Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Русское бурлачество в лингвокультурологическом аспекте
1.1. История слова бурлак в русском языке 14
1.2. Социальная история русского бурлачества 29
1.3. Образ бурлака в русской художественной культуре 43
1.3.1. Образ бурлака в русской литературе XIX в 45
1.3.2. Образ бурлака в поэтическом творчестве Н. А. Некрасова 51
1.3.3. «Бурлаки» в русской живописи и художественной критике XIX в 60
1.3.4. Образ бурлака в русских пословицах и поговорках 63
1.4. Лексика русского бурлачества в текстах XIX в 68
1.4.1. «Слова волжеходца» Н. В. Гоголя (1840-е гг.) 71
1.4.2. И.И. Срезневский о «тайном языке» бурлаков (1852 г.) 78
1.4.3. И. Вернадский. «Исследования о бурлаках» (1857 г.) 79
1.4.4. И. Корнилов. «Волжские бурлаки» (1862 г.) 84
1.4.5. Бурлацкая лексика в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля (1863 1866) 86
1.4.6. «Опыт волжского словаря» А. Н. Островского (1860- 1870-е гг.) 88
Выводы по I главе 91
Глава 2. Лингвистические особенности лексики русского бурлачества
2.1. Теоретические основы изучения лексики русского бурлачества 93
2.1.1 Лексика русского бурлачества в системе социальных диалектов 93
2.1.2. Проблема терминологической идентификации лексики русского бурлачества 99
2.1.3. Лексика русского бурлачества в аспекте исторической лексикологии и исторического терминоведения 106
2.2. Тематическая классификация лексики русского бурлачества 111
2.2.1. Наименования бурлаков по видам деятельности 118
2.2.2. Прозвища бурлаков 140
2.2.3. Наименования речных судов 155
2.2.4. Наименования помещений на судне 161
2.2.5. Наименования судовых снастей 166
2.2.6. Наименования орудий трудовой деятельности 176
2.2.6.1. Наименования орудий трудовой деятельности, применяемых при снятии судна с мели 177
2.2.6.2. Наименования орудий трудовой деятельности, применяемых при судовой работе 179
2.2.6.3. Наименования технических средств перемещения судна против течения реки 182
2.2.6.4. Наименования лямки и ее деталей 185
2.2.7. Наименования якорей 187
2.2.8. Наименования профессиональных действий 190
2.2.9. Наименования кушаний и предметов личного обихода... 201
2.2.10. Топонимические наименования 207
2.2.11. Наименования периодов времени и расстояния 210
2.2.12. Географические наименования 214
2.2.13. Наименования ветров 222
2.3. Структурные особенности лексики русского бурлачества 227
2.4. Системные отношения в лексике русского бурлачества 235
2.4.1 Номинативные особенности лексики русского бурлачества 235
2.4.2. Парадигматические отношения в лексической системе русского бурлачества 247
Выводы по II главе 253
Глава 3. Взаимодействие лексики русского бурлачества и других форм национального языка
3.1. Лексика русского бурлачества и территориальные диалекты 258
3.2. Лексика русского бурлачества и воровской жаргон 265
3.3. Влияние лексики русского бурлачества на русский разговорный язык 277
Выводы по III главе 309
Заключение 311
Литература
- Образ бурлака в русской художественной культуре
- Проблема терминологической идентификации лексики русского бурлачества
- Наименования орудий трудовой деятельности, применяемых при снятии судна с мели
- Влияние лексики русского бурлачества на русский разговорный язык
Образ бурлака в русской художественной культуре
Слово бурлак, несмотря на то что оно довольно давно перешло из разряда общеупотребительных слов литературного языка в класс архаичной лексики, понятно и сегодня. Различные современные толковые словари дают почти идентичное толкование этого слова. В качестве одного из них приведем определение из «Большого академического словаря русского языка»: бурлак - В старину - рабочий (обычно из оброчных крестьян), входивший в артель, которая тянула вручную на бечеве суда против течения реки [БАС-3: II, 265]. Словарные определения, представленные в других современных толковых словарях (СУ, БТС, ТСРЯ 2008), незначительно отличаются от приведенного. MAC несколько расширяет значение слова за счет указания дополнительного способа передвижения судов: В старину: рабочий на реке, входивший в какую-л. артель, которая передвигала суда при помощи бечевы или гребли1 [MAC, I: 126].
Однако, как отмечал Д. Зеленин, в начале XX в. слово употреблялось в русском языке в нескольких значениях. Бурлаки — это
Здесь и далее без особо оговоренных случаев в цитатах курсив наш — Д. В. Ввиду столь разнообразного употребления слова в русском языке этимология и история слова бурлак требует отдельного рассмотрения. Этимология слова не устанавливается однозначно. А. Преображенский признает, что это слово «неизвестного происхождения» [Преображенский 1910-1914,1: 54]. М. Фасмер приводит несколько этимологических гипотез его происхождения: 1) «Толкование слова представляется затруднительным», 2) «Экблом (ZfslPh 10, 14) предполагает родство с буряг и мену суффиксов на тат. или волжско-болг. почве, что нельзя подтвердить параллелями», 3) «Вероятно, следует считать исходным собир. знач. "рабочая артель с твердым уставом", и тогда встает вопрос о заимств. из ср.-нж.-н. burlach, также burschap "(крестьянская) община, гражданское право" (Ш.-Л. 1, 455 и ел.). Ср. ср.-нж.-н. matlach "деньги, уплачиваемые в некоторых церковных приходах каждым главой семьи проповеднику", от стар, mating "церковный приход", шв. matlag "хозяйство, семья" ... Дальнейшее изменение знач. аналогично первонач. собир. именам: нов.-в.-н. Frauenzimmer "женщина", Kamerad "товарищ", Rekrut "рекрут"; см. Фальк - Торп 888. 4) «Любопытно диал. бурлан "бурлак". Ср. бурло» [Фасмер I: 245-246].
Н. М. Шанский предполагает, что бурлак - это собственно русское суффиксальное производное от несохранившегося слова бурло крикун, шумный человек орудие для произведения шума или речи [Шанский 1965: I, 233]. П. Я. Черных, также сторонник «не вполне ясного происхождения» слова, считает, «что более раннее, старшее значение было иное: «человек грубый, буйного нрава, непокорный», «буян» и т.п. Ср. тамб. Бурлан - «неуживчивый, беспокойный человек», «задира»; Даль (I, 127) не без основания относит это слово (наряду с бурлака, бурлила и др.) к группе бурливый (в ст. буря)» [Черных 1999,1: 125].
Учитывая сферу распространения и первые случаи употребления слова по данным письменных памятников, вероятным можно считать и другую версию происхождения данного слова. Б. А. Бушков, рассматривая предшествующие концепции и не соглашаясь с ними, отмечает: «Все эти этимологии игнорируют первичное значение «бродяга», которое является единственным у крымскотатарского слова быралкъы». В продолжение данной гипотезы автор отмечает: «Р. Г. Ахметьянов считает, что русское бурлак имеет тюркское происхождение и сопоставляет его со старотатарским буралгы «бродяга», башкирским боролкы «пришелец», казахским и каракалпакским буралкы «чужак, чужой, пригульный, примкнувыший их чужого стада (о скоте), безродный бродяга», образованными от глагола бурал- "поворачиваться, кружиться", "загибаться, отогнуться", "ходить около, ходить взад-вперед" (Ахметьянов Р. Г. Общая лексика материальной культуры народов Среднего Поволжья. М., 1989)» [Бушаков 1997: 97-98]. Эту точку зрения подтверждает и значительное количество одноименных тюркских этнонимов [указ. соч., С. 98-99]. Среди других не вполне подтвержденных гипотез исследователь также приводит татарское бурлак вьющий бечеву или веревку (из тюрк. виг- вертеть, крутить ) [указ. соч., С.98].
История же фиксаций данного слова позволяет пректически каждую из предложенных учеными концепций считать возможной. Однако языковой и экстралингвистический материал позволяет уточнить различную актуальность предложенных гипотез в разные исторические периоды.
Как отмечает П. Я. Черных: «В русском языке слово бурлак известно, м. б., с XVI в. Ср. в XVII в. прозвище Бурлак в деловых документах сибирского происхождения: «Васка Бурлак», 1662 г., «Ивашко Бурлак», 1679 г. [Черных 1999,1: 124].
1. Принципиально важно, что исторически первое для русского языка, зафиксированное в «Словаре русского языка XI-XVII вв.», значение данного слова определяется как бездомный, бессемейный человек, нанимающийся на сезонные работы; бродяга [СРЯ XI-XVII, I: 356], а первые цитаты для него датируются XVII в.: «А съ нимъ де воровскихъ донскихъ казаковъ человекъ съ сорокъ боевого люду да бурлаковъ человекъ со ста» (Ворон ежские . А кты ., 255), 1670 г.; «И собралось съ нимъ всехъ с 3000 человек и болши, и въ томъ же де числе многие были казацкие бурлаки и запорожские хохлачи и иные многие гулящие люди» (Д ополнение к А ктам И сторическим X, 436), 1683 г.».
Однако первые имеющиеся исторические контексты не позволяют согласиться с авторами Словаря в части предложенной дефиниции: они не подтверждают часть значения - «нанимающийся на сезонные работы». Из предложенных контекстов очевидна только принадлежность бурлаков к разряду гулящих людей и воровских людей , к казакам, т.е. к «бунтующему люду».
Ср. аналогичную возможную интерпретацию употребления прилагательного бурлацкий в «Словаре обиходного русского языка Московской Руси XVI-XVII вв.»: «Вдоль по бережку лежат головы, все солдатские лежат, бурлацкие» (Истор. песни) [СОРЯ I: 307].
Рассказывая о древнейшем периоде колонизации славянами территорий, населенных финно-угорскими народами, известный российский этнограф и исследователь севера Е. В. Барсов в конце XIX века использует слово бурлак в этом же значении: «...первая форма колонизационного движения на север была форма, вполне соответственная новгородскому ушкуйничеству, или движению новгородских удалых добрых молодцев или удалых бурлаков молодых, и притом еще в отдаленные времена Тацита» [Барсов 1894: 179].
Проблема терминологической идентификации лексики русского бурлачества
Водобрдд, водопёха, водотдлча, водохлёб, водохлёст. Все прозвища бурлаков, образованные от слова вода, являются пейоративными, данными бурлакам простым народом. Они подчеркивают необходимость для бурлаков либо работать в воде, либо насмешливаемо осмысляемую потребность бурлаков в воде как в пище или жидкости, служащей им для утоления жажды. И в том, и в другом случае очевидна ирония в отношении реально существующих условий труда бурлаков и их потребностей.
К словам, в значениях которых подчеркивается необходимость бурлаков часто трудиться в воде, относятся три существительных: водоброд, водопёха, водотолча. Эти слова представлены в «Толковом словаре живого великорусского словаря» В. И. Даля со следующими значениями: водоброд - шуточное прозвище барочников и бурлаков [Даль I: 223]; водопёхашутч. ное прозвище бурлакам, идущим с судном на шестах [Даль I: 225]; водотолча - шутч. ное прозвище бурлакам, идущим с судном на шестах [Даль I: 225]. Два последних слова - водопеха и водотолча - приведены в СРНГ с далевскими определениями и ссылками на его словарь [СРНГ, 4: 344; 346].
К единицам, в значении которых утрированно подчеркивается потребность бурлаков в воде, служащей им для утоления жажды, относятся существительные водохлеб и водохлест, которые В. И. Даль сопровождает определением: кто хлебает воду замест варева, или кто не пьет вина; это прозвище тихвинцев, кашинцев и др., вообще бурлаков, которые носят ложку на шляпе, за повязкой [Даль I: 226]. По всей видимости, упоминание В. И. Далем в словарной статье ложки как неотъемлемой детали во внешнем виде бурлаков, доступной наблюдателю, не является случайным. Так, писатель и этнограф СВ. Максимов писал в своей книге «Куль хлеба и его похождения» (СПб., 1873): «Ежегодно со вскрытием рек они (бурлаки. -Д. В.) выходят из своих деревень и тянутся на низ, в низовые губернии, большими артелями для подъема судов бечевою. С котомками за плечами шагают они по приволжским деревенькам к пристаням, имея на голове в знак отличия вывеску: деревянную ложку, заткнутую за ленточку на шляпе, - за что шутливо и прозвали их "водохлебами". Это обыкновенно самая рваная голь и бедность: ей не только сохи купить не на что, но и сеять негде; большей частью бобыли-бездомники. Притом так, что если кто раз пустился в этот промысел, то уже и тянут эту лямку, пока не выкопают самому ямку» [Максимов 2013: 177-178]. Приведенная цитата, а также далевское определение, акцентирующие связь наименования водохлеб с наличием у бурлака ложки, заметной для наблюдателя, позволяют предположить наличие в то время в русской языковой картине мира определенных уже неактуальных сейчас ассоциативных связей. Это тем более вероятно, что и С. В. Максимов, и В. И. Даль были очень хорошо знакомы с материальной и духовной культурой русского народа. «Визуализация» ложки, выставления ее напоказ, по всей видимости, было связано со своего рода поддержанием бурлацкого статуса, ориентированным стороннего наблюдателя, в том числе потенциального работодателя, и, следовательно, способствующим поиску работы. Именно этим можно объяснить употребление применительно к ложке слова «вывеска», присутствующего именно в определениях слова бурлак сразу в нескольких словарях: «Вывеска бурлака: ложка на шляпе» ([Даль I: 145]; ст. «Бурлака»), «Вывеска бурлака - ложка в шляпе» ([Неуструев 1914: 26]; ст. «Бурлак»). Наличие подобной информации в словарных определениях слова бурлак подчеркивает важность данной характеристики, даваемой лексикографами.
Лексема водохлеб воспринималась бурлаками как оскорбительная. Заслуживает внимания иллюстрация, данная в СРНГ к слову водохлеб с пометой: «Шенк. Арх. Шенкурский уезд Архангельской губернии , 1854»: «Их (бурлаков) называют: водохлебы-раушки sic! , чего они ужасно не любят и часто по дороге из-за сих слов заводят ссоры и драки» [СРНГ, 4: 347].
Все упомянутые выше слова образованы путем сложения корня вод- и корней слов, имеющих либо общее значение движения, передвижения (водоброд, водопеха, водотолча), либо значение употребления жидкости (водохлеб, водохлест). Лексема водохлеб фиксируется также и как территориальное прозвище, что позволило ее отнести и в следующую группу.
Казара (козара). В Словаре В. И. Даля слово казара приведено с переносным от основного значения малый дикий гусь, тонкоклювый значением шуточн. бурлак, идущий по весне ватагами . Номинация казара, имеющая вариант написания козара, образована путем метафорического переноса наименования птицы казара, относящейся к отряду гусеобразных или роду гусей, на человека. Основой для переноса могло стать несколько ярких свойств казар. Во-первых, это возможное сходство окраски перьев казары с одеждой бурлаков: «Насмешливый русский народец, сближая серый костюм бурлаков и их перекочевку к весне на другое место целыми вереницами с известными отлетными птицами, честит наших бедняков ненавистным для них прозвищем козарок» [Небольсин 1852а: 108]. В другой своей статье, опубликованной также в 1852 году, П. И. Небольсин подтверждает подчеркнутую пейоративность наименования козарка, говоря о том, что бурлаки считают это слово «за очень обидное для себя имя» [Небольсин 18526: 202]. Исследователь подробно описывает внешний вид бурлаков, отправляющихся в начале рабочего сезона из своих деревень на реки: «Отличительные принадлежности костюма "козарки" составляют: полушубок, обшитый по спине холстиной, из экономии; теплая низенькая шапка, с ушами; варежки и липовый посох, с нижней части которого снимается лычко витушкой; за спиною, котомка с кой-каким бельишком и с сухарями; наконец, запасная пара лаптей, которая висит под котомкой на веревочках» [Небольсин 18526: 202-203]. В «Дополнении к Опыту областного великорусского словаря» слово казарка указано со значением: в насмешку: бурлак и пометами Вят. и Перм., которые относят слово, таким образом, к северным районам распространения бурлачества [ДопОп 1858: 75] (см. также [СРНГ, 12: 311]). Во-вторых, основанием для переноса, кроме совпадения цвета одежды бурлаков и окраски птиц (см. приведенную выше цитату П. И. Небольсина), могло послужить и хождение бурлаков «по весне ватагами» (см. выше цитату из В. И. Даля), и, в-третьих, сезонное перемещение бурлаков в поисках работы из родных деревень к рекам, напоминающее миграцию птиц.
Мосдлъник. Одним из пейоративных наименований бурлаков было прозвище мосолъник, которое А. Н. Островский объяснил следующим образом: Кличка бурлаков. (Они по очереди гложат мослы.) [Островский 1978: 488]. С. В. Максимов писал об этом более подробно: «За обед (бурлаки. -Д. В.) садятся десятками, и при срочном судне на каждый такой десяток по очереди каждый день давай хозяин мослы (говяжьи кости) глодать, то есть снабжай мясным приварком» [Максимов 2013: 123]. Слово образовано присоединением суффикса —ник со значением лица к слову мосол кость (с небольшим количеством мяса) .
Наименования орудий трудовой деятельности, применяемых при снятии судна с мели
С функционально-стилистической точки зрения собранная по источникам XIX в. ЛРБ также неоднородна, что позволяет, однако с некоторыми оговорками, различать собственно профессиональную лексику русского бурлачества и профессиональные жаргонизмы РБ.
В системе приведенных выше характеристик, представленных в таблице (см. 2.1.2.), важнейшими дифференциальными признаками профессиональных жаргонизмов, отличающих их от собственно профессиональной лексики, являются вторичность номинация и обязательное наличие коннотации.
Отметим, что в собранном материале экспрессивные непрямые наименования представлены, но связаны в больше степени не с собственно профессиональной сферой бурлаков, а с сопутствующими видами их деятельности (обиход, отдых, развлечения). Именно поэтому о профессиональном жаргоне русского бурлачества следует говорить не столько как о социальной разновидности фрагмента всей профессиональной лексики, сколько как о его наличии, о его использовании представителями данной социально-профессиональной группы.
В самом строгом смысле к профессиональным жаргонизмам (= профессиональному просторечию) могут быть отнесены бурлацкие клички и прозвища, традиционно содержащие оценочный компонент в значении {гусак бурлак, идущий первым при тяге судна бечевой , макар бурлак - уроженец Рязанской или Нижегородской губернии , томойка бурлак - уроженец Костромской губернии , стародуб - бурлак - уроженец Владимирской губернии, живущий постоянно на берегах Оки , букатник шутливое прозвище лоцмана и мн. др.). Ср.: например, мочальный гашник прозвище бурлаков, уроженцев села Решма Костромской губернии : «Решмаки, - зовутся они «мочальными гашниками», - хоть и костромичи, а последнего сорта бурлаки, и плата им последняя» [Корнилов 1862: 9].
Номинативно такие единицы представляют собой оценочные наименования, что не позволяет их отнести собственно к профессионализмам. Ср., наприм., такие сочетания, как полая, полная, сочная, матёрая, жирная, живая вода о половодье; о благоприятной и безопасной для судоплавания глубине воды в реках (в начале периода навигации) : «Нагруженное судно пускают самоплавом в полую воду, когда течение быстрее и когда нечего опасаться мелей». [Корнилов 1862: 12]; «Лишь только чки прошли, т. е. лед по Волге тронулся, бурлаки приступают к нагрузке, торопясь не пропустить сочную, полную воду, потому что тогда путь не только более безопасен, но и короче» [Сельскохозяйственная статистика 1859: 23]. Ср., обратное — сухая вода [П.Н. 1859: 18].
К вторичным наименованиям с наличием коннотации можно отнести также такие слова, как глаза паспорт, увольнительный вид ; каштан человек, сбивающий цену при найме бурлаков ; посуда наименование любого речного судна ; апостольская скатерть надутый ветром парус Разбалуй-город Астрахань и некот. др.
Чаще всего коннотативный компонент вторичных номинаций наблюдается не в отдельных словах, а в выражениях, что отражает их принадлежность к уровню речевого функционирования, напр.: кабалу наедать: «Брать харчи в долг за отработок. Бурлаки рядились на Волге за известную плату от места до Рыбинска с вычетом из этой платы хозяину за харчи, употребленные ими во время путины. Очень часто от противных ветров, мелководья, частых перегрузок, кроме лишнего труда, пропадало много времени, так что бурлаки проедали на харчах не только свою ряду, но и наедали на себя кабалу, которую должно отработать в следующем году. (Волга)» [Островский 1978: 478]); в поле: «Когда идем подачей, то выезжаем в завозенной лодке в «поле» (в открытую реку) вперед судна, сажень на сто, бросаем в воду завозенный якорь и возвратясь к судну, подаем конец подачи на кичку, а там, на судне, поймают подачу и притягиваются к якорю; тем временем, плывем в завозне с другою подачею опять в поле, бросаем якорь сажень на сто вверх от первого якоря и опять возвращаемся с подачей на судно» [Корнилов 1862: 17]; ременное масло: «Ременное масло - на языке бурлаков удары линьком или концом лямки» [Мельников-Печерский 1987: 136]; рыскать по Волге: «Рыскать по Волге - то же, что и плыть подачею, но не против воды, а по воде» [Слова Волжеходцев 1820: 152]; с местечка, на местечко: «Эта приговорка («Здорово, братцы, здорово! // Здорово спали-ночевали! // Здорово в путь дорожку стали! // Бог нам помощник - // Ребята, пошел!!». -Д. В.) читается костылевым решительно каждое утро и называется с местечка. В противоположность ей есть другая приговорка, на местечко; ее говорят каждый вечер, когда артель, пропутешествовав верст тридцать-сорок, замается и почувствует необходимость остановиться на ночлег. Тут костылевый, проговорив товарищам: «Здорово, братцы, здорово! // Здорово, други, поработали - // Здорово на ночлег стали!» бежит вперед и приискивает теплую избу: за это платится по грошу и по пятаку меди с рыла, за так называемое тепловое» [Небольсин 1852: 109-110]; чалиться в вилы: «Чтобы подсада не отбивалась далеко, в сторону от коренной бичевы, то задние два или три бурлака чалятся в вилы, то есть к обеим бичевам» [Корнилов 1862: 29]; чки прошли: «Лишь только чки прошли, т. е. лед по Волге тронулся, бурлаки приступают к нагрузке, торопясь не пропустить сочную, полную воду, потому что тогда путь не только более безопасен, но и короче» [Сельскохозяйственная статистика 1859: 23].
Очевидно, что такого рода слова и выражения в речи русских бурлаков могли быть представлены в гораздо большем объеме, однако ввиду их устного бытования и использования только в определенных профессиональных ситуациях, они практически не могли быть зафиксированы исследователями.
Влияние лексики русского бурлачества на русский разговорный язык
При этом авторитетнейшие словари давали слово в привычном для нас написании, т. е. через е (Словарь Академии Российской 1789-1794 гг., Словарь церковно-славянского и русского языка 1847 г.), при том что в художественной литературе, как уже указывалось, был более частотен вариант бичева.
Академик Я. К. Грот в «Словаре русского языка» (1891 г.) дает бечеву и все производные через е, опровергая предположение своего предшественника в специальном примечании, данном к статье «Бечева» и вступая с ним в своего рода заочную полемику: «В словаре Даля бичева с припискою: "неправильно бечева", но это утверждение ничем не подкреплено. Во всех прежних словарях мы находим форму бечева согласную и с малор. бечивка. По Далю гл. бичевать значит и "тянуть бичеву" и "бить бичом". Весьма неправдоподобно, чтобы название веревки было заимствовано от самого случайного ее применения: служит для битья. Притом же и образование с. бичева от гл. бичевать представляется совершенно невозможным» [Словарь русского языка 1895: 181].
Интересно, однако, что в середине XX века правильность написания слова бечева и его производных через букву и получила неожиданную и весьма авторитетную поддержку со стороны известного диалектолога и этнографа Д. К. Зеленина. В своей статье «Терминология старого русского бурлачества» исследователь писал: «Слово "бичева" надобно выводить от корня глагола "бить", так же как и слово "бич" - кнут, плеть. "Бич" мог послужить при этом посредствующим звеном, но необходимости в таком опосредствовании, в сущности, не было. В случае временной остановки бурлаков тяжелая бичева падала на землю, где застревала в прибрежных кустах и камнях... ... Часто падая с вышины, соответствующей верхней части судовой мачты, тяжелая и длинная бичева как бы "билась" о землю, почему к ней вполне подходит название "бичевы" (от глагола "бить, биться"), тем более, что сами бурлаки все время "бились" - мучились с нею, и для них она была настоящим "бичом".
На основании сказанного, мы считаем ошибочным широко распространенное у нас написание "бечева", с начальным бе» [Зеленин 1947: 393-394].
Для решения вопроса о правильности написания слова бечева (бичева) необходимо обратиться к его истории. Слово бечева фиксируется в русском языке, по крайней мере, с конца XVI века: [Сл XI-XVII, I: 182-183], [Новое в русской этимологии 2003: 44]. Слово обозначало толстую, длинную, прочную веревку, которая могла использоваться для передвижения (тяги) судов по воде, обычно против течения реки (возможно, именно это значение было наиболее ранним в русском языке, см. далее).
Происхождение слова бечева не устанавливается однозначно. Макс Фасмер, отвергая возможность заимствования слова из тюркских языков, не соглашается также и с теми исследователями, которые возводят бечеву к новоперсидскому ріс изгиб , извилина , поворот , складка , plcldan вращать, вить или сербскохорватскому б]ёчва вид чулка , «якобы из бгъчи обвгъчи к вица жердь, прут ». Своей версии происхождения слова М. Фасмер не выдвигает, ограничиваясь лаконичным: «Не объяснено» [Фасмер I: 162].
Тем не менее, подготовленный сотрудниками Группы Этимологического словаря Института русского языка им. В. В. Виноградова Российской академии наук сборник «Новое в русской этимологии» возводит бечеву к тюрк, кыпчак. Ъесеи becegii, имеющему монгольское происхождение (ср. п.-монг. btici, калм. Ьйс1 тесьма, лента, завязка ). Монгольское слово было заимствовано кыпчакскими языками в форме Ьесе-, ставшим основой отыменного глагола с исходным значением привязывать на бечевку , терминологически - припрягать дополнительно . От этого глагола, по мнению автора словарной статьи, и было образовано Ъесеи, послужившее источником не только русского слова бечева, но и украинского бечова, бичова веревка, припряжка дополнительных коней, волов , бечівка веревка , польского (диал.) bicz веревка или жердь для припряжки третьего коня, шнурок мониста , коп па biczowie припряженный конь , а также чувашского пичев пристяжки , марийского печё пристяжная лошадь , абазинского бачу буксир [Новое в русской этимологии 2003: 44-46].
Первоначальные значения слова бечева в русском языке, которые оставались единственными на протяжении нескольких десятилетий, были тесно связаны с судоходством. Так, «Словарь русского языка XI-XVII вв.» указывает значение слова бечева как канат для тяги судов против течения , иллюстрируя это определение цитатой из приходо-расходной книги Антониева Сийского монастыря 1578 года: «Купил карбас да парус да бечеву, дал рубль на десят ь денег» [СлХІ-XVII, 1: 183]. Также указывается значение канат, толстая веревка с более поздними иллюстрациями, датированными 1632 и 1667 годами [СлХІ-XVII, 1: 182].
Также у слова бечева указывается значение дорога или тропа по берегу, по которой идут люди или лошади с бечевой с иллюстрациями, относящимися к 1593 (!) и 1622 годам [Сл XI-XVII, 1: 183]. Существование в языке уже в конце XVI столетия данного значения, наряду с иллюстрацией 1578 года, приведенной выше, непосредственно свидетельствует в пользу того, что значение веревка (канат) для тяги судов было очень ранним, скорее всего -первичным для данного слова в русском языке (значение веревка вообще, любая веревка могло развиться чуть позже благодаря обычному расширению значения). В пользу этого также свидетельствуют значения родственных слов в восточных, в частности, тюркских, языках, приведенные ранее, в большинстве которых актуализировано значение припряжки, пристегивания чего-либо при помощи веревки, а не веревки как таковой, что вполне согласуется и со значением слова бечева в русском языке, обозначающим веревку, прикрепляемую к судну для его тяги (!).
