Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические проблемы имени собственного 14
1.1. Некоторые аспекты развития антропонимики 14
1.1.1. Исторические предпосылки развития антропонимики 15
1.1.2. Проблема семантики имени собственного 18
1.2. Антропоним в художественном пространстве текста 31
1.2.1. О терминах «литературная ономастика» и «поэтическая ономастика» 33
1.2.2. Классификация поэтонимов в литературном тексте 39
1.2.3.Функции антропонимов в художественном тексте 45
Выводы 57
Глава II. Структурные особенности антропонимов в произведениях Д. Хармса 60
1. Типы антропонимических моделей 60
2. Структурные трансформации антропонимов 86
3. Фонетико-графическое оформление антропонимов 91
Выводы 113
Глава III. Функционально-семантическая характеристика антропонимов в произведениях Д. Хармса 116
1. Своеобразие идиостиля Д. Хармса в рамках поэтики ОБЭРИУ и литературы абсурда 117
2. Особенности семантики антропонимов в художественном пространстве Д. Хармса 130
3. Антропонимы как выразительные средства художественного текста 150
3.1. Повтор 152
3.2.Каламбур 158
Выводы 163
Заключение 165
Список использованных источников и литературы
- Проблема семантики имени собственного
- Классификация поэтонимов в литературном тексте
- Структурные трансформации антропонимов
- Антропонимы как выразительные средства художественного текста
Введение к работе
В современной лингвистической науке достаточно четко прослеживается приоритет личностного начала, обусловленный ее общей антропоцентрической направленностью. В этой связи Ю. Н. Караулов, работы которого оказали большое влияние на развитие антропоцентрического направления, отмечает, что невозможно познать язык сам по себе, «…не обратившись к его творцу, носителю, пользователю – к человеку, к конкретной языковой личности» [Караулов 1987: 7].
При антропоцентрическом подходе возникает необходимость изучения языковой личности автора, которая, на наш взгляд, ярко проявляется в ономастиконе его произведений, так как имя собственное предстает как единица, сознательно отобранная художником для решения определенных творческих задач. Имена собственные служат своеобразными показателями знаний и представлений писателя о мире. Именно они могут быть определены как опорные элементы индивидуально-авторской картины мира, как единицы, репрезентирующие связь художника с культурно-историческим контекстом определенного времени.
Актуальность настоящей работы обусловлена повышенным вниманием современного языкознания к проблемам лингвистики текста в целом и литературной ономастики в частности. Исследованию функционирования имен собственных в художественном тексте посвящены работы Т.В. Бакастовой, В.И. Болотова, В.Д. Бондалетова, Ю.А. Карпенко, В.А. Никонова, Г.А. Силаевой, А.В. Суперанской, О.И. Фоняковой и др.
Необходимо отметить, что антропонимы как единицы языка, связанные с характеристикой человека, его деятельностью, детально изучаются с точки зрения различных аспектов (история отдельных разрядов онимов, их функционирование и т.д.). Одним из ведущих направлений в современной ономастике является исследование имени собственного в художественном тексте. На значимость данной проблематики неоднократно указывали многие ученые [Васильева 2009; Виноградова 2001; Гудков 1999; Калинкин 1999; Ковалев 2004; Кондратьева 1983; Суперанская 2007; Супрун 2000; Чурилина 2001 и др.]. Так, В.Н. Михайлов, отмечая особую роль имен собственных среди речевых средств, формирующих образную систему произведения, полагает, что данная лексическая группа заслуживает специального внимания: «Ономастические категории наиболее специфичны из всех компонентов речевой ткани литературного произведения, так как включают в себя весьма неоднородный материал с точки зрения степени общенародности и семантико-словообразовательной окказиональности избираемых и моделируемых писателем собственных имен» [Михайлов 1976: 67]. Того же мнения придерживается А.В. Суперанская, которая считает, что «имя в литературном произведении играет очень важную роль – ориентира во времени и пространстве» [Суперанская 2007: 30].
Степень насыщенности художественного текста и всего творчества писателя именами собственными может варьироваться от нескольких единиц до нескольких тысяч. В ономастическое пространство входят и производные образования от имен собственных, и контекстуальные имена собственные, и местоименные субституты, и перифразы ближайшего контекста. В художественном мире ономастическая лексика выступает у каждого писателя как особенно заметное, стилистически и семантически маркированное экспрессивное средство, как яркая примета идиостиля.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что впервые представлен системный анализ антропонимии и ее специфики в творчестве писателя-авангардиста Даниила Хармса. Данная работа анализирует функционирование имен собственных в художественном пространстве писателя в различных аспектах (лексическом, структурном, семантическом, стилистическом и др.).
В работе осуществляется классификация ономастических единиц и выявляется структурно-стилистическое своеобразие имен собственных в текстах писателя, анализируются антропонимические модели именования персонажей, определяется роль личного имени в создании художественного образа персонажа. При этом особое внимание уделяется семантической интерпретации собственных имен персонажей, осуществляется сопоставление антропонимов с именами их прототипов.
В настоящем диссертационном исследовании используется комплексный подход к характеристике антропонимической лексики в произведениях Д. Хармса. Данный подход предполагает анализ интересующего нас материала в фонетическом, словообразовательном, семантическом и стилистическом аспектах.
Системное изучение функционирования имени собственного в контексте художественного произведения дает возможность не только полноценно осознать «сложное единство» авторского текста, но и выявить текстовые механизмы, осуществляющие реализацию языка в его эстетической функции.
Имя Даниила Хармса занимает в русской литературе уникальное место. Д. Хармс является самым популярным и широко известным разнообразному кругу читателей писателем-авангардистом XX столетия.
Творчество Даниила Хармса следует рассматривать в рамках эстетической программы литературной группы первой половины XX века ОБЭРИУ, определяемой как поэтика абсурда. Именно явление абсурда как особой категории текста имеет принципиальное значение при раскрытии основной доминанты художественного мира писателя.
Произведения писателя несут на себе печать народной смеховой культуры. В то же время абсурдистские темы и сюжеты, присущие текстам Д. Хармса, содержат огромный потенциал слово- и смыслотворчества.
В настоящее время нет специальных работ, посвященных идиостилю Д. Хармса. Можно отметить лишь нескольких авторов, описывающих отдельные языковые особенности (Е.П. Беренштейн, С.Ю. Данилов, А.А. Кобринский, Е.Н. Остроухова и др.). Поэтому мы анализируем имена собственные, привлекая исследования общетеоретического характера по данной проблеме, например, работы Н.Ф. Алефиренко, Н.В. Васильевой, В.Н. Михайлова, И.Э. Ратниковой, А.В. Суперанской и др.
В связи с этим представляется важным дать обобщающее описание антропонимии Д. Хармса, изучить своеобразие авторской антропонимической системы, закономерности ее функционирования, что позволит представить в целом индивидуально-авторский речевой стиль Д. Хармса.
Теоретической базой исследования послужили работы ученых, внесших неоценимый вклад в теорию ономастики, в лингвистику текста, в литературоведение, в частности труды исследователей, освещающих проблемы разграничения ономастической и апеллятивной лексики (В.И. Болотов, В.Д. Бондалетов, В.В. Виноградов, Н.В. Подольская и др.), вопросы семантики собственного имени (Н.Ф. Алефиренко, Н.В. Васильева, А.В. Суперанская, Л.В. Щерба и др.), особенности функционирования антропонимов в художественном пространстве произведения (С.И. Зинин, В.М. Калинкин, Э.Б. Магазаник, В.И. Супрун и др.).
Цель исследования состоит в выявлении структурно-семантических особенностей имен собственных в произведениях Д. Хармса; в определении роли фонетико-графического оформления антропонимов; в характеристике онимов в составе образных средств; в исследовании индивидуально-авторских особенностей ономастического наполнения художественных текстов писателя.
В соответствии с поставленной целью решаются следующие задачи:
- определить место и роль имени собственного в создании художественного образа персонажа;
- представить анализ функционирования имени собственного в рамках антропонимической системы художественных произведений Д. Хармса;
- дать целостную характеристику антропонимической системы и структуры именника в текстах Д. Хармса, показать антропонимические модели именования персонажей;
- рассмотреть имя собственное как средство, организующее текстовое пространство (в рамках поэтического идиостиля);
- выявить функции имен собственных в художественных текстах Д. Хармса;
- описать фонетико-графические особенности имен собственных, их роль в формировании авторской позиции;
- предложить семантическую интерпретацию имен собственных персонажей;
- описать антропонимические единицы в составе выразительных средств.
Объектом исследования диссертационной работы являются антропонимы, представленные в текстах писателя Д. Хармса. Имена собственные, как известно, занимают значительное место в составе лексики любого языка. Несмотря на то, что антропонимы относятся к именованию людей, именно они считаются чрезвычайно важной и сложной категорией имен, связанной с историей культуры, особенностями психологии людей, с традициями и многим другим. По мнению исследователей (Н.Ф. Алефиренко, Ю.А. Карпенко, Т.Н. Кондратьевой, В.А. Кухаренко, В.Н. Михайлова, А.В. Суперанской, О.И. Фоняковой и др.), каждое имя является важным элементом произведения. Оно вступает в разнообразные связи с остальными словами, становится зависимым от контекста, приобретая особое, «индивидуально-художественное» значение.
Особое внимание уделяется семантико-стилистическим, коммуникативным, эстетическим функциям антропонимов в произведениях Д. Хармса.
Методы исследования. Специфика анализируемого материала и необходимость выполнения поставленных задач обусловили использование следующих методов: дескриптивного, интерпретационного, количественного, обобщения и сопоставления, а также приемов стилистического анализа текста.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Комплексный анализ антропонимических именований в произведениях Д. Хармса дает возможность представить их в виде определенной системы, обладающей рядом закономерностей.
-
В данной системе нашла свое воплощение модель традиционного русского именования.
-
В дискурсе Д. Хармса языковая игра, характерная практически для всех писателей начала XX века, находит свое выражение, прежде всего, в антропонимии.
-
Персонажи в произведениях Д. Хармса подвергаются деструкции, что на лингвистическом уровне проявляется в трансформации их имен собственных (например, происходит изменение звукового облика имени в одном и том же контексте, ср.: Топорышкин > Тапорыжкин, Капуста > Копуста > Компуста и др.).
-
Имена собственные наряду с другими лексемами включаются в рамки «заумного» творчества Д. Хармса. При этом автор оперирует такими видами «зауми», как фонетическая, морфологическая, синтаксическая.
-
Орфографические «сдвиги» в антропонимах не являются простым формальным приемом, игрой со знаком, а представляют собой реализацию авторской поэтической концепции, которая выражается в конструировании алогизмов, десемантизации имен и использовании окказионализмов.
-
Повтор и каламбур играют важную текстообразующую роль в творчестве писателя. Повтор прослеживается на всех уровнях языка (фонетическом, лексическом, морфологическом, синтаксическом, семантическом) и носит, как правило, игровой характер. Каламбур как разновидность языковой игры служит одним из способов реализации намеренной бессмыслицы в текстах Д. Хармса.
-
Системный подход к антропонимии произведений Д. Хармса позволяет выявить специфику выражения авторской идеи, представить антропософскую концепцию писателя (отношение к миру, к человеку), находящую свое воплощение в категории абсурда как антипода рационального, как нарушения коммуникативных постулатов.
Изучение антропонимического мира прозы и поэзии Д. Хармса представляет собой научный интерес как в теоретическом, так и в практическом плане.
Теоретическая значимость исследования определяется тем, что работа вносит вклад в теорию ономастики (в изучение литературных имен собственных), позволяет сделать обоснованные выводы о системном характере и закономерностях функционирования собственных имен как сложной составной части индивидуально-авторской речевой системы писателя.
Практическая значимость заключается в том, что результаты работы могут найти свое применение в преподавании современного русского языка, в курсах стилистики, лингвистического анализа художественного текста, в спецкурсах по ономастике, могут послужить основой для дальнейших исследований в области антропонимики.
Материалом исследования послужили произведения Д. Хармса – прозаические и поэтические тексты, представленные в наиболее полном на сегодняшний день «Собрании сочинений» писателя в трех томах [Хармс 2000, I-III].
В связи с тем, что эмпирическая база исследования представлена текстами Д. Хармса, которым свойствен особый характер словотворчества и игровая манера создания произведений, мы посчитали целесообразным сохранить в примерах авторское написание.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования отражены в докладах и статьях, опубликованных в материалах III Международных Бодуэновских чтений (Казань 2006); V Международной научно-практической конференции «Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории» (Санкт-Петербург 2006); Всероссийской научно-практической конференции «Государственная и муниципальная служба: история и современность (проблемы кадровой политики)» (Казань 2007); Международного научного конгресса «Человек в мире культуры: исследования, прогнозы» (Москва 2007); Международной научной конференции «Языковая семантика и образ мира» (Казань 2008); Международной научной конференции «Проблемы межкультурных коммуникаций в содержании социогуманитарного образования: состояние, тенденции, перспективы» (Казань 2008).
Наиболее значимые результаты диссертации опубликованы в научных журналах, рекомендованных ВАК РФ: «Вестник Вятского государственного гуманитарного университета» (Киров 2008), «Ученые записки Казанского государственного университета» (Казань 2009). Всего по теме диссертации имеется 8 публикаций.
Структура диссертации определена целями и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, включающих в себя параграфы и выводы к главам, заключения, списка использованных источников и научной литературы, а также приложения.
Проблема семантики имени собственного
Исследуя природу антропонимов и их роль в человеческой жизни, нельзя обойти стороной главную проблему, касающуюся значения имени собственного, его лексического наполнения. Вопрос о природе значения имени собственного, его функциях и связи с понятием относится к области философии языка, поэтому издавна этой проблемой занимаются философы-логики, которые оказали и оказывают большое влияние и на лингвистов, семасиологов и ономастов.
Под значением понимаем взаимоотношение имени и смысла, которым оперирует человек в своем сознании, выстраивая определенный образ объекта. Несмотря на непрекращающиеся споры о лексическом значении собственных имен, мнений остается столько же, сколько и спорщиков.
Проблема смысла имени собственного волновала теоретиков еще с древнейших времен, когда лингвисты и философы (Платон, Аристотель, Декарт, Дж. Локк, Т. Гоббс, Рассел и мн. др.) рассуждали о происхождении языка и истинности имен, пригодности последних для именования вещей и людей. Например, в IV в. до н. э. развивается спор по двум теориям происхождения имен «по природе» и «по соглашению» (конвенции). Древнегреческий философ Платон, основоположник античного идеализма (V-IV вв. до н.э.) - приверженец первой теории - утверждал, что слова отражают природу обозначаемых ими предметов и имена тесно связаны с обозначаемыми этими именами вещами, однако в противовес ему Аристотель (IV в. до н.э.) полагал, что от природы нет никакого имени, возникает оно только, когда становится знаком и семантично лишь «по договору».
С приходом рационализма (рубеж XVII-XVIII вв.) спор о происхождении имен «по природе» и «по соглашению» не угасает, а развивается с новой силой. С одной стороны, Готфрид Лейбниц, сторонник теории возникновения названий в результате поиска наилучшего соответствия их обозначаемым объектам, говорил о том, что в мире нет ничего случайного, и слова не так произвольны и случайны, как хотят думать об этом другие. С другой стороны, интересна теория меток английского логика Джона Стюарта Милля, согласно которой имена — названия самих вещей, а не только наших представлений о вещах. Идею имен-меток Милль образно представлял в сравнениях имен с крестиком, которым разбойник в сказке отметил дом Али-Бабы: есть цель - дом-знак, отмеченный крестиком для последующего его узнавания при необходимости, но, несмотря на это, сам по себе этот знак не имеет никакого содержания, ничего относительно этого дома не узнается. Крестик ничего не говорит о свойствах дома, но лишь выделяет его в системе других домов. Таким образом, давая имя, мы ставим метку на идее объекта (не на самом объекте) и, следовательно, встретившись с ней, мы думаем об индивидуальном объекте. Однако, не имея тесной связи с вещью, эта метка не дает возможности узнать об объекте дополнительную информацию, кроме как узнавания имени предмета. Так, имена, по Миллю, имеют денотацию, но не имеют коннотации. Собственные имена не могут быть объяснены, поскольку они - простые метки, приданные индивидам, хотя мы можем сказать и показать, какому индивиду эта особая метка дана [Суперанская 2007: 55-56].
Пристальное внимание на связь имени и понятия, на проблему смысла имени собственного было уделено с развитием семиотики. Согласно идеям сторонников этой науки (И.А. Бодуэн де Куртенэ, Ч. Пирс, Р.И. Павиленис, Фердинанд де Соссюр и др.), имена собственные вызывают определенные концепты в определенных концептуальных системах, соотносят их на межиндивидуальном уровне, тем самым определяя возможность коммуникации носителей языка. В частности, создателя Казанской лингвистической школы И.А. Бодуэна де Куртенэ занимал фоносемантический аспект исследования имени собственного. По его мнению, звуковая материя обладает не только определённой символикой звуков (содержательностью), она создаёт определённый тон, который подчёркивает содержание имени. То, как имя воспринимается на слух и какие при этом вызывает ассоциации, важнее семантики имени, которая в большинстве случаев практически не учитывается [Бодуэн де Куртенэ 1963, 2: 330].
В центре внимания работы Р.И. Павилениса «Проблема смысла» находится концепция, ориентированная на разработку теории смысла как теории построения и функционирования концептуальных систем. Автор начинает поиск ответа на вопрос, имеют ли собственные имена смысл, посредством последовательного рассмотрения различных подходов к этому вопросу и, в частности, с описания теорий Фреге и Рассела. Для первого представителя западной философии имя имеет свой смысл, для второго - это просто символ. Фреге считает, что имена «осуществляют функцию указания благодаря своему смыслу, точнее, если и только если имеется объект, удовлетворяющий смыслу имени: именование всегда предполагает описание объекта, к которому относится имя» [Павиленис 1983: 122-123]. В концепции Рассела, не принявшего объяснения Фреге, собственное имя считается «простым символом, прямо обозначающим индивида, который является его значением и имеет это значение сам по себе, независимо от значений всех других слов» [Там же: 123]. В таком понимании собственные имена наиболее близки к указательным местоимениям, таким, как «этот», «тот», «это», «то» и т. д., употребляющимся для указания объекта, с которым носитель языка «знаком» и с которым он имеет дело при наглядном определении объекта.
Представляется более гибкой позиция Дж. Серля, который считал, что значение собственного имени можно приравнять не к одной дескрипции , а к пучку дескрипций (т.е. значение имени Аристотель можно представить как совокупность дескрипций древнегреческий философ + ученик Платона + учитель Александра + автор «Метафизики» + ...) [Там же: 140].
Рассмотрев концепции различных исследователей (Рассела, Стросона, Сэрла и др.), Павиленис пишет, что имена собственные, являясь средством
Под дескрипцией понимается логическая (языковая) конструкция, представляющая собой описание единичного предмета с помощью общих понятий (выражений) и заменяющая его собственное или нарицательное имя. фиксации определенных соотносимых с объектами концептов, и через них средством указания на них, обладают идеальным с точки зрения прагматики свойством: «Оставаясь нейтральными по отношению к разным концептам, относимым к ним как одним и тем же, так и разными носителями языка, они делают возможной ссылку на обозначаемые ими объекты без того, чтобы в каждом случае их употребления приходить к согласию относительно содержания кодируемых ими концептов, соотносимых с ними разных дескрипций, тем более что фиксирование референта имени во многих случаях является более важным, нежели выражение того способа, которым этот референт мыслится, т. е. выражение смысла, придаваемого имени носителем языка» [Там же: 178].
Классификация поэтонимов в литературном тексте
Совокупность всех антропонимических единиц произведений Хармса образует антропонимическую систему.
В настоящее время известно традиционное деление антропонимических систем разных народов на однословные, двусловные, трехсловные модели именования лица. Эта классификация исходит из официально принятой на сегодняшний день в русском языке модели: имя + фамилия + отчество, однако в речи используются различные однословные или двусловные, а иногда и многочленные модели, отличающиеся от единой, официальной. Тот или иной выбор зависит от сферы общения, параметров коммуникативной ситуации: цели общения, отношения между говорящими, пола, возраста, образования и т.д. В зависимости от сферы употребления - официальной или неофициальной - используются те же самые имена, но уже претерпевшие изменения, например, в них могут быть суффиксы с субъективной оценкой, стяжения, наращения и т.п.
В художественном мире за конкретным персонажем закреплена определенная форма его имени: полная или сокращенная. Однословная модель используется при номинации детей, двусловная модель «имя + отчество» употребляется со значением уважительности, трехсловная модель именования предназначается для номинации уважаемого всеми человека. Необходимо подчеркнуть, что традиции русской литературы связаны с намеренностью подбора писателем социально значимых антропонимов, включая их структуру и модели именования. Например, антропоним Иван Иванович Иванов является характеризующим и без контекстного окружения, а фамильный формант — ский является показателем принадлежности к знатному роду; полная форма отчества и личного имени и трехсловная модель именования создают образ уважаемого человека из высших слоев общества.
В произведениях Д. Хармса нашла свое воплощение система традиционного, реального русского именословия. Как и в реальном именословии, в литературной антропонимии писателя отмечены бытовавшие в России в начале XX века модели, однословного (только личное имя, только фамилия), двусловного (личное имя + отчество, личное имя + фамилия), трехсловного (личное имя + полное отчество + фамилия, личное имя + полуотчество + фамилия) именования.
Рассмотрим конструкции именования персонажей Д. Хармса. Однословная антропонимическая модель Хармсовская однословная антропонимическая модель именования представлена: 1. Личными официальными именами, где наблюдается полная форма употребления (Петр, Иван, Антонина, Мария и др.). Эти антропонимы . являются непроизводными, носят нейтральный характер. К данной группе относится большая часть обнаруженных в текстах Хармса имен собственных.
Наиболее активными в употреблении являются имена: Иван (130 раз), Мария (60 раз), Ева (47 раз), Петр (26 раз), Михаил (10 раз) и др. [см. табл. на с. 72]. Первое место в художественных текстах Д. Хармса занимает имя Иван. Необходимо заметить, что Иван - широко известное русское личное имя. В русский именник проникло из церковного календаря святцев, представляет собой фонетически освоенный народной речью вариант канонического имени Иванъ (Иоаннъ) из церковнославянского языка, куда оно попало из греческого. Ср., например: «Иван, самое обиходное у нас имя (Иванов, что грибов поганых), переиначенное из Иоанна, по всей азиатской и турецкой границе нашей, от Дуная, Кубани, Урала и до Амура, означает русского...» [Даль 1989-1991: 5]. Многократное использование этого антропонима сопрягается также с заимствованием Хармсом имени Иван у Н.В. Гоголя, творчество которого являлось авторитетным для Д. Хармса на протяжении всей его жизни. Так, например, с одной стороны, Иван-лакей, Иван-псарь, Иван-музыкант в произведении «Игроки» и цирюльник Иван Яковлевич в «Носе» Н.В. Гоголя, а с другой - «Карьера Ивана Яковлевича Антонова», «Иван Яковлевич Бобов ...» у Даниила Хармса. Возможно, также, это связано с биографическим фактом: Иваном звали отца Д. Хармса.
Довольно часто встречается в произведениях Д. Хармса имя Михаил. Как считает В.Н. Сажин, «любовь» к этому антропониму связана с тем, что это имя персидского князя Михаила - единственного, кто, согласно «книге пророка Даниила», покровительствовал иудеям и пророку Даниилу в их пленении при персидском царе Кире [Сажин 1992:234]. Отметим также, что в кабалистике, которой увлекался Хармс, Михаил - ангел света, солнца.
Можно сказать, что огромный пласт личных имен инициирован у писателя ближайшим окружением - родственниками и друзьями. Например, имена Эстер и Марина инициированы образами первой и второй жены Хармса - Эстер Русаковой и Марины Малич («Цирк Шардам», «Я расспрашивал Марину о Шарике...», «Марина купила яблок...» и др.). Имена Мария и Наталья также имеют реальные прототипы — это две тетки Хармса: Мария и Наталья Колюбакины, а имя Елизавета было у сестры писателя («Архитектор», «Елизавета Бам», «Гвидон»). Николай Макаров -псевдоним Н.М. Олейникова («Старуха»); Анна - жена А. Введенского Анна Семеновна Ивантер, Шурочка; Володя и Татьяна Александровна — возможно идентифицировать с друзьями Хармса, супругами - художниками Владимиром Стерлиговым и Татьяной Николаевной (характерное хармсовское «смещение») Глебовой («Утро»). Есть еще в текстах много других имен, имеющих
Структурные трансформации антропонимов
Именно самовар - предмет бытового обихода - становится в стихотворении главным действующим персонажем, а не люди, которые поочередно подходят к самовару налить «кипяточка». Предмет приобретает имя, одушевляется и пользуется уважением окружающих. Это явление квалифицируется в науке как явление антропоморфизма. Следует отметить, возможно, эта «фамилия» - Самовар - может быть сопоставлена с украинскими фамилиями гоголевских персонажей.
Подытоживая все вышесказанное, можно констатировать, что антропонимическая система Даниила Хармса весьма разнообразна. Однословные единицы представлены 4220 номинациями, среди которых имен — 2184, фамилий — 2036. Отчества, как правило, включаются писателем в двусловную и трехсловную модели именования.
Самым высокочастотным в произведениях Д. Хармса является имя Иван. Также встречается множество других имен: Михаил, Петр, Фома, Василий, Николай, Егор и др. Преобладающими именными формами для детских персонажей являются гипокористики и квалитативы. Для номинации взрослых персонажей употребляются преимущественно официальные формы антропонимов. Основная часть фамилий в текстах Хармса делится на две категории: фамилии с прозрачной внутренней формой (производные) (Бобров, Кузнецов, Апельсинов, Иванов, Евстигнеев, Алексеев и др.) и фамилии непроизводные, к которым относятся заимствованные (Пильсудский, Петерсен и др.), окказиональные (Зумин, Гатет, Холбин и др.), исторические (Толстой, Достоевский, Есенин и др.) антропонимы и онимы, заимствованные из близкого окружения писателя.
Многочисленными являются двусловные единицы, среди которых преобладают конструкции типа «имя + отчество» (Селифан Митрофанович, Петр Михайлович). Основой отчеств являются традиционно имена собственные Иван, Петр, Демьян, Павел, Михаил и др. Антропонимические модели с двукратным повторением основы имени (Иван Иванович, Антон Антонович, Семен Семенович и др.) являются «двойчатками».
Помимо «двойчаток» большое количество имен-отчеств с разными именными основами: Иван Андреевич, Иван Петрович, Евгений Львович, Александр Иванович и др.
В детских произведениях отчества нередко появляются со «стяженными» суффиксами -ыч, -ич (разговорный вариант): Иван Иваныч, Иван Алексеич. В произведениях для взрослых практически все отчества функционируют в полной форме (Андрей Семенович, Иван Яковлевич), что усиливает абсурд описываемого.
Модель «имя + фамилия» является доминирующей в детских произведениях. Трехсловная антропонимическая форма имен собственных (имя + отчество + фамилия) также представлена обширно. Это многочисленные персонажи с разными типами основ: Иван Петрович Алексеев, Иван Яковлевич Григорьев, Федор Федорович Колпаков и др. Отмечается употребление одной «тройчатки» - имя + отчество + фамилия - с троекратным повторением основы имени Алексей: Алексей Алексеевич Алексеев в рассказе «Рыцарь».
Тексты писателя изобилуют именами собственными. Причем, будучи субститутом человека, имя произвольно «прилепляется» к его носителю, которого может оставить. В частности, у Хармса есть несколько текстов, в которых у персонажа неожиданно, а порой даже незаметно изменяется имя (или отчество, фамилия). Приведем некоторые примеры: Андрей Иванович Андрей Семенович («Андрей Иванович плюнул в чашку...») Иван Яковлевич Григорьев Иван Яковлевич Антонов («Карьера Ивана Яковлевича Антонова») Карл Иванович Карл Игнатьевич («Однажды один человек по имени Андриан...») Григорий Антонович Василий Антонович («Однажды Андрей Васильевич...») Капуста Копуста Компуста Коптуста Пантоста Хартраста Холбаста Хлампуста Хлемписта («Лапа») Калугин Кулыгин («Победа Мышина») Вудлейг Вудлейк («Американская улица...») Колпакоп Колпаков («Хвастун Колпакоп») и др. Зачастую переименование персонажа имеет мотивировку, но совершенно нелепую, как, например, в рассказе «Карьера Ивана Яковлевича Антонова»: ... митрополит зевнул и ему в рот залетела кукушка. На громкий зов митрополита прибежал Иван Яковлевич Григорьев и поступил самым хитроумным способом. За это Ивана Яковлевича Григорьева переименовали в Ивана Яковлевича Антонова и представили царю... [Хармс 2000, т. 2: 113]
Переменой имени персонажа такое явление можно назвать условно, потому как в хармсовскои поэтике соотношение персонаж-имя довольно специфическое. «Всякое имя в художественном произведении - есть знак «фиктивного» существования означенного, где означаемым является образ персонажа ... Собственное имя ... так же добавляет определенный смысл описываемому предмету, как и описание предмета добавляет определенное содержание его имени ... Автор стремится не просто назвать тем или иным именем своего героя, но предицировать ему те свойства, которые, по сложившимся в общественном сознании представлениям, скрыты в имени» [Калинкин 1999: 111,113-114, 117].
Имя в тексте Д. Хармса часто не имеет знакового характера в обычном понимании, так как у персонажа нет каких-либо личностных качеств, свойств, черт характера, иными словами отсутствует необходимое означаемое. Хармс называет своих персонажей какими-то именами, но, между тем, кроме имени у них ничего нет. Персонажем становится само имя. По мнению исследователей, это имя оказывается семантически пустым, подчеркнуто бессмысленным: «... для Хармса характерно принципиальное безразличие к именам, вплоть до нарушения связи номинации с денотатом» [Симина 1994: 53].
Как правило, в традиционном, нормативном художественном произведении образ и имя тесно взаимосвязаны, взаимообусловлены, связаны с художественным целым всего произведения. Структурно это можно представить так: образ + имя + функции [Остроухова http ://xarms. lipetsk.ru/texts/nad 1 .html].
Антропонимы как выразительные средства художественного текста
Историческое имя используется «поперек» своего значения, как, например, в миниатюре 1938 года, в которой Хармс заявляет: ...не дает мне покоя слава Жана-Жака Руссо. Почему он все знал? И как детей пеленать, и как девиц замуж: выдавать! [Хармс 2000, т. 2: 199]
Имя Руссо помещено в некий предельно деформированный исторический контекст, где оно связывается со значением. Повествователь как бы вступает в соревнование с Руссо за право сохранить свое имя для истории. Он сообщает свои соображения о пеленании детей, которых «не надо вовсе пеленать, их надо уничтожать». Затем он приступает к рассуждениям о способах выдавать девиц замуж:
Все, от 17 до 35 лет, должны раздеться голыми и прохаживаться по залу. Если кто кому понравится, то такая пара уходит в уголок и там рассматривает себя уже детально. Я забыл сказать, что у всех на шее должна висеть карточка с именем, фамилией и адресом. Потом тому, кто пришелся по вкусу, можно послать письмо и завязать более тесное знакомство... [Там же] Эта карточка с именем на голом теле, пожалуй, лучшая метафора хармсовского представления об именах. Карточку можно заменить на другую. Тело под карточкой безлично и приобретает от карточки только тень индивидуальности. Брак, собственно, и может представляться как обмен именами-карточками, перевешиваемыми с одного голого тела на другое. Точно так же можно перевесить имя «Руссо» на тело повествователя [Ямпольский 1998: 27-28]. Этот обмен именами, по существу, основа всего рассказа Хармса. Герой мечтает занять место Руссо, но в действительности он приобретает совершенно иное имя: Идя на улицу, я всегда беру с собой толстую, сучковатую палку. Беру ее с собой, чтобы колотить ею детей, которые подворачиваются мне под ноги. Должно быть, за это прозвали меня капуцином. [Там же]
Характерно, что Хармс в своем творчестве использует не только реальные имена, но и вымышленные, созданные автором, которые, сливаясь с реальными, становятся трудно отличимыми от последних. В частности, писатель любит использовать псевдоисторические имена. Так, Вильбердат — это типично хармсовское пустое имя, которому приписаны черты историзма, но в таком смехотворном контексте, который подрывает «смысл» имени [Ямпольский 1998: 27]. Например:
Прав был император Александр Вильбердат, отгораживая в городах особое место для детей и их матерей, где им пребывать только и разрешалось. ... Великого императора Александра Вильбердата при виде ребенка тут же начинало рвать, но это нисколько не мешало ему быть очень хорошим человеком... [Хармс 1991: 59]
Таким образом, имя у Хармса произвольно присоединяется к его реальному историческому лицу, которого может и оставить, поэтому Пушкин, Толстой, Хлебников - более уже не известные личности, вызывающие гордость и восхищение, а «пустые» имена. Постулируя их человеческую природу, Хармс сознательно создает эффект ее несоответствия всем представлениям о личности, реализуя концепцию абсурдности окружающего мира.
Исследование текстов Хармса обнаруживает их основательную подверженность влияниям, насыщенность мотивами и реминисценциями из других литературных текстов. Надо полагать, что во множестве уже разбросанные частные замечания о памятливости Хармса по отношению к предшествовавшей и современной ему литературе трансформируются с течением времени в исследования о Хармсе и - Пушкине, Гоголе, Козьме Пруткове (и Алексее К. Толстом), Достоевском, Льве Толстом, Лескове и др.
Парные персонажи: Козлов - Окнов, Пакин - Ракукин, Фадеев -Калдеев (в некоторых редакциях Налдеев) - Пепермалдеев - это совершенное подобие явления, не раз уже отмеченного в литературе о поэтике Гоголя. У него находим: дядя Митяй - дядя Миняй, Фома Большой -Фома Меньшой, Карп - Поликарп, Перхуновский - Бербендовский, Добчинский — Бобчинский и др. Эти так называемые «двойчатки» у Гоголя являются и в сочетаниях имени и отчества: Антон Антонович, Акакий Акакиевич и др. У Хармса - Адам Адамович, Алексей Алексеевич, Андрей Андреевич, Николай Николаевич, Семен Семенович и др.
Следует отметить многочисленные «двойчатки» типа Иваны Ивановичи. Как уже было отмечено ранее, имя Иван в текстах Хармса занимает первое место. Это сопрягается с высокой частотой появления Иванов у Н.В. Гоголя. Степень населенности Иванами произведений Гоголя можно представить даже по одним «Игрокам», где слуга Гаврюшка перечисляет дворню своего хозяина: «Игнатий, буфетчик, Павлушка, который прежде с барином ездил, Герасим лакей, Иван — тоже опять лакей, Иван псарь, Иван опять музыкант, потом повар Григорий...»1. При этом число совпадений в сочетании этого имени с соответствующими отчествами у Хармса и Гоголя настолько велико, что не может быть случайным: Иван
