Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Понятие дискурса в современном языкознании
1.1 .Общее понятие дискурса 12
1.1.1. Язык, речь, текст 12
1.1.2. Речь и дискурс 16
1.1.3. Текст и дискурс 25
1.1.4. Стиль и дискурс 34
1.1.5. Жанр и дискурс 40
1.2. Типы дискурса 50
ГЛАВА II. Политический дискурс
2.1. Понятие политического дискурса 57
2.2.Важнейшие свойства политического дискурса 84
2.2.1. Идеологичность политического дискурса 85
2.2.2. Оценочность политического дискурса 100
2.2.3. Экспрессивность политического дискурса 130
2.2.4. Манипулятивность политического дискурса 151
2.3.Структура политического дискурса 174
ГЛАВА III. Языковые средства политического дискурса
3.1.Идеологические средства: лексико-фразеологические, грамматические 185
3.2. Оценочные средства: лексико-фразеологические, грамматические 226
3.3. Средства экспрессивности: лексико-фразеологические, грамматические, фонетические 259
3.4. Манипулятивные средства: лексико-фразеологические, грамматические 324
Заключение 348
Литература 354
- Речь и дискурс
- Жанр и дискурс
- Оценочность политического дискурса
- Оценочные средства: лексико-фразеологические, грамматические
Введение к работе
Актуальность исследования. Политический дискурс (ПД) становится предметом активного исследования сравнительно недавно, с конца ХХ века, что обусловлено, во-первых, интересом к новым процессам в политической сфере и, соответственно, в политической речи, которые возымели место под влиянием смены формаций, во-вторых, развитием демократии, гласности, позволившими свободно, непредвзято, объективно квалифицировать политическую речь.
ПД как одна из разновидностей дискурса впитал всю многогранность этого понятия, что даёт возможность его разноаспектного рассмотрения. Политический дискурс весьма специфичен, по сравнению с другими типами дискурса, что представляет большой интерес для исследования. Этим объясняется многочисленность работ, посвящённых отдельным особенностям ПД: идеологичности (Э. Лассан, Н.А. Купина, Т. ван Дейк и др.); интертекстуальности (Л.В. Быкова, М.П. Зырянова, М.И. Косарев и др.); манипулятивности (С.Г. Кара-Мурза, О.Л. Михалёва, М.В. Чернякова и др.); экспрессивности (И.А. Чемезова, Е.Б. Плаксина и др.), анализу коммуникативных стратегий и тактик (О.С. Иссерс, Ю.А. Антонова, М.Х. Рахимбергенова и др.), типам ПД (Е.И. Шейгал, Ю.Р. Тагильцева и др.), политической метафоре (А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов, А.П. Чудинов и др.).
Вместе с тем, работ, обобщающих сведения о ПД, дающих его целостную характеристику, совсем немного. Так, известно диссертационное исследование Е.И. Шейгал «Семиотика политического дискурса», где в ракурсе семиотической концепции рассмотрены общие особенности ПД (границы, функции), базовые концепты ПД («власть», «политик»), интенциональные характеристики ПД, охарактеризовано жанровое пространство, выстроена типология знаков ПД.
В реферируемом диссертационном исследовании предпринимается попытка обобщения и критического анализа всего многообразия исследований в области ПД, создания целостной картины ПД. При этом за основу рассмотрения современного ПД предлагается взять его главный - коммуникативно-прагматический – аспект, учитывая, во-первых, саму природу дискурса как коммуникативного явления, во-вторых, специфику современного ПД (диалогичность). Вместе с тем, коммуникативный подход неотделим от когнитивного, поскольку сам процесс коммуникации теснейшим образом связан с ментальными операциями - процессами создания и восприятия текста. Кроме того, специфика самого ПД не позволит обойти стороной социолингвистический аспект дискурса, поскольку ПД – тот тип дискурса, корректная интерпретация которого не может быть произведена без учёта широкого политического, идеологического, социально-экономического, исторического контекста. Поэтому в диссертации предпринимается попытка разноаспектного, комплексного (коммуникативно-прагматического, с учётом когнитивного, социолингвистического) подхода к рассмотрению ПД в его целостности.
Освещение ПД в коммуникативно-прагматическом аспекте предопределяет выделение его важнейших свойств. Основная цель политической коммуникации – идеологическое воздействие на адресата-народ, предполагающее нужную реакцию. В качестве воздействующего арсенала ПД предпочитает средства эмоционально-психологического и скрытого психологического воздействия. Поэтому к основным свойствам ПД следует отнести прежде всего идеологичность, оценочность, экспрессивность, манипулятивность. Комплексное рассмотрение именно этих свойств даст наиболее целостное представление о современном ПД. Кроме того, представленные в диссертационном исследовании определение принципов детерминации ПД в структуре дискурса, определение границ ПД, выявление его структуры органично дополнят целостную картину ПД.
Целью диссертационного исследования является обобщающее, целостное рассмотрение ПД в его коммуникативно-прагматическом аспекте.
Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи:
- определить понятие дискурса, в частности ПД, на основе систематизации и критического осмысления имеющихся по данному вопросу точек зрения;
- разработать классификацию дискурсов и определить в ней место ПД;
- обосновать выделение идеологичности, оценочности, экспрессивности, манипулятивности в качестве основных свойств ПД;
- рассмотреть лексические, грамматические, интонационные средства выражения ПД.
Теоретико-методологическая база исследования. Диссертационное исследование опирается на теоретические положения, разработанные в рамках: лингвистики текста (И.Р. Гальперин, Т.М. Николаева, Н.С. Валгина и др.), дискурс-анализа (З. Харрис, П. Серио, М. Фуко, Т. ван Дейк, Ю.С.Степанов, Н.Д. Арутюнова и др.); политической лингвистики (Дж. Оруэлл, В. Клемперер, Р. Водак, Т. ван Дейк, П. Серио, Э. Лассан, А.П. Чудинов, А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов и др.); социолингвистики (Ю.Д. Дешериев, А.Д. Щвейцер, Т.Б. Крючкова, Л.П. Крысин и др.); прагмалингвистики (Дж. Остин, Дж. Сёрль, В.И. Шаховский, Г.Г. Почепцов и др.); структурной лингвистики (В.Г. Гак, А.А. Потебня, Л.М. Васильев, Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, Д.И. Шмелёв, И.А. Стернин и др.); когнитивной лингвистики (Дж. Лаккофф, М. Джонсон, В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, Т. ван Дейк и др.); политологии и социологии (М. Фуко, С. Московичи, Г. Лебон, К.С. Гаджиев, С. Жижек и др.)
Объектом исследования являются лексико-фразеологические, грамматические, фонетические (интонационные) средства выражения основных свойств политического дискурса: идеологичности, оценочности, экспрессивности, манипулятивности.
Предметом исследования является современный (перестроечный и постперестроечный) политический дискурс.
Методы и методики исследования. Разнородность анализируемых средств, комплексный подход к анализу предопределили разнообразие привлекаемых для исследования методов. С целью анализа материала, привлекались методы дискурс-анализа, дефиниционного анализа, оппозитивного анализа, трансформационного анализа, компонентного анализа, контекстуального анализа. В ряде случаев применялись элементы концептуального, этимологического, стилистического анализа, метод семантического поля.
Источником фактического материала исследования послужили тексты собственно политических жанров: публичной речи политиков, предвыборных программ политиков, партий и т.д.; жанров ПД СМИ: интервью с политиком, предвыборных теледебатов, дискуссий в прессе и т.д., представленные в печатных изданиях: «Российская газета», «Советская Россия», «Известия», «Московский Комсомолец», «Известия Башкортостана» и др., на телеканалах: ОРТ, Россия-1 и др.; на официальных сайтах Президента России, Председателя Правительства, Государственной Думы, политических партий и др.
Положения, выносимые на защиту.
1. Объектом ПД является политика. Этим обусловливаются его структура, свойства и функции.
2. Специфика ПД проявляется в его структурировании по тематическому, жанровому, субъектному, временному, национально-культурному параметрам.
3. Важнейшими свойствами ПД, во многом специфичными для него, являются идеологичность, оценочность, экспрессивность и манипулятивность. Главное из них – идеологичность.
4. Благодаря этим свойствам ПД выполняет основную свою функцию – функцию идеологического воздействия (эмоционально-психологического и скрытого психологического).
5. Языковыми и речевыми средствами воздействия на адресата в ПД являются лексико-фразеологические (в том числе метафора), формообразовательные и синтаксические средства.
6.Идеологические, оценочные, экспрессивные средства ПД обладают (в большей или меньшей степени) суггестивным (внушающим) потенциалом, что позволяет эксплуатировать их не только по прямому назначению, но и в манипулятивных целях.
Научная новизна диссертационного исследования заключена в следующем: предпринята попытка разноаспектного (коммуникативно-прагматического, с учётом когнитивного и социолингвистического аспектов) описания ПД в его целостности; разработана разноаспектная классификация текстов ПД; обоснован подход к идеологичности, оценочности, экспрессивности, манипулятивности как к основным свойствам ПД; обоснован подход к идеологичности как к главному свойству ПД, предопределяющему все остальные свойства; развита высказанная ранее мысль о целесообразности выделения социально-политической оценки в структуре оценочных значений, определено её место в этой структуре; систематизирован и проанализирован обширный фактический разноуровневый (лексико-фразеологический, грамматический, фонетический (интонационный)) материал, характеризующий разные свойства ПД.
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что в ней углублена теория дискурса, обоснован научный подход к комплексному анализу политического дискурса в его целостности, разработаны и апробированы методики анализа разных средств выражения основных свойств ПД, разработаны разноаспектные классификации лексико-фразеологических идеологических, оценочных, экспрессивных средств, выявлены основные и вспомогательные средства ПД.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в преподавании таких лингвистических дисциплин, как «Современный русский литературный язык» (разделов «Лексикология. Фразеология. Лексикография», «Морфология», «Синтаксис») «Общее языкознание», «Стилистика русского языка», спецкурсов по политической лингвистике, публицистическому дискурсу, дискурсивному анализу, в том числе и критическому, лексической семантике. Результаты анализа лексических средств могут быть использованы в практике составления словарей разных типов. Материалы исследования могут быть полезны в преподавании политологии, истории, психологии. Исследование манипулятивных средств политического дискурса имеет социальную значимость, поскольку демонстрирует необходимость критического осмысления политических текстов, способствует тем самым выработке механизмов защиты от манипуляций.
Апробация работы. По теме диссертации опубликовано около 40 работ (в том числе 9 – в изданиях, рекомендованных перечнем ВАК РФ, две монографии, одно учебное пособие по спецкурсу) общим объёмом приблизительно 40 п.л. Основные результаты работы были представлены на международных конференциях (Стамбул 2011; Уфа 2012; Бирск 2008, 2009, 2010, 2011, 2012; Белово 2012), на всероссийских конференциях (Пенза 2000; Бирск 2001); на региональных конференциях (Уфа 2001; Бирск 2003, 2004, 2005, 2006, 2007); на межвузовских конференциях (Уфа 2002, 2005, 2007, 2011). Результаты работы обсуждались на заседании кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания Башкирского государственного университета (сентябрь 2013 г.).
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованной литературы и приложения.
Речь и дискурс
Введением субъекта в акт высказывания как основного действующего лица, по мнению исследователей, положило начало развитию субъектного дискурса, которому противопоставляется дискурс бессубъектный [Ревзина, 1999]. Последний имел место в постструктуралистской философии, провозгласившей «смерть субъекта» (франц. la mort du sujet). Этот постулат «полемически направлен против представления о своевольном, своевластном, индивиде «буржуазного сознания»» [Смерть субъекта], на смену ему предлагают «коллективное бессознательное» [Смерть субъекта]. По мнению постструктуралистов, дискурс самодостаточен, независим от субъекта (Л. Альтюссер, Р. Барт, М. Фуко, Ж. Деррида, Ю. Кристева и др.).
С идеями французских постструктуралистов мы связываем социолингвистический подход к дискурсу. Один из наиболее ярких представителей постструктурализма - философ, культуролог, историк М. Фуко, который является заметной фигурой в становлении теории дискурса. Его интересует, главным образом, социально-философский аспект дискурса. Дискурс («дискурсивные практики») в его понимании - это не только результат речевой деятельности («совокупность всего высказанного и произнесённого» [Ревзина, 2005]), но и инструмент познания, освоения реальности. М. Фуко настаивает на историческом, «археологическом» поиске знания. Сущность анализа дискурса видит в соотнесении дискурса с определённым социально-историческим, культурным фоном. В связи с этим он заостряет внимание на решении вопроса, почему конкретный дискурс имеет место в определённой ситуации: «Отчего он не может быть ничем иным, кроме как тем, что он есть, в чем состоит его исключительность, как ему удается занять среди других и по отношению к другим то место, которое до него никем не могло быть занято» [Фуко, 1996(a), с. 30]. Таким образом, М. Фуко приписывает дискурсу функцию хранения и упорядочения определённого исторически сформированного и социально обусловленного знания. Признавая своеобразную «власть дискурса», его креативную неконтролируемость, он исследует систему существующих социально-культурных ограничений дискурса, способствующих формированию «порядка дискурса» [Фуко, 1996(6), с. 51-79].
Помимо М. Фуко, французская школа дискурсивного анализа представлена именами Л. Альтюссера, М. Пешё, П. Серио и др. Главный их постулат -рассмотрение дискурса в свете идеологических факторов. Идеология при этом понимается в расширительном смысле — как «любой языковой и — ещё шире — любой семиотический факт, который интерпретируется в свете социальных интересов и в котором узакониваются социальные значимости в их исторической обусловленности» [Серио, 1999(a), с. 20]. М. Пешё, К. Фукс, более того, говорят о родо-видовом соотношении идеологии и дискурса (соответственно) [Пешё, Фукс, 1999, с. 107]. Идеология, по замечанию Э. Пульчинелли Орланди, необходима для понимания дискурса [Пульчинелли Орланди, 1999, с. 208]. Французские исследователи оперируют введённым М. Фуко термином «дискурсные формации» как составляющим идеологической формации. Дискурсные формации, по словам К. Арош, П. Анри, М. Пешё, «определяют, что может быть и что должно быть сказано (в виде публичного выступления, проповеди, памфлета, доклада, программы и т.п.) с определённой позиции в данных обстоятельствах»; отсюда - как следствие - «слова «изменяют смысл» при переходе от одной дискурсной формации к другой» [Арош, Анри, Пешё, 1999, с. 150; см. также: Серио, 1999(a), с. 52]. Так теория французской школы дискурсивного анализа выводит дискурс за рамки лингвистического изучения в область междисциплинарных (философских, исторических, социальных исследований).
Последователем социально, идеологически обусловленной концепции дискурса в русском языкознании етап Ю.С. Степанов, выстраивающий свою теорию на основе интерпретации идей франко-швейцарского лингвиста П.Серио, выдвинутых им в ходе анализа советского ПД (на материале последнего отчётного доклада Н.С. Хрущёва на XXII съезде КПСС 17 октября 1961 г. и первого доклада Л.И. Брежнева на XXIII съезде КПСС 29 марта 1966 г.) [Серио, 1999(6), с. 337-383; Степанов, 1995, с. 40-44]. Дискурс в свете такого анализа предстаёт первоначально как «особое использование языка...для выражения особой ментальносте,... особой идеологии», которое ведёт к созданию «особого «ментального мира»» [Степанов, 1995, с. 38-39]. Ю.С. Степанов определяет дискурс как «язык в языке», «но представленный в виде особой социальной данности...Дискурс реально существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встаёт особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, - в конечном счёте - особый мир. В мире всякого дискурса действуют свои правила синонимических замен, свои правила истинности, свой этикет. Это - «возможный (альтернативный) мир» в полном смысле этого логико-философского термина» [Там же, с. 44-45] (выделено автором). Говорить об особых языковых чертах дискурса и особом созданном мире дают основание выявленные и проанализированные П. Серио специфические особенности ПД советского периода - номинализация и сочинение (см. подр. п. 3.4.).
Рассмотренная социально, идеологически обусловленная концепция дискурса обосновывает подход к нему как неоднородному явлению, позволяет говорить о разных, специфических типах дискурса.
Итак, примем за основу комплексный (коммуникативно-прагматический, в его взаимосвязи с когнитивным, социолингвистическим) подход к трактовке дискурса, определив его предварительно, в наиболее общем виде, как «коммуникативное событие» (в духе Т. ван Дейка). Это определение дискурса уточняет характер соотношения понятий дискурса и речи следующим образом. Дискурс - это не речь вообще, рассматриваемая в отрыве от экстралингвистических условий её осуществления, а речь, «погруженная в жизнь» [Арутюнова, 1998(a), с. 137]. Вместе с тем, обозначенное определение дискурса является, на наш взгляд, достаточно общим и нуждается в дальнейшем уточнении в свете соотношения понятий дискурса и текста.
Жанр и дискурс
Цель данного параграфа - определить понятие политического дискурса, очертить его границы, охарактеризовать функции, наметить терминологический аппарат изучения, кратко охарактеризовать основные понятия, связанные с ним.
Понятие ПД может быть уточнено в соответствии с принятым нами определением дискурса. ПД - представленные особыми речевыми средствами тексты, соотносимые с теми ситуациями общения, которые связаны с политической сферой жизнедеятельности людей.
Границы политического дискурса. Политическая сфера деятельности определяет тематическое (содержательное) своеобразие ПД. Поэтому его границы прежде всего обусловлены рамками самого понятия политики, что обязывает нас обратиться к последнему.
Истоки определения понятия политики восходят к античным временам. Известно, что немецкое Politik, французское politique восходят к греческому politike, обозначавшему искусство управления государством [Крысин Л.П. Толковый словарь иностранных слов, 2008, с. 555, далее - ТСИС].
Несмотря на столь долгую практику бытования термина, на пристальное внимание к нему философов, социологов, политологов, в науке до сих пор не решён вопрос о самой сущности политики, о границах сферы её влияния, о характере соотношения с другими сферами жизнедеятельности человека.
Достаточно долгое время, до середины XX века, слово «политика» связывалось со сферой государственного управления11, позднее развивается понимание политики как сферы власти [Политология, 2004, с. 66-69]. То есть фокус политики расширяется от «деятельности формальных структур государственного управления» до «взаимодействия различных социальных групп, организаций и отдельных индивидов, стремящихся реализовать свои интересы с помощью власти» (за исключением «проявлений власти, имеющих частный характер и не влияющих на жизнь социальной общности как целого») [Политология, 2004, с. 68-69]. К.С. Гаджиев, рассуждая о сфере и сущности политики, относит к «осевому стержню политического» три компонента: государство, власть, властные отношения [Гаджиев, 2004, с. 40].
Эти три основные составляющие политики отражены (эксплицитно или имплицитно) в современных толкованиях термина «политика». Большинство современных толковых, энциклопедических, политических словарей, а также политологических исследований указывают на его многозначность.
На наш взгляд, наиболее точно и полно понятие политики отражают следующие формулировки значения: «1. Деятельность органов государственной власти и государственного управления, отражающая общественный строй и экономическую структуру страны, а также деятельность партий и других организаций, общественных группировок, определяемая их интересами и целями. Политика мира и т.п.» [СОШ 2003, с. 553]; «2. Вопросы и события общественной, государственной жизни. Текущая политика» [СОШ 2003, с. 553; ТСИС, с. 555]; «3. Определённым образом направленная деятельность государства или каких-нибудь социальных групп в той или иной сфере. Политика государства в области образования» [ТСИС, с. 555, см. также: БАС, Т. 10, с. 998]».
Все эти три значения - собственно политические, то есть соотносят термин с политической сферой13. Сам факт такой многозначности слова свидетельствует, с одной стороны, о многогранности понятия, а с другой - о некоторой размытости це его границ. Попытаемся очертить эти границы там, где, на наш взгляд, они наиболее нечётки.
Политика очень тесно соприкасается с такими сферами, как экономическая, социальная, культурная, образовательная, религиозная. Эти сферы, конечно, достаточно самостоятельны для того, чтобы было правомерным отдельное рассмотрение таких типов дискурсов, как политический дискурс, экономический дискурс, образовательный дискурс и др. Вместе с тем, принимая во внимание третье значение термина «политика» (см. выше), к сфере политики вполне можно отнести те понятия из области экономики, образования и т.д., которые испытывают на себе влияние политики государства, а также те факты, процессы, которые являются следствием определённой политики (ср. терминологические словоупотребления экономическая политика, социальная политика, культурная политика, образовательная политика, религиозная политика и т.п.). Например, к сфере экономической политики относятся экономические реформы, меры: приватизация, денационализация, деноминация и т.п.; экономические процессы, явившиеся следствием реформ, мер: долларизация, девальвация, инфляция, экономический кризис и т.п.
В свете всего вышесказанного попытаемся выявить структуру сферы политики. Итак, к сфере политики относятся следующие понятия: политическая идеология (политические идеи, концепции, идейно-политические направления); политические системы, политический строй (демократия, теократия, авторитаризм, тоталитаризм); сферы политической деятельности (внешняя и внутренняя политика, экономическая политика, правовая политика, национальная политика, силовая политика, социальная политика, культурная политика, научно-образовательная политика, религиозная политика); политические процессы, действия, меры: субъекты политики (политические институты (государство, властные структуры, политические элиты, политические партии, избирательная система, силовые структуры, идеологические институты); социальные, этнические, профессиональные, религиозные и др. группы; политические деятели, влиятельные представители бизнес-структур, граждане). Поясним представленные ключевые понятия политики.
Политические процессы - это «разнообразные виды политической деятельности субъектов и их взаимоотношений» [Политология, 2009, с. 74]. Политическая идеология - система идей, характеризующих определённую социально-политическую группу (см. подр.: п. 2.2.1). Политический институт -«система учреждений и организаций, упорядочивающих политические и другие общественные отношения с помощью материальных и идеальных (символических) средств на основе фиксированных норм» [Политология, 2009, с. 72]. Субъект политики - «активные участники политического процесса» [Политология, 2003, с. 72] .
ПД тематически соотносим с обозначенными ключевыми понятиями политики, во многом ограничен их рамками.
Но политическая тематика — это, хотя и наиболее важная, но не единственная классификационная характеристика ПД. Так, многие исследователи не менее важной характеристикой ПД считают его цель - борьбу за власть [см.: Шейгал, 2000(a), с. 35]. Кроме того, Е.И. Шейгал, определяя границы политической коммуникации, говорит также о её субъекте и адресате [Шейгал, 2000(a), с. 33-35]. По мысли исследователя, дискурс можно считать политическим, если хотя бы одна из трёх составляющих (содержание, субъект, адресат) относится к сфере политики [Шейгал, 2000(a), с. 46]. В соответствии с этим ПД не ограничен лишь институциональными формами общения. В науке такое понимание ПД сосуществует наряду с более узким. Так, Т. ван Дейк к ПД относит только дискурсы, производимые в институциональной обстановке: на заседании правительства, съезде политической партии и т.д. [см.: Гаврилова, 2003, с. 16].
Оценочность политического дискурса
Мощным экстралингвистическим фактором, повлиявшим на переосмысление всей картины политического мира и идеализированной картины, в частности, явилась перестройка 1985 года. Это отражается на количественном и качественном составе ОПЛ и её оценочной составляющей. Качественные изменения - оценочные трансформации в пределах лексической единицы и её значения. Можно проследить следующие трансформации: формирование социально-политической оценки; поляризация социально-политической оценки; нейтрализация социально-политической оценки . Рассмотрим их подробнее в свете указанной общественно-политической реформы.
Формирование оценки. Под влиянием социальных факторов политический концепт может осложниться оценочными смыслами. В языковой репрезентации это выглядит как преобразование номинативного слова (имени концепта) в оценочное: в процессе функционирования за лексическим значением закрепляется оценочный компонент либо у слова развивается новое, оценочное значение.
Рассмотрим в этом плане слово перестройка, обозначающее знаковую общественно-политическую реалию конца XX века и ставшее поэтому ключевым в этот период.
Политически связанное значение слова перестройка появилось на базе отглагольного существительного. В основу развития политического значения легли два из известных значений глагола перестроить: «1. Построить заново, иначе, произвести переделку в постройке; 2. Переделать, внеся изменения в систему чего-либо, порядок следования чего-либо» (МАС). В период, наиболее приближенный к указанной реформе, словари фиксируют следующее значение слова: «Подготовленный и организованный КПСС и поддержанный всем народом революционный по своей сути процесс коренного изменения норм и принципов руководства, экономики, общественного сознания, направленный на совершенствование и ускоренное развитие народного хозяйства на основе
Указанные трансформации привлекают к себе активное внимание современных исследователей политического дискурса [см., например: Черникова, 2002; 2010; Глазкова, 2005; Люляева, 2010; Клушина, 1998; 1997; 1995; Купина, 1995; Какорина, 1996; 2000; Зеленин, 1998 и др.] обновления технической и технологической базы производства, самофинансирования и хозрасчёта, на развитие демократии, гласности, личной трудовой инициативы, на ускорение социального прогресса» (СОШ, 1990). Понятно, что событие подобного масштаба не могло не явиться объектом оценочной квалификации, что не только отражалось в дефиниции значения, но и сказывалось на функционировании слова. В период «эйфории от гласности» за ним закрепляются положительные коннотации. Об этом свидетельствуют сочетаемость: в духе перестройки, партия перестройки, творчеством масс сильна перестройка, перестройка и новое мышление, перестройка есть соединение социализма и демократии [Костомаров, 1999, с. 153-154]; перифразирование: волна обновления, реформы в СССР, эпоха реформ; метафорические обозначения: перевал, поток, вторая оттепель. Её инициаторы уподоблялись штурманам, капитанам, архитекторам [Телия, 1996, с. 375]. Положительная оценка номинации перестройка подтверждалась противопоставлением её слову застой [Купина, Захарова, 1991, с. 99], употреблявшемуся в значении «период в советской истории с середины 60-х гг. до 1985 г., характеризовавшийся экономическим упадком, коррупцией, моральным разложением властных структур и связанным с этим кризисом всего общества» (ТС XXI в.).
Но по мере дальнейшего осмысления обществом своей истории появляются и негативные коннотации слова. Номинация заменяется такими перифразами, как непрекращающийся ремонт, развалины (руины) перестройки, косметические реформы [Какорина, 1996, с. 178]. Место положительно окрашенных метафор занимают обозначения с противоположным знаком: повозка, болото, драма, говорильня, хирургическая операция. Инициаторы перестройки - уже заложники [Телия, 1996, с. 127]. Слово перестройка активно участвует в образовании оценочных экспрессивных номинаций: перестройщик, перестроечник, долгострой, контр-перестройка, недоперестройка, катастройка. В этот период «перестройка воспринимается как какое-то растение, семена которого посеяны, но плодов ещё никто не видел, взлетевшему самолёту, аэродром для которого ещё не построен» [Баранов, Караулов, 1991, с. 13]. На определённом этапе словари фиксируют некоторую нейтрализацию оценки (сравнительно с первоначальной дефиницией): «В СССР в 1985 - 1991 гг.: начало коренного изменения в политике и экономике, направленного на установление рыночных отношений, на развитие демократии и гласности, на окончание холодной войны» (СОШ 2003). Исследователи, опираясь на анализ функционирования слова, совершенно обоснованно констатируют, что в определённый момент существительное перестройка было энантиосемичным, «когда на определённом этапе «ухудшения» своего значения слово совмещает ещё не забытую положительную оценку и новую отрицательную» [Клушина, 1997, с. 51]. В начале XXI века, когда в лексической системе наметилась тенденция к стабилизации (по сравнению с периодом конца XX века), слово перестройка также совмещает в себе две противоположные оценки, что уже узуально зафиксировано в словарях: «Совокупность осуществлявшихся в СССР в 1985 - 1991 гг. реформ и преобразований в области экономики, общественной и государственной жизни, направленных на развитие демократии, гласности, на выход страны в мировое сообщество и имевших, наряду с позитивными переменами, негативные (распад государства, резкое разделение общества на богатых и бедных, криминализация всех сфер жизни и т.п.)» (ТС XXI в.). Указанный факт наводит на мысль о том, что в данном случае имеет место не столько энантиосемия (поскольку это явление временное), сколько двуоценочность (по определению И.А. Стернина [Стернин, 1990, с. 25]). Доказано, что слова, обслуживающие идеологию, совмещают в себе положительную (у сторонников данной идеологии) и отрицательную (у её противников) оценку.
Таким образом, мы проследили, как у слова, изначально неоценочного, развивается новое политически связанное оценочное значение. Процессы формирования оценки можно проследить на примере таких слов, как христианство, ГУЛАГ, челнок и т.п.
Поляризация оценки. Под влиянием экстралингвистических факторов, в результате переосмысления реалии, полярность оценочной составляющей концепта может поменяться на противоположную. Рассмотрим в качестве наиболее яркого примера концепт «советский», ключевой для эпохи социализма в России, имеющий в этот период неоспоримо положительное наполнение. Словари советского периода фиксируют два значения слова советский: «1. Прилагательное к Совет; основанный на управлении советами как органами власти: советская власть; 2. Относящийся к Стране Советов, к СССР, принадлежащий Стране Советов: советский период» (MAC). Как видно, в структуре лексического значения нет явно выраженного оценочного компонента. Но примечателен тот ореол, коннотации, которыми окружалось слово в советский период развития страны. Оно употребляется в одном синонимическом ряду с прилагательными государственный, правительственный [см.: Клушина, 1998, с. 58]. Показательны также лозунги, бытовавшие в описываемый период: «Да здравствует наша великая советская Родина!»; «Слава советской державе!»; «За счастливую юность голосует советская молодёжь!» и т.п. Ряд производных от прилагательного советский типа антисоветский, антисоветчик, антисоветчина свидетельствует о негативном отношении общества к противникам советского строя. Таким образом, сама идеология диктовала положительную оценку, и иная квалификация не допускалась.
Оценочные средства: лексико-фразеологические, грамматические
Так, С.Г. Кара-Мурза, вслед за В.М. Бехтеревым, главное отличие манипуляции от убеждения видит в неосознанном характере последнего. «Убеждение предполагает активное участие субъекта, ибо ему предлагается ряд доводов, которые он осмысливает и принимает или отвергает» [Кара-Мурза, 2000, с. 40]. «Внушение, в отличие от убеждения, проникает в психическую сферу помимо личного сознания, входя без особой переработки непосредственно в сферу общего сознания и укрепляясь здесь, как всякий предмет пассивного восприятия» (М.В. Бехтерев) [Цит. по: Кара-Мурза, 2000, с. 40; см. также: Чернякова, 2007].
Н.И. Клушина считает важными следующие критерии разграничения манипуляции и убеждения: критерий доступа к информации (основной критерий); осознанность/неосознанность адресата «в попытках со стороны адресанта убедить его в определённой идеологической модели поведения, то есть внедриться в когнитивную сферу реципиента»; скрытый характер манипуляции [Клушина, 2008, с. 42-44; Клушина, 2007]. Признание основным критерием доступа к источникам независимой информации приводит к следующим определениям дифференцируемых понятий. Манипулирование - «способ воздействия на адресата речи, при котором адресат оказывается отсечённым от независимого источника информации, вследствие чего информация воспринимается некритически»; убеждение - «речевое воздействие, основанное на сознательном принятии предлагаемых положений, предполагающее возможность доступа слушателя к независимым источникам информации» (Г.Г. Хазагеров) [Цит. по: Клушина, 2008, с. 42].
Нам кажется, что основными отличительными чертами убеждения и манипулирования следует считать два критерия: явный/скрытый характер намерений адресанта, осознанность/неосознанность восприятия адресата. То есть цель манипуляции - скрывая истинные намерения, побудить адресата к неосознанным решениям; цель убеждения — явно выражая истинные намерения, побудить адресата к сознательному принятию решений. Это касается как рационального, так и эмоционально-психологического убеждения (наиболее релевантного для ПД). Ср., например, явное выражение агрессии посредством экспрессивов: Всё московское правительство - мошенники! (В.В. Жириновский. 2010) и подтекст, намёк: Нашу страну можно и нужно возродить! (Г.А. Зюганов. 2008).
Вместе с тем, следует отчасти согласиться с Н.И. Клушиной в несостоятельности попыток чёткого практического разграничения средств убеждающего и манипулятивного воздействия, которые в речи тесно переплетаются, поскольку для решения основной цели ПД - идеологического воздействия - хороши все имеющие средства: и эксплицитные, и имплицитные [Клушина, 2008, с. 44-47].
Изучение речевых манипуляций не сводится к простому анализу средств их выражения. Исследователей-языковедов интересует больше коммуникативно-прагматический аспект манипуляций: субъекты коммуникации, иллокутивные цели адресанта, перлокутивная реакция адресата, взаимодействие между адресантом и адресатом, коммуникативные стратегии, используемые для достижения манипулятивных целей.
Ранее мы определили манипуляцию как речевое воздействие на психику адресата. Но любое воздействие, по справедливому замечанию Е.Л. Доценко, - это взаимодействие, поскольку «один человек решает, что с другим человеком (как с объектом) он намерен сделать, а вот как это нечто сделать, - находится (узнаётся) в процессе их взаимодействия (на операциональном уровне) с адресатом» [Доценко, 1997, с. 62]. Это же замечание относится и к манипулятивному воздействию. «Всякая манипуляция сознанием есть взаимодействие», констатирует С.Г. Кара-Мурза, поскольку «жертвой манипуляции человек может стать лишь в том случае, если он выступает как её автор, соучастник» [Кара-Мурза, 2000, с. 12; см. также: Доценко, 1997, с. 62]. Таким образом, с коммуникативной точки зрения, манипуляция - это вид речевого взаимодействия между адресантом и адресатом. В манипулятивном процессе субъекты коммуникации приобретают специфическую, по сравнению с другими видами коммуникации, окраску.
М.В. Чернякова, обобщая опыт изучения свойств манипулятора (субъекта манипуляции), констатирует его в целом негативный характер. Манипулятор руководствуется неблаговидными целями достичь односторонней выгоды; относится к адресату «сверху вниз», лишь как к объекту воздействия, не признавая в нём наличия собственного устойчивого мнения, своей позиции [Чернякова, 2007; см. также: Доценко, 1997, с. 62]. В ПД манипулятором может выступить как непосредственный субъект политической коммуникации (политик, политический институт), так и СМИ, доносящие информацию до адресата в переработанном, или интерпретированном, или искажённом - любом выгодном для себя виде. В связи с этим, конечно, следует различать непосредственную (от субъекта политической коммуникации) и опосредованную (от СМИ) манипуляции.
Что касается объекта манипуляции, то его особенности обусловлены самим неосознанным характером манипулятивного воздействия. Объектом манипуляций чаще всего оказываются люди, поддающиеся внушению, позволяющие собой манипулировать, не замечая самого факта внедрения в их сознание выгодных для манипулятора мотивов поведения. Они не умеют или не желают критически относиться к подаваемой им информации. Психологи в связи с такими качествами человека говорят о внушаемости, то есть «повышенной податливости по отношению к побуждениям, которые спровоцированы другими людьми, некритической готовности подчиняться, склонности заражаться чужими настроениями и перенимать привычки» [Психологический словарь]. Применительно к ПД, это люди с пассивной гражданской позицией, неустоявшимися политическими взглядами, несформировавшимся политическим мировоззрением. Таким образом, «недостаточная самостоятельность отдельных людей и отсутствие критического сознания в плюралистическом обществе» стают «предпосылкой успеха любого манипулирования» [ФС, с. 257].
