Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. СОСТАВ ЯДЕРНЫХ СРЕДСТВ ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ «ЗАПАХ» В ПРОЗАИЧЕСКИХ И ПОЭТИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ И.А. БУНИНА В СРАВНЕНИИ С УЗУСОМ (ЕДИНИЦЫ НОМИНАЦИИ И ПРЕДИКАЦИИ) 45
1. Лексемы с родовым значением «запах» как предикатная лексика средство, формирующее представление о языковой личности автора 45
2. Особенности использования лексем с общевидовым значением корня «запах» с учетом их парадигматических, эпидигматических и синтагматических связей 58
2.1. Лексемы с корнем -аромат- 58
2.2. Лексемы с корнем -ео//- 62
2.3. Лексемы с корнями -дух- / -душ- / -дых- /-дыш- / -дох- 67
2.4. Лексемы с корнями -смрад-, -смерд- 82
2.5. Лексемы с элементом -уха- (-благоуха-, -безуха-) 85
3. Особенности сочетаемости слов с семантикой «запах» в узусе и текстовой ткани произведений И.А. Бунина 88
Выводы 95
ГЛАВА 2. СОСТАВ ПЕРИФЕРИЙНЫХ СРЕДСТВ ЛЕКСИКО- СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ «ЗАПАХ» В ПРОЗАИЧЕСКИХ И ПОЭТИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ И.А. БУНИНА 98
1. Лексемы, значение корня которых указывает на конкретный тип запаха, в индивидуальной системе словоупотреблений И.А. Бунина 99
1.1. Лексемы с корнем -гор- (-гар-) 100
1.2. Лексемы с корнем -гни- (-гно]- / -гна-) 112
1.3. Лексемы с корнем -затхл-, -тух- 117
1.4. Лексемы с корнем -мёд- (-мед-) 119
1.5. Лексемы с корнем -пал- 123
1.6. Лексемы с корнем -пре- 127
1.7. Лексемы с корнем -пёс- (-пс-), -собач- 130
1.8. Лексема фимиам 131
1.9. Лексемы с корнем -чад- 132 2. Лексемы с потенциальной семой 'запах' - одно из важных средств, 135 формирующих представление о языковой личности писателя
2.1. Лексемы с корнем -газ- 135
2.2. Лексемы с корнем -дым- 139
2.3. Лексемы с корнем -кад- (-кажд-) \А1
2.4. Лексемы с корнем -кур- 150
2.5. Лексемы с корнем -одеколон- 156
2.6. Лексемы с корнем -дух- (-душ-) (духи) 158
3. Лексемы, называющие соматические процессы, в результате которых ощущается запах 160
3.1. Лексемы с корнем -нюх- 160
3.2. Лексемы с корнем -обоня- 162
3.3. Лексемы с корнем -чу- (-чув-) 164 Выводы 168
Глава 3. ХУДОЖЕСТВЕННО-СТИЛИСТИЧЕСКАЯ РОЛЬ ЗАПАХОВОЙ ЛЕКСИКИ В ИДИОСТИЛЕ И.А. БУНИНА
1 . Предметно-вещественный мир произведений И.А. Бунина с точки зрения ольфакторного восприятия 171
1.1. Номинации еды 172
1.2. Номинации напитков 177
1.3. Номинации предметов, относящихся к культуре курения 183
1.4. Номинации природных объектов 185
1.5. Номинации животных 197
1.6. Номинации времен года, месяцев и времени суток 199
1.7. Номинации помещений 201
1.8. Номинации населенных пунктов 208
1.9. Номинации предметов, созданных человеком 212
1.10. Номинации предметов религиозного культа 215
2. Роль одорических характеристик в создании образа персонажа произведений И.А. Бунина218
2.1. Одорические характеристики, используемые при создании образов женщин220
2.2. «Запаховая краска» в образах мужчин 223
2.3. Роль одорических характеристик при описании скоплений людей- 227
2.4. Одорическое описание неживых людей 230
2.5 Одорические характеристики детей 232
3. Запах как сюжетообразующее средство в произведениях И.А. Бунина 233
Выводы 250
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 252
СПИСОК УСЛОВНЫХ ОБОЗНАЧЕНИЙ 255
БИБЛИОГРАФИЯ 256
ПРИЛОЖЕНИЕ 285
- Лексемы с родовым значением «запах» как предикатная лексика средство, формирующее представление о языковой личности автора
- Лексемы, значение корня которых указывает на конкретный тип запаха, в индивидуальной системе словоупотреблений И.А. Бунина
- . Предметно-вещественный мир произведений И.А. Бунина с точки зрения ольфакторного восприятия
Введение к работе
1. ОСНОВНОЙ КРУГ ТЕРМИНОВ ДИССЕРТАЦИИ
Для современной науки характерно признание идей системности и антропоцентризма в изучении языка. Лингвистика конца XX - начала XXI в. базируется на принципе антропоцентризма, который представляет языковую систему в максимальной приближенности к человеку, о чем свидетельствуют работы Ю.Д. Апресяна (1995), Н.Д. Арутюновой (1999), Р.А. Будагова (1976), Г.А. Золотовой (2001), IO.H. Караулова (1987), Г.В. Колшанского (2006), Е.С. Кубряковой (1998), Б.А. Серебренникова (1988), Ю.С. Степанова (1975, 1997) и Др.
Антропоцентризм как основной принцип исследования заключается в том, что человек становится точкой отсчета при анализе тех или иных явлений, что он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективу и конечные цели.
Актуальная лингвистическая парадигма имеет богатую историческую традицию, восходящую к В. фон Гумбольдту, который считается родоначальником новых мыслительных парадигм в области философии (философской антропологии) и в области лингвистики (антропоцентрической лингвистики) (В.В. Морковкин 1997). «Человек думает, чувствует и живет только в языке, - писал Гумбольдт, - он должен сначала сформироваться посредством языка...» (Гумбольдт 1984:378).
Антропоцентризм предполагает изучение роли человеческого фактора в языке. В ходе контактов с окружающим миром в сознании человека возникает его обобщенная модель. Эта идеальная модель окружающей человека действительности получила в научной литературе название картины мира (КМ); менее распространенными и более ориентированными на конкретные научные школы являются обозначения «видение мира», «образ мира», «модель мира» (Л. Вайсгербер 2004; Ю.Н. Караулов 1976; Е.С. Кубрякова 1997; Ю.С. Степанов 1997 и др.).
Термин «картина мира» одним из первых в начале XX века в области физики начал использовать Г. Герц. В логико-философский обиход его ввел А. Витгенштейн, в антропологию и лингвистику — Л. Вайсбергер (Проблемы... 2002); в числе первых в отечесвтенной лингвистике об «индивидуальных речевых системах» заговорил Л.В. Щерба (Щерба 2007:364).
Термин «картина мира» до настоящего времени не получил однозначной интерпретации, хотя активно используется. Например, Е.С. Кубрякова считает, что «картина мира представляет собой образ мира, который является результатом всей духовной активности человека. Картина мира возникает у человека в ходе всех его контактов с миром» (Кубрякова 1998).
СМТ в статье «Языковая картина мира» дает такое определение феномену: «Отраженные в категориях (отчасти и в формах) языка представления данного языкового коллектива о строении, элементах и процессах действительности. Целостное изображение языком всего того, что существует в человеке, вокруг пего. Осуществляемое средствами языковой номинации изображение человека, его внутреннего мира, окружающего мира и природы» (СМТ 1999:465).
КМ выступает в нескольких ипостасях: языковая, фольклорная, этническая, информационная и др.; признано, что вербальным воплощением картины мира является языковая картина мира (ЯКМ), называемая также «языковой промежуточный мир», «языковая организация мира», «языковая репрезентация мира», «языковая модель мира», «лингвистическая картина мира», «национальная картина мира» (Черемисова, 2000).
Исследователи единодушны в том, что термин «языковая картина мира» метафоричен, поскольку особенности конкретного языка, в которых зафиксирован опыт национальной общности людей, отражают для носителей этого языка не какую-то иную, отличную от объективно существующей, а лишь специфическую «окраску» мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений и т.д., избирательным отношением к ним, которое порождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной
культуры народа (Маслова 1997:49).
На современном этапе актуально исследование определенных фрагментов ЯКМ {фрагмент - какая-либо часть целого), для того чтобы выяснить, как с помощью языковых единиц отражается локальная КМ. Фрагменты ЯКМ - это определенным образом организованные совокупности слов - поля, группы, ряды и т.д. - как парадигмы, единицы которых называют предметы и явления определенных отрезков внешнего мира, то есть обособленных сфер окружающей действительности.
«Энергейтический» подход к изучению языковой картины мира Л. Вайсгербер объяснял с помощью категории «Worlen der Welt» (ословлиеание мира) (Вайсгербер 1984). Ословливание (вербализация) мира предполагает членение действительности на те или иные фрагменты с помощью языковых единиц. Языки же отличаются не только по числу входящих в них слов, но и по их внутренней форме. Это значит, что между различными языками отсутствует не только количественная симметрия, предполагающая, что все языки членят мир на абсолютно одинаковые отрезки, но и качественная. Качественная асимметрия между языками состоит на уровне лексики в том, что слова, обозначающие в разных языках одни и те же предметы, могут иметь разную внутреннюю форму.
Результатом объективации вербальными знаками мира являются лексические поля, система которых и составляет лексическую картину мира прежде всего в том или ином конкретном языке. С помощью лексических полей любой язык осуществляет моделирование мира в целом. Так, с позиций когнитивной лингвистики код культуры понимается как «„сетка", которую культура „набрасывает" на окружающий мир, членит, категоризирует, структурирует и оценивает его» (Красных 2002:232). В качестве базовых кодов культуры принято выделять антропоморфный, предметный (вещный), акциональный-, пространственный, временной, соматический (телесный), биоморфный (зооморфный и флороморфный), числовой, цветовой (хроматический), густический (вкуса), одорический (запаха), ономастический
(именной), духовный (Быкова 2007).
Настоящая работа посвящена изучению одорического фрагмента ЯКМ
писателя и установлению роли единиц в формировании стилистического своеобразия вербальных произведений - художественных текстов И.А. Бунина. Мы учитываем следующий тезис: «Моделирование обонятельной КМ лежит в русле исследований когнитивного уровня в структуре усредненной языковой личности. Данный фрагмент лексической системы языка недостаточно хорошо изучен, поэтому анализу ментальных структур должно предшествовать детальное исследование этой лексической подсистемы (типы номинаций, количественная и качественная характеристика семантического поля «Запах», соотношение с «соседями» по разным осям семантического пространства)» (Трипольская 2004:148).
Обоняние и вкус, когда-то так необходимые человеку для выживания, как и слух, осязание, зрение, сегодня значительно слабее развиты, чем у животных, играют второстепенную роль в постижении жизни и иных людей, несмотря на то, что хороню известно, что люди способны распознавать гораздо больше оттенков запаха, чем звуков. Ученым трудно объяснить, что же происходит в процессе обоняния, как присутствующие в воздухе химические вещества воспринимаются носом и интерпретируются мозгом (А.И. Бронштейн 1950, А.В. Минор 1972, Е.В. Папченко 2003, В.И. Старовойтов 2003).
Как мы уже отметили, обоняние, или, другими словами, восприятие запахов, - важное и необходимое чувство для человека, хотя порой люди не отдают себе отчета в его жизненной значимости. Запахи оказывают влияние как на физическое, так и на психическое состояние личности в разной мере.
Осознание учеными важности вопросов, связанных с изучением механизма запаховой реакции и ее влияния на жизнедеятельность человека, привело к тому, что за последние десятилетия появились новые науки, изучающие запах и обоняние: в сфере естественных наук - одорология (от лат. odor, -oris - 'запах' и древнегреч. Хоуос, - 'наука, слово, знание') - наука о природе и механизме образования запахов, о способах их распознавания и
использования; ольфактроника (олъфакторный - лат. olfactorius -'благовонный, обонятельный' - обонятельный, относящийся к области восприятия запахов), то есть наука о запахах, исследующая возможности применения запаха в быту, в повседневной жизни, в промышленности; ольфактометрия (от лат. olfactorius - 'благовонный, обонятельный' и metria -'измерение'), юридическая и медицинская, предметом которой является острота обоняния (Папченко 2003а:4). В 2006 году введено еще одно название лингвистической области разысканий - одористика: «Под одористикой мы будем понимать науку, изучающую запахи в разных отраслях науки: лингвистике, психолингвистике, социолингвистике, этнолингвистике и др.» (Дроботун 20066:10).
В лингвистической литературе единицы поля «Запах» изучают с разных точек зрения, например, синтаксической (Н.Н. Арват 1974; Е.В. Гейко 1999; Г.А. Золотова 1982; Л.Б. Крюкова 2003; МЛ. Одинцова 1984; О.А. Селемнева 2006 и др.), лексической (Н.Н. Вайсман 1993; Л.М. Васильев 1971, 1981, 2000, 2003; А.В. Житков 1999; П.Г. Кочетков 1992; В.В. Лещенко 1990; Н.А. Николина 1998, 2004 и др.). Такие исследования проводятся на материале разных языков (В.В. Дятчук 1978 - украинский; И.А. Котенева 2006 -французский; Н.С. Павлова 2004 - немецкий; Сунь Хуэйцзе 2000 - китайский и др.); в диахронии (Е.М. Маркова 2005; В.П. Сидельников 1982; Н.М. Шанский 2000 и др.); на общеязыковом материале (В.В. Лещенко 1990; Н.А. Николина 1998; Н.С. Павлова 2006, 2008; А.Н. Шрамм 1979 и др.) или в конкретных идиолексиконах (А.В. Дроботун 2006, Н.М. Муравьева 2001 - М. Шолохов; Н.А. Николина 2004 - А. Чехов; Л.С. Пастухова 1987 - К. Паустовский; Ханс Д. Риндисбахер 2000 - П. Зюскинд и др.).
Анализ научной литературы показал, что исследователи одорического фрагмента ЯКМ создали определенный круг рабочих терминов. Некоторые из них тавтологичны, другие требуют объяснений, так как авторы работ не поясняют детально, что именно называют предлагаемым термином (А.В. Житков 1999; О.С. Жаркова 2005; И.В. Ракович 2006; В.П. Сидельников 1982).
Отсутствие определенности в области «запаховых» терминов, дефиниций в словарях лингвистических терминов приводит к их смешению, и в результате два термина называют одно понятие (А.В. Дроботуи 2006; В.П. Сидельников 1982). Считаем необходимым рассмотреть их и выделить те единицы данной терминосистемы, которыми мы будем оперировать в нашем исследовании.
Все введенные исследователями ЛСП «Запах» термины образованы от одного из двух корней: либо -одор-, либо -олъфакт-.
С первым корнем встречаем следующие: одоративный, одоратив, о дорический, оборотнім, одористика.
По нашим представлениям, термин одоративная лексика впервые появляется в работе В.П. Сидельникова (В.П. Сидельников 1982). Исследователь не комментирует конкретный объект номинации, но приводит справку из латинского языка: «обозначает "запах"». Из контекста становится понятным, что ближайший эквивалент одоративному - «запаховый», а точнее «с запахом». См.: «В работе исследуется одоративная (лат. odor «запах») лексика, в своем значении соотносимая с объеюной стороной обонятельных впечатлений» (Сидельников 1983а:3). Этот же 'термин используется в работе Л.С. Пастуховой (Л.С. Пастухова 1987).
Термин одоратив вводит Л.М. Васильев (Васильев 2000:34), он распространяется только на предикатную, по большей части глагольную лексику: одоративы - «предикаты обоняния» (Васильев 2003:118, 2005:409), а также «предикаты свойства, воспринимаемые органами чувств», «характеризующие обозначаемое по запаху» (Васильев 2000:34, 2005:173). В других работах не отмечается.
Одорический имеет самое широкое бытование и встречается не только в работах лингвистов (Л.В. Житков 1999, Л.В. Дроботуи 2006 и др.), но и литературоведов (например, И.В. Ракович 2006, В.И. Свинцов 1998 и др.). Нами не зафиксировано словарной дефиниции этого термина, кроме трактовки через латинский корень (см. выше: odor). Но в результате анализа некоторых работ можно сделать следующий вывод: одорическая лексика - это «лексика со
значением восприятия запаха» (Житков 1999г:7) и «лексика обоняния» (Дроботун 2006а:4).
Н.С. Павлова вводит в своей диссертации термин одороним, обозначающий «предметные и признаковые имена, в содержание которых входит категориально-лексическая сема 'запах'» (Павлова 2006а:7). Исследователь расшифровывает более подробно: «Таким образом, одоронимами будут являться непосредственные обозначения запаха - имена существительные аромат, благоухание, запах, дух, смрад и т.д., прилагательные, характеризующие запах с точки зрения его качества и интенсивности и производные от существительных - одоронимов (ароматный, пахучий, духовитый, зловонный, смрадный и т.д.), наречия с теми же значениями (пахуче, ароматно, зловонно), а также глаголы восприятия запаха (обонять, нюхать), глаголы издавания запаха (пахнуть, благоухать, вонять)» (Павлова 2006а:7).
Термин одористика (см. выше) вводит А.В. Дроботун, отмечая, что основным направлением этой науки «является языковое рассмотрение лексики обоняния» (Дроботун 20066:10).
Корень -ольфакт- входит в состав двух терминов: ольфакторный и on ъ факт иен ы й.
Ольфактивный употребляется в работе В.П. Сидельникова, из контекстного окружения термина можно уяснить, что значение ольфактивный и ольфакторный для автора близки, даже синонимичны. См. «...народные названия растений, в основу номинации которых положен ольфактивный признак: пахлун, пахучка, дурнопахучник» (Сидельников 1983а: 16); ср.: «Ограниченность вербальных средств характеристики запаха в русском языке свидетельствует о недостаточной разработанности когнитивного представления ольфакторных признаков» (Павлова 2006а:8).
А.В. Дроботун приводит следующее толкование термина ольфакторный: «Обонятельным, или ольфакторным, именованием в работе называется восприятие пахучих веществ» (Дроботун 20066:10). А в работе Н.С. Павловой
нами найдено два противоречащих друг другу комментария. Так, автор пишет: «В последнее время растет количество публикаций, посвященных обонятельному (иначе ольфакторному) восприятию» (Павлова 20066:5). Это позволяет предположить использование термина ольфакторный в связи с областью восприятия. Но несколько ниже дан другой комментарий: «Данное поле [«Запах» - М.О.] отражает фрагмент объективной действительности, связанный в сознании носителей русского языка с обонятельным восприятием человека с одной стороны, и с проявлением ольфакториых (запаховых) свойств предметов, с другой стороны» (Павлова 20066:19). Из данного фрагмента видно, что на этот раз ольфакторный относится к полю «Проявление качества, воспринимаемого органами обоняния», или «Запах-свойство», в терминологии самой Н.С. Павловой. В пользу второго определения находим подтверждение в работе И.А. Котеневой: «...существительным с семой 'запах', то есть ольфакторным существительным...» (Котенева 20066:93).
На наш взгляд, следует сделать определенные выводы из вышеизложенного. Констатируем, что в лингвистике сложился терминологический аппарат, связанный с изучением ЛСП «Запах». Но прежде отметим еще одно важное положение. В большинстве работ, исследовавших поле «Запах», мы не находим четкого разграничения подполей «Восприятие запаха» и «Запах-свойство» (Е.В. Гейко 1999, А.В. Дроботун 2006, А.В. Житков 1999, П.Г. Кочетков 1992, Л.Б. Крюкова 2003, В.В. Лещенко 1990, В.П. Сиделышков 1982). «Обнаруживается, что в российской лингвистике, на наш взгляд, недостаточно четко разведены (а в отдельных публикациях -трактуются как единое семантическое целое) поля «Восприятия» (ощущать, чувствовать, слышать, смотреть, нюха'іь и др.) и «Запах» (пахнуть, благоухать, запах, аромат и т.д.)», - отмечает Сунь Хуэйцзе (Сунь Хуэйцзе 20016:5). С нашей точки зрения, это мешает разграничению терминов одоративный, одорический, олъфактивный и ольфакторный и установлению их объема.
В нашей работе мы принимаем точку зрения Н.С. Павловой, согласно которой в исследуемом нами фрагменте >1КМ - поле «Запах» - выделяются два
подполя: «Восприятие запаха» и «Запах-свойство». Подполе «Восприятия запаха» составляют «единицы, непосредственно обозначающие процессы, явления и свойства человеческого восприятия» - обоняние {обонять, нюхать, обнюхать и др.) (Павлова 20066:22). Подполе «Запах-свойство» включает единицы с семантикой обладания, распространения, проявления, характеризующими запах, а также названия натурфактов и артефактов, в значении которых представлена сема 'запах'.
С учетом этого в нашей'работе мы принимаем следующие толкования вышеперечисленных терминов.
Одорический является самым широким наименованием всего, что относится к полю «Запах», и связан с обозначением, как признака, так и восприятия запаха.
Одоративный - синоним слова запахоеый, то есть обозначающий запах. Все единицы одоративной лексики принадлежат ЛСП «Запах-свойство».
Ольфакторный используется при описании единиц, с которыми связана характеристика способности человека воспринимать и распознавать запах; синоним слову обонятельный.
Как отмечает Ю.Н. Караулов, «нельзя познать сам по себе язык, не выйдя за его пределы, не обратившись к его творцу, носителю, пользователю - к человеку, к конкретной языковой личности» (Караулов 1987:7). Мы уже отмечали, что современная наука аптропоцентрична, и в центре ее стоит человек. Изучение поля «Запах» с такой позиции не может быть плодотворным без анализа и понимания соматической лексики, называющей и отражающей строение человека, т.е. без группы слов-названий частей тела и процессов происходящих в нем. Не случайно соматическая лексика, принадлежащая к древнейшему пласту лексического состава в любом языке, издавна была объектом внимания лингвистов: широта связей соматизмов с реалиями окружающего мира
объясняется онтогенетическими функциональными свойствами частей тела человека и их широкой символизацией (Апресян 1995, 2:348-388).
Объектом нашего исследования является язык И.А. Бунина, явленный его художественными текстами. В связи с этим нам необходимо ввести еще один рабочий термин - идиостиль. В.В. Виноградов пишет: «...стиль писателя - это система индивидуально-эстетического использования свойственных данному периоду развития художественной литературы средств словесного выражения» (Виноградов 1959:85). ЛЭС приводит следующее определение идиостиля: «Идиостиль (от греческого idios - свой, своеобразный, особый и стиль) - то же, что индивидуальный стиль. Отражающий некоторые интегрирующие тенденции в современной филологии, он обладает широкими возможностями в плане выражения; ср., например, возможности таких производных, как «идиостилевой», «идиостилистический», «идиостилистика» (ЛЭС 1987:115). Идиостиль предполагает содержательные и формальные лингвистические характеристики, которые присущи произведениям одного автора и которые делают уникальным авторский способ языкового выражения этих произведений.
В теории термин идиостиль соотносят с термином идиолект. «Под идиолектом определенного автора понимается вся совокупность созданных им текстов в исходной хронологической последовательности (или последовательности, санкционированной самим автором, если тексты подвергались переработке). Под идиостилем же понимается совокупность глубинных текстопорождающих доминант и констант определенного автора, которые определили появление этих текстов именно в такой последовательности» (Энциклопедия Кругосвет).
Понятия идиостиль и идиолект по-разному определяются исследователями, мы не будем останавливаться на их комментарии, так как это уже сделано в работе И.А. Тарасовой «Идиостиль Георгия Иванова» (Тарасова 2003:9-15). Отметим только, что в нашей работе мы придерживаемся точки зрения В.В. Леденевои, которая пишет, что «идиостиль - это индивидуально
устанавливаемая языковой личностью система отношений к разнообразным способам авторепрезентации средствами идиолекта» (Леденева 2001:40). По мнению ученого, идиостиль обнаруживает себя в результате текстопорождающеи и эстетической деятельности языковой личности, поэтому он прежде всего отражается в интеграции предпочтительных тем, жанров, средств и приемов, необходимых для построения текста и передачи как информативных, так и эмотивно-экспрессивных компонентов (Леденева 2001:39).
2. ОБ ИССЛЕДОВАНИИ ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ "ЗАПАХ" В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ И.А. БУНИНА
И литературоведы, и лингвисты отмечают чувственность поэзии и прозы И.А. Бунина, особенно выделяя лексику ЛСП восприятия «Запах».
Так, например, А.И. Куприн в 1902 г. в рецензии на вторую книгу писателя «Листопад: Стихотворения» указал следующее: «Тихая, мимолетная и всегда нежно-красивая грусть, грациозная, задумчивая любовь, меланхолическая, но легкая, ясная «печаль минувших дней», и, в особенности, таинственное очарование природы, прелесть ее красок, цветов, запахов, - вот главнейшие мотивы поэзии г. Бунина» (Куприн 1902:2:253).
В одной из частей диссертационного исследования, рассматривая тексты И.А. Бунина с точки зрения нсйролингвистичсского программирования Р. Брендлера и Д. Гриндера, А.В. Житков отмечает: «Обращает на себя внимание тот факт, что лексика слухового восприятия представлена в текстах И.А. Бунина в меньшем, чем ожидалось, объеме, а лексика обоняния - в значительно большем, нежели у других авторов, объеме» (Житков 1999г:86).
Сам И.А. Бунин писал в автобиографическом произведении «Жизнь Арсеньева»: Что же было тогда, когда все это было внове, когда было такое обоняние, что отличался запах росистого лопуха от запаха сырой травы! И в дневнике: «Я как-то физически чувствую людей» (Толстой). Я все физически чувствую. Я настоящего художественного естества. Я всегда мир воспринимал через запахи, краски, свет, ветер, вино, еду - и как остро, Боже мой, до чего остро, даже больно! (Дневники 9/22 января 1922г.). В восприятии Бунина преобладает чувственная, то есть художественная составляющая восприятия мира. Еще даже не преобразовывая действительность в Художественный мир литературного произведения, Бунин уже воспринимает ее художественно.
Подчеркнем, что те или иные выводы и наблюдения, связанные с лексикой чувственного восприятия запаха в языке художественных
произведений И.А. Бунина, можно найти в различных публикациях. «Обаяние бунинской прозы столь велико, что при наличии многочисленных исследований и по сей день остается актуальным вопрос о сущности его эстетического метода, об особенностях эстетической системы этого писателя» (Харченко 1998:233).
В 1970-х происходит активизация изучения творчества И.А. Бунина, это связано с юбилеем писателя. Так, в 1974 году по материалам научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения И.А. Бунина, вышел Бунинский сборник. В нем были опубликованы как литературоведческие, так и лингвистические статьи. Две из них касаются лексики с семантикой чувственного восприятия запаха (Бунинский сборник 1974: Н.Н. Арват и Г.С. Бояринцева).
Н.Н. Арват рассмотрела безличные предложения в структуре художественного текста прозаических произведений И.А. Бунина. Изучая семантику этих предложений, исследователь показывает, что она тесно связана с композиционной ролью безличных предложений в тексте. Автор оценивает употребление безличных предложений, вызванных в целом общими закономерностями строения текста (зачинная, средняя и концовочная роль, комплексы из безличных структур), и некоторые частные черты прозы И.А. Бунина (лейтмотивпость содержания, ряд ярких рамочных конструкций). Так, рассматривая зачинные безличные предложения с точки зрения содержания, Н.Н. Арват отмечает: «Зачинное безличное предложение может выражать характерный или особенный запах, представляющий собою один из элементов состояния среды: Пахло жасмином в старой гостиной с покосившимися полами. Сгнивишй, серо-голубой от времени балкой, с которого, за отсутствием ступенек, надо было спрыгивать, тонул в крапиве, бузине, бересклете». Описывая роль безличных предложений в некоторых рамочных конструкциях и в проявлении лейтмотивности содержания, автор статьи также отмечает различную семантику их главных членов, среди которых называет и лексику ноля «Запах» (Арват 1974:57-69.)
Ы.Ы. Арват лишь наметила некоторые вопросы, но, на наш взгляд, эту работу можно считать заметным лингвистическим исследованием, обращенным к семантике чувственного восприятия запаха в языке произведений И.А. Бунина.
В статье «Необычная сочетаемость слов в прозе И.А. Бунина» Г.С. Бояринцева, рассматривая прием остранпения (В. Шкловский), указывает: «И.А. Бунин довольно последовательно расширял круг связей, главным образом, у слов, относящихся к нескольким тематическим группам». К третьей исследователь относит обозначения различных запахов: пахучий дождъ, банный ветер, миндальная свеэ/сесть. Компонентами таких словосочетаний оказываются наименования несопоставимых, разноплановых ощущений и восприятий (Бояринцева 1974:336-346).
В литературно-критической статье-обзоре «Ты, сердце, полное огня и аромата...» В.А. Приходько так рассказывает о стремлении И.Л. Бунина к максимальной точности: «Строку «Липким запахом веет полынь» в стихах про майский сад [И.А Бунин - М.О.\ прокомментировал: «Дело происходит в мае, в саду, - откуда же взялась полынь, запах которой, как известно, сухой, острый, а вовсе не липкий, а если бы и был липкий, то не мог бы «веять»?» Сам он так описывал полынный запах: "И все жарче, шире веет из степей полынь, и все суше, слаще пахнет горькая полынь"» (Приходько 1979:188-197)
Литературовед С. Джимбинов, говоря о свойстве бунииских текстов, выдерживающих бесконечное число перечитываний, будто словами их автора, пишет: «Мы словно вдыхаем аромат вечно свежего цветка, и то, что мы когда-то уже вдыхали его, добавляет радость воспоминания». Так как в основе бу ни некой изобразительности лежит его «удесятеренное чувство жизни» (Джимбинов 1981:295).
В 1980-х гг. почти не появляется лингвистических исследований, только отдельные литературоведческие работы, по большей части касающиеся художественного метода И.А. Бунина. Эта тишина нарушается большой волной публикаций в 1990-е, что связано с юбилеями писателя и новым витком
интереса к изучению идиостилей (И.Л. Бунин и русская литература XX века: по материалам Международной научной конференции, посвященной 125-летию со дня рождения И.А. Бунина (23-24 октября 1995г.) 1995; Иван Бунин: философский дискурс: коллективная монография: к 135-летию со дня рождения И.А. Бунина 2005; Творчество И.А. Бунина и философско-художественные искания на рубеже XIX-XX веков: Материалы Международной научной конференции, посвященной 135-летию со дня рождения писателя 2006 и др.).
Статья И.П. Карпова «Автор как субъект описаний природно-предметного мира в рассказах И.А. Бунина 1887-1909 годов», по всей видимости, предваряла книгу автора (о книге см. ниже). В ней он излагает некоторые наблюдения над морфолого-семантической структурой бунинских описаний природно-предметпого мира. Конструкции, отражающие обонятельные впечатления, как оказывается, входят во все морфологические и семантические «знаки», автор приводит своеобразную классификацию, но она только является констатацией фактов, какие-либо связанные с перспективой разработки материала выводы в статье отсутствуют (Карпов 1995:125-132).
В сборнике 1998 года «Творчество И.А. Бунина и русская литература ХІХ-ХХ веков» о запахе в прозе И.А. Бунина (как ее признаке) упоминается в двух статьях. Так, В.К. Харченко говорит о трех составляющих индивидуальной неповторимости стиля писателя, называет первый признак -мастерство детали: «Приведем типичный для писателя пример детализации восприятия: Крепко пахнет от оврагов грибной сыростью, перегнившими листьями и мокрой древесной корой» (Харченко 1998:234). Е.А. Шарина, рассматривая идейно художественные функции пейзажа в цикле рассказов И.А. Бунина «Темные аллеи», также отмечает: «Общее свойство всех пейзажей - их живописность, насыщенность запахами и звуками, вариативное использование излюбленных образов, сравнений, ассоциативность в последовательности изложения события» (Шарина 1998:191). Таким образом, и В.К. Харченко, и Е.А. Шарина считают запах одной из обязательных черт поэтики И.А. Бунина.
В статье «Способы обозначения запахов в современном русском языке»
Н.А. Николина рассматривает лексические средства обозначения запаха в русском языке, а также исследует некоторые функции одорических слов в художественных произведениях. Приводя примеры из произведений разных авторов (Б. Пастернак, А.П. Чехов, А. Ахматова, М. Булгаков и др.), исследователь отмечает и следующее: «В повести И.А. Бунина «Митина любовь» любовь героя связана с последовательной фиксацией ряда запахов, эмоционально воспринимаемых персонажем: каждому новому состоянию героя соответствует определенное обозначение запаха, причем гамма запахов «влюбленности» одновременно соотносится с мотивом смерти (страшный, мерзкий, сладковатый запах...)» (Николина 1998:84). Ы.А. Николина в этой статье обозначила очень важный аспект для изучения идиостиля писателя: связь чувственного восприятия мира и жизни героя в прозе И.А. Бунина, роль одорическои лексики в описании эмоционального состояния героя.
В 1998 году появляются статьи «Особенности организации и структуры ЛСГ глаголов обонятельного, вкусового и тактильного восприятий» и «Явление синестезии в прозе И.А. Бунина» А.В. Житкова. Первая рассматривает особенности употребления глаголов в узусе, а вторая посвящена анализу синестетических переносов одорическои лексики в поэтических и прозаических текстах И.А. Бунина (см. ниже) (Житков 1998а:55-56; 19986:68-69).
В 1999 году появились две большие публикации, связанные с исследованием лексики чувственного восприятия запаха в произведениях И.А. Бунина. Целостным монографическим исследованием лексики чувственного восприятия запаха в прозе и лирике И.А. Бунина стало диссертационное сочинение А.В. Житкова «Функционально-семантическое поле восприятия запаха и синестезия одорическои лексики в произведениях И.А. Бунина». Автор представляет обзор литературы, касающейся исследования лексики функционально-семантического поля (ФСП) чувственного восприятия в произведениях И.А Бунина, определяет место лексики со значением восприятия запаха в структуре ФСП чувственного восприятия, рассматривает лексику со значением запаха в произведениях автора, анализирует особенности семантики
и структуры ФСП «Запах» в его произведениях, приводит частеречную характеристику лексем (существительные, глаголы, прилагательные, наречия).
Не можем не согласиться с выводами А.В. Житкова о том, что основная семантическая «нагрузка» единиц ФСП сдвинута в объектную сторону, в связи с чем ученый выделяет следующие виды объектов чувства восприятия (запах), указывая бунинские средства их репрезентации:
1) в семантике которых имплицитно или эксплицитно заложено значение
«запах» (цветы, растения, пища, вино, парфюмерия, химические соединения) и
в которых не содержится семы 'запах', но она актуализируется в определенном
контексте;
2) простые (только этому объекту свойственные) и сложные (целый
комплекс) объекты чувства восприятия запаха;
3) определенные (идентифицированные) и неопределенные
(неидентифицированные) объекты;
4) объекты, которые присваивают одорические свойства других;
5) имплицитное и эксплицитное обозначение одорических свойств
объектов (Житков 1999г:59-78).
На основе теории нейролингвистического программирования А.В Житков выделяет речевые доминанты чувственного восприятия и приходит к выводу, что «несомненной доминантой восприятия при помощи органов чувств в творчестве И.А. Бунина является зрительное восприятие (особенно цвета), однако на втором месте (хотя и с очень большим отрывом) находится не слуховое восприятие (что характерно для большинства писателей), а восприятие запаха» (Житков 1999г:88).
Вторая часть исследования А.В. Житкова посвящена синестезии одорической лексики в произведениях И.А. Бунина. Синестезия рассматривается как объект изучения философии, психологии, искусствоведения и филологии. Автор выявляет предпосылки возникновения семантической синестезии в языке, рассматривает метафору как родовое понятие синестезии, исследует синестетические переносы в поэтических
текстах И. А. Бунина и приводит их классификацию: 1) по степени выразительности; 2) по уровню реализации (слово, словосочетание, предложение, отрывок); 3) с учетом типа совмещенных представлений; 4) по количеству членов цепочки. Затем представлен анализ синестетических переносов в прозаических текстах, чего нельзя не учитывать. Итогом работы стал анализ семантических синестезий в рассказе «Руся» (Житков 1999г), что интересно.
В 1999 г. появилась также книга И.П. Карпова «Проза Ивана Бунина». Автор предпринял, по его словам, попытку «раскрыть одну из важнейших проблем теории литературы - проблему автора - путем проникновения в смысловое и стилистическое пространство прозаических произведений И.А. Бунина» (Карпов 1999:3). Он рассматривает сущность и структурные основы авторства, анализирует его доминантные черты на примере творчества Бунина 1887-1953 гг. Книга обращена к вопросам теории текста, к развертыванию позиции автора в исследованных произведениях.
И.П. Карпов рассматривает единицу текста — высказывание - и характеризует запах как один из его актантов (где актанты указывают на обонятельное, осязательное рецепторное восприятие, а в скрытой форме восприятие зрением) в бунинской стилистике, при этом смысловой доминантой высказывания признается указание на запах, именование запаха (Карпов 1999:210). Автор отмечает, что у И.А. Бунина запах «нельзя описать, выразить в слове: на запах нельзя указать как на вещь, как на самостоятельно существующий предмет» (Карпов 1999:210). Таким образом, как и многие исследователи, И.П. Карпов связывает, представляется нам, запах с явлением синестезии, во взаимопроникновении актантов высказывания видит отражение синкретизма рецепторного восприятия (Карпов 1999:211). И.П. Карпов осознает отношение запах - предмет, воспринимаемый зрением. В развернутом описании предметного мира он видит основу объективации всех типов, с чем следует согласиться (Карпов 1999:209-220).
К 130-летию со дня рождения писателя в журнале «Литература в школе»
появляются две методические статьи, в которых рассматривается сюжетообразующая роль запаха.
Статья Л.И. Зарубиной «Если писать о разорении, то я хотел бы выразить только его поэтичность» - это методическая разработка урока литературы по рассказу И.А. Бунина «Антоновские яблоки» для XI класса. На четвертом этапе анализа автор статьи предлагает обратить внимание школьников на «душистый» язык рассказа, приводит к мысли, что непосредственно запахом плодов осеннего сада навеян рассказ, причем «запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести» - это ключевая фраза произведения (Зарубина 2002:32-36). Как видим, аспект "Запах" находится в поле зрения всех типов исследований текстов И.А. Бунина и различных по фоновым знаниям читателей.
Н.А. Полякова в статье «О художественном своеобразии прозы И. Бунина» на примере рассказа «Антоновские яблоки» показывает, что рассказ-воспоминание представляет некий комплекс физических ощущений, «окружающий мир воспринимается всеми органами человеческих чувств: зрением, слухом, осязанием, обонянием, вкусом» (Полякова 2002:37). Одним из главных образов-лейтмотивов является в произведении, по мнению Н.А. Поляковой, образ запаха, сопровождающий все повествование от начала до конца, но, помимо главного, здесь присутствуют и другие. Автор делает справедливый вывод: «Особая роль образа запаха в сюжете произведения обусловлена еще и тем, что с течением времени характер запахов меняется от тонких, едва уловимых гармоничных природных ароматов в первой и второй частях рассказа - к резким, неприятным запахам, кажущимся каким-то диссонансом в окружающем мире, во второй, третьей и четвертой его частях. Меняются запахи — меняется сама жизнь, ее основы. Смена исторических укладов показывается Буниным как смена личных ощущений героя, смена мировосприятия» (Полякова 2002:37-39).
О.Г. Бетина в докладе «Симфония запахов в произведениях И.А. Бунина» отмечает способность писателя различать тонкие оттенки запахов,
рассматривая частеречную принадлежность одорической лексики, выделяет глаголы {чувствовать, пахнуть, нюхать, волновать и т.д.), называет существительные вонь, гарь, чад, дым и свежесть периферийными, по сравнению с лексемами аромат и запах, среди прилагательных рассматривает две группы: запахосодержащие (душистый, пахнущий, ароматический, удушливый и т.д.) и запахоопределительные (густой, лекарственный, человеческий, крестьянский и др.). Говоря о разнообразии бунинских ароматов, исследователь считает, что можно выделить 15 типов запахов, связанных с человеком, хотя классификацию не приводит, но выделяет две группы запахов человека: мужские и женские, которые и рассматривает. «Сквозь призму понимания писателем различных запахов складывается особое восприятие их и не только в его произведениях, но и мира запахов вообще... Бунин не только расширил рамки классификации пахучих веществ, но и показал, как влияют запахи на человека» (Бетина 2006). Исследование связано с антропоцентрической парадигмой рассмотрения текста, что актуально, при этом и тендерный фактор оказывается затронутым.
О.А. Селеменева обращается к синтаксису и рассматривает структурные схемы безличных предложений со значением состояния природы (окружающей среды) в произведениях И.А. Бунина, их компонентный состав и речевую реализацию. По источнику получения информации о состоянии природы исследователь выделяет несколько разновидностей, среди которых к отдельному типу отнесены состояния природы, определяемые на основе обоняния. В ходе анализа языкового материала, извлеченного из произведений И.А. Бунина, автором было выделено 6 структурных схем безличных предложений, маркирующих "синтаксический концепт" «состояние природы (окружающей среды)» (Селеменева 2006:349-356). На наш взгляд, это исследование последовательно продолжает идеи статьи Н.Н. Арват (см. выше), дополняя и расширяя материал.
Таким образом, изучение лексики чувственного восприятия запаха в прозе и лирике И.А. Бунина отражено в основном фрагментарными
исследованиями частных вопросов, причем как в литературоведении, так и в лингвистике. На данном этапе одорическая лексика не была рассмотрена в аспекте номинации и предикации, не установлены особенности функционирования единиц в текстовых конструкциях, практически не изучена художественно-стилистическая роль одорической лексики в идиостиле И.А. Бунина, сюжетообразующая функция одорической лексики не рассматривалась ни на каком другом материале. Это позволяет нам надеяться на то, что данная работа восполнит имеющиеся лакуны.
3. О СТРУКТУРЕ ПРОСТРАНСТВА ОДОРИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ И ЕЕ НАУЧНОМ ПРЕДСТАВЛЕНИИ
В последнее время появилось немало работ, посвященных изучению и характеристике структуры ЛСП «Запах» в русском языке. Одни исследования анализируют указанную лексику в узусе, на материалах словарей русского языка (например: Е.В. Гейко 1999, В.В. Лещенко 1990, Н.С. Павлова 2006, В.П. Сидельников 1982), другие рассматривают организацию поля «Запах» в сопоставлении русского с иностранными языками или только на материале какого-либо иностранного языка (например: И.А. Котенева 2006, Сунь Хуэйцзе 2001 и др.). Отдельные работы, как мы отметили, вычерчивают контуры ЛСП «Запах» по материалам исследования лексики произведений определенного писателя: М.А. Шолохов - А.В. Дроботун 2006, С. Есенин - О.С. Жаркова 2006, И.А. Бунин - А.В. Житков 1999, К.Г. Паустовский - Л.С. Пастухова 1987, М.А. Булгаков - Е.В. Свинцицкая 2004, Патрик Зюскинд - Ханс Д. Риндисбахер 2000 и т.д.
Задачи нашего исследования предполагают анализ смежных проблем, поэтому рассмотрим результаты научных достижений отечественных лингвистов с точки зрения оценки принципов структурирования пространства одорической лексики.
Описывая смысловой тип пропозиции и его манифестацию в современной русской речи, Е.В. Гейко приводит типы манифестантов: а) глаголы с семантической презумпцией восприятия запаха и б) имена существительные категориальной (параметрической) группы «Запах»; предлагает схему полевого устройства этих имен существительных (Гейко 19996:50,57).
Первый - глаголы с семантической презумпцией восприятия запаха -показывает пять типов предикатной семантики, обслуживающих ситуацию восприятия запаха: 1) глаголы со значением процесса восприятия запаха - так называемые глаголы обоняния; 2) глаголы со значением «издавать запах»; 3) глаголы бытийно-посессивной семантики; 4) глаголы со значением движения и
положения запаха в пространстве; 5) глаголы со значением воздействия запаха на окружающих / окружающее.
Второй - имена существительные категориальной (параметрической) группы «Запах» - располагает имена существительные на основе идентифицирующего значения - семы 'запах', учитываемой по мере нарастания количества дифференцирующих признаков, и показывает структуру лексико-семантической группы (ЛСГ) «Запах»: запах; + дых, дух; + аромат; - вонь, + благоухание; - духан, запахан, смрад, зловоние, вонища; - амбре, перегар, собачина, псина, запашок, дугиок, + фимиам, букет, волна, настой, дыхание (Гейко 1999). Прилагательные одорической семантики в работе не рассмотрены, а взаимосвязь двух вышеобозначенных схем для языка не очень ясно показана.
На наш взгляд, подробного рассмотрения заслуживает работа Н.С. Павловой, которая, исследуя лексику с семой 'запах' в языке, речи / тексте, устанавливает строение Л СП «Запах» как фрагмента русской ЯКМ.
Основу структурирования в данном исследовании составляет учет роли статуса семы 'запах' в составе семантической структуры слова. Ядром поля считается ЛСГ существительных-одоронимов с общей гиперсемой (категориально-лексическая сема-КЛС в терминологии Н.С. Павловой) 'запах' {амбре, аромат, благоухание, вонь, вонища, дух, душок, запах, запашок, затхлость, зловоние, перегар, псина, смрад, собачина, тухлинка, тухлятина, букет). Подполе, по выводам ученого, образовано двумя составляющими: «Восприятие запаха» и «Запах-свойство».
В ядерной части подполя «Восприятия запаха» исследователь располагает глаголы восприятия запаха, к ним примыкают парадигмы глаголов распознавания по запаху и существительных, называющих процессы, связанные с обонянием; периферийной составляющей признается группа глаголов общей перцептивной семантики {нюхать, обонять, понюхать, перенюхать и др.).
В ядро подполя «Запах-свойство» включаются ЛСГ глаголов проявления запаха (пахнуть, разить, благоухать и т.д.) и ЛСГ прилагательных-одоронимов (ароматный, душистый, смрадный, зловонный и т.д.).
В приядерной части ЛСП располагаются парадигмы глаголов, существительных и прилагательных, в значениях которых сема 'запах' имеет дифференциальный или лимитирующий характер: глаголы распознавания по запаху (разнюхать, расчуять, причуять, дегустировать); существительные, обозначающие процессы восприятия (дегустация); свойства и явления, связанные с обонянием (идиосинкразия, галлюцинация); глаголы проявления свойства (испустить, изливать, источаться, наплыть и Др.); глаголы обладания запахом (отдавать, отзывать); глаголы распространения запаха (навонять, накурить); глаголы пропитывания объекта (пропитать, продушить и др.); глаголы покрытия одного объекта другим (пахнуть, обдать); прилагательные, характеризующие запах (тяжелый, медовый, сладкий, приторный, смолянистый и др.); существительные, называющие соответствующие натурфакты (растения: гардения, облепиха, полынь; животные: скунс; вещества природного происхождения: мускус, амбра, бальзам, смолка) и артефакты (гелий, курение, соляная кислота).
К периферии поля причисляются Н.С. Павловой группы лексических единиц, в семантике которых 'запах' является потенциальным компонентом: глаголы общей перцептивной семантики (чувствовать, слышать, ощущать, воспринимать, уловить); глаголы распространения (распространять, разлить, напоить, идти и др.); слова с развитым ассоциативным компонентом -существительные, выявленные по материалам «Русского ассоциативного словаря» и иллюстративным частям словарных статей толковых словарей (мед, пряник, бензин, дым, йод, хлеб, сосна, тайга и др.) (Н.С. Павлова 2006; ср. подход Т.В. Симашко-Т.В. Симашко 1998).
Мы полагаем, что структура ЛСП «Запах», представленная Н.С. Павловой, соответствует ЯКМ русского человека, но мы не совсем согласны с
объемом лексического состава, а наше исследование позволяет сделать некоторые уточнения объема лексики (см. глава 2. 1).
Сунь Хуэйцзе производит сравнительное исследование и рассматривает принципы номинативного структурирования семантического поля на материале русского и китайского языков. Система поля «Запах», по мнению исследователя, двухъярусная, включающая лексический и синтаксический уровни. «Семантическое поле «Запах» членится на микрополя по семантическим параметрам «оценка», «степень интенсивности», «движение / отсутствие движения», «абстрактность / конкретность»; поле включает также и ряд семантически неотмеченных единиц» (Сунь Хуэйцзе 2001а:5). Автор сравнивает по каждому параметру языковые средства двух языков, не оставляет без внимания средства вторичной номинации и рассматривает синтаксические средства анализируемого поля, то есть устройство структурно-семантических типов предложений с информацией о запахе (Сунь Хуэйцзе 2001).
Мы не отрицаем важности рассмотрения употребления слова в составе той или иной конструкции, так как синтагматические связи единиц проясняют семантическое наполнение, уточняют характер коннотаций, ассоциации и другую текстовую информацию, связанную с реализацией идейно-художественных задач автора.
И.А. Котенева изучает лексические и семантико-синтаксические средства номинации запаха французского языка и делает вывод, что «номинация запаха во французском языке осуществляется преимущественно в границах более одного слова» (Котенева 2006а:6), что следует учитывать, например, при переводах текстов на другие языки.
Мы считаем, что подходы к изучению одорической лексики, обозначенные в этих работах, не могут быть прямолинейно использованы при исследовании индивидуально-авторских словоупотреблений.
Представляет интерес для нашего исследования то, какие подходы были использованы в изучении лексики ЛСП «Запах» в текстах некоторых писателей.
Исследователь Ханс Д. Риндисбахер в своей статье «Моделирование значений в романе Патрика Зюскинда «Парфюмер»» выражает мнение, что «семантического поля запахов не существует». При этом ученый рассматривает некоторые метафорические модели, по его мнению, наиболее полно описывающие обонятельные феномены (Ханс Д. Риндисбахер 2000). Позволим себе не согласиться с мнением Ханса Д. Риндисбахера, тем более, что далее, словно противореча самому себе, он отмечает: «Весь «Парфюмер» представляет собой сокровищницу обонятельных образов, растения и цветы, охота, животное чутье, тела, запахи тела, воспоминания, массовая оргия, и, разумеется, парфюмерия - все это семантические поля, непосредственно связанные с этим способом чувственного восприятия» (Ханс Д. Риндисбахер 2000).
А.В. Житков рассматривает особенности организации функцианально-семантического поля восприятия запаха в произведениях И.А. Бунина. Исследователь классифицирует одорическую лексику по частеречному признаку, отмечает «смещенность» семантики функционально-семантического поля восприятия (ФСПВ) запаха с глагола в объектную строну и на этом останавливается, уделяя большее внимание явлению синестезии одорической лексики. На наш взгляд, такой подход можно использовать в исследовании лексики с семантикой «запах» на общеязыковом материале, что уже было сделано в диссертационном исследовании В.П. Сидельникова (В.П. Сидельников 1982). Но этот подход не позволяет выявить индивидуально-авторские особенности использования обозначенной лексики (А.В. Житков 1999г).
Так, например, А.В. Житков считает, что в узусе лексема запах - родовое понятие, остальные существительные являются носителями видового понятия: + аромат, благоухание, благовоние, - вонь, зловоние, смрад, запашок (Житков 1999г:30). Исследователь отмечает, что одорическая семантика в произведениях И.А. Бунина может быть выражена следующими существительными: запах, благоухание, благовоние, аромат, дух (Житков
1999г:57). Мы согласны с этим перечнем, но считаем, что его можно продолжить, что и показал наш анализ. Например, без внимания исследователя остались почти все лексемы, называющие конкретный тип запаха (угар, затхлость, фимиам и т.д.), слова с яркой потенциальной семой 'запах' (духи, одеколон, газ...), соматизмы (нюх, обоняние...) и др. Такой подход также не позволяет исследователю отметить индивидуально-авторские коннотации лексем.
Е.В. Свинцицкая в диссертационной работе «Реализация художественно-
эстетического потенциала лексики восприятия в романах М.А. Булгакова» так
описывает структуру авторского микроноля «Запах»: «Центром авторского
поля «Запах» выступают наиболее частотные, функционально значимые
существительное запах и его производные, а также слова — носители видового
понятия «приятный запах» (аромат, душистый) <...> Околоядерная зона
включает в себя лексему потянуть... В состав периферии входят такие
лексемы, которые ограничены так или иначе в своем употреблении (прежде
всего стилистически маркированы), а также лексемы, нерегулярно
употребляющиеся в этой функции (смрад, бить, идти и др.)» (Свинцицкая
2004:14). Такой подход, по нашему мнению, позволяет отразить
индивидуально-авторское мировосприятие. Парадигматические,
синтагматические и функционально-семантические характеристики микрополя также отражают идиостилистические особенности автора.
Исследуя лексику обоняния в языке художественной прозы М.А. Шолохова, А.В. Дроботун опирается на когнитивный подход, «который позволяет вычленить лексику обоняния, или одорическую лексику, как комплексный междисциплинарный объект изучения» (Дроботун 2006а:8). Исследователь учитывает сенсорно-ментальный, психосоциальный, социоэтический, историко-художественный и другие аспекты. Такой подход оправдан вниманием к феномену авторского мировосприятия и позволил «выразить все многоцветье, всю сложную гамму ароматов природы и домашности в казачьем этническом восприятии» (Дроботун 2006а:21).
Эти и некоторые другие работы привели нас к необходимости выработать собственный подход в исследовании лексики с семантикой «запах», который бы отражал индивидуальную языковую картину мира И.А. Бунина. По нашему мнению, таким подходом может стать описание словообразовательных гнезд с одорической семантикой, так как это позволит выделить индивидуально-авторское наполнение данных образований, особенности семантики лексем по сравнению с узусом и даст возможность выявить «палитру» запахов И.А. Бунина.
Сначала следует рассмотреть лексемы с корнем -пах-, так как они являются носителями родового понятия. Затем считаем нужным рассмотреть лексемы с общевидовым значением корня «запаха» {-аромат-, -безуха-, -благоуха-, -вон-, -дух- (-душ- / -дых- / -дыьи- / -дох-), -смрад-, -смерд-), номинации, значение корня которых называет определенный тип запаха.{-гор-(-гар-), -гни- (-гнеу- / -гна-), -затхл-, -тухл-, -мёд- (-мед-), -пал-, -пре-, -пёс-(-ПС-), -фимиам-, -чад-), затем словообразовательные гнезда, в значении корня членов которых есть яркая потенциальная сема 'запах' (-газ-, -дым-, -кад-(-кажд-), -кур-, -одеколон-, -дух- (-душ-) (духи)), а также словообразовательные гнезда, значение корня которых называет соматические процессы, в результате которых ощущается запах {-нюх-, -обоня-, -чу- (-чув-)). Это позволит нам представить единицы идиолекта автора с одорической семантикой не только как члены парадигматических объединений, каковыми являются ЛСП, ЛСГ, ТТГ и т.д., но и как члены эпидигматических объединений.
Значимость каждой языковой единицы определяется ее парадигматическими и синтагматическими связями, которые формируют системные отношения в языке. Вместе с тем совершенно справедливо мнение Д.Н. Шмелева, который ввел понятие трех измерений лексики - парадигматика, синтагматика и эпидигматика (Шмелев 1973:183-234).
Мы исходим из того, что в основе строения каждого текста, каким бы неповторимым он ни был, лежит повтор, проявляющийся как повтор конкретных единиц, синонимический, местоименный, что связано с наличием у
слов общих сем (включая местоимения, которые становятся в своей дейктической функции носителями этой же семантики). Эпидигматические ряды свидетельствуют о наличии таких повторов через корень - главную семантическую составляющую структуры слова. Учет синтагматических связей позволит выявить ассоциативно-смысловое наполнение слов с одорической семантикой в произведениях автора.
Таким образом, в нашей работе учитываются все три плана рассмотрения единиц языка в текстах И.А. Бунина - синтагматика, парадигматика и эпидигматика.
Синтагматика - один из двух аспектов исследования языка (в противоположность парадигматике), предполагающий изучение сочетаемости языковых единиц на основе семантических и грамматических свойств в составе словосочетания или предложения. Различение двух этих аспектов исследования отражает различие между двумя формами существования (функционирования) языковых единиц - в системе (языке) и в тексте (речи). В синтагматике единицы языка рассматриваются не как равноправные и взаимозаменяемые, а как позиционно упорядоченные. Парадигматика рассматривает отношение между элементами как противопоставление по ассоциации, а синтагматика -отношение контраста языковых единиц в их линейных связях. В синтагматике элементы группируются на основе интегрального компонента значения и разграничены па основе дифференциальных компонентов значения. Различимость единиц в парадигматике имеет абсолютный характер, в синтагматике - относительный: в одних позициях единицы различаются, в других - частично или полностью совпадают. В синтагматике рассматриваются единицы не только плана выражения, по и плана содержания.
Эпидигматика изучает структуру лексического значения. «В обычном (непоэтическом) тексте эпидигматические связи проявляются прежде всего на уровне морфосемантичсской структуры. Наиболее часты случаи повтора морфемы - как частный случай повтора, фиксирующего онтологическое единство текста» (Гиндин 1971:114-135). Это подтверждают различные
исследователи: «Появление в отрывке, освещающем одну тему, слов из соответствующей тематической области, в том числе слов-эпидигматов, естественно. Его можно интерпретировать как пассивную регистрацию в тексте эпидигматической системности лексики, отражающей исходные генетические (родственные) связи слов, застывшие в их морфемной структуре. В лексической системе они формируют гнезда родственных слов» (Голев 1990:54).
При словоцентрическом исследовании исходным является слово как номинативная единица и как элемент лексико-семантической системы языка. Главной целью изучения слова в этом случае является всесторонний анализ его вещественного значения, проводимый в трех структурных измерениях полнозначного слова, т.е. парадигматике, эпидигматике и синтагматике.
При таком подходе семантика слова определяется не только способностью обозначать те или иные явления внеязыковой действительности, но и отношениями данного слова с другими лексико-семантическими классами языковых единиц (омонимами, синонимами, антонимами, гипонимами, паронимами), особенностями их сочетаемости и словообразовательными связями. Данный способ описания и подачи лексического материала, на наш взгляд, вполне соответствует современным принципам анализа языка.
Лексемы с родовым значением «запах» как предикатная лексика средство, формирующее представление о языковой личности автора
Методом сплошной выборки, с применением компьютера, в прозе и лирике И.А. Бунина было выявлено 720 словоформ с корнем -пах-. Из них: 293
- это формы существительного запах, 358 - это разнообразные формы глаголов пахнуть, запахнуть, пропахнуть, 67 - это формы прилагательных пахучий, пряно-пахучий, сладко-пахучий, литургически-пахучий и благородно-пахучий и 2
- наречие пахуче. Как показал анализ фактического материала, лексемы с корнем -пах- наиболее частотны, выступают в роли родового понятия, по отношению к которому все остальные лексемы исследуемого ЛСП являются видовыми.
Приведем структуру узуального гнезда с корнем -пах-:
Пахнуть, пах И, см. пах І; пах-уч(ий), пахуч-е; пахуч-есть; пахуч-к-а; запахнуть, запах, запаш-6к; по-пах-ива-ть; при-пах-ива-ть II припахивать І см. пахать І, припахива-Hiij-e II припахивание І см. пахать І; про-пахнуть. (ССРЯТ).
Нами замечено отсутствие в словаре писателя таких слов, как пахучесть, пахучка и запашок, попахивать, припахивать, припахивание, а глагол пропахнуть употреблен только 4 раза. Существительное пахучесть называет отвлеченное понятие, номинируя «наличие в чем-п. сильного запаха» (ТСУ), прозе и поэзии И.А. Бунина, напротив, свойственна точность, можно сказать, детальность изображаемого. См.: «Пахучка ж. растен. Душистый, ягодный, восковой вереск. Myristica clinopodium; \ Asperula odorata, марена и \ Calamintha clinopodium, полевые василечки, малая душица, шаружник, матерник, постельница» (ТСД). В прозе и лирике писателя немало названий растений, из вышеперечисленных в статье ТСД автор использует название душица.
Обратимся к словарным значениям отсутствующих глаголов и существительного запашок. «ЗАПАШОК, м. (разг. фам.). Слабый дурной, гнилой запах». «ПОПАХИВАТЬ, несов., чем и без доп. (разг.). Пахнуть слегка, издавать легкий запах (преимущ. дурной)». «ПРИПАХИВАТЬ, несов. (разг.) 1. чем. Слегка издавать какой-нибудь запах. 2. без доп. Об испорченных продуктах - издавать гнилостный запах». «ПРОПАХНУТЬ, сов. (к пропахивать) 1. чем. Пропитаться запахом, вобрать в себя запах чего-нибудь. 2. Испортившись, протухнув, начать издавать зловоние (разг.)» (ТСУ).
Отметим, что в семантике этих слов изначально присутствует пейоративная оценочная сема - сигнал негативного отношения, неодобрения. Чтобы выяснить причину отсутствия этих лексем в текстах писателя, обратимся к разбору значений зафиксированных, учитывая реализованные в текстах писателя валентности слов / ЛСВ.
К наиболее частотным в текстах И.А. Бунина синтагматическим связям единиц ЛСП «Запах» с корнем -пах- можно отнести типичные, те, которые наблюдаются в синтагмах со словами, обозначающими
- запахи природы: Было по-осеннему тепло, пахло осенним садом, ночь была торжественна, бесстрастна и благостна... («Таня»)
- запахи человеческого быта: Утром, когда я вышел в коридор, в нем было солнечно, душно, из уборных пахло мылом, одеколоном и всем, чем пахнет людный вагон утром («Кавказ»)/
- запахи мест богослужения и предметов религии: Пахло сладким чадом, огоньки трепетали, лик образа древне глядел из-за них в пустом кружке серебряного оклада («Баллада») и др.
Особо выделим связь единиц этого микрополя со словами положительной оценочной коннотации: В синем море неба островами стоят кое-где белые прекрасные облака, теплый ветер с поля несет сладкий запах цветущей ржи («Часовня»).
Лексическое значение состоит из ядра (обыденного и / или научного понятия) и периферии (коннотаций и потенций). Коннотации, как установлено, имеют выраженную «национальную специфику», составляют часть прагматики слова и обнаруживаются в переносных значениях, «семантических областях действия одних единиц относительно других» (Апресян 1995 2:163).
В приведенном контексте такие слова, как прекрасный, теплый, сладкий, содержат дополнительные эмоционально-оценочные компоненты значения, являющиеся национально-культурными компонентами семантики слова. Это созначения — положительная оценка, одобрение. Слова, вступающие с ними в парадигматические отношения, также получают положительную оценку, т.к. первые несут значение признака, характеристики.
Лексемы, значение корня которых указывает на конкретный тип запаха, в индивидуальной системе словоупотреблений И.А. Бунина
В значении «Гибнуть в пожаре» глагол гореть встречается в 5 контекстах и называет только действие, без характеристик запаха, цвета: Да такая оказия: третий раз горю дотла! («Сила»).
Глагол гореть в 5, 6 и 7 значениях присутствует в прозе и лирике И.А. Бунина, по сема запах в 100 выделенных контекстах не проявляется: Бредит, весь огнем горит («Лапти»). Особенно ярко в 6 и 7 значениях проявляется цветовое восприятие предметов: Льется, горит купорос, / Сине-лиловый, за бортом... («Спутница»); Так ярко звезд горит узор, / Так ясно Млечный Путь струится, / Что занесенный снегом двор / Весь и блестит и фосфорится («Мороз»).
Контекстов с глаголом гореть в 9 значении в исследуемом материале не выделено, а 10 и 11, как и фразеологизмы, не имеют ПС запах : Темные глаза горели нечеловеческим страданием и вместе с тем каким-то свирепым восторгом («Безумный художник»).
Таким образом, глагол гореть в прозе и лирике И.А. Бунина за редким исключением не сообщает о наличии ольфакторных впечатлений, возбуждаемых писателем в тексте.
«ГАРЬ, и, мн. нет, ж. 1. Горелое. 2. Выжженное место, пожарище в лесу (обл.)» (ТСУ). В выделенных контекстах лексема гарь употребляется в первом значении и обладает ЛС запах (лимитирующая семантика является «той частью значения, которая отражает чувственно-наглядные представления об именуемой реалии» (Михайлова 1998:109)), на что указывают синтагматические связи этого существительного с глаголами проявления качества, воспринимаемого органами осязания (3), и существительного запах (5): Машенька скинула ноги с ларя и побелсала в зал: там уже пахло гарью от упавшей свечи («Баллада»).
В исследованном материале нами выявлено 2 контекста с прилагательным горелый: В ней горела керосиновая лампа, свисавшая с потолка на почерневшей железной цепи, пахло топкой и горелым салом, — старуха развела на очаге огонь, разогрела прокисшее рагу и жарила для гостя яичницу, пока он ел холодные бобы, политые уксусом и зеленым оливковым маслом («Ночлег»). Горелый характеризует квалификатор запаха и вносит новый оттенок, обладая ПС запах : «ГОРЕЛЫЙ, ая, ое. 1. Носящий на себе следы пламени, пребывания в огне, обожженный, попорченный, но не уничтоженный окончательно огнем или жаром. 2. Истлевший, сопрелый (спец.)» (ТСУ). Во втором употреблении она не проявляется и остается потенциальной: Воробьи осыпали горелую, голую лозинку на плотине сплошным треском, вечерним, уютным («Князь во князьях»).
Словарное толкование лексемы огарок не манифестирует сему запах : «ОГАРОК, рка, м. 1. Остаток недогоревшей свечи. 2. Подросток-хулиган, безнравственный мальчишка (простореч. презрит., бран.)» (ТСУ). Однако эта семантика обладает яркой имплицитной семой, связанной с фоновыми знаниями читателей. Нами выявлено 13 контекстов с лексемой огарок, в которых автор не сообщает об обонятельных впечатлениях: Купается и кучер князя, Николай, в той избе, где стоит жеребец: приносит туда два ведра, ставит на лавку зажженный огарок («Новые всходы»). Но в текстовых употреблениях И.А. Бунин различает, придавая этому художествепно-стилисгическое значение, стеариновые («СТЕАРИН, а, мн. нет, м. (от греч. stear - жир ). Белое вещество, представляющее собой продукт химической обработки сала и жиров известью или серной кислотой, идущее на изготовление свечей» - ТСУ), сальные («САЛО, а, мн. нет, ср. 2. Вытопленный из жира животных продукт, идущий в пищу и на технические надобности» -ТСУ), восковые («ВОСК, а, мн. нет, м. Пластическое вещество, из которого сделаны пчелиные соты» - ТСУ) огарки, которые при горении имеют различный запах, хотя это не эксплицировано лексически.
. Предметно-вещественный мир произведений И.А. Бунина с точки зрения ольфакторного восприятия
Непосредственно к тематической группе номинаций еды примыкает группа номинаций напитков, которая, в свою очередь, делится на две большие подгруппы:
а) наименования безалкогольных напитков (28%),
б) наименования алкогольных напитков (72%).
1.2.1. Первая подгруппа - наименования безалкогольных напитков.
Она представлена в основном лексемами чай, кофе и некоторыми другими. Первые частотные: чай - 95, кофе - 110, но также имеются контексты, в которых эти напитки не называются, но через обрисовываемую ситуацию присутствуют имплицитно, формируя представление о чаепитии или трапезе с кофе.
«ЧАЙ, я (ю), мн. и, м. 3. (мн. в том же знач. - просторен.) напиток, настоянный на таких листьях» (ТСУ). Так, в словарной статье указано наличие в ЛЗ ЛС запах через характерный глагол настоять - «Приготовить какую-нибудь настойку или настой из чего-нибудь» (ТСУ). В семантике глагола есть сема конденсировать , который вызывает ольфакторные рефлексы и одорические ассоциации: ...улан пил из толстого стакана в серебряном подстаканнике крепкий чай со сливками, придерживая в стакане широким пальцем тонкое и длинное, витое стебло круглой золотой старинной ло.тюечки... («Натали»). В словосочетании крепкий чай со сливкалш два определения, оптимизирующие воздействие семы запах ; первое характеризует консистенцию чая («КРЕПКИЙ 5. Насыщенный, сгущенный» - ТСУ), сема конденсировать , второе называет еще один продукт, имеющий нежный молочный запах, - сливки («1. Густой жирный молочный продукт, образующийся в верхнем слое отстоявшегося молока или отделяемый от молока сепаратором» - ТСУ).
Запах чая у И.А. Бунина различный, что и в наивной КМ объяснимо свойствами вещества: он зависит от его сорта или специальных добавок. Так, у И.А. Бунина находим: Потом снял с самовара закопченный чайник, налил стакан чаю, крепко пахнущего распаренным веником («Деревня»). И: Тут, сидя под лестнщей за столиком, они беседовали, резали житный хлеб, чистили тарань и заваривали фруктовый чай в жестяном чайнике совсем как простые, одинакового ранга люди («Архивное дело»).
«КОФЕ, нескл., м. 1. Зерна тропического растения - кофейного дерева. 2. Напиток, приготовляемый из эгих зерен, изжаренных и размолотых» (ТСУ). Например: И она э/садно стала пить горячий кофе, поглядывал на эти высокие, таинственно закрытые двери («К роду отцов своих»).
Автор рассчитывает на имеющийся у читателя опыт знакомства с ароматами. Так, запах кофе, особенно если его варят, узнаваем. Поэтому лексема кофе вызывает ряд ассоциаций: вид (в зернах, молотый, напиток), ощущение вкуса и запаха. «Смысл слова... представляет собой совокупность всех психологических факторов, возникающих в нашем сознании благодаря слову» (Выготский 2000: 498).
Производная лексема кофейник в контекстах также связана с запахом кофе: ...я ел ломоть за ломтем черный хлеб с маслом и все подливал себе из горячего серебряного кофейника... («Натали»). Здесь присутствие запаха кофе осознается благодаря словосочетанию горячий кофейник. «КОФЕЙНИК, а, м. Сосуд для варки кофе» (ТСУ). Прилагательное горячий («1. Имеющий высокую температуру» - ТСУ) подчеркивает сему запаха , которая содержится в семантике существительного как не основная, но это слово именует предмет, в котором готовят и варят кофе.
Рассматривая в текстах случаи употребления слова кофе, необходимо упомянуть еще один важный момент. Для писателя оказывается важным подчеркнуть не только запах этого напитка: в контексте бунинских текстов образ запаха сложен - он усилен указанием на смесь с чем-либо, наличие спиртосодержащих напитков. Например: За Курском, в вагоне-ресторане, когда после завтрака он пил кофе с коньяком, жена сказала ему... («Руся»). Кофе сам по себе имеет сильный запах, а крепкий алкогольный напиток («КОНЬЯК, а, м. Водка из виноградного сока» - ТСУ) дополняет, оттеняет его своим ароматом, что вновь указывает на сенсибильность авторской картины мира - ее одорического фрагмента. Такие употребления составляют одну шестую всех контекстов с лексемой кофе: ... выпил бутылку шампанского, пил кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигару («Кавказ»). «ШАРТРЕЗ, а, мн. нет, м. Род ароматического ликера» (ТСУ). Обратим внимание, что алкогольные напитки, в данном контексте шартрез, толкуются через общеродовую единицу со значением «запах» - ароматический. Еще один пример такого толкования применен в статьях ликер, глинтвейн, бальзам и др.: «ЛИКЁР, а, м. (фр. liqueur). Крепкий, сладкий, ароматический спиртной напиток» (ТСУ). У И.А. Бунина: Потом подавали Казимиру Станиславовичу рокфор, красное вино, кофе, нарзан, ликеры... («Казимир Станиславович»).
