Содержание к диссертации
Введение
Глава І. Тема «случайного семейства» в творчестве Ф. М. Достоевского 25
1.1. Формирование понятия «случайное семейство» в публицистике Ф. М. Достоевского 1870-х гг 25
1.2. Первое целостное воплощение темы «случайного семейства» роман «Идиот» 38
1.3. Динамика темы «случайного семейства» в «Братьях Карамазовых»: от «случая» к «всемирному братству» 49
Глава 2. Рецепция наследия Ф. М. Достоевского литературой американского Юга в осмыслении зарубежного и отечественного литературоведения 64
2.1. Ф. М. Достоевский и У. Фолкнер 64
2.2. Ф. М. Достоевский и К. Маккаллерс 84
Глава 3. Тема «случайного семейства» в творчестве У. Фолкнера ... 97
3.1. Ф. М. Достоевский в восприятии У. Фолкнера 97
3.2. Тема семьи в литературе американского Юга 1920-1940-х гг 116
3.3. Роман Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» и роман
У. Фолкнера «Авессалом, Авессалом!»: «случайное семейство» и «разрушенная южная семья» 124
Глава 4. Тема «случайного семейства» в творчестве К. Маккаллерс .. 161
4.1. Ф. М. Достоевский в восприятии К. Маккаллерс 161
4.2. Многоаспектность реализации темы «случайного семейства» в творчестве К. Маккаллерс 175
4.2.1. «Разбитая / разрушенная семья» как вариант «случайного семейства» Ф. М. Достоевского в публицистической и автобиографической прозе К. Маккаллерс 175
4.2.2. Романы Ф. М. Достоевского «Идиот» и «Братья Карамазовы» и роман К. Маккаллерс «Сердце - одинокий охотник» 205
Заключение 220
Список использованной литературы 226
- Формирование понятия «случайное семейство» в публицистике Ф. М. Достоевского 1870-х гг
- Ф. М. Достоевский и У. Фолкнер
- Ф. М. Достоевский в восприятии У. Фолкнера
- Ф. М. Достоевский в восприятии К. Маккаллерс
Введение к работе
Данная работа посвящена комплексному исследованию темы «случайного семейства» Ф. М. Достоевского и ее рецепции в США.
Творческое наследие Ф. М. Достоевского занимает особое место в русской и зарубежной литературе. На протяжении XX в. шел процесс осознания гения Достоевского мировой культурой. Сегодня Достоевский считается писателем XXI в., он активно «присутствует» в мировой литературе, так как, по утверждению Б. Г. Реизова, «писатель прошедших эпох «присутствует» среди нас, если активно участвует в современной культуре, вторгается в мысль новых поколений и затрагивает проблемы, стоящие на очереди дня»1. Творчество Ф. М. Достоевского не только созвучно актуальным проблемам нашей эпохи, но нередко формулирует их.
Одной из таких актуальных проблем является проблема семьи. Семья -одно из ядерных понятий культуры и менталитета любого народа. Слово «семья» принадлежит к категории «ключевых слов», дающих представление как об отдельно взятой этнокультуре, так и о межкультурном пространстве в целом2. В понятии «семья» и ассоциативно связанных с ним понятиях («дом», «отец», «мать», «родители», «род», «очаг») как в концептуальных универсалиях аккумулированы важнейшие представления о материальной и духовной культуре, которые транслируются от поколения к поколению. Знакомство человека с миром и его первоначальное постижение происходит именно в рамках семейного пространства. Семья - органическая ячейка, из которой вырастает общество, поэтому проблемы семьи имеют большое значение для всего социума3.
Современная семья переживает кризис, происходит процесс негативной трансформации роли семьи в социуме, связанный, в первую очередь, с
1 Реизов Б. Г. Сравнительное изучение литературы // Вопросы методологии литературоведения. М; Л Наука,
1966. С. 198.
2 См: Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки русской культуры, 1999.
780 с.
3 См : Мочульский К. В. Достоевский Жизнь и творчество // Мочульский К. В. Гоголь. Соловьев
Достоевский. М : Республика, 1995. С. 217-562.
5 переориентацией традиционных ценностей и смыслов. Кризисное состояние института семьи выражается в нестабильности браков, в увеличении количества разводов, в разрыве между поколениями, безнадзорности детей и т.д. Такая ситуация вызвала появление многочисленных исследований по проблемам семьи в разных областях знания. Современные исследования призваны не только теоретически осмыслить изменения семьи, но и актуализировать традиционную ценность семьи, ее духовные основы. Становясь предметом междисциплинарного изучения, семья, в силу своей сложности, рассматривается с этических, аксиологических, морально-нравственных, культурологических, социологических позиций4. В последнее время появились диссертационные работы, посвященные исследованию темы семьи в произведениях русских писателей5.
В европейской и социально-философской мысли вплоть до XIX в. семья ассоциировалась с понятием патриархального общества (К. С. Аксаков, А. С. Хомяков, М. М. Ковалевский, Ю. Липперт и др.). Русская литературная традиция в лице славянофилов трактует патриархальную семью, дом как
«
этическое пространство, в котором царит любовь. Традиционная роль отца в патриархальной семье, базирующаяся на принципе силы, господства и владения, смягчается, в данном случае, представлением о духовной основе семейной жизни, реализующейся в любви. Главными в семье провозглашались «любовь, дух человека», провоцирующие стремление «свободно и любовно исполнять волю отца»6.
4 См.: Волжина О. И. Семья как социо-культурная ценность: Автореф. дис. ... д-ра социол. наук. М, 2002.
40 с; Ивченко Е. Г. Духовные основы русской семьи: Автореф. дис. ... канд. филос. наук. Ростов н/Дону,
1996.23 с; Канкин В. Г. Неблагополучная семья в социальном контексте современной России: Автореф. дис.
... канд социол. наук. Краснодар, 2005. 23 с; Соловьева И. В. Стабильность семьи как социально-
философская проблема: Автореф. дис. ... канд. филос. наук. Воронеж, 2004. 23 с; Федотова Ю. В. Семья как
феномен и носитель культурных традиций: Европа с древности до начала XX века: Автореф. дис. ... канд
культур, наук. М, 2003. 21с; ФедуловаА. Б. Семья и семейные ценности: философско-аксиологический
анализ: Автореф дис.... канд. филос. наук. Архангельск, 2003.24 с и др.
5 См: Капустина С. Н. Русский дом и семья в творческой эволюции Е. И. Замятина: пути художественных
решений: Автореф. дис.... канд филол. наук. Тамбов, 2002. 25 с; Мартен М. Проблема семьи в творчестве
Л. Н. Толстого (1850-1870-е гг.): Автореф. дис.... канд филол. наук. М., 2000.27 с; Проскурина Т. Д Идейно-
художественные особенности воплощения «мысли семейной» в романах Л. Н. Толстого «Анна Каренина» и
M. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы»: Автореф. дис.... канд филол. наук. Орел, 2001.21 с. и др.
6 Аксаков К. С. Поли собр. соч. М , 1861. Т. 1. С. 93.
А. С. Хомяков называет семью той точкой, в которой любовь «переходит из отвлеченного понятия <...> в живое и действительное проявление»7, преодолевает человеческий индивидуализм.
Семья в русской традиции выступает «охраняющим началом» в обществе, связующей поколения формой жизни, а также способом «выживания» в кризисные периоды общественного развития: «Мерилом человеческого прогресса вообще является степень распространения заботы о существовании
во времени и пространстве, заботы, выходящей за круг одиноко стоящего Я» .
В моменты кризисов, исторических «сломов», изменений укладов человеческая мысль всегда обращалась к семье. В пореформенной России, когда с отменой крепостного права вскрылось ужасающее состояние общества -падение нравственных норм, традиционных ценностей земли, семьи, религии, -писатели (Л. Н. Толстой, М. Е. Салтыков-Щедрин, К. С. Аксаков, Ф. М. Достоевский, Н. С. Лесков и др.) обращаются к семье. Причины ее трансформации они видят в забвении нравственного духовного начала, чему способствовала капитализация аграрной России.
Семья как «охраняющее начало» общества видится главным институтом человеческой жизни. Так, например, Л. Н. Толстой считал семью важнейшей школой жизни, любви и культурной традиции9. Славянофилы выдвигали свою концепцию дома и семьи в условиях спора 1830-х гг. о ценностном превосходстве патриархальности над цивилизованностью и, хотя отводили религии центральное место в общей концепции духовной культуры, тем не менее, в частной концепции Дома на первый план выдвигали «не религиозное, а семейное начало»10. К. С. Аксаков называл семейную жизнь неотъемлемой основой и условием истинно общественной и человеческой жизни11.
Русская трактовка феномена традиционной семьи реализовалась в творчестве Ф. М. Достоевского как интенция, идеал. Уже на начальном этапе
7 Хомяков А. С. Поли собр. соч. М., 1900. Т. 3. С. 250. * Липперт Ю. История семьи. СПб , 1897. С. 2.
9 См.: Мартен М. Проблема семьи в творчестве Л. Н. Толстого... С. 3.
10 Щукин В. Г. Дом и кров в славянофильской концепции. Культурологические заметки // Вопросы
философии. 1996 № 1.С. 141.
Аксаков К. С, Аксаков И. С. Литературная критика. М., 1981. С. 191.
7 своего творчества Достоевский обнаруживает такую интерпретацию категории семьи, которая свидетельствует о принадлежности ее авторской аксиологии.
К. С. Аксаков дал высокую оценку «отдельных, истинно прекрасных мест» из «Бедных людей» Достоевского, что, по мнению В. Г. Щукина, объясняется в первую очередь тем, что Достоевский «нащупал своим гениальным художническим чутьем целые семантические пласты архаического сознания, характерного для <...> патриархальной деревни»12. Эти пласты мифопоэтического сознания связаны с понятием домашнего крова. В описании деревенского детства Вареньки узнаваемы элементы архаической модели жилища, присущей патриархально-аграрному укладу жизни. «Чужое, опасное внешнее пространство, противопоставленное домашнему теплу, довольству и уюту; печь, постель, общая работа, забава и молитва как составные части стройной системы, защищавшей человека от наводящей ужас одинокой беспомощности, подстерегавшей каждого, кто осмелится уединиться или отстанет от "своих"»13.
Далее Достоевского заботят процессы трансформации семьи, связанные с периодом реформ в России. Писатель исследует современную ему семью как «случайное семейство», тематика и проблематика которого получила окончательное свое художественное воплощение в последнем романе писателя «Братья Карамазовы». Этот роман изначально воспринимался критикой главным образом как семейный, на семейной основе исследователями выстраиваются и все другие содержательные уровни романа - исторический, религиозный, философский и т.д. Так, критика 1880-х гг. исследовала проблемы семьи и наследственности в сравнительно-типологическом аспекте (на материале романа «Братья Карамазовы» Достоевского и хроники «Ругон-Маккары» Э. Золя)14. В аналогичном ракурсе исследовались «Братья Карамазовы» и «Господа Головлевы» М. Е. Салтыкова-Щедрина15.
12 Щукин В. Г. Дом и кров... С. 140.
13 Там же. С. 139.
14 См : Марков Е. «Критическая беседа» // Русская речь. 1879. № 12.
15 См.: Щедрин М. Е. «Первое октября», «Первое ноября. - Первое декабря» // Отечественные записки. 1879.
№11-12.
В последующих исследованиях историко-литературные сопоставления романа также шли по семейному вектору. Проблемы мирового зла и богоборчества, античной традиции и т.п. раскрывались в своей полноте на конкретном «семейном» материале (темы отцеубийства, враждующих братьев, обиженных детей и т.д.).
А. Коялович анализирует процесс распада русской семьи и появление «случайного семейства» как симптом вызревания новых конструктивных сил, способных восстановить семейную и общественную жизнь на основе принципов христианства16.
Исследования, несколько отдаленные хронологически, также обращаются к проблеме «случайного семейства» в творчестве Достоевского, рассматривая семью как свернутую формулу, содержащую множество вариантов прочтения романа (Вяч. Иванов, К. В. Мочульский, А. И. Белецкий, Л. М. Розенблюм, Е. И. Семенов, Н. Д. Тамарченко, В. С. Пушкарева, Г. К. Щенников17 и др.). Формула «отцы и дети» становится выражением идеи бытия человеческого рода, общества в историческом времени, «образом становления времени»18.
Современные исследователи усматривают актуальность исследования темы «случайного семейства» в творчестве Достоевского в связи с происходящими в современном обществе процессами.
О. Ю. Юрьева исследует традицию «русского семейства» Достоевского в русской литературе начала XX в., подтвердившую худшие опасения Достоевского, показав, «что распад русских патриархальных семейных устоев привел Россию к катастрофе»19.
Коялович А. Братья Карамазовы (литературно-критический очерк). Новое время. 1881. № 1861. С. 1-2.
17 См : Белецкий А. И. Избранные труды по теории литературы. М , 1964. С. 25-40, 98-102; Иванов Вяч. И.
Лик и личины России. К исследованию идеологии Достоевского // Иванов Вяч. И. Лик и личины России:
эстетика и литературная теория. М.: Искусство, 1995. С. 312-351.; Мочульский К. В. Достоевский. Жизнь и
творчество...; Пушкарева В. С, Тамарченко Н. Д. Дети и детство в структуре «Братьев Карамазовых» (к
вопросу о своеобразии жанра романа у Ф. М. Достоевского) // Проблемы жанра в истории русской и
зарубежной литературы. Кемерово, 1976. С. 135-144; Розенблюм Л. М. Творческие дневники Достоевского //
Литературное наследство. Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради 1860-1881 гг. Т. 83. М.:
Наука, 1971. С. 69-74; Семенов Е. И. Роман Достоевского «Подросток» (проблематика и жанр) Л.: Наука,
1979. С. 127-162.
18 Семенов Е. И. Роман Достоевского... С. 128.
19 Юрьева О. Ю. Образ «русского семейства» в творчестве Ф. М. Достоевского и в русской литературе начала
XX века (в печати)
9 В. Голштейн в статье «Accidental Families and Surrogate Fathers: Richard, Grigory, and Smerdyakov» («Случайные семейства и суррогатные отцы: Ричард, Григорий и Смердяков») (2004) отмечает, что в романе Достоевского «Братья Карамазовы» дан наиболее полный анализ отношений отцов и сыновей. Развитие романа видится автором как движение от фальшивых отцов к истинным, обычно суррогатным, «от эгоизма к жертвенности, от небрежения и насилия к любви и ответственности» . Константной величиной семьи по-прежнему остается любовь и ответственность. Взгляды Достоевского на семью как «источник любви» могут звучать утопично, однако, по мнению исследователя, Достоевский доказал, что «альтернатива этому <...> ужасна» .
Л. Нэпп считает, что роман «Братья Карамазовы» «всегда воспринимался как наиболее внутренне связанный с личной семейной драмой Достоевского»23. По мнению Нэпп, это единственный роман из всех написанных Достоевским, в отношении которого биографический подход в анализе текста будет оправдан24.
С. Фуссо полагает, что Достоевский обратился в последних своих романах к проблеме «случайного семейства», поскольку считал семью как таковую непреложной ценностью, «потенциальной основой духовного восстановления человека»25.
Формирование понятия «случайное семейство» в публицистике Ф. М. Достоевского 1870-х гг
Характерным явлением русской прозы первой половины 1850-х гг. было обращение к семье. Достоевский с равным вниманием читает «Семейную хронику» (1856) и «Детские годы Багрова-внука» (1858) С.Т.Аксакова, «Севастопольские рассказы» (1855-1856), «Детство» (1852) и «Отрочество» (1854) Л.Н.Толстого, размышляет о проблеме семьи, собирает материал жизни современной семьи, чтобы впоследствии создать собственную ее концепцию.
Достоевского волнуют вскрытые отменой крепостного права актуальные проблемы общества, он отмечает в «Записной тетради»: «нравственность народа ужасна. ... Нигилисты в народе. Солдат, не верующий в Бога, кормилица ... Разгул и масленица» («Записная тетрадь» 1864-1865 гг. [20,191]) . СтаТЬИ, Заметки, «ЗаПИСНЬШ тетради», подготовительные варианты к романам и «Дневник писателя» этого периода представляют материал перипетий семейной жизни, истории разложения современных автору семейств: дело Каировой, дело Кронеберга, убийство мещанки Перовой и мн. др. «Вселенский идейный смысл» (Г. Гачев) такой концентрации фактов состоит в выявлении несоответствия происходящего в реальной жизни и того, что должно существовать. Это актуализация известной мысли Достоевского о русском человеке, которому важно знать о существовании где-либо настоящего идеала, настоящей добродетели: «я ищу святынь, я люблю их, мое сердце их жаждет, потому что я так создан, что не могу жить без святынь» («Дневник писателя» 1876 г. [22,73]); ИЛИ: «Наш человек мирился, что он скверен, только бы было вне его недосягаемо свято» (Подготовительные материалы к «Подростку», 1875 г. [16,425]). ПОВСЄМЄСТНО распространенные в России явления не «перекрывают» нравственных, моральных потенций русского человека, для которого семья, безусловно, СВЯТа. И ДЛЯ ДоСТОеВСКОГО - В Первую ОЧереДЬ: «Семья, святость семьи... Если б так вышло, что семья должна стоять на безжалостности, то не стоило и стоять семье... Семья (идеал ее и отношений, начала гуманности, святые, добрые чувства)» («Записная тетрадь» 1875-1876 гг. [24,140]) Достоевского заботила трансформация семьи, ее вырождение (статьи, «Дневник писателя», черновые наброски и тексты «Идиота», «Подростка», «Братьев Карамазовых»): «Готовясь написать один очень большой роман, я и задумал погрузиться специально в изучение „ подробностей текущего. Одна из самых важных задач... молодое поколение, а вместе с тем современная русская семья, которая... далеко не такова, как всего еще двадцать лет назад» (Письмо X. Д Алчевской от 9 апреля 1876 г. [29, кн. 2,78]) Проблема семьи в «Братьях Карамазовых» генетически восходит к «Подростку», где впервые отчетливо сформулирована проблема отцов и детей («Идея - отцы и дети - дети и отцы» (Подготовительные материалы к «Подростку», 1874 г. [16,45])), И является противопоставлением толстовской трактовке, аксаковской и вообще ТраДИЦИОННОЙ Патриархальной: «И вместо семейства родового (Ростовы) - семейство возникающее, род эфемерный, новый, ищущий благообразия и своего уровня и даже (новых) форм» (Подготовительные материалы к «Подростку», 1875 г. [16,410]) «ПОД ВЛИЯНИЄМ ИДЄЙНОЙ борьбы с Толстым Достоевский осознает свое эксцентрическое место в русской литературе»68. «Подросток» задуман как антитеза семейным хроникам дворянского писателя; идея романа становится понятной только в плане полемики с «изжившей себя помещичьей литературой» (К. В. Мочульский):
«История русского дворянского семейства....В виде великолепной исторической картины («Война и мир»), которая перейдет в потомство и без которой не обойдется потомство. Случайное семейство - попытка гораздо труднейшая» (Подготовительные материалы к «Подростку», 1875 г. [16,435]) «Вы тип случайного семейства, в противоположность родового» (Подготовительные материалы к «Подростку», 1875 г. [16,434])
Достоевский обнаружил видимость «красивого порядка» дворянских форм, бушующий хаос под «космосом» русской культуры, отсутствие «оснований» и «преданий» в обществе. «Семейным формам» Толстого Достоевский противопоставляет бесформенность современного русского семейства (беспорядочное существование Версилова, имеющего две семьи -законную и незаконную, осложняется отношениями с Ахмаковой; беспорядок как основная идея реализуется в теориях и страстях героев - в ротшильдстве Подростка, нравственном сумбуре Лизы, отказывающейся жить без счастья, и др.)69. Идее родового и человеческого единения противостоит идея разложения: «Во всем идея разложения, ибо все врозь и никаких не остается связей не только в русском семействе, но даже просто между людьми. Даже дети врозь. ...Разложение - главная видимая мысль романа» (Подготовительные материалы к «Подростку», 1875 г. [16,16-17])
Ф. М. Достоевский и У. Фолкнер
Первые публикации по проблеме «Достоевский - Фолкнер» относятся к 1930-м гг. и носят характер «общего взрыва мыслей и чувствований, ... горячей записи того, что удивило и обогатило»103 их авторов. Исследователи ограничиваются констатацией факта сходства произведений двух писателей и некоторыми замечаниями о том, какие векторы художественных миров авторов совпадают.
В первых публикациях вычленялся психологический аспект («необычность поведения» героев), причем в его анормативности («надрывы» Достоевского), и философский аспект (сходство в «восприятии жизни»), т.е. исследователи затрагивали типологический аспект сходства двух авторов. Следует отметить, что большая часть дальнейших исследований велась именно в этом направлении.
Отдельно в этих публикациях следует выделить статью Ф. Р. Ливиса, который затрагивает проблему рецепции творчества Достоевского Фолкнером, поставив вопрос о том, откуда проистекает так называемое «начало Достоевского» у Фолкнера - из самого Достоевского или из Диккенса, учитывая огромный мировой успех Диккенса и его популярность в России. Исследователь пытается разграничить элементы, почерпнутые Фолкнером именно у Достоевского, и элементы, почерпнутые Достоевским у Диккенса и перешедшие в несколько трансформированном виде к Фолкнеру. Проблема, поставленная Ливисом, интересна еще и по той причине, что она касается самой сути творчества Фолкнера - его настолько занимали авторы, которые так или иначе были связаны с Достоевским, что вычленение отдельных составляющих из его художественных сплавов - трудное, почти невозможное занятие. Помимо пары «Диккенс - Достоевский», в творчестве Фолкнера появляются такие пары, как «Бальзак - Достоевский», «Конрад -Достоевский» (что отмечалось критиками позже) и даже «Андерсон -Достоевский».
В целом же статьи 1930-х гг. сосредоточены на узнавании элементов творческой системы Достоевского в романах Фолкнера. Указания на сходство носят общий характер, а детальный сравнительный анализ вообще не проводится.
В этом смысле является поворотной статья К. Маккаллерс «The Russian Realists and Southern Literature» («Русские реалисты и литература Юга») (1941)104, поскольку ее автор не только сопоставляет творчество двух писателей посредством сравнительного анализа их произведений (что само по себе отличает эту статью от публикаций 1930-х гг.), но и расширяет этот анализ за счет социальных аналогий. Методологической основой статьи являются принципы сравнительно-исторического литературоведения, представление о закономерности и социальной обусловленности литературного влияния, которое «определяется внутренней закономерностью предшествующего национального развития, общественного и литературного»105. Маккаллерс проделывает путь от анализа рецепции творчества русских реалистов до обобщения схождений литературно-типологического ряда, обусловленных общественно-типологическими аналогиями социальных процессов.
Статья интересна по нескольким причинам: во-первых, ее автор -писательница периода «южного ренессанса», как и Фолкнер, и она сама осознавала генетическую родственность школы русского реализма; во-вторых, типологическое сходство творчества русских реалистов и литературы Юга Маккаллерс выявляет на примере сходства реализма Достоевского и Фолкнера, что значимо, поскольку она изнутри воспринимает эти художественные явления как однородные; к тому же Маккаллерс не ограничивается исключительно анализом текстов, объясняя причины художественной близости сходными историческими обстоятельствами и традициями в России XIX в. и на Юге современного ей этапа.
Маккаллерс выделяет период в пятнадцать лет (1925-1940), в течение которого на Юге сформировалась особая манера письма, достаточно единая в своей основе, что позволило критике маркировать это явление как «готическую школу». Маккаллерс не согласна с существующим определением и связывает новое явление с влиянием русской школы классического романа. Литературно-типологические аналогии, по Маккаллерс, обусловлены общественно-типологическими схождениями социальных процессов в двух регионах, главный из которых «дешевизна человеческой жизни». В текстах русских реалистов и южных американских писателей обилие жизни соседствует с таким же обилием смерти, экспериментами духа, одно сменяет другое, и подчас непонятны причины происходящего.
Для анализа автор статьи выбирает «Преступление и наказание» (сцена поминок по Мармеладову) и роман Фолкнера «Когда я умирала», исследуя текстологическую реализацию общей для русских и южан «техники жестокости», суть которой состоит в особом «двойном» наложении фарса и трагедии, а корни уходят в сходство общественной жизни.
В статье Маккаллерс впервые предпринята попытка сопоставления творчества русского и американского авторов в художественном аспекте, она анализирует подходы к изображению действительности, метод («соединение несоединимого»), механизмы художественных текстов, стилистику (контрастность, страстность), выявляет сходство типических персонажей, как отражение сходного (русского и южноамериканского) психотипа личности. Принципиально важным является то, что Маккаллерс отмечает различия между русским классическим романом и романом южным, что также делает ее работу серьезным сравнительно-типологическим исследованием. Она указывает на коммуникативный эффект текстов Достоевского, вызывающих сопереживание американских читателей литературным героям его произведений («заронить в читателя нечто, что будет его мучить или, наоборот, утешать»106). Таким образом, К. Маккаллерс широко ставит проблему художественной рецепции русского романа на американской почве.
После Второй мировой войны количество статей, посвященных исследованию параллелей художественных миров Достоевского и Фолкнера, значительно увеличилось, однако они по-прежнему оставались, по выражению Ж. Вейсжербэ, «краткими и поверхностными».
Заслуживает внимания статья Ф. Л. Гвинна «Faulkner s Raskolnikov» («Раскольников Фолкнера») (1958) , в которой он говорит о параллелях между романами «Преступление и наказание» и «Шум и ярость». Гвинн называет «Преступление и наказание» в числе источников, определяющих, наряду с «эпиграфом из Шекспира и библейскими аллюзиями»109, генезис первого из великих романов Фолкнера - романа «Шум и ярость». Параллели между двумя романами Гвинн прослеживает на разных уровнях текста: от фабульного до отдельных образов и деталей110.
Ф. М. Достоевский в восприятии У. Фолкнера
В 1931г. Дж. Чемберлен назвал Фолкнера «тенью Достоевского на американском Юге» . После этого, в 1930-е гг. (с 1933 г. по 1939 г.) и другие критики (М. Уолдман, Дж. М. О Доннел, Ф. Р. Ливис) стали говорить об общих чертах творчества этих авторов227. В статье 1941г. К. Маккаллерс сравнила творческий метод Фолкнера с методом Достоевского, выявив «формирующее» (Т. Пачмасс) воздействие русского реализма XIX в. на южный роман XX в.
Высказывания самого У. Фолкнера о Ф. М. Достоевском относятся к позднему периоду его творчества - к концу 1940-х гг. - началу 1960-х гг. При этом Фолкнер не раскрывает в подробностях влияние на него Достоевского, «затемняет» эту проблему, что объясняется склонностью Фолкнера к мифологизации своей биографии.
Один из самых известных мифов Фолкнера - его боевое прошлое: в 1924 г. Фолкнер распространяет «романтическую легенду о своих боевых подвигах во время войны, представляя себя летчиком-ветераном, получившим ранение в голову» . В реальности была лишь учеба в летном училище. К началу 1930-х гг. Фолкнер создает другой миф - он формирует образ писателя-фермера, в основном занятого хозяйственными делами в поле или на КОНЮШНе, ПИШущеГО ТОЛЬКО В Свободное ВреМЯ . «Вообще-то я не писатель „. моя жизнь окончательно установилась еще до того, как я начал писать. Я сельский житель. Моя жизнь связана с фермерством, лошадьми, выращиванием зерна и овощей .„ Моя жизнь посвящена фермерству, и в этом смысле я не писатель: это для меня не самое главное» , — ЭТО Высказывание уже 1955 Г., Т.е. Фолкнер на протяжении двадцати лет поддерживает созданный им образ. Однако то, как Фолкнер понимает этическую задачу, та роль, которую он при этом отводит писателю и поэту, заставляет сомневаться в его фермерских Приоритетах. ХуДОЖНИК, ПО Фолкнеру, «должен убеждать людей в том, что они могут стать лучше, чем есть» . На художника возложен поиск истины - той фундаментальной ИСТИНЫ, «в которой нуждаются люди, чтобы вынести сознание ответственности, необходимости быть мужественными, иметь чувство чести, гордости, сострадания. Именно такой в идеале должна быть норма нашего поведения, поскольку таковой она была в нашем прошлом»
Вариант легенды о писателе-фермере - придуманный Фолкнером образ малограмотного писателя, не получившего университетского образования, проучившегося лишь шесть лет (в реальности девять с половиной), слабо разбирающегося в литературном процессе, именах, течениях (особенно современных), сложившегося исключительно благодаря таланту и интуиции. Однако имена писателей, поэтов, философов, которых упоминает Фолкнер, круг чтения, очерченный им в различных интервью и беседах, говорят об обратном -о серьезном процессе самообразования, может быть не системном, но отражающем широту кругозора, разнообразие интеллектуальных интересов американского писателя.
Фолкнер прослушал в Миссисипском университете годовой курс по английской литературе, освоил античных классиков (Аристотеля, Вергилия, Гомера, Горация), европейскую традицию (помимо английской литературы, ирландскую, французскую, немецкую, чешскую). Отдельно Фолкнер занимается русским романом и американской литературой в двух ее разновидностях - зависимой от европейской традиции (М. Готорн и Г. Джеймс) и подлинно национальной (У. Уитмен, М. Твен, К. Сэндберг). Предметом внимания становятся и современные философские учения: Фолкнер ссылается на А. Бергсона, собрание сочинений которого есть в его библиотеке .
На наш взгляд, Фолкнер «затемняет» проблему творческого влияния на него намеренно, подменяя анализ личным мифом - повлияли все и никто в ОТДеЛЬНОСТИ: «Можете ли вы назвать какого-нибудь писателя . оказавшего на вас наибольшее творческое влияние? Нет, не могу. .„ Я испытал воздействие всех писателей прошлого - японцев, французов, англичан, русских, - всех, когда-либо читанных мной»
В связи со склонностью Фолкнера к мифологизации обыденной жизни и творческого процесса вопрос о влиянии Достоевского, на наш взгляд, должен быть проанализирован в технике реконструкции. Фолкнеру свойственно мышление образами, когда за словом мыслится, но не проговаривается целая тема, ситуация, история. Он предоставляет слушателям, читателям возможность реконструировать мысль или образ в его целостности, увидеть реализацию сказанного в художественных текстах. В этом же русле - целый ряд фактов, не прямых по своему характеру, но создающих контекстуальное поле «встречи» Фолкнера с Достоевским, и в этом смысле данные факты могут быть названы существенными, позволяющими сделать вывод о серьезном интересе Фолкнера к Достоевскому.
Известно, что Фолкнер много читал Достоевского в юности (1914-1916), в период знакомства и дружбы с Ф. Стоуном, библиотека которого была в распоряжении Фолкнера и включала, в том числе, и русских классиков. Обсуждались ли идеи Достоевского в беседах Фолкнера и Стоуна, документально нигде не указано, однако закономерно предположить, что обсуждались, поскольку Стоун, знаток литературы, влиял на выбор Фолкнером книг для чтения.
Знакомство Фолкнера с Ш. Андерсоном в ноябре 1924 г. вновь дает косвенный материал по интересующей нас проблеме. Фолкнер полгода проводит в Новом Орлеане и все это время непрерывно встречается с Андерсоном. Они много гуляют, беседуют и даже пытаются совместно писать фантастические раССКаЗЫ-ПИСЬМа: «Мы встречались днем, гуляли по городу, беседовали с людьми ... он говорил, а я слушал, ... снова встречались вечером, шли куда-нибудь, выпивали рюмочку-другую и 236 разговаривали, пока не наступало время идти спать» Именно Андерсон помог Фолкнеру самоопределиться как художнику, влияние его на Фолкнера в то время было огромно, и позже Фолкнер высоко ОЦеНИВаЛ Значение ТВОрчеСТВа СВОеГО НаСТаВНИКа: «Его не оценили по достоинству ... Он 237 отец всех писателей моего поколения» \ «Шервуд Андерсон все еще не получил признания, которого он 238 заслуживает, когда-нибудь это произойдет» Сопоставляя эти факты с тем, что Ш. Андерсон был одним из первых двух авторов, наряду с Т.Драйзером, кто рассматривал «психологический анализ Достоевского в качестве новых горизонтов реалистической литературы» и называл «Братьев Карамазовых» Библией в письме 1921 г. («Нигде больше в литературе нет ничего подобного «Карамазовым» - это Библия ... Этот человек не может нравиться, его любят. Я всегда знал, это единственный автор, перед которым мне хочется упасть на колени»240), гипотетически можно выстроить опосредованное, через Андерсона, влияние Достоевского на Фолкнера, вторичное открытие им Достоевского посредством другого взгляда, прозрение его гения через разговоры с Андерсоном. Сквозная линия «Достоевский - Андерсон - Фолкнер» высвечивает новый, косвенный аспект влияния творчества Достоевского на Фолкнера.
Ф. М. Достоевский в восприятии К. Маккаллерс
Идейная, тематическая и стилистическая близость художественного мира К. Маккаллерс миру Достоевского определилась уже на первом этапе творчества американской писательницы и выразилась в ее декларациях собственных творческих идей, которые при рассмотрении оказываются типологически сходными с идеями Достоевского372. Кроме того, К. Маккаллерс прямо говорила о влиянии творчества Достоевского в критических статьях, эссе и затем в автобиографии .
В самых ранних заметках к роману «Сердце - одинокий охотник» -«Outline of "The Mute"» («Наброски к "Немым"») (1936-1937) - Маккаллерс очерчивает круг тем, реализованных в романе, задает основные векторы характеров и их взаимодействий, раскрывает элементы хронотопа и стиля. Генеральная ИДЄЯ будущего романа — «бунт человека против его собственной внутренней 374 изоляции и порыв к абсолютному самовыражению» — ПОДавТСЯ В НЄСКОЛЬКИХ ВСТреЧНЫХ, НО нерасчленимых положениях. Например, заявлено об острой потребности 375 ЧЄЛОВЄКа В «самовыражении в форме создания некой объединяющей идеи или Бога» , В УСЛОВИЯХ распадающегося общества идеи «несбыточной и даже фантастичной» ; или установка На ТО, ЧТО «человек по природе своей общинное существо», ОН СКЛОНЄН К ВЗаИМОДеЙСТВИЮ, НО «неестественная социальная традиция вынуждает людей действовать вопреки своей природной 377 сущности»
По Маккаллерс, состояние современного общества демонстрирует, выражаясь языком Достоевского, «разгул и масленицу», когда человеческие качества отвергаются за ненужностью, человечность исчезает, а понятие нормы переходит в разряд недостижимого идеала. Публицистика Маккаллерс, отразившая обеспокоенность писательницы состоянием современного общества, выявляет сходство ее взгляда на причины распада общества переходного периода с мнением Достоевского о русском пореформенном обществе, зафиксированным в публицистике 1870-х гг.
Причины утраты связи людей видятся в отпадении от высшей идеи Бога. Идеал, по Маккаллерс, состоит в единении людей друг с другом и, главное, с «чем-то большим, чем они сами»378. Идея «духовной интеграции» оборачивается поиска Бога, желанием приобщиться к смыслу. Самореализация переплетается с поиском Бога, т.к. приобщившийся к Богу человек больше не одинок.
Норма, идеал в романе не обозначены вербально, но прочитываются через отсутствие идеала: вместо коммуникации - немота и одиночество, вместо объединения - ссора, драка или напряженное молчание, вместо любви ЭГОИЗМ. «То, чего нет, часто приводит к осознанию того, что есть» , — СЧИТаеТ МаККЭЛЛерС.
Одиночество, индивидуализм, духовная изоляция человека в американском обществе 1930-1940-х гг. актуализированы, по мнению Маккаллерс, самим временем.
Наряду с идейным и тематическим сходством, обнаруживается сходство с Достоевским на уровне стилистики, техники романа Маккаллерс. В «Outline of "The Mute"» Маккаллерс определяет форму будущего романа как контрапункт, т.е. представляет романную организацию как диалог, полифонию голосов, сталкивающихся и переплетающихся на разных уровнях и этапах текста: «Подобно голосу в фуге, каждый из главных персонажей - сам по себе единое целое, однако он раскрывается 380 по-новому, полнее в столкновениях и переплетениях с другими персонажами книги» В стилистике отчетливо прослеживается контрапунктная структура романа: «Существует пять различных стилей - по одному для каждого из главных персонажей, субъективных, по своей сути, и объективный, притчевый (эпический) стиль немого ... Цель подобного метода - максимально слиться с внутренним психологическим ритмом персонажа, с точки зрения которого 381 это написано» В заключение «Outline of "The Mute"» К. Маккаллерс еще раз говорит об идее единения, как утраченной норме человеческого существования, в современных условиях сохранившейся лишь в остаточном виде, в форме тоски по идеалу, мечты. Читатели должны вынести из прочтения романа мысль о ВОЗМОЖНОСТИ Преодоления разобщеННОСТИ: «Книга не оставляет в читателе чувства безысходности ... Есть ощущение, независимо от того, сколько раз их [героев] усилия пропадали даром, а 382 . идеалы оказывались фальшивыми, что когда-нибудь они объединятся и добьются своего» Роман «Немые», впоследствии названный «Сердце - одинокий охотник», по общему признанию критики, - программный для Маккаллерс; в нем впервые (не считая «Заметок к "Немым"») заявлены темы, ситуации, персонажи, которые будут повторяться, варьируясь и развиваясь, во всем ее творчестве . В эссе «Books I Rememben («Книги, которые я помню») (1941) К. Маккаллерс впервые пишет о знакомстве с текстами Достоевского, книги КОТОРОГО ДЛЯ НЄЄ «открыли дверь в новый беспредельный и удивительный мир ... [и были] шоком, который [она] никогда не забудет» . В ЗССЄ фиксируется Первый ГЄНЄТИЧЄСКИЙ КОНТаКТ с творчеством русского автора и воплощается оценочная, эмоциональная первичная рецепция его творчества.
Статья «The Russian Realists and Southern Literature» («Русские реалисты и литература американского Юга») (1941) представляет попытку теоретически «разложить» на составляющие впечатления от текстов русских реалистов, и в первую очередь от текстов Достоевского. Маккаллерс пытается разобраться в том, что ее, писательницу-южанку, так привлекает в русских авторах XIX в. Статья написана в период самоопределения южной литературы, которая к тому времени существовала полтора десятка лет и даже получила название «готической школы». Но при этом ее характерные особенности, моменты, в которых данное течение сближается или поляризуется с другими литературными направлениями, все еще оставались до конца не выявленными. Взгляд «изнутри» «южного ренессанса» дает возможность приблизиться к пониманию сути южной литературы 1920-1940-х гг., вписать ее в мировую литературную традицию, выяснить, что нового по сравнению с предшествующим восприятием вносит в южное и американское общественное сознание трактовка Маккаллерс Достоевского.
