Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Старость как комплексный феномен: история и теория 18
1.1. Старость в социально-исторической ретроспективе 19
1.2. Эволюция геронтологических знаний 38
1.3. Философское осмысление феномена старости 51
Глава 2. Социально-культурные контексты и модели старости в современном обществе 70
2.1. Старость в системе современных социально-культурных реалий 71
2.2. Эвристический потенциал социальной синергетики в исследовании феномена старости 95
2.3. Личностная геронтологическая идентификация: модели старости в дискурсе социальной синергетики 109
Заключение 128
Библиографический список использованной литературы 138
- Старость в социально-исторической ретроспективе
- Философское осмысление феномена старости
- Старость в системе современных социально-культурных реалий
- Личностная геронтологическая идентификация: модели старости в дискурсе социальной синергетики
Введение к работе
Актуальность темы исследования Перманентное возрастание доли пожилых и старых людей в численности мирового народонаселения, существенная трансформация их места и роли в обществе под влиянием глобальных процессов современного цивилизационного развития обусловливают необходимость нового осмысления феноменов старости и старения. В современном обществе старость выступает в качестве длительного и значительного этапа индивидуального развития и является одним из важнейших индикаторов направлений изменения социальных, экономических, политических процессов макроструктурного уровня.
С древнейших пор старость символизировала переход на качественно новый, благодатный, социально значимый и престижный этап жизни. Тогда под старостью подразумевалось не только физиологическое, но и духовно-нравственное состояние человека. Старые люди ассоциировались в обществе с элитой, носителями мудрости, были окружены уважением и почетом.
В настоящее время много говорится о неприятии старости, проблеме конфликта поколений. Зачастую термины «старость» и «пожилые люди» несут на себе негативное значение, часто являясь синонимами слов «дряхлый», «угасший», «ущербный», «отживший». Современные старые люди в большинстве своем озабочены своим физическим состоянием, отягощены материальными, бытовыми проблемами.
Такой трансформации в отношении к старости и ее носителям содействует стремительное развитие общества, технический прогресс, который способствует вытеснению старых людей на периферию общественной жизни, а это, в свою очередь, усиливает зависимость пожилых людей от более активных членов общества, затрудняет самореализацию, ускоряет процессы патологического старения. Очень часто «тональность» неприятия старости поддерживают средства масс-медиа, конструируя проблему снижения интеллекта, психической неполноценности, статуса и благосостояния пожилых.
Нравственная система современной цивилизации отдаёт предпочтение молодости, активности, энтузиазму и новаторству как антиподам пассивной, косной, старомодной старости. Престижно быть молодым, преуспевающим, самодостаточным. Очевидно, что такое положение существенным образом отражается на самооценке пожилых, ведет к обеднению духовного мира старого человека, его обесцениванию как личности, а так же формирует соответствующим образом мировоззрение новых поколений. Происходит разрушение традиционных ценностных основ, культура старения и умирания безвозвратно уходит.
Между тем, по мнению ученых, пожилой человек развивает в соответствии со своими интересами, привязанностями и потребностями широкий диапазон различных форм активности: культурной, профессиональной, общественной, художественной, спортивной.
Американский ученый Э.Эриксон, характеризуя старость, использует такие словосочетания: «зрелость ума», «глубокое всеобъемлющее понимание», «обдуманность суждений». Мудрость состоит в принятии собственной жизни целиком, со всеми её взлётами и падениями, в отсутствии горечи по поводу прожитой жизни и невозможности начать её сначала. Старость ни в коем случае не должна быть процессом упадка, она должна стать дальнейшим этапом реализации стремлений человека, удовлетворения его потребности быть значимым и самостоятельным. Идеальное старение требует от человека мудрости, альтруизма. Именно мудрость старших поколений может явиться мощнейшим стимулом и фактором развития общества, способствующим созданию гармоничной структуры социальной действительности.
Степень научной разработанности темы Со времен возникновения древних цивилизаций существуют различные представления по поводу процессов старения и собственно старости. Они образуют содержание геронтологического знания (от греч. «геронт» – старик, «логос» – учение). Во многих исторических исследованиях становление геронтологического знания связывается с именами Конфуция, Лао-Цзы, Гиппократа, Гераклита, Демокрита, Платона, Аристотеля, Цицерона, Сенеки, Ибн-Сины (Авиценны).
Геронтология как наука в ее современном понимании сформировалась лишь к середине XX века. Исторически развитие геронтологии осуществлялось в трех основных направлениях – биологическом (А.А. Богомолец, Л.А.Гаврилов, И.И.Мечников, А.В.Нагорный, И.П.Павлов, И.М.Сеченов, З.Г.Френкель, В.В.Фролькис); психологическом (Б.Г.Ананьев, Л.И.Анцыферова, Т.В.Карсаевская, О.В.Краснова, Л.А.Логинова, А.Г.Лидерс, Н.Ф.Шахматов и др.); социальном (М.Д.Александрова, В.Д.Альперович, И.Г.Беленькая, А.В.Дмитриев, А.А.Дыскин, М.Э.Елютина, А.А.Козлов, И.С.Кон, О.В.Краснова, И.И.Лихницкая, Г.П.Медведева, А.Н.Рубакин, Н.Н.Сачук, Н.Н.Симонова, М.Я.Сонин, С.Г.Спасибенко, Е.И.Стеженская, Н.А.Рыбакова (Коротчик), К.А.Феофанов, З.Г.Френкель, Э.Е.Чеканова, В.Д.Шапиро, Н.П.Щукина, Р.С.Яцемирская).
Демографическим анализом стареющего общества заняты Е.А.Егорова, Л.Ф.Лебедева. Социально-экономические проблемы старости исследуются такими авторами, как Э.В.Иванкова, Н.И.Кондакова, Т.В.Смирнова, О.В.Терещенко. Социально-политические проблемы, в рамках геронтологии, рассматриваются О.В.Красильниковой, Н.В.Тушиной, Ю.В.Хуторянским.
Отечественными исследователями И.С.Коном, Т.В.Карсаевской и др. было предложено использовать термин «геронтология» для обозначения комплексного знания о старости в единстве всех ее аспектов. В таком понимании современная геронтология – это комплексная наука, включающая в себя биологию старения, биологию продолжительности жизни, клиническую геронтологию (гериатрию), психогеронтологию, социальную геронтологию, биохимию, биофизику, психоаналитику, психофизиологию. Для осмысления геронтологических проблем становится характерным подход с использованием достижений в области социологии, культурологии, психологии, биологии, медицины, демографии, экономики и др. наук.
Стремление геронтологии к комплексному изучению старости вызвано ограниченностью монокаузального, в первую очередь, биологического подхода к определению возраста старости, ее причин и границ. Точно также отмечены односторонностью психологический и социальный подходы в геронтологии, взятые в отдельности, без сопряжения с остальными дискурсами старости.
Отсюда – многообразие определений старости. Так, авторы словаря по социальной геронтологии дают несколько определений этого феномена, каждое из которых обусловлено собственным фокусом рассмотрения. «Старость – заключительный период возрастного развития, следующий после стадии зрелости и сопровождающийся в той или иной мере угасанием жизненных функций. Доминирующим фактором в определении хронологической старости является количество прожитых лет. Физиологическая старость определяется состоянием здоровья, совокупностью физических отклонений организма. Психологическую старость можно определить как момент в жизни человека, когда он сам начинает осознавать себя старым. Социальная старость является синтезом всех видов старости и отражает положение человека в обществе, систему прав и требований, предъявляемых обществом к человеку на заключительном этапе его жизни, характер его взаимосвязи с окружающим».
Феномен старости издавна привлекал к себе внимание философов. И это вполне естественно: осмысление старости неразрывно связано с такими фундаментальными темами философствования, как бытие и небытие, жизнь и смерть, природа человека, смысл жизни, гуманизм и др.
Философская рефлексия старости прошла длительную историю. Свой вклад в разработку данной проблемы внесли зарубежные и отечественные философы: Ф.Бэкон, И.Кант, А.Шопенгауэр, Ф.Ницше, С.Кьеркегор, А.Камю, К.Ясперс, Ж.П.Сартр, М.Хайдеггер, Х.Ортега-и-Гассет, А.Швейцер, И.А.Ильин, В.В.Розанов, С.Л.Франк, Н.Ф.Федоров, П.А.Сорокин, В.Франкл.
Долгие споры в современной отечественной геронтологии о том, является ли старость философской проблемой, завершились утверждением в научном обиходе нового наименования – геронтософии в качестве философской геронтологии (философии старости).
Философская аналитика старости представлена в работах В.Д.Альперовича, С.В.Геценок, В.П.Демидова, Т.В.Карсаевской, К.С.Пигрова, И.А.Подольской, А.А.Телегина и др. В их трудах предпринимается попытка увязать решение геронтологических проблем с сущностными характеристиками человека, его природой, предназначением в мироздании; соотнести старость с такими понятиями, как духовность, ценности, традиции, мировоззренческая позиция, смысл жизни; дать социально-философское определение старости и сформулировать социально-философские концепции старения.
Вместе с тем можно констатировать, что проблема старости к настоящему времени далека от разрешения средствами более или менее полновесного всеобъемлющего философского дискурса.
Одно из значимых направлений философского осмысления старости связано с анализом ее социально-культурных и личностно-экзистенциальных аспектов. В пионерских публикациях на этот счет М.Э.Елютиной, Э.Е.Чекановой, Н.А.Рыбаковой (Коротчик) старость рассматривается под знаком идеи вселенского назначения человека, индивидуальности его бытия, отношения самого человека к процессу старения, самооценке жизненного пути, осознания того, что удалось и чего не удалось сделать на его протяжении, какое наследство оставит индивид своим потомкам, какую потерю понесет общество с его уходом в небытие.
Социально-культурные и личностные аспекты старости во многом еще ждут своей разработки и решения. В частности, требуют осмысления социально-культурные контексты, опосредующие биологическую старость в современном обществе; нуждаются в систематизации социально-культурные факторы, обусловливающие геронтологическую идентификацию индивида; требуют экспликации основные черты современного социально-культурного топоса старости.
Не менее перспективным представляется вычленение основных моделей старости в качестве способов личностной геронтологической идентификации в современном обществе.
При этом открываются эвристические возможности использования с этой целью теоретико-методологического инструментария некоторых новейших направлений общенаучной методологии, в частности аппарата социальной синергетики.
Цель исследования – выявление социально-культурных контекстов, обусловливающих особенности топоса старости в современном обществе, построение основных моделей личностной геронтологической идентификации и путей их формирования в социуме конца ХХ – начале ХХI вв.
Задачи исследования:
1. Произвести социально-историческую реконструкцию феномена старости и проанализировать эволюцию геронтологического знания.
2. Обосновать роль и значение философского дискурса для осмысления старости как комплексного феномена.
3. Выявить, систематизировать и проанализировать совокупность социально-культурных факторов, опосредующих биологическую старость в современном обществе и обусловливающих место, роль и статус старости в современной культуре.
4. Сформулировать основные черты современного социально-культурного топоса старости (геронтотопоса).
5. Обосновать эвристическую продуктивность использования теоретико-методологического аппарата социальной синергетики, опосредующего философский дискурс феномена старости в аспекте личностной геронтологической идентификации.
6. Вычленить модели старости в качестве способов личностной геронтологической идентификации, дать их социально-философскую характеристику, а также проанализировать процесс формирования этих моделей в свете социальной синергетики.
Объект исследования – старость как комплексный феномен.
Предмет исследования – формы и способы социально-культурного и личностного выражения феномена старости в современном обществе.
Теоретико-методологическая основа исследования включает в себя, во-первых, труды по основным направлениям научной геронтологии, содержащие различные концепции и теории старости (Э.С.Бауэр, А.Комфорт, И.И.Мечников, И.М.Сеченов, З.Г.Френкель); работы, посвященные генезису и исторической эволюции геронтологического знания, а также публикации по философской аналитике старости (В.Д.Альперович, С.Бовуар, И.В.Давыдовский, М.Э.Елютина, В.П.Демидов, Т.В.Карсаевская, И.С.Кон, Н.А.Рыбакова, К.С.Пигров, И.А.Подольская, А.А.Телегин); во-вторых, труды классиков мировой и отечественной философии (Платон, Аристотель, Ф.Бэкон, Вольтер, И.Кант, А.Шопенгауэр, Ф.Ницше, С.Кьеркегор, А.Камю, Х.Ортега-и-Гассет, Э.Фромм, Ж.Бодрийяр, И.А.Ильин, В.В.Розанов), а также работы отечественных исследователей-философов (В.А.Кутырев, В.А.Лекторский, Б.В.Марков, В.С.Степин, И.Т.Фролов, Б.Г.Юдин); в-третьих, труды по методологии социально-философского анализа, включая работы зарубежных и отечественных исследователей в области социальной синергетики (В.И.Аршинов, О.Н.Астафьева, В.Г.Буданов, В.В.Василькова, С.А.Гомаюнов, Г.А.Котельников, Е.Н.Князева, С.П.Курдюмов, Г.Г.Малинецкий, А.П.Назаретян, Е.М.Николаева, Е.Я.Режабек, В.П.Шалаев).
В связи с междисциплинарным характером исследования были вовлечены в оборот знания из области биологических, демографических, экологических, социологических и психологических наук.
В основу методологии исследования положены методы, характерные для социально-философских исследований: системный, культурно-исторический, сравнительно-исторический, единства исторического и логического, критико-рефлексивный, диалектический. Значительное место отведено применению методов социальной синергетики. В частности, при построении моделей старости автор активно использовал синергетическую теорию аттракторов, концепцию параметров порядка, многие базовые синергетические понятия (открытая система, бифуркационный переход и др.).
Научная новизна:
-
Обоснованы роль и значение философского дискурса для осмысления старости, что позволило выявить комплексный характер данного феномена и необходимость его метапредметного исследования.
-
Выявлены, систематизированы и проанализированы социально-культурные факторы различной природы (демографической, экологической, экономической, социализационной, образовательной, политической, информационной, масс-медийной и психоментальной), опосредующие биологическую старость в современном обществе и обусловливающие место, роль и статус старости в современной культуре. Это позволило сформулировать основные черты современного социально-культурного топоса старости (геронтотопоса).
-
Выявлено, что отличительными чертами современного геронтотопоса является превращение носителей старости в многочисленную часть демоса, усиливающую антропогенное воздействие на экосферу; теряющую возможности гарантированного социального иждивения; поставленную перед необходимостью продолжать свое образование постоянно; вытесняемую из процесса социализации молодежи; подверженную геронтофобным воздействиям извне; находящуюся в агрессивной информационной среде; превращающуюся в серьезную политическую силу.
-
Показано, что философский дискурс феномена старости в аспекте личностной геронтологической идентификации может быть эвристически продуктивно опосредован исследовательскими возможностями социальной синергетики. Это позволило рассмотреть старость как сложный, комплексный феномен, совместить аналитику старости как формы бытия (ставшего) с исследованием механизмов старения (становящегося).
-
Вычленены две модели старости: старость мнимая и старость подлинная – в качестве способов личностной геронтологической идентификации и дана их социально-философская характеристика. В свете социальной синергетики репрезентирован процесс формирования этих моделей с введением в исследовательский оборот новых понятий топоса старости (геронтотопоса), геронтологического аттрактора, геронтологической идентификации.
-
Определено, что продолжение поступательного развития личности в поздние годы жизни обусловлено широтой спектра адаптивных стратегий. Установлено, что более поливариантным набором этих стратегий обладает личность, пребывающая в конусе притяжения геронтологического аттрактора подлинная старость, в личностном становлении которой доминирует глубинное «Я».
Положения, выносимые на защиту:
1. Применительно к старости философский дискурс исходит из неразрывного единства трех ее компонент: 1) естественно-природных факторов, относящихся к жизнедеятельности человека как биологического организма; 2) социально-культурных паттернов, то есть норм, стандартов, предписаний культуры относительно того, кого считать носителем старости, в чем состоят его отличия от молодого, каковы должны быть особенности поведения старого человека, как к нему должно относиться общество и др.; 3) личностно-психологической идентификации, заключающейся в рефлексии индивидом своего онтогенетического состояния в поисках ответа на вопрос, старый он человек или нет. Единство этих компонент задает конкретно-исторический топос старости, определяет целостную полновесную геронтологическую идентификацию.
2. Система социально-культурных факторов, опосредующих биологическую старость в современном обществе и обусловливающих место, роль и статус старости в современной социокультуре, включает в себя совокупность взаимосвязанных объектов (тенденций, трендов, институтов, феноменов) различной природы – демографической, экологической, экономической, социализационной, образовательной, политической, информационной, масс-медийной и психоментальной. Как и всякие социально-культурные феномены, они изначально творятся людьми, в том числе и старыми, но в дальнейшем объективируются относительно общественных субъектов, оказывая на них самостоятельное влияние.
3. Социально-культурные реалии бытия современных носителей старости составляют условия формирования нового социокультурного геронтотопоса, существенно отличающегося от прежнего топоса старости следующими особенностями. А именно, старые люди превращаются: из малочисленной доли в структуре населения в многочисленную часть демоса; из живущих в гармонии с природно-экологической средой – в усиливающих антропогенное воздействие на экосферу; из объекта на гарантированном иждивении общества и государства – в социальную страту, теряющую возможности иждивения; из не нуждающихся в образовании – в поставленных перед необходимостью продолжать образование постоянно; из включенных в процесс социализации молодого поколения – в вытесняемых и даже полностью исключаемых из этого процесса; из окруженных заботой и уважением, по крайней мере, не презираемых младшими поколениями – в подверженных выраженным геронтофобным воздействиям извне; из пребывавших в более или менее терпимом информационном окружении – в находящихся в агрессивной, чуждой им информационной среде; из составлявших ранее незначительную «обочинную» часть политического электората – в серьезную политическую силу.
4. С методологической точки зрения философский дискурс старости в аспекте личностной геронтологической идентификации может быть опосредован теоретико-методологическим инструментарием социальной синергетики. Это, во-первых, позволяет рассмотреть старость как сложный, комплексный феномен; во-вторых, поскольку в фокусе синергетики находятся процессы становления, становится возможным совмещение аналитики старости как формы бытия (ставшего) с исследованием механизмов старения (становящегося); в-третьих, с точки зрения метафорического заимствования, мировоззренческий потенциал синергетических понятий позволяет предварительно освоить то проблемное исследовательское поле, в пространстве которого находится феномен старости и которое остается недоступным для четкого анализа с позиций современного типа рациональности.
В этом свете доказывается продуктивность использования для исследования возрастных особенностей личности и специфики старения синергетической теории аттракторов, концепции параметров порядка, а также таких понятий, как нелинейность, бифуркационный переход, открытая система и др.
5. Личностная геронтологическая идентификация результируется в двух противоположных моделях старости: старости мнимой и старости подлинной, имеющих свой специфический этос.
Подлинная старость определяется способностью человека принять завершающий этап своего жизненного пути как новую культурную реальность, направленную на постепенное завершение, исчерпание задач жизненной экспансии. Это переход к другому типу жизнедеятельности, в иную сферу социальной жизни, связанную с активизацией духовных способностей. Когда наряду с неизбежным физическим регрессом прослеживается прогресс духовный, приходит осознание ценностно-смысловых ориентиров, составляющих этос подлинной старости.
Мнимая старость (старость-симулякр) связана с непринятием старости как новой культурной реальности и себя в ней. Здесь человек продолжает жизненную экспансию, жестко идентифицируя себя со своей телесностью, пытается усовершенствовать ее, чтобы «убежать» от старости. Если подлинная старость представляет собой сбалансированность желаний и возможностей, то мнимая, неудавшаяся старость являет собой их трагический конфликт.
6. Процесс формирования двух противоположных моделей старости определяется, в первую очередь, доминированием того или иного параметра порядка в жизнедеятельности человека. Параметры порядка опосредуют диалектику человеческого «Я», задают векторы движения (притяжения) к одному из геронтологических аттракторов, как конечной цели личностного развития.
Параметром порядка, управляющим движением к геронтологическому аттрактору мнимая старость является эмпирическое «Я». Этот параметр порядка задает эмпирически-горизонтальный слой бытия человека, ориентирует его на данные, которые доставляются внешним миром. Предпочтительное внимание уделяется объектам внешнего мира и обладанию ими.
Параметром порядка, управляющим движением к геронтологическому аттрактору подлинная старость является глубинное «Я». Этот параметр порядка разворачивает духовный, внутренний слой бытия человека, обращает его к непреходящим, духовным и вечным благам, утверждая их в качестве главных ценностей жизни.
7. Продолжение поступательного развития личности в поздние годы жизни обусловлено широтой спектра адаптивных стратегий. Более поливариантным набором этих стратегий обладает личность, пребывающая в конусе притяжения геронтологического аттрактора подлинная старость. Доминирование глубинного «Я» позволяет личности рассматривать жизнь и ее события в разных системах координат, выявлять латентные возможности жизненных ситуаций, воспринимать неожиданность, неопределенность, многозначность обстоятельств жизни как стимул для своего развития. Актуализация потенциальных личностных структур – «набросков» может помочь человеку преодолеть хаотичное кризисное состояние бифуркационного перехода к старости, успешно адаптироваться к новой реальности.
Введенные в исследовательский оборот понятия топоса старости (геронтотопоса), геронтологического аттрактора, геронтологической идентификации представляются продуктивными в исследовании старости с позиций социальной синергетики.
Теоретическая и практическая значимость исследования
Положения и выводы диссертации существенно расширяют теоретическое понимание феномена старости. Результаты, к которым пришел автор в результате исследования, могут быть использованы в педагогической практике в учебных дисциплинах «Геронтология», «Антропология», «Культурология», «Социальная философия». Результаты исследования представляют теоретико-методологическую основу совершенствования деятельности государственных органов и общественных организаций по реализации социальной политики в отношении пожилых и старых людей.
Апробация результатов исследования
Основные положения диссертации обсуждены на заседании кафедры общей философии философского факультета Казанского государственного университета. Отдельные аспекты работы нашли отражение в докладах на Международной научно-практической конференции «Телесность как социокультурный феномен: опыт междисциплинарного анализа» (Москва, 2009); Международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы современной экономики России» (Казань, 2006); III Международной научно-практической конференции «Социально-экономические технологии в повышении потенциала современного общества: российский и зарубежный опыт» (Пенза, 2006); V Международной научно-практической конференции «XX век в истории России: актуальные проблемы» (Пенза, 2009).
По теме диссертации опубликовано 10 научных работ, из них в изданиях, рекомендованных ВАК РФ – 1.
Структура диссертации Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, содержащих шесть параграфов, заключения и списка литературы, включающего 180 источников. Общий объем работы составляет 153 стр.
Старость в социально-исторической ретроспективе
Неоднозначность, зачастую противоречивость общественного положения, роли, статуса старых людей и их проблем прослеживается с древнейших времен.
Ученые склоняются к тому, что в первобытном обществе естественная смерть в престарелом возрасте была исключительным явлением (164; С. 7). Это являлось, если так можно выразиться, непозволительной роскошью для общества.
Н.Н. Белецкая в своем труде «Языческая символика славянских архаических ритуалов» проводит сравнительно-исторический анализ ритуалов славянских народов. В те времена (50-60 тыс. лет до н.э.) люди, объединенные в малочисленные, мобильные племена, были вынуждены постоянно перемещаться на большие расстояния в поисках пропитания. Человек находился в постоянном, полном смертельного риска противостоянии природным силам, в условиях жестокой борьбы за выживание, поэтому у древнего сообщества не было возможности поддерживать немощных, больных стариков (впрочем, как и малолетних детей) (30; С. 44-54). «В эскимосских легендах старики представляются носителями магической власти, наделенными богоподобной способностью творения и исцеления. Но реальные условия существования — суровый климат, недостаток ресурсов, бедность, тираническая патриархальная семья — определили маргинальное положение стариков, игнорируемых, превращенных в рабов» (18; С. 17-40).
Таким образом, существует предположение, что причина неестественной смерти стариков, прежде всего, заключалась в экономической нестабильности. Яркий пример тому можно почерпнуть из трактата французского мыслителя К.А. Гельвеция «Об уме». В нем описывается убийство дикими племенами старых и немощных людей, которые не могли участвовать в охоте (50; С. 37). Подобное явление описал и современник Гельвеция П.А. Гольбах.
Как показывают историко-археологические исследования, обычай убийства людей старшего поколения существовал у многих народов. Он, в частности, отмечен у славянских племен на основании реконструкций А. Котляревского, которому удалось обнаружить свидетельства «умерщвления в старости у балтийских славян и соседних с ними народов» (30; С. 61-62). Известный антрополог В.В. Бочаров отмечает, что вопреки устоявшемуся мнению о гармонии отношений между поколениями в традиционной русской общине они характеризовались довольно сильной напряженностью, а иногда переходили в откровенный конфликт (23; С. 169-184).
К примеру, в дохристианской Руси не дожидались естественной смерти престарелых людей, а усаживали на санки-салазки («лубок») и отправляли на «тот свет». Отсюда распространились фразеологизмы, указывающие на приготовление к смертному одру - «навострил салазки». Выражение «на смертном одре» также носит особый смысл и требует, по мнению Н.Н. Велецкой, «этимологического анализа в том же аспекте». «Созвучие «одр» и «одер» может оказаться не случайным, а результатом переноса прежнего значения на старое, неспособное к полезной деятельности животное» (30; С. 74). Исследователь приводит целый перечень различных форм ритуалов отправления старых людей на «тот свет» (30; С. 51).
Свидетельством проводов в «иной мир» служат дошедшие до нас фольклорные памятники, к примеру, пословицы: «Закрыть глазки да лечь в салазки», «Живем не на радость, а пришибить некому», «Умирать, так умирать в поле, а не в яме»; поговорки «умирать собралась», «ухожу» и.т.п. (30; С. 158). Отголоски жестокого отношения к старикам можно наблюдать и в более позднее время.
Древнерусские летописи свидетельствуют, что еще в XI веке на окраинах Киевской Руси тамошние волхвы «избиваху старую чадь по дьяволю наученью» (100; С. 88). В «Этюдах оптимизма» И.И. Мечников также свидетельствует: «Существуют еще народы, которые разрешают вопрос о старости самым простым образом: они убивают своих стариков. В цивилизованных странах вопрос этот осложняется вмешательством возвышенных чувств и соображениями общего характера» (96; С. 20).
Наша современница Т.Н. Волкова в связи с этим отмечает, что «В Индии до сих пор в отношении представителей некоторых каст существует традиция, согласно которой старый человек самостоятельно добирается до кладбища, чтобы умереть там. Подобные обычаи были в старину приняты в Северной Канаде» (33; С. 121). Другой автор также указывает на маргинальное положение старых людей: «В нашем представлении о более благоприятном положении пожилых в прежние годы истории человеческого общества присутствует изрядная доля романтизма. Такая картинка все же закрывает глаза на жестокость, с которой очень часто обращались со стариками в прошлом» (9; С. 115).
Можно предположить, что у современного человека такое отношение к старым людям вызывает, по меньшей мере, возмущение. Между тем, причиной подобных ритуалов служит представление древних людей о том, что благополучие общества зависит от покровительства предков и является в действительности своеобразным почитанием, данью уважения к старшему поколению. Поэтому смерть представлялась не узкосемейным, а общественным явлением, так что старики воспринимались как благодетели, ушедшие в «иной мир» для процветания общества (30; С. 161, 143). Кроме того, ритуал воспринимался в качестве способа приобщения к силе предков, удержания этой силы в своей среде (30; С. 63).
Для понимания функционального назначения жертвоприношения и ритуального поедания «стариков» приводим письменные свидетельства древнегреческого историка Геродота. В V в. до н.э. существовал обычай: «...(исседоны) торжественно съедали своих умерших родителей... так умереть - для них величайшее блаженство» (118; С. 12). «Жертвоприношения совершает сын в честь отца, подобно тому, как это происходит на поминальном празднике у эллинов» (100; С. 87).
Автор историко-философских работ по геронтологии Н.А. Рыбакова подчеркивает, что какими бы жестокими ни казались сейчас современным людям ритуалы умерщвления стариков в глубокой древности, это не было простым избавлением от них. Это были, безусловно, ритуалы, преследующие определенные цели, они были основаны на этике ненасилия. «Архаические общества отправляли «на тот свет» стариков как своих посланцев, с помощью которых они надеялись избежать возможных бедствий» (126).
Однако постепенно «житейская мудрость» стала «ценится выше загробного покровительства предков, и ритуал отправления на «тот свет» сменяется культом умудренной старости» (30; С. 58). В этой связи упомянутая В елецкая приводит характерные примеры, в частности пословицу - «Есть старый куст, и дом не пуст»; примету - «увидеть во сне куст или дерево в доме - к богатству, большому благополучию» (30; С. 73). Установить точное время, когда произошло вырождение ритуалов убийства стариков, невозможно по причине отрывочности, фрагментарности и поздней фиксации соответствующих данных. Помимо того, процесс осуществлялся «неравномерно не только у разных славянских народов, но и в различных местностях и локальных группах». Исследователь делает предположение: «На рубеже XI-XII вв. в Киеве, как можно судить по поучению Владимира Мономаха, ритуал был уже отзвуком древности» (30; С. 71-72).
Ситуация менялась в лучшую сторону, хотя с точки зрения нравственности современного человека, не все воспринимается однозначно: «Семейство у славян основывалось на патриархальном начале. Отец был его полновластным господином. После его смерти власть переходила к старейшему члену семьи: сперва к братьям покойного, если таковые были под его властью, потом последовательно к его сыновьям начиная со старшего. Глава имел такие же права на женщин, вступавших в семью после замужества, какие имел на своих членов семейства» (118; С. 25). Это явление гораздо позже, в период 1-ой мировой войны, получило распространение в России под названием «снохачества», когда отцы вступали в близкую связь с женами сыновей, ушедших на фронт (33; С. 121).
Кардинально ситуация изменилась благодаря распространению христианства на Руси, которое повлекло за собой гуманистическую трансформацию ценностных ориентации в сознании людей, повлияло на их нравы и мораль. Однако долгожительство все еще было редким явлением: «Стариками считались тогда люди от 30 до 50 лет, а условная продолжительность жизни поколения составляла от 20 до 25 лет» (145; С. 75). Очень немногие достигали старости в современном понимании этого слова.
Данное обстоятельство само по себе выделяло стариков среди других возрастных групп и вызывало почтительное отношение. Старые люди являлись хранителями и трансляторами культурного, религиозного, хозяйственного опыта, мудрости, традиционного уклада младшим поколениям в отсутствии других способов получения информации, т.е. обеспечивали процесс социализации.
Эта особенность социального положения стариков, в свою очередь, укрепляла их высокое положение в обществе. Зачастую старшее поколение являлось свидетелями прецедентов, что могло пригодиться в судебной практике, а также занимались врачеванием. Старики не всегда делились собственной информацией, а хранили ее при себе, что превращало их в единовластных владельцев важных, социально значимых знаний.
Философское осмысление феномена старости
Феномен старости издавна привлекал к себе внимание философов. И это вполне естественно: осмысление старости неразрывно связано с такими фундаментальными темами философствования, как бытие и небытие, жизнь и смерть, природа человека, смысл жизни, гуманизм и др.
Философская рефлексия старости прошла длительную историю. Сразу оговоримся, что речь пойдет не о наивных натур- и религиозно-философских размышлениях, исторически предшествовавших становлению научного геронтологического знания, а о более интересных, с исследовательской точки зрения, самостоятельных попытках философско-мировоззренческого сознания отрефлексировать феномен старости, начиная с эпохи Возрождения.
Известно, что ренессансное мировоззрение центрировалось идеей антропоцентрического гуманизма, согласно которому земной человек в своих возможностях уподоблялся Богу. Поэтому для раннего Возрождения, с одной стороны, были неприемлемы темы старости, болезни и увядания. Так, к примеру, С. Боттичелли большинство своих работ («Весна», «Портрет юноши», «Рождение Венеры», «Портрет молодой девушки» и др.) посвящает молодости. С другой - в эмоциональной атмосфере расцвета, на фоне красоты еще ярче воспринимаются, становятся более выпуклыми духовные достоинства старости.
Работы мастеров, посвященные старости, появляются в период так называемого Высокого Возрождения - расцвета гуманистической культуры Италии. Известны автопортреты самих художников (Л. да Винчи, Тициана), работы М. Буанарроти, А. Дюрера, И. Босха, в которых все чаще и уверенней звучат темы старости, увядания, страдания. В то же время одухотворенность, глубина, возвышенно спокойные образы вызывают во все времена всеобщее восхищение. Ф. Петрарка в поэтической форме указал, что в физической старости нужно видеть не сигнал надвигающейся смерти, а наоборот — потенциальную возможность для возвышения духа человека, его самопознания:
Мне зеркало сказало напрямик:
«Твой взор потух, твои скудеют силы,
Твой дух поник, усталый и остылый,
Не обольщайся, ты уже старик.
Так примирись! Кто понял и постиг
Закон вещей, тот дальше от могилы» (112).
Нидерландскому мыслителю Э. Роттердамскому принадлежит мудрое наблюдение: «То, чем мы грешим в молодости, приходится искупать в старости» (144; С. 880). Показательно и другое его утверждение: «Если бы смертные удалялись от всякого общения с мудростью и проводили всю жизнь свою в обществе глупости, не было бы на свете ни одного старца, но все наслаждались бы вечной юностью» (123). В этих высказываниях отчетливо прослеживается влияние культа молодости, воспевающей красоту человеческого тела, что было весьма характерно для возрожденческой эпохи.
Не обошла вниманием проблему старости и новоевропейская философия. Для Ф. Бэкона старость сконцентрирована на духовной деятельности, которая приносит пользу потомкам: «Мы ожидаем от старого человека больше знаний и более зрелого суждения о человеческих вещах, чем от молодого, по причине опытности и разнообразия и обилия вещей, которые он видел, о которых слышал и размышлял» (28; С. 46).
Социальные проблемы старости в условиях «войны всех против всех» были проанализированы английским философом Т. Гоббсом. Он писал, что величайшим из всех благ является самосохранение. «Ибо природа устроила так, что все хотят себе добра» (7). В цивилизованном обществе, обеспечивающем стремление индивидов к самосохранению, борьба «всех против всех» приобретает смягченную форму - форму конкуренции. «Для стариков, не способных к конкурентной гонке, это звучит как приговор» (127; С. 218-219). Таким образом, старость постепенно, исподволь выталкивается за рамки общественного договора.
Старость как значимый период в жизни человека, по мнению французского философа-просветителя Вольтера, проявляется в усилении духовной сущности бытия и одновременно в смиренном отношении к переменам, происходящим с телом человека: «Старость создана для того, чтобы получать огорчения, но она должна быть довольно благоразумна для того, чтобы переносить их безропотно» (144; С. 153).
Родоначальник немецкой классической философии И. Кант в ответ на труд вышеупомянутого Гуфеланда, написал в 1798 году трактат: «О способности духа силою только воли побеждать болезненные ощущения». В нем говорится: «Долг чтить старость основан совсем не на том, что молодые должны, как предполагается, щадить слабость старости; ибо слабость сама по себе не есть основание для уважения... людей в летах Нестора чтят совсем не потому, что они обрели мудрость на основе большого опыта своей долгой жизни и могут направить молодых на правильный путь, а потому, что человек, проживший долгую жизнь - если только она ничем не запятнана, -сумел в течение длительного времени избежать удела смертных, самого унизительного приговора, какой только может быть вынесен разумному существу («ибо прах ты, и в прах возвратишься», Книга Бытия, 111, 19), и тем самым как бы приблизился к бессмертию; потому, повторяю, что такой человек долго сохранял свою жизнь и может служить примером другим» (58; С. 301).
Главным для Канта является сам деятельный человек, стремящийся по своей природе к самосовершенствованию, реализации в обществе. Достижение этой цели осуществимо в старости, когда есть возможность отвлечься от суеты и сосредоточиться на главном - духовном становлении. По мнению философа, важную роль в жизненном процессе играют поступки человека, приводящие к выполнению его предназначения, а это зависит от опыта и житейской мудрости, присущей человеку в старости, которой, по Канту, человек ее достигает примерно к 60-ти годам (59; С. 450).
Позже А. Шопенгауэр противопоставил молодость и старость, подчеркнув положительные моменты процесса старения. В старости человек, как никогда, близок к смерти, а «подлинной целью жизни человека является смерть: кроме нее, нет другой цели нашего бытия» (171; С. 607). Злое, бессмысленное, разрушительное стремление человека к жизни будет, наконец, преодолено, и страдания человека закончатся.
В то же время, являясь убежденным пессимистом в юности, почти всю жизнь проповедующим отказ от жизни и возвращение к нирване, Шопенгауэр стал чрезвычайно дорожить жизнью в старости. Биографы Шопенгауэра утверждают, что он панически боялся умереть от заразной болезни, поэтому в случае возможной эпидемии тут же менял место жительства. «Если прежде я желал возможно долгих лет для победоносной борьбы с моими врагами, то теперь я охотно пожил бы еще для того, чтобы хоть под старость насладиться столь долго заставившим ждать себя, но зато доносящим теперь до меня отовсюду признанием моих научных заслуг» (144; С. 844). Откровение философа как нельзя лучше доказывает важность самореализации для человека: «Нет лучшего утешения в старости, чем сознание того, что удалось всю силу молодости воплотить в творения, которые не стареют» (170; С. 14.). Здесь вновь обнажается диалектика вечного и тленного, смерти и бессмертия, столь важная для понимания феномена старости.
Совершенно другую тональность задает своими произведениями «Так говорил Заратустра», «К генеалогии морали» Ф. Ницше, выступивший с философской программой «переоценки ценностей» и с откровенной критикой гуманизма: «...я предостерегаю вас от сострадания: оттуда приближается к людям тяжелая туча!» (107; С. 77). В произведении «Утренняя заря» философ отрицает сострадание, усматривая в нем «слабость», как всякую отдачу себя во власть наносящего вред аффекта (108; С. 80-81). По утверждению философа: «Как бы красива ни была мысль о любви к недостойному нас и о помощи всем слабым, она не является истиной и могла бы повлечь за собой понижение уровня человечества» (108; С. 334).
Такая философия в определенной мере повлияла на формирование антигуманной позиции по отношению к старым людям, характерной для западного менталитета. В 1905 году известный американский врач В. Ослер заявил, что стариков следует уничтожать в возрасте 60 лет при помощи хлороформа, так как в эти годы, по мнению Ослера, снижаются интеллектуальные и другие способности человека, он становится в тягость самому себе и мешает культурному и политическому прогрессу общества (149; С. 343). Кроме того, на его взгляд, старение населения является причиной социальной нестабильности, поскольку с экономической точки зрения, старики - это бремя для общества.
Старость в системе современных социально-культурных реалий
Первое по значимости обстоятельство — так называемый демографический переход, масштабы которого вырастают до глобальной проблемы современности.
Последние десятилетия развития человечества отмечены кардинальной сменой режима воспроизводства населения, способа приспособления к среде, поддержания размера популяции. На смену быстрому обороту поколений, при многочисленности составляющих их индивидов, пришло сокращение численности новых генераций при увеличении средней продолжительности жизни. Человечество пока не успело приспособиться к этому новому состоянию.
Раньше представлялось естественным, что человеческое тело, мозг изнашиваются примерно за сорок лет жизни. Теперь этот процесс резко замедлен, тех же ресурсов хватает на вдвое более длительный срок. Старики стали жить дольше. У истоков старения наций, как и всех других перемен, объединяемых понятием «демографический переход», стоит одно из величайших достижений человечества — установление контроля над наиболее опасными факторами смерти и резкое снижение смертности.
В результате, вымирание поколения замедляется и увеличивается совокупное время, прожитое каждым поколением при одной и той же его исходной численности. Каждый родившийся доживает, в среднем, до более позднего возраста, все чаще - до глубокой старости. Изменяется вся структура проживаемого каждым поколением времени, ибо с ростом общего числа лет жизни еще более высокими темпами увеличивается число лет, прожитое в средних и старших возрастах.
Само по себе такое изменение свидетельствует об огромном социальном завоевании, небывалом выравнивании шансов на жизнь. Как было показано в 1.1., прежде долгожительство было привилегией немногих, слабо связанной с привычными социальными привилегиями — знатностью, богатством, властью. Продолжительность жизни гораздо больше зависела от воли случая: кому-то выпадал жребий умереть, не прожив и недели, кто-то доживал до седин, но таких было меньшинство. Шансы на короткую или на долгую жизнь были примерно одинаково неравны для всех родившихся — и для богатых, и для бедных. Теперь все изменилось, долгожительство из привилегии немногих превратилось в норму для большинства.
СП. Капица приводит впечатляющий статистический анализ-прогноз динамики изменения структуры народонаселения на период 1950-2150 гг., согласно которому, доля людей в возрасте старше 65-80 лет более чем в два раза будет превышать людей в возрастной группе моложе 14 лет (60; С. 137).
Старение населения - это не преходящий кризис, а закономерный, эволюционный процесс, неотделимый от других магистральных перемен, составляющих суть демографического перехода. Рано или поздно этот переход закончится, повсеместно окончательно установится новый тип воспроизводства населения, а возрастная пирамида нового типа с низкой долей молодых и высокой долей пожилых возрастов полностью вытеснит прежнюю «молодую» пирамиду. «...Все самые богатые и экономически развитые страны, которые на 30-50 лет раньше прошли через демографический переход, оказались несостоятельными в своей главной функции - воспроизводстве населения» (60; С. 137).
Тенденция увеличения доли старых людей в структуре народонаселения влечет вполне определенные экологические проявления и последствия. Согласно основам экологии, все живые организмы и экосистемы образуют суперсистему — биосферу. Каждый вид живых существ занимает в этой суперсистеме свою так называемую экологическую нишу, эти ниши активно взаимодействуют друг с другом. Природа поддерживает стабильное состояние биосферы, регулируя пока до конца не ясными науке способами процессы воспроизводства и численность организмов в каждой из экологических ниш в оптимальных пределах, и тем самым обеспечивает в конечном итоге динамическую гармонию между нишами (104).
Если с этой точки зрения посмотреть на динамику изменений заселенности экологической ниши животного по имени Homo Sapiens, то становится ясным, что она имеет отчетливо выраженную тенденцию к переполнению. В самом деле, если подходить к человеку только с биологических позиций, то из самых общих экологических соображений понятно, что средняя продолжительность жизни животного Homo не должна превышать 30-35, максимум 40 лет, то есть срока воспроизводства себе подобных. Кстати, такая продолжительность жизни была присуща первобытным людям.
Наблюдаемый неуклонный рост средней продолжительности жизни человека на протяжении всей истории человеческого рода - результат культурно-исторического способа существования людей, в первую очередь успехов медицины, здравоохранения, социального обеспечения. Без преувеличения можно сказать, что пролонгацией жизни человек бросает вызов природе, поскольку обеспечивает социально-экономическими мерами жизнеспособность тем, кто по природным меркам жить не должен.
В этом свете дальнейшие усилия по пролонгации жизни за счет удлинения периода старости только усугубляют ситуацию, приводя к еще большей перенаселенности экологический ниши «человек» и нарастающему дисбалансу с остальными экологическими нишами и биосферой в целом. Со всеми вытекающими отсюда последствиями - дефицитом ресурсов жизнеобеспечения, деградацией природной экологии, распространением новых, иммунодефицитных инфекций, вызванных не в последнюю очередь антропогенными нарушениями поддерживаемого природой баланса между экологическими нишами микроорганизмов.
Вопросы взаимосвязи экологической проблемы с процессами роста народонаселения в мире, прежде всего за счет постарения населения Земли, исследовал академик Фролов. В работе «О человеке и гуманизме» ученый писал: «...Согласно некоторым расчетам, на Земле может нормально жить около 40-50 млрд. человек, если производство продуктов питания повсюду достигнет уровня индустриально развитых стран» (155; С. 398). Ему вторит в своей книге «Биология старения» биолог Комфорт: «Если население не удовлетворено средствами существования, виновата в этом вовсе не природа, а неумение политиков обнаруживать скрытые недостатки в законах о распределении присвоении собственности» (163; С. 135).
Тем не менее, экспансия Homo Sapiens не может не вызывать тревогу в связи с деградацией природной среды и истощением ресурсов обеспечения. Об осознании опасности возможных экологических последствий складывающейся демографической ситуации свидетельствуют работы (пока, правда, немногочисленные) современных геронтологов. Так, например, американские авторы Дж. Курцмен и Ф. Гордон в своей книге «Да сгинет смерть!» прямо ставят вопрос: а нужно ли увеличивать продолжительность жизни людей? «Принесет ли в самом деле пользу планете и роду человеческому это потрясающее все основы вмешательство в структуру и экологию человеческой жизни, создавшуюся в процессе эволюции за миллионы лет?» (82; С. 188).
По мнению ученых, последствия могут быть самыми разрушительными: «человечество обязано взглянуть в лицо самым мрачным перспективам, взвесить все, что грозит планете Земля», и, больше того, «мы стоим на краю пропасти» (82; С. 189). В этой связи обращает на себя внимание фундаментальный труд отечественных исследователей Л.А. Гаврилова и Н.С. Гавриловой «Биология продолжительности жизни», в котором дана, на наш взгляд, объективная оценка указанной проблемы и проанализированы аргументы разных зарубежных геронтологов — А.Комфорта, Б. Стрелера, Р. Батлера, психолога Л. Гудвина и др. (35) как против, так и за продление жизни.
Как бы то ни было, старость в современном обществе начинает выступать в качестве длительного и значительного этапа индивидуального развития, становится одним из основных индикаторов, характеризующих направленность изменений экономических, культурных, политических процессов макросоциального уровня, активно влияет на другие важнейшие сферы общественной жизни - образование, коммуникацию, семейные и межпоколенческие отношения, здравоохранение, на механизмы социализации и др.
Личностная геронтологическая идентификация: модели старости в дискурсе социальной синергетики
Кризис пожилого возраста связан с оценкой ценности и смысла прожитой жизни. Это осмысление, подведение итогов пройденного жизненного пути и попытка в оставшееся время что-то изменить или компенсировать. Этот кризис можно назвать смыслообразующим, поскольку он является поворотным пунктом, моментом выбора между прогрессом и регрессом, интеграцией в новые социально-культурные условия и отставанием «выпадением» из эпохи.
Старость, будучи бифуркационным переходом, позволяет освоить новые отношения и осознать, принять себя самого в этих отношениях. В идеале личность выходит из бифуркационного кризиса, обогащенная чувством внутреннего единства, обладающая ясными суждениями и большей способностью действовать эффективно. Этот кризис связан с теми изменениями, которые происходят с человеком, когда он начинает стареть, а также с тем, каким образом эти изменения им осознаются и как индивид реагирует на эти изменения.
Одним из первых понятие «этос старости» употребил К.С. Пигров. В своей работе «Экзистенциальный смысл настоящей старости» он пишет: «Мы разделяем старость настоящую, подлинную, достойную, с одной стороны, и старость не подлинную, жалкую, неудавшуюся, - с другой. Конечно, в каждом конкретном человеке, достигшем соответствующего возраста, есть моменты настоящей старости и моменты не подлинной старости. Дело в том, какие моменты в нем преобладают. Соответственно, разделяются, с одной стороны, настоящие старики и, с другой, те, которые оказались не на высоте призвания старости, - старики-симулякры» (113; С.З). Действительно, если полагать старость как особое состояние обострения проблемы поиска экзистенциального смысла, то следует разделять подлинную и мнимую старость как, соответственно полную и неполную сущностного смысла.
В рамках нашего исследования мы, опираясь на дефиниции, введенные К.С. Пигровым, проведем экспликацию двух моделей старости: старости мнимой и старости подлинной, определив специфический этос каждой из них. Методологической основой данной экспликации будет служить синергетическая концепция аттракторов. В нашем случае процесс формирования названных моделей будем трактовать как движение к определенным геронтологическим аттракторам. Это движение определяется, в первую очередь, доминированием того или иного параметра порядка в жизнедеятельности человека. Мы сосредоточим свое внимание на исследовании инвариантных, общих параметров порядка, управляющих процессом старения. При этом следует принимать в учет то, что старение каждого конкретного человека может детерминироваться индивидуальными параметрами порядка, отражающими специфику бытия отдельной личности. Выделяя два инвариантных параметра порядка, мы используем понятия «Глубинное «Я» и «Эмпирическое «Я», которые вводят отечественные философы А.В. Иванов и В.В. Миронов в контексте предложенной ими модели сознания (54). Экстраполируя эти понятия на феномен старости, мы пытаемся развернуть их философское содержание в новом предметном поле, опираясь при этом на теоретико-методологический аппарат социальной синергетики.
Голландский психиатр, социальный педагог Б. Ливехуд считает, что, если в зрелом возрасте («средней фазе жизни») человек сумел развить в себе интерес к искусству, науке, природе или социальной жизни, то в старости он «сможет черпать все больше сил для жизни из этого духовного источника». Напротив, тот, кто в средней фазе жизни гнался только за личным успехом и карьерой или пассивно жил своей работой и жизненными обстоятельствами, «становится к середине пятидесятых трагической личностью, испытывающей грусть по старым добрым временам, чувствующей угрозу для себя во всем новом» (89; С. 48-49).
По существу в этом отрывке исследователь обозначил два параметра порядка, которые могут определять формирование двух противоположных моделей старости. Эти параметры порядка опосредуют диалектику человеческого «Я», задают векторы движения (притяжения) к одному из геронтологических аттракторов как конечной цели личностного развития. В таком контексте у старости есть очень важное социальное значение — она является якорем жизни, ее последней координатой, к которой, родившись, человек движется всю жизнь и по качеству которой оценивается весь пройденный им путь.
Какова будет старость, зависит от того, каким образом человек научился жить. Для очень многих она трагична, символизирует распад и угасание, но может стать и постепенным, щадящим процессом. Так, по мнению отечественного исследователя В.И. Красикова, это становится возможным, «когда в биологическое расписание включается ставший автономным фактор духа, сознания. В этом случае возникает возможность выхода из режима «социальной естественности» и организовать свою жизнь на иной лад. Такой дух отчаянно и довольно успешно тормозит одряхление, не допускает тотальной экзистенциальной девальвации» (75; С. 95). Безусловно, избежать увядания, упадка физических сил - единого для всех естественного пути - невозможно, но сделать его до конца осмысленным, интересным, а значит и проживаемым более позитивно под силу только деятельному духу.
Мы будем исходить из следующей гипотезы: человек в молодом и зрелом возрасте определяет свое преимущественное отношение к реальности бытия и самому себе в этой реальности двумя способами:
- либо через внешнее самоопределение, важнейшей посылкой которого становится фундаментальная категория «иметь»;
- либо через внутреннее самоопределение, которое реализуется через фундаментальную категорию «быть».
Когда жизнь открывается человеку в возможностях «иметь» и «быть», одна личность выбирает обладание, другая - становление.
В первом случае параметром порядка, управляющим движением к геронтологическому аттрактору мнимая старость, является эмпирическое «Я». Этот параметр порядка задает эмпирически-горизонтальный слой бытия человека, ориентирует его на данные, которые доставляются внешним миром. При этом поступки человека с доминирующим эмпирическим «Я» обусловлены влиянием лиц и вещей. Предпочтительное внимание уделяется объектам внешнего мира и обладанию ими.
Интересы, запросы и все жизненные потребности человека, пребывающего в фокусе этого аттрактора, ориентированы лишь на внешний успех, благополучие, материальные выгоды. Из средств к существованию они превращаются при этом в его цель, которая осуществляется под знаком «иметь». Как результат, перед лицом вечности вся эта надстройка теряет смысл, «сгорает», поскольку в вечности «иметь» что-либо из того, чем обладал человек на земле, уже невозможно, а единственно оправданный перед лицом вечности принцип «быть» не был осуществлен: в рамках биографического времени личность как целостная структура оказывается не сформированной.
Доминирующее эмпирическое «Я» не позволяет человеку на этапах молодости и зрелости увидеть в старости идеал (цель), которому он хотел бы соответствовать, достигнув почтенного возраста. Соответственно, он не имеет возможности выстроить свой жизненный путь таким образом, чтобы на его завершающем этапе не испытывать тяжелых страданий от потери статуса, власти, самоуважения.
Такой человек жестко сцеплен со своим телом и своим социальным окружением, он не способен вовремя, на этапах молодости и зрелости, дистанцироваться от повседневности, обособиться в собственном сознании.
Поэтому старость для него представляется всегда чем-то внешним, пришлым (не его и не от него), что указывает на неготовность индивида к неизбежным серьезным телесным, психологическим и социальным трансформациям. Сознание мнимого старика, утратив себя прежнего - бодрого телом, востребованного в социальном окружении и профессии — оказывается беззащитным, неадаптированным перед лицом новых реалий, когда все чаще подводит телесность, а некогда исключительные способности, навыки не выдерживают конкуренции со способностями более молодых, компетентных и энергичных современников.
Старость в одночасье лишает человека, пребывавшего большую часть жизни в эмпирическом слое бытия, осмысленности его существования. Для сознания, «сросшегося» с телесным функционированием, основу которого составляют плотские удовольствия и духовный консюмеризм, не испытавшего внутренней потребности в метаудовольствиях и духовном производстве, старость кладет предел всяческому смыслу.
В другом случае параметром порядка, управляющим движением к геронтологическому аттрактору подлинная старость, является глубинное «Я». Этот параметр порядка разворачивает духовный, внутренний слой бытия человека, обращает его к непреходящим, духовным и вечным благам, утверждая их в качестве главных ценностей жизни. Человек, пребывая в фокусе этого аттрактора, способен осознавать скоротечность и временность земных благ. Этот аттрактор предполагает мировоззренческую и ценностную переориентацию личности в течение жизни. В молодом и зрелом возрасте работа по конституированию, сохранению, поддержанию идентичности личности практически всегда происходит в условиях жизненной экспансии. Личность расширяет свой личностный мир, завоевывает новые «плацдармы» (термин В.М. Розина), усложняется. Личностный рост при этом понимается как особая работа личности («оправдание» себя личностью) в условиях выхода последней за свои пределы, границы, как принятие личности себя новой, усложненной, более богатой.
