1996/. Эту точку зрения легко оспорить, аргументируя противоположное довольно кратко: имеется немало примеров того, что там, где налицо больше успехов в социально-экономической политике, там меньше исламистов /пример -Тунис/.

Тем не менее в ряде выступлений Хасана П признается, что нынешний взрыв исламизма в ряде арабских стран имеет под собой не столько религиозные, сколько политические и экономические корни /195, 12.02.94/.

Существует немало крайних точек зрения и с другого фланга. По мнению американской исследовательницы Джудит Миллер, "после падения коммунизма не существует большей опасности, чем мусульманский фундаментализм" /209, 1996/. Это суждение представляется чересчур крайним, если оно касается чисто фундаментализма, существующего в каждой религии, и близким к реальности, если под понятием фундаментализм автор имеет ввиду политический ислам.

Если характер основных течений идеологии национально-освободительных движений на заре их формирования определялся взаимодействием двух факторов - национального и классового, то политический ислам при всей его определенной антиимпериалистической направленности определялся религиозным и социальным факторами при преобладании первого. Впрочем, по версии некоторых западных исследователей, исламизм - это выражение протеста неимущими массами против того или иного общества /148, 01.95/.

Как считают некоторые арабские аналитики, исламизм имеет две стратегии развития. Во-первых, это реисламизация сверху. Этот путь заключается в первоочередном завоевании власти с последующим насаждением исламского государства. Во-вторых - реисламизация снизу, когда сначала с помощью религиозной пропаганды создается соответствующее религиозной морали общество, которое затем приводит к власти своих представителей. Так, в частности, думают египетские "Братья-мусульмане". Как представляется, несмотря на внешнее отличие, эти две стратегии по многим позициям совпадают, и более того, в реальной жизни применяются параллельно.

Другую, впрочем, по основным положениям аналогичную трактовку, дает американский эксперт по исламскому экстремизму Дж.Миллер. По ее мнению, если революция, свергнувшая бывшего союзника Запада шаха Ирана была

проявлением "исламизации сверху", нынешние события в ближневосточных странах - это результат "исламизации снизу", выразившейся в давлении со стороны привлекательных для масс глубоко укоренившихся движений /193/.

Теоретические изыскания адептов политического ислама предстают сегодня как попытка смоделировать такую общественную систему, которая в условиях мусульманских стран в наибольшей степени защищала бы интересы мелких собственников. Исламизм как теория отражает диалектическое взаимодействие радикальной и консервативной сторон социальной психологии мелкобуржуазных слоев в современных мусульманских странах. Он стал логическим продолжением религиозных концепций "третьего пути", которые до конца 70-х годов выступали большей частью в форме "религиозного социализма", а на рубеже 70-х - 80-х годов - в форме "возрождения и обновления веры".

По мнению ведущего египетского специалиста в области политологии Мухаммеда Сид-Ахмеда, интегризм в нынешнем постбиполярном мире не является чем то эфемерным, случайным или региональным, а представляет собой закономерное явление, один из основных элементов современного мира /123, 27.11.96/. Религия в этом случае трансформируется в идеологию и заполняет определенную брешь, образовавшуюся в результате краха светских идеологий.

В отличие от большинства специалистов в области политического ислама, предсказывающих ему дальнейшее быстрое распространение, иной точки зрения придерживается французский исследователь Жиль Кепель. Свою убежденность в неминуемом закате исламизма он выводит из постулата о временности интересов групп, образовавших исламистские движения. По большому счету он различает три таких группы /17 4, 20.04.98/. Это, во-первых, молодежь бедных окраинных кварталов городов, послужившая пушечным мясом для исламистских движений. Во-вторых - мелкая буржуазия, стремящаяся получить доступ к власти. Именно она обладает необходимыми средствами для финансирования исламистских движений. И в-третьих, часть интеллигенции /инженеры, врачи, юристы, учителя/, давшая исламистам их идеологов. Ж.Кепель предсказывает неминуемость расхождения интересов этих трех групп, что может проявиться как в результате внутренних противоречий, так и стать следствием подкупа властями второй и части третьей групп. Другой его прогноз касается возникновения уже в ближайшем будущем образчиков так называемых мусульманских демократий, в которых будут объединены отдельные идеи исламизма и интересы правящих элит.

Возможно, в случае Алжира мы уже имеем первый пример подобного симбиоза.

Зарубежные и отечественные политологи по-разному объясняют причины алжирской трагедии. Так, тунисский историк Хишам Джаит строит свою версию генезиса конфликта на идее отсутствия какой-либо этатической традиции в регионе Центрального Магриба.

В свою очередь французский специалист по Алжиру Бенджамин Стора считает, что религиозный экстремизм в Алжире стал прямым порождением алжирского национализма. Как и российский востоковед Р.Ланда, он напоминает, что насилие всегда было неотъемлемой чертой политической жизни в Алжире. Сам алжирский национализм сформировался как конгломерат исламской религиозной традиции, французского республиканизма и социализма. Три носителя алжирского национализма и основателя современной алжирской нации -Хадж Мессали, Аббас Ферхат и Абдель Хамид бен Бадис - имели одно общее: в качестве единственного средства для достижения поставленной цели они видели насилие. Данная политическая традиция еще больше усилилась в период войны за независимость, когда любое подозрение в отходе от идей национализма /берберизм, коммунизм/ каралось смертью. Этот национализм по мере своего развития скатился к насилию с тем, чтобы стать "радикальным, насильственным, плебейским и антиинтеллектуальным". Эта ненависть к получившим образование алжирцам, в первую очередь - к франкофонам и поклонникам французской культуры, впоследствии передалась к ВИГ /198, 16.01.98/. В целом, считает Б.Стора, вспышка насилия в Алжире в 90-х годах стала следствием очень глубокого идентификационного кризиса нации.

Со взглядами В.Сторы и Р.Ланды в определенной степени солидарна точка зрения египетского политолога Мохаммеда Хасанейна Хейкала. Последний считает, что алжирские группировки религиозных экстремистов унаследовали свой радикализм, вылившийся в массовые убийства мирного населения, расправы над политиками, интеллектуалами, преподавателями университетов, журналистами и другими категориями алжирского общества, от Организации Секретная армия /ОСА/. ОСА была создана французскими колонистами в Алжире в период борьбы этой страны за независимость. Основным методом ее действий был террор /123, 15.10.97/.

Похожей точки зрения придерживается и французский исследователь Луи Мартинес, согласно которому главари группировок религиозных экстремистов в Алжире стали наследниками алжирских пиратов эпохи корсарства, каидов периода колонизации и крестьян-полковников Армии национального освобождения времен войны за независимость /96а/. По оценке Мартинеса, если в начале внутриалжирское противостояние, которое он называет гражданской войной, имело определенный идеологический оттенок, затем, как и в большинстве религиозных войн, в нем возник закулисный экономический подтекст. Для ряда категорий алжирцев этот конфликт стал источником быстрого обогащения и аккумулирования значительных финансовых средств. Среди этих "новых алжирцев" он называет, в частности, генералов ННА и "эмиров" вооруженных исламистских группировок. Именно их материальной заинтересованностью он объясняет столь долговременный характер внутриалжирского конфликта. Все четыре категории - пираты, каиды, полковники, "новые алжирцы" в обоих

лагерях - связаны общей чертой: война и насилие позволили им быстро обогатиться и стремительно подняться вверх по социальной лестнице.

По мнению Мартинеса, после 1995г., когда ВИГ отказалась от стратегии удержания под своим контролем отдельных территорий, бессмысленно оценивать силу исламистских формирований по их численности. Их боеспособность определяется не числом боевиков "постоянного состава", а способностью призывать в ряды боевых формирований исламистов из "временного состава", которые после совершения того или иного теракта растворяются среди мирного населения. Мартинес считает, что численность "постоянного состава" вооруженных формирований исламистов определяется прежде всего возможностями поддерживающего их населения обеспечить их продуктами питания.

Действующие в Алжире группировки религиозных экстремистов Мартинес разделяет на две категории. К первой относятся "политические" группировки -ИАС, Исламский фронт вооруженного джихада /ИФВД/, ВИД - возникшие как следствие запрета ИФС. Ко второй он относит "революционные" группировки /ВИГ, ДИГ/, действующие с революционной жестокостью. По его оценке, "ВИГ не воюет против алжирских властей потому, что они прервали в 1992 году избирательный процесс, не отождествляет себя с ИФС, она воюет потому, что идентифицирует себя с исламским государством". Боевики ВИГ, по его оценке, в большинстве случаев являют собой сторонников "классического исламизма" /96а/.

В то же время существует точка зрения, что в ряде случаев религиозный экстремизм был использован некими третьими силами для достижения сугубо экономических целей. Ее сторонники напоминают, что массовые убийства близ Алжира летом - осенью 1997 года последовали после того, как в 1995 году алжирское правительство сообщило о существовании планов приватизации земель, и в частности - в главной алжирской житнице долине Митиджа. Многие алжирцы обратили внимание на то, что убийство целых семей, включая младенцев, могло отвечать интересам мафиозных кланов, которые хотели быть уверенны в том, что никто и никогда не спросит у них, по какому праву они завладели землей. Тем более, что проектом закона о приватизации земли предусматривалось, что если у брошенных земель в течение б месяцев не обнаруживается законный хозяин, они должны быть перераспределены /25, 16.01,98/.

Да и сам терроризм по сути дела стал способом перераспределения собственности. Как заявлял лидер алжирской партии Демократическое и социальное движение /ДСД/ Шериф Хашеми, "невозможно игнорировать тот факт, что терроризм служил таким источником обогащения, что в некоторых нищих регионах родители поощряли своих собственных детей присоединиться к террористическим группам, чтобы заработать на рэкете и бандитизме" /47, 12.07.2000/.

В основе концепции исламского государства, предлагаемых всеми исламистскими идеологами независимо от их национальности и степени радикализма, лежит идея верховенства воли Аллаха как источника законодательства и идея участия народа в управлении. Именно по этим параметрам исламистские идеологи противостоят апологетам демократических моделей Запада.

Принцип народного участия реализуется через консультативный совет -Маджлис аш-Шура - играющий роль главного представительного органа в политической системе исламского государства. Согласно основателю египетских "Братьев-мусульман" Хасану аль-Банне, в Маджлис аш-Шура должны входить ученые-факихи, компетентные специалисты различного профиля и наиболее влиятельные общественные деятели - старейшины кланов, племен, лидеры различных общественных групп /34, с.87/. По существу, Маджлису аш-Шуре отводится роль законодательного органа, который призван принимать решения по вопросам, однозначно не определенным в священных текстах.

Среди исламистов нет единства относительно юридической силы решений Маджлис аш-Шура. В частности, египетские "Братья-мусульмане" считают, что эти решения должны быть обязательны для исполнительной власти. Нет единства взглядов и на порядок формирования Маджлис аш-Шура - то ли он избирается населением, то ли назначается правителем, то ли его члены делегируются общественными группами, то ли может иметь место сочетание всех этих способов.

Главным должностным лицом в исламском государстве представляется халиф. Он является носителем одновременно высшей религиозной и светской власти. По представлениям исламистов, халифом может быть совершеннолетний мужчина, мусульманин, находящийся в здравом уме, физически развитый, обладающий достаточными религиозно-правовыми знаниями, не лишенный смелости, чувства справедливости, способности управлять в интересах своих подданных и ведущий свое происхождение из племени курейш. Правда, последнее требование относится только к халифу, возглавляющему всю мусульманскую Умму. Поэтому правитель отдельного исламского государства может и не быть курейшитом.

Предполагается, что халиф будет обладать самыми широкими полномочиями. Он как юрист будет иметь право самому принимать важные государственные решения, в том числе касающиеся судебных дел. Фактически он будет сочетать и исполнительную, и судебную власть. Главу государства предполагается наделить законодательными полномочиями, которые он будет разделять с Маджлис аш-Шура.

Главным источником легитимности халифа считается соблюдение им норм шариата. Кроме неуклонного следования догмам исламского законодательства,

легитимность халифа обусловлена также его выборностью. Хотя выборность халифа признается практически всеми исламистскими группировками, между ними нет единства относительно механизма его избрания.

В целом, гипотетическое исламское государство характеризуется сильной исполнительной властью, которая берет на себя также часть законодательных и судебных функций. Главными факторами, которые должны сдерживать самоуправство правителей, исламистские идеологи считают пределы, устанавливаемые шариатом, а также право народа на смещение несправедливого правителя.

Что касается традиционного ислама, то исламисты предпочитают называть его "архаичным". Также негативно они относятся к суфизму и марабутизму. Большинство из исламистских теоретиков рассматривает такой ислам как тормоз для развития их собственной мысли и их действий. "Исламистское учение столкнулось с внутренними препятствиями, вызревшими из традиционного образа ислама, - утверждает Р.Ганнуши. - К такого же рода препятствиям следует отнести последовавшие за традиционным исламом продукты - суфизм, движения дервишей, поклонение могилам предков, культ святых и т.д." /70, с.16/.

Подобно непохожести различных "национальных" вариантов исламизма чрезвычайно разнородны и сами движения политического ислама. В частности, никто из апологетов исламизма не может дать ответ на вопрос: почему, апеллируя к одному и тому же "истинному исламу" интегристские группировки придерживаются весьма различных и порой даже противоречащих друг другу социально-политических концепций.

Неопределенность контуров исламского порядка, изображаемых идеологами исламистов, по мнению некоторых заангажированных специалистов /Hyp Айман/, не должна обязательно заноситься в пассив исламистских движений. Такая точка зрения мотивируется тем, что "за отсутствием детализации умеренные исламисты могут из чисто политических соображений скрывать, например, тот простой факт, что их концепция не предполагает слишком кардинальных изменений существующих структур, особенно социально-экономических" /53, с.182/. Сделав подобное предположение, они не видят /или не хотят видеть/ другую причину подобной недосказанности со стороны умеренных - опасений оказаться в глазах властей на одной доске с их радикальными единомышленниками.

В тех государствах региона, где имеются христианские меньшинства, им в будущем исламском государстве отводится традиционный статус ахль-аз-зимма /"находящихся под покровительством"/. Независимо от окраски, все исламистские группировки придерживаются мнения, что правящая элита исламского государства должна состоять только из мусульман.

В вопросе социально-экономической системы исламского государства идеалом радикальных исламистов является социально ориентированный строй,

при котором "каждый будет в достаточной мере обеспечен пищей, одеждой, жильем и образованием" /1, с.16/. Хотя социальное неравенство сохранится, отношения между классами будут характеризоваться не борьбой, а сотрудничеством /такафуль/. Основные принципы экономики исламского государства - сознательный упорный труд каждого члена общества, опора на собственные силы, уважение частной собственности при одновременном ограничении ее размера, разумный баланс между государственным и частным секторами, госмонополия на основные виды природных ресурсов. Постоянным элементом исламистских экономических концепций является идея опоры на собственные силы и освобождение от финансово-экономической зависимости от Запада.

В целом, если идеологи радикальных исламистов предусматривают достаточно глубокий переворот в экономической системе государства в интересах мелкобуржуазных слоев, то умеренные исламисты настаивают на частичных изменениях и они отнюдь не являются поборниками передела собственности.

В области внешней политики в качестве важнейшего ориентира исламского государства определяется панисламизм с конечной целью восстановления халифата.

В стратегии отношений с неисламским миром идеологи исламистов выделяют два основных аспекта. Один из них связан с обеспечением национальных интересов и безопасности самого исламского государства. Отсюда вытекает стремление этого государства следовать принципу неприсоединения, поддерживая "сбалансированные отношения со всеми мировыми силами". Цель этого курса - преодолеть зависимость и достичь самообеспечения в качестве шага в направлении полной независимости.

Второй аспект отражает стремление реализовать панисламские интересы и реализовать "всемирный" характер ислама. Именно отсюда вытекает неприятие идеи мирного сосуществования как прямо противоречащей нормам шариата, которые предписывают мусульманскому государству начинать войну против "неверного", государства, если оно отказывается принять ислам или платить джизью. Кроме того, если международное право запрещает вмешательство во внутренние дела других государств, то исламисты, напротив, рассматривают такое вмешательство как законный способ утверждения власти Аллаха и требуют от исламского государства оказывать всемерную помощь мусульманским меньшинствам в борьбе за освобождение их стран от власти "неверных".

Исламистов не устраивают и положения Устава ООН, запрещающие оказывать помощь государствам-агрессорам, выполнять любые действия, угрожающие миру и безопасности, вести войны кроме как в целях самообороны. Напротив, их исламское государство не только имеет право, но и даже обязано помогать другому мусульманскому государству, если то напало на "неверных" с целью

_I)

*'

распространения "истинной" веры. Они утверждают, что мусульманам дано право вести джихад не только для самообороны, но и первым начинать его /4, с.27/.

В целом, исламисты исповедуют доктину глобального интервенционизма во имя утверждения идеалов ислама, при этом война является нормативной формой отношений исламского государства с неисламскими странами. Внешнеполитические аспекты идеологии исламистов делают ее в определенной степени похожей на идеологию фашизма.

В Египте крупным исследователем проблем ислама, активным борцом за внедрение его просвещенного течения, сводящегося к иджтихаду, является Сайд аль-Ашмауи. Он считает, что внедрение в судебную практику шариата, на чем повсеместно настаивают исламисты, должно повлечь за собой отказ на 90% от того, что сегодня считается нормами шариата. Так, он считает, что Коран называет всего четыре наказания /худуд/: за кражу, покушение на девственность, неверность супругу /супруге/ и разбой /аль-хираба/. Уже позднее мусульманские юристы добавили к ним употребление алкоголя /эта "провинность" не упоминается ни в Коране, ни в Сунне, а также вероотступничество. О последнем юристы вспомнили в период аббасидов, изобретя два хадиса, говорящих о смертной казни за него. Он называет крайне сомнительными источники этих хадисов /63/, так как они принадлежат к числу передаваемых из уст в уста и не подтвержденных никакими другими источниками. Такого рода хадисы не влекут за собой каких-либо религиозных обязанностей.

По мнению С.аль-Ашмауи, собрание хадисов в единое целое было осуществлено только в Ш веке мусульманского летоисчисления. За это время очень много хадисов оказались приписаны Пророку, в то время как большинство из них были выдуманы различными политическими течениями для усиления своей власти. Он приводит пример исследователя ислама эль-Бухари, который собрал 200 тысяч хадисов, из которых истинными были только б тысяч, в т.ч. 2 тысячи повторялись дважды /63/.

Истинный шариат же, по аль-Ашрауи, это - не свод законов, а некая система морального поведения.

Защитники идей политического ислама, в частности Фахми Ховейди, отвечая на обвинения в том, что исламизм носит ярко выраженный антизападный характер, утверждают, что степень антизападности находится в прямой пропорциональной зависимости от того, какую поддержку та или иная западная страна оказывает тому или иному арабскому режиму. Причем Россия ими относится к числу государств с доминирующей западной идеологией. На самом деле вопрос обстоит не совсем так. Достаточно привести пример алжирского ИФС, который, при всей своей антизападной направленности довольно долго пользовался поддержкой Вашингтона и наоборот. Скорее, уровень взаимоотношений между конкретной исламистской организацией и

конкретной западной страной зависит прежде всего от того, в какой мере совпадают или не совпадают их политические цели. Последние же, в случае западных государств, во многом определяются чисто экономическими интересами.

Отвечая современным апологетам политического ислама, заместитель директора Центра Моше Даяна Тель-Авивского университета Мартин Крамер утверждает, что организации воинствующих исламистов "от природы не могут следовать нормам демократии, плюрализма и равенства".

Нет единства по поводу "умеренности" и "радикальности" исламистов и среди арабских исследователей проблем ислама. Так, египтянин Рифаат ас-Саид не согласен с разделением исламистов на "радикалов" и "умеренных", справедливо указывая на общность лозунга тех и других - "ислам - это решение". В то же время другой египтянин Диа Рашуан /оба этих политолога являются сотрудниками ЦСПИ "Аль-Ахрам"/ считает, что в отличие от экстремистов те же "Братья-мусульмане" называются "умеренными, так как они исходят из идеи уважения выбора народа при голосовании, а значит - не исключают поражений" /80/.

С теми, кто не видит разницы между экстремистами и умеренными в исламистском движении, солидарен президент Туниса. По словам З.аль-Абидина бен Али, "не существует хороших или плохих интегристов... Они все плохие!". Он также полностью согласен с теми, кто утверждает об отсутствии различий между "умеренными" и "экстремистами", приводя в качестве аргумента конечную цель одних и других: построение теократического государства /173, 2.08.94/.

Вот какую формулировку понятию интегризм дает президент Туниса:"Интегризм, или, если хотите, религиозное мракобесие, порождает терроризм. Это открывает дорогу для крайностей. Это тоталитарный подход, лишенный всех тех достоинств, благодаря которым человек имеет возможность самовыражаться и процветать, общества - развиваться и укрепляться. Это реакционная позиция, которая исключает ценности демократии, за которые человек так долго боролся и которые становятся неизбежным следствием его развития во всех сферах жизни. Другими словами, интегризм - это отрицание демократии и, следовательно, свободы и прогресса. Это их противоположность... Тот факт, что интегристы используют насилие и убийства, доказывает, что их мотивация носит не религиозный характер, а исключительно политический, поскольку религия для них является лишь политическим обманом. Они претендуют на то, чтобы присвоить себе исключительное право на религию в то время, как религия принадлежит всем. Кроме того, религия - это личное убеждение, а не жесткая, замкнутая и исключающая все другое политическая идеология".

Президент Туниса, пожалуй, был первым среди региональных руководителей, кто понял опасность, исходящую от исламизма, а также ее международный

^

^

^

характер. По его оценке, исламизм "представляет собой реальную угрозу для стабильности развития не только отдельно взятой страны, но и всего мира" /190, 08.11.92/.

Трудно согласиться, например, с исследователями арабского происхождения из Французского института международных отношений /ИФРИ/, утверждающими, что движение "Братьев-мусульман" в Египте, "запрещенное в 50-е годы, представляет собой основную политическую силу страны, которая сыграла центральную роль в истории страны в XX веке и которая могла бы оказать большую помощь в изоляции экстремистов, если бы оно было формально признано в качестве полноправного действующего лица политической жизни" /90/. Как неоднократно доказала жизнь, именно "Братья" стали той питательной средой, в которой готовились кадры для более радикальных организаций исламистов.

Иную точку зрения высказывает преподаватель еврейского университета в Иерусалиме, известный специалист по исламу Эммануэль Силван. По его мнению, исламистское движение вполне современно, при этом одной своей частью оно прочно связано с прошлым. Обосновывая такую точку зрения, он считает, что "исламисты хотят установить "современный режим", режим, который находился бы на службе страны, вынужденной жить в XX веке и одновременно отвергать ценности модернизма" /107/. С чем можно согласиться из высказанного Силваном, так это с идеей о том, что исламисты хотят поставить себе на службу современное государство с тем, чтобы использовать его для исламизации общества. Только отчасти можно согласиться с его оценкой арабских режимов, согласно которой "в арабских странах за исключением Туниса и Египта не существует гражданских обществ". Как представляется, как первое, так и второе утверждение в достаточной мере притянуто. В то же время Силван тысячу раз прав, когда утверждает, что исламисты в настоящее время превратились в выразителей интересов всех угнетенных в мусульманских обществах.

По мнению некоторых исследователей, проблема религиозного интегризма досталась слаборазвитым странам как болезнь роста в процессе развития /190, 09.02.94/. Но это утверждение, как представляется, работает лишь отчасти, так как можно привести примеры относительно высокоразвитых стран, где, тем не менее, также появились исламистские движения.

Ряд зарубежных исследователей проблем ислама указывает на невозможность изучения современного исламского общества в отрыве от конкретных социально-исторических условий каждой отдельно взятой страны. Так, известный египетский политолог А.Дессуки предлагает рассматривать ислам как некую идеальную концепцию, которую следует изучать в совокупности с конкретными общественными структурами /72, с. 6 - 7/. Он считает, что ни исламская историческая традиция, ни современное возрожденчество не выглядят чем-то монолитным и единообразным. Все исламские группировки применяют

Избирательный подход к истории и доктрине ислама, выделяя в них те или иные грани, призванные обосновать их действия в борьбе за власть.

Исламизм, считает испанец Эмилио Менендес дель Балле, является идеологией маргиналов, но при этом он признает, что идейных вождей им поставляет средний класс.

Многие исследователи проблем исламизма сходятся во мнении относительно борьбы с этим явлением, или, по крайней мере, с его радикализацией. При этом предлагаются совершенно разные рецепты. Так, трудно согласиться с мнением ливанского политолога Гассана Саламе, который в лучших традициях идей Троцкого предлагает не препятствовать победе исламизма в одной - двух арабских странах, а только затем посмотреть, что из этого выйдет /186, 08.01.98/. Уже имеющийся опыт показывает, что каждая такая победа сопряжена с гибелью тысяч людей, когда режим, начинающий осознавать бессилие своих догм, пытается навязать их силой.

Эту же идею развивал и король Марокко Хасан П. По его мнению, "Алжир, управляемый ИФС, представил бы собой лабораторию, которая показала, как религиозный экстремизм может преодолеть свои внутренние противоречия, как его представители, получившие современное образование, смогли бы ежедневно обеспечивать управление государством" /209, 22.09.97/. Вот только почему то он не захотел, чтобы Марокко превратилось в аналогичный испытательный полигон.

Некоторые последователи Саламе даже считают, что прервав в 1992 году избирательный процесс, алжирское руководство упустило хорошую с их точки зрения возможность устроить ловушку властью для ИФС, у которого в то время не было ни программы, ни опыта, и который "мог осуществлять власть лишь ценой потери доверия масс". Однако они в упор не хотят видеть того, что оказавшись у власти и столкнувшись с множеством проблем, ИФС мог пойти и другим путем - пролить кровь тех же масс. Причем число жертв в этом случае могло быть неизмеримо больше, чем вследствие подавления исламизма.

Известная и широко используемая современными идеологами мусульманского мира аксиома о неразрывной связи ислама и политики, ислама и государства не находит убедительного подтверждения в истории. Как отмечает Х.Энайят, было бы ошибкой считать, что в истории все политические отношения и институты мусульманского общества оговаривались религией и соответствовали религиозным нормам. Скорее наоборот, большинство мусульман на протяжении большей части своей истории управлялись такими режимами, которые имели лишь весьма условное отношение к этим нормам, и соблюдали шариат лишь настолько, насколько это было необходимо для легитимизации их власти в глазах правоверных /81, с.1/. Это утверждение как никогда справедливо и для современного мусульманского мира.

Для ряда зарубежных исследователей проблем ислама характерен т.н.

цивилизационный подход. В частности, Дж.Волл выделяет четыре основных стороны ислама, которые определили динамику исторической эволюции мусульманской Уммы - адаптационизм, консерватизм, фундаментализм и индивидуализм. Он же приводит и схему взаимодействия этих сторон. Избирая путь адаптации к различным внешним воздействиям, исламская община получала возможность обогатиться полезным опытом других культур и народов. На фоне успехов адаптационизма постепенно возникало стремление сохранить достигнутое, и тогда на арену выходил консерватизм. Иногда процесс адаптации заходил столь далеко, что создавал угрозу самому существованию исламской Уммы. В этой ситуации преобладающей становилась фундаменталистская составляющая, которая, в свою очередь, имела как радикальную, так и умеренную сторону. После своего рода реисламизации, когда подтверждался сам принцип исламского характера общества, могли вновь возобладать адаптационная и консервативная стороны /112, с.354-355/.

По Воллу, адаптационизм и индивидуализм выполняют дифференцирующую роль, в то время как консерватизм и фундаментализм - интегрирующую, причем последний вступает в действие по мере ослабления интегративных возможностей консерватизма.

К культурологическому подходу примыкают и многие исламистские трактовки характера и причин появления движений политического ислама. Так, видный теоретик исламистского движения в Египте Камаль" ас-Сайд Хабиб выдвигает концепцию "связи исламского общества с кораническим учением". При этом роль социальных, экономических и политических причин подъема исламистского движения не отрицается, однако они предстают как нечто вторичное, поскольку сам социально-экономический кризис, с которым они связаны, рассматривается прежде всего как результат отхода от принципов "истинного" ислама /85, с.199-244/.

В ряде работ адепты исламизма придают иной смысл понятию "джихад", отличный от того, как его понимают европейцы /"священная война"/. Так, внук основателя египетских "Братьев" Х.Аль-Банны Тарик Рамадан считает, что этому понятию следует придавать более широкое значение, рассматривать его как некоторое равновесное состояние общества, в котором гарантирована справедливость /161/. Тем самым они пытаются лишить это понятие оттенка воинственности.

Вообще по части терминологии нет единства даже среди исламских официальных богословов. Впрочем, расходясь во мнениях по тому или иному вопросу, они делают все возможное, чтобы защитить исламистов, по крайней мере умеренных. Вот, например, какое определение интегризма дает египетский специалист в области ислама Мухаммед Емара:"Мы называем интегризмом все то, что не совпадает с понятием обновления в религии, все то, что мы не желаем

видеть или знать. Вот почему мы включаем в эту категорию как убийц, так и искренних верующих" /123, 04.02.98/.

По оценке лидера действующей в Египте Центристской партии А.Мади, в арабском мире существует два типа исламистских течений. К первому он относит ретроградов, которые связаны концепцией такфира - отрицания современного общества как антиисламского - разработанной одним из идеологов исламизма Сейидом Кутбом. Ко второму - более "открытые" движения, к которым он относит йеменскую партию Ислах, алжирскую ХАМАС, тунисскую "Ан-Нахду" и некоторые течения иорданских "Братьев-мусульман". Размытость такой классификации видна невооруженным взглядом. Как можно ставить рядом, скажем, алжирскую ХАМАС, которая не была явно причастна к актам насилия и планам насильственного свержения власти, и тунисскую "Ан-Нахду", замешанную и в том, и другом?

В настоящее время некоторые арабские исследователи выделяют в фундаментализме следующие три основных направления /97/:

интегризм. Его последователи стремятся решить все социально-политические проблемы через ислам и реформы или через насилие, направленное на уничтожение всех структур, признанных устаревшими. Конечная цель - установление нового порядка по образцу иранского;

реформаторский ислам. Его основными выразителями являются египетские "Братья-мусульмане". Их основными идеями являются "братство, социальный прогресс" и открытое неприятие всего иностранного;

"прогрессивный" ислам. Его последователи считают Коран единственным источником законов и отводят Сунне вторичную роль. Такая позиция делает невозможным примирение исламских принципов с идеями современного развития.

"Прогрессивный" ислам иногда олицетворяют с исламским социализмом, согласно которому революция является единственным путем для достижения свободы /97/. По взглядам приверженцев этого направления, после завершения революционной фазы в соответствии с предписаниями Корана устанавливается "гармоничное" сотрудничество между всеми социальными силами общества.

"Прогрессисты" отвергают какие-либо идеологические заимствования у Запада, утверждая, что Коран представляет все необходимые идеологические принципы, необходимые для строительства современного национального государства. Среди исламистов, разделяющих эти взгляды, особенно много тех, кого называют "умеренными" - представителей среднего класса, получивших хорошее образование. Между ними и апологетами официального ислама практически отсутствует какая-либо разница.

Многие исламистские лидеры не отвергают и принципы демократии, особенно в случаях, когда это им выгодно, и когда речь, в частности, идет об их легализации. Так, тунисец Р.Ганнуши утверждает: "Предположим, что мы были бы закоренелыми антидемократами, а наши противники - безукоризненными

демократами. Тогда им надо было бы, если бы они были искренними демократами, убедить нас играть по демократическим правилам. Во Франции, например, демократические чувства крайне правых /равно как и крайне левых/ не вполне очевидны. Однако никто не пытается исключить их из французской демократии. То же самое для демократии израильской, или американской, британской, германской и т.д. Следовательно, только для того, чтобы переделать нас, они должны были бы дать нам место в их демократии" /185, 22.09.97/.

Лидеру тунисской "Ан-Нахды" вторит марокканец Абдессалям Ясин:"Мы привержены идеалам демократии, требующим, чтобы именно народ выбирал свое правительство, давал ему отставку, принимал или нет идеологию. Должна быть демократическая альтернатива власти" /185, 22.09.97/.

Некоторые исследователи утверждают о существовании в рамках исламизма двух основных идейных направлений, условно обозначаемых ими как консервативно-традиционалистское "фундаменталистское" и либерально-реформаторское "модернистское" и различаемых по подходу к проблематике соотношения между "постоянными" и "переменными" элементами исламской доктрины. Как представляется, здесь происходит смешение тех, кто проповедует исламизм, и тех, кто его не приемлет, причем делается это с одной целью: убедить людей в том, что и исламисты имеют право говорить от имени мусульманской религии /52, с.10/. Такая точка зрения отражает по сути дела взгляды тех, кто по своим позициям близок к исламистам. Столь же условным и натянутым выглядит деление исламистских группировок на умеренные, реформистские и радикальные. Особенно это касается вторых.

Со второй половины 90-х годов в исламском мире появляются исследователи, выступившие за необходимость фундаментального пересмотра того, как происходит прочтение коранических текстов /сириец Шахрур Мухаммед, египтянин Абузейд Насер Хамед, ливиец ан-Найхум Садек/. По их мнению, современное прочтение Корана является сугубо политическим. Официальный ислам, стоящий на страже существующих режимов, дает одно толкование, исламисты - другое. Эта группа исследователей высказывается за освобождение от диктата прежних традиций при одновременном строгом учете исторического измерения ислама. Основное, считают они - проведение четкой грани между самой религией и выступлениями на темы религии /Шахрур, Абузейд/. Еще одна идея, проповедуемая этой группой исследователей проблем ислама и в чем ее представители солидарны отчасти с исламистами - полное неприятие ситуации, когда власть сосредотачивается исключительно в одних руках. Они считают, что в исламском мире только народ является единственным обладателем власти /58/.

В целом, идеологическое обоснование движений политического ислама во многом напоминает известные мелкобуржуазные теории "третьего пути"

развития. Для него, как и для прочих теории этой группы, характерным является радикальная непримиримость в отношении империализма, постановка вопроса о необходимости революционных методов борьбы, а в ряде случаев - и его практическая реализация, активное неприятие буржуазной альтернативы /прежде всего - западного образа жизни/.

В настоящее время можно говорить о конфликте между цивилизациями -мусульманской и западной, считает иранский оппозиционер, специалист по исламу Бассам Тиби. Не исключено, что этот конфликт, являющийся отражением конфликта между Севером и Югом, может стать определяющим мировое развитие в начале XXI века. Такой точки зрения придерживается, в частности, французский исследователь исламизма Франсуа Бурга. И на острие мусульманской цивилизации, на ее переднем крае, будут находиться движения политического ислама.

Аналогичной точки зрения придерживаются и некоторые круги в руководстве алжирского ИФС, сгруппировавшиеся вокруг одного из основателей Фронта шейха Абдельбаки Сахрауи.

Французский исследователь Азиз Кришен указывает, что как коммунистические партии в эпоху биполярного мира, исламистские движения очень похожи и одновременно очень разные. Общим является их базовая идеология, однако в зависимости от условий каждого конкретного государства они имеют различающиеся программы. Он отвергает - и с ним в ряде случаев можно согласиться - тезис о внешних корнях исламизма в каждой конкретно взятой стране. Действительно, едва ли внешнее влияние может быть эффективным без наличия соответствующих внутренних условий. Здесь уместно вспомнить, что еще в 80-е годы в американских исследовательских центрах родилась идея, что исламизм является естественным продуктом развития элит мусульманского мира. Согласно творцам этой идеи, после того, как отцы добились политической и экономической независимости, их дети через исламизм пытаются добиться умственной и культурной независимости. Так ли это? -Отчасти, да. Но только отчасти, так как путь, на который пытаются толкнуть народы эти элиты, очевидно, ведет в сторону от магистрального направления развития человечества.

По мнению того же Кришена, действительность намного сложнее. И эта сложность связана прежде всего с совершенно новым явлением в мусульманском мире, связанным с формированием в его недрах двух полюсов. Вокруг первого из них группируются силы, претендующие на свою исключительную связь с исламом. Вокруг второго объединяются те, кто, не противопоставляя себя открыто исламу, проповедуют доктрины, свободные от какого-либо религиозного налета /159, 20.11.96/.

В целом, опыт стран, где исламисты находятся у власти - Иран, Судан и Афганистан - продемонстрировал пределы возможностей исламских государств.. С

этого момента ситуация изменилась: каждый лагерь получил в свое распоряжение аргументы, апеллирующие к промахам другой стороны. И эта ситуация заведомо невыгодна для исламистов, так как во многом лишает смысла их пропаганду. Эта ситуация позволяет с определенным оптимизмом смотреть в будущее, скажем, тому же Алжиру, население которого сказало недвусмысленное "нет" насилию в ходе референдума 1996 года. И не случайно многие западные специалисты по исламу порой с излишним оптимизмом считают надуманной угрозу со стороны исламизма /Жозеф ван Эсс, Германия, Жиль Кепель, Франция/, не замечая при этом, что центры приложения усилий международных исламистских структур могут менять свое местоположение. Так, если во второй половине 90-х годов такими точками были Алжир в исследуемом регионе, Босния, Косово и Чечня - вне его, то в начале ХХ1-го века речь может пойти уже о других странах и районах.

Цель и задачи исследования. Целью работы является комплексное исследование процесса появления и развития исламистских движений в странах Северной Африки, их взаимосвязи и взаимозависимости, отношений с международными исламистскими структурами в период 70-х - 90-х годов XX века на основе проблемно-хронологического, системного и сравнительного методов исторического анализа. Для реализации поставленной цели автор считал важным решить следующие задачи:

1.Показать, что появление исламистских движений во многом было обусловлено социально-экономическими проблемами северафриканских обществ.

2.Выявить роль официального ислама в процессе появления исламистских движений, выделить их общие и особенные черты.

3.Исследовать влияние международных исламистских структур на деятельность национальных организаций политического ислама.

4.Доказать, что появление и развитие исламистских движени стало во многом следствием деятельности стран Запада.

5.Показать международный характер ряда исламистских структур.

6.Исследовать степень общности процессов появления и развития движений политического ислама в Северной Африке и мусульманских республиках СНГ.

7.Представить прогноз развития движений политического ислама в регионе Северной Африки на краткосрочную и более отдаленную перспективу.

Актуальность темы. В 70-е - 90-е годы характерным явлением для стран Северной Африки, равно как и для большинства арабских и мусульманских стран, стал быстрый выход на политическую арену принципиально нового общественного течения, получившего при общей сущности - стремлении использовать идеи ислама для достижения определенных политических целей -три разных, но синонимически устоявшихся в прессе и литературе названия: исламский фундаментализм, исламский интегризм и исламизм /политический ислам/.

Как правило, развитие этого общественно-политического течения в каждой отдельно взятой стране шло по одной схеме - оно вышло из университетов, проследовало через мечети с тем, чтобы в конце концов завоевать беднейшие кварталы североафриканских городов и превратиться в массовое политическое движение, зачастую угрожающее стабильности существующих правящих режимов. Само появление этой схемы стало следствием общности процессов в странах региона, где идеи исламизма сначала нашли благодатную почву в среде низшего среднего класса, а затем распространились среди широких масс обездоленных. Она же в определенной мере подтвердила общий характер рекомендаций, выдававшихся национальным исламистским организациям неким наднациональным центром /центрами/.

В зависимости от конкретных исторических условий - социально-экономической ситуации, места официального ислама в обществе, степени и продолжительности воздействия западной культуры, уровня демократизации общества, силы традиций в каждой конкретной стране уровень развития исламизма неодинаков. Государства, в которых политический ислам прошел все три ступени развития и пришел к власти, стали центрами интегризма. К ним, прежде всего, необходимо отнести Судан. Три ступени оказались пройденными в той или иной степени еще в ряде североафриканских стран, где на повестке дня в настоящее время стоит прямая борьба за власть. К этой группе можно отнести Алжир и отчасти - Египет.

К началу 90-х годов особенностью региона стала большая вероятность внутренних конфликтов по сравнению с межгосударственными. Это было обусловлено в первую очередь выходом на политическую арену движений политического ислама, что коснулось прежде всего Алжира и Египта. Дело дошло до того, что самой большой угрозой стабильности стран региона стали чисто внутренние причины, связанные с той или иной степенью активности исламистских движений.

Кроме чистой угрозы правящим в регионе режимам исламисты провоцируют этно-религиозные конфликты, автоматически исключая из своего единого , исламского государства немусульман, а также мусульман-несуннитов /шиитов, хариджитов и т.д./. Согласно идеологам исламизма, немусульмане должны существовать в "изолированных общинах" /ахль зимма/, управлять делами своих общин и платить специальный налог /джизью/. До тех пор, пока они уважают мусульманское большинство и признают верховенство исламского государства, немусульманские общины должны пользоваться "состраданием и терпимостью" /28/.

Особенно острой сложилась ситуация в Алжире, где политический ислам долгое время угрожал самому существованию государства. Страна с 1992г. по сути дела находится в состоянии перманентной гражданской войны. За событиями в Алжире внимательно следят как в соседних странах, так и на

северном берегу Средиземного моря. Такое внимание неудивительно. С учетом наличия во всех странах региона разных по силе исламистских группировок многие специалисты делают вывод, что в случае прихода к реальной власти исламистов в Алжире следующим в списке "очередников" на установление власти интегристов стоит Тунис, а затем - Марокко. Подобная смена власти для европейцев означает появление неспокойного соседства у них под боком, тем более, что во многих европейских странах проживают многочисленные колонии выходцев из североафриканских стран.

Важность региона для стабильности международного миропорядка связана с нахождением в нем двух ключевых для мореплавания мест - Гибралтарского пролива и Суэцкого канала, которые являются весьма уязвимыми в случае попадания под контроль экстремистских режимов.

Ряд государств региона во многом пожал то, что посеял. Оказав поддержку афганским моджахедам в период войны против прежнего кабульского режима, они получили то, на что не рассчитывали в самых мрачных прогнозах - те, кто готовился с их гласной и негласной помощью от имени ислама воевать против советских войск, в конце концов обратили свои знания и навыки против собственных режимов, расцененных ими как "коррумпированные и светские" /177, 9.12.97/. Ряд политологов из стран региона /А.Эззин, М.эль-Айяд/ напрямую связывает подъем исламизма с деятельностью официальных структур ислама.

Ныне проблема распространения политического ислама напрямую затрагивает Россию и ее политические интересы как внутри страны, так и за ее пределами.

Среди этих политических интересов по степени приоритетов следует назвать сохранение целостности России, способствование стабильности ближнего зарубежья, способствование стабильности в стратегически важных для России регионах дальнего зарубежья /61/. В свою очередь среди угроз целостности России необходимо назвать внутренние /Чечня, Татария, Башкирия/, внешние, исходящие из ближнего зарубежья /Таджикистан, Азербайджан/, внешние, исходящие из центров силы Юга, расположенных в сопредельных регионах /Турция, Иран, Афганистан, Пакистан/. Нетрудно заметить, что наиболее острые угрозы возникли оттуда, где к власти пришли исламисты или где у религиозных экстремистов имеются реальные военные возможности.

В России проживает свыше 11 млн мусульман /как верующих, так и по происхождению/, действует более 4 тысяч мечетей /47, с.7/. В республиках СНГ функционируют свыше 6 тысяч объединений мусульман. Некоторые из них имеют отчетливо выраженный исламистский характер. Причем в ряде случаев исламистские партии оказались инструментом в руках сил, последовательно враждебных России.

Военно-политическое руководство США, успешно разыгравшее "исламскую карту" в период подготовки развала СССР, продолжает активно использовать в своих региональных и геополитических интересах выступающие под знаменами политического ислама международные и национальные организации. Действуя через свои спецслужбы, Вашингтон через третьи лица и структуры влияет на эти организации, концентрируя их усилия на нужных ему направлениях. Именно США, несмотря на декларируемый большинством исламистских организаций антиамериканизм, содействуют их финансированию, и более того, в ряде случаев закрывают глаза на их присутствие на американской территории.

В настоящее время через использование исламистских организаций Соединенные Штаты преследуют следующие цели:

достижение контроля над остающимися вне сферы влияния США районами нефте- и газодобычи, а также потенциальными маршрутами транспортировки углеводородов /Афганистан, Алжир, Ливия, Ирак, мусульманские республики Средней Азии/;

дальнейшее ослабление России с целью ее последующего расчленения и создания на ее территории нескольких десятков мелких государств, природные богатства которых будут контролироваться американскими монополиями;

оказание давления на правительства ряда мусульманских стран с целью вынудить их следовать в русле американской политики в том или ином регионе /Египет, Алжир, Йемен, Ливия, Ирак/ /159, 09.12.99 и 06.04.2000/.

В последнее время некоторые исламистские организации из Северной Африки активизировали свою деятельность и на территории бывшего СССР. Они используют, в частности, канал официальных связей с мусульманскими духовными деятелями в России и Средней Азии для оказания помощи исламистам в странах СНГ в создании организаций по типу "Братьев-мусульман". В целях расширения возможностей для пропаганды своих идей и проведения тайных подрывных акций руководство "Братьев" стремится увеличить количество нелегальных членов этой ассоциации, направляемых на учебу в ВУЗы России и мусульманских республик СНГ. В свою очередь немало исламских проповедников из России и СНГ прошли подготовку в духовных учебных заведениях Северной Африки.

Представляется, что в настоящее время именно международные исламистские структуры несут максимальную угрозу безопасности России. Среди них необходимо в первую очередь назвать Всемирную исламскую лигу /Мекка, Саудовская Аравия/, Исламо-арабскую народную конференцию или "Зеленый интернационал" /Судан/, организацию "Аль-Каида" Усамы бен Ладена /Афганистан/, Исламскую лигу последователей /священной/ книги и Сунны /Лондон/, международную организацию "Братья-мусульмане" /Мекка, Саудовская Аравия/. Все эти организации в той или иной мере представлены в России, а также в некоторых ее регионах.

Международные исламистские структуры имеют мощный вооруженный резерв, который они могут бросить в любую "горячую точку". Речь идет об арабах -ветеранах войн в Афганистане, Боснии, Чечне и Косово. Их общая численность оценивается в 5 - 7 тысяч человек.

Представленный в данной работе анализ действующих в Северной Африке исламистских структур, а также механизмов их функционирования в прошлом и в настоящее время в определенной мере дополняет ряд уже известных работ российских и зарубежных специалистов в области политического ислама. Он делает возможным выделить определенные закономерности, использование которых с учетом происходящих по времени и месту изменений дает ключ для понимания законов развития аналогичных структур в мусульманских республиках СНГ и в некоторых регионах России. Кроме того, он позволяет в определенной мере прогнозировать будущие события в этих регионах.

Ниже будет показано, что для некоторых стран североафриканского региона характерны свои, национальные черты исламизма. Это прежде всего касается тех из них, которые находятся на периферии мусульманского мира. Данное обстоятельство, делающее их похожими в некотором отношении на среднеазиатские республики СНГ, предопределяет некоторую общность происходящих в них процессов. В этой связи изучение особенностей развития исламизма в североафриканских странах может дать ключ для понимания аналогичных явлений, получивших бурное развитие в соседствующих с РФ среднеазиатских республиках, а также в некоторых регионах собственно Российской Федерации. Представляется важным отдельное исследование ситуации в Марокко и Тунисе, где существующим там режимам удается, и до настоящего времени - довольно успешно, контролировать деятельность движений политического ислама.

У политического ислама надо различать две составляющие. Одна из них представлена организациями, участвующими в национально-освободительной борьбе тех или иных народов. Таковые отсутствуют в Северной Африке /к их числу с той или иной степенью аппроксимации можно отнести палестинские исламское движение сопротивления ХАМАС и организацию "Исламский джихад", а также ливанскую "Хезболлах"/. Вторая составляющая представлена организациями, использующими догматы ислама для достижения политических целей. Такие организации имеются во всех без исключения странах региона.

Кроме того, изучение марокканского, египетского и суданского вариантов интегризма интересно еще и потому, что с территории этих стран действует ряд исламских и исламистских структур, вольно или невольно превращающих их в скрытые и. явные центры экспансии ислама вообще и исламистской идеологии -в частности, в мусульманские республики СНГ и некоторые регионы РФ.

И страны североафриканского региона, и Россия, а также среднеазиатские и закавказские республики СНГ географически лежат между двумя поясами

динамичного развития, в зоне геоэкономического и геополитического разлома, что также во многом предопределяет схожесть некоторых процессов, протекающих в этих государствах /32, с.17/.

Процесс появления и развития движений политического ислама в североафриканских странах нельзя рассматривать в отрыве от общего изменения ситуации в мире во второй половине 80-х - начале 90-х годов. События вокруг СССР привели к резкому снижению притягательности идей социализма в беднейших слоях стран региона, а образовавшийся идеологический вакуум быстро заполнил исламизм. Ныне он превратился в явление, непосредственно угрожающее региональной стабильности не только в Северной Африке, но и в бассейне Средиземного моря в целом. Можно даже сказать, что к началу 90-х годов Северная Африка стала представлять собой новую дугу кризисов, появление которой непосредственно затрагивает безопасность Европы. Ныне конфронтация между Западом и Востоком уступила место идеологической борьбе между Севером и Югом, и в частности, между исламом, зачастую олицетворяемым с исламизмом, и западной идеологией.

Страны Западной Европы со все большей озабоченностью смотрят на южный берег Средиземноморья, где за последнее время актуализировалась проблема нераспространения оружия массового уничтожения /Алжир, Ливия, Египет/. Подобное внимание к странам Магриба не случайно. Западные державы учли опыт двух войн в Персидском заливе и прекрасно понимают, чем может обернуться приход к власти исламистов в одной из стран региона с учетом угрозы распространения ядерного, химического и ракетного оружия. Подобная угроза коснулась в первую очередь Испании и Португалии, чья озабоченность была вызвана неподтвердившимися сообщениями о том, что Ирак в период войны в Персидском заливе разместил в Мавритании баллистические ракеты, способные достичь их территории. Очень вероятно, что в текущем десятилетии все без исключения столицы южной Европы станут досягаемы для баллистических ракет из стран Северной Африки /95, с.XI/.

Хронологические рамки работы охватывают период с начала 70-х годов до 1999 года. Выбор столь жесткого верхнего предела был обусловлен рядом обстоятельств, связанных с особенностями внутреннего развития как национальных, так и наднациональных исламистских структур, повлекших за собой определенные изменения в акцентах их деятельности. В наиболее важных случаях автор вышел за верхние временные рамки работы. Кроме того, выбор хронологических рамок определен из значимости этого периода как для самих исламистких движений в Северной Африке, так и того места, которое они заняли в общественно-политической жизни стран региона, превратившись практически повсеместно в ударную часть оппозиции правящим режимам.

Понятие "исламский фундаментализм'' вплоть до настоящего времени не

_w>

_l>

получило однозначного толкования. Зачастую им определяют различные, а иногда - даже противоположные формы исламской религиозной воинственности. В результате краха идей панарабизма к началу 8 0-х годов исламизм стал наиболее привлекательной альтернативой для всех тех, кто считал, что должно быть нечто лучшее, более верное и справедливое, чем ни на что не способные правительства и обанкротившиеся идеологии, навязанные им извне.

Понятие "фундаментализм" зачастую используется для характеристики идеологического и политического движения, зародившегося в конце XIX века и выступающего за возвращение мусульман к основам ислама и их культурным корням, а также освобождение от всех бесполезных явлений, которые аккумулировались в течение нескольких столетий и которые в результате якобы разрушили дух и содержание ислама. Конечная цель такого движения -исламизация государства и общества путем совмещения модернизации и социально-экономического развития с Кораном и исламскими традициями.

Практически во всех без исключения странах региона исламистские движения развивались в условиях острого социального неравенства, порождаемых им разочарований и недовольства, после провала большинства экономических и политических начинаний, предпринятых как по подсказке извне, так и по местной инициативе. Пример стран Северной Африки наглядно показал, что ни капитализм /Египет, Марокко/, ни "местечковый" социализм /Алжир/, ни третий путь /ливийские народные комитеты/ не выдержали испытания временем, что как западные, так и восточные модели в их чистом, оторванном от местной действительности виде, оказались непригодными для специфических условий региона.

Исламизм стал одной из наиболее радикальных форм протеста против существующего положения вещей и установленного порядка в ряде мусульманских стран. Это привело к тому, что простые люди обратились к самому прочному и незыблемому, что оставалось у них - к исламу. В ряде случаев этой тягой к вечным ценностям смогли воспользоваться те круги, которые использовали социальные догматы ислама для достижения политических целей.

Воинственный мусульманский радикализм не нов. Несколько раз с начала распространения в исламском мире западного влияния в мусульманской Умме появлялись воинствующие оппозиционные движения религиозного характера. Пока что все они, за исключением Ирана и Судана, терпели поражение. Иногда это происходило легко и сравнительно бескровно, поскольку их побеждали и подавляли. Иногда они терпели тяжелое поражение, когда сначала захватывали власть, а затем сталкивались с огромными экономическими и социальными проблемами, на которые у них не было эффективных ответов. Обычно с течением времени они становились такими же репрессивными режимами, как и их свергнутые предшественники. Именно на этом этапе они становились поистине

опасными как для своих народов, так и для соседей, когда их революции, следуя европейской терминологии, вступали в наполеоновскую фазу. При выполнении своей программы агрессии и экспансии эти движения насаждают "пятые колонны" единомышленников в соседних странах. Поэтому какие бы ни были сомнения относительно способности исламистов, пришедших к власти, достичь провозглашенных ими целей, нельзя недооценивать имеющейся у них возможности завоевать и использовать власть.

Интегризм, по определению европейских словарей, - отношение, точка зрения тех /интегристов/, кто стремится сохранить в своем застывшем единстве и без какого-либо развития установившуюся религиозную систему /151/. Западные авторы зачастую считают синонимами понятия "интегризм", "фундаментализм", "политический ислам" /"исламизм"/. Несмотря на очевидную /далее это будет показано/ аппроксимацию этих понятий, они используются в данной работе как характеристика одного явления, однако с преимущественным использованием последнего в связи с тем, что термины "исламизм" и "исламисты" наиболее часто используются теми, к кому они в первую очередь относятся. Как говорит лидер тунисских исламистов Рашид Ганнуши, "под исламистским движением я подразумеваю действия, направленные на обновление понимания ислама. Я подразумеваю движение, возникшее в 70-е годы и которое взывает к возвращению ислама к его источникам, далеким от унаследованных мифов и традиций" /70, с.15/.

Научная новизна работы определяется в первую очередь тем, что в зарубежной и российской научной литературе достаточно редки обобщающие публикации, содержащие комплексное исследование проблем политического ислама в регионе Северной Африки. В ряде стран региона /Ливия, Тунис/ данная проблематика, как правило, не упоминается в связи с существующим в них запретом на деятельность исламистских организаций и лишь вскользь упоминается в трудах, посвященных общим проблемам их развития, влиянию религии на формирование общественного сознания, анализу современного состояния исламизма в арабском мире в целом.

В других государствах /Алжир, Египет, Марокко/ за последнее время появилось немало работ, посвященных проблеме исламизма на национальном уровне и малоизвестных российским специалистам. Их анализ может дать ключ к пониманию процессов появления и развития исламизма как на региональном уровне, так и применительно к мусульманским республикам СНГ.

В работе предпринята попытка рассмотреть совокупность взглядов исламистов из стран Северной Африки, представить их идеологическую и социальную базу, а также произвести критический анализ их воззрений. Впервые представлен подход правящих режимов к проблеме противодействия политическому исламу как на национальных, так и региональном уровне. В

результате обработки многочисленных источников, арабской и французской периодики, в научный оборот введен новый материал, который может стать полезным русскоязычным специалистам и практикам, занимающимся оценкой влияния ислама в мусульманских республиках СНГ и некоторых регионах РФ.

Проблемы, связанные с исламистскими движениями, по-разному раскрыты в исследованиях, выполненных в ряде стран. В зависимости от внутренних условий и степени открытости каждой конкретной страны некоторые из них выполнены на достаточно высоком уровне /Египет, Алжир/, другие зачастую отсутствуют как таковые /Судан/. В этой связи данная работа может претендовать на право быть одним из первых российских исследований, в котором представлен анализ процессов развития движений политического ислама в североафриканских странах в последней четверти ХХ-го века.

В приложении к работе приведен список книг, статей и материалов по исследуемому и смежным вопросам, подготовленных автором в период его работы в Алжире, Марокко, Тунисе, Ливии и Египте в качестве корреспондента ИТАР-ТАСС, а также за время работы в Редакции стран Ближнего и Среднего Востока ИТАР-ТАСС.

Источники и литература. В диссертации использованы различные советские, российские, марокканские, алжирские, египетские, французские и американские источники и литература. Прежде всего это - труды самих идеологов исламизма: Хасана ат-Тураби /Судан/, Рашида Ганнуши /Тунис/, Абдессаляма Ясина /Марокко/, Мустафы Машгура /Египет/. К источникам в определенной мере можно отнести пропагандистские издания исламистов, издаваемую ими периодику, а также отдельные внутренние документы, доступ к которым удалось получить автору. С учетом крайней ограниченности доступа идеологов исламизма к открытым средствам массовой информации и печати, эти документы служат ценным источником информации об отношении исламистов к различным событиям общественно-политической жизни своих стран. К источникам автор считает возможным отнести и некоторые западные документы, подготовленные мощными аппаратами американских и западноевропейских аналитиков.

Важное подспорье оказали работы современных французских и арабских ученых и публицистов, посвященные проблемам развития политического ислама в странах Северной Африки. Представляется, что критический, сделанный "со стороны", но в то же время со значительным элементом "присутствия" анализ их взглядов и концепций может достаточно полно отражать основные тенденции и направления развития исламистских движений на севере Африки на современном этапе.

Еще одним важным источником при подготовке данной работы послужили сведения, полученные автором диссертации в ходе встреч и бесед с рядом видных представителей марокканской, алжирской, тунисской и египетской

интеллигенции, журналистами, высокопоставленными представителями политических партий, видными деятелями исламистских движений /лидер марокканской организации "Аль-Ислах ва Таухид" Абдельилла Бенкиран, представитель руководства той же организации Мустафа Рамид и др./. Многие справочные и фактические данные были почерпнуты автором в общих трудах, посвященных проблемам североафриканского региона и официальных документах.

Большую помощь автору в систематизации материала оказали труды советских и российских исследователей проблем современного ислама, таких как Г.Ф.Ким, А.И.Ионова, Ю.В.Ганковский, В.В.Наумкин, Л.Р.Полонская, Р.Г.Ланда, А.М.Хазанов, А.А.Игнатен-ко, З.И.Левин.

В работе впервые вводится в научный оборот ряд ранее неизвестных в России источников об исламистских организациях в Северной Африке, а также международных исламистских структурах. Автор предпринял попытку систематизировать дефиниции, связанные с движениями политического ислама, а также раскрыть их структуру. Последнее представляется немаловажным, когда в ряде случаев действия таких организаций непосредственно связаны с международным терроризмом. Поэтому данные, содержащиеся в исследовании, могут оказаться полезными для соответствующих государственных структур при выработке политических и практических решений относительно исламистских движений как в мусульманских республиках СНГ, так и в самой России.

Проблемы, связанные с темой диссертации, нашли широкое отражение в многочисленных публикациях автора в российской прессе, в отдельных книгах и брошюрах, а также в ряде выступлений на научных конференциях.

В первой главе диссертации /"Социально-политическая обстановка в странах Северной Африки в 70-х - 90-х годах"/ рассмотрены особенности социально-политического развития стран североафриканского региона в период 70-х - 90-х гг., представлены внешние и внутренние факторы, способствовавшие возникновению исламистских движений. Показано, что несмотря на формальные различия, страны региона объединяет наличие сильной личной власти. Для каждой из них характерен в той или иной мере искусственный, большей частью - словесный, плюрализм. Всем странам региона в той или иной мере свойственен конфликт, связанный с исламистскими движениями. Они предлагают свой, специфичный путь решения стоящих перед североафриканскими обществами проблем и представляют себя как реальную альтернативу существующим режимам.

В то же время для правящих элит характерно понимание необходимости сохранения существующего статус-кво при постепенной трансформации режимов в сторону большей демократии.

В данном разделе показано, что подъему исламизма в Северной Африке в немалой степени способствовали социальные проблемы, остро стоящие перед всеми без исключения странами региона. Сила исламизма и носителей его идей

проявилась в том, что они имели тесные контакты с населением. Именно это отличало их в выгодную сторону от верхушки официального духовенства и высших слоев администрации. Появление движений политического ислама стало во многом следствием раскола национально-освободительных движений на две составляющих - светскую и исламскую, и главное - проповедовавшейся представителями первого направления идеи о том, что ислам является главным виновником отсталости мусульман. Одним из факторов, способствовавших развитию исламизма в таких странах, как Марокко, Тунис и Египет, стала прозападная, проамериканская внешняя политика правящих режимов. Другим внешним фактором, оказавшим большое влияние на развитие исламизма в регионе, стало активное участие выходцев из Северной Африки в войнах в Афганистане, Боснии и Чечне. Именно прошедшие через эти конфликты лица составили костяк наиболее радикальных организаций.

Появление и развитие исламистских движений в регионе во многом стало следствием разработанных Ираном планов установления своей гегемонии в зоне Персидского залива и расширения своего влияния на радикальные исламистские группировки во всем ближневосточном регионе.

Еще одной внешней силой, которая должна разделить ответственность за быстрый рост исламизма в Северной Африке, являются США. Именно они до последнего времени через свои спецслужбы поддерживали, а в ряде случаев /Алжир, Ливия, Египет/ - и продолжают поддерживать связь с некоторыми движениями исламистов.

Во второй главе /"Исламистские организации, действующие в Северной Африке"/, на фоне развития внутриполитической обстановки в каждой отдельно взятой стране региона представлены основные национальные исламистские группировки. С учетом источников и литературы, оказавшихся доступными для автора, наиболее подробно представлены исламистские организации, действующие в Алжире, Марокко и Египте. В части, касающейся Судана, упор сделан на раскрытии особенностей функционирования "Зеленого интернационала" как международной исламистской структуры, базирующейся непосредственно в регионе.

Показано, что все исламистские движения стран Северной Африки первоначально в той или иной мере были связаны с египетскими "Братьями-мусульманами". В дальнейшем их внутреннее развитие, внутренняя /национальная/ диверсификация, повышение степени доктринальной автономности привели к потере этих связей. В настоящее время степень автономности по отношению к "Братьям" стала главным критерием дифференциации исламистских движений между собой.

Движения политического ислама различаются по следующим основным признакам:

- характеру взаимоотношений с государством, и в частности, степени

оппозиционности исламистских движении, которая может варьироваться от участия в органах власти /ДОМ - в Алжире, одно время НИФ - в Судане/ до ведения открытой борьбы против правящего режима /ИФС - в Алжире, "Аль-Джихад", "Аль-Гамаа аль-Исламия" - в Египте/;

идеологической и политической ориентацией исламистских движений /умеренные и радикалы/;

конфессиональной принадлежностью членов исламистских движений /для Магриба это менее характерно/;

зависимостью исламистских движений от того или иного государства или международной структуры, стремящихся воздействовать через них на другие режимы;

географическими границами, в которых действует каждая конкретная исламистская организация.

Констатируется, что в настоящее время политический ислам является основным источником нестабильности в как регионе, так и в потенции - в соседних с ним странах.

В третьей главе /"Политический ислам в Северной Африке и исламистские структуры вне региона"/ дана характеристика основных международных исламистских структур, способных в той или иной мере влиять как на события в странах Северной Африки, так и в районах, имеющих отношение к интересам России.

Утверждается, что международные структуры исламистов поддерживаются мощными финансовыми кругами. В настоящее время эти структуры ведут джихад планетарного масштаба, делающий неизбежным их столкновение с интересами России. Перед лицом усиливающихся репрессий во многих европейских странах эти структуры становятся все более изощренными и гибкими, способными выдержать удары спецслужб. Кроме того, создается угроза перевода эпицентра деятельности этих структур "на Восток" - в страны Восточной Европы и Россию.

Процесс появления все новых и новых международных исламистских структур имеет довольно динамичный характер. Для него характерно то, что вновь образующиеся структуры не всегда поддерживают отношения со старыми, однако в обязательном порядке вбирают в себя их составные элементы - национальные организации. Такое явление связано с тем, что каждая структура имеет своих собственных содержателей. Национальным же организациям выгодно иметь дело с несколькими структурами и получать от каждой из них финансовую поддержку.

Наиболее влиятельные из международных исламистских структур имеют перед собой в качестве основных задач оказание разносторонней помощи национальным исламистским организациям, непосредственную подготовку и осуществление терактов в разных странах мира, содействие переброске исламских добровольцев в районы вооруженного противостояния "мира ислама" и "мира

неверных". По каждому из этих пунктов эти организации в той или иной степени угрожают интересам России и ее союзников, а значит, предполагают ответное враждебное отношение к ним.

В четвертой главе /"Государство и политический ислам в странах Северной Африки"/ дана характеристика отношений между исламизмом и официальным исламом. Утверждается, что исламизм - неотъемлемое и прямое детище политики правящих режимов, пытающихся через официальный ислам упрочить свои позиции в североафриканских обществах. Во всех странах региона за исключением Судана, государство уделяет особое внимание идеологическому обеспечению борьбы с исламизмом и поддержке устоев существующих режимов. Двойной подход всех без исключения правящих в регионе режимов к исламизму связан прежде всего с тем, что на исламе, к которому апеллируют радикалы, основаны все существующие этатические конструкции, в той или иной степени связанные с арабским национализмом.

В ряде государств региона исламистские движения в начальной стадии их развития негласно поощрялись правящими режимами, видевшими в них орудие борьбы против левых партий и идеологий. В той или иной степени этим приемом пользовались в Алжире, Египте, Марокко и Тунисе.

В настоящее время практически во всех странах региона власти сталкиваются с главной проблемой: насколько позволяют отдельные элементы демократии ее врагам, и в частности, исламистам, захватить власть мирным путем, или, наоборот, она является лучшим оружием в борьбе против религиозного фанатизма? Пока что все говорит в пользу верности первой стороны проблемы. При этом вторая сторона справедлива там, где процесс демократизации шел осторожно и постепенно.

Практически полное совпадение официальный ислам и исламизм демонстрируют по основному вопросу: они едины, когда речь идет о т.н.возрождении исламской Уммы. И исламисты, и государство во всех без исключения случаях рассматривают культурное единство исламской Уммы в качестве базы экономической интеграции и политического взаимодействия между мусульманскими странами. Это же можно сказать и об утверждениях тех и других о том, что ислам предписывает рецепт для лечения всех бед современного общества. И правящие в странах региона режимы, и действующие в них исламистские организации буквально соревнуются между собой в вопросе подавления национальных и религиозных меньшинств.

И наконец, в заключении подчеркивается, что спокойствие мирового сообщества в XXI веке во многом будет зависеть от того, за кем пойдут 1,2 млрд мусульман. С учетом того, что 85 проц.из этой цифры относятся к числу бедняков, а 60 проц. - к числу неграмотных, можно с большой долей уверенности утверждать: значительная часть этих людей пойдет за исламистами

как единственной, на их взгляд, силой, способной изменить что-либо к лучшему.

Констатируется, что за исключением редких случаев исламизм является идеологией тех, кто отвергает существующие режимы. Ислам в данном случае служит только оболочкой в условиях, когда все другие формы выражения мнений запрещены или нетерпимы. Ныне исламизм рассматривается многими странами как самая большая угроза существующему мировому порядку. Считается, что такой же она останется и в обозримом будущем. Связи некоторых исламистских организация с мафией заставляют опасаться наихудшего - что в итоге они смогут получить в свое распоряжение оружие массового поражения.

Исторически активность ислама имела циклический характер. При этом величина амплитуды колебаний зависела как от сил, определяющих внутри ислама величину пика активности и их временную продолжительность, так и конкретных исторических условий. Нынешний рост активности ислама, в значительной степени определяемый его исламистской составляющей, еще далек от его пика. А, следовательно, нельзя исключать, что возрастет число стран, где адепты политического ислама пришли или придут к власти.

Особенности социально-политического развития региона Северной Африки в последней четверти XX века

Страны североафриканского региона имеют различное государственное устройство. Среди них - монархия /Марокко/, в той или иной степени авторитарные режимы /Ливия, Мавритания/, исламское государство /Судан/, номинально парламентские республики /Египет, Тунис, Алжир/. Несмотря на формальные различия, их объединяет одно - наличие сильной личной власти. Будучи в той или иной мере персонифицированными, эти режимы отрицают какую-либо альтернативу существующей власти и являют собой образчики искусственного, словесного плюрализма.

Так, в Марокко, которое по конституции этой страны определяется как "конституционная демократическая и социальная монархия", королю принадлежит верховная власть в государстве, а его личность объявлена священной. В иностранной литературе в одних случаях монархию называют теократической или абсолютистской, в других - парламентской или демократической, однако всегда признают, что королевская власть играет первостепенную роль в социально-экономической и политической жизни страны. Марокко можно называть по разному, но суть при этом остается одна - это государство являет собой абсолютную монархию. Чтобы подтвердить это, достаточно привести слова короля Хасана П:"...ислам запрещает мне создавать конституционную монархию, в которой король передал бы все свои полномочия и царствовал не правя" /196, 1.09.92/. Что касается марокканского образчика парламентаризма, то он, как считает марокканский политолог М.Този, имеет в качестве основной функции "ходатайствование перед верховной властью, причем только в той мере, в какой не допускается никакое покушение на разделение власти", "...парламент, который, как кажется, отражает самые глубокие надежды демократии, на самом деле является местом, где кристаллизуется непрозрачность политической лексики",-считает он /111, с.35/.

В Алжире после событий января 1991 года, когда военные отстранили от власти бывшего президента страны Шадли Венджедида, формально налицо основные признаки парламентской республики. Однако на деле вне зависимости от того, кто персонально осуществлял и осуществляет верховное руководство страной, главным звеном принятия решений до последнего времени оставалась армейская верхушка.

Ливия, несмотря на декларируемое наличие "власти народа" представляет собой типичный пример авторитарного режима во главе/лидером ливийской революции Муамаром Каддафи.

Пожалуй, единственным государством, где провозглашенный способ государственной власти соответствует его сущности, является Судан. Эта страна живет по законам исламского государства, навязанным ее населению правящей военной хунтой, за которой в 90-е годы стоял лидер Национального исламского фронта /НИФ/ Хасан ат-Тураби.

Что касается Египта и Туниса, то несмотря на наличие большинства атрибутов парламентской республики, не приходится сомневаться в том, что основные роли в этих государствах играют их лидеры - президенты Хосни Мубарак и Зин аль-Абидин бен Али соответственно.

Для большинства стран региона, за исключением, пожалуй, Марокко, характерными были метания от одних вариантов развития к другим. Так, в Тунисе близкие к социалистическим опыты правительства Бен Салаха -сторонника всеобщей кооперации сельского хозяйства - были прерваны, а страна безоглядно повернула к либерализму. В Египте политика "открытых дверей" Садата привела к разрыву с СССР и проповедовавшемуся Насером пути развития на базе сильного государства. Более того, она привела к сотрудничеству /как экономическому, так и политическому/ с бывшими врагами /США и Израиль/. Десятью годами позже Алжир порвал с 20-летним социалистическим экспериментом и бросился в пучину рынка. Даже Ливия, нефтяная рента которой одно время резко уменьшилась, оказалась неспособной защитить идеологические устои режима и была вынуждена прибегнуть к "реал-либерализму". Подобные метания не могли остаться незамеченными теми, кто уже был готов предложить свои собственные рецепты лечения болезней современного общества - исламистами.

Отдельно необходимо остановиться на Алжире и Марокко, для которых характерен этнический дуализм. В них берберы составляют от 25 до 50 проц.от общей численности населения /28/. В обеих странах берберы не отличаются от арабов по исповедуемому ими суннизму малекитского толка. Они всегда играли важное место в истории двух государств. Берберы приняли активное участие завоевательных походах арабов на Иберийский полуостров, в Сахару и в Африку южнее Сахары. Они внесли свою лепту и в борьбу за независимость своих стран. В последовавший за достижением независимости период берберы добивались выделения в отдельную культурно-лингвистическую группу. В Марокко король Хасан П удовлетворил часть их требований, в то время как в Алжире их чаяния остаются на уровне надежд. В результате в 90-х годах марокканские берберы были более интегрированы в политическую жизнь своей страны, чем их алжирские двойники. Последние, особенно в условиях подъема исламизма, угрожающего всеобщей арабизациеи, превратились в реальную силу, которая постоянно давит на алжирское руководство, но с иной, чем интегристы, стороны. В то время как в Марокко пусть и трудно, но идет процесс постепенной демократизации общества, в которой участвуют обе составляющих его половины, Алжиру угрожает дезинтеграция, связанная с наличием воинствующих исламистов и берберов.

Отличительной особенностью этно-конфессионального портрета Алжира и Туниса является наличие в них сравнительно весомых сект хариджитов общей численностью до 1,5 млн человек /28/. Для Египта - наличие коптов /христиан/, составляющих, по разным оценкам, от 10 до 20% населения. Еще более неоднородно население Судана, где северная часть страны заселена преимущественно мусульманами, южная - христианами и анимистами.

Всем странам региона в той или иной степени свойственен конфликт, имеющий одну природу. Этот конфликт связан с исламистскими движениями, предлагающими свой, специфичный путь решения стоящих перед североафриканскими обществами проблем и представляющими себя как реальную альтернативу существующим режимам.

Египет /"Аль-Джихад", "Аль-Гамаа аль-Исламия", "Братья-мусульмане"/.

Политический ислам в Египте представляет собой крайне неоднородное и структурно сложное идейно-политическое образование, вследствие чего довольно затруднительно дать однозначную оценку его роли в современном Египте.

В Египте действует до 30 исламистских группировок. Старейшая среди них - "Братья-мусульмане". Далее необходимо прежде всего назвать "Аль-Гамаа аль-Исламия" и "Аль-Джихад". В процессе развития исламистского движения в Египте можно выделить четыре основных этапа: - первый /1929-1954/ - становление исламистского движения и его превращение в реальную и влиятельную общественно-политическую силу. Он характеризуется относительным единством исламистов, действовавших в рамках "Братьев-мусульман"; - второй /1954-1970/ - связан с ослаблением "Братьев" и формированием радикальной составляющей исламистского движения; - третий /1970-1994/ - сопряжен с проявлением все более четкой внутренней дифференциации политического ислама на две составляющих -радикальную и умеренную; - четвертый /с 1994г. по н.в./ связан с начавшимся процессом повторной интеграции исламистского движения на основе идей радикализма, во многом ставшим следствием политики правящего режима, обрушившего на "Братьев" волну репрессий и вынудившего их оставаясь на словах умеренными вновь вернуться к радикальной практике.

В Египте государство борется с исламским фундаментализмом уже более 40 лет. Безуспешные попытки победить его предпринимались ранее Гамалем Абдель Насером и Анваром Садатом. С 1981г., когда религиозные экстремисты совершили успешное покушение на тогдашнего президента Египта А.Садата, страна живет в условиях чрезвычайного положения.

Теоретическое обоснование радикализма сформировал один из лидеров "Братьев" Сейид Кутб /1906 - 1977/, оказавшийся в тюрьме после разгрома организации в 1954г. В своих воззрениях он разделил человеческие общества на два типа: исламское, в которых люди поклоняются и признают власть одного Аллаха, что выражается в исполнении ниспосланного им шариата, и джахилииское, в котором люди сами устанавливают законы и тем самым нарушают главный принцип ислама - единовластие Аллаха. Ко второй категории он отнес все без исключения современные общества. По взглядам С.Кутба, ислам и джахилия - абсолютно противоположные и несовместимые общественные системы, между которыми невозможно ни мирное сосущестование, ни постепенная трансформация джахилии в ислам. Свои взгляды на процесс преобразования мира по-исламистски он отразил в программном произведении "Вехи на пути", которое было запрещено сразу после его опубликования в 1965г. В нем С.Кутб решительно отказался от идеи постепенной исламизации общества и провозгласил единственно возможным способом достижения власти ислама насилие. При этом джихад объявлялся не оборонительной борьбой, а наступательной, призванной не защищать "псевдоисламские" общества от внешних врагов, а свергнуть власть врагов внутренних и затем распространить исламский порядок на весь мир.

С точки зрения С.Кутба, "человечество сегодня находится на краю пропасти..., но не по причине угрозы всеобщего разрушения, которая висит над ним..., так как она представлена симптомами болезни, но не самой болезнью, а по причине своей несостоятельности в сфере духовных ценностей, в тени которых человеческая жизнь могла бы нормально развиваться и реально прогрессировать. Это отчетливо видно в западном мире, который больше не может рассчитывать на свои духовные ценности и который больше не может убедить себя в своем праве на существование после провала его так называемой "демократии" /20/.

С.Кутб был казнен в августе 1966г. Его считают основоположником современного исламистского радикализма.

С приходом к власти А.Садата в 1970г. начался новый этап в развитии исламизма в Египте. Рассматривая ислам в качестве эффективного средства борьбы против левых и насеристов, Садат амнистировал находившихся в тюрьмах "Братьев". Формально не разрешая организацию, он тем не менее снял ряд ограничений, препятствовавших ее нормальной работе, а также начал всячески поощрять рост активности исламистских групп в университетах страны. Одновременно начался процесс организационного становления экстремистских группировок.

Одной из первых таких организаций стала "Ат-Такфир валь-Хиджра". Это название было получено от средств массовой информации. Сами же участники группы называли ее "Гамаа аль-муслимин" /"Группа мусульман"/. Основателем организации и ее первым руководителем выступил Мустафа Шукри. Разработанная им стратегия борьбы за власть копировала опыт Пророка Мухаммеда и содержала три этапа: 1.Этап пропаганды. Его основная цель - вербовка новых сторонников, которые должны были составить общину "истинных мусульман"; всех остальных, кто слышал его призыв, но не откликнулся на него, М.Шукри относил к неверным. 2.Этап хиджры, т.е. ухода "истинных мусульман" из общества неверных и практически полного разрыва всех связей с ним. З.Этап джихада, когда община "истинных мусульман" открыто вступает в борьбу против безбожников с целью установления исламского порядка. В случае с "Ат-Такфир валь-Хиджра" первые два этапа разворачивались параллельно.

Стратегия М.Шукри в целом повторяла воззрения С.Кутба. Однако идейно-теоретические воззрения лидера "Ат-Такфир" совершенно не совпадали с рамками "революционного ислама" и возрожденческой традиции. М.Шукри полностью отвергал всю систему исламского права /фикх/, поскольку, по его мнению, она создавалась при использовании принципов иджмаа /консенсус/ и кияс /суждение по аналогии/, а не только на основе Корана и Сунны -единственных, с его точки зрения, источников шариата. При этом он ставил эти два источника на один уровень, допуская возможность приоритета текстов Сунны /при условии бесспорной достоверности хадисов/ перед кораническими аятами.

Свое понимание ислама М.Шукри рассматривал как единственно верное. Все же остальные учения и интерпретации, появившиеся после смерти Пророка, он считал "искажениями" истинной веры, а их авторов, в том числе основателей четырех мазхабов - неверными. Подобные воззрения М.Шукри обусловили враждебное отношение к нему не только со стороны официального ислама, но и ряда других исламистских группировок.

Египетские власти на протяжении нескольких лет знали о существовании "Ат-Такфир", однако не придавали этому факту особого значения. Они ограничивались периодическими и, как правило, кратковременными арестами отдельных активистов организации, включая и самого М.Шукри.

Период "мирного" сосуществования между "Ат-Такфир" и властями завершился в июле 1977г. Тогда исламисты несколько раз обращались к властям с просьбой освободить около 60 своих единомышленников, находившихся в тюрьмах. Не получив ответа, они захватили в заложники видного деятеля официального ислама, бывшего министра по делам вакуфов Хусейна аз-Захаби. Похищение произошло 3 июля, и через два дня, когда власти отклонили ультиматум исламистов, шейх был убит. В ответ службы безопасности провели массовые аресты среди активистов "Ат-Такфир". Сам М.Шукри и четверо его ближайших сподвижников были приговорены к смерти и вскоре казнены. В результате этих репрессий "Ат-Такфир" распалась на несколько мелких группировок и перестала играть заметную роль в египетском исламистском движении.

Другой влиятельной исламистской группой была организация Салаха Сиррийи. Он возглавил попытку захвата здания Военно-технической академии 18 апреля 1974г. По месту проведения этой акции за его группой утвердилось название "Группа Военно-технической академии", хотя существовали еще два имени: "Шабаб Мухаммед" /"Молодежь Мухаммеда"/ и "Муназзама ат-тахрир аль-исламий" /"Организация исламского освобождения"/. С.Сиррийе принадлежит получившая затем практическое воплощение идея о необходимости использования армии для свержения правящего режима через проникновение исламистов в вооруженные силы на самые высокие посты, а также привлечение военных для руководства джихадом.

Политический ислам в Северной Африке и исламистские институты вне региона

И Марокко, и Россия, равно как среднеазиатские и закавказские республики СНГ, географически лежат между двумя поясами динамичного развития, в зоне геоэкономического и геополитического разлома, что также во многом предопределяет схожесть некоторых процессов, протекающих в этих государствах /16, с.17/.

Еще одной причиной, по которой, как представляется, необходимо изучать проходящие в Марокко процессы, и в частности, развитие исламизма, является то обстоятельство, что королевству присущ ряд особенностей, характерных, правда, на ином уровне, и для нашей страны. Сюда, прежде всего, необходимо отнести специфику географического положения страны, являющейся мостом между Европой и Африкой, Европой и арабским миром, а также соседство с Алжиром, превращенным местными исламистами в настоящую "горячую точку" на карте арабского Магриба. Понятно сходство Марокко в данном отношении с РФ, занимающей аналогичное положение между Европой и Азией, и имеющей таких неспокойных соседей, как Афганистан и Таджикистан, а также чеченский "нарыв".

Появление исламистских движений в Марокко в 60-е годы совпало по времени с рядом событий внутри страны и за ее пределами. Они отразили неспособность власти достичь реальной политической стабильности и социальной справедливости. На эти проблемы наложился идентификационный кризис, связанный с арабо-берберским дуализмом марокканского общества /101, с.10/. Появление исламистских движений произошло с тайного благословения дворца, видевшего в них реальную силу, способную остановить быстрый подъем ( левого радикализма, характеризовавшегося открытым антимонархизмом.

Марокканские реалии существенно отличались от того фона, на котором развивались исламистские движения в Алжире и Тунисе. В Марокко, например, никогда не предпринимались попытки проведения светских реформ в системе образования и государственного управления, которые неизбежно вызывали сопротивление структур мусульманского общества и создавали почву для формирования религиозного диссидентства, в т.ч. и исламизма /159, 26.03.92/. с. Некоторые исследователи, например, марокканец Мухаммед Този, считают, что в Марокко политический ислам в его современном виде представляет собой логическое продолжение суфизма, хотя исламизм в его марокканском варианте отвергает суфизм /159, 9.02.99/. Особенностью условий, в которых формировался марокканский исламизм, он считает то обстоятельство, что марокканский монарх "всегда проводил гибкую политику по отношению к религии. В частности, он не следовал движению салафистов, осуждающему некоторые формы народного ислама /марабутизм/". Выступая апологетом официальных воззрений на исламизм, преподаватель университета "Мухаммед У" в Касабланке считает, что официальный ислам всегда имел сильные позиции в Марокко, и поэтому движениям политического ислама было очень тяжело утверждать, что королевство является землей неверных, которую необходимо исламизировать.

Впрочем, и М.Този согласен с некоторыми другими марокканскими политологами в том, что именно власти спровоцировали подъем исламистских движений. Возникшее в 1973 году Движение исламской молодежи /ДИМ/ первоначально не только было терпимо ими, но и пользовалось определенной благосклонностью. Дело в том, что в ДИМ власти видели эффективный противовес подъему левых настроений.

На самом деле исламистские движения быстро завоевали авторитет в Марокко, так как только они, а также их вечные противники из левацких организаций, указывали на пропасть, разделяющую во всех сферах простых марокканцев от правящей элиты.

Практически все действовавшие в тот период, а также существующие в настоящее время партии при существенных различиях в их программах не выступали, по крайней мере формально, против монархии, являющейся основой нынешней системы. Все они оказались в руках партийных элит, в той или иной степени связанных с дворцом или зависящих от него. В то же время в Марокко у многих людей окрепло убеждение в том, что и они должны принимать участие в управлении государством. Борьба за такое право приняла самые различные формы, включая демократические, религиозные и националистические. Эти движения зачастую становились особенно привлекательными для тех, чьи интересы не принимались в расчет в ходе проходивших преобразований в экономической и социальной областях. В этих условиях для некоторых радикально настроенных кругов появление идей исламизма представилось как возможность решения проблем, стоявших перед Марокко, как средство политического протеста.

В связи с развитием капитализма в Марокко трибальные и клановые связи, всегда служившие основой королевского режима, утратили в значительной степени свое значение и уступили место власти денег. Себя и свое окружение король поместил в центр этой новой системы власти, однако некоторые западные аналитики опасаются, что поступив подобным образом Хасан П нанес удар по престижу монархии, дав тем самым еще один довод исламистам, добивающимся изменения существующего режима.

Сила исламизма и его носителей проявилась в том, что лица, ставшие проповедниками идей иного толкования ислама имели тесные контакты с населением, среди которого они жили. Именно это отличало их в выгодную сторону от верхушки духовенства и высших слоев администрации. Так, в Марокко практически все представители руководства организации "Аль-Адль валь-Ихсан" вышли из учительской среды.

Государство и политический ислам в странах Северной Африки

Появление исламистских движений в Судане стало возможным благодаря во многом деятельности Эр-Рияда в конце 70-х - начале 80-х гг. по исламизации суданского общества. На саудовские средства в стране возводились мечети и исламские школы, сотням студентов были предоставлены стипендии для учебы в Саудовской Аравии. Эр-Рияд финансировал деятельность "Братьев-мусульман" в Судане и добился их легализации. В этот период режим Нимейри стремился использовать исламистов для борьбы против прогрессивно-патриотических сил Судана /52, с.138/, Тогда же гражданские суды были заменены шариатскими, в которых среди судей преобладали активисты ассоциации "Братья-мусульмане".

В апреле 1989г. исламисты выступили против мирного плана урегулирования конфликта на юге страны, т.к. он предусматривал приостановление действия законов шариата, как того требовали южане. Одновременно они вышли из состава правительства, участь которого была практически предрешена. 30 июня того же года в стране произошел военный переворот, за которым стояли исламисты. Уже первые заявления представителей Совета революционного командования /СРК/ показали, что они полностью соответствовали позиции НИФ, хотя формально Фронт, равно как и другие политические партии, был распущен сразу после переворота, а его лидер Хасан ат-Тураби даже попал в тюрьму. Впрочем/там он был недолго. Да и был ли на самом деле? Ведь уже в первом интервью после "освобождения" X.ат-Тураби утверждал, что именно НИФ подготовил военный переворот в Судане. То, что это заявление немедленно было дезавуировано О.адь-Баширом, ничего не изменило.

Государственный переворот 30 июня 198 9г. в Судане привел к власти военно-исламистскую хунту, инспирированную X.ат-Тураби. Этот переворот прошел почти незамеченным в мире. Между тем он привел к созданию первого исламского государства в Африке и арабском мире. Причем это случилось в стране, имеющей самую большую территорию на континенте и на Ближнем Востоке и обладающей общей границей с девятью другими государствами.

Когда военная хунта, возглавляемая генералом О.аль-Баширом, свергла правительство Садека аль-Махди, она запретила все политические партии, включая НИФ. Но, по всей видимости, запрет последнего был осуществлен только на бумаге. Представители руководства НИФ заняли ряд ответственных постов в правительстве. Сам Фронт, который основал X.ат-Тураби еще в 50-е годы, видится сегодня как реальная власть в 90-е годы в самой большой по площади африканской стране.

Духовным лидером суданского режима являлся Хасан Абдуллах ат-Тураби. В самом Судане и за его пределами его часто называют "Суданским Хомейни", но по своим действиям он больше претендует на звание "Хомейни исламского мира".

X.ат-Тураби прекрасно образован. Он имеет ученые степени магистра права Лондонского университета и доктора философии Сорбонны. Хорошо говорит на английском и французском языках. В отличие от большинства лидеров исламистских движений он прекрасно разбирается в западной культуре и политике. Говорят, что он способен также легко рассуждать о региональной политике в Италии или средневековой Дании, как о проблемах арабского мира и ислама. В 1997г.ему исполнилось 65 лет.

X.ат-Тураби родился в восточносуданском городе Кассала в семье юриста в 1932г. В 1955г.закончил университетский колледж Хартума, затем продолжил образование в Лондоне, где получил звание магистра права. В 1963г.защитил докторскую диссертацию в Сорбонне. Возвратившись в Хартум, он возглавил юридический факультет, а в 1965г., сразу после октябрьского /1964г./ народного восстания занялся активной политической деятельностью в качестве генерального секретаря НИФ и члена парламента.

Под руководством Х.ат-Тураби исламистское движение в Судане трансформировалось от небольшой элитарной группки до массового народного движения, сменившего коммунистов, в свое время располагавших сильными позициями в Судане, а также мусульманских традиционалистов, концентрировавшихся вокруг нескольких суфийских орденов.

Когда в 1969г.Нимейри пришел к власти, он бросил Ат-Тураби на 7 лет в тюрьму. Но его движение продолжало расти вширь и вглубь. Его время пришло в 1989г., когда под волнами народных протестов и гражданской войны рухнула трехлетняя демократия /139, 1.07.95/.

В 80-е годы Ат-Тураби возглавлял суданскую ветвь международной организации "Братья-мусульмане".

НИФ возник в середине 80-х годов, выйдя из "Братьев". Несмотря на то, что исторически корни НИФ были в международной организации "Братья-мусульмане", по ряду причин суданские исламисты постарались дистанцироваться от него.

В 90-е годы несмотря на формальный запрет НИФ являлся по сути правящей партией в Судане. Различают два уровня его деятельности. Первый -внутренний. Здесь усилия Фронта направлялись в первую очередь на исламизацию суданского общества. Носителями этих идей выступали члены руководства НИФ, занимавшие высокие посты в иерархии суданской правительственной машины. Исламизация включала в себя насильственное обращение анимистов и христиан, а также этнические чистки нубийцев.

Второй уровень - внешний. Здесь роль проводника идей Ат-Тураби играла созданная им Исламо-арабская народная конференция /ИАНК/. На ежегодных съездах ИАНК, на которых присутствовали представители большинства оппозиционных движений мусульманского мира, обсуждались текущие проблемы исламской Уммы.

Похожие диссертации на Политический ислам в Северной Африке, 1970 - 1999 гг.

История воспитания, школы и педагогической мысли таджиков с древнейших времен до возникновения ислама Кадыров Кадыр Бозорович

Ислам в системе национальной культуры вайнаховКеримов Махмуд Магомедович

Внешняя политика стран Африки в 1970-1980 гг. : (на примере Анголы, Эфиопии, Конго и Мозамбика)Зауде Зелеке

"Экономические проблемы развития электроэнергетического хозяйства стран Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (1970-2013 гг.)"Симонян Левон Ашотович

Исламистские течения в общественно-политической жизни Турции (1970 - 2000-е гг.)Зиганшина Гбльнара Мухамаджановна

Исламистские течения в общественно-политической жизни Турции : 1970-2000-е гг.Зиганшина Гюльнара Мухамаджановна