Содержание к диссертации
Введение
Глава I Система персонажей новогреческой мифологии. Принципы классификации новогреческих МП 13
Глава II Славянские заимствования в новогреческой мифологической лексике 97
Глава Ш Греческие заимствования в мифологической лексике балканских славян 113
Глава IV Балканские концепты в народной мифологии современной Греции и славянобалканского ареала 141
Заключение 160
Литература и источники 164
Приложение
Опыт словаря новогреческой мифологии 181
- Система персонажей новогреческой мифологии. Принципы классификации новогреческих МП
- Славянские заимствования в новогреческой мифологической лексике
- Греческие заимствования в мифологической лексике балканских славян
- Балканские концепты в народной мифологии современной Греции и славянобалканского ареала
Введение к работе
Эта работа посвящена важнейшей составляющей языковой картины мира современной Греции - мифологической лексике. В последнее время в научных кругах возрастает интерес к изучению новогреческой мифологии, поскольку в отличие от официальной мифологии Греции Древней, эта интереснейшая тема остается, с одной стороны, пока еще малоисследованной, а с другой стороны, существует обширнейший опубликованный и неопубликованный диалектный материал, который может быть использован для ее изучения. Мифологические представления в греческой народной культуре занимают немаловажное место, особыми магическими действиями ритуального характера сопровождается практически каждый обряд семейного цикла (рождение, свадьба, смерть), сельскохозяйственного цикла (пахота, посев, сбор урожая и т.д.), народного календаря. Вера в сверхъестественные явления присутствует в повседневной жизни носителя греческой культуры и вне, обрядовой приуроченности, о чем свидетельсвуют многочисленные былички и легенды о появлении мифологических персонажей (далее - МП).
Под словосочетанием «новогреческая мифология» мы будем подразумевать систему мифологических воззрений, сформировавшуюся в XIX - XX вв. в народной культуре Греции. Основные элементы этой системы, а также мифологическая лексика, сохраняются в памяти греков и по сей день, что позволяет, согласно сложившейся научной традиции, называть этот период «этнографическим настоящим».
В качестве ключевого элемента народной демонологии рассматривается лексика новогреческого языка и ее соотношение с аналогичной диалектной лексикой южнославянских языков
(болгарского, македонского, сербского), которые входят в так называемый балканский языковой союз (БЯС). Несмотря на то, что ряд исследователей оспаривает наличие такого союза, изучению БЯС посвящено множество работ как отечественных, так и зарубежных исследователей. Первым крупным исследованием, посвященным грамматическому сходству между не имеющими генетического родства балканскими языками была работа Кристиана Санфельда [Sandfeld 1930]. В России эта научная проблема сначала исследовалась Н. Трубецким, а затем получила глубокое развитие в трудах Т.В. Цивьян [Цивьян 1965; Цивьян 1979; Цивьян 1990], А.В. Десницкой [Десницкая 1979, Десницкая 1990], Т.М. Николаевой [Николаева 1996; Николаева 2000] и А.Н. Соболева [Соболев 1991; МДАБЯ]. Источник общих черт языков БЯС до настоящего времени активно обсуждается в научных кругах, существуют несколько гипотез их происхождения (фрако-дако-иллирийская гипотеза существования балканского субстрата, греческая, латино-романская гипотеза), однако в последнее время наибольшей популярностью пользуется идея их происхождения из нескольких источников (некоторые черты — через латынь, другие — через греческий, турецкий или славянские языки, третьи схожие особенности объясняются субстратными элементами и т.д.).
Помимо общих черт на языковом уровне, согласно гипотезе, высказанной Т.В. Цивьян и поддержанной многими другими учеными-балканистами, можно говорить еще и о специфической балканской модели мира (БММ) [Цивьян 1990; Цивьян 1999; Цивьян 2005]. Народы, населяющие Балканский полуостров, обладают сходными мифологическими воззрениями, культурными представлениями и т.д., что позволяет выделять, помимо языкового союза, еще и балканский культурный союз. В последнее время в отечественной науке возрастает
интерест к исследованию общебалканских культурных мотивов, определению источников этой общости и т.д. Этой теме посвящена монография И.А. Седаковой «Балканские мотивы в языке и культуре болгар» [Седакова 2007].
Актуальность настоящей работы обусловлена необходимостью систематического описания и анализа мифологической лексики современного греческого языка как одного из важнейших источников сведений о национальной культуре греческого народа, о его специфических представлениях о мире. Кроме того, новогреческая народная культура в российских научных кругах до сих пор остается малоисследованной, и хотя в последнее время ей уделяется внимание в работах молодых исследователей О.А. Бакулевой [Бакулева 2002], С.А. Сидневой [Сиднева 2007], О.В. Чехи [Чеха 2008], крупных работ, посвященных новогреческой демонологии, в России на данный момент не существует.
Научная новизна работы заключается в выявлении особенностей новогреческой народной мифологической системы через призму диалектной лексики, а также в применении к греческому материалу подходов, разработанных в рамках исследований московской этнолингвистической школы Н.И. Толстого. Для этой школы, сформировавшейся в 70-80 гг. XX в. в Институте славяноведения РАН на стыке смежных дисциплин (лингвистики, этнографии, фольклористики, ареалогии) большое значение имели новые принципы изучения народной культуры, среди которых можно отметить главные: определение особого места языка по отношению к духовной культуре, изучение языка как материала и то же время метаязыка культуры, исследование культурной семантики народной терминологии, выделение этнокультурных диалектов как значимой единицы
исследования, исследование ареального распределения
терминологической лексики и фразеологии)1.
Славянская мифология была предметом исследования многих отечественных ученых-славистов, таких как Д.К. Зеленин, Н.И. Толстой, Э.В. Померанцева, Е.Е. Левкиевская и др. Особо следует отметить вышедшую в 2000 г. монографию Л.Н. Виноградовой «Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян», в которой подробно рассматриваются основные славянские демонологические образы и описываются теоретические проблемы, встающие перед исследователями славянской народной мифологии [Виноградова 2000]. Отдельного внимания заслуживает вышедшая в 2004 г. работа А.А. Плотниковой «Этнолингвистическая география Южной Славии», в которой исследуется распространение лексики славянской духовной культуры в южнославянском ареале [Плотникова 2004]. Славянской народной мифологии в книге А.А. Плотниковой посвящен объемный раздел и девять этнолингвистических карт, отражающих географию распространения названий МП и некоторых мифологических поверий. Болгарской народной мифологии повящена работа И. Георгиевой [Гергиева 1983], македонский материал исследуется в монографии Т. Вражиновского [Вражиновский 1995].
В новогреческой научной традиции, к сожалению, мифологическая лексика и демонологическая система пока еще не стали предметом специального фундаментального исследования, однако уже в конце XIX в. появляются первые работы греческих ученых, посвященные этой тематике. «Отец» греческой фольклористики Н.Г. Политис в 1871 г. и в 1874 г. публикует двухтомную работу под названием «Изучение жизни современных греков. Новогреческая
1 Подробнее о предмете этнолингвистики и московской этнолингвистической школе см. [Толстой 1995, Толстая 2002]
мифология» [ПоАлтпс; 1871; ПоАлтпс; 1874], затем пишет серию статей, посвященных этой же проблематике, и, наконец, выпускает в 1904 свой знаменитый сборник легенд, преданий и быличек с комментариями к ним «Парабосєц» (Предания) [ПоАдтпс; 1904]. В 1979 г. появляется работа Д. Диалектоса «Нереиды - каликандзары - вурдалаки в преданиях Лесбоса» [Діойєктбс; 1979], затем, в 1989 г. - диахроническое исследование С.А. Музакиса, посвященное вурдалакам [Мои^&клс; 1989], а в 1996 г. -работа С.А. Молиноса «Каликандзары» [MoMvog 1996]
В Америке исследованием этой проблематики занимался Дж. Лаусон, который в 1964 г. выпустил в свет монографию «Современный греческий фольклор и древнегреческая религия» [Lawson 1964], в которой подробно рассматриваются рудименты древнегреческой религиозной политеистической системы в новогреческом фольклоре.
Предметом исследования является диалектная лексика новогреческой, а также балканославянской мифологии, в которую включаются названия и имена демонологических персонажей, лексемы, производные от этих имен, которые могут относиться напрямую или косвенно к области мифологии, а также лексические единицы из общего словарного фонда языка, приобретающие особое значение в мифо-ритуальном контексте.
Объектом исследования в нашей работе стали многочисленные новогреческие и южнославянские языковые, фольклорные и этнографические сведения, в которых затрагиваются демонологические темы.
В ходе работы применялись в основном этнолингвистический,
структурно-описательный, ареально-типологический и
сопоставительный методы анализа, а также элементы структурно-семантического, этимологического и функционального анализа.
Теоретической базой для диссертации послужили исследования ряда российских и зарубежных ученых в области этнолингвистики, мифологии и фольклора (Н.И. Толстого, СМ. Толстой, Л.Н. Виноградовой, А.А. Плотниковой, И.А. Седаковой, М. Филипповой-Байровой, И. Георгиевой, Н. Г. Политиса, Г.А. Мегаса, J.C. Lawson и т.д.)
В качестве источников материала мы пользовались как филологическими источниками, то есть разного рода новогреческими, болгарскими, сербскими и македонскими словарями, фольклорными текстами, а также этнографическими источниками, то есть описаниями обрядов, имеющих мифологическую составляющую и включающих специфическую лексику. Все источники можно разделить на несколько категорий:
1. Лексикографические источники. Словари разных типов: толковые, этимологические, диалектные, фразеологические, фольклорные, мифологические. В частности, в работе были использованы данные новогреческих толковых и этимологических словарей Бабиньотиса [Мтгацлпасотпс1 и Тегопулоса-Фитракиса [Mei^ov], этимологических словарей Шантрена [Chantraine], Криараса [Kpuxpdu;] и Адриотиса [Ал/бріштлс;]. Отдельного упоминания заслуживает «Фольклорный словарь о матери и ребенке» X. Икономопулоса [OikovouxStcouA-oc; 1999], в котором собрана лексика, отражающая духовную культуру современной Греции, в том числе мифологическая. При изучении балканославянской лексики были использованы Болгарский этимологический словарь [БЕР], мифологические словари «Болгарская мифология» [БМ], «Словарь народной мифологии македонцев [РНММ], «Сербский
мифологический словарь» [CMP], этнолингвистический словарь «Славянские древности» [СД].
Мифологическая проза: былички, сказки, поверья, запреты, паремии, другие малые фольклорные жанры, проклятья, заговоры, загадки, народные песни, легенды, заклинательные формулы, формулы запугивания, обмана детей. Основным источником материала для новогреческой части нам послужил упоминавшийся сборник Н.Г. Политиса «ПараЗбаєц», а также сборники греческих народных песен [EAT, АТ-П], и многочисленные тексты, опубликованные в журнале «Лаоурасрісс» и других изданиях.
Этнографические описания: обряды ряжения на Рождество, на Масленицу, обряды гадания на день св. Ивана, календарные переходные обряды (новогодние, мартовские, августовские), обряды семенного цикла: родильные, свадебные, похоронные; сельскохозяйственные обряды; народная магия. Сведения этого характера также были взяты в основном из опубликованных в журнале «Лаоурафіа» описаний, а также из монографии Г. А. Мегаса «Греческие народные праздники и обряды» [Мєуад].
Полевые источники: собственные записи автора, сделанные во время экспедиций на о. Родос и в область Мани, а также в других районах Греции в период с 1999 по 2003 год.
Цель работы - систематическое описание словаря новогреческой мифологии, выявление генетических, типологических и исторических связей новогреческой мифологической лексики с мифологической лексикой балканославянского ареала.
Поставленные цели предполагают решение следующих задач:
на основании этнолингвистического анализа диалектной мифологической лексики реконструировать систему персонажей новогреческой народной демонологии;
- выделить наиболее значимые, «ключевые» греческие народные
мифологические образы;
определить ареалы имен и поверий о МП на территории Греции;
проследить исторические и типологические связи новогреческой лексики с лексикой южнославянских языков;
выявить сходства и различия в мифологической лексике Новой Греции и балканославянского ареала;
- составить этнолингвистический словарь мифологической лексики
новогреческого языка.
Апробация работы. Основные положения диссертации излагались и обсуждались на научных конференциях по этнолингвистике, диалектологии, фольклористике и неоэллинистике: VI - XI конференции молодых специалистов по византинистике и неоэллинистике (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 2003-2008), «Традиционная культура современной Греции» (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 2008), «Балканские чтения 8», «Балканские чтения 9» (Институт славяноведения РАН, 2005, 2007), «Славянские диалекты в ситуации языковых контактов» (Институт славяноведения РАН, 2006), «Толстовские чтения-12» (Ясная Поляна, 2008), «Христианские образы в народной культуре» (Государственный Институт Искусствознания, 2008).
По теме диссертации опубликовано девять научных работ: Восточные мотивы в новогреческой мифологии//'Балканские чтения 7. В поисках «ориентального» на Балканах. М., 2003; Вурдалак в народной
культуре современной Греции // Проблемы славяноведения в трудах молодых ученых. М.э 2003; Нереиды в традиционной культуре современной Греции!! Доклады российских ученых. IX конгресс по изучению стран Юго-Восточной Европы (Тирана, 30.08-03.09.2004). Санкт-Петербург, 2004; Демоны места в новогреческой традиции (лексический аспект)II Балканские чтения 8. В поисках «западного» на Балканах. М., 2005; Стихъо — дух-покровитель места в новогреческой мифологии и некоторые славянские параллели II Исследования по славянской диалектологии 12. М., 2006; Балканские концепты в народной мифологии современной Греции и славянобалканского ареала// Исследования по славянской диалектологии 13. М., 2008; О некоторых славянских заимствованиях в новогреческой мифологической лексике// Славяноведение №5, М, 2008; Греческие заимствования в балканославянской мифологической лексике II Материалы XV Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов-2008». М., МГУ им. М.В. Ломоносова 7-11 апреля 2008; Женские мифологические персонажи в новогреческом фольклоре //Традиционная культура №1. М., 2009; «Ключевой» корень греческой свадьбы II Московия. Проблемы византийской новогреческой филологии 2. М., в печати; Заметки по новогреческой мифологии II Московия. Проблемы византийской новогреческой филологии 2. М., в печати.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического списка и приложения.
Содержание работы. В первой главе диссертации рассматриваются принципы классификации МП новогреческой системы, делается попытка создания классификации новогреческих МП, выделяются наиболее значимые для новогреческой народной культуры
образы, дается описание «ключевых» МП по схеме Виноградовой-Толстой.
Во второй главе исследуются славянские заимствования в греческой мифологической лексике, проводится анализ этих заимствований и устанавливается время их возникновения.
В третьей главе описываются грецизмы мифологического характера в южнославянских языках, проводится их классификация, исследуется время и способ их проникновения в славянский язык.
В четвертой — описываются некоторые общебалканские культурные концепты, характерные как для греческого, так и для балканославянского ареала, утанавливаются причины их схожести.
В конце каждой главы даются основные выводы. В заключении делается обобщение результатов исследования.
В Приложении представлен опыт создания новогреческого
мифологического словаря. Безусловно, задача составления
этнолингвистического словаря в рамках настоящей работы не предполагает представления полного тезауруса новогреческой мифологической лексики, а носит предварительный, пробный характер с перспективой дальнейшего исследования, дополнения и развития.
Балканские концепты в народной мифологии современной Греции и славянобалканского ареала
Словосочетание «греческая мифология» практически у любого человека ассоциируется с мифологией Древней Греции, заканчивающейся вместе с античным периодом истории. Система мифологических персонажей (далее - МП) современной Греции сильно отличается от древнегреческой. Во-первых, и это отличие принципиально, все составляющие новогреческую систему существа относятся к так называемой «низшей» мифологии, к «нечистой силе». Во-вторых, сведения об этих персонажах можно почерпнуть из немногочисленных и сравнительно поздних источников, часто дающих только косвенное представление; в то время как античная мифологическая система была тщательно проработана и зафиксирована, что во многом также было обусловлено ее статусом официальной религии. В-третьих, греческая культура претерпела серьезные исторические изменения, связанные с многочисленными длительными контактами с другими этносами, что не могло не отразиться на мифологических воззрениях современных греков.
Поскольку систематическому описанию и классификации МП современной Греции в русской научной традиции не уделялось достаточного внимания, нами была сделана попытка создания небольшого словаря новогреческих демонов, в котором, опираясь на схему описания мифологических персонажей, разработанную в отделе этнолингвистики и фольклора Института славяноведения РАН [Виноградова-Толстая: 40-44], мы постарались описать характеристики основных персонажей новогреческой мифологии (См. Главу I). Теоретические проблемы, связанные с исследованием мифологической системы славянских народов, подробно описаны в книге Л.Н. Виноградовой «Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян». Среди заслуг специалистов, занимающихся исследованиями такого рода, Людмила Николаевна отмечает, что, во-первых, в современной научной традиции признается тот факт, что комплекс народных поверий не сводится к перечню традиционно выделяемых образов, а включает более широкий круг слабо индивидуализированных существ, иногда даже не имеющих собственного имени, во-вторых, народная демонология стала изучаться как один из цельных фрагментов народной духовной культуры, тесно связанных с общей обрядово-мифологической системой и архаическими представлениями славян об устройстве мира, и в-третьих, стала очевидной первостепенная важность проблемы идентификации мифологического персонажа, то есть необходимость соотнести данные о нем с определенным типом в общей классификационной системе. Однако наименее разрешенными на настоящий момент остаются вопросы, связанные с классификацией общего состава МП в рамках определенной одной этнической традиции, с изучением народной демонологии не только как списка персонажей, но и как системы, включающей наряду с персонажами весь круг мотивов о сверхъестественных существах» [Виноградова 2000: 13-14].
С аналогичными проблемами сталкивается исследователь греческой, демонологии, и в настоящей работе будут рассмотрены некоторые проблемы классификации и идентификации новогреческих МП.
Для каждого персонажа не существует четкого единственного признака, по которому можно провести его идентификацию. Безусловно, существуют определенные категории МП, для которых проведение идентификации не представляет особенной сложности. Например, по такому набору характеристик как имя (KaAxKavx apoc;), время появления (святки), внешний облик (зооморфное существо, покрытой черной шерстью) и функция (вредоносные действия по отношению к человеку, обычно не причиняющие ему серьезного вреда) мы можем без труда опознать святочного демона Каликандзара, при этом прочие, его свойства могут обладать большой диалектной вариативностью. Или, например, другой набор характеристик: имя (Moipa), время появления (через несколько дней после рождения ребенка), внешний облик (женщина в белой одежде), функция (определять судьбу новорожденному младенцу) отсылает нас к демону судьбы Мойре, обладающему хорошо прорисованным «персонажным портретом». Однако в случае со многими другими персонажами даже более подробный набор характеристик персонажа может вызвать трудности при попытке отнесения его к тому или иному классу МП. Как, например, быть с определением МП, который описывается как «прекрасная женщина, которая красиво танцует и очень сладко поет и живет на берегу моря» [НлротлЗрпд 1987: 216, 218] и имеет название Adjuia, если в другой греческой локальной традиции персонаж с этим же именем Adfiia уже описывается как страшное демоническое существо женского пола, нападающее по ночам на людей и душащее в люльках младенцев [ПоАлтпд 1871: 196-200]. При этом первое приведенное здесь описание больше характерно для женских МП нереид.
Славянские заимствования в новогреческой мифологической лексике
Греческая культура на протяжении многих веков соседствовала с культурой славян, начиная с VI в., когда византийским историком Прокопием Кесарийским впервые упоминаются славянские племена, вплоть до наших дней, в которые современная Греция граничит со славянскими Болгарией и Македонией, а на ее территории проживает большое число выходцев из той же Болгарии и стран бывшего СССР. В современном греческом языке присутствуют заимствования из славянских языков, происхождение которых либо не вызывает сомнений, либо оспаривается греческими учеными.
Сначала остановимся на именах, которые встречаются на севере Греции, в областях, граничащих с современным славянским миром, — Эпире, в греческой Македонии и во Фракии. Эти имена представляют собой славянские заимствования, происхождение которых очевидно: ofisoq [ zmeos], piXa [Vila] и аа о/ЗіХа [samo vila]. Это диалектные варианты названий общегреческих мифологических персонажей, обладающих определенным набором устойчивых признаков, но в некоторых случаях имеющих и дополнительные южнославянские характерные черты.
На северо-востоке Греции встречаются два диалектных названия МП, явно заимствованных из славянских языков, - /ЗіХа и аа/ло/ЗіХа. [Плотникова 2004: 621, БД8:305] Эти слова, очевидно, были заимствованы греками у соседних славянских народов, где они очень известны и широко распространены (Болгария, Македония, Сербия, Хорватия, Босния и Герцеговина, Черногория, Словения [см. Плотникова 2004: 200-201, 614-615]). Демоническому существу, который у славянских народов условно обозначается именем вила, в греческой традиции соответствует аналогичный женский персонаж под общим условным именем нереида (vspdiSa), кроме того, представления о подобных демонах встречаются и у других неславянских балканских народов (румын, албанцев), что дает основания определять этот тип МП как общебалканский. А.А. Плотникова выделяет ряд признаков, общих для этих МП: «женский пол, красота и молодость..., характерный белый цвет..., обитание во внешнем по отношению к жилищу человека пространстве..., преимущественное появление у воды (вблизи источников, колодцев, озер, рек, моря); совместные танцы и пение; чудесная помощь людям... и мстительность в случае нарушения ряда запретов; вступление в любовные отношения и брак с простыми людьми... способность к полету, перемещению по воздуху...» [Плотникова 2004: 204] Таким образом, имена вила и самовила были заимствованы северо-греческими диалектами для обозначения общебалканского женского МП, который присутствует как в греческой, так и в славянской традиции. По причине недостаточности материала сложно говорить о том, насколько описываемый греческий персонаж с именем вила отступает от общегреческой характеристики нереиды, и имеет ли он какие-либо специфические признаки, более характерные для славянской культуры.
Другое славянское заимствование в греческой мифологической лексике, от слав, змей, — (Tjusog [ zmeos]. Название было зафиксировано в конце XIX века в греческой Македонии и в Эпире у куцовлахов [ПоМтгц; 1994, 267-271]. Демон описывается как хранитель озера, обладающий сверхъестественной силой. Первым общим мотивом, объединяющим македонский и эпирский тексты, можно назвать происхождение МП - от пастуха, вкусившего чудесной пищи, которую едят другие существа, называемые ajucog. Так, в одной быличке из Македонии рассказывается, что два демона по имени ofisoq сражаются, бросая друг в друга комья снега с жиром и солью, от соли один из них лопается, второй вынимает его сердце и печень и начинает жарить на костре, затем просит пастуха присмотреть за едой, пока он ненадолго отлучится, пастух съедает сердце и печень, приобретает сверхъестественную силу, убивает второго демона, выясняется, что он не может жить в мире людей, обладая такой силой (пытается доить овец, а у него в руках остается вымя), им овладевает сильное желание броситься в озеро, он прыгает в воду и становится демоном-хранителем озера. В другой быличке, из Эпира, пастух приносит демону-побратиму барана, демон его «надувает», после совместной трапезы пастух чувствует сверхъестественную силу, как и в предыдущей быличке оказывается, что он не может доить овец, у пастуха возникает желание броситься в воду, он становится духом озера. Вторым характерным мотивом здесь является то, что в обеих быличках пастухи, прежде чем броситься в озеро, сообщают о своем намерении другу, и они договариваются периодически встречаться, для чего демон будет выходить из озера. Единственным условием является запрет сообщать о том, что случилось, кому-либо еще. Но жена или мать пастуха-демона выслеживают его друга, обнаруживают свое присутствие, и демон больше не выходит из озера. В быличке из Македонии упоминается один интересный мотив - а/лєод прилетает в деревню верхом на туче и забирает с собой свою невесту, с которой он был помолвлен до этого.
Греческие заимствования в мифологической лексике балканских славян
Проблеме греческих заимствований в славянских языках посвящено множество исследований как российских, так и зарубежных ученых. Среди фундаментальных трудов надо отметить, прежде всего, опубликованную в начале XX в. работу М. Фасмера «Греко-славянские этюды», третий том которой посвящен греческим заимствованиям в русском языке [Фасмер 1909]. Фасмер в своей книге упоминает также многие другие работы русских ученых, посвященные этой теме (Буслаев Ф. О влиянии христианства на славянский язык. М, 1848; Соболевский А.И. Русские заимствованные слова. СПб, 1891; Линдеман И. Греческие слова в русском языке. М, 1896 и др.), однако отмечает, что во всех этих работах исследовались по большей части «книжные» заимствования, а также слова, проникшие в русский язык посредством западноевропейских языков, в то время как его «Этюды» фиксируют также и примеры непосредственного влияния греческого языка на русский [Фасмер 1909: 1].
В сферу наших интересов входят греческие заимствования в южнославянских языках балканского ареала, поэтому в этой главе будут рассмотрены грецизмы в сербском, болгарском и македонском языках.
Болгарские исследователи (Д. Матов, П. Скорчев, Ал Т.-Балан, Ал. Ничев) начиная с конца XIX в. активно занимаются вопросом взаимных влияний греческого и болгарского языков (подробнее см. [Седакова 2002а]), особо стоит отметить монографию М. Филипповой-Байровой «Гръцки заемки в съвременния български език» [Филиппова-Байрова 1969], в которой представлен подробный словарь грецизмов в болгарском языке. Эта исследовательница отмечает время и пути проникновения в болгарский язык грецизмов, их фонетическую и семантическую эволюцию, их разнообразие и присутствие в различных областях культурной и повседневной жизни болгарского народа. Время их возникновения, согласно этой работе, относится еще к эпохе заселения славянами Балканского полуострова, когда они стали соседями греков и попали под сильное влияние многовековой греческой культуры. М. Филиппова-Байрова также выделяет три волны греческих заимствований в болгарском языке: первые значительные заимствования появляются в середине IX в. с принятием христианства (терминология религиозного характера), вторая большая волна греческих заимствований относится к периоду византийского господства (1018-1186) и Второго болгарского царства (административные и дворцовые термины, некоторые из которых в течением времени исчезли, а также повседневная лексика), третья волна греческих слов и выражений проходит во время турецкого господства, особенно во время фанариотского ига [Филиппова-Байрова: 62].
«При исследовании греческих заимствований в болгарском языке видно, что одна их часть принадлежит к книжному языку, а другая - к народному. Первые проникли в язык через письменные памятники, а вторые - устным путем, в результате непосредственного многовекового общения двух народов: греков и болгар. Заимствования, которые появились у нас посредством письменной литературы, претерпели незначительные изменения, поскольку были приняты и употреблялись обычно ограниченным кругом людей, в письменной речи, при оформлении документов и т.д. А слова, которые проникли в наш язык в результате непосредственного общения двух народов, устным путем, претерпели достаточно большие фонетические, морфологические и семантические изменения...» [Филиппова-Байрова: 62]
Российские ученые, изучающие балканские языки, также уделяли внимание этому вопросу. И.А. Седакова («К проблеме заимствований в балканославянских языковых и этнокультурных системах» [Седакова 2002], в своей монографии «Балканские мотивы в народной культуре славян» И.А. Седакова также рассматривает случаи заимствования греческих слов [Седакова 2007]), в Греции этой проблематике посвятил свою работу X. Дзидзилис [Дзидзилис 1990].
Во всех балканославянских языках присутствует большое число греческих заимствований, которые встречаются во всех сферах жизни народа: в бытовой, в обрядовой, в духовной. Наша работа посвящена исследованию мифологической лексике, поэтому мы остановимся на грецизмах в области народной мифологии. И.А. Седакова в своей статье отмечает: «В сфере демонологии заимствований очень много. Это связано с тем, что страшное, опасное, непонятное и необъяснимое табуируется и сознательно замещается чужим. Здесь важно не только обозначение через «чужое», но и само иноязычное звучание, всегда определяемое носителями языка как «не свое»... С точки зрения заимствования лексем и, возможно, концептов и целых систем представлений, демонология - наиболее сложная для анализа тема. Здесь играют важную роль несколько факторов: прежде всего, имеющиеся материалы не так удалены во времени, они фиксируют состояние системы мифологических персонажей (далее МП) самое раннее XIX века. То есть размытость этой системы, смешение характеристик различных демонов — картина, которую мы реконструируем по опубликованным данным и современным записям» [Седакова 2002:485-486].
Греческие заимствования в сфере демонологической лексики, так же, как греческие заимствования в славянских языках вообще [Фасмер 1909: 2], как отмечено и в работе М. Филипповой-Байровой, делятся на две большие категории: «книжные» заимствования, которые восходят к переводной литературе прежде всего религиозного характера, и заимствования, пришедшие в славянские языки «народным» путем, в результате многовековых контактов греческого и славянских языков на территории Балканского полуострова.
Балканские концепты в народной мифологии современной Греции и славянобалканского ареала
В предыдущих главах диссертации нами были рассмотрены как славянские заимствования в диалектной лексике новогреческого языка, так и греческие заимствования в славянских диалектах и литературных языках.
Однако помимо лексических заимствований в словаре народной культуры Греции и балканских славян обнаруживаются слова, имеющие сходную внутреннюю форму, но звучащие совершенно по-разному в греческом и южнославянских языках. Их этимология восходит к определенным свойствам, характеристикам мифологического персонажа, общим для греков и славян. Под термином «внутренняя форма слова» будет подразумеваться смысл, который вкладывает в это понятие А.А. Потебня. Он определяет внутреннюю форму слова как «отношение содержания мысли к сознанию; она показывает, как представляется человеку его собственная мысль» [Потебня: 98]; различает «внешнюю форму, то есть членораздельный звук, содержание, объективируемое посредством звука, и внутреннюю форму, или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание» [Потебня: 160]. В соответствии с концепцией Потебни, мы также понимаем под «внутренней формой» первое, самой близкое этимологическое значение слова, раскрывающее его символическую сущность.
Итак, в этой главе диссертации будут рассмотрены несколько корней - культурных категорий и производные от них слова, встречающиеся в мифологической лексике новогреческого и южнославянских языков и отражающие народные поверья, представления о том или ином явлении действительности, о его символическом и мифологическом значении.
ТЕНЬ Греческие названия демона-хранителя места, происходящих от акт тень , можно сопоставить со славянскими именами аналогичного мифологического персонажа, происходящими от sen (ср. греч. 7окюд, цакюд дух постройки , дух дерева , дух-хранитель дома , с.греч. гакхю/ла дух-хранитель дома [Зайковские 2001: 178] и именами из юго-западной Болгарии и южной Македонии: сёнк а, сётьТга, сениште, сенчиште демон постройки, происходящий от тени, замурованной при строительстве , демон постройки, являющийся в виде тени [Плотникова 2004, 237]). Подобные наименования мотивируются схожестью представлений о демоне-покровителе места как о духе, происходящем от застроенной тени или о духе, появляющемся в виде тени [Климова 2006: 125]. Для Болгарии и Сербии характерны мотивы «недобровольного» превращения человека в духа-хранителя постройки через «кражу» его тени: с тени человека снимают мерку и замуровывают ее в основании дома, чтобы дом «стоял», не разрушился; при этом человек, с тени которого была снята мерка, через некоторое время (обычно указывается период в 40 дней) умирал, и его душа становилась хранителем этого дома [Георгиева 1983: 172; Зечевип 1981: 109-111]. Помимо упомянутых примеров, в Болгарии также встречается имя духа-покровителя постройки сенища [Георгиева 1983: 171], поверья о душе, являющейся после смерти в виде тени: сянка, сенчица [Георгиева 1983: 178-179]. Общность происхождения этих названий обусловлена тем, что в народной культуре и греков, и болгар, и македонцев, и сербов существуют представления о демоне-хранителе, происходящем из чьей-либо тени или появляющемся в виде тени. Примечательно, что названия, происходящие от слова «тень» встречаются на территории всей Греции, даже на Ионических островах, которые находятся в достаточном удалении от материковой Греции и территорий, граничащих с южнославянскими странами [ПоАХтпс; 1904: 255, 256].
Слово «тень» используется также для обозначения вурдалака, или ходячего покойника. На о. Сими (Додеканезы) встречается название vrjGKid [niskja] - диалектный вариант слова акт тень , так как считали, что вурдалак, нападающий на человека и убивающий его, появлялся в виде второй, дополнительной тени: «Василис... видит перед собой тень, а луна была перед ним - не должно было быть спереди тени. Оглядывается назад, видит и там свою тень» [ПоХітпс; 1904: 606]. Представления о вурдалаках, появляющихся в виде тени, зафиксированы и в других областях Греции (Дафья, Палеокипос) [Мои &кпс; 1989: 17,20]. У балканских славян аналогичные представления о ходячем покойнике как тени обусловили возникновение наименований от sen / tenj. А.А. Плотникова выделяет три компактные южнославянские зоны, где зафиксированы лексемы этого типа: сербско-болгарское пограничье (в.-серб, тенъц, з.-болг. тенъц, тенчоморац, тенец в значении вампир, ходячий покойник ), зоны в Черногории (тент/, тенті, потеченйк вампир ) и Македонии (сениште, сенка, senka в значении вампир ) [Плотникова 2005: 215-216].
В болгарской традиции МП, названия которых содержат корень сен-, могут иметь и другие характеристики, помимо указанных выше. Например, сянка - «злой дух, который вредит беременным женщинам и вызывает у них преждевременные роды» [БМ: 352].
У албанцев, также как у других балканских народов, существует поверье, что душа человека после его смерти продолжает существование в виде тени (алб. hie, болг. сениште, с.-х. сенка, cjeH) [4a6ej 1936: 311]
Среди других названий демонов, имеющих сходную внутреннюю форму, можно особо выделить имена, связанные с категорией времени — одной из основных характеристик мифологического персонажа.
