Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Русская рождественская поэзия от истоков до середины ХХ-го столетия (динамика семантики и поэтики) 13
1. Религиозно-догматическая концепция Рождества Христова и ее интерпретация в гимнографии и духовном стихе 13
2. Религиозная и государственная идеи в русской библейской поэзии XVII-XVIII веков 34
3. Лирическое начало в рождественском поэтическом повествовании XIX века 54
4. Стилевые тенденции в рождественской поэзии 1900- 1960-х годов 66
Глава II. Тема Рождества Христова в лирике И.Бродского 86
1. Рождественский цикл Бродского: история создания и структура 86
2. Актуализация рождественской художественной традиции в творчестве поэта 60 - 70х годов 97
3. Символика рождественских образов в поздней лирике И.Бродского 128
Заключение 146
Библиография 151
- Религиозно-догматическая концепция Рождества Христова и ее интерпретация в гимнографии и духовном стихе
- Религиозная и государственная идеи в русской библейской поэзии XVII-XVIII веков
- Рождественский цикл Бродского: история создания и структура
- Актуализация рождественской художественной традиции в творчестве поэта 60 - 70х годов
Введение к работе
Поэтическое творчество И.А. Бродского - одно из самых ярких и значительных явлений русской лирики второй половины XX века. Отношение к нему никогда не было однозначным. Апологеты Бродского (В. Куллэ, Я. Гордин, В. Полухина, Л. Лосев) ставят поэта в один ряд с О. Мандельштамом, М. Цветаевой и А. Ахматовой, указывая на качественно новую структуру его поэтического языка и метафизические горизонты поэтического мира. Другие, признавая техническую виртуозность И. Бродского, отказываются воспринимать его моральную позицию (Э. Лимонов). Холодность, книжность, эстетизм, рационализм - все это вполне традиционные обвинения, предъявляемые поэту. Так Ю. Кублановский упрекает Бродского в том, что «его лирическому герою не хватает того душевного тепла, которым славна наша отечественная поэзия. И.Бродский этап за этапом делает поэзию все более отчужденной от мира... Его стихи зажаты в некий абсолют образа, абсолют одиночества, абсолют совершенства» .
Стилистика лирики Бродского действительно неуклонно изменялась в сторону абстрагирования эмоций и анонимности изложения. Учитывая, что эти качества весьма новы для русской поэзии, неудивительно, что русский читатель принял его позицию нейтрального наблюдателя за холодность, прием отстранения - за презрение к людям, недискриминированность словаря - за дурной вкус, а многочисленные отсылки к мировой культуре - за книжность.
Сам Бродский воспринимал себя «последним поэтом XX века» и хранителем культурной традиции. М.Н. Липовецкий убедительно доказывает, что эстетика Бродского является «не столько математической суммой модерна, постмодерна и
Кублановский Ю. Поэзия нового измерения // Новый мир. -1991. - №2 . - С. 65.
традиционализма, сколько интегрированием всех этих художественных систем, извлечением общего для всех художественного и филологического корня».2
Аналогичные мысли развивает и А. Ранчин: «Прежде всего, стихотворения И.Бродского - это своеобразный «каталог русской лирики».3 Среди обширной критической и исследовательской литературы по творчеству поэта можно обнаружить достаточное количество аргументированных заключений того же рода.
В целом, в новейших исследованиях творчества Бродского можно выделить 2 основных подхода (характерных, впрочем, и для литературоведения вообще) : непрерывный (или «панорамный») и «дискретный». «Непрерывный», «сквозной» подход - описание общих эстетических установок, свойств риторики и т.п. -требует привлечения различных, в том числе нелитературных контекстов»4
«Дискретный» подход - изучение поэтики автора, на основе совокупности анализов отдельных его текстов. Именно на этом втором подходе основаны два близких по составу сборника статей, вышедших в последние годы под редакцией Л.В. Лосева и В.П. Полухиной.5
При значительных успехах в изучении поэтической философии Бродского (Е.Б. Келебай), мотивно-тематического (Д. Бетеа, В. Полухина), лингво-поэтического (М.Л. Гаспаров), религиозно-метафизического (И.И. Плеханова) и других аспектов наиболее дискуссионными остаются главные вопросы - «откуда
2. Лейдерман Н. Л. и Липовецкий М. Н.. Современная русская литература. Учебное
пособие: в 2 т. Т.2:1968 - 1990. - М.: Изд. центр «Академия», 2003. - С. 666.
Ранчин А. На пиру Мнемозины: Интертексты Бродского. - М.: Новое литературное обозрение, 2001-С. 11
Келебай Е.Б. Философия творчества И.Бродского: дис. ... докт. филос. наук / Е.Б. Келебай;
Моск. гос. ун-т им. Ломоносова. - Москва, 2000. Калашников СБ. Поэтическая интонация в лирике И. Бродского: дис. ... канд. фил. наук / СБ. Калашников; Воронеж, гос. ун-т. -Волгоград, 2001.
Как работает стихотворение Бродского. Из исследователей славистов на Западе» / сост. и ред.Л.В. ЛосевиВЛ. Полухина. -М.: НЛО, 2002.
Гаспаров М. Л. Рифма Бродского // Гаспаров М.Л. Избранные статьи. - М., 1995. - С. 83.
пришел поэт», то есть проблема традиции, внутренние закономерности эволюционных процессов и их характер. Избранный нами аспект исследования позволяет внести определенную лепту в их разрешение, так как дает возможность, с одной стороны, увидеть движение творческой мысли поэта, с другой - взглянуть на лирику Бродского в контексте всей истории русской поэзии.
Актуальность исследования лирики И.Бродского обусловлена также тем, что в его поэзии особенно отчетливо, драматично и своеобразно воплотился характерный для XX века процесс разобщения и нелегкого, непростого воссоединения трех ветвей русской литературы. В нем по-своему осуществилась «встреча» начала нашего столетия («серебряный» век), его середины («оттепель» — «андеграунд») и завершения, подведения итогов на пороге третьего тысячелетия.
Вхождение в конце XX столетия в научный оборот обширных пластов литературы русского зарубежья, возвращенной литературы сделало насущной задачу создания новой единой истории русской литературы, включающей ранее не изучавшиеся отечественным литературоведением пласты. Решение этой задачи предполагает не только объективное представление о характере каждого из литературных слоев, но и (что очень важно) их взаимодействия. Значительный вклад в осмысление связей и взаимодействия между отдельными потоками русской литературы внесли своими работами: А. Чагин «Расколотая лира: Россия и зарубежье» (М.,1998), Е.Эткинд «Русская поэзия XX века как единый процесс»8, СИ. Кормилов «Проблемы построения теоретической истории русской литературы XX века»9, А.Н. Николюкин. «О целостности русской литературы
7. Плеханова И. Преображение трагического: метафизическая мистерия И.Бродского: дисс. ... докт. фил. наук / И. Плеханова; Томский гос. ун-т. - Томск, 2002.
8 Эткинд Э. Русская поэзия XX века как единый процесс // Вопросы литературы. - 1988. -
№10.- С. 189.
9 Кормилов С.И.Проблемы построения теоретической истории XX века // Русская
филология: Ученые записки Смоленского гос. пед. ун-та. Т.8 - Смоленск: СГПУ, 2004. - С.
19.
(1920 - 30-е годы)» , В.В. Агеносов «Литература русского зарубежья» (1918 — 1994) (М., 1998).
А.И. Чагин, отмечая, что Е.Г.Эткинд слишком жестко ставит вопрос о русской поэзии XX века как «едином процессе», вносит важную поправку с опорой на последнее слово. Нельзя просто сказать, что в XX веке была одна русская литература. «Ограничиться этой идиллической констатацией значило бы признать лишь одну из сторон литературной целостности за счет другой, забыть о трагическом смысле разделения, рассечения национальной литературы со всеми далеко идущими последствиями этого разделения. Достаточно полным ответом, учитывающим всю непростую диалектику взаимодействия двух потоков русской литературы, могла бы стать «формула»: одна литература и два литературных процесса (Чагин А.И.Указ. соч. - С. 17). А.Н. Николюкин, соглашаясь с тем, что «с раскола страны в конце 1917 года шли два литературных процесса, во многом несхожих», все же подчеркивает, что «русская литература оставалась целостной, и к концу XX века это стало очевидно, благодаря русскому языку, национальной проблематике, а также традициям русской культуры и классической литературы прошлого, хотя и наблюдались различные отличия в восприятии отечественного литературного наследия». (Николюкин А.Н. Указ. соч. - С. 5).
Как видим, поле деятельности по построению целостной истории русской литературы по-прежнему обширно, и эта работа далека от завершения, что делает всякое исследование в данном направлении актуальным.
Пути решения сформулированной задачи разнообразны. Перспективным представляется направление, предлагаемое СИ. Кормиловым. По его мнению, «это должна быть история не только творческого пути некоторых представляющихся наиболее значительными писателей и литературных направлений, но и тематики, проблематики, типов персонажей, жанров,
Николюкин А.Н. О целостности русской литературы (1920-1930г.) // РЛЖ. - 1994. - .№3. -С.З.
сюжетов» . Однако, без предварительной работы комплексную историю литературы, с учетом не просто всех параметров, но и их взаимодействия, - не написать. По-видимому, сначала возможны только исследования по отдельным из них: тематическим, «персонажным», жанровым, стилистическим и так далее. Именно в русле такого подхода осуществляется наше исследование.
Цель предлагаемой работы состоит в том, чтобы рассмотреть процесс актуализации семантики и художественных решений русской рождественской поэзии в творчестве Иосифа Бродского.
В соответствии с поставленной целью выделяются следующие задачи:
Определить влияние религиозно-догматической концепции Рождества Христова и церковной словесности на поэтическую интерпретацию рождественского сюжета.
Рассмотреть тенденции развития художественных трактовок Рождества Христова в русской поэзии XIX - XX веков.
3. Выявить своеобразие «цикла» рождественских стихотворений И.
Бродского.
4. Охарактеризовать сюжетообразующую и стилеобразующую функции
образа рождественской звезды в поэзии И. Бродского.
Исследование влияний семантики и поэтики библейских текстов на отечественную художественную словесность ведется в последние полтора десятилетия весьма активно и плодотворно, охватывая широкий круг аспектов. Так, М.М. Дунаев в шеститомном труде «Православие и русская литература»12 осуществил систематизированное религиозное осмысление особенностей развития отечественной словесности с XVII до конца XX века. Труд этот уникален как по охвату материала, так и по глубине анализа.
Отличительная черта методологии Дунаева - использование самого широкого спектра понятий и категорий как богословски-церковных, так и
11 Кормилов СИ. Проблема построения поэтической истории русской литературы XX в. // Русская филология: Ученые записки СГПУ. - Т.8. - Смоленск: СПГУ, 2004. - С. 19
эстетических, общекультурных. Гармоничное сочетание эстетической чуткости к особенностям поэтики и богословской эрудированности не отменяет, однако, иерархичности: высшей ценностью остается православие, с позиций которого и оценивается художественная литература.
Методологической выверенностью и точностью определений отличаются работы В.А.Котельникова. Исследователь разрабатывает такие аспекты, как теоцентрический и антропоцентрический тип миросозерцания, коллизию ветхозаветного и новозаветного типов религиозности, размышляет о религиозно-этической мысли Достоевского.13
Основное направление исследований Котельникова- взаимодействие языка церкви и языка мирской культуры, в рамках которого разрабатываются такие аспекты, как использование христианской топики, образование новых стилевых тенденций. Объектом исследований является, прежде всего, русская поэзия. В сходном же направлении работает и П.Е. Бухаркин, уделяя внимание взаимоотношениям церкви и литературы как двух культурных сфер, сопоставлению художественно-эстетических традиций Церкви и светской культуры.14
Важными представляются и исследования характера религиозности писателей. В качестве примера назовем следующие работы: В.Н. Криволапов «Вновь о религиозности И.А.Гончарова»15; И.П. Карпов «Религиозность в условиях страстного сознания; И. Бунин «Жизнь Арсеньева. Юность»16.
Одной из лучших книг последних лет, отличающихся целостностью и глубиной, является монография И.А.Есаулова «Категория соборности в русской
12 Дунаев М.М. Православие и русская литература: в 6т. - М., 1996-2000.
Котельников В.А. Православие в творчестве русских писателей ХГХ века: дисс. в форме науч. докл. ... докт. филол. наук. РАН/В. А. Котельников; ин-трус. лит.- СПб.,1994.
Бухаркин П.Е. Православная церковь и русская литература в XVII - ХГХ веках: проблемы культурного диалога. — СПб., 1996.
Криволапов В.Н. Вновь о религиозности Гончарова / В.Н. Криволапов // Христианство и русская литература. Сб.З. - СПб.: Наука, 1999. - С. 263.
Карпов И.П. Религиозность в условиях страстного сознания. И. Бунин... // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX вв. Вып. 1.- Петрозаводск, 1997.-С. 341.
литературе». «Среди ее достоинств - то, что автор декларирует и отстаивает ценностный подход к явлениям культуры в противовес безоценочному релятивизму и фактографизму. Он ведет анализ с позиций православной
1 Я
аксиологии». По мнению ученого, русская литература базируется на православной духовности. Во многих отношениях замечательная книга И.А.Есаулова демонстрирует, как использование категории соборности позволяет делать точные и глубокие наблюдения. Но иногда этот инструмент дает сбой. Это происходит тогда, когда соборность из категории строго богословски-церковной претворяется в религиозно-эстетическую, когда различные эстетические, архетипические, ментальные составляющие начинают расширять понятие и уводят его из пределов церковности, в то время как соборность в Символе веры -одно из качеств Церкви, а не сознания, менталитета или культуры.
Многочисленны работы, освещающие бытование христианских тем, евангельского слова в литературе. В их заголовках обычно значится: христианские или антихристианские мотивы (тенденции) - в творчестве того или иного писателя. Декларируемый гносеологический дискурс оказывается вполне правомочным и адекватным по отношению к литературе любого культурного ореола, в том числе и к русской классике, хотя не исчерпывает проблему.
Не обойден вниманием исследователей и рождественский сюжет. Особенности его претворения в образном мире святочного рассказа, в том числе и рождественского, уже осмыслены достаточно основательно.
Становление жанра святочного рассказа рассматривается в содержательной и насыщенной богатым фактическим материалом работе Е.В. Душечкиной 1995 года. Для нее «история святочного рассказа - это в основном история усвоения литературой фольклорных календарных текстов. Святочный жанр и жанр рождественский ею не различаются, в частности она пишет: «Термины эти
17. Есаулов И.А. «Категория соборности в русской литературе». -Петрозаводск, 1995. 18.Любомудров A.M. Церковность как критерий культуры // Христианство и русская литература. Сб.4. - СПб.: Наука, 2002. - С. 95.
(«святочный рассказ», «рождественский рассказ», «новогодний рассказ»), как показывает сравнение текстов с разными подзаголовками, вполне взаимозаменимы, и часто текст с преобладающими святочными мотивами называется «рождественским» и наоборот. Поэтому, представляется возможным говорить об одном корпусе текстов, который покрывается самым употребительным из названных терминов - «святочный рассказ».19
О возросшем интересе к теме свидетельствуют и выпущенные в 90-е годы сборники «Святочные рассказы»(1991), «Святочные истории»(1992), «Чудо рождественской ночи»(1993), «Вифлеемская звезда»(1993) и появившиеся в 80-е - сер.90-х годов статьи Е.М. Пульхритудовой, Е.В. Душечкиной, Н.А.
Никипеловой, Р.Н. Поддубной, Х.Барана, И.И.Московкиной, и, наконец, защищенные диссертации О.Н. Калининой «Судьбы малых жанров в русской литературе конца XIX - начала XX вв.», Н.В. Самсоновой «Рождественский текст и его художественная антропология в русской литературе XIX- первой трети XX
Душечкина Е.В. Русский святочный рассказ. - М., 1995. - С. 200
20 Святочные рассказы / сост., прим. и поел. Е.В. Душечкиной. — М., 1991. Святочные истории:
Рассказы и стихотворения русских писателей / сост., примеч. С.Ф. Дмитренко. — М., 1992. Чудо
рождественской ночи: святочные рассказы / сост., вступ, ст., примеч. Е.В. Душечкиной, X.
Барана.-СПб., 1993.
21 Пульхритудова Е.М. Творчество Н.С.Лескова и русская массовая беллетристика // В мире
Лескова. - М.: Сов. писатель, 1983. - С. 149- 185. Никипелова Н.А. Сюжет рождественского
рассказа в художественной системе АЛ.Чехова //Поэтический мир Чехова.- Волгоград, 1985.
- С. 31-36. Поддубная Р.Н. «Действительность идеала» в малой прозе «Дневника писателя» //
Достоевский: Материалы и исследования. - Л.: Наука, 1991.Т.9.- С. 183-198. Баран X. Поэтика
русской литературы начала XX века. - М.: Издат. группа «Прогресс» - «Универс», 1993. -
С.284-328. Московкина И.И. «Рождественские» и «пасхальные» новеллы/МосковкинаИ.И. //
Проза Л. Андреева. Жанровая система, поэтика, художественный метод. - Харьков: ХГУ,
1997.-С. 23-37.
вв. (1998) и М.А. Кучерской «Русский святочный рассказ и проблема канона в
литературе нового времени» (1997).
Поэзия же, связанная с праздником Рождества Христова, практически лишена внимания современной критики. Это можно объяснить сравнительно небольшим корпусом рождественских стихотворений, созданных русскими поэтами, несопоставимым по количеству и объему с многочисленными святочными рассказами и историями. Тем не менее, русская рождественская поэзия представляет значительный интерес в качестве предмета специального изучения, так как, пронзая узким лучом последние полтора столетия истории литературы, она несет на себе печать тех влияний, которые испытывала русская поэзия в целом.
Сформулированная общая цель работы побуждает начать исследование с рассмотрения истории возникновения праздника Рождества Христова и
особенностей формирования рождественского цикла сюжетов в искусстве. Не менее важно установить генетические коды русской рождественской поэзии, для чего в первом параграфе первой главы мы обращаемся к гимнографии и народному духовному стиху.
Далее (во втором - четвертом параграфах) рассматривается процесс утверждения и развития рождественской темы, трансформация ее семантики и поэтики на всем протяжении истории отечественной поэзии.
Вторая глава посвящена многоаспектному изучению рождественской лирики Иосифа Бродского, в ее разнообразных сцеплениях с произведениями
Самсонова Н.В.Рождественский текст и его художественная антропология в русской
литературе ХГХ-первой трети XX вв: дисс.... канд. фил. наук/ Н.В. Самсонова; Воронеж.
гос. ун-т. - Воронеж, 1998. Кучерская М.А. Русский святочный рассказ и проблема канона в
литературе Нового времени: дисс.... канд.фил. наук/М.А. Кучерская; МГУ им. Ломоносова.-
М, 1997.
23. В трактовке понятия сюжет мы исходим из определения В.Кожинова: «Сюжет - конкретная последовательность изображенных движений, внешних и внутренних «жестов» людей и вещей». // Кожинов В. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. - М., 1964. - С. 425.
сходной тематики, созданных в предшествующие периоды литературного развития. При наличии отдельных упоминаний о рождественской поэзии Бродского в монографических работах А. Ранчина,24 Ли Чжи Ена,25 и ее специального рассмотрения в статьях М. Иовановича, О.А. Лекманова, К. Поливанова28 систематическое изучение в контексте русской поэзии отсутствует, что предопределяет новизну нашего исследования. В работе нами прослежен процесс формирования и развития русской рождественской поэзии от ее древнейших истоков до современности; выявлены тенденции изменений смыслового наполнения и художественных решений рождественского сюжета в XIX-XX столетиях; обоснована правомерность выделения в лирике Бродского замкнутого цикла, посвященного Рождеству Христову; раскрыто своеобразие, входящих в него произведений; установлены отличия семантики и поэтики рождественских стихотворений Бродского 1987 - 1995 от 1962 - 1973 годов.
Добиться этих результатов позволило использование в качестве методологической основы теоретических положений, высказанных в трудах А.Н. Веселовского, В.В. Кожинова, Ю.М. Лотмана, О.Н. Фрейденберг, Г.Г. Гадамера, И.Г. Неупокоевой, М.Ф. Алексеева, Н.К. Пиксанова; применение генетического, сравнительно-исторического и герменевтического методов, а также опыта историко-литературных исследований Л. Гинзбург, М.Л. Гаспарова, B.C. Баевского, В.В. Агеносова, И.А. Есаулова.
25.Ранчин А. На пиру Мнемозины: интертексты И. Бродского. - М., 2001.
26.Ли Чжи Ен «Конец прекрасной эпохи». Творчество И. Бродского. Традиции модернизма и
постмодернистская перспектива. - СПб.: Академический проект, 2004. - С. 54.
27.Йованович М. Пастернак и Бродский: к постановке проблемы // Пастернаковские чтения.
Вып. 2. - М., 1988. - С. 305-323.
28.Лекманов О. А. О луне и реке в «Рождественском романсе» И. Бродского // Русская речь.
- 2001. - №1. - С. 19-23. Лекманов О.А. «Рождественская звезда»: текст и подтекст // Новое
литературное обозрение. - 2000. - №5. - 162-165.
29.Поливанов К. Негатив Вифлеемской звезды: к возможной интерпретации одного
стихотворения И. Бродского// Новое литературное обозрение. -2000. - №5.-С. 161-162.
Религиозно-догматическая концепция Рождества Христова и ее интерпретация в гимнографии и духовном стихе
Гимнография как разновидность церковной поэзии очень долго была обойдена вниманием ученых, несмотря на то, что это тот пласт нашей средневековой словесности, который и по объему своему, и по фактическому значению выделялся над всеми остальными видами и жанрами древнерусской духовной литературы. Длительное игнорирование гимнографии привело к целому ряду негативных последствий. Так, «в результате этого, - пишет В.К. Былинин, -задержано изучение истории русской поэзии. До сих пор неясны подлинные масштабы и характер воздействия литургии, духовной лирики на остальную литературу». Мы попытаемся определиться в этом вопросе и начнем поиск ответа на него с того, что формально лежит за пределами художественной словесности, но в силу ряда причин имеет непосредственное отношение к предмету нашего исследования, а именно: с истории возникновения праздника Рождества Христова.
Празднование Рождества Христова было установлено Церковью достаточно поздно: в IV в, намного позже Воскресения Христа, его Вознесения, праздников в честь мучеников веры. Этому есть свое объяснение. Истинно верующие христиане обыкновенно не празднуют дня рождения своего.« Этим христианин показывает, что не великая была бы радость для мира, да и для него самого, что родился на земле лишний грешник, если б грешник этот в свое время не переродился в праведника, по крайней мере, в возможности, через таинство крещения».
Во многом, поэтому древняя Церковь раньше, чем Рождество Спасителя стала праздновать Его Крещение; причем не вполне по своей воле. Ранее православной Церкви этот праздник ввели у себя еретики-гностики и ввели потому, что они придавали самое большое значение в жизни Спасителя Его Крещению. Необходимо было гностическому празднику противопоставить свой такой же, и вот тогдашняя православная Церковь установила торжественный праздник в честь Крещения Господня и назвала его Богоявлением, внушая этим названием мысль, что в этот день Христос не стал впервые Богом, а только явил Себя Богом, предстал как Бог, как Единый от Троицы. Для того, чтобы еще больше отвлечь христиан от еретического учения гностиков, тогдашняя православная Церковь стала присоединять к воспоминанию о Крещении воспоминание и Рождества Христова; к последнему название «Богоявления» шло еще более, чем к Крещению. То и другое, Крещение и Рождество, таким образом, праздновались в один день под общим именем «Богоявления», и именно в день, посвященный ранее одному Крещению - 6 января; так, по крайней мере, было в IV, V и даже отчасти в VI веках в Палестине, Египте и других местах Востока. Армянская Церковь, отделившаяся от католической в эту эпоху, сохранила подобную практику и по сей день: она празднует Рождество Христово 6 января и не имеет праздника Крещения.
Впервые отделен был праздник Рождества Христова от Крещения в Римской Церкви в первой половине IV века. Языческий римский культ с особой торжественностью чествовал зимний солнцеворот, когда он становился для всех ощутимым, именно в конце декабря. Праздник в честь этого солнцеворота назывался днем рождения «непобедимого солнца», которое не могла одолеть зима, и которое с этого времени идет к весне. В одном римском календаре IV века именно 25 декабря показан этот языческий праздник. Чтобы отвлечь от него христиан, и перенесли в Риме с 6 января на этот день воспоминания Рождества Христова, рождения духовного незаходимого солнца. Январский же праздник не был, однако, отменен. Его отождествили с днем Крещения Господня.
Для нашей работы важно отметить, что Западная и Восточная Церкви со временем стали вкладывать разный смысл в понятие Богоявления, и это отразилось на выборе отмечаемых в этот праздник событий евангельской истории. Так, Восточная Церковь утвердилась в праздновании Богоявления как Крещения Христа - первого появления Иисуса среди народа и установления догмата троичности - идеи о явлении лиц Божества. В свою очередь Римско-католическая Церковь под Богоявлением, празднуемым также 6 января, подразумевает явление звезды восточным волхвам как первое откровение язычникам явления Мессии (праздник Трех волхвов, Трех царей). Крещение же в том случае, если воскресенье, когда оно всегда празднуется, не совпадает с 6 января, отмечается Римско-католической Церковью в первое воскресенье после этого числа.
Изложенные выше обстоятельства чрезвычайно важны для верного понимания рождественского цикла сюжетов, как он сформировался в искусстве. В Евангелиях о рождении Христа пишет только апостол Лука: «Когда же они были там, наступило время родить Ей; и родила Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице». (Лк.,2:6-7) Часто, однако, в живописи и в литературе под названием «Рождество Христово» подразумеваются и сцены поклонения пастухов и волхвов, тогда как эпизод поклонения волхвов, строго говоря, является сценой Богоявления. Причем, если картины на сюжет Рождения Христа, как правило, включают и последующие эпизоды, образующие, в сущности,, круг эпизодов праздника Богоявления, то сцены этого последнего праздника - поклонение царей, поклонение волхвов - отнюдь не всегда включают изображение собственно рождения Христа.
Религиозная и государственная идеи в русской библейской поэзии XVII-XVIII веков
Прежде чем обратиться к анализу собственно поэтических рождественских текстов, определимся в вопросе о временных границах этого литературного явления. История отечественной поэзии дает основания утверждать, что рождественские сюжеты оказались в числе тех, к которым в первую очередь обратились русские поэты. Как и почему это произошло? Характеризуя начальную ступень русского стихотворчества, академик М.Л. Гаспаров пишет: «Противоположение стих-проза явилось только в начале XVII века, и было отмечено новым словом «вирши»... До этого вместо противоположности «стих-проза» ощущалась другая: «текст поющийся - текст произносимый»; при этом в первую категорию одинаково попадали народные песни и литургические песнопения, а во вторую - деловые грамоты и риторическое плетение словес».47
Таким образом, выделение стиха как особой системы художественной речи совершается в русской литературе в XVII - начале XVIII века. Переход от «псальм» и «кантов» к «виршам» был шагом вперед в становлении стиха, ибо эти «вирши», впервые обособляли стих от музыки, и являлись стихами, не являясь песнями.
Не менее важно, как нам представляется, отметить и то, что средневековая традиция русской культуры создала двойную модель религиозной и светской письменности. При этом степень авторитетности каждой из них была различной.
Церковная литература, отличавшаяся языком, системой жанров и стилей, воспринималась в своих основах как боговдохновенная и, потому, безусловно, истинная. Писатель в рамках этой культуры (как мы уже отмечали) не был создателем текста, а был его передатчиком, носителем высшей истины. Церковной литературе приписывалась пророческая функция, что естественно вытекало из средневекового религиозного представления о природе Слова. Главным апологетом православной эстетики церковной словесности «плетения словес» в это время выступил Евфимий Чудовский. Переводя название одного из элементов церковной гимнографии ирмоса как плетеница, или вязань, он уподобляет текст узорчатой ткани, кружеву, а писателя - искусной мастерице по ткачеству: «...яко израднии и хитрий рукохудожници ткут поставы разными виды со цветами или плетут рясны златоупещренныя, среброусыпанныя... такоже словес плетение полагается иноглаголателне еже ино что глаголющее, иный разум представляющее..». «Плетение словес» в понимании Евфимия преследовало, таким образом, как минимум две цели - предельно украсить речь и наделить ее «иным» смыслом. Слово в таком тексте воздействует на читателя не столько своей логической стороной, сколько общим напряжением таинственной многозначительности, завораживающими созвучиями и ритмическими повторениями. Словесный орнамент в целом выполнял чисто эстетическую функцию в ее средневековом смысле, а Евфимий Чудовский, таким образом, подводил итог многовековой традиции развития церковного «сладкогласия» в православной культуре.
Создание, светской полностью мирской литературы на основе русской светской культурной традиции с одной стороны, европейских влияний — с другой, должно было лишить Слово его мистического ореола «и превратить его в слово человеческое, подлежащее проверке и критике. Эта тенденция секуляризации церковного (богослужебного) текста является, несомненно, отличительной особенностью XVII века. Это прекрасно показал в своей монографии А. М. Панченко. В частности он пишет: «Книга из сакрального носителя святости, из факта религиозно-нравственной жизни человека превратилась в носителя «внешней мудрости», наук, утилитарной информации».
Так, например, Симеон Полоцкий (первый русский поэт-профессионал, как определяет его Панченко) осознает себя «трудником», работником слова, садовником, пересаживающим в свой сад из «пребогатоцветных вертоградов» духовного прошлого «пресладостные и душеполезные цветы услаждения душеживительного». Понятно, что подобный «эстетизм» мышления, с точки зрения средневековых традиционалистов, мог показаться полновесной ересью. «Симеон так упоен восхвалением творческой миссии «художника», творящего во славу божественного Творца»,50 что фактически умаляет Его значение, противопоставляя человеческое «художество» - природе: божественному творению, по христианской доктрине. В этом внутреннем противоречии -важнейшая закономерность эстетического сознания переходного периода.
Поэты - силлабисты, творившие в рамках придворного барокко, стремились внести в ортодоксальное православие некоторые новые черты. Они хотели соединить его с западной схоластической наукой, пытались примирить истины веры и доводы разума. Поскольку «барокко приняло на себя в России функции Ренессанса, оно носило жизнерадостный, человеко-утверждающий и просветительский характер».51 Именно просветительская программа определила основные характеристики поэтического творчества С. Полоцкого и его учеников. Прежде всего, это стремление к энциклопедичности. Огромный «Вертоград многоцветный», составление которого было закончено только за 2 года до смерти поэта, по композиции подобен энциклопедическому словарю. Автор «Вертограда» не заботился ни о жанровом, ни о тематическом единстве. Его целью был охват всех сюжетов, которые должен был знать просвещенный человек. Здесь и концепция идеального правителя в противовес тирану, и обличение общественных пороков, и широчайший свод знаний из разных областей науки: истории византийской и римской, природоведения; сведения о вымышленных и экзотических животных, о драгоценных камнях, изложение космогонических воззрений, экскурсы в область христианской символики и прочее.
Рождественский цикл Бродского: история создания и структура
Иосиф Бродский создает уникальный рождественский цикл. Опираясь на проделанную работу, мы можем с полным правом это утверждать. В творчестве русских поэтов нами обнаружено значительное количество стихов на евангельские темы, но практически нигде они не выстроены сознательно в цикл взаимосвязанных стихотворений (за редким исключением: Ф. Глинка, А. Мей), тем более объединенных одной темой. Ближе всего по времени создания к циклу Бродского евангельские стихи Б. Пастернака из романа «Доктор Живаго». Однако, объединение их в цикл достаточно условно: авторство Юрия Живаго; да и включают они не только стихи на евангельские темы. Хотя эти поэтические тексты, безусловно, имеют свою логику размещения в романе Пастернака. Так, например, с точки зрения И. А. Есаулова они «являются переводом прозаического плана повествования в пасхальное христианское измерение, как посмертное существование продолжает и завершает земную жизнь. В этом контексте понимания можно интерпретировать и продолжающуюся нумерацию частей романа. Стихотворения представляют собой одновременно и сублимацию жизни Ю. Живаго и духовное продолжение этой жизни».
Одним из немногих аналогов рождественского цикла Бродского уже в рамках мировой поэзии, с нашей точки зрения, можно рассматривать венок сонетов английского поэта-метафизика XVII века Джона Донна «La corona», состоящий из семи сонетов, связанных между собой, причем последнее стихотворение слагается из строк каждого входящего в венок сонета. Каждый из семи сонетов посвящен одному событию евангельской истории, а все вместе они складываются в историю прихода в мир Иисуса Христа: 1 .Венок. 2.Благовещенье. 3.Рождество. 4.Храм. 5.Распятие. б.Воскресение. 7.Вознесение. То есть перед нами классический цикл связанных между собой стихотворений, образующих законченный круг «истории жизни» Христа.
На первый взгляд не так уж много общего между «La corona» Джона Донна и циклом Бродского. Действительно, венок сонетов Донна написан одномоментно, и его фабула — вся евангельская история. Бродский пишет свои рождественские стихи всю жизнь, каждый год на Рождество (за исключением нескольких лет), и в основе их только один рождественский сюжет. Однако нам представляется, что именно стихи Донна могли послужить толчком к созданию Бродским евангельского цикла. А. Ранчин, автор одной из последних диссертаций по творчеству поэта, выделяет в качестве существенной черты поэзии Бродского «установку на соревнование с авторами-авторитетами».115 С подобным явлением, как нам кажется, мы и имеем здесь дело. Уже тот факт, что первое стихотворение рассматриваемого цикла поэта «Рождественский романс» датировано 1961-1962 годом, а это, как отмечает В. Куллэ, «год обращения Бродского к опыту английской поэзии, и прежде всего Джона Донна»,116 о многом говорит. Сам поэт неоднократно подчеркивал свое ученичество по отношению к Джону Донну: «.. .переводя его, я очень многому научился, ...читая, Донна или переводя, учишься взгляду на вещи. У Донна, ну, не то чтобы я научился, но мне ужасно понравился этот перевод небесного на земной, ...то есть перевод явлений бесконечных в язык конечный». Рождественские стихи Бродского как раз и являются примером «перевода небесного» (божественной евангельской истории) на «земной» язык. Поэт почти каждое Рождество своей жизни встречает рождественским стихотворением. В итоге личное время стихотворца сливается со временем христианской культуры. Сам Бродский говорил, что христианство связано для него, прежде всего, с идеей структурирования времени, с наличием универсальной точки отсчета: «Чем замечательно Рождество? Тем, что здесь мы имеем дело с исчислением жизни - или, по крайней мере - существования - в сознании -индивидуума, одного определенного индивидуума».
Избранная нами тема обязывает нас подробно остановиться на вопросе отношения поэта к религиям и выяснить, к какой же «вере» он может быть причислен? При внешней простоте задачи прийти в ходе ее решения к однозначному ответу, увы, не удается, поскольку сам И. Бродский вопрос о вере считал в высшей степени частным делом каждого человека и в своих многочисленных интервью либо уходил от прямого ответа на него, либо давал расплывчатые и даже путаные ответы, полагая, что «человек должен спрашивать самого себя, прежде всего, о том, честен ли он, смел, не лгун ли он... И только потом определять себя в категориях расы, национальности, принадлежности к той или иной вере»119. В 1974 году, отвечая на вопрос о связи его стихов с христианством, он мог сказать:«.. .Наверно я христианин, но не в том смысле. Что католик или православный. Я христианин, потому что я не варвар. Некоторые вещи в христианстве мне нравятся. Да, в сущности, многое»120, - а в 1988 в своем стиле «уточнить»: «Я абсолютный, стопроцентный еврей, то есть, на мой взгляд, быть большим евреем, чем я, нельзя... То есть у меня нет никакого чувства идентификации с православием. Дело просто в том, что Россия принадлежит христианской культуре, и потому, хочешь, не хочешь, христианство существует в моих стихах, христианская культура видна в самом языке. И отсюда, я полагаю, очень незначительный элемент чисто еврейских тем в том, что я пишу... Я думаю, что если вообще должен был бы с грехом пополам определить каким-то образом самого себя в церковных категориях, то сказал бы, что, принимая во внимание характер, я, скорее кальвинист, чем кто-либо еще» .
Актуализация рождественской художественной традиции в творчестве поэта 60 - 70х годов
В интервью Питеру Вайлю 1991 года «Рождество: точка отсчета» поэт рассказывает «как все началось»: «Первые рождественские стихи я написал, по-моему, в Комарове. Я жил на даче, не помню на чьей, кажется, академика Берга. И там из польского журнальчика- по-моему, «Пшекруя» — вырезал себе картинку. Это было «Поклонение волхвов», не помню автора. Я приклеил ее над печкой и смотрел довольно часто по вечерам. Сгорела, между прочем, потом картинка эта, и печка сгорела, и сама дача. Но тогда я смотрел-смотрел и решил написать стихотворение с этим самым сюжетом. То есть началось все даже не с религиозных чувств, не с Пастернака или Элиота, а именно с картинки».
Рассказывая эту «красивую» историю, как нам кажется, автор несколько лукавит, он сам высказывает желание рассказать «как все началось», и при этом -очень многого не помнит: в Комарове ли это было или нет, чья дача, кто автор «картинки»... Но это не главное: текстологический анализ рождественских стихов Бродского, истории их создания позволяет нам усомниться в словах поэта. Попробуем это доказать.
В диалогах с журналистом С. Волковым Бродский вспоминал о своих беседах с Ахматовой в 1962 году (первое рождественское стихотворение поэта «Рождественский романс» написано в это время): «Мы в тот период как раз обсуждали идею переложения Псалмов и вообще всей Библии на стихи. Возникла такая мысль, что хорошо бы все эти библейские истории переложить доступным широкому читателю стихом. И мы обсуждали - стоит ли это делать или же не стоит. И если стоит, то, как именно это делать. И кто бы мог это сделать лучше всех, чтобы получилось не хуже, чем у Пастернака...» .И дальше еще одно очень важное свидетельство Бродского: Вообще-то мне стихи Пастернака из романа очень сильно нравятся, особенно «Рождественская звезда».
Итак, мы видим, что Бродский не отрицает влияния Пастернака на свои рождественские стихи, однако хочет обозначить самостоятельность прихода к теме Рождества: «все началось с картинки, а не с Пастернака». Нам же кажется, что уже первое стихотворение евангельского цикла Бродского «Рождественский романс» написано в рамках соперничества с Пастернаком, достигшем своего апогея в стихотворении «Рождественская звезда» (1987).
В структуре романа Пастернака имеется целый рождественский раздел. Мы имеем в виду третью часть романа, которая называется «Елка у Свентицких». Именно в этой части Юрий Живаго думает о Блоке как о «явлении Рождества во всех областях русской жизни». Существенно продолжение этой мысли героя. Вместо статьи о Блоке Живаго полагает, что «просто надо написать русское поклонение волхвов», как у голландцев, с морозом, волками и темным еловым лесом». Практическим воплощением этих мыслей и стало стихотворение «Рождественская звезда».
Первое рождественское стихотворение Иосифа Бродского, так же как и пастернаковское, с нашей точки зрения, связано с именем Александра Блока. Чтобы убедиться в этом, достаточно просто перечислить образы стихотворения «Рождественский романс»: «В ночной столице» « выезжает на Ордынку // такси с больными седоками, // и мертвецы стоят в обнимку // с особняками», «хор пьяниц», «красотка записная», «роза желтая», «желтая лестница», «морозный ветер», «бледный ветер» и так далее, - что ни образ, то явная отсылка к стихам Блока. В итоге Бродский создает образ города именно стихов А. Блока: «это испускающий гул, чад и зловоние; пьяный, приплясывающий мертвец-город... город «пустыня»,., черный ад».
Однако Бродский не ограничивается только образами, стилистика его стихотворения-тоже блоковская. Напевность повествования, иррациональность построения образов, и наконец, пронизанность стиха метафорами- излюбленный прием романтического «преображения действительности», выдвигаемый Блоком, согласно исследованиям Жирмунского, в роль «главенствующего приема, стилистической доминанты». Обыденное, вливающееся широкой струей в городские стихи Блока, всегда почти на грани фантастического, сквозит иными мирами. Все вышеперечисленное легко обнаруживается и в стихотворении Бродского. Действительность настолько преображена метафорами, что требуется значительное усилие, чтобы понять вообще, о чем идет речь. Исследователь О. Лекманов137 предлагает свои варианты ответов на «загадки» Бродского: «ночной кораблик негасимый» - луна, «полночный поезд новобрачный»- поезд «Красная стрела», «выговор еврейский на желтой лестнице печальной» - лестница синагоги и так далее.
