Содержание к диссертации
Введение
Глава I. «Мнимый Пушкин» в прижизненной печати 34
Глава П. История прижизненных списков политических стихотворений и эпиграмм, приписываемых А. С. Пушкину 56
Глава III. История прижизненных списков эротических стихотворений и экспромтов, приписываемых А. С. Пушкину 90
Глава IV. «Мнимый Пушкин» в «посмертном» и «анненковском» собраниях сочинений поэта 119
Глава V. Проблемы атрибуции произведений А. С. Пушкина 149
Заключение 168
Список литературы 170
- «Мнимый Пушкин» в прижизненной печати
- История прижизненных списков политических стихотворений и эпиграмм, приписываемых А. С. Пушкину
- История прижизненных списков эротических стихотворений и экспромтов, приписываемых А. С. Пушкину
- Проблемы атрибуции произведений А. С. Пушкина
Введение к работе
Псевдопушкиниана или «мнимый Пушкин» (П. А. Ефремов) это свод произведений: стихотворений, поэм, эпиграмм, экспромтов, статей (существует даже псевдопушкинский рисунок), без достаточных оснований приписанных поэту в печати, списках, воспоминаниях современников, устной традиции. Явление, присущее многим известным авторам (практически в каждом научном издании имеется раздел «Dubia»), приняло необычайно широкий размах по отношению к А. С. Пушкину.
«Ни один поэт в России не имел такой завидной участи, как Пушкин. Ничья слава не распространялась так быстро. Все кстати и некстати считали обязанностию проговорить, а иногда исковеркать какие-нибудь ярко сверкающие отрывки его поэм. Его имя уже имело в себе что-то электрическое, и стоило только кому-нибудь из досужих марателей выставить его на своем творении, уже оно расходилось повсюду», — писал Н. В. Гоголь в статье "Несколько слов о Пушкине" (1832), вошедшей в его "Арабески" (1835)1.
Трудно не согласиться с авторитетным мнением современника Пушкина, выявившего главную причину появления на свет громадного количества псевдопушкинских текстов — феноменальный массовый интерес к харизматической личности первого поэта России. На протяжении многих десятилетий у его почитателей создавалась иллюзия, что едва ли не каждое, понравившееся произведение, автор которого неизвестен, «должно быть, Пушкина сочинение». Одни считали его автором анонимных политических стихотворений и колких эпиграмм, другие видели в нем творца эротических опусов в стиле И. С. Баркова, третьи — создателя изящных, ласкающих слух поэтических перлов. В качестве наглядного примера, иллюстрирующего магическое воздействие имени Пушкина на эрудированного читателя, рассмотрим отрывок из рецензии А. Ф. Вельтмана на произведение, не имеющее ни малейшего
1 Гоголь Н В Несколько слов о Пушкине // Поли. собр. соч. М.; Л., 1952. Т. 8. С. 51.
отношения к нашему национальному поэту. Рецензия эта под заглавием «Бренко, поэма (разумеется в стихах). Соч. С. Костомарова. 1848 года» была опубликована в 1849 г. в журнале «Москвитянин»:
«Скажите, пожалуйста, спросил я однажды одного благоприятеля литератора, — чьи это стихи:
Признаться должно без прибаски,
Читатель добрый пред тобой,
Что в этой песни, ради сказки,
Высок немножко голос мой;
Пониже опускаю струны,
Стихов надутых не люблю;
Где будут надобно перуны,
Гремушку там употреблю;
Приятен в сказке слог шутливый,
Но разноцветен должен быть,
Лилеей, розою, крапивой,
То наставлять, то веселить.
Стихи великолепны, пышны,
Не редко производят шум,
Но год пройдет, — совсем не слышны;
А простота прельщает ум.
Ну - с, чьи это стихи? — повторил я.
Разумеется Пушкина, — отвечал литератор.
Нет, это стихи Хераскова; читали вы его волшебную повесть: Бахаръяна, или Неизвестный?
Неужели Хераскова? Не может быть!
Может быть.
Таким-то образом ухо так прислушалось к стихам Пушкина, к четырехстопному ямбу его поэм, что какую ни возьми в руки древнюю повесть или современную поэму, написанную легкими стихами, все
кажется, что это писал Пушкин, или если не сам писал, так невидимо нашептывал в уши»2.
В «большом» академическом собрании сочинений поэта помимо двадцати трех дубиальных стихотворений существует «список произведений, ошибочно приписывавшихся Пушкину в наиболее авторитетных изданиях», насчитывающий около ста поэтических и одиннадцать прозаических произведений (XVII, С. 555-558). Но даже этот впечатляющий перечень отражает не более трети от всего массива псевдопушкинских текстов. Значительное количество стихотворений, эпиграмм, экспромтов ходило в списках, переписывалось в тетради и альбомы, бытовало в устной традиции. Очень часто переписчик, не имея представления о подлинном авторе, самовольно приписывал понравившиеся стихи Пушкину. В «Арабесках» Н. В. Гоголь высказал свое отношение к этому явлению, и обнародовал примеры наиболее популярных опусов: «Под именем Пушкина рассеивалось множество самых нелепых стихов. Это обыкновенная участь таланта, пользующегося сильной известностью. Это вначале смешит, но после бывает досадно, когда, наконец, выходишь из молодости и видишь эти глупости непрекращающимися. Таким образом, начали, наконец, Пушкину приписывать: "Лекарство от холеры", "Первую ночь" и тому подобные»3. Массовый ажиотаж, вызванный магической популярностью Пушкина, Гоголь выразительно отобразил в «Записках сумасшедшего»: "Дома большею частию лежал на кровати. Потом переписал очень хорошие стишки: «Душеньки часок не видя, / Думал, год уж не видал; / Жизнь мою возненавидя, / Льзя ли жить мне, я сказал». Должно быть, Пушкина сочинение"4. Гоголевский персонаж, титулярный советник Поприщин, «должно быть» сильно удивился, если бы узнал, что любовно
2 Москвитянин. 1849. № 2, кн. 1. С. 22-25.
3 Гоголь Н. В. Несколько слов о Пушкине // Поли. собр. соч. М.; Л., 1952. Т. 8. С. 51.
4 Гоголь Н В Записки сумасшедшего// Полн. собр. соч. 1938. Т. 3. С. 197.
переписанные им «стишки», принадлежат не Пушкину, а малоизвестному поэту восемнадцатого века Н. П. Николеву5.
Со времени публикации гоголевских слов о Пушкине прошло не менее 170 лет. Но до сих пор не утихают споры о принадлежности поэту той или иной эпиграммы, стихотворения, статьи, письма. И уже другие Поприщины время от времени совершают «новые открытия» (и заведомые фальсификации), пополняющие весьма внушительный фонд псевдопушкинианы, созданный еще при жизни поэта. Как правило, волны «сенсационных находок» приходятся на предъюбилейные и юбилейные годы, когда вспыхивает повышенный интерес к жизни и творчеству национального поэта. Уходят в прошлое юбилеи, спадает лишний ажиотаж, а найденные «новые» пушкинские тексты на поверку оказываются либо забытыми произведениями поэтов пушкинского (или допушкинского) времени, либо настолько невыразительными в смысловом и художественном отношении, что их апокрифичность очевидна без всяких экспертиз. Как, например, это произошло со стихотворениями, найденными в 1987 г. в архиве Государственного исторического музея6 старшим научным сотрудником А. К. Афанасьевым и представленными в СМИ как неизвестные пушкинские шедевры. Не надо быть пушкинистом, чтобы прочитав первые строки одного из таких «шедевров»:
Меж лесу зимнею порою
Неслася тройка на рысях,
Улан с влюбленною душою
Сидел задумчиво в санях убедиться в том, что никакой научной и культурной ценности эта находка не представляет. Что касается другого, также открытого А. К. Афанасьевым, автографа неизвестного пушкинского стихотворения «Кокетка», (подлинность автографов этих стихотворений, как
5 В одной из своих сатир О. М. Сомов писал о нем: «Николев, который выл / Несносными стихами // Поэты 1820-1830-х годов. Л., 1972. Т. 1. С. 224.
ГИМ, ф. 281, № 69 (Материалы по истории русской культуры, общественной мысли XVIII —начала XIX века).
информировала читателей газета «Советская Россия», подтверждена тщательной экспертизой):
Пускай зовут меня глупцом,
Но не люблю кокетки модной -
Души тщеславной и холодной
С поддельным — сердцем и лицом!
Ее блистательные фразы
И сквозь лорнет летучий взгляд
И в черных локонах алмазы
Меня ей богу не пленят!., то к Пушкину оно тоже не имеет ни малейшего отношения. Стихотворение «Кокетка» было написано шестнадцатилетним И. И. Панаевым и опубликовано в 1828 г. в газете «Северная пчела» под криптонимом N. N. N.7
«Неизданный» Пушкин всегда причинял головную боль редакторам собраний сочинений поэта. П. В. Анненков, Г. Н. Геннади, П. А. Ефремов, П. О. Морозов, В. Е. Якушкин, С. А. Венгеров, В. Я. Брюсов, М. А. Цявловский, Б. В. Томашевский — все они на свой страх и риск совершали отбор произведений, с той или иной степенью достоверности приписываемых Пушкину. Бесспорных критериев здесь никогда не существовало (их, впрочем, нет и сейчас), и те, кому по долгу службы приходилось заниматься этой проблемой, руководствовались собственным художественным вкусом и интуицией. И если в так называемом «посмертном» собрании сочинений поэта, издаваемым его друзьями, было напечатано только одно, не принадлежащее ему произведение: «Застольная песня» ("Други! Пусть года несутся...") А. А. Дельвига,8 то за полтора десятилетия, прошедших после выхода этого издания, в периодике «засветилось» немало стихотворений,
Подробнее о мнимом открытии пушкинских автографов см.: Кислинская Л. 1) «И в черном локоне алмазы...» / Советская Россия. 1987,11 марта; 2) Выговор за гипотезу / Советская Россия 1987,7 июня; Краспобородько Т. Несостоявшееся открытие / Литературная газета. 1987, №11, марта 11. 8 Пушкин А. С Собр. соч.: [В 11т.] СПб., 1841. Т. 9. С. 291-292.
выдаваемых как пушкинские. Редактор первого научного собрания сочинений поэта П. В. Анненков большинство из них решительно отверг. Тем не менее, несмотря на громадную текстологическую работу, проделанную Анненковым, около десятка стихотворений, не принадлежащих Пушкину (в том числе «Застольная песня» А. А. Дельвига), «просочились» в основной корпус. Первое научное издание сочинений Пушкина под редакцией П. В. Анненкова, ставшее событием не только литературным, но и общественным, очень быстро разошлось. Наследники Пушкина продали право нового издания известному книгоиздателю Я. А. Исакову. Редакторская работа была возложена на библиографа Г. Н. Геннади. Под редакцией Г. Н. Геннади вышло два шеститомных собраний сочинений Пушкина (1859, 1869-1871). Из анненковского издания Г. Н. Геннади перенес семь псевдопушкинских произведений: «Вишня», «Элегия» ("О, ты, которая из детства..."), «Старица-пророчица», «Пуншевая песня (Из Шиллера)», «Всегда так будет и бывало...», «Поверьте мне — Фиглярин-моралист...», «Эгельстрому». Дополнительно Геннади включил в свое издание еще пять текстов, не принадлежащих Пушкину: «Экспромт Гнедичу, после прочтения его перевода "Илиады"» ("С тобою в спор я не вступаю..."), «Экспромт» ("Мальчик! Солнце встретить должно..."), «Сиротка» ("Мне стала известна..."), «К Е *** ву» ("Страдалец произвольной муки..."), «Неведомский поэт, неведомый никем...». Между двумя изданиями Г. Н. Геннади, почти синхронно, в Берлине и Лондоне под редакцией соответственно Н. В. Гербеля и Н. П. Огарева вышли в свет два сборника стихотворений «потаенного Пушкина»9. В них было напечатано громадное количество вольнолюбивой поэзии первой четверти XIX века, ходившей в списках под именем Пушкина. Заграничные издания стимулировали новую волну интереса к неизвестным произведениям поэта. В 1876г., уже в России, издатель
1) Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинений: Дополнения к 6-ти томам петербургского издания / Под ред. Русского <Н. В. Гербеля>. Берлин, 1861; 2) Русская потаенная литература XIX столетия. Лондон, 1861.
берлинского сборника Н. В. Гербель опубликовал статью «Для будущего полного собрания сочинений Пушкина» . В отличие от более осторожного П. В. Анненкова, Н. В. Гербель попытался расширить корпус текстов будущих изданий, во многом за счет произведений, принадлежность которых Пушкину не считалась полностью установленной. Показателен характер аргументации автора статьи относительно текстов, отвергнутых П. В. Анненковым: «Не помнишь ли ты, ваше благородье...», «Цель нашей жизни», «Гараль и Гальвина». Тогда как доказано г. Гаевским, — пишет Н. В. Гербель, — «первое из них несомненно принадлежит Пушкину; что же касается остальных двух, то тут мнения разделяются одни говорят, что стихотворения эти не принадлежат Пушкину, тогда как другие, весьма компетентные люди, утверждают, напротив, что они несомненно написаны им, основываясь на том, что они очень напоминают юношескую манеру нашего великого поэта, особенно последнее, совершенно схожее — по манере и стиху — с стихотворениями его того же периода, именно — с «Осгаром» и «Эвлегою», которые суть не что иное, как переложение прозы подделывателя Оссиана Макферсона, в стихи. Придерживаясь последнего мнения, мы нашли нужным поместить их в числе стихотворений Пушкина, предоставляя критике сказать о том свое последнее слово»11. Неудивительно, что при таком подходе в последующих изданиях сочинений поэта количество псевдопушкинских текстов нарастало, подобно снежному кому. Впоследствии Б. В. Томашевский назовет проблему их отбора «больным местом пушкинских изданий» .
В 1903 г. известный библиограф и издатель сочинений Пушкина П. А. Ефремов сначала в газете «Новое время», а затем отдельной брошюрой, опубликовал обзорную статью под названием: «Мнимый
Гербель Н В Для будущего полного собрания сочинений Пушкина // Русский архив. 1876. №10. С. 205-229. lf Там же. С. 206.
Томашевский Б В. Пушкин. Современные проблемы историко-литературного изучения. Л., 1925. С. 50.
Пушкин в стихах, прозе и изображениях» . В ней, главным образом, были представлены псевдопушкинские произведения, появившиеся в периодической печати после смерти поэта. Нельзя назвать обзор П. А. Ефремова полным сводом «мнимого Пушкина». Составитель исключил из сферы внимания рукописные источники, журналы и альманахи пушкинского времени, а также значительное количество эпиграмм и экспромтов, которых, по его словам, «было приписано Пушкину такое множество, что их невозможно перечислить в газетном фельетоне»14. Тем не менее, значение этой работы как первой попытки систематизации псевдопушкинских текстов неоспоримо. В последующие годы к «мнимому Пушкину» обращались Н. О. Лернер15, М. Л. Гофман16, Б. В. Томашевский17, Ю. Н. Тынянов18, В. В. Виноградов19, В. Э. Вацуро20 и многие другие литературоведы. Особенно следует отметить существенный вклад М. А. Цявловского, который занимался этой темой в продолжение всей своей научной деятельности. Еще в 1914 г. в предисловии к библиографическому указателю «Пушкин в печати. 1814—1837», составившему первый выпуск «Русской пушкинианы», Цявловский сообщил, что во второй выпуск войдет «статья о псевдопушкиниане, в которой будут напечатаны по возможности все произведения, когда-либо приписывавшиеся Пушкину» . Однако замысел второго выпуска «Русской пушкинианы» остался
Новое время. СПб., 1903. №№ 9845 и 9851,2, 8 августа. Отдельное издание с тем же названием: СПб., 1903.
14 Ефремов П А Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях. СПб., 1903. С. 30-31.
5 Лернер Н. О Новые приобретения Пушкинского текста // Пушкин А. С. Поли. собр. соч. [В 6 т.] / Под ред. С. А. Венгерова. СПб.-Пг., 1915. Т. 6. С. 172-243. и др. работы. 16 Гофман М Л. Пушкин. Первая глава науки о Пушкине. Пбг., 1922. С. 111-134.
7 Томашевский Б В 1) Пушкин. Современные проблемы историко-литературного изучения. Л., 1925; 2) Писатель и книга. Очерки текстологии. 2-е изд. М., 1959.
18 Тынянов Ю. Н Мнимый Пушкин // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы.
Кино. М., 1977. С. 78-92.
19 Виноградов В В Проблема авторства и теория стилей. М., 1961.
20 Вацуро В Э Приписываемое Пушкину//Новое литературное обозрение. 1992. № 1.
С. 251-256; перепеч.: Вацуро В. Э Записки комментатора. СПб., 1994. С. 126-134.
21 Пушкин в печати. 1814-1837. Хронологический указатель произведений Пушкина,
напечатанных при его жизни / Сост. Н. Синявский и М. Цявловский. М., 1914; 2-е изд.
М., 1938. С. 7.
неосуществленным. В 1930 г. редколлегия издания собрания сочинений Пушкина предложила Цявловскому написать для «Путеводителя по Пушкину» — приложению к шеститомному собранию сочинений поэта, вышедшему в издательстве «Красная нива» — две статьи: «Пушкиниана объемом 6000-8000 знаков и «Псевдопушкиниана» объемом 9000 знаков22. Цявловскому не удалось в полной мере осуществить эту работу. Он написал статью «Dubia» объемом 2000 знаков23 и впоследствии несколько статей о политических эпиграммах, приписанных Пушкину . «До сих пор большая работа о псевдопушкиниане остается неопубликованной, — писал Цявловский в "Записках пушкиниста". Лишь введение дважды я публично читал — в Обществе, учрежденном М. Н. Сперанским, и в Обществе друзей книги25. Введение это, если придется мне напечатать, конечно, нужно будет увеличить в несколько раз. Тема его — рукописные сборники потаенной литературы, история их распространения с конца XVIII по конец XIX века. Два типа сборников — нецензурные в политическом отношении и в эротическом. Сборники эти — чисто русское явление. Произведения Пушкина и в том и в другом направлениях этой литературы занимают очень заметное место. Замечу, между прочим, что открытие мною «Тени Баркова» и изучение сборников эротического содержания чрезвычайно должно расширить материал и даже построение этого введения. После этого введения я предполагаю дать историю этого текста (как рукописного, так и печатного) и атрибуции для каждого отдельного опуса, а таковых, вероятно, будет не менее 300. Я все-таки надеюсь, что этот труд я когда либо напечатаю.
См. письмо П. Е. Щеголева М. А. Цявловскому от 2 августа 1930 г. / ИРЛИ, ф. 387, №352,лл.26,32.
См. Путеводитель по Пушкину. Приложение к журналу «Красная нива» на 1831 год. М.;Л., 1931; 2-е изд. СПб., 1997. С. 140-141.
24 См. Цявловский М А. Статьи о Пушкине. М., 1962. С. 28-65.
25 Цявловский выступал с докладами: «Псевдопушкиниана» 28.11.1915 в Обществе
истории литературы, «Рукописный Пушкин» в Рус. Обществе друзей книги (см.:
Пушкин: Сборник первый / Ред. Н. К. Пиксанова. М, 1924. С. 319,321), »Из
разысканий в области стихотворений, приписываемых Пушкину» 15.02.1924 в лит.
Секции ГАХН — см. комментарии к кн.: Цявловский Мстислав, Цявловская Татьяна.
Вокруг Пушкина. Издание подготовили К. П. Богаевская и С. И. Панов. М, 2000.
С. 214.
Собирать материалы к нему я, собственно, не прекращаю в течение 18 лет. Положительно могу сказать, что ни у кого такого полного учета этих произведений нет26». По-видимому, процесс собирания материалов по псевдопушкиниане продолжался Цявловским вплоть до его смерти в 1947 году. Собранные им материалы по библиографии псевдопушкинских текстов после смерти Т. Г. Цявловской в 1978 г. были переданы К. П. Богаевской в Рукописный отдел Пушкинского Дома27. В течение шестидесяти лет, прошедших с момента ухода М. А. Цявловского из жизни, пушкинистика, естественно, не стояла на месте. Проходили пушкинские праздники. Торжественно отмечались юбилейные даты. Звучали доклады на научных конференциях. Возникали новые догадки, гипотезы и совершались открытия. Фонд «мнимого Пушкина» постепенно пополнялся. Наша библиографическая картотека, продолжающая труд М. А. Цявловского, насчитывает более 350 стихотворных текстов (у М. А. Цявловского эта цифра тоже приблизительна). Отсутствие точного количества объясняется тем, что картотека постоянно пополняется. Многие псевдопушкинские стихотворения имеют несколько заглавий и разные варианты первых строк. Отсюда — система ссылочных карточек, затрудняющая точный подсчет. Картотека учитывает и печатные и рукописные источники, начиная с текстов, которые были опубликованы еще при жизни Пушкина, или, «презрев печать», тогда же ходили в списках. В картотеку входят произведения, которые стали известны после смерти поэта и учитывались П. В. Анненковым при выпуске первого научного собрания сочинений, Н. В. Гербелем, Н. П. Огаревым и другими издателями, печатавшими «потаенного» Пушкина за границей. Картотека включает в себя сведения о многочисленных публикациях произведений, приписанных Пушкину в русской периодической печати второй половины девятнадцатого века. То есть весь комплекс псевдопушкинских текстов, наполнивших издания
Цявловский М А Записки пушкиниста // Цявловский Мстислав, Цявловская Татьяна. Вокруг Пушкина. С. 39-40. 27 ПД, ф. 373 (Академического собрания сочинений Пушкина).
сочинений Пушкина под редакцией Г. Н. Геннади, П. А. Ефремова П. О. Морозова и др. И, наконец, картотека учитывает «мнимого Пушкина» XX века: тексты, приписанные Пушкину в изданиях С. А. Венгерова и В. Я. Брюсова, в академических собраниях сочинений поэта, псевдопушкиниану периодических изданий, мистификации и фальсификации разных лет. Картотека «мнимого Пушкина» постоянно используется для справок по поводу обращений в Пушкинский Дом различных лиц, экскурсоводами Пушкинских музеев, а также научными сотрудниками Пушкинского Дома для комментариев к новому академическому собранию сочинений А. С. Пушкина.
Каждое произведение, ходившее под именем Пушкина, имеет свою историю и своего автора. Наша задача заключается в том, чтобы выявить причины этого феноменального массового явления, раскрыть механизм приписывания Пушкину чужих текстов, воссоздать историю прижизненных псевдопушкинских текстов и по возможности определить подлинных авторов. Иначе мы просто обречены на издания, подобные выпущенному А. С. Пьяновым сборнику под названием «А. С. Пушкин. Стихи не для дам», где подлинные пушкинские стихотворения перемешаны и с дубиальными («Вишня» и др.) и с приписываемыми поэту («Агафье» и др.) . Не говоря уже о сенсационных «Тайных записках», широко разрекламированных и растиражированных на восемнадцати языках М. Армалинским29.
В «Театральном вступлении» к «Фаусту» Гете наглядно демонстрирует, как отличается психология поэта, актера и директора театра в отношении к создаваемому ими спектаклю. Поэт пишет для вечности и, никем не узнанный, пребывает за кулисами. Актер выступает на сцене, стараясь произвести сиюминутное неизгладимое впечатление на зрителей. Директор театра организует зрелище, желая привлечь как можно больше зрителей и получить доход от спектакля. Так и причины
Пушкин А С Стихи не для дам. (Общая редакция, составление, предисловие, примечания А. С. Пьянова). М., 1994.
29 Пушкин А С Тайные записки 1836-1837 годов. Minneapolis: M.I.P. Company (USA). 1986.
явления «мнимого Пушкина» следует искать в сфере психологии — читательской, исследовательской, издательской. Она у всех разная. Примитивный читатель, переписывая понравившееся ему анонимное стихотворение, радостно восклицает: «Должно быть, Пушкина сочинение...» и рядом со стихами подписывает благоговейное имя. Вирус Поприщина заражает и более продвинутых и дотошных читателей, желающих поближе познакомиться с «неизданным Пушкиным», которого, как им кажется, от них скрывают. Происходит, как справедливо отмечал Б. В. Томашевский, «несколько наивное, но психологически неизбежное — требование полноты изданий Пушкина, возникают поиски новых неизданных произведений Пушкина, жажда по "неизданному Пушкину"»30. Определенную лепту в этот процесс внесли известные литераторы: Н. В. Гоголь, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Огарев, ошибочно приписавшие поэту произведения, к созданию которым он не имел ни малейшего отношения. Далее к поиску неизвестных, не вошедших в собрания сочинений поэта текстов, подключаются исследователи. В старинных альманахах, рукописных сборниках, журналах и газетах они отыскивают произведения анонимные, подписанные псевдонимами, а иногда даже и полным именем, которые, по их мнению, мог написать национальный поэт. Нередко за автограф принимаются копии чужих текстов. Увлеченного исследователя может гипнотизировать кажущееся графическое сходство почерков. В подобных случаях дело остается за малым: собрать необходимое количество аргументов в пользу авторства Пушкина. Близость сенсационного открытия часто подталкивает нетерпеливого исследователя. «В результате, — как справедливо пишет Томашевский, — появляется методологическая нестрогость в приписывании Пушкину различных произведений. Если таким заманчивым является найти новую строку Пушкина, то как устоять против соблазна переоценивать аргументы в пользу принадлежности Пушкину того или иного произведения, как
Томашевский Б В Пушкин. Современные проблемы историко-литературного изучения. С. 51.
устоять против гипноза хотя бы и слабой аргументации, если в центре аргументации — имя Пушкина»31. Именно в этом кроется причина многих эвристических заблуждений исследователей и издателей. В монографии «Писатель и книга» Томашевский привел наиболее выразительные примеры подобных ошибок: «Так, Анненков, найдя в бумагах Пушкина копию (рукой Пушкина) стихов Жуковского, приписал их Пушкину и напечатал в редактированном им собрании сочинений Пушкина. Так на основании ошибочных помет в лицейских тетрадях некоторые стихотворения Дельвига приписывались Пушкину. Бывали случаи, что в каком-нибудь журнале вслед за анонимным стихотворением печаталось другое за подписью Пушкина. Подпись ошибочно относилась к обоим стихотворениям, и создавалось новое мнимое произведение Пушкина»32. В приведенных Томашевским примерах исследовательских и редакторских «заблуждений» выявляется четкая закономерность, суть которой в том, что все они совершаются только в пользу Пушкина, (невольно напрашивается ассоциация с футбольным арбитром, подсуживающим знаменитой команде.). Ни один исследователь не ошибается, атрибутируя пушкинские произведения П. А. Вяземскому, В. А. Жуковскому или И. И. Дмитриеву, не говоря уже о менее известных поэтах. Как справедливо заметил С. А. Рейсер, происходит это потому, что «является соблазнительное стремление во что бы то ни стало доказать авторство лица наиболее значительного. При колебании между Пушкиным и Сомовым исследователь обязательно будет стремиться доказать авторство Пушкина. Признание авторства Сомова его огорчает»33.
Обратимся к конкретному примеру. В 1984 г. заведующий отделом старопечатных и редких изданий Государственной научной библиотеки имени В. Г. Короленко (г. Харьков) И. Лосиевский в одной из книг, принадлежащей Н. И. Гнедичу, обнаружил неизвестное письмо. Оно было
31 Там же. С. 51.
Томашевский Б В Писатель и книга. С. 191. 33 Рейсер С А Основы текстологии. Изд. 2-е. Л., 1978. С. 91.
адресовано переводчику «Илиады» Гомера. Поверхностный анализ почерка и подписи, подтолкнул Лосиевского к скоропалительному выводу, согласно которому корреспондентом Гнедича был не кто иной, как Пушкин. Заслуживает внимания аргументация исследователя: «Поставленная под письмом подпись вполне сопоставима с аналогичным росчерком в рукописи "19 октября" (1825) и с подписью под автопортретом 1829 г., с другими автографами конца 1820-х — начала 1830-х гг.». Производить атрибуцию, опираясь на сопоставимость росчерков, — вообще задача не из легких. Учитывая, что И. Лосиевский сравнивал найденное письмо не с рукописями Пушкина, а с фотокопиями, что далеко не одно и тоже. В подобных случаях желательно не ограничиваться автографами Пушкина, а изучить письма других корреспондентов, сравнить почерк. Чем больше сравнительного материала привлекается для экспертизы, тем более вероятен правильный ее исход. Но очень трудно избавиться от искушения найти неизвестное письмо Пушкина и не представить его широкой аудитории. Вскоре последовала публикация И. Лосиевского в «Литературной России»34. Собравшийся по этому вопросу консилиум сотрудников Пушкинской группы Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР в лице В. Э. Вацуро, Р. В. Иезуитовой, Я. Л. Левкович, Н. Н. Петруниной, С. А. Фомичева решительно отверг атрибуцию И. Лосиевского35. Спустя некоторое время в фондах Рукописного отдела Российской национальной библиотеки С. А. Кибальник нашел записку к Гнедичу, автором которой был А. И. Тургенев. Внимательное графическое сопоставление не оставляло ни малейшего сомнения в том, что и найденное украинским исследователем письмо также было написано А. И. Тургеневым . Конечно, атрибуция Кибальника понизила ценность находки И. Лосиевского. Но истина всегда дороже. И абсолютно справедливо замечание С. А. Кибальника о том, что «записка видного участника
34 Литературная Россия. 1983,14 октября. № 42.
35 См.: Кибальник С. Загадочное письмо / Вечерний Ленинград. 1984,20 марта, № 68.
36 См.: Кибальник С А Две записки А. И. Тургенева к Н. И. Гнедичу // Временник
Пушкинской комиссии. Л., 1986. Вып. 20. С. 191-196.
общественной и культурной жизни России пушкинского времени к выдающемуся поэту пушкинской поры Н. И. Гнедичу тоже представляет немалый интерес, тем более, что другие письменные контакты между этими двумя видными деятелями русской культуры того времени <...> неизвестны»37.
Кстати, И. Лосиевский не единственный исследователь, который «обдернулся» на сходстве почерков А. И. Тургенева и А. С. Пушкина. В приложении II к «Описанию Пушкинского музея Императорского Александровского лицея» факсимильным способом воспроизведены три записки, которые, по мнению их дарителя Ф. А. Бычкова, принадлежали
A. С. Пушкину, а по мнению Л. Н. Майкова — А. И. Тургеневу.
Прокомментировавший содержание записок И. А. Шляпкин подтвердил
авторство А. И. Тургенева и назвал вероятного адресата —
B. А. Жуковского. Если бы И. А. Шляпкин произвел еще и графическое
исследование, то, очевидно, отпали бы последние сомнения. Но, по-
видимому, желание дарителя возобладало, и все три записки
А. И. Тургенева в «Описании» были обозначены как автографы (?)
А. С. Пушкина38.
Исследовательские и издательские ошибки в подобных случаях практически неизбежны. Они подлежат пересмотру и исправлениям. Значительно более опасную тенденцию в рассматриваемом вопросе представляет сознательное приписывание Пушкину «чужих» текстов. Как писал Б. В. Томашевский: «при наличии спроса является и недобросовестное предложение. Жажда по произведениям Пушкина порождает мистификацию — сознательный обман»39. В текстологии мистификацией, фальсификацией или подделкой называется «такое произведение, которое сознательно отнесено автором, издателем и пр. не
" Там же. С. 192.
См.: Описание Пушкинского музея Императорского Александровского лицея составили воспитанники I класса LV курса С. М. Аснаш и А. Н. Яхонтов под ред. заведующим Пушкинским музеем И. А. Шляпкина. СПб., 1899. С. 447-449 (описание записок на с. 3, факсимильное воспроизведение - между с. 448-449). 39 Томашевский Б В Пушкин Современные проблемы историко-литературного изучения. С. 51.
к тому лицу, которое создало, (или-и) не к тому времени, когда оно написано»40. По большому счету все, что не является приписыванием Пушкину по ошибке, в данном случае уже не так важно, читательской, исследовательской или издательской, представляет собой мистификацию или подделку. Однако в этом вопросе необходима градация, в основу которой может быть положен критерий целесообразности. Прежде всего, следует отделить литературные мистификации, предпринимаемые не с корыстной целью, а из желания разыграть слишком доверчивых читателей и даже ученых. История литературы знает немало классических примеров художественных мистификаций такого рода. Так шотландец Джемс Макферсон подделал в середине XVIII века знаменитые «Песни Оссиана», приписав собранные и обработанные им шотландские песни и баллады прославленному барду. Французский писатель П. Мериме издал в 1827 году в Париже сборник под названием «Гузла, или избранные иллирийские стихотворения, собранные в Далмации, Боснии, Кроации и Герцеговине», в действительности созданный самим Мериме. Ему настолько удалось передать своеобразие славянской народной поэзии, что даже Пушкин поверил в подлинность сборника и перевел из него одиннадцать песен, вошедших в цикл стихотворений «Песни западных славян». Приведенные примеры мистификаций относятся к области художественных стилизаций и литературных обманов, не имеющих злостных умыслов и ставших общеизвестным фактом мировой литературы. Несмотря на то, что подделка Макферсона была раскрыта, это не только не скомпрометировало мистификатора и его творение, но даже напротив, способствовала его популярности. Поэмами Оссиана увлекались Байрон и Гете. Пушкин начинал литературную деятельность с подражаний Оссиану. Что касается Мериме, то он сам признавался
РейсерС А Основы текстологии. С. 106.
С. А. Соболевскому в мистификации, что тоже ничуть не повредило его репутации41.
К этому же типу мистификаций-розыгрышей вполне можно отнести занимательную историю с окончанием пушкинской поэмы «Юдифь» ("Когда владыка ассирийский..."). Приводим ее в пересказе П. Н. Беркова: «Известный пушкинист Н. О. Лернер напечатал в газете "Наш век" (1918, №89) полученную им по почте из Харькова копию окончания пушкинского стихотворения "Когда владыка ассирийский..." Свою публикацию он сопроводил указанием на то, что подлинная рукопись поэта была обнаружена лицами, приславшими ее список, в сундуке с разными бумагами, оставшимися от старой служанки, ранее долгие годы работавшей у одинокого профессора-литературоведа. Впоследствии стало известно, что "окончание" пушкинского стихотворения было написано поэтом С. П. Бобровым, версия с сундуком старой кухарки также была придумана им, по его просьбе, письмо из Харькова было отправлено его знакомыми Н. О. Лернеру с таким расчетом, что попало в руки адресата первого апреля»42.
Другой вид литературных мистификаций основан на стремлении прославить свое имя открытием неизвестного пушкинского текста или хотя бы части его. Как это произошло с окончанием пушкинской «Русалки», написанным Д. П. Зуевым. Как известно, драма «Русалка», над которой Пушкин работал с ноября 1829 до апреля 1832, осталась незаконченной и при жизни поэта опубликована не была. Известны попытки создания продолжения и окончания пушкинской драмы. Вначале это сделал в 1866 г. А. И. Штукенберг в сборнике стихотворений «Осенние листья», изданном им под псевдонимом Анатолий Крутогоров. А в 1877г. Я.А.Богданова под псевдонимом «И. О. П.» издала «Продолжение и окончание драмы Пушкина "Русалка"». В обоих случаях
41 Подробнее об этом см.: Масонов Ю. И В мире псевдонимов, анонимов, и литературных подделок. М., 1963. С. 136-139.
2 Берков П. Н. Книга Ю. Н. Масанова «В мире псевдонимов, анонимов, и литературных подделок» так называемой «литературной собственности» // Масанов Ю. И. В мире псевдонимов, анонимов, и литературных подделок. С. 34. Здесь же в сноске приведена литература об этой забавной мистификации.
это не было подделкой, ибо и тот и другой автор не пытались выдавать свои творения за пушкинское. Однако примеры оказались заразительными. В 1897 году в мартовском номере журнала «Русский архив» появилось «Окончание Русалки», которое вскоре вошло в отдельную брошюру, под названием «Русалка А. С. Пушкина. Полное издание. По современной записи Д. П. Зуева»43. В предисловии к журнальной публикации издатель «Русского архива» П. И. Бартенев рассказал историю зуевского окончания: «Пушкин <...> в ноябре 1836 года читал у него (поэта переводчика Э.И.Губера. — Л.Д.) свою "Русалку" вполне. На этом чтении присутствовал Дмитрий Павлович Зуев, ныне маститый старец, в то время еще отрок, преисполненный поклонению гению великого поэта, творениями которого и доселе услаждаются дни его. Д. П. Зуев одарен чудесною памятью, которая в молодые лета его отпечатлевала в себе целые страницы прослушанного или прочитанного. По возвращению от Губера он записал для себя последние сцены "Русалки", наиболее поразившие его и навсегда врезавшиеся в его воспоминание. Они были дважды прочитаны великим поэтом по неотступной просьбе 14-летнего юноши, поддержанной Э. И. Губером. Зуев помнит также, что А. С. Пушкин признавал хор Русалок <...>, "Разговор охотников в лесу" и в особенности "Сон княгини лучшими местами своей драмы» . В периодической печати вокруг подлинности «Окончания» разгорелся ожесточенный спор. Зуевский опус подавляющим большинством критиков был признан подделкой. Особенно решительно был настроен А. С. Суворин. Вот что он писал по этому поводу: «Что касается самих стихов, будто бы удержанных в памяти г. Зуевым, то они, по нашему мнению, не заслуживают никакого внимания и читать их рядом с пушкинскими стихами прямо обидно. Между этими новыми стихами столько прозаических, вымученных, плохих, совершенно безграмотных стихов,
Русский архив. 1897. Кн. 1. Вып. 3. С. 341-372. Отдельное издание: «Русалка» А. С. Пушкина. Полное издание. По современной записи Д. П. Зуева. М., 1897.
Цит. по кн.: Подделка «Русалки» Пушкина. Сборник статей и заметок. Составил А. С. Суворин. СПб., 1900. С. 41.
что удивляешься, как мог П. И. Бартенев серьезно отнестись к этому мнимому "окончанию"»45. Однако Д. П. Зуева неожиданно поддержал филолог Ф. Е. Корш, который выступил в печати с обоснованием правдоподобности зуевского текста. Будущий академик тщательно исследовал стихотворную технику Пушкина, его ритмы, размеры, рифмы и т. д. и пришел к парадоксальному выводу о подлинности «Окончания»46. Окончательно разоблачил Д. П. Зуева его родственник, опубликовавший в газете «Новое время» письмо о том, что Д. П. Зуев в течение многих лет сочинял продолжение «Русалки». Опасаясь разоблачения, он решился обнародовать свое творение только после смерти старшего брата Петра Павловича, который действительно в юности встречался с Пушкиным у Э. И. Губера47. В 1900 году А. С. Суворин собрал всю полемику вокруг этого вопроса и издал ее под названием «Подделка Русалки» Пушкина.
Долгое время пушкинисты тешились иллюзиями об отсутствии подделок почерка Пушкина. До тех пор пока не раскрылась нашумевшая история с реликвиями семьи Раменских. О ней подробно рассказала Т. И. Краснобородько в статье «История одной мистификации (Мнимые
пушкинские записи на книге Вальтера Скотта «Айвенго»)» . В 1963 г. Пушкинский Дом приобрел у бывшего учителя Антонина Аркадьевича Раменского старинную книгу «Ивангое, или Возвращение из крестовых походов» (Ч. 2. СПб., 1826). Уникальность этой книги определяли содержащиеся на ее страницах пушкинские автографы: начало монолога князя из «Русалки», фрагмент строфы из десятой главы «Евгения Онегина» («Одну Россию в мире видя...»), несколько рисунков, в том числе изображение виселицы с казненными декабристами на титульном листе, владельческая надпись Пушкина и его же дарительная —
Новое время. 1897, № 7636,18 февраля; Перепеч.: Подделка «Русалки» Пушкина. С. 60.
46 Известия ОЛЯ АН. 1898, т. 3, кн. 3; 1899, т. 4, кн. 1-2.
47 Новое время. 1900, № 8593,29 января.
48 Краснобородько Т. И История одной мистификации (Мнимые пушкинские записи
на книге Вальтера Скотта «Айвенго») // Легенды и мифы о Пушкине. СПб., 1994.
С.269-281.
Ал. Ал. Раменскому. Книга, разумеется, имела славную историю. По словам ее владельца А. А. Раменского, она была в 1829 г. подарена Пушкиным его прадеду Алексею Алексеевичу, учителю с. Берново и Мологино Старицкого уезда Тверской губернии. Пушкинская реликвия бережно хранилась в семье Раменских и передавалась из поколения в поколение. Во время Отечественной войны книга была утрачена, и чудом сохранилась в подвале старой церковной сторожки, где и была обнаружена ее последним владельцем. Исследования, проведенные московскими пушкинистами Т. Г. Цявловской и С. М. Бонди при поддержке лаборатории Института марксизма-ленинизма, подтвердили аутентичность пушкинских автографов. Томик Вальтера Скотта передали на постоянное хранение в Пушкинский Дом в фонд А. С. Пушкина49. Т. Г. Цявловская опубликовала во Временнике Пушкинской комиссии статью об уникальной находке50. Л. А. Черейский включил имя А. А. Раменского в справочник «Пушкин и его окружение». Тверское краеведческое пушкиноведение резко пошло на подъем. И тут А. А. Раменского охватила мания новых открытий. Легенда о пушкинской реликвии в его рассказах на глазах перерастала в миф о том, как «осенью 1941 года политрук Красной армии Антонин Раменский, рискуя жизнью, пробрался в уже оставленное с боями родное село и вынес из горящего дома часть пушкинских реликвий»51. Некоторые из них, в том числе две книги с владельческими надписями Пушкина, а также некоторые личные вещи поэта, А. А. Раменский торжественно преподнес в дар московскому и ленинградскому пушкинским музеям. Правда, музейные эксперты уже тогда выразили серьезные сомнения в подлинности этих вещей. Но процесс уже пошел. Вскоре на страницах двух номеров журнала «Новый мир» появилась сенсационная публикация об архиве и библиотеке Раменских, которые якобы долгое время хранились в их доме и погибли в
4У ПД, ф. 244, оп. 1,№ 1733.
50 Цявловская Т Г. Новые автографы Пушкина на русском издании «Айвенго»
Вальтера Скотта// Временник Пушкинской комиссии. 1963. С. 5-30. Там же см.
сводку литературы по этому вопросу.
51 Никитин А Г Пушкин и Урал. По следам находок и утрат. Пермь, 1984. С. 260.
годы Отечественной войны. В публикации сообщалось о десяти тысячах писем, среди которых значились: предсмертное письмо-завещание Александра Радищева, письма Николая Новикова, Андрея Болотова, Матвея Муравьева-Апостола, Софьи Перовской, Ольги Чернышевской и др.52 В приложенной аннотированной описи (в публикации она называлась Актом), где одних только автографов Пушкина было перечислено 136 листов, содержалась копия письма Пушкина Раменскому от 22 июля 1833 года. Отклики на сенсационную публикацию не заставили себя ждать. На страницах «Литературной газеты» в рубрике «Осторожно: сенсация» свое мнение высказали специалисты по истории русской общественной мысли, литературы, культуры. Суть их выступлений сводилась к тому, что документальных материалов, зафиксированных в представленном «Акте», в действительности не существовало и что все это — сплошная фальсификация53. Что касается пушкинских материалов из этого архива, то сначала С. А. Кибальник в той же «Литературной газете» высказал предположение о неудачной подделке письма Пушкина к Раменскому54, а затем экспертиза, проведенная Т. И. Краснобородько, убедительно подтвердила первую в истории пушкиноведения попытку сознательной подделки Раменскими пушкинских автографов на томике Вальтера Скотта55.
Еще один вид подделок — коммерческие фальсификации, суть которых в нечестном использовании популярного имени ради достижения наживы. Предприимчивые издатели под именем Пушкина нередко выдавали произведения других авторов, перепечатанные из журналов, альманахов и песенников56. Этот «пиратский» процесс, связанный с проникновением в литературу и журналистику «торгового направления»,
52 «Обратить в пользу для потомков...» / Публ., предисл. и примеч. Михаила
Маковеева // Новый мир. 1985. № 8. С. 195-212; № 9. С. 218-236.
53 См.: публикации под рубрикой: «Осторожно: сенсация» / Литературная газета. 1986.
№ 22, мая 28.
54 Кибальник С. «Мнимый Пушкин». Там же.
55 Краснобородько Т. И. История одной мистификации (Мнимые пушкинские записи
на книге Вальтера Скотта «Айвенго») //Легенды и мифы о Пушкине. СПб., 1994.
С. 269-281.
56 Подробнее об этом см. в главе 1 настоящей диссертации.
берет свое начало еще при жизни поэта. В записке, адресованной А.Х.Бенкендорфу около 27 мая 1832г., в связи с попыткой издания литературно-политической газеты «Дневник», Пушкин назвал главную причину возникновения «торгового направления»: «Литература оживилась и приняла свое обыкновенное направление, т. е. торговое. Ныне составляет она отрасль промышленности, покровительствуемой законами. Изо всех родов литературы, периодические издания всего более приносят выгоды, и чем разнообразнее по содержанию, тем более расходятся» (XV, 205). С. П. Шевырев посвятил новому направлению статью «Словесность и торговля». Критик «Московского наблюдателя» отметил просветительское значение этого явления, заключающееся в потребности образования, расширении читательского круга, вовлечении в литературный процесс новых людей. С. П. Шевырев обратил внимание и на оборотную сторону этого процесса: «Благодаря этой жажде к образованию, — звание Литератора сделалось у нас не только почетным званием, но и званием выгодным <.. .> Там, где мысль и выгода дружатся между собою и хотят ужиться вместе, там всегда неизбежны нравственные злоупотребления: ибо чистая мысль всегда марается об нечистую выгоду»57. Меткую характеристику «торговому направлению» дал Н. В. Гоголь: «Литература должна была обратиться в торговлю, потому что читатели и потребность чтения увеличилась. Единственное дело, что при этом случае всегда больше выигрывают люди предприимчивые без большого таланта, ибо во всякой торговле, где покупщики еще простоваты, выигрывают больше купцы оборотливые и пронырливые»58.
К другому типу относятся злостные фальсификации, предпринимавшиеся с целью дискредитировать поэта в глазах властей и общественности. Прежде всего, это политические фальсификации, связанные с распространением под именем Пушкина произведений
Шевырев С П. Словесность и торговля // Московский наблюдатель. 1835. № 1. С. 21,22.
Гоголь Н В О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году // Поли. собр. соч. М.; Л., 1952. Т. 8. С. 168—169.
антиправительственного содержания. И до восстания декабристов, и в течение нескольких лет после него бесцензурные пушкинские стихотворения ходили по рукам и переписывались из одной заветной тетради в другую. Это был тайный, подспудный процесс. Во время суда над декабристами, осознавая влияние поэзии Пушкина на развитие мятежных настроений целого поколения молодых людей, члены комиссии пытались притянуть поэта к следствию. Однако доказать его принадлежность к тайному обществу тогда не удалось. Хорошо осведомленный в вопросах следствия В. А. Жуковский писал Пушкину: «Ты ни в чем не замешан — это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством» (XIII, № 257). И по окончании следствия власти не потеряли надежды покарать возмутителя спокойствия, привлечь его к громким политическим процессам, установить за ним постоянную слежку, надзор. Для этого были привлечены все средства, имеющиеся в арсенале только что созданного III отделения: доносы, провокации и фальсификации. Так в 1826 г. привлеченный Бенкендорфом к политическому сыску генерал-майор И. Н. Скобелев с помощью созданной им секретной агентуры осуществил явную фальсификацию запрещенных строф элегии «Андрей Шенье». Пушкинские стихи не имели никакого отношения к декабрьскому восстанию, но один из агентов Скобелева, А. Ф. Леопольдов, приписал к ним заголовок: «На 14 декабря» и стал распространять как антиправительственное произведение. Следствием жандармской провокации стал громкий политический процесс «О стихах на 14-е декабря, находившихся у студента Леопольдова и прикосновенных к сему делу 14 класса Коноплеве и штабс-капитане Алексееве», детально освещенный в пушкиноведческой литературе5 . Пушкин несколько раз вынужден был
59 ПД, ф. 244, оп. 16, № 171. Опубл.: Всемирный вестник. 1905. № 7. С. 265-288. Об этом деле см.: Щеголев П. Е. А. С. Пушкин в политическом процессе 1826-1828 гг. // Пушкин и его современники. 1909. Вып. 11. С. 1-51; Эйдельман Н. Пушкин и декабристы. Из истории взаимоотношений. М., 1979. С. 327-335; Демиховская О, Демиховский К. Тайный враг Пушкина (О неизвестном письме А. Ф. Леопольдова шефу жандармов // Русская литература. 1963. № 3. С. 87.
давать показания и объяснять происхождение крамольных стихов. Следствие по делу о распространении стихов «На 14-е декабря», пройдя Сенат и Государственный совет, закончилось в августе 1828 г. За Пушкиным был установлен «секретный надзор», отмененный только в 1875 г.(!)60
К аналогичному типу злостных фальсификаций, т. е. преследующих цель дискредитировать поэта, но не столько перед властями, сколько в глазах близких ему людей, следует отнести распространение под его именем произведений эротического содержания. Наиболее выразительный пример — стихотворное послание «Первая ночь» («Любезный друг, ты знаешь я...»), которое стало активно ходить по рукам после женитьбы поэта, со второй половины 1831 года61. По сути дела, в контексте злостных фальсификаций следует рассматривать и анонимный пасквиль, сочиненный и разосланный друзьям поэта 3-4 ноября 1836 года.
Выразительный пример современной циничной коммерческой литературной фальсификации нашего времени — выпущенные в 1986 г. Михаилом Армалинским в США в издательстве «M.I.P. Company» (Миннеаполис) и растиражированные десятками издательств «Тайные записки А. С. Пушкина 1836-1837». По легенде издателя (а скорее всего и автора) «Тайные записки» представляют собой перевод с французского языка интимного дневника Пушкина, который, согласно легенде М. Армалинского, был передан ему в Ленинграде накануне отъезда в эмиграцию неким пожилым историком. При этом, как это обычно бывает с фальсификациями, ни оригинала, ни даже какой-нибудь мало-мальской копии не сохранилось. Переведенные на разные языки и опубликованные во многих странах, «Тайные записки» в России долгое время не издавались по причине их скандально-порнографического содержания. Только отдельные фрагменты изредка прорывались в перестроечную
Подробнее об этом см. в главе 2 настоящей диссертации. 61 Подробнее об истории стихотворения «Первая ночь» см. в главе 3 настоящей диссертации.
российскую печать. В 1995 г. М. Армалинский под именем Михаила Пельцмана, издателя «M.I.P. Company», выступил в петербургской газете «Смена» со статьей «Почему не публикуются "Тайные записки" Пушкина? Возмущенное письмо издателя из Миннесоты коллегам из России». Американский издатель возмущался тем, что, разослав сто семьдесят девять рекламных проспектов получил всего тринадцать ответов с просьбой прислать экземпляр книги для ознакомления. После получения «Тайных записок» несколько издательств вообще прервали с ним отношения, а остальные вместо конструктивных предложений прислали отказы. Несмотря на выгодные коммерческие условия, предлагаемые миннесотским издателем. Он даже изложил пять тезисов, согласно которым изданные в России «Тайные записки» непременно станут супербестселлером: «І.Имя Пушкина известно буквально каждому, что гарантирует "узнаваемость" автора. 2. Экстраординарная эротичность этой книги возымеет усиленный эффект на читателей, потому, что она связана с Пушкиным, интерес к которому не иссякает. 3. Высокие литературные достоинства «Тайных записок». 4. Скандал и слухи об этой книге, циркулирующие в СНГ, создали ей предварительную рекламу. 5. Шквал рецензий и полемики в прессе, который неминуемо поднимется после издания «Тайных записок» в России, вызовет дополнительный интерес покупателей» . Отказ российских коллег от издания заведомого бестселлера, сулящего невероятный коммерческий успех, оказался неожиданным для американского издателя, чем и было вызвано его возмущенное письмо.
Издателю из Миннесоты на страницах той же газеты «Смена» ответил заведующий отделом пушкиноведения Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН С. А. Фомичев63. В его ответе под заголовком «Должно быть, Пушкина сочинение...» полностью вскрыта подоплека коммерческой фальсификации М. Армалинского. Механизм подобных фальсификаций достаточно хорошо изучен в текстологии.
Смена. 1995, № 29 (21016), февраля 7. Смена. 1995, марта 31.
С. А. Фомичев сослался на книгу С. А. Рейсера «Основы текстологии» (Л., 1978. С. 107): «Изготовляющий фальшивки коммерсант должен, как всякий торговец, учитывать интересы рынка: какой автор в настоящее время особенно популярен, на ком легче заработать, где проще найти покупателя и т. д. Ловкий негоциант всегда помнит, что спрос рождает предложение. Поэтому подделки наиболее значительных авторов неотступно сопровождают их посмертно, а иногда и прижизненно. Пушкин, Некрасов — имена такого масштаба, что на них всегда можно легко нажиться. Точно так же всегда есть "спрос" на лжемемуары более или менее интимного характера. Последним соображением и руководствовался создатель опубликованного в альманахе «Минувшие годы» (1927, № 1; 1928, № 2, 3 и 4) «Дневника» фрейлины последней императрицы — А. А. Вырубовой. «Дневник» вызвал прямо-таки сенсацию. Текст его (25 тетрадей!), якобы для сохранности, был в мае 1917г. переведен на французский язык ("...если будет обыск и найдут солдаты тетради, то на французском не заинтересуются." № 1, с. 8). Часть тетрадей будто бы была переведена (и притом весьма неумело) и публикуется в обратном переводе на русский язык...». Точно такой же прием, по мнению С. А. Фомичева, был осуществлен М. Армалинским с его «Тайными записками».
В 1998 г. издательство M.I.P. запустило полный текст «Тайных записок» в Интернет в качестве «подарка», как было отмечено в книге американского критика Давида Баевского «Парапушкинистика», «русскоязычной общественности (для некоммерческого пользования) в ознаменование приближающейся 200-летней годовщины со дня рождения Пушкина». «Парапушкинистика» — рекламное издание, составленное из противоречивых откликов на «Тайные Записки», опубликованных в русскоязычных СМИ, стала своеобразным спутником изданий Армалинского. Она неоднократно дополнялась и переиздавалась. В этой книге приведены цитаты из статей, заметок и интервью академиков Д. С. Лихачева, и И. С. Кона, директора Института русской литературы (Пушкинского дома) Н. Н. Скатова, заведующего отделом
пушкиноведения С. А. Фомичева, литературных критиков: В. Топорова, Е. Перемышлева, М. Золотоносова и др.64
В защиту чести и достоинства русского национального поэта выступил академик Д. С. Лихачев. Вот отрывок из стенограммы его интервью ИТАР — ТАСС 17 февраля 1998 г.: «Пушкин нуждается в защите своих текстов, своих прав на произведения. Дело в том, что появляется масса подделок вроде дневников Пушкина ужасающих, ничего с Пушкиным не имеющих, которые никак с Пушкиным не связаны. Появляются они на Западе, и это вызов русской культуре, это записи порнографического характера, которые выдаются за записи Пушкина и говорится, что мы лицемерим, не печатая эти записки, а это есть замечательное открытие. Никакого открытия эти записи не представляют, потому что они бессмысленны и ничего не прибавляют к творчеству Пушкина, а только оскорбляют его память. Защита его от подобного навязыванию ему того, что ему не принадлежит, должна быть обязательно».
Несмотря на резкий протест со стороны ученых «Тайные записки» продолжали распространяться и спустя три года после пушкинского юбилея были изданы в Москве научно-издательским центром «Ладомир» в серии «Русская потаенная литература». По данным автора предисловия к русскому изданию Ольги Воздвиженской на май 2001 г., книга переведена уже на восемнадцать языков65. Согласно, опубликованному в газете «Известия» рейтингу, «Тайные записки» вошли в десятку самых продаваемых в Москве книг. Многие читатели искренне недоумевали по поводу авторства этой книги. С одной стороны — название на титульном листе: «Тайные записки А.С.Пушкина. 1836-1837. Перевод с французского. Публикация Михаила Армалинского». С другой стороны — во вступительной статье О. Воздвиженской мелким шрифтом сообщалось: «Михаил Армалинский нигде и никогда не настаивал, что
Баевский Давид. Парапушкинистика. Издание юбилейное, третье и дополненное. Minneapolis, Minnesota. 1999.238 с.
65 Воздвиженская Ольга. Чей Пушкин? / Тайные записки А. С. Пушкина 1836-1837. Перевод с французского. М., Ладомир, 2001. С. 7-9.
это подлинный пушкинский текст» . Недогадливым читателям на страницах «Литературной газеты» ответил московский пушкинист Валентин Непомнящий. Статья его называлась «Бизнес на имени Пушкина». Разделяя точку зрения Д. С. Лихачева, Н. Н. Скатова, С. А. Фомичева, В. Непомнящий охарактеризовал «Тайные записки» как «коммерческое предприятие в виде литературной фальсификации». Он выразил абсолютную убежденность в том, что «для подавляющего большинства читателей, знающих русскую культуру изнутри, это совершенно очевидно <...> Здесь одна из причин, почему появление "Тайных записок" не вызвало со стороны пушкинистов и писателей ни ожесточенной полемики: всем все сразу стало ясно». В том числе и российским издателям, отказавшимся печатать книгу, несмотря на завлекающие рекламные проспекты. «Ни одно более или менее серьезное издательство не желало покупать книгу, сулящую "многомиллионный" рынок, и это несмотря на тот факт, что в России нынче нет цензуры, в том числе на пошлятину и порнографию. Такое единодушие свидетельствует, с одной стороны, о том, что в обществе и культуре сохраняется довольно высокий уровень брезгливости, а с другой — что издатели, вовсе не являющиеся специалистами по Пушкину, тем не менее, прекрасно понимали, что перед ними грубая подделка, публикация которой может не на шутку испортить репутацию, и что, стало быть, игра не стоит свеч». В. Непомнящий акцентировал тот факт, что вопрос об авторстве — для русского читателя основополагающий — американскими издателями практически даже не обсуждался. Ибо их цель — исключительно коммерческая: «привлечь читателя похабным мифом о поэте, апеллируя к сладострастному любопытству как таковому в качестве "двигателя торговли"». Отсюда — логичный вывод автора статьи: всерьез доказывать фальсифицированность «Записок» нет никакого смысла. И, тем не менее, противореча самому себе, по-видимому, из желания окончательно склонить на свою сторону массового читателя, В. Непомнящий привел несколько соображений, которые должны были
Там же. С. 7.
убедительно разъяснить, почему Пушкин не мог быть автором «Тайных записок». «Тайные записки» следует рассматривать как литературную фальсификацию эротического содержания, где Пушкин представлен в роли мифического персонажа, своеобразного русского Приапа, не имеющего ничего общего с реальным поэтом. Почему на эту роль был выбран именно Пушкин? — вопрос скорее риторический. Если «Пушкин — наше все», то он, по мысли издателей, и должен во всем соответствовать этой формуле, в том числе и в сексуальной сфере. О. Воздвиженская так сформулировала причину популярности «Тайных записок» у массового читателя: «Потребность в сексуальном мифе и сексуальном герое при всеобщей российской неудовлетворенности в этой сфере — не на деле, но в мыслях — весьма велика во все времена. Так мог ли пушкинский миф обойтись без этой темы? И мог ли Пушкин, самая яркая личность в русской истории, не стать объектом пристального внимания на предмет своей интимной жизни — и, как следствие, героем сексуального мифа?» Но даже при таком раскладе фальсификация М. Армалинского все равно воспринимается как глумление над священной для каждого русского человека памятью национального поэта. На книжном базаре нравственных критериев, как видно, не существует. В итоге рекламируемые издателями «Тайные записки» ставятся ими в один ряд с литературными мистификациями Пушкина. Реализуются хлестаковские претензии автора и издателей быть «с Пушкиным на одной ноге». Мол «и сам поэт Александр Сергеевич Пушкин выступал как публикатор наследия покойного прозаика Ивана Петровича Белкина, «автора повестей», а другой раз вывел самого себя в третьем лице под инициалом — латинской литерой Р. — в «Романе в письмах» . Даже неискушенный в литературоведческих хитросплетениях читатель в состоянии понять, что «Тайные записки» и упомянутые произведения Пушкина — это не две, а три большие разницы. На одном полюсе — изящная пушкинская литературная игра, на другом — низкопробный,
Там же. С. 12. Там же. С. 14.
мягко говоря, эротический текст. Пушкинский читатель и в кошмарном сне не мог бы представить себе, скажем, Петрушу Гринева вместе с Пугачевым развлекающимся в борделе. Примерно так, как это происходит в «Тайных записках, где в подобном заведении встречается вымышленный Пушкин с вымышленным Дантесом. Но для потехи черни все средства хороши. Не об этом ли писал Вяземскому настоящий Пушкин: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал как мы, он мерзок как мы\ Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе» (XIII, 243-244).
Поскольку остановить процесс появления всякого рода фальсификаций и мистификаций, новых или забытых старых псевдопушкинских текстов практически невозможно, то необходимо внимательно отслеживать литературу такого рода и давать ей соответствующую оценку в СМИ. В этом, прежде всего, заключается актуальность настоящей работы. Существенное значение здесь имеет периодически пополняющаяся картотека «мнимого Пушкина». В ней собран если не весь, то на настоящий момент наиболее репрезентативный материал. Картотека учитывает печатные и рукописные источники, начиная с текстов, которые были опубликованы при жизни Пушкина, или, «презрев печать», ходили в списках, и заканчивая современной псевдопушкинианой. Как уже было сказано в предисловии, картотека постоянно используется для справок по поводу обращений в Пушкинский Дом различных лиц, а также научными сотрудниками Пушкинского Дома для комментариев к новому академическому собранию сочинений А. С. Пушкина. На основе картотеки возможен выпуск тома «мнимого Пушкина» с научными комментариями в качестве приложения к этому изданию.
Практически каждое псевдопушкинское произведение имеет свою легенду, свою историю. Специфика нашего исследования состоит в том, что анализ каждого казуса, без которых эта работа потеряла бы всякий
смысл, нарушает ее целостность, создает впечатление фрагментарности, дробления на отдельные эпизоды. Регламентируемый объем диссертационной работы обусловил ее построение по принципу айсберга. В ней представлены прижизненные псевдопушкинские тексты, и то далеко не все, а только те, что были опубликованы в журналах и альманахах пушкинского времени, а из числа ходящих в списках — только политические и эротические. Кроме того, мы сочли необходимым рассмотреть историю псевдопушкинских произведений, вошедших в так называемое «посмертное» и первое научное собрания сочинений Пушкина под редакцией Анненкова. За пределами работы остается часть прижизненных текстов, не подходящих под указанные рубрики, огромное количество текстов приписанных Пушкину во второй половине XIX-XX вв., а также коллективные произведения и «продолжения»,, вроде зуевской «Русалки», то есть около трехсот псевдопушкинских стихотворных текстов. В первой главе диссертации подробно рассматриваются псевдопушкинские стихотворения, напечатанные при жизни поэта. Во второй и третьей главах воспроизводится история ранних прижизненных списков политических и эротических произведений, приписанных Пушкину. В четвертой главе раскрывается история псевдопушкинских текстов, вошедших в «посмертное» и анненковское собрания сочинений Пушкина. Попутно прослеживается судьба текстов, проникших в последующие пушкинские издания, включая и современные. В пятой главе рассмотрены актуальные проблемы атрибуции пушкинских произведений. В заключении подводятся итоги нашего исследования.
«Мнимый Пушкин» в прижизненной печати
В 1820—1830-х годах необычайную популярность в России приобрели издания альманашного типа. «Альманахи сделались представителями нашей словесности, — писал Пушкин. По ним со временем станут судить о ее движении и успехах» (XI, 48). Исключительный успех декабристской «Полярной звезды» и «Северных цветов» Дельвига породил массу подражаний. Количество таких изданий все время росло, и к началу тридцатых годов достигло своего пика. Привлекательная альманашная форма, изящные виньетки и гравюры служили приманкой для читателей. Наряду с содержательными альманахами, где печатали свои произведения Пушкин, Жуковский, Вяземский, Баратынский, Дельвиг, многие издания со звучными названиями: «Жасмин и роза», «Букет благовонных цветов», «Венок граций», «Венера» и др. мало чем отличались от обычных песенников. Выразительную классификацию изданий «альманачного периода» составил Белинский: «Одни из альманахов были аристократами, как например, "Северные цветы", "Альбом северных муз", "Денница"; другие — мещанами, как например, "Невский альманах", "Урания", "Радуга", "Северная лира", "Альциона", "Царское село" и проч.; третьи — простым, черным народом, как, например, "Зимцерла", "Цефей", "Букет", "Комета" и т. п. Альманахов последнего разряда не перечтешь — так много их. Аристократические альманахи украшались стихами Пушкина, Жуковского, и щеголяли стихами гг. Баратынского, Языкова, Дельвига, Козлова, Подолинского, Туманского, Ознобишина, Ф. Глинки, Хомякова и других модных тогда поэтов. Эти альманахи издавались или известными литераторами, или людьми, имевшие большие и прочные литературные связи, — и потому все знаменитости охотно снабжали их своими произведениями; сочинения же посредственные или плохие попадали туда для балласта, Альманахи-мещане преимущественно наполнялись изделиями сочинителей средней руки и только для обеспечения успеха щеголяли несколькими пьесками, вымоленными у Пушкина и других знаменитостей, которые бросили в них что-нибудь залежавшееся в их портфелях, что-нибудь такое, чего бы они и совсем не желали видеть в печати. Альманахи-мужики наполнялись стряпнёю сочинителей пятнадцатого класса, горемык, которые за удовольствие видеть себя в печати, готовы были платить деньги. Вот почему некоторые писаки издавали свои собственные сочинения в виде альманахов!».69 Наиболее предприимчивые альманашники, желая урвать свою долю барыша на издательском рынке, не стеснялись печатать стихотворения без разрешения авторов или ставить подпись популярного поэта под чужими произведениями. Отсутствие авторского права в России позволяло им оставаться безнаказанными. Особенно часто в коммерческих целях использовалось звучное имя Пушкина.70
В конце библиографического указателя «Пушкин в печати» М. А. Цявловский перечислил стихотворения, приписанные Пушкину при жизни в печати, с указанием источников и частично установленных им подлинных авторов. Воспроизведем этот список в том же виде, как он приведен у М. А. Цявловского:
В. Туманского. «За днями дни бегут толпой» — Весенние цветы. М, 1835. «Заноет сердечко» — Жасмин и роза. М., 1830; Лира граций. М., 1832. В. Пушкина «К лире» ("Давно на лире милой") — Новейшее собрание романсов и песен. Ч. I. М., 1830. В. Пушкина. «К Хлое» ("Как все с тобою дух пленяет") — Там же. В. Туманского. «Нужна любовь как воздух ясный» — Жасмин и роза. М., 1830. Д. Ознобишина. «Романс» ("Я жду тебя и не дождуся") — Букет благовонных цветов. К. Немова. М., 1829; Новейшее собрание романсов и песен. Ч. П., М., 1830; Новейшее собрание романсов и песен. Изд. 2-е. Ч. 1.1835. С. Шевырева. «Свадьба» ("Не невеста с женихом") — Эвтерпа. М., 1837; Песни, романсы и куплеты. М., 1833. «Слушая сию новинку» (куплет в "Каноне в честь М. И. Глинки"). П. Вяземского. «Элегия» ("О, ты, которая из детства") — Северная звезда М. А. Бестужева-Рюмина. СПб., 1829. «Я пал пред алтарем прекрасной» — Эвтерпа. М., 1837; Песни, романсы и куплеты. М., 183371.
Еще раз подчеркнем, что каждое из перечисленных стихотворений было напечатано с именем А. С. Пушкина при его жизни и имело на то свои причины. Рассмотрим истории публикации этих текстов с учетом небольшой коррекции списка М. А. Цявловского. Самый простой случай приписывания А. С. Пушкину чужих стихотворений в печати объясняется элементарной омонимической ошибкой. В нескольких изданиях Александру Сергеевичу были приписаны два стихотворения его дяди и «парнасского отца» В. Л. Пушкина: «К Хлое» и «К лире»». Стихотворение «К Хлое»» существует в двух редакциях. С первой строкой: «Как все с тобою восхищает...» и подписью «Пушкин» оно впервые появилось в 1795 году в сборнике «Приятное и полезное препровождение времени» , много раз входило в сборники произведений В. Л. Пушкина и никогда не приписывалось его племяннику73. В варианте, отмеченном М. А. Цявловским (с первой строкой: «Как все с тобою дух пленяет.,.»), стихотворение «К Хлое» было опубликовано в 1810 году в «Собрании русских стихотворений...», подготовленном к печати В. А. Жуковским.74 Через двадцать лет эти стихи перепечатали в «Новейшем собрании романсов и песен, избранных...» (1830)75, а затем — в «Песеннике» И.Гурьянова (1835)76 с подписью: «Пушкин» (без инициалов!). Но в полных названиях двух последних сборников среди перечисленных на обложке авторов имя В. Л. Пушкина не упоминается (см. сноски). Естественно, что в читательском восприятии, автором стихотворения «К Хлое» мог быть только А. Пушкин, имя которого значится в полных названиях обоих песенников. Аналогичный случай произошел с другим стихотворением В. Л. Пушкина «К лире» ("Давно на лире милой..."). Впервые опубликованное в 1794 году в сборнике «Приятное и полезное препровождение времени» с подзаголовком «Анакреонтическая ода» и криптонимом: «Вел. Пшкн» , оно без подзаголовка и с расшифрованной подписью: «Пушкин», было включено В.А.Жуковским в «Собрание русских стихотворений» (1810) . Для Жуковского-редактора отсутствие инициалов в подписи под стихотворением в ту пору не имело принципиального значения. Но двадцать лет спустя, безымянный издатель «Новейшего собрания романсов и песен...» перепечатал это стихотворение с подписью: «А. Пушкин» . Ибо поэт-племянник к этому времени стал значительно популярнее «дядюшки поэта».
История прижизненных списков политических стихотворений и эпиграмм, приписываемых А. С. Пушкину
Помимо десятка произведений, напечатанных с именем А.С.Пушкина в популярных изданиях 1820-1830-х годов: «Эрато», «Эвтерпа», «Лира граций», «Жасмин и роза» и др., где модная альманашная форма и громкое имя поэта гарантировали издателям читательский интерес и коммерческую прибыль, значительное количество стихотворений, эпиграмм и экспромтов было приписано ему в устной традиции, а также распространялось в многочисленных списках. Прежде всего, это стихи политического содержания, охватившие в преддекабристские годы все слои русского общества от аристократов до простых офицеров, чиновников, студентов. Н. И. Тургенев в своей книге «Россия и русские» очень точно отметил, что «в деспотической стране, как Россия, где пресса задушена цензурой, судить об общественном мнении можно только из разговоров, знания фактов или из рукописной литературы ... Эта подпольная литература, замечательная по силе эпиграмм и высоте политического вдохновения, показывала господствующее положение умов в России» . Общественное настроение того времени в поэтической форме замечательно выразил Н. П. Огарев:
Везде шепталися. Тетради
Ходили в списках по рукам;
Мы, дети, с робостью во взгляде,
Звучащий стих свободы ради,
Таясь, твердили по ночам154. Наиболее ярким выразителем вольнолюбивых взглядов, «кумиром передовой молодежи», был Пушкин и, не случайно, его имя встречается в рукописных сборниках чаще, чем имена поэтов — декабристов: К. Ф. Рылеева, В. К. Кюхельбекера, А. А. Бестужева, А. И. Одоевского. «Пушкина надобно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутительными стихами; вся молодежь наизусть их читает», — так реагировал в 1820 г. на растушую общественную популярность молодого поэта Александр I155. Император ничуть не преувеличивал. Произведения Пушкина расходились и в столице: «Кто из молодых людей, несколько образованных, не читал и не увлекался сочинениями Пушкина, дышащими свободою...», — писал НиколаюI из Петропавловской крепости декабрист В. И. Штейнгейль156, и в провинции: «Революционные стихи Рылеева и Пушкина можно найти в руках у молодых людей в самых отдаленных областях империи. Нет ни одной благовоспитанной барышни, которая не знала бы их наизусть, ни одного офицера, который не носил бы их в своей полевой сумке, ни одного поповича, который не снял бы с них дюжину копий .. . целое поколение подверглось влиянию этой пылкой юношеской пропаганды», — отмечал А. И. Герцен в статье «О развитии революционных идей в России»157. Более того, оппозиционно настроенные студенты и молодые офицеры, объединяющиеся в политические общества и кружки, во главе их хотели видеть Пушкина. Как, например, студенты Московского университета братья Критские — организаторы кружка, возникшего в 1826 году в Калуге под влиянием декабристских идей. «Свободолюбивые стихи Пушкина, слухи о дружбе поэта с декабристами, о его оппозиционных настроениях породили у Критских надежды на то, что Пушкин согласится возглавить кружок. Они хотели просить его стать председателем их организации»158. В той же Калуге вольнолюбивые стихи ходили и в офицерской среде. Документы дела 1827 г. о распространении запрещенных стихов в школе армейских подпрапорщиков свидетельствовали, что юнкеров и офицеров знакомили здесь со стихами «мерзкого содержания». Это были песни Рылеева и Бестужева: «Ах, где те острова», «Вдоль Фонтанки реки» и стихотворения Пушкина: «Паситесь дикие народы»159, «Деревня», «Ода на свободу» и др., а также приписанная Пушкину эпиграмма: «Когда б заместо фонаря...» . 4 октября 1827 начальник Главного штаба И. И. Дибич сообщил командующему 1-й армией Ф. В. Сакену о том, что Николай I заинтересовался, каким образом стихи Пушкина попали в калужскую школу армейских прапорщиков 61.
Под именем Пушкина переписывались и распространялись по всей России не только принадлежащие ему «Ода Вольность», «Деревня», «Кинжал», но и антиправительственные басни Д. В. Давыдова «Голова и ноги» и «Река и зеркало», отрывки из «вольного» стихотворения П. А. Вяземского «Негодование», наиболее смелые политические эпиграммы. Из воспоминаний Ф. Н. Глинки известно, что вызванный к петербургскому генерал-губернатору гр. М. А. Милорадовичу для допроса Пушкин исписал «целую тетрадь» всего, что было сочинено им, и что разошлось под его именем. Тетрадь эту Милорадович передал царю . Дальнейшая ее судьба неизвестна. В «Воображаемом разговоре с Александром I» поэт подтвердил свою непричастность ко многим бесцензурным стихотворениям: «Ваше Величество, вспомните, что всякое слово вольное, всякое сочинение противузаконное приписывают мне так, как всякие остроумные вымыслы к нязю Ц ицианову . От дурных стихов не отказываюсь, надеясь на добрую славу своего имени, а от хороших, признаюсь, и силы нет отказываться. Слабость непозволительная» (XI, 23). Аналогичную мысль Пушкин высказывал в письме к Вяземскому от 10 июля 1826 года: «Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова (XIII, 286). Рассмотрим характерные примеры хождения в списках под именем Пушкина наиболее острых политических стихотворений и эпиграмм.
В бумагах П. В. Анненкова сохранилось стихотворение, озаглавленное по первой строке: «Мой Аполлон! Негодованье». Другое название «Министрам» написано под текстом. Оно подписано: «А.Пушкин» и ошибочно датировано 1819г. Стихотворение было «сообщено Тютчевым, лицейским товарищем Пушкина», о чем свидетельствует помета красными чернилами1 . В декабристской среде это стихотворение также было известно как пушкинское. П. А. Бестужев на следствии показал: «Мысли свободные заронились во мне уже по выходе из корпуса, около 1822 года, от чтения различных рукописей, каковы: "Ода на свободу", "Деревня," "Мой Аполлон", разные «Послания» и проч ие , за которые пострадал знаменитый (в других родах) поэт наш А. Пушкин»164. В действительности текст «Мой Аполлон — негодованье!» принадлежит П. А. Вяземскому и представляет собой отрывок из ненапечатанного в то время стихотворения «Негодование».
В тетради В.Ф.Щербакова, заполняемой в начале 1820-хгг. и содержащей списки тридцати двух стихотворений Пушкина, представлен другой отрывок из «Негодования», озаглавленный «Отрывок из В.» («Хранители казны народной...»). Под текстом другими чернилами подписано: «Кн. Вяземский»165.
История прижизненных списков эротических стихотворений и экспромтов, приписываемых А. С. Пушкину
Основоположником эротической поэзии в России всегда признавали автора сборника «Девичья игрушка» И. С. Баркова. Правда, грубоватые, перенасыщенные обсценной лексикой, стихи Баркова как-то трудно вязались с легкой, изящной эротикой европейских поэтов: Лафонтена, Вольтера, Парни. Баркову было присуще совсем другое стихотворчество: с избытком «самого грубого кабацкого сквернословия, ... где «всякая вещь называется по имени» и, вместе с тем, бурлескное, озорное, народное, продолжающее традицию скоморохов. Но именно эта, непечатная, известная только по рукописным сборникам, поэзия Баркова и послужила отправной точкой для многочисленных подражаний. «Можно говорить о возникновении массовой традиции непристойного стихотворства, оформившейся к концу XVIII в. в отдельное поэтическое направление с присущими ему отдельными чертами и принципами. Постепенно отдалившись от ядра «Девичьей игрушки», эта традиция сохранила с ней генетическую связь, вобрав в себе символику и мифологемы ранней барковианы» . По меткому замечанию Пушкина, под именем Баркова ходили все похабные рукописи. Однако ни сам Пушкин, ни его друг Вяземский, с которым он поделился своим наблюдением, вряд ли могли предвидеть, что именно его, национального поэта, вскоре станут воспринимать как наследника и продолжателя традиций отца русской эротической поэзии. Пушкин, как известно, хорошо знал и высоко ценил Баркова как великолепного мастера непечатной комической поэзии. Упоминания о нем встречаются и в лицейском стихотворении «Городок» (1815) и в более позднем «Послании к цензору» (1822), где имена Баркова, Радищева и Пушкина находятся в одном ряду:
Чего боишься ты? поверь мне, чьи забавы -Осмеивать закон, правительство иль нравы, Тот не подвергнется взысканью твоему; Тот не знаком тебе, мы знаем почему -И рукопись его, не погибая в Лете, Без подписи твоей разгуливает в свете. Барков шутливых од тебе не посылал, Радищев, рабства враг, цензуры избежал, И Пушкина стихи в печати не бывали; Что нужды? Их и так иные прочитали.
Однажды, наставляя на путь истинный сына Вяземского, Павла, Пушкин шутливо заметил: «Вы не знаете стихов ... Баркова ... и собираетесь вступить в университет? Это курьезно. Барков - это одно из знаменитейших лиц в русской литературе, стихотворения его в ближайшем будущем получат огромное значение. Для меня ... нет сомнения, что первые книги, которые выйдут без цензуры, будет полное собрание стихотворений Баркова...» . Но одно дело знать и ценить, и совсем другое - подражать. Любовная муза Пушкина, ориентировалась не на грубого Баркова, а на изящных французских эротических поэтов XVII-XVIII веков, знакомых еще по отцовской библиотеке. Не случайно в том же «Городке» Пушкин, отдавая дань популярности Баркову, клянется, что не станет писать так, как он. Лицейский пиит перечисляет имена французских стихотворцев, которым он подражает в своем творчестве: «Мудрец простосердечный, Ванюша Лафонтен», «Воспитанны Амуром, Вержье, Парни с Грекуром» и, конечно, «Всех больше перечитан» «Сын Мома и Минервы», «седой шалун» - Вольтер. Все это авторы эротические. И любовная лирика самого Пушкина тоже чувственна и эротична. Ее отличает отсутствие грубости, пошлости, непристойного смакования деталей. Поэт не снимает последние покровы, а предпочитает язык недоговоренностей и шутливых намеков. Это характерная черта его творчества. Как писал С. А. Венгеров: « ... непечатные произведения Пушкина представляют собой такое же проявление гения его, как и все, что он писал. "Царь Никита" в такой же степени образец шаловливой поэмы, в какой остальные поэмы великого поэта представляют собой образцы поэзии возвышенной. Как истинный знаток человеческой психологии, а главное - сам человек с изящными вкусами, Пушкин понимал, что так называемая пикантность только в том и заключается, что завеса приподымается чуть-чуть» . Эротическая поэзия Пушкина так же изящна по форме и так же легка, остроумна и непринужденна, как и его графика290. Она пробуждает наше воображение, заставляя включиться в его любовную игру. «Стихотворения, коих цель горячить воображение любострастными описаниями, унижают поэзию, превращая ее божественный нектар в воспалительный состав, а музу в отвратительную Канидию. Но шутка, вдохновенная сердечной веселостью и минутной игрою воображения, может показаться безнравственною только тем, которые о нравственности имеют детское или темное понятие, смешивая ее с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие», - писал сам поэт (XI, 157). К сожалению, и в прошлом веке и в наши дни эта характерная особенность пушкинского творчества нередко игнорируется. Массовое сознание безуспешно пытается отыскать в произведениях Пушкина приапические образы и «мотивы гипертрофированной сексуальности» в стиле Баркова. Не находя таковых в собраниях сочинений поэта, оно настойчиво приписывает ему анонимные эротические тексты, извлеченные из многочисленных списков. Начиная с относительно невинной «Первой ночи» и заканчивая обсценной «Тенью Баркова», полностью напечатать которую решились только во время перестройки.
Проблемы атрибуции произведений А. С. Пушкина
Любое академическое издание ставит перед собой задачу наиболее полно представить художественное творчество того или иного классика, установить и прокомментировать весь корпус текстов. С другой стороны перед редакторами неизбежно возникают вопросы о том, все ли включающиеся в издание произведения действительно принадлежат этому писателю? Как поступать с теми, принадлежность которых данному автору сомнительна? Или, когда авторство установлено правдоподобно, но все же не до конца обосновано? При отсутствии установленных критериев ни один редактор не сможет гарантировать безошибочного решения этих вопросов. «Атрибуционные ошибки, неверное приписывание сочинений тому или иному писателю влекут за собой ошибки в трактовке творчества и литературного процесса, а наличие в в литературном наследии неразысканных и неатрибутированных произведений делает наши знания о писателе неполными и неточными. И наоборот, убедительная точная атрибуция, введение в литературный оборот новых новых страниц наследия может существенно дополнить и уточнить наши знания о творчестве писателя»542.
В чем заключается основная сложность, возникающая при атрибуции произведений А. С. Пушкина? Прежде всего, она состоит в том, что в художественном пространстве наряду с подлинным автором существует его двойник - «мнимый Пушкин». Он явился на свет при жизни поэта, когда в обществе стали распространяться его многочисленные эпиграммы и экспромты, и начал возникать пушкинский миф. «Мнимый Пушкин» стал частью этого мифа, отражающего необыкновенную популярность харизматической личности. Ни одному другому поэту никогда не приписывалось такого количества «чужих» произведений. «Мнимый Пушкин» многолик. Он проявляется в различных формах и жанрах: в прижизненной печати, в более или менее авторитетных списках, в зарубежных или нелегальных изданиях, в собраниях сочинений, в устном бытовании, и т. д. Произведения, приписываемые Пушкину могут быть анонимны, псевдонимны, криптонимны, коллективны или подписаны полным его именем. Они существовали при жизни поэта, но особенно много их появилось во второй половине девятнадцатого столетия, когда возникла насущная потребность в «неизданном» Пушкине. Они обнаруживаются и в наши дни, особенно во время празднования пушкинских юбилеев. Нередки случаи, когда одни исследователи устанавливают авторство Пушкина и включают произведение в собрание его сочинений, а другие достаточно убедительно доказывают обратное и выводят данный текст из основного корпуса. Без атрибуционных ошибок не обошлось ни одно авторитетное пушкинское издание. Атрибуция пушкинских текстов необычайно сложна, и результаты ее подвержены критике и последующему пересмотру. Вопросы о том, что следует считать убедительной атрибуцией, а что нет, какое количество атрибуционных приемов должно обеспечить необходимое ее качество, до сих пор является дискуссионными. «Труд исследователя атрибуциониста, - по меткому наблюдению Гришунина, - напоминает работу судебного следователя, и поэтому дать исчерпывающую, предусматривающую все могущие встретиться случаи методическую разработку по атрибуции так же затруднительно, как дать такое же пособие по криминалистике»543.
Наиболее полную систему способов атрибуции анонимных и псевдонимных произведений представил В. В. Виноградов. Она состоит из одиннадцати позиций:
I. Субъективные:
а) субъективно-коммерческие или сенсационные, связанные с подделкой литературных произведений;
б) субъективно-конъюктурные;
в) субъективно-эстетические;
г) субъективно-психологические;
д) субъективно-идеологические.
II. Объективные:
а) документально-рукописные или археографические;
б) исторические, включая сюда и биографические сведения, свидетельства современников и культурно-исторические данные;
в) историко-идеологические и сопоставительно-идеологические;
г) историко-стилистические, основанные на принципе избирательности индивидуально-характерных слов, выражений и конструкций;
д) художественно-стилистические, опирающиеся на обобщения и закономерности истории стилей художественной литературы, на данные науки о языке художественной литературы;
е) лингво-статистические.544
Практически же большинство текстологов указывают только самые общие категории атрибуции:
1) Документальные доказательства.
2) Идеологический (С. А. Рейсер) или социологический (А. Л. Гришунин) анализ.
3) Лингво-стилистический анализ.
Рассмотрим, насколько эти категории действенны по отношению к пушкинским текстам.
1) По свидетельству Л. Д. Опульской, А. Л. Гришунина, С. А. Рейсера и др. наиболее надежные результаты при атрибуции достигаются обнаружением прямых документальных свидетельств, т. е. рукописей разных видов (автографы, копии с авторской правкой, черновые наброски в дневниках и записных книжках и т. п.) а также документальных автопризнаний в дневниках, письмах, устных высказываниях, записанных современниками, в собственноручных пометах на книгах, в перечнях своих произведений и т. п.
