Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Художественная речь в когнитивном аспекте 27
1. Художественное мышление в ряду других форм мышления 27
1.1. Когнитивная функция художественной речи как предмет научной дискуссии 27
1.2. Формы познания в концепции Э. Кассирера 31
1.3. Типы отражения в интерпретации Д. Лукача 34
1.4. Три формы творческого мышления в понимании Ж. Делеза и Ф. Гваттари 37
1.5. Художественное мышление как объект современной российской лингвистики 42
1.6. Мышление и сознание как основные термины теории познания 46
2. Концепт как ключ к изучению сознания 56
2.1. Концепт в осмыслении французской философии постмодернизма.. 58
2.2. Категории в американской когнитивной лингвистике 62
2.3. Концепт в российской когнитологии и лингвокультурологии 68
2.4. Структура концепта 77
2.4.1. Взгляды российских ученых на структуру концепта 77
2.4.2. Структура концепта Любовь 87
3. Диахронический подход отечественной филологии к изучению сознания 98
Выводы 104
Глава II. Диахронические изменения в концептуализации любви художественной речью XVIII-XXI вв 107
1. Характер эволюции структурных единиц концепта Любовь по данным художественной речи 108
1.1. Этапы эволюции концепта желание 108
1.2. Изменения в номинативном поле кластера «Согласие — понимание — совместность» 124
1.3. Концептуализация волнения в свете эволюционной теории Э. Кассирера 135
1.3.1. Различение в художественной речи контекстуальных значений слова волнение 135
1.3.2. Особенности эволюции концепта волнение 144
2. Индивидуальные способы категоризации как проявление художественного мышления 152
3. Этапы эволюции концепта Любовь 159
3.1. Кодирование 159
3.2. Препарирование 160
3.2.1. Операции с пропозициональной моделью 160
3.2.2. Категоризация с опорой на национальный язык 163
3.2.3. Выработка образцов 172
3.2.4. Категоризация с опорой на авторитеты 176
3.2.5. Адаптация к русскому сознанию способов категоризации любви, выработанных чужой культурой 180
3.3. Инкрустирование 184
3.4. Моделирование 186
3.4.1. Модификация «скалярной модели» 186
3.4.2. Создание аномальных категорий 187
3.4.2.1. «Альтернативная редукция» 187
3.4.2.2. Субкатегориальная метонимия 192
3.4.3. Моделирование ментальных пространств 194
3.5. Нивелирование 197
4. Усложнение категоризации как следствие актуализации интертекстуального шлейфа концепта (на примере эволюции концепта радость) 203
5. «Точечная интенсификация» как признак принадлежности варианта концепта художественному сознанию 217
Выводы 224
Глава III. Художественное мышление в сопоставлении с научным и философским (по результатам анализа концепта Любовь и его составляющих) 227
1. Способность художественного мышления к членению понятий в сравнении с научным мышлением 227
2. Возможности художественного мышления как формы интуитивного познания 249
3. Обобщающие категории в философском дискурсе (на примере концепта Эрос) 264
4. Метафорические пары, цепочки, пучки, венки в художественной и философской речи 280
Выводы 297
Глава IV. Когнитивный потенциал художественной речи в сравнении с разговорно-обиходной речью (на примере развития концепта Любовь и его составляющих) 301
1. Обыденное мышление в сравнении с художественным 301
2. Факторы, вызывающие изменения в структуре концепта (на примере эволюции концепта ревность в художественной и бытовой речи) 329
2.1. Семиотическая модель ревности, представленная в текстах на французском языке 330
2.2. Эволюция лексико-семантической структуры слова ревность 332
2.3. Структура концепта ревность в сознании носителей русского языка 336
2.4. Этапы эволюции концепта ревность по данным художественной и бытовой речи XVIII-XXI вв 342
2.5. Экспериментальные данные о составе концепта ревность в современном обыденном сознании 351
3. Динамическая интегративная модель словообразовательного гнезда слова любить как отражение векторов развития концепта в художественной и разговорно-обиходной речи 354
4. Соотношение признаков обыденного и художественного мышления в народной поэзии 370
4.1. Тип мышления, отраженный в народной поэзии 370
4.2. Динамика концепта Любовь по данным народной поэзии и разговорной речи 379
Выводы 386
Глава V. Когнитивные функции художественной речи в отношении сущностей, не принадлежащих внутренней сфере человека (на примере развития концепта Государство) 390
1. Вклад художественного познания в развитие концепта Государство... 391
1.1. Перцептивно-аффективная составляющая 392
1.2. Образная составляющая 400
1.3. Аккумуляция суггестивных средств передачи отношений между структурными элементами концепта 409
2. Основания для соотнесения отдельных нейтральных лексем с определенным типом мышления 419
3. Структурная характеристика метафорического уровня концепта Государство 432
4. Этапы эволюции концепта Государство 442
Выводы 457
Заключение 461
Литература 466
Приложение 502
- Художественное мышление как объект современной российской лингвистики
- Индивидуальные способы категоризации как проявление художественного мышления
- Возможности художественного мышления как формы интуитивного познания
- Этапы эволюции концепта ревность по данным художественной и бытовой речи XVIII-XXI вв
Введение к работе
Данное исследование посвящено выявлению и систематизации специфических диахронических изменений в структурах знаний, и конкретно в концептах «любовь» и «государство», возникающих в процессе художественного освоения мира. Было выдвинуто предположение, что в случае обнаружения приращения знаний или особых способов их структурирования, проявляющихся исключительно в художественной речи и не наблюдаемых в других дискурсах, их можно будет считать доказательством существования особых когнитивных возможностей, присущих художественной речи.
Выбранная нами тема представляется актуальной на фоне усиливающегося интереса российских и зарубежных лингвистов, психологов, нейрофизиологов к факторам, участвующим в формировании структур знаний (обзор работ по данной проблематике сделан Е.С. Кубряковой), и появления большого числа когнитивно ориентированных описаний языковых фактов (Л.Г. Бабенко, А.Е. Кибрик, А.А. Кибрик, В.И. Подлесская, И.М. Кобозева, Л.М. Захаров, Е.В. Падучева); на фоне выдвижения когнитивно-дискурсивного метода исследований как наиболее перспективного на ближайшее десятилетие (Е.С. Кубрякова); на фоне множащегося числа работ, посвященных концептуальному анализу художественного текста (Е.А. Огнева, С.Л. Мишланова, Т.М. Пермякова, И.А. Минакова), особенностям формирования отдельных категорий в разных дискурсах (С.Г. Воркачев, Е.Ю. Ильинова, Е.Е. Стефанский), в конкретных идиолектах (Т.А. Бычкова, Д.О. Корнишова, Г.В. Москвин, Л.Н. Рягузова), в нелитературных разновидностях русского языка (Е.А. Нефедова), а также предпринимаемых в последние годы рядом авторских коллективов (ИРЯ РАН, Ростовского государственного университета) и отдельными исследователями (И.Ю. Белякова) усилий по разработке когнитивно ориентированных принципов лексикографического описания идиолектов.
Новизна исследования состоит в выявлении закономерных изменений концептуализации фрагментов действительности средствами художественной речи в период с XVIII по XXI в. Показано, какое влияние художественное познание оказывает на разные уровни национального языка.
Впервые выделены и охарактеризованы этапы эволюции концептов, описаны соответствующие каждому из этапов особенности языковой концептуализации знаний о любви и государстве.
Проведен комплексный синхронный и диахронный анализ возможностей художественного познания в сравнении с другими формами отражения.
Впервые описаны языковые проявления типологических различий четырех основных видов мышления, выделяемых философией. Разработана методика анализа диахронических изменений фрагментов знания по их дискурсивному воплощению.
Объектом исследования послужили два суперконцепта (термин Ю.Н. Караулова) «любовь» и «государство», а также выделенные на этапе осмысления их структуры входящие в них «малые концепты» (Н.Ю. Шведова) – «желание», «радость», «ревность», «закон» – во множестве их воплощений в художественном, научном, философском дискурсах и в обыденной речи в период с XVIII (для философского дискурса и обыденной речи с конца XIX) по XXI вв.
Названные концепты были выбраны потому, что любовь и государство входят в круг предметов, которые являются ценностно акцентуированными независимо от эпохи. Они относятся к числу важнейших тем, исследовавшихся художественной литературой на всем протяжении ее развития. Связанные с ними знания получили в художественных текстах значительную детализацию. Кроме того, «любовь» и «государство» являются суперконцептами, т.е. имеют весьма сложную структуру и включают в себя ряд малых концептов, динамику и характер изменений которых интересно сопоставлять с соответствующими параметрами развития самих суперконцептов. Поскольку «любовь» и «государство» относятся к разным областям знаний, обнаружение общих для них закономерных изменений в структурировании этих знаний должно свидетельствовать о существовании единого алгоритма развития сознания.
На выбор суперконцепта «государство» в качестве объекта исследования повлияло также желание с помощью лингвистического аппарата ответить на философский вопрос, в какой степени антропоцентрично познание искусством внешнего мира, или, проще говоря, что преимущественно познает творец – объект или свои ощущения, связанные с этим объектом.
Предметом исследования являются диахронические изменения структуры и состава названных концептов, отраженные в четырех дискурсах, которые современная философия соотносит с самостоятельными типами мышления – научным, философским, художественным и обыденным. В центре внимания находятся поддающиеся систематизации исторические изменения концептов, которые осуществляются только или прежде всего в художественной речи и могут характеризовать познавательные способности художественного мышления.
Цель работы: доказать, что художественная речь является инструментом особого способа познания мира; описать на примере двух суперконцептов и входящих в них «малых концептов» диахронические изменения в языковой концептуализации знаний в процессе художественного осмысления мира и на этом основании сделать выводы о наличии закономерностей развития художественного познания.
Задачи исследования:
1. Описать зафиксированные художественными текстами XVIII–XXI вв. изменения концептуализации фрагмента знаний об эмоциональной сфере человека (любовь и вызываемые ею радость, печаль, волнение, воображение, влечение, ревность);
2. Выявить факторы, вызывающие указанные изменения; описать просматривающиеся за этими изменениями эволюционные тенденции; подтвердить полученные выводы на принципиально отличном фрагменте знаний, связанных с социальной сферой (государство);
3. Установить, какую роль в изменении общеязыковой концептуализации играет художественная речь и какими средствами она для этого располагает;
4. Определить, какие фрагменты структуры выбранных для исследования концептов и в какой исторической последовательности становились объектами познания для художественной речи; сделать выводы о характере эволюции художественного познания и определить в ней роль современного этапа;
5. Выявить способы языкового воплощения интуитивного знания;
6. Выявить языковые факты, дающие ключ к осмыслению взаимодействия эмоционального и рационального начал в художественном познании;
7. Выявить различия в результатах категоризации, осуществляемой художественной, философской, разговорной речью и установить, дают ли они основание считать названные виды речи различными концептуальными системами;
8. Сопоставить динамику выбранных для изучения концептов в художественной, философской и разговорной речи и сделать на этом основании выводы о сходстве или различии эволюционных тенденций в разных дискурсах;
9. Выработать методику словарного описания структуры концепта.
На начальном этапе исследования была выдвинута гипотеза о том, что кардинальные различия в структурах знания, сформированных в рамках разных дискурсов, если они обнаружатся, можно считать доказательством существования разных типов мышления, которые были выделены теорией познания с опорой, в том числе, и на отдельные языковые факты, но без систематического обследования языкового материала. Обнаружение специфических диахронических изменений структур знаний (концепт – одна из таких структур), сформированных при посредстве художественной речи (а мы исходим из положения, что язык не только объективирует, но и в некоторой степени формирует мысль), свидетельствовало бы об особых когнитивных возможностях художественной речи (это предположение с конца XIX в. оставалось недоказанным).
Методологическую базу исследования составляют выработанные современной когнитивной наукой принципы экспериенциалистского подхода к языку и сознанию. Он строится на научно обоснованном утверждении о том, что структуры языка и сознания формируются под влиянием географически и исторически обусловленных особенностей человеческого опыта, а не предопределяются врожденными логическими структурами, как предполагалось при традиционном объективистском подходе. Экспериенциалистская парадигма предлагает новый взгляд на таксономию и принципы формирования категорий; метод анализа логических оппозиций отходит в ней на второй план; важную роль приобретает метод анализа проявляющихся или складывающихся в процессе речемыслительной деятельности связей – эксплицитных (к ним относятся сочетаемостные особенности слова) и имплицитных (как, например, ассоциативные связи) – между отдельными языковыми репрезентантами концепта или с другими лексическими единицами.
Теоретической базой исследования послужили классические и современные работы по философии мышления и языка (В. Гумбольдт, Э. Кассирер, Й.Л. Вайсгербер, Д. Лукач, Э. Гуссерль, Ж. Делез, Ф. Гваттари, А.А. Потебня, М.М. Бахтин, В.В. Бибихин, С.Д. Кацнельсон и др.), по психологии мышления и эмоций (В. Вундт, Р. Арнхейм, Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн, Н.И. Жинкин и др.), по когнитивной психологии и лингвистике (Л. Тэлми, Р. Лангакер, Э. Рош, У. Чейф, Дж. Лакофф, М. Джонсон, Е.С. Кубрякова, А.А. Залевская, В.З. Демьянков и др.), в том числе посвященные разработке термина концепт и изучению отдельных концептов (Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов, Ю.Н. Караулов, В.И. Карасик, З.Д. Попова, И.А. Стернин, С.Г. Воркачев, Ю.Е. Прохоров, Н.Г. Брагина и др.). Автор опирался на описания национальной картины мира, отдельных языковых единиц и их системных связей, представленных в работах Московской семантической школы (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, А.Д. Шмелев, Анна А. Зализняк, И.Б. Левонтина и др.). Важную роль в осмыслении материала сыграли труды по исторической лексикографии и истории русского литературного языка (В.В. Виноградов, И.С. Улуханов, И.Г. Добродомов, И.А. Пильщиков и др.). Серьезное внимание уделялось работам по семиотическому и дискурсивному анализу (Р. Барт, А.Ж. Греймас, Ж. Фонтаний, М. Фуко, Ю.М. Лотман, А.А. Кибрик и др.), в том числе по междискурсивному взаимодействию (Г.-Г. Гадамер, Н.К. Рябцева, Н.М. Азарова и др.). Особое место занимают исследования языка художественной литературы (О.Г. Ревзина, Вяч. Вс. Иванов, В.П. Григорьев, В.А. Лукин, Н.А. Фатеева, Н.А. Николина и др.).
Методы исследования. Наиболее плодотворным для изучения потенциала отдельных форм познания мы сочли метод синхронно-диахронного анализа формируемых ими структур знания. Он позволяет оценить скорость накопления знаний, широту и глубину познания, продуктивность трансформаций в структурах знаний и на основании полученных данных сделать вывод о достоинствах и недостатках одного вида познания в сравнении с другими. Этот метод предполагает следующие действия: выявление структуры концепта на основе обобщения смыслов, регулярно воспроизводимых в минимальных контекстах употребления представляющей его лексемы (лексем), а также в ассоциативном эксперименте; составление конкорданса; выявление когнитивных моделей, включая метафорические; последующее лексикографическое описание результатов; диахронический анализ контекстуальных значений слов, занявших место в словарном описании концепта (на эту последнюю ступень большие надежды возлагал М.М. Бахтин).
Этот метод дополняется методом когнитивно-дискурсивного анализа (Е.С. Кубрякова предсказала ему судьбу одного из ведущих методов лингвистических исследований в XXI в.), который позволяет выявить грамматические, словообразовательные, смысловые особенности воплощений изучаемых концептов в разных типах речи.
Для решения задач выделения отдельных структурных единиц концепта и описания их преобразований художественной речью использовались методы семантического анализа слова и высказывания, анализ актуального членения предложения.
Для выявления особенностей типов мышления, сходств и различий в структуре анализируемых концептов применялся общенаучный сопоставительный (компаративный) метод.
Для оценки значимости отдельных субкатегорий и моделей в структуре концепта, а также выявления структурных элементов, наиболее подверженных диахроническим изменениям применялся метод частотного анализа.
Наряду с описательными методами активно применялись экспериментальные – социолингвистический эксперимент, метод лингвистического конструирования.
Достоверность и обоснованность результатов исследования обеспечивается большим массивом рассмотренного материала, систематизированного в виде словарных описаний анализируемых концептов.
Материалом исследования послужили контексты употребления слов с корнями –люб- (6334 контекста), государ- (4487 контекстов) и др., полученные путем автоматического поиска в Национальном корпусе русского языка, электронной Библиотеке Максима Мошкова, в которой представлено более 5000 художественных текстов, созданных с XVIII по XX вв., электронных полных собраниях сочинений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и в собрании сочинений И.А. Бунина.
В ручном режиме методом сплошной выборки исследовано:
– 53 художественных текста (рассматривались преимущественно прозаические тексты: Арцыбашев М.П. «Санин»; Бестужев-Марлинский А.А. «Аммалат-бек»; «Фрегат “Надежда”»; «Испытание»; Булгаков М.А. «Мастер и Маргарита»; Бунин И.А. «Жизнь Арсеньева»; Веллер М. «О любви»; Гиппиус З.Н. «Мемуары Мартынова»; Гончаров И.А. «Обыкновенная история»; «Обломов»; «Обрыв»; Горький М. «Фома Гордеев»; «Дело Артамоновых»; Гришковец Е. «Рубашка»; Достоевский Ф.М. «Идиот»; Ерофеев В.В. «Бог Х»; Карамзин Н.М. «Бедная Лиза»; «Наталья, боярская дочь»; Кононов Н. «Нежный театр»; Лермонтов М.Ю. «Вадим»; «Княгиня Лиговская»; «Герой нашего времени»; Липскеров Д. «Осени не будет никогда»; Набоков В.В. «Лолита»; Одоевский В.Ф. «Русские ночи»; «Черная перчатка»; «Княжна Мими»; Палей М. «Поминовение»; «Евгеша и Аннушка»; «Long Distance, или Славянский акцент»; Пастернак Б.Л. «Доктор Живаго»; Пелевин В. «Чапаев и Пустота»; Платонов А. «Чевенгур»; Помяловский Н.Г. «Мещанское счастье»; «Молотов»; Пушкин А.С. «Метель»; «Барышня-крестьянка»; Салтыков-Щедрин М.Е. «Пошехонская старина»; Славникова О. «Один в зеркале»; Слаповский А.И. «Анкета»; «Я – не я»; Соколов С. «Палисандрия»; Сологуб Ф. «Капли крови»; Толстой Л.Н. «Анна Каренина»; «Крейцерова соната»; Тургенев И.С. «Дворянское гнездо»; «Первая любовь»; Улицкая Л. «Искренне Ваш Шурик»; «Казус Кукоцкого»; Чехов А.П. «Драма на охоте»; Чулков М.Д. «Пересмешник, или Славенские сказки»; Шишкин М.П. «Венерин волос». Отдельно была подробно рассмотрена имеющая поэтическую форму трагедия «Федра» М.И. Цветаевой как образец достаточно полного и лаконичного воплощения концепта Любовь);
– 23 философских текста (Бердяев Н.А. «Судьба России»; «Смысл творчества» (гл. VIII, IX); «Миросозерцание Достоевского»; «О рабстве и свободе человека: (Опыт персоналистической философии)»; «Самопознание: (Опыт философской автобиографии)»; Бородай Ю.М. «Эротика – смерть – табу: трагедия человеческого сознания»; Булгаков С.Н. «Свет невечерний»; Веллер М. «Кассандра»; Вышеславцев Б.П. «Этика преображенного Эроса»; Гачев Г.Д. «Русский Эрос: “Роман” Мысли с Жизнью»; Губин В.Д. «Смерть – единственная надежда быть человеком»; Дугин А.Г. «Абсолютная Родина»; Ильин И.А. «Путь духовного обновления» (гл. II, V, IX); Карсавин Л. Noctes Petropolitanae; Лосский Н.О. «Условия абсолютного добра: Основы этики; характер русского народа»; Подорога В. «Феноменология тела. Введение в философскую антропологию»; Сагатовский В.Н. «Философия антропокосмизма в кратком изложении»; Секацкий А.К. «Постгенитальная сексуальность и европейская цивилизация»; Соловьев В.С. «Смысл любви»; Флоренский П.А. «Столп и утверждение истины» (ч. I); Франк С.Л. «Ницше и любовь к дальнему»; «С нами Бог»; Шестов Л.И. «Киркегард и экзистенциальная философия»);
– письма и / или дневники 7 писателей (А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, М.А. Кузмина, М.И. Цветаевой);
– газетные и журнальные публикации (Ионова Е. Любовь – это болезнь? // КП. 21.04.2005; Огнева Т. Формула любви: как возникают чувства // КП. 23.06.2007; Завгородняя Д., Шилова Ю. Курортный роман – радость или обман? // КП. 9.08.2007; Ионова Е. Лечитесь любовью! // КП. 14.02.2008; Завгородняя Д., Огнева Т., Шилова Ю. У меня двое любимых мужчин, но нужен кто-то третий // КП. 14.03.2008; Завгородняя Д., Огнева Т., Шилова Ю. Быт съел нашу любовь // КП. 15.08.2008; Генина А. Ревнует? Значит, любит // Самая. 12.12.2008. С. 68–76; Кузина С. Как забыть старую любовь? // КП. 05.08.2009; Кукарцева А. «Я не люблю своего ребенка» // КП.13.08.2009);
– 3 сборника народной лирической поэзии (Калужский фольклор / Записал и обработал А.В. Ермаченко. Тула, 1979; А.В. Ермаченко Сибирская частушка. Москва, 1989; Русский эротический фольклор: Песни, обряды и обрядовый фольклор, заговоры, загадки, частушки / Сост. и научн. редакт. А. Топорков. М., 1995);
– 53 сочинения студентов,
– данные 5 Интернет-форумов (; forum.sirumem.com; uucyc.ru; Blogs.privet.ru; Liveinternet.ru).
Были использованы материалы лингвистических и специальных словарей, результаты 3 социолингвистических экспериментов.
Теоретическая значимость работы определяется тем, что в ней выявлена роль, которую играет художественный текст в формировании и развитии концептуально значимых языковых единиц; выделены семантические и грамматические признаки, по которым можно судить о типе мышления, отраженном в том или ином дискурсе; выявлен алгоритм диахронических изменений концепта в художественной речи; установлена прямая связь между строением словообразовательного гнезда и структурой концепта.
Практическая значимость работы. Выработанные методики анализа могут быть использованы в общей и авторской лексикографии (в частности, в такой активно развивающейся области, как составление лингвокультурологических и когнитивно ориентированных словарей).
Выполненные для решения исследовательских задач описания диахронических изменений семантической структуры отдельных слов, перераспределения семантических функций в группах квазисинонимов и аналогов, а также эволюционных изменений в структуре концептов могут лечь в основу курса истории русского литературного языка XIX и ХХ вв. Выводы, касающиеся типологических признаков разных форм мышления, воплощенных в разных дискурсах, могут быть использованы в университетских курсах общего языкознания, теории словесности, стилистики. Отдельные статьи словарного описания концептов «любовь» и «государство» и иллюстрации к ним могут быть использованы на уроках литературы в средней школе.
Положения, выносимые на защиту:
1. Художественное мышление оказывает важное влияние на формирование картины мира. Оно членит некоторые фрагменты действительности так же детально и точно, как и научное мышление, и результатом его деятельности является наблюдаемое на некотором временном отрезке усложнение отдельных структурированных единиц знания – концептов. Это особая форма познания, которая характеризуется такими признаками, как:
– выраженность тенденции к обобщению, по степени которого художественное мышление занимает промежуточную позицию между обыденным и научным мышлением; опора на именную категоризацию в рамках базового категориального уровня;
– высокая смысловая плотность оперативных единиц знания, состав которых определен действием двух противоположных тенденций – сохранения культурной преемственности и приращения знания;
– высокая степень вовлеченности образной, перцептивной и аффективной составляющей в процесс формирования новых знаний;
– использование интуитивного знания наравне с эмпирическим;
– преобладание эмпирических принципов структурирования знания над системно-логическими;
– высокая значимость индивидуального познания в формировании системы знаний;
– сравнительно высокая скорость изменений в структуре концептов.
2. Эволюция отдельных концептов и кластеров носит волнообразный характер. В своем развитии концепт переживает фазы «кодирования», «препарирования», «инкрустирования», «моделирования» и «нивелирования».
3. Формальными средствами художественного познания служат: контекстуальные изменения значений, расширение сочетаемостных возможностей слова, синонимические и квазисинонимические замены, потенциальное и окказиональное словообразование (в особенности словосложение), метафоры и метафорические комплексы (пары, цепочки, пучки, венки), простые и развернутые сравнения, интертекстуальные связи.
4. Изменения концептов обуславливаются социально-историческими и социо-культурными причинами, а также закономерным развитием сознания. Преобразования в структуре концептов под воздействием собственно языковых факторов происходят на большом временном интервале и редко имеют кардинальный характер. К языковым факторам, изменяющим концептуализацию, относятся: достижение порога насыщения номинативного поля концепта репрезентантами, делящими между собой общее смысловое поле; отказ от слов, созданных в результате сочетания церковнославянских морфем.
5. Существуют два пути активизации когнитивного процесса, переживающего этап стагнации: переход на новый язык (использование индивидуально-авторских неологизмов, потенциальных слов, метафор, заимствований из других языков или из отдельных социолектов) или возвращение к ядерным единицам русского языка.
6. Гармонизация эмоционального и рационального начал в художественном познании осуществляется через «точечную интенсификацию» – избирательное усиление небольшого числа элементов в структуре знания, полученного эмпирическим путем. Это явление способствует формированию прецедентных феноменов.
7. Художественное, научное, философское и обыденное мышление оперируют вариантами общего для них концепта, которые различаются нецентральными фрагментами структуры. Причиной возникновения вариантов концепта служат особенности форм познания и дискурсивные традиции.
8. Образная и смысловая составляющая концепта развиваются по одной схеме. Образы обыденного и художественного сознания различаются степенью обобщения, спонтанностью / отрефлексированностью, целостностью / динамическим развертыванием, степенью вовлеченности языка в их формирование.
9. Существует изоморфизм между структурой концепта и словообразовательным гнездом именующего концепт слова. Преобразования в структуре концепта получают объективацию в том числе через изменения в структуре словообразовательного гнезда.
Апробация результатов исследования. Материалы диссертации обсуждались на международных и общероссийских научных конференциях и конгрессах, в частности: XII Международная научно-тематическая конференция «Стихия и разум в жизни и творчестве Марины Цветаевой» (9-11 окт. 2004 г., Москва, Дом-музей Марины Цветаевой); Международная научная конференция «Художественный текст как динамическая система» (19-22 мая 2005 г., Москва, ИРЯ РАН); ХIII Международная научно-тематическая конференция «Лики Марины Цветаевой» (9-12 октября 2005 г., Москва, Дом-музей Марины Цветаевой); III Международный конгресс исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (20-23 марта 2007 г., Москва, МГУ); Международная конференция «15 лет Содружества: диалог языков и культур СНГ в XXI веке» (18 октября 2006 г., Москва, МГЛУ); «Диалог языков и культур государств-участников СНГ в XXI веке» (15 ноября 2006, Москва, МГЛУ); Международная научная конференция Лингвистика и поэтика в начале третьего тысячелетия (24-28 мая 2007 г., Москва, ИРЯ РАН); Семья Цветаевых в истории и культуре России: XV Междун. науч.-тематич. конф. (8-11 октября 2007 г., Москва, Дом-музей Марины Цветаевой); Международный научный семинар «Язык как медиатор между знанием и искусством» (20-22 ноября 2008, Москва, ИРЯ РАН); «Активные процессы в различных типах дискурсов»: междунар. конф. (18-20 июня 2009, Москва, МПГУ); Междунар. научн. конф. XI Виноградовские чтения «Текст и контекст: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты» (12–14 ноября 2009 г., Москва, МГПУ); IV Междунар. конгресс исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (20-23 марта 2010 г., Москва, МГУ); Международная научная конференция «Текст и подтекст: поэтика эксплицитного и имплицитного» (20-22 мая 2010 г., Москва, ИРЯ РАН); 1910-й – год вступления Марины Цветаевой в литературу: XVI Международная научно-тематическая конференция (8–10 октября 2010 г., Москва, Дом-музей Марины Цветаевой).
По теме диссертации опубликованы 32 работы (не считая тезисов) общим объемом 56,1 п.л., из них 10 статей в изданиях, рекомендованных ВАК, общим объемом 6,9 п.л. В числе работ одна монография.
Внедрение результатов диссертации. Результаты исследования легли в основу цикла лекций, прочитанных в Вильнюсском педагогическом университете (Литовская Республика, апрель 2005 г.) и в Национальном педагогическом университете им. М.П. Драгоманова (г. Киев, Украина, апрель 2006 г.). Материалы второй главы диссертации были использованы в передаче «Лингвистический компас» («Радио России», 4 апреля 2008 г.).
Структура и объем работы. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографии и приложения. Главы разбиты на параграфы, внутри отдельных параграфов обозначены подпараграфы.
Во Введении определяются все формальные и содержательные параметры исследования. В Главе I намечаются теоретические основы исследования. Раскрываются типологические особенности выделенных теорией познания типов мышления. Вырабатывается оптимальное понимание концепта и видение его структуры. Обосновывается выбор синхронно-диахронного метода для изучения возможностей художественного познания. Глава II посвящена анализу диахронических изменений в концептуализации любви художественной речью в период с XVIII по XXI в. В Главе III сравниваются возможности художественного познания с возможностями гуманитарной (психология) и естественной (электродинамика) науки. Анализируются языковые формы философского обобщения, отмечаются его отличия от обобщения, проводимого художественным мышлением. Выявляется специфика эволюционной модели концептов в русской философии с конца XIX по XXI в. Описываются особым образом структурированные комплексы метафор, благодаря которым открываются новые познавательные возможности философской и художественной речи. Глава IV посвящена анализу языкового материала, свидетельствующего о типологических различиях художественного и обыденного мышления. В Главе V описываются диахронические изменения в концептуализации государства художественной речью в период с XVIII по XXI в. Описываются особенности языкового воплощения «малого концепта» «закон» в зависимости от типа мышления. В Заключении излагаются основные результаты исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы. Список литературы включает 415 наименований. В Приложении даны словарные описания концептов «любовь» и «государство». Общий объем диссертации 501 страница (Приложение с. 502– 723).
Художественное мышление как объект современной российской лингвистики
Формы мышления долгое время оставались объектом философского анализа, и лишь в последние годы к этой проблеме стали обращаться лингвисты. Однако сложность работы на стыке наук, страх перед обвинениями в забвении предмета лингвистики заставляют ученых избегать термина мыишение. Так, А.А. Кибрик пишет: «...Когнитивный подход ... продуктивен в области явлений on-line, т.е. процессов построения и понимания дискурса» [Кибрик 2003: 25]. Если учесть, что описываемые с помощью когнитивных методов процессы «восприятия, категоризации, архивации и коммуникативной репрезентации» знаний связаны «с областью сознания» [Слышкин 2004: 22], то становится очевидным, что А.А. Кибрик высказывается в поддержку изучения форм мышления и связанных с ними особенностей деятельности сознания.
Ставя задачу перехода к новой, когнитивно-дискурсивной научной парадигме, Е.С. Кубрякова использует ассоциируемый с названием лингвистической науки термин когниция [Кубрякова 2003]. Она отмечает, что «в генезисе языка задачи когниции и коммуникации были неразрывно между собою связаны» [Кубрякова 2003: 13], более того, эта связь отражается и в синхронном создании и функционировании языковых единиц. Изучение разных видов дискурса когнитивными методами позволяет, по убеждению Е.С. Кубряковой, реконструировать «самые важные вехи в постижении закономерностей устройства мира» [там же: 13].
Обсуждая условия употребления термина языковое мышление, О.Г. Почепцов вскользь упоминал о существовании разных форм мышления: «Имеются такие типы языкового мышления, которые существуют только в языковом виде (например, поэтическое или драматургическое мышление)» [Почепцов 1990: 112]. Однако их типологические характеристики указаны не были.
В числе первых, кто предложил лингвистическое описание одной из форм мышления, можно назвать О.Г. Ревзину [Ревзина 1998]. Она поставила вопрос о выделении поэтического мышления в особый тип на том основании, что «художественное мышление в поэтическом дискурсе происходит иначе, чем в прозе» [Ревзина 2009: 531]. О.Г. Ревзина исходит из того, что расподобление поэтического и прозаического языка является универсалией. Различия кроются, прежде всего, в их референциальных свойствах: прозаическая речь обращена к неязыковой действительности, тогда как путь познания мира для поэтического мышления лежит через познание языка10. О.Г. Ревзина отмечает принципиальное различие языковых знаков в этих двух типах речи: прозаическая форма указывает на то, что означаемое языкового знака мыслится в модусе неязыкового существования, тогда как поэтическая форма сигнализирует о модусе собственно языкового существования знака, т.е. актуализации его материальной формы: звучания, графического и грамматического оформления, соотношения с другими знаками в тексте. При этом прозаическое мышление остается недоопределенным. «Строгого определения художественного мышления не существует, - отмечает О.Г. Ревзина и добавляет: — Этот термин широко используется как самопонятный» [Ревзина 2009: 530]. В качестве его характеристик называются активность познающего субъекта и направленность на неязыковую действительность, однако под эти признаки подпадает и научное мышление. В результате остается нераскрытым вопрос, есть ли у прозаической речи такие свойства, которые бы роднили ее с поэтической речью и были бы для них обеих различительными по отношению к прочим формам мышления. Другой вопрос: если поэтическая форма мышления близка к философской, то к какой из них ближе художественное мышление, осуществляемое в прозаической форме.
Нам неизвестны работы российских когнитологов, в которых бы ставилась специальная цель различения форм мышления в их совокупности. В основном внимание исследователей сосредоточено на следующих аспектах: ( — сопоставление двух видов познания по их отражению в языке и речи, а именно практического и научного познания (Н.К. Рябцева), наивной и научной картин мира (О.А. Корнилов), концептосферы научного и художественного текстов (Л.В. Борисова); - исследование отдельно взятых форм языкового сознания — обыденного или художественного. Исследования обыденного .сознания связаны с изучением структуры отдельных концептов через их языковое воплощение (Е.С. Яковлева, Н.В. Сафонова), концептуальных полей или иных способов объединения групп концептов с опорой на данные ассоциативного эксперимента (Н.Л. Чулкина).
Работы по изучению художестенного сознания посвящены либо отражению знаний и когнитивных способностей отдельной языковой личности (Ю.Н. Караулов, И.В. Ружицкий, О.Г. Ревзина, М.В. Ляпон, И.Ю. Белякова, Л.Г. Панова), либо анализу картины мира «совокупного свойства» [Шестакова 2004: 112], отраженной в сводных словарях, таких как «Словарь языка русской поэзии XX века». Авторы данных работ исходят из того, что «представленное на поверхности множество связанных между собой языковых факторов, составляющих идиолект, уходит корнями в генетику лингвистического мышления автора» [Фатеева 2007: 12].
Индивидуальные способы категоризации как проявление художественного мышления
Этот этап связывают с появлением литературной классики. Ему свойственно стремление авторов понять сущность объекта или явления, с максимальной полнотой воспроизвести состав концепта и отразить возможно большее число структурных связей его составляющих. Примером может служить стихотворение А.С. Пушкина «Я вас любил...», анализировавшееся Р. Якобсоном [Якобсон 1987] как образец любовной лирики, не наделенный особыми экспрессивными средствами и вместе с тем вызывающий сильный эмоциональный отклик. Такое воздействие может объясняться не только особой грамматической структурой текста, на что обратил внимание Р. Якобсон, но и удачной комбинацией ядерных и периферийных единиц концепта Любовь, позволяющей возбудить яркий психологический образ при минимальных затратах речевых средств.
Этап связан с освобождением от сложившихся за два предшествующих периода мнений и клише, как об этом пишут Ж. Делез и, Ф. Гваттари [Делез, Гваттари 1998: 262]. Точнее его было бы описать, опираясь на терминологию У. Чейфа [Чейф 1983], как этап выделения категорий с низкой кодируемостью и смещения фокуса внимания с «выделенных эпизодов сцены» на невыделенные. Чтобы обозначить новые категории (протопонятия), требуются достаточные для понимания адресатом знаковые средства — модификаторы, как их называет У. Чейф. Это находит отражение в использовании для номинации словосочетаний, синонимических рядов и целых высказываний. Этап логико-языкового эксперимента. Он характеризуется созданием аномальных языковых единиц и ментальных сущностей.
Объяснить закономерность этого этапа в эволюции концепта позволяют выводы американского психолога Р. Арнхейма. Он отмечает, что «абстракции, характерные для творческого мышления как в науке, так и в искусстве, — это типы, а не емкости» [Арнхейм 2008: 188]. Под типами ученый понимал структурированную основу отражаемой сущности, а под емкостью — сумму свойств, по которой можно узнать данный вид сущности. Различие между типом и емкостью соотносимо с различием между концептом и понятием. После этапов «препарирования» и «инкрустирования», когда структура познаваемой сущности обнажена, остается только один вид интеллектуальной работы с абстрактными формами воображения - изменение их структуры с целью получения сколько-нибудь устойчивых образов. «Абстрактное воображение принадлежит к числу обычных орудий мозга», - заключает Р. Арнхейм [там же: 190].
Появление тенденции к стиранию различий между художественным и обыденным мышлением В этой части работы мы рассмотрим процессы, связанные с этапом «инкрустирования».
Предъявляемое художнику слова требование быть точным в деталях заставляет его воспроизводить в воображении / памяти невыделенные эпизоды того или иного сценария. Как объясняет У. Чейф, в стандартном речемыслительном процессе, когда можно обойтись минимумом деталей, говорящий «вербализует только наиболее выделенный (заметный) эпизод» [Чейф 1983: 66]. Это характерное событие сцены, по которому предсказываются все остальные эпизоды. При этом У. Чейф не уточняет, что в сцене могут быть ускользающие от сознания эпизоды, не имеющие по этой причине узуального обозначения. Такие эпизоды могут фиксироваться индивидуальным сознанием, и можно непосредственно наблюдать в пределах одного высказывания или сверхфразового единства процесс подбора для них способа языковой объективации.
Рассмотрим несколько примеров. Относительно легко схематизируемый сценарий любви включает характерное, но не получившее узуального языкового воплощения изменение состояния субъекта, которое можно было бы обозначить стертой метафорой размякнуть. Все авторы, отметившие это явление в своем тексте, пытались отразить его событийный характер, сопоставляя новое состояние субъекта с его обычным или каким-то иным состоянием, для чего использовали семантические возможности степени сравнения (Явно, что он влюблен, потому что стал еще доверчивее прежнего — Лермонтов), сложных предложений с сопоставительным или противительным значением (К воспоминаниям о Вронском, напротив, примешивалось что-то неловкое, ... как будто фальшь какая-то была, ... в ней самой, тогда как с Левиным она чувствовала себя совершенно простою и ясною — Толстой), других способов выражения полипредикативности {Сильный и муэ/сественный, он становится беззащитен и жалок в любви — Шишкин). Примечательно, что концептуальная единица в каждом случае получала уникальное грамматическое и лексическое оформление. Другой способ объективации этого трудно уловимого смысла — подбор синонимов с одновременной коррекцией результатов пересечения их смысла именами дополнительных деталей данной ситуации: И вдруг ты, посмотрев на кого-то, ... размыкаешься, разглаживаешься, глупо улыбаешься, нежнеешь... (Ерофеев). Аксиологическая характеристика эпизода- может отличаться от ожидаемой: ...Самые лучшие, самые тонкие, самые нежные так теряют в близкой любви, так упрощаются, так грубеют, так уподобляются один другому и другой третьему, что —руки опускаются, не узнаешь: Вы ли? В вплотную-любви в пять секунд узнаешь человека, он явен и — слишком явен! ...я не хочу такого самозабвения, вместе с собой забывающего и меня (Цветаева) . Такое разнообразие способов формального выражения мысли не позволяет ей сделаться узнаваемой и воспроизводимой, поэтому субъект речемыслительной деятельности открывает этот эпизод каждый раз заново. Это обеспечивает художественному дискурсу ту аффективность, о которой пишут Ж. Делез и Ф. Гваттари и которая, вопреки их мнению, связана не столько с перцептами, сколько со способностью познавательной деятельности порождать гедонистический эффект. Из сказанного не следует, что низкая кодируемость автоматически влечет за собой невоспроизводимость.
Возможности художественного мышления как формы интуитивного познания
О влиянии научной мысли на художественную речь писалось неоднократно (см., например [Виноградов 1982; Григорьев 1983; Лукач 1985; Сулименко 2001]). Суть этих работ можно передать словами А.А. Потебни: «...Обе формы мышления (поэтическое и научное) не раз, а постоянно находятся в таком взаимодействии, что первая способствует образованию второй, а вторая, раз образовавшись, условливает усложнение и усовершенствование новых поэтических образов» [Потебня 2007: 235]. Однако наши наблюдения показывают, что развитие науки способствует не только обогащению образной системы художественной литературы, оно высвобождает «энергию подсознания», которую М.В. Ляпон оценила как конкурентоспособную по отношению к научному познанию «скрытую силу» [Ляпон 2006: 56]. Интуитивное знание обладает чрезвычайной устойчивостью и выдерживает все трансформации научного знания о том же предмете.
Выдвинутый тезис мы раскроем на примере употребления понятий электричество, ток, магнетизм, энергия в художественной и нехудожественной речи XVIII-XXI вв. Наиболее ранний из выявленных нами примеров использования электрофизических терминов в любовном дискурсе следует отнести в точном соответствии с положением А.А. Потебни к способам «усовершенствования новых образов». Описывая свое путешествие по Европе, Н.М. Карамзин не мог не откликнуться на ставшие модными к середине XVIII в. опыты, со статическим электричеством; он метафорически переносит знания о конвульсиях, вызываемых разрядом электростатической машины, на любовный трепет: Он чувствует электрическое потрясение в сердце, встает и видит любезную, которая издали грозит ему посошком своим (Карамзин, Письма русского путешественника, 1771). Однако уже в 1780 г. профессор анатомии Л. Гальвани обнаружил биоэлектрическое явление, получившее впоследствии название «животного электричества», или «животного магнетизма». Конвульсии препарированной лягушки при соединении с различными металлами Гальвани объяснил тем, что вырабатываемый живым организмом электрический заряд, противоположный на внутренней и внешней поверхности мышечной ткани, разряжается при контакте с металлами. Эти идеи получили широкое распространение в России в 20-30-е гг. XIX в., и потому в приводимом далее отрывке слово электричество можно интерпретировать как имеющее буквальное значение: ... Чтобы колено его могло коснуться колена красавицы — опыт, который ему удался только однажды, и оставил сладостное ощущение навсегда. Очень любопытно бы знать, какой степени электричества доступно колено хорошенькой женщины? Виктор уверял меня, что он почувствовал тогда удар, как от прикосновения к электрической рыбке, а что всего замечательнее, удар этот произошел, несмотря на то, что ни в одном из них не было отрицательного электричества (Бестужев-Марлинский, Лейтенант Белозор, 1831). Здесь продемонстрирована возможность локального подключения научного мышления (его специфические свойства — опора на реальный опыт и количественная оценка [Делез, Гваттари 1998: 161-163]) в процессе создания художественного текста. Зная об экспериментах М.В. Ломоносова, направленных на измерение силы электрического разряда, А.А. Бестужев-Марлинский, не без юмора, применяет количественную шкалу к «животному электричеству», разряжающемуся при контакте с женской ногой. В то же время приведенный пример позволяет оценить преимущества художественной речи перед научной: она не обязана точно характеризовать природу описываемого явления, художественный текст допускает двойную интерпретацию - буквальную и метафорическую, и выбор интерпретации зависит от степени доверия интерпретатора научной идее, положенной в основу описания. Известно, что еще в конце XVIII в. Ж.-П. Марат выступал во французской печати с предостережением от увлечения опытами Месмера, лечившего «животным электричеством» (см. об этом [Дорфман 1974: 297]), и эти разоблачения не могли остаться незамеченными, так что в начале XIX в. в России можно было встретить немало скептиков, не доверявших месмеризму, см., например, оценку Ф.В. Булгарина: Ваше требование, чтобы все наши поэты сделались лириками и воспевали славу народную, походит на желание Месмера намагнетизировать солнце, чтобы в лучах оного разлить магнетизм по целой вселенной (Кюхельбекер, Разговор с Ф.В. Булгариным, 1824). Комическое остранение позволяло автору скрыть свое подлинное отношение к проблеме животного магнетизма, ср.: Между тем линные локоны ее касались лицу ученика, а волосы, как вам известно, есть самый сильный возбудитель электричества. Оттого прекрасному полу так нравятся гусарские усики, от того же самого и Виктор почувствовал на сердце прикосновение к своему челу кудрей красавицы (Бестужев-Марлинский, Лейтенант Белозор). Достаточно провести расческой по волосам, а затем приложить ее к листу бумаги, чтобы увидеть эффект взаимодействия противоположных зарядов. Можно допустить, что А.А. Бестужев-Марлинский знал об этом эффекте и сыграл на возможности как прямого, так и метафорического прочтения своего рассуждения. Это позволило реализовать заложенную в природе художественного текста настроенность на множественность интерпретаций. Употребление слов с оформленным денотатом и размытым сигнификатом, подобных электричеству, можно расценивать как разновидность языковой игры с читателем. Игра на двух планах особенно заметна в более раннем тексте того же автора: ...Куда бы мне адресовать свои брандскугелъные послания?
Этапы эволюции концепта ревность по данным художественной и бытовой речи XVIII-XXI вв
Еще один из выявленных контекстов употребления электрофизических терминов относится к способности человека улавливать любовное желание другого и реагировать на него возбуждением. В первой половине XIX в. это явление интерпретировали как животный магнетизм, аналогичный тому, что вырабатывается в процессе химической- реакции элементов «вольтова столба»: ...Вели петь за упокой моего рассудка ... Да и какая бы голова устояла против электрической батареи княгини Веры? (Бестужев-Марлинский, Фрегат «Надежда», 1832). В конце XIX — начале XX в. увлечение спиритизмом дало вторую жизнь понятию флюид, которое в первой половине XIX в. было родовым по отношению, к понятию электричество (ср. ...Улі есть некий флюид несжимаемый, как и электричество - Чаадаев, Письмо А.И. Тургеневу, октябрь-ноябрь 1835). Новое наполнение понятия флюид раскрывается в следующем высказывании: ...У гоголевских героев души мертвы или какие-то атомы космических энергий, волшебные флюиды, — а у героев Достоевского души живые и живучие... (Иванов В.И. Достоевский и роман-трагедия, 1911). Теперь флюид понимается как «квант энергии», в том числе и излучаемой человеком: Подняла на меня глаза. Опять! Опять! В третий раз сегодня это наваждение, этот взор ... И я даже. разозлился. Довольно с меня! Флюидами какими-то занимаюсь! (Гиппиус, Перламутровая трость, 1933). В XXI в. О. Славникова использовала для указания на одну из разновидностей этого эффекта перифрастическое описание энергии гидродинамического поля: Эти взгляды, с какилі-то боковым пугливым блеском или тяжелые, мутные, Вика чувствовала кожей, как рыба чувствует толчки и звуки в воде (Славникова, Один в зеркале).
Понятие энергия, вошедшее в обиходное сознание задолго до понятий магнетизм, электричество и ток, начало теснить их в любовном дискурсе лишь в XXI в. Так, В. Ерофеев в книге очерков о любви «Бог X» слова электричество и ток не употребляет для описания свойств живых объектов, слово магнит использует лишь один раз в метафорическом значении: Магнит Агаты - противоречивость. Это сильный магнит, — а слово энергия для раскрытия природы душевной близости употребляет неоднократно: (1) Существует, видимо, нечто большее, чем любовь, ощущаемое через разрыв любовных связей. Это обмен чистыми энергиями, настройка на метаотражения, нечто смутно угадываемое, трудно поддающееся выражению, может быть, запретное и не впускаемое в человеческую природу, тайно представляемое, как полет над облаками; (2)...Ты больше, чем когда-либо, у вас сдвоены энергии, вы непобедимы; (3) Вот это порог любви-нелюбви, когда переключается энергия, и ты уже не половинка, а обрубок, из тебя хлещет кровь. Это объясняется особенностями эволюции научного и художественного сознания. Прежде всего, в процессе эволюции научной картины мира («...Механистическая КМ — электромагнитная КМ —» квантово-полевая КМ» [Корнилов 2003: 11]) подвергся переосмыслению термин энергия. Задолго до возникновения общественного интереса к электрофизике слово энергия вошло в употребление как один из терминов механики. В начале XIX в. оно было метафорически перенесено на жизненные силы человека, ср. размытую дефиницию В.И. Даля и современное определение производного значения этого слова: «Энергия - постоянство, твердость, стойкость, выдержка, неутомчивость, яростивость» [Даль 2000, 4: 664] и «2. Решительность и настойчивость в действиях» [Ожегов, Шведова 2004: 911]. Анализ сочетаемости слова энергия показывает, что на протяжении XIX в. в своем научном терминологическом значении применительно к человеку оно не употреблялось, например: Это — женгцина в полном развитии, слабая телом, но с энергией духа для любви: она — вся любовь (Гончаров, Обыкновенная история, 1848); см. также: энергия души, духовная энергия, энергия жизни, нравственная энергия, нервная энергия. Однако в начале XX в. появляются сочетания, больше приспособленные для реализации буквального значения этого слова: Кожа, натянутая на коленях, намекала на таящуюся под нею упругую энергию. И так упруги и энергичны были изгибы- голеней и стоп. Елисавета пламенела вселі телом, словно огонь пронзил всю сладкую, всю чувствующую плоть... (Сологуб, Капли крови, 1905), ср. энергия сжатой пружины. Основанием для проникновения слова энергия в любовный дискурс стало уточнение его терминологического значения в рамках квантово-полевой парадигмы. Широкое увлечение биоэнергетикой привело к тому, что в начале XXI в. в любовной прозе стало использоваться не только слово энергия в его буквальном, терминологическом, значении, но и ряд производных, составляющих фрагмент терминосистемы: ...У тебя возникает ощущение, что ты не самодостаточен, что тебе нужно присоединиться к каколіу-то друголіу энергетическому полю (Ерофеев, Бог X); Они пройти через опыт экстремного выживания, бездомства, безденежья, недоедания,. обломов, использования людей, что вынесло их на уровень энергетики, неведомый полуленивым москвичкам (Ерофеев, Бог X). Кроме указанного, сказывался и другой фактор: в конце XX в. на литературное творчество значительной части авторов стали оказывать заметное влияние их естественнонаучные и философские познания. Обращение к явлению интерференции энергетических полей- понадобилось для переосмысления в новых терминах концепции В. Соловьева, согласно которой соединение женского и мужского начала порождает новую абсолютно идеальную личность, позволяет человеку воссоединиться с Богом. Таким образом, естественнонаучное понятие энергия частично покрыло менее известные широкому читателю философские понятия андрогинизм и воссоединение.
Похожие диссертации на Эволюция концептов в художественной речи как отражение ее когнитивного потенциала
