Содержание к диссертации
Введение
Глава 1: Русская дворянская усадьба как культурно-историческое явление
1.1 История русской усадьбы 21
1.2 Основные мифологемы русской усадебной культуры 24
1.2.1 Усадьба - «рай», усадьба - Аркадия 25
1.2.2 Мифологема Сада 29
1.2.3 Мифологема Дома. Усадебное жизнетворчество 32
1.3 Понятие «усадебного текста» русской литературы 35
Глава 2: «Усадебный текст» в романной трилогии И.А.Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв»)
2.1 Художественное пространство русской усадьбы в романном мире И.А.Гончарова 47
2.2 Художественное время в «усадебном тексте» И.А.Гончарова 63
2.3 Мифологема Сада в романах И.А.Гончарова 73
2.4 Дымок - идеальная усадьба 85
Глава 3 : «Усадебный текст» в романах И.С.Тургенева («Рудин», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Дым», «Новь») 92
3.1 Художественное пространство русской усадьбы в романном мире И.С.Тургенева -. 95
3.2 Усадебное время в романах И.С.Тургенева 124
3.3 Мифологема Сада в романах И.С.Тургенева 130
Глава 4: «Усадебный текст» в поэтическом творчестве А.А.Фета 149
4.1 Художественное пространство русской усадьбы в поэзии А.А.Фета 150
4.1.1 1840-1860 152
4.1.2 1860-1877 171
4.1.3 1877-1892 ". 178
4.4 Усадебное время в стихотворениях А.А.Фета 187
Заключение 198
Примечания 208
Приложение: «Усадебный текст» русской литературы в эпигонской поэзии (на материале творчества К.Р.) 215
Список использованных сокращений 250
Библиография 251
- История русской усадьбы
- Художественное пространство русской усадьбы в романном мире И.А.Гончарова
- Художественное пространство русской усадьбы в романном мире И.С.Тургенева
- Художественное пространство русской усадьбы в поэзии А.А.Фета
Введение к работе
Представленная диссертация посвящена изучению образа дворянской усадьбы в русской литературе второй половины XIX века на материале романов И.А.Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв»), И.С.Тургенева («Рудин», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Дым», «Новь») и поэзии А.А.Фета. Проблема охраны и изучения русской усадьбы как культурно-исторического явления была поставлена еще в начале XX века, а с 1992 года, года возрождения Общества изучения русской усадьбы, она все больше и больше дискутируется в работах таких исследователей, как Г.Ю.Стернин, В.С.Турчин, В.Г.Щукин, Л.Н.Летягин, Т.П.Каждан и др., носящих культурологический характер.1
Для литературоведения же эта тема довольно нова. До сих пор не существует комплексного исследования, посвященного анализу образа усадьбы в текстах данных авторов. В дореволюционной критике романы И.А.Гончарова рассматривались с точки зрения проблем романтического и реалистического мировоззрения и метода, «лишнего человека» и т.п., образ усадьбы интересует исследователей, как правило, как реалия русской жизни, нуждающаяся в преобразовании. В критике советского периода образ усадьбы в романах И.А.Гончарова предстает как нечто отжившее, устаревшее. Например, для А.Рыбасова усадьба - «это застывшая в своей неподвижности и патриархальной отсталости дворянско-поместная среда дореформенной поры»." Подобной вульгарно-социологической точки зрения придерживаются такие исследователи как Н.К.Петрова, В.Лилин, Н.Громов, А.Г.Цейтлин . Среди работ этого периода, однако, хочется отдельно отметить статью Е.М.Таборисской «О понятии «пространство» героя» (на материале романа И.А.Гончарова «Обломов»), в которой намечается подход к усадьбе как к художественному пространству, структурирующему сферу бытия героев.
Ряд исследователей, в том числе В.А.Недзвецкий, Е.А.Краснощекова, М.В.Отрадин5, рассматривают усадьбу как пространство, организованное в
соответствии с философией сентиментализма, и как часть оппозиции «усадьба
- Петербург». Ю.Лошиц подходит к образу усадьбы с позиции анализа
«сказочно-фольклорного, легендарного, древнелитературного материала»
романа, то есть рассматривает усадьбу в фольклорно-мифологическом аспекте .
П.П.Алексеев придерживается следующей точки зрения: «сущность идиллии в
романе — это территория победившего православия». В работе Е.Дмитриевой и
О.Купцовой усадьба рассматривается как «культурный текст», способный
порождать литературные, философские, изобразительные тексты, и образ
усадьбы в произведениях Гончарова и др. авторов используется в качестве
иллюстрации инвариантных свойств этого «культурного текста». В.Г.Щукин,по
аналогии с «петербургским текстом», формулирует понятие «усадебный текст»,
но относит его, прежде всего, к романам И.С.Тургенева.
Перейдем к обзору критики, посвященной творчеству И.С.Тургенева. В начале отметим, что уже при жизни писателя одним из доминантных образов его творчества современники, например, Писемский, считали образ усадьбы: «Знаете, что такое Тургенев? - медленно и мечтательно спрашивал он, точно вглядываясь в то, что было видно ему одному. — Тургенев - это благоухающий сад... И в нем беседка. Вы сидите в ней, а над вами витают светлые тени... его женщин».10 В критической литературе дореволюционного периода, особенно в работах, написанных на рубеже веков, упоминания об образе дворянской усадьбы у И.С.Тургенева овеяны идиллической грустью. Как правило, эти работы описательны и, в первую очередь, связаны с анализом мастерства Тургенева-художника.11 Исследователи, в том числе и зарубежные, обращают внимание на элегическую составляющую настроения его романов: «Через все произведения Тургенева несется широкая, захватывающая волна меланхолии»,
1 *)
- пишет Георг Брандес, " a Emile Haumant даже наделяет романиста эпитетом
idylliste и делает важное замечание по поводу специфики образа усадьбы у
И.С.Тургенева: «D'ailleurs, meme au fond de la Russie, ГЕигоре n'est jamais
absente». Несмотря на явную идеализирующую тенденцию по отношению к
усадьбе, уже в этот период наблюдается критическое отношение к ней, например: «В «Дворянском гнезде» произнесен окончательный приговор дворянским нравам и обычаям, воспитанию и идеологии дворян, жизни дореформенного периода...»,13 а уже упомянутый нами Г. Брандес замечает по поводу романа «Новь»: «Поистине и здесь все на мели! Старые роды с их сипягинским либерализмом раз навсегда отжили. В молодом поколении все превосходно обдумано, все самым бескорыстным образом поставлено на карту...».14
В 20-30-е годы, когда в отечественном литературоведении проявилась тенденция к сугубо социологическому осмыслению литературы и Тургенева стали рассматривать как «ведущего художника в борьбе буржуазно-дворянской литературы против революции», «идиллия дворянско-поместной культуры» в восприятии критиков этого времени вступает в несомненное противоречие с «реальной жизнью» и создает характеры, поражающие «своей' жизненной неприспособленностью».
При этом на общем фоне подобного рода работ данного периода выделяются исследования Л.Гроссмана и A.Yarmolinsky. Л.Гроссман с необыкновенной проникновенностью пишет о завороженности Тургенева XVIII веком и эпохой рококо, которая придает особую прелесть описаниям его усадеб15 и отмечает: «Тургенев был невольным основателем того эстетического усадьбоведения, вокруг которого зародились у нас впоследствии художественные журналы о ценностях вымирающих дворянских гнезд». A.Yarmolinsky же отмечает: «...there was the charm of the lyricism in which the story is based: the aura that radiates from a passing epoch as from a setting sun. And the spectacle of an intellectual turning his face from the west and coming home like a prodigal son to cultivate his acre was bound to win rounds of applause».16
В целом, в литературе советского периода, образу дворянской усадьбы у И.С.Тургенева уделяется совсем незначительное внимание, даже меньшее, чем усадьбе у И.А.Гончарова. Например, в романе «Отцы и дети», по мнению
В.В.Голубкова, владение Кирсановых представляет собой картину «старой нищей русской деревни». Неповторимую самобытность Лизы Калитной Г.Б.Курляндская объясняет ее «народностью», а не тем, что она была воспитана в усадьбе. Подобной же точки зрения придерживаются другие исследователи: Г.Винникова, Н.Анциферов, Н.Ф.Буданова, Н.Бродский, М.К. Клеман. В блестящей работе А.Батюто, посвященной анализу поэтики романного творчества И.С.Тургенева, об образе усадьбы практически не упоминается. Но при этом нельзя не отметить работу Ю.В.Лебедева «Иван Сергеевич Тургенев»,17 в которой автор пишет: «В «Дворянском гнезде» впервые воплотился идеальный образ тургеневской России, скрыто полемичной по отношению к крайностям либерального западничества и революционного максимализма. Под стать русской величавой и неспешной жизни, текущей неслышно, «как вода по болотным травам», — лучшие из дворян и крестьян, выросшие на ее почве».
Косвенно такие исследователи, как П.В.Пустовойт, Г.Бялый,
Г.Б.Курляндская, уделяют внимание образу усадьбы у И.С.Тургенева, когда рассматривают особенности изображения природы в его романах. Хочется отметить и ряд биографических работ об И.С.Тургеневе, авторы которых устанавливают взаимосвязь между образами реальных усадеб (Васильевского, Спасского-Лутовинова и др.) и их отражением в литературе. Это «Эпилог» В.Боровицкой, «Тургенев» Н.Богословского1 и др. Среди немногих работ, посвященных образу усадьбы у И.С.Тургенева, нельзя не упомянуть о статье И.Хетеши «Дворянская усадьба в литературе (И.Тургенев и Элек Годжу)»:" эта работа очень описательна и интересна прежде всего своим компаративистским аспектом, она написана под сильным влиянием уже упомянутой нами книги В.Г.Щукина. Из работ последнего десятилетия обращает на себя^ внимание книга Л.Н.Иссовой «Романы И.С.Тургенева. Современные проблемы изучения»,21 где автор делает важные наблюдения, касающиеся циклизации романов писателя и художественного времени в его
произведениях. Очень много исследований посвящено анализу роли музыки в произведениях И.С.Тургенева, это работы А.Крюкова, А.Гозенпуда, Б.В.Асафьева~ и др., но при этом авторы практически не устанавливают связи между музыкой и образом усадьбы.
«Усадебный текст» в произведениях И.С.Тургенева наиболее полно изучен В.Г.Щукиным. По его мнению, мифологизации усадьбы как культурного локуса способствует особый жанр — «усадебная повесть» как жанрово-типологическое соответствие усадьбе с такими характерными ее чертами, как «монологичность, одностильность», «ретроспективность» и т.п. Поэтику «усадебной повести» И.С.Тургенева В.Г.Щукин противопоставляет поэтике «трущобного романа» Ф.М.Достоевского. Исследователь также проводит аналогию между «архитектурным компонентом усадьбы, воспринимаемой с точки зрения въезжающего в нее гостя, и синтагматическим построением повестей и повестеподобных романов И.С.Тургенева».
Важно и то, что в своейработе В.Г.Щукин сопоставляет образ усадьбы в-«Обломове» И.А.Гончарова и в романах И.С.Тургенева как «два* непримиримых по отношению к друг другу идеала усадебной жизни»:, «праазиатский» и «праевропейский», «мир ковчега» и «мир коттеджа» соответственно." Понятия, сформулированные В.Г.Щукиным, являются исходными для нашей диссертации, опираясь на них, а так же на работы Ю.М.Лотмана, М.М.Бахтина, В.Н.Топорова, мы формируем теоретическую базу нашего исследования.
Обратимся к обзору состояния изучения произведений А.А.Фета. Творчество А.А.Фета изучено глубоко и разносторонне. Несмотря на то, что еще не было проведено целостного исследования «усадебного текста» в его произведениях, большое внимание критики уделяют рассмотрению роли усадьбы в жизни и творчестве автора.
Однако у истоков критического изучения произведений А.А.Фета, во времена литературной полемики сторонников «чистого искусства» и
представителей революционно-демократической критики, в первую очередь., обсуждались вопросы эстетической и гражданской ценности произведений писателя. Статья Боткина, провозгласившего А.А.Фета «не только истинным поэтическим талантом, — но явлением редким в наше время»,"4 стала своеобразным этапом в восприятии поэзии А.А.Фета, определившим характер дальнейших высказываний и литературной полемики вокруг творчества автора." В свою очередь, представители революционно-демократической критики отмечали несомненный талант, но при этом крайнюю незначительность содержания стихотворений поэта. Особую страницу в жизни поэта составили его отношения с Великим Князем Константином Константиновичем Романовым, который стал его поклонником и постоянным корреспондентом. О взаимоотношениях А.А. Фета и К.Р. писали А.Я. Стечкин, Г.Г. Елизаветина, Е.А. Маймин, Г. Асланова" и другие. Исследователи подчеркивали то, что К.Р. считал себя учеником А.А. Фета и общность поэтической традиции, из которой они исходили, - традиции А.С. Пушкина.
В 1880-е годы происходит реабилитация творчества А.А. Фета, общественность приходит к выводу о том, что «поэзия неизмеримо выше обыденности, она «есть прозрение» из «времени в вечность», и образцом такой поэзии снова служит творчество А.А. Фета». Эти настроения сохраняются и в начале XX века, когда почти через все статьи о поэте проходит тема: «Фет как певец красоты».27
Несмотря на то, что А.Я. Стечкин в 1903 г. писал: «Фета забыли, не знают, это плохо»" , уже в 1904 г. выходит сборник историко-литературных отзывов о нем под редакцией В. Покровского «Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин). Его жизнь и сочинения». В целом, критические отзывы продолжают мысли Боткина, изложенные в его известной статье: пишут о непосредственности «художественного настроения Фета как певца вечного значения истинной поэзии», о том, что «более, чем у всех современников, у
Фета выражается бескорыстное созерцательное настроение»" ; о «бессознательности творчества», его «органическом происхождении», подмечают «глубокую внутреннюю отзывчивость на внешние явления, тонкость ощущений, элегический тон стихотворений» и т. д.
Еще из XIX века, из отзывов друзей (И.С.Тургенева, Л.Н.Толстого и др.) и современников об А.А.Фете., происходит ставшее в дальнейшем «общим местом» противопоставление Фета-поэта и Шеншина-фермера, Шеншина-помещика, которое, например, в интерпретации Д.Дарского приобретает евангельские аналогии с образами Марфы и Марии. Об этой противоречивости внутреннего мира автора писали В.Ф.Саводник, Р.Белоусов, А.Аннинский, Д.Дарский ~ и многие другие. Эти представления о противоречивости внутреннего мира А.А.Фета, нежнейшего лирика в стихах и скаредного фермера в реальной жизни, одержимого idee fixe добиться дворянского чина и стать помещиком, к настоящему времени сложились в целый миф об авторе. Однако не все исследователи творчества автора такие представления разделяют. Полемизируя со сложившейся традицией трактовки биографии и творчества А.А.Фета, Г.Асланова пишет: «Помещиками были многие поэты, но почему-то это не подчеркивалось. Фет стал заниматься сельским хозяйством, т.к. не мог прокормиться стихами».33 На наш взгляд, наиболее удачно снимает возникшие противоречия Н.М.Северикова, хотя и недооценивает, на наш взгляд, роль усадьбы в биографии И.С.Тургенева и Л.Н.Толстого: «чтобы понять сложную и неординарную личность Фета, нужно, в первую очередь, отрешиться от общепринятого (и утверждавшегося самим Фетом) противопоставления поэта-лирика и расчетливого хозяина» <...> как ни старался Фет отделить поэзию искусства от прозы жизни, фактически его мировоззрение было синтезом того и другого. Основу этого синтеза составляла поэтизация дворянской усадьбы, которая у Тургенева и Толстого была лишь эпизодом их творческой биографии, а для Фета стала главным смыслом жизни. «Фет мечтает о создании... земледельчески-дворянски-классической
аристократии», — говорил И.С.Тургенев. Фет не уставал повторять, что считает только поместных дворян «порядочными людьми», и противопоставлял их поджигателям-поповичам.
Неправильно было бы, однако, называть Фета крепостником, как это проскальзывает в некоторых работах. Он был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы видеть, что реформа 1861 года открыла возможности для хозяйственного развития России. Он сам этими возможностями умело воспользовался и, несмотря на повсеместное оскудение и разорение дворянских усадеб, считал, что среднепоместный- дворянин, освоивший прогрессивные формы хозяйствования, может стать идеалом землевладельца, сочетающий материальный успех, культуру, искусство и наслаждение природой». Как пишет Л.И.Черемисинова: «Характеризуя реальную «идеологическую платформу» Фета, необходимо обратить внимание на то, что его миропонимание смыкается с общекультурной концепцией почвеннического
О/Г
направления в России. Из трезвой оценки окружающего мира вырастает и фетовская земледельческая программа, и его отношение к проблеме народного образования, и вера в высшую разумность естественного развития природы и общества, а также убеждение в необходимости обратиться к своим «корням», без чего никакой прогресс немыслим. При этом под «корнями народной жизни»37 понималось, с одной стороны, религиозно-нравственное воспитание народа - «духовный» корень, с другой — «материальный, наше сельское хозяйство». В своей преобразовательской деятельности Фет стремился соединить оба «корня», ибо он сознавал единство и взаимообусловленность этих двух сфер бытия. «Нравственное развитие - не гвоздь какой-нибудь, который можно произвольно забить в народ, как в стену. Оно уживается только
39 40 тл
с материальным довольствием», - писал он». Как литературная, так и жизненная позиции А.А.Фета и Л.Н.Толстого были очень близки; в ответ на решение поэта заняться земледелием прозаик отвечает: «Нашему полку прибудет, и прибудет отличный солдат. Я уверен, что вы будете отличный
хозяин»:41 Утверждая единство жизненной позиции двух авторов, Л.Андреева пишет: «Газетно-журнальным страстям они предпочли хозяйствование в своих имениях, видя в этом реальные формы связи с миром: В своем социальном статусе - дворянстве — они нашли модель всестороннего служения, включающем в себя служение таланту, земле, семье. <...> Бескомпромиссность Толстого и Фета в стремлении к органическому целостному знанию, снимающему одностороннюю ложь рассудочности, выдвигающему на первый план жизни духовный опыт, открытый поэту и художнику, и вместе с тем, умение находить то же знание в практической земледельческой деятельности определили «усадебную» форму их возражения современникам. Увидев недостаточность литературной оппозиции,- они обратились к двум бесспорным реальностям - творчеству и земле - «...и холодная она, и неразговорчивая, и важная, и требовательная, да зато уж такой друг, которого не потеряешь до смерти, а умрешь — все в нее же'уйдешь», — пишет Толстой'Фету 12 мая 1861 года». " Уже в этих словах Л.Н.Толстого заметны некоторые черты усадебного хронотопа, в , частности, противопоставление города усадьбе как неистинного - истинному.
В целом, что касается хронотопа, то его изучению в произведениях А.А.Фета уделено значительное внимание. Об этом писали В.А.Шеншина, В.Андреева, А.А.Смирнов, О.Е.Воронова, Д:Дарский, Т.Л.Власенко43 и другие.
По мнению О.Е.Вороновой, «диалектика времени у Фета раскрывается в антиномии «миг - вечность». «Певец мимолетностей», как называли поэта еще современники, то останавливает, фиксирует прекрасный миг жизни; сохраняя при этом его внутреннюю динамику, подвижность, изменчивость, то, напротив, заставляет ожить уже остановленные искусством мгновения, - как, например, в произведениях антологического цикла».44 Как считает Д.Дарский, «неудержимое течение времени — вот явление, наиболее чуждое духовной природе Фета. <...> Замечательно это нежелание, неспособность отдаться движению, войти в текучий процесс. Сменяемость мигов, последовательность
минут, дней и годов не усваивалась его духом, воспринималась им как что-то постороннее бытию, как извне навязанное. Это его собственное признание — и оно так для него характерно - что он «находится в природной вражде с хронологией». Каждый момент Фет стремился объять в нем самом, вполне самостоятельным, в себе замкнутым - самобытной монадой».45 Прямым продолжением мыслей Д.Дарского можно считать выводы А.А.Смирнова: «В мире Фета, представляющего позднюю стадию русского романтизма, разрыв во времени между моментом события или переживания и сообщением о нем в тексте ничего не меняют ни в начальной, ни в исходной ситуации, более того, они оказываются тождественными... <...> Фет олицетворяет в истории русской романтической лирики сам процесс перехода от рационализма, еще сохранявшего свои позиции в лирике Пушкина, к прихотливо ассоциативному типу творчества. Он переориентировал поэтику романтического фрагмента на ахронное время, однако предельно насытив его случайной формой причудливого конгломерата деталей...»4 Подобную точку зрения высказывает и В.А.Шеншина: «В противоположность его предшественникам, его не интересовала протяженность исторического времени, или хронологические процессы вообще. Своего героя Фет не помещает в какое-либо определенное физическое окружение и поэтому легко переносит его из одного временного периода в другой, преодолевая расстояние между прошлым, настоящим и будущим. Этот герой свободен от временных границ, он вглядывается из настоящего в вечность».47
Однако, несмотря на значительное влияние философии Шопенгауэра на Фета, «в отличие от романтиков к природе Фет подходил как работник... не принимал ни платоновского пренебрежения к плоти, ни отвлеченной рассудочности. Диалектической мечтательности он предпочитал здравый дедовский опыт. Он отстаивал знание, которое включало бы целостный опыт человека - и в его связи с землей, и в его напряженных вопрошаниях неба. Его здравый смысл аналогичен глубокому смыслу,
скрытому в народной традиции, и прекрасно перекликался с созвучным поэту
античным строем мышления». В произведениях поэта обобщется
календарное время средней русской полосы: весна, лето, осень, зима. Так, рационализм соседствует и гармонирует с напряженной эмоциональной жизнью. Как считает В.Ф.Саводник, «Paysage intime - вот излюбленный жанр Фета, в котором он является настоящим мастером-чародеем. Чудесное слияние души человеческой с вечной жизнью природы, живое и непосредственное ощущение ее дыхания, наполняющее сердце радостным трепетом и каким-то любовным счастием — вот что придает такое обаяние изображению природы в стихах Фета. Но и в своих отношениях к природе Фет остался верен себе: соответственно общему характеру его поэзии, природа выступает у него преимущественно со своей светлой праздничной стороны, во всем своем блеске и великолепии. Поэтому Фет так часто и так охотно изображал весеннее пробуждение ее, когда «дышит грудь свежо и емко», «цветы глядят с тоской влюбленной, безгрешно чисты, как весна», над цветущей степью поют жаворонки «к безотчетному веселью поднимаясь в небеса», а по ночам «кличет соловей серебряные сны». 9 С этим соглашаются Л.Озеров, В.Л.Шеншина, О.Воронова.
Отдельно хочется отметить монографию Т.М.Жапловой «Образ русской усадьбы в поэзии XIX - конца XX века»,5 в которой основное внимание автор уделяет анализу особенностей формирования пространства и времени в поэзии данного периода. Прослеживается отражение архитектурной, ландшафтной, бытовой составляющих усадеб в поэтическом творчестве с точки зрения жанра, хронотопа, устанавливается связь с особенностями биографии поэтов. Наиболее удачно, на наш взгляд, проведен анализ усадебного времени в поэзии А.А.Фета, где автор вводит периодизацию: «новоселковский» период: 1841 -1860, «степановский»: 1860 - 1877, «воробьевский»: 1877 - 1892, принятую и нами. Несмотря на то, что все выводы, к которым приходит Т.М. Жаплова, обоснованы и логичны, не со всеми из них мы можем согласиться, что будет
показано ниже.
Таким образом, хотя в литературной критике до сих пор «усадебный текст» в произведениях А.А.Фета не рассматривался, сложились хорошие предпосылки для его изучения: разносторонне рассмотрен вопрос о роли усадьбы в жизни и творчестве А.А.Фета, концепция природы и специфика хронотопа в его произведениях. Стихотворения А.А.Фета к «усадебному тексту» «причислил» В.Г.Щукин: «...существовала не только усадебная проза, но и усадебная поэзия. Ее вершиной, без всякого сомнения, следует считать творчество Фета, поэзию которого, за немногими исключениями, можно целиком отнести к усадебному тексту. Фет совершенно сознательно воспевает прелестную гармонию замкнутого обустроенного пространства и, подобно всем, кто провел в этом пространстве первые годы своей жизни, страшится ночной стороны природы, космического зла, таящегося в безграничности звездных миров. Доминантой лирики Фета, так же как усадебных повестей Тургенева, является нежность, тесно связанна с ощущением домашнего тепла и гнездящейся в доме любви. Усадьба для Фета - это не социокультурный локус, а просто родной дом, в котором всегда есть место для интимности. Именно так поострены такие лирические шедевры, как «Деревня» (1842), «Фантазия»(1847), «Шепот, робкое дыханье...»(1850), «Люди спят, мой друг, пойдем в тенистый сад...»(1853), «Сияла ночь...»(1877)».51
Итак, актуальность предлагаемой работы видится в возможности и необходимости углубления и значительного расширения исследования всего диапазона усадебной культуры XIX века в целом и образа русской усадьбы в произведениях указанных авторов в частности.
Научная новизна данной работы заключается в том, что в представленной диссертации впервые был осуществлен комплексный анализ образа усадьбы в трилогии И.А.Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв»), романах И.С.Тургенева («Рудин», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Дым», «Новь») и поэзии А.А.Фета.
Цель данной работы состоит в том, чтобы, используя понятие «усадебный текст», установить характерные особенности мира дворянского гнезда в творчестве каждого из авторов.
Общая цель исследования определяет задачи работы: 1)сформулировать понятие «усадебный текст», проследить историю его развития и доказать правомерность его применения по отношению к исследуемому материалу;
2)определить изучаемые темы и характер «усадебного текста» в творчестве каждого из авторов;
3)установить особенности изменения образа усадьбы в течение творческой жизни авторов.
Объектом исследования является образ дворянского гнезда романах И.А.Гончарова «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв», И.С.Тургенева «Рудин», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Дым», «Новь», усадебной поэзии А.А.Фета.
Выбор для анализа данных авторов и данных произведений не случаен, так как, несмотря на значительное своеобразие, обнаруживается очевидное сходство их в общности тем и проблематики, близости идейного замысла, композиионно-сюжетных особенностей, образов главных героев, основных конфликтов, способов и принципов изображения. И.А.Гончарова и И.С.Тургенева связывали сложные отношения: изначально дружеские, со временем они трансформировались во взаимную неприязнь, одним из наиболее ярких проявлений которой был печально известный «литературный процесс». Романное творчество писателей наиболе полно отражает различие их жизненных и творческих позиций, что мы и собираемся показать в диссертационном исследовании. В свою очередь, И.С.Тургенева и А.А.Фета сближала тесная дружба: они гостили в усадьбах друг друга, а их постоянная переписка пополнила «усадебный текст»русской литературы немалым числом великолепных страниц.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что в данном диссертационном исследовании* приводятся в системное соответствие понятия «усадебный текст», идиллический хронотоп и архетип, выявляются основные характеристики «усадебного текста» на данном конкретном материале.
Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования результатов исследования в вузовском преподавании, при чтении общих и специальных курсов, а также на практических занятиях и спецсеминарах по истории русской литературы.
Методология. В качестве основного в работе использовался сравнительно-исторический метод анализа, представленный такими конкретными приемами, как наблюдение, сопоставление, обобщение, интерпретация. Диссертационное исследование выполнено в рамках структурно-семантического направления, основными принципами которого являются многоаспектность и системность описания, в соответствии с чем русская усадьба в. произведениях литературы предстает как многогранный образ. Методологической- основой настоящей диссертации являются работы отечественных историков и теоретиков литературы, мифологов и семиологов: Щукина ВТ.52, Лотмана Ю. М.,53 Топорова В.Н.,54 Бахтина М.М.55 ,
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, четырех Глав, Заключения, Приложения, Библиографии и Списка использованных сокращений. Во Введении дается общая характеристика работы. В Главе 1 История русской усадьбы мы прослеживаем историю усадьбы как культурно-исторического явления, даем определение и раскрываем понятия «усадебного мифа» и «усадебного текста», доказываем существование «усадебного текста» в романах И.А.Гончарова. В.Г.Щукин вводит понятие «усадебного текста» вслед за В.Н.Топоровым и определяет его как «группу изоморфных в формальном и содержательном отношении конкретных текстов, выступающих в качестве его вариантов, которые образуют сложное сочетание системных и внесистемных элементов инвариантного текста».3 Иными словами, «текст»
здесь понимается в широком смысле как «текст жизни» обитателей дворянских усадеб. «Дворянские гнезда» были ориентированы на два основных архетипа: в христианской традиции это «потерянный рай», в античной - Аркадия, жизнь людей в Золотом веке. В Главе 2 «Усадебный текст» в романной трилогии И.А.Гончарова» и Главе 3 «Усадебный текст» романном мире И.С.Тургенева» мы прослеживаем как эти мифологемы внедрялись в сознание героев, определяли их мировоззрение и судьбоносные жизненные решения, их нравственный выбор; рассматриваем хронотоп романов с точки зрения «усадебного текста» русской литературы, прослеживаем основные изменения образа усадьбы от романа к роману и сопоставляем «усадебный текст» в творчестве обоих авторов. В Главе 4 «Усадебный текст» в поэтическом мире А.А.Фета» мы выясняем, как выражаются основные усадебные мифологемы в поэтических образах, как философски осмысляется усадьба, какие изменения претерпевает ее образ в стихотворениях поэта В Заключении, завершающем работу, подводятся итоги исследования. В Приложении в качестве образца бытования «усадебного текста» в массовой поэзии мы приводим анализ усадебной поэзии К.Р.
Теоретической базой данной работы являются нижеперечисленные исследования:
Щукин В.Г. Миф дворянского гнезда. Краков, 1997;
Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. СПб., 2002;
Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М.,1995;
- Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.
Теоретические понятия, сформулированные на основе этих работ,
определены в Главе 1 данной работы.
Апробация и публикация материалов диссертационного исследования. Результаты данной работы были изложены в форме устных докладов на конференциях:
1)Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых, Ml 11 У, Москва, 20-21 ноября 2003 г. и 22-23 ноября 2004 г.;
2)Кирилло-Мефодиевские чтения, МГИРЯ им. А.С.Пушкина, Москва, 26 мая 2004г.;
3)Поэтика и компаративистика. Коломна, 26-27 мая 2004г.
По теме диссертации вышли в свет статьи:
1) «Усадебное время в романической трилогии И.А.Гончарова
«Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв» в сборнике
материалов Второй всероссийской конференции молодых ученых
«Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых», МПГУ,
Москва, 20-21 ноября 2003 г.-;
«Письма в усадебном мире И.А.Гончарова (на материале романов «Обыкновенная история», «Обломов»,. «Обрыв») в сборнике материалов Третьей всероссийской конференции молодых ученых «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых», МПГУ, Москва, 22-23 ноября 2004 г.
«Усадебное время в романах И.А.Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв») и И.С.Тургенева («Рудин», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Дым», «Новь») в сборнике материалов всероссийской научно-практической конференции «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие» VIII Кирилло-Мефодиевских чтений «Вопросы языка и литературы в современных исследованиях». Москва-Ярославль, 2007;
«Мифологема сада в романном мире И.А.Гончарова (на материале романов «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв») в сборнике
материалов Вторых Свято-Филаретовских чтений «Православная культура в России: прошлое и настоящее». М., 2007; 5) «Русская усадьба в мифологическом аспекте («Обрыв» И.А.Гончарова и «Новь» И.С.Тургенева) в журнале «Филологические науки» М., 2007 №2.
Произведения И.А.Гончарова цитируются по Собранию сочинений в 8-ми томах (М., 1977 г.), И.С.Тургенева по Полному собранию сочинений и писем в 28 томах (М.-Л., 1960), А.А.Фета по следующим изданиям: «Вечерние огни» (М., 1971), «Стихотворения» (серия «Библиотека поэта» Л., 1953), Сочинения в 2 томах (М., 1982), «Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство» (М., 2001).
История русской усадьбы
Слово «усадьба» в толковом словаре В.И.Даля помещено в гнезде однокоренных слов, озаглавленных глаголом «усаживать». Понятие «усадьба» изначально ассоциируется с «усаживанием» служилых людей на землю или, иначе, кормлением. Рассматривая однокоренные слова, мы выделяем два особенно близких по значению: владимиро-волжское «усад», означающее место под крестьянский двор, а также нижегородское «усадник», т.е. крестьянский плодовый сад. Прообразами русских дворянских гнезд были поместья, появившиеся в Москве и Подмосковье в XVI веке, когда служилые люди получали поместья от великих князей и царей. По свидетельству В.С.Турчина и В.И.Шередиа, «черты художественной организации впервые появляются в загородных вотчинах царя Алексея Михайловича - Коломенском, Измайлове и Преображенском. Имеют место первые попытки художественного освоения ландшафта, разбиваются сады-лабиринты и рощи в виде геометрических фигур, оранжереи с экзотическими плодами и «комедийные хоромины». Постепенно эти новшества распространялись среди служилой «аристократии». Формирование социально-культурного локуса дворянской усадьбы проходило в течение десятилетий параллельно становлению русской культуры Нового времени, во времена царствования Федора Алексеевича, правления Софьи Алексеевны, а затем Петра Великого и его наследников, вплоть до Петра III. Русская усадьба родилась в оправе стиля барокко, господствовавшего в упомянутую эпоху. В 1762 году издание Указа о вольности дворянской, освободившего дворян от обязательной государственной службы, обеспечивало одно из слагаемых усадебного мира его политический статус. По мнению Л.Н.Летягина, « в структуре отношений государства и подданных замкнутость, удаленность усадебного мира, его внешняя аполитичность выступают как механизм регуляции форм поведения, что активно используется обеими сторонами. С одной стороны, ссылка в родное поместье «на жительство в деревне своей безвыездно» - прямое следствие монаршей немилости. С другой, - это сознательная дистанцированность оппозиционно мыслящего дворянина».60 С 1760-х широко разворачивается усадебное строительство. Специфика барочного мышления заключалась, в частности, в представлении о том, что универсальный рай невоплотим, но земное, преходящее подобие рая можно создать за усадебной оградой, окружавшей «приютный уголок». Благодаря этому акцент с утилитарно-хозяйственной функции усадьбы был перенесен на ее креативно-просветительскую функцию. Так, по мнению В.Г.Щукина, «дворянская усадьба в XVIII и XIX веках, как ничто иное в России, выполняла важную культуротворческую роль Родного Дома, «гнезда», полного воспоминаний о предках и об их «раздольной» жизни, сохранившего запах столетий, учившего ценить давно заведенный порядок, прививавшего вкус к чтению, музыке, театру...»61 В XIX веке, в эпоху постепенного упадка и оскудения помещичьего хозяйства, феномен русской усадьбы тесно связывается с ее образом в произведениях русских писателей и поэтов и ассоциируется в культурной памяти нации не с наиболее типичными, а со средними поместьями. Михайловское, Абрамцево, Ясная Поляна, Спасское-Лутовиново - все эти известные «литературные гнезда» представляли собой скромные дома, окруженные столь же скромными, но не лишенными архитектурного замысла парками. " В этот же период, задолго до трагических событий 1917 года, начинается процесс разрушения русской усадьбы. Как пишет Л.Н.Летягин, «с 1861 года усадебная культура прекращает свое существование в качестве культуры «привычки», воспроизводимого круга традиционной повседневности. В послереформенную эпоху безвозвратно терялись основные условия, обеспечивающие ранее регуляцию многообразных культурных функций». J Появляется буржуазно-ориентированное дворянское поместье. Л.Н.Летягин рассматривает усадьбу второй половины XIX века как «опосредованную вторичность» - не столько по отношению к классическим литературным текстам ... , сколько по отношению к утраченным в действительности традиционно воспроизводимым реалиям», а В.Г.Щукин пишет о том, что «чем скорее разрушалась патриархальная гармония, чем интенсивнее подвергался торгово-промышленной профанации усадебный «рай», тем значительнее становился эмоциональный заряд, который несло в себе осмысление оскудевающей усадебной культуры как места воспоминания об ушедшем навсегда «золотом веке». Никакой другой жанр человеческого жилища не был, по крайней мере в России, в такой степени хранителем культурной памяти о былом, каким являлась усадьба с ее старинной библиотекой, портретами предков, прадедовским садом, «темной лип аллеей» и прочими известными атрибутами дворянского гнезда». Нужно отметить, что капиталистический период существования усадьбы с его тенденцией превращения усадьбы в дачу,66 усилившейся на рубеже XIX-XX столетий, не был столь трагичен, как период ее социалистического функционирования, сопровождавшийся повсеместным разрушением дворянских поместий. По мнению Л.Н.Летягина, «завершающей страницей истории усадебной культуры, когда утратились последние черты, позволявшие говорить о наличии живой традиции, стал 1918 год - год «великого исхода» дворянства из России.67
Итак, усадьба в России прошла многоэтапный путь своего развития: истоки усадебной культуры - в XVI веке, расцвет - период с конца XVIII до середины XIX века. Во второй половине XIX века начинается процесс разрушения «дворянского гнезда». Революция 1917 года наносит усадебной культуре последний сокрушительный удар.
Художественное пространство русской усадьбы в романном мире И.А.Гончарова
По Лотману, вся культура текстоморфна. Текст-код, лежащий в основе каждого культурного текста, позволяет его расшифровать (см.1.3.). Как это было уже определено в предшествующей главе с опорой на точку зрения В.Г.Щукина, таким текстом-кодом для рассматриваемого нами «усадебного текста» является повествование о потерянном рае или утраченном Золотом веке, жизни в Аркадии.
Представления о христианском рае и античной Аркадии нашли свое отражение в культурно-историческом явлении русской усадьбы, образ которой в литературе стал одним из наиболее характерных для жизни XIX века в России. Мы уже приводили тезис Ю.М.Лотмана о том, что в литературе текст «выполняет важную роль переводчика родственных и сословных отношений, а также сопровождающих их социо-психологических явлений на язык пространственных структур». Итак, рассмотрим организацию пространства в усадебном тексте И.А.Гончарова на материале романов «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв».
Каков же мир гончаровской идиллии в Грачах, Обломовке, Малиновке? Усадьба — это чудный уголок земли, который благословен самим небом, с этим, как правило, связан мотив тепла и солнечного света. «А посмотри-ка сюда, -продолжала она (Анна Павловна. - М.Г), отворяя дверь на балкон, — и тебе не жаль покинуть такой уголок?» (I, 39); «Что за чудный край!» (VI, 101); «Какой эдем распахнулся ему (Райскому. - М.Г.) в этом уголке...» (V, 60). Слово «уголок» указывает на малость пространства, что подтверждается и фактически: Анна Павловна Адуева — «небогатая помещица», владеющая не более чем ста душами крестьян; род Обломовых обмельчал, за Ильей Ивановичем числится душ триста; Татьяна Марковна Бережкова жила в «родовом маленьком имении» и владела пятьюдесятью душами крестьян.
Для этого мира характерно отсутствие социальных коллизий или их решенность, неуместность сильных страстей, оттого «поэту» Александру Адуеву и «художнику» Райскому здесь тесно и скучно. Луну в, Обломовке прозаически называют месяцем, а созерцание Марфенькой звездного неба не рождает в ее душе томной грусти.
Пространство усадьбы хранительное, оно защищено от внешнего мира как чисто географическими преградами (холмами, горами, лесами, удаленностью от крупных городов), так и нежеланием самих ее жителей знать что-нибудь о внешнем мире. «По-прежнему у ней (у бабушки. - М.Г.) не было позыва идти вникать в жизнь дальше стен садов, огородов «имения» и, наконец, города. Этим замыкался весь мир (V, 224).
Описание усадьбы с точки зрения ее обитателя является чаще всего описанием панорамы, которая открывается из окна дома. Таким образом, дом как центр усадебной иерархии принимается за точку отсчета:
«С балкона в комнату пахнуло свежестью. От дома на далекое пространство раскидывался сад... Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро... А там нивы... шли амфитеатром и примыкали к темному лесу» (I, 39). В связи с этим
Е.Дмитриева и О.Купцова говорят о принципе «возрастающей симметрии от природного хаоса, окружавшего усадьбу, до ее строго упорядоченного пространства.., организующим центром которого является дом» (См. 1.2.3).
То же в описании Обломовки: «Утро великолепное; в воздухе прохладно; солнце еще не высоко. От дома, от деревьев, и от голубятни, и от галереи - от всего побежали далеко длинные тени» (VI, 111) и Малиновки: «Какие виды кругом — каждое окно в доме было рамой своей особенной картины! ... Дом весь был окружен этими видами, этим воздухом, да полями, да садом» (V, 61).
Примеры, приведенные выше, соотносятся с мыслью В.Г.Щукина о том, что «наиболее важным элементом, связывавшим дом с окружающим садом и с природой, была не дверь с очерчивающим границу пространственным порогом, а окно». Это дополнительное свидетельство иерархического деления культурного пространства внутри усадьбы. Дом - внутренний круг, защищающий человека, пространство более «свое» для него, чем им же возделанный сад. Пространство вне дома воспринимается как чужое еще и потому, что оно амбивалентно по своей сути: у окна человек переживает гармонию с окружающим миром, но может ощущать и свою хрупкую незащищенность оболочкой дома от природных стихий: «Утро было прекрасное. ... Анна Павловна с пяти часов сидит на балконе. Что ее вызвало: восход солнца, свежий воздух или пение жаворонка?» (I, 291). «Однажды к вечеру собралась гроза, за Волгой небо обложилось черными тучами... ... Все примолкло. Татьяна Марковна подняла на ноги весь дом. Везде закрывались трубы, окна, двери. Она не только сама боялась грозы, но даже не жаловала тех, кто ее не боялся, считая это за вольнодумство» (VI, 94).
Художественное пространство русской усадьбы в романном мире И.С.Тургенева
Подобно усадьбе И.А.Гончарова, «европеизированная» усадьба в произведениях И.С.Тургенева - это уютный и очаровательный уголок, в котором можно укрыться от испытаний и бурь большого мира:
«Было тихое летнее утро. Солнце уже довольно высоко стояло на чистом небе; но поля еще блестели росой, из недавно проснувшихся долин веяло душистой свежестью, и в лесу, еще сыром и не шумном, весело распевали ранние птички. На вершине пологого холма, сверху донизу покрытого только что зацветшею рожью, виднелась небольшая деревенька. К этой деревеньке, по узкой проселочной дорожке, шла молодая женщина, в белом кисейном платье, круглой соломенной шляпе и с зонтиком в руке.» (VI, 237); «Весенний, светлый день клонился к вечеру; небольшие розовые тучки стояли высоко в ясном небе и, казалось, не плыли мимо, а уходили в самую глубь лазури. Перед раскрытым окном красивого дома, в одной из крайних улиц губернского города О..., сидели две женщины...» (VII, 125); «Итак... прошло восемь лет. Опять повеяло с неба сияющим счастьем весны; опять улыбнулась она и земле и людям; опять под ее лаской все зацвело, полюбило и запело. Город О... мало изменился в течение этих восьми лет; но дом Марьи Дмитриевны как будто помолодел: его недавно выкрашенные стены белели приветно, и стекла раскрытых окон румянились и блестели на заходившем солнце; из этих окон неслись на улицу радостные, легкие звуки звонких молодых голосов, беспрерывного смеха; весь дом, казалось, кипел жизнью и переливался весельем через край» (VII, 288-289); «...весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все - деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам...» (VIII, 205-206); «...Литвинов подъезжал к Татьяниной деревне. Домик, где жила бывшая его невеста, стоял на холме, над небольшой речкой, посреди недавно разведенного сада. Домик тоже был новенький, только что построенный, и .далеко виднелся через речку и поле. Литвинову он открылся версты за две с своим острым мезонином и рядом окошек, ярко рдевших на вечернем солнце» (IX, 323-324); «Май уже перевалился за вторую половину; стояли первые жаркие летние дни. Окончив урок истории, Нежданов отправился в сад, а из сада перешел в березовую рощу, которая примыкала к нему с одной стороны. ... Нежно-матовыми серебряными столбиками, с сероватыми поперечными кольцами, стояли частые стволы деревьев; мелкие листья ярко и дружно зеленели, словно кто их вымыл и лак на них навел...» (XII, 64). Таким образом, описание почти каждой усадьбы связано с весной или летом, мотивами тепла, солнечного света и молодости природы.
Несмотря на формальные указания на огражденность дворянских гнезд И.С.Тургенева (например, река в имении Ласунской, ограда с калиткой в саду Калитиных, сравнение имения Сипягиных с крепостью и др.), постоянно подчеркивается связь усадеб и их владельцев с внешним миром: по словам Пандалевского, московская светская львица Дарья Михайловна Ласунская «знает всю Европу, да и Европа ее знает!» (VI, 246); Наталья Ласунская читает книги, выписанные из Петербурга от книгопродавца-француза; в дом Калитиных Лемм привносит немецкую культуру, а Лаврецкий постоянно \ читает французские журналы, нетерпеливо ожидая известия, которое может изменить его судьбу. В Обломовке невозможно представить себе практику английского воспитания, какую использует по отношению к своему сыну отец Лаврецкого. В русской усадьбе Павел Петрович Кирсанов живет на английский манер. Литвинов, понимая, «что имение его матери, плохо и вяло управляемое его одряхлевшим отцом, не давало и десятой доли тех доходов, которые могло бы давать, и что в опытных и знающих руках оно превратилось бы в золотое дно», «отправился за границу учиться агрономии и технологии» (IX, 149). Вся усадьба Сипягиных проникнута духом англоманства, а оскудевшая усадьба Маркелова становится местом встреч заговорщиков из Петербурга.
Тот факт, что столь важная характеристика усадьбы, как огражденность, а, следовательно, и противопоставленность усадьбы и города в произведениях И.С.Тургенева находится на периферии, определяется особенностями внутренней жизни ее обитателей. Они либо приезжают сюда погостить лишь на весеннее-летний сезон (Ласунские, Сипягины), либо духовный поиск не дает им замкнуться в границах имения (Лиза Калитина, Литвинов, Марианна). Таїоке и жизнь тех героев, которые неразрывно связали себя с усадьбой, как Лаврецкий, Кирсановы, Литвинов, Татьяна Шестова, невозможна для них без связи с городом, столицей, Европой, хотя бы потому, что для возделывания земли нужны передовые технологии. А в общем, все это объясняется более высокой степенью просвещенности тургеневских дворян, для которых становится возможным большее количество разнообразных моделей поведения, чем для героев И.А.Гончарова, и которые, вследствие этого менее «прикреплены, приращены» к своему родовому гнезду. (В романах последнего мы находим лишь два исключения из этого правила: подобно тургеневским героям ведут себя Штольц, который лишь время от времени живет в своем имении в Крыму «для двух целей: по делам своим в Одессе и для здоровья жены...» и владельцы Верхлева, что приезжают в свое имение «года в три раз».)
Художественное пространство русской усадьбы в поэзии А.А.Фета
Истоки «усадебного текста» А.А.Фета мы находим еще в его ранней поэме «Талисман» (1842). Ап. Григорьев обвинял поэта за то, что в этом произведении вступление слишком многообещающе по сравнению с содержанием: «К чему давать обещания и не исполнять их? Вы ждете картины деревенской жизни, ждете образа Тани, а встречаете двух барышень, из которых одна до невероятности сантиментальна и юношу-романтика, который еще приторнее...».215 И действительно, многие характерные мотивы «усадебного текста», которые получат столь блестящее развитие в последующих периодах творчества автора, представлены здесь еще в свернутом виде.
В первых же строках поэмы имеет место противопоставление города и деревни, где предпочтение отдается последней:
Вы знаете, деревню я люблю
И зимний быт. Плохой я горожанин.
Я этой жизни душной не терплю...
Повествователь, изображая деревню, по всей видимости, рассчитывает на восприятие городского жителя и предполагает, что
Вас не займет отлогий косогор,
И ветхий храм с безмолвной колокольней, И синий лес по скату белых гор; Не станете вы внутренно довольней Рассматривать старинный барский двор И в тех местах молиться богомольней (С. 1, 475).
Образ усадьбы, воссоздаваемый в этом предельно кратком описании, совершенно типичен: это, скорее всего, симметрично расположенные на холме старинный дом и храм, огражденные от внешнего мира лесом и цепью гор, -неотъемлемые черты любого традиционного описания «дворянского гнезда». Если это скромное жилище, по мнению повествователя, не может представлять интереса для горожанина, которому «милей Тверской бульвар неведомых полей», то ему самому эти места необыкновенно дороги, потому что овеяны памятью о судьбах живших здесь людей:
Но, верно, есть в них скрытая печаль:
Иначе что ж, - зачем же мне их жаль? (С. 1, 475).
Эта ремарка задает повествованию необходимую для него элегическую тональность, что настраивает нас на" восприятие дальнейшей ретроспекции повествователя, рассказывающего историю своего друга, «романтиков образчика», жизнь которого уже «покрыта мглой». Вынужденный покинуть свое «теплое гнездо», чтобы служить в армии, герой отправляется в соседнюю усадьбу проститься с возлюбленной.. Сад в усадьбе героини символизирует душевное состояние юноши перед разлукой: .. .Из гостиной В стекло балкона виден голый сад С беседкою и сонною куртиной... (С. 1, 477).
Оказавшись в ее доме в святочную пору, герой попадает в мир поместного радушия, гостеприимства и традиционной обрядности (святочных гаданий). Образ Вари, как и образ главного героя, выписан романтическими красками: Зато Варвара - томная луна, Как ты была прекрасна и скромна! (С. 1, 478); Серебряная ночь гляделась в дом... Она без свеч сидела за роялью. Луна была так хороша лицом И осыпала пол граненой сталью; А звуки песни разлились кругом Какою-то мучительной печалью... (С. 1, 480).
Романтическая стихия, вообще, играет большую роль в «усадебном тексте» поэмы. Это проявляется и в разговорах героев не только «о сельском лете, о весне», но и «о Шиллере, о музыке, о пеньи», и в сцене их прощания при звуках музыки, когда
Все вместе было чувство торжество,
Но то была не жизнь, а волшебство (С. 1, 480). и когда героиня, между образом которой и образом луны проводится устойчивая параллель, наделяет героя неким таинственным талисманом, и с тех пор он .. .каждый раз, когда ночной порою Засветится воздушный хор светил, «увлечен волшебницей луною» (С. 1, 480).
Таким образом, в этой ранней поэме А.А.Фета лишь намечены основные мотивы «усадебного текста» автора: противопоставление города и деревни, сад как символ душевного состояния героя; при этом ему уже присущи элегическая тональность и ретроспективность повествования. Образ усадьбы здесь, как и образы сестер, романтического юноши, во цвете лет сошедшего в могилу, отсылают нас к «Евгению Онегину» А.С.Пушкина и способствуют восприятию этой поэмы в контексте романа в стихах. Здесь-то и оказывается обманутым ожидание читателя: описание усадьбы не выполняет почти никакой самостоятельной функции и служит лишь фоном для разрешения романтического конфликта.
