Содержание к диссертации
Введение
Глава І. Штетл в контексте истории урбанизации Подолии
1.1 Предыстория штетлов в Подолии (вторая половина XVI в. - 1648 г.)
1.1.1 Историко-географические условия городской колонизации региона 13
1.1.2 Социально-экономические и юридические условия возникновения новых или реорганизации существовавших городов 15
1.1.3 Социально-экономические основы и юридические условия расселения евреев в городах 17
1.2 Возникновение и развитие штетлов Подолии (XVIII - начало XX вв.)
1.2.1 Юридические и социально-экономические условия возникновения и существования штетлов 23
1.2.2 Домостроительная активность евреев и формирование штетла 30
Глава II. Градостроительная структура штетлов Подолии
II. 1 Градостроительные особенности городских поселений, заложенных во второй половине XVI - начале XVII вв 36
II.2 Композиция и типология пространственно-планировочных структур штетлов XVIII-XIX вв 42
II.3 Структура кварталов и архитектурно-пространственные особенности улиц штетла 54
II.4 Проявление этнокультурных традиций польско-литовского еврейства в архитектурной среде штетла 58
Глава III. Рядовая застройка штетлов Подолии
III. 1 Типологические особенности и принципы архитектурной композиции домов 65
III.2 Классификация домов 78
III.З Конструктивные решения, материалы и элементы конструкции 89
III.4 Декор фасада, интерьера и предметов обстановки дома 93
III. 5 Архитектура дома в контексте этнокультурных традиций восточно-европейского еврейства 104
IV. Выводы 108
V. Приложение
V. 1. Библиография 114
V. 2. Список архивных документов 131
V. 3. Глоссарий 135
V. 4. Список сокращений 137
- Социально-экономические основы и юридические условия расселения евреев в городах
- Структура кварталов и архитектурно-пространственные особенности улиц штетла
- Классификация домов
- Архитектура дома в контексте этнокультурных традиций восточно-европейского еврейства
Социально-экономические основы и юридические условия расселения евреев в городах
Первые упоминания о евреях в Подолии, как в городах Подольского воеводства, так и на Брацлавщине, относятся к началу XVI в. Это, как правило, сведения о крупных откупщиках: например, о меджибожском еврее Либермане, назначенном в 1509 г. «для наблюдения за интересами королевской казны в Подолии и на Руси» (Сто еврейских местечек... 1997: 130) и острожском еврее Михеле Шимонковиче, который будучи «мытником брацлавским и винницким», т.е. крупным откупщиком таможенных пошлин, приобрел в 1506 г. имение Котенёво на Брацлавщине (АЮЗР 1907: 174).
Как было сказано выше, король, а позже и магнаты стремились привлечь в свои новые города «горожан и поселян какого бы ты ни было вероисповедания и сословия» (АЮЗР 1890: 95), «свободных людей, как купцов, так и ремесленников, как евреев, так и христиан» (АЮЗР 1876: пар. 143). Упоминание евреев первыми, согласно замечанию Ш. Эттингера, является косвенным свидетельством их активного участия в процессе колонизации присоединенных земель (Эттингер 1993: 92). Как раз в этот период происходило вытеснение евреев из городов Великой Польши, где сформировавшиеся польские городские сословия стремились уменьшить конкуренцию в торговле и городских промыслах со стороны евреев за счет ограничения их прав.
В тоже время специально заложенных «еврейских городов», таких как Гнин, основанный в 1684 г. в Червонной Руси, в Подолии не было, возможно, потому, что расселение евреев в крае в первой половине XVII в. проходило достаточно быстро и имело массовый характер.
По данным хозяйственных инвентарей историкам удалось оценить темпы роста еврейского населения в городских поселениях на западе Подолии11. Несмотря на различные оценки численности еврейского населения Подолии накануне Хмельнитчины, все исследователи сходятся в том, что самой крупной была община Меджибожа (по разным оценкам от 1000 до 4000 человек), второй по величине - община Бара (около 800 человек) .
В связи с крайней скудностью исторических свидетельств (документы были уничтожены во время казацко-крестьянских войн) исследователи дают различные оценки численности еврейских общин в городах и местечках Брацлавского воеводства в первой половине XVII в. Наиболее обоснованной представляется оценка В. Лукина, согласно которой еврейские общины были в 36 городских поселениях Подольского и 29 - Брацлавского воеводств (I. Табл.2), где проживало (включая 20% в сельской местности) 12 и 10 тысяч евреев, соответственно (Лукин 2000: 462).
Расселение евреев в Подолии имело массовый характер во многом благодаря декрету, изданному в 1549 г. польским королем Сигизмундом Августом. Согласно этому декрету евреи, живущие в принадлежавших польской знати городах, могли перейти под юрисдикцию владельца города и ему же платить налоги (Вишницер 1914: 45). После вступления в силу этого декрета евреям было легче отважиться на переселение в столь отдаленный край как Подолия, так как теперь они могли рассчитывать на покровительство владельца города или его наместника. Такое покровительство было более надежно, чем существовавшее ранее право обжаловать в королевском суде решение суда местного землевладельца. За счет своего влияния магнаты добивались от короля для евреев, проживающих в их городах, освобождения от таможенных пошлин {Сто еврейских местечек... 1997:134).
В первой половине XVI в. евреи прибывали в Подольское воеводство большей частью из городов Червонной Руси, на Брацлавщину - из волынских городов, принадлежавших князю Острожскому. В его владениях был «один из главных центров еврейской колонизации» (Владимирский-Буданов 1890: 192).
Переселенцы обладали богатым опытом торговли и городских промыслов13. Благодаря их активности не только городские поселения Подольского воеводства, но и старинные полуаграрные посады Побужья, такие как Винница, Брацлав, Ладыжин и Немиров, а также вновь основанные города, как, например, Тульчин и Чечельник, превратились к середине XVII в. в оживленные торговые центры.
Автономия, предоставленная еврейской общине, позволила ей выступить в роли торгово-ремесленной корпорации (Антонович 1869: 88), то есть сыграть ту консолидирующую роль, которую выполнял для горожан-христиан магистрат. Уже в середине XVI в. налоговые льготы получали не только отдельные лица или семейства, но вся община14.
Еврейский общины Подольского воеводства были включены в округ Червонной Руси, где центральной была община Львова, а общины Брацлавщины имели крепкие связи с общинами Волыни, где главенство было за общиной Луцка .
Сохраняя судебную автономию, еврейские общины практически сразу разделили с горожанами-христианами обязанности по обороне городов и городские налоги16. Но и освобождения «от всякого рода сборов и повинностей ... вследствие разорения их [городов - А.С] набегами врагов» предоставлялись как горожанам-христианам, так и евреям17.
Значительные размеры каменных синагог оборонного типа, построенных в Меджибоже (П.2. Табл.1. Рис.2)18, Баре (П.1. Табл.1. Рис.2)19, Сатанове (ІІ.2. Табл.2. PHC.4)ZU, Хмельнике (II.I. Табл.5. Рис.3)21, Шаргороде (П.З. Табл.1. Рис.З)22 и др., - свидетельство как высокого социально-экономического статуса еврейских общин в этих городах, так и их многочисленности.
В городах Побужья - Брацлаве и Виннице, где евреи проживали, по крайней мере, с середины XVI в., также как в тех городах, где они появились только в начале XVII в., подобные постройки не известны.
Обнаруженные исторические свидетельства в общих чертах характеризуют расселение евреев в первой половине XVII столетия только в двух городах Подолии - Баре и Меджибоже.
Упоминание в официальных документах названий такого типа как «Польский Бар» еще не свидетельствует о намерении владельца города разделить территорию по этническому признаку. Такое название получила "окруженная огорожей" торговая часть Бара, среди жителей которой, согласно люстрации 1565 г., около 1/3 составляли поляки (Грушевский 1894: 138). Евреи, численность которых было немногим меньше, селились, в соответствии со своими торговыми занятиями, в этой же части города, причем только на одной из трех улиц -Еврейской, но не обособленно, - в перечне владельцев домов на этой улице много польских имен (АЮЗР 1890: 128-132). Одно из предместий, жители которого были заняты сельским хозяйством, именовалось «Русским Баром». Другое предместье, расположенное на месте бывшего города Ров, после того как там обосновались «спроваженные» с Волыни чемерисы (татары), было названо «Чемерисским Баром» (Грушевский 1894: 113-123). Различие в льготах, предоставленных жителям, свидетельствует о том, что приоритетной задачей было развитие торгового центра и обеспечение его безопасности .
Владельцы городов не считали необходимым территориально ограничить расселение евреев, - такие меры предпринимались только в ответ на многократные требования горожан-христиан . Трудно согласиться с утверждением Ш.Эттингера о том, что «на Подолии дольше, чем где-либо в другом месте на Украине, продолжалось сопротивление местных горожан переселению туда евреев»25. Постоянно разоряемые городские поселения края, за исключением его столицы - Каменца-Подольского, вовсе не имели сформировавшегося торгового сословия.
В Баре евреи имели возможность торговать, а значит, и селиться на главной рыночной площади, хотя синагогальная площадь также была торговой . В Меджибоже, судя по документам 1571 г., площадь у синагоги носила название «еврейский рынок»27. На него выходило семь еврейских домов и два незастроенных участка, принадлежавших евреям, но большая часть домов, которыми владели евреи, располагалась на других улицах (Бялковский 1920:109,179).
Возможность обособленного проживания, которая была для евреев важнее, чем для других групп населения (Гольдберг 1991: 13 - 23), сочеталась со стремлением селиться на рыночной площади и торговых улицах. В городах Подолии еврейским общинам обычно удавалось добиться того и другого .
Структура кварталов и архитектурно-пространственные особенности улиц штетла
Резкое различие компактного планировочного порядка штетла и разреженного планировочного порядка предместья сообщало границе между ними особую выразительность. Русский путешественник, проезжавший через местечки Подолии, был удивлен тем, что в отличие от «окруженных густыми садами» крестьянских хат в предместье, еврейские дома «стоят... просто на улице, без всякой огорожи, при домах совсем нет двора и ни малейшего следа каких-нибудь сараев...» (Каринский 1884: VII, 363).
Разделение выделенной под застройку территории поселения на узкие прямоугольные участки, вытянутые перпендикулярно направлению улицы, отвечало стандартам, заданным еще земельной реформой 1557 г., но какова была протяженность участка вдоль улицы при восстановлении городских поселений в XVIII в. не известно, как не известно и то, было ли изначально определено количество участков в квартале. Возможно, только размеры прирыночных кварталов были заданы формой площади.
Кварталы, вытянутые вдоль главной торговой улицы, отличались наибольшой протяженностью. Продольный размер такого квартала мог втрое превышать его поперечный размер: например, в Шаргороде это соотношение было 100 к 30 м (II.3. Табл.1. Рис.1). Кварталы, расположенные в центре «длинного рынка», т.е. между главными торговыми улицами, были обычно небольшого размера. Периферийные кварталы были, как правило, меньшей протяженности, чем прирыночные кварталы.
Переулки между домами (нередко менее 1м шириной) служили пешеходными связями между параллельными улицами. В прирыночных кварталах встречаются небольшие фрагменты сплошной застройки, без переулков.
Участки, расположенные в прирыночных кварталах, как правило, были сплошь застроены, в периферийных кварталах небольшую часть участка (до 20 кв. м) за тыльным фасадом дома нередко оставалась пустопорожней.
Не известно, осуществлялось ли первоначальное размежевание территории торгового центра на участки с помощью межевых стен, или переулки были сразу проложены между участками. По планам начала XIX в. отчетливо видно, что в прирыночных кварталах между домами оставлены узкие переулки. Возможно, в периферийных кварталах штетла, также как в предместьях, размежевание участков первоначально осуществлялось посредством заборов, которые могли быть разобраны в процессе бесконтрольного уплотнения застройки .
Даже в уездных городах, которые находились под особым надзором губернской администрации, евреи строили и перестраивали дома «вовсе не на показанном интервале...», оставляя между ними лишь узкие проходы . В донесениях уездных землемеров «о неправильно построенных зданиях в уездах губернии» за 1834 - 1842 гг. сказано, что «жители самовольно решаются занимать постройками городские площади и улицы... Сами же постройки производят в безобразном виде и чрезвычайном стеснении... перестраивают свои дома на местах не предположенных к постройке...» (ГАХОУ, ф. 115, оп.2, №24, с. 46 - 47, 63 - 70).
Размеры и внешний вид дома «состоявшего... на помещичьей земле на чиншевом праве», определял только его собственник, хотя устройство в доме «шинка, лавки или другого заведения» могло быть осуществлено им, как сказано в акте о продаже дома в Томашполе, составленном в 1874 г., «только с ведома управляющего имением» (ЛА).
Использование старых каменных фундаментов и цокольных этажей при реконструкции домов не гарантировало сохранения прежней планировки участка. Во многих домах, расположенных на улицах бывшего штетла, план сложенного из камня подвала обычно не соответствует плану наземной части здания, что указывает на перестройку здания с целью максимального увеличения его жилой площади. План дома нередко позволяют обнаружить тот «шаг вперед», который позволил дому отвоевать у улицы некоторое пространство.
Для штетла были характерны два основных способа застройки участков: простой и, так называемый, готический (III. 1.1; III. 1.2.1; III. 1.2.2).
При простом - I - способе застройки главный (торцевой) фасад лицевого дома выходил непосредственно на красную линию улицы, а тыльный фасад на параллельную ей периферийную улицу, обычно с небольшим отступом от красной линии (III. 1.1. Табл.1; III. 1.2.1. Табл.1, 2).
Готический способ застройки - II - состоял в одновременном или последовательном строительстве на участке двух домов: лицевого и тыльного(Ш. 1.1. Табл.2; III. 1.2.2. Табл.1) . Такой способ застройки участка - II. 1 был распространен уже в начальный период образования штетла. Показательны данные инвентаря местечка Гранов за 1764 г.: 26 из 103 еврейских домов выходило на рыночную площадь, а 64 дома были «затыльными», то есть построенными за тыльными фасадами лицевых домов (Лукин 2000: 49).
Если в процессе развития планировочной структуры штетла некоторые периферийные улицы получали торговое значение, то выходившие на них тыльные дома подвергались реконструкции. На месте тыльного дома мог быть выстроен лицевой дом, расположенный по красной линии новой торговой улицы (Ш.1.2.2.Табл.2).
Кроме наиболее характерной планировки участка, рассмотренной выше -II. 1 и его позднего варианта - 11.1а, можно выделить еще два способа размещения домов на участке - II.2 и П.З, в основе которых находится готический способ застройки (III. 1.1. Табл.2): к тыльному фасаду существующего лицевого дома, пристраивали со смещением от его оси еще один лицевой дом: его главный фасад был также обращен в сторону главной улицы. Такой вариант компоновки домов на участке использовался редко, например, если участок с тыльной стороны был ограничен переулком, бесперспективным с точки зрения торговли, или обрывался в овраг (Ш.1.2.2. Табл.4, 5); на участке, ограниченном двумя пересекающимися торговыми улицами строили два лицевых дома так, что они были обращены главными фасадами на эти улицы. Такой вариант компоновки домов на участке был распространен в центральных кварталах штетла (III. 1.2.2. Табл. 6, 7).
В отличие от предместий, где улицы имели чисто коммуникационную функцию, улицы штетла были не только местом торгов, но и общественной жизни. Также как в средневековом европейском городе, где «улица не противопоставлялась пространству частной жизни - она являлась ее продолжением вне дома в рамках профессиональной деятельности и социальных отношений» (Арьес 1999: 340), жизнь улицы штетла была тесно связана с занятиями владельцев домов, выходящих на нее.
Названия улиц, например, в Черневцах, характеризовали не только их размеры или особенности расположения: Дер Лангер Гас (Длинная улица), Дер Цвейтер Гас (Вторая улица), но и указывали на то, каким ремеслом заняты владельцы домов: Дер Ковалишер Гас (Кузнечная улица).
Благодаря практически непрерывному фронту застройки, широким выносам крыш, наружным лестницам, поднимающимся на галереи-балконы и спускающимся в помещения цокольного этажа, тесно посаженным на фасадах окнам и дверям, пространство улицы приобретало «интерьерный» характер (ПІ.І.З.Рис.1-8)88.
Галереи образовывали переходное пространство между внешним пространством улицы и внутренним пространством дома, объединяя их в неразрывное целое. Двери домов были обычно в прямом смысле открыты на галерею89. Возможно галерея, являвшаяся в Новое время обязательной принадлежностью торговых рядов в европейских городах (в том числе, в Польше), стала излюбленным элементом оформления фасадов еврейских домов, поскольку торговля была основным занятием евреев. При этом галереи домов, построенных в XVIII - XIX вв. в штетлах Подолии, чаще всего не были сквозными (см. например, Ш.4.1. Табл.1, 2). Этим они отличались от галерей, которые в XVII - XVIII вв. превращали в единый торговый ряд лавки и магазины, расположенные в домах, выходящих на рыночную площадь или торговую улицу в польских городах и местечках (III.6. Рис.2) . В штетлах Подолии галереи соседних домов нередко находились на разной высоте и лишь зрительно объединяли пространство улицы. Кроме наземных были широко распространены галереи, поднятые на высокий цокольный этаж дома, практически превращенные в балконы (см., например, Ш.2.2.1.Табл.8 - 14).
Классификация домов
Подходы к классификации характерных для рядовой застройки штетла домов были предприняты несколькими исследователями, изучавшими застройку малых городов и местечек на Украине.
В статье Т. Трегубовой об архитектурных памятниках Шаргорода приведены планы четырех типичных зданий из сохранившейся рядовой застройки конца XVIII - начала XX вв., и предложены классификационные характеристики этих «жилых» домов (Трегубова 1995: 249 - 250):
- по количеству компартиментов, сформированных конструкциями крыши, - «трехчастный»;
- в соответствии с выявлением независимых друг от друга систем помещений - «сопряженный»;
- на основе заключения о существовании на участке, занятом зданием, предшествующих ему построек - «построенный на участке занятом ранее двумя зданиями»;
- на основе одного из пространственно-планировочных элементов структуры - «с внутренним двором».
Отсутствие единого критерия в классификации позволяет продолжать ряд и варьировать подобные определения до бесконечности, тем более что многие постройки соединяют в себе сразу несколько важных характеристик такого рода. Например, здание «сопряженного» типа нередко построено «на участке занятом ранее двумя зданиями».
Путаницу в существующие подходы к описанию домов в городах и местечках Подолии вносило, в первую очередь, то, что исследователи, рассуждавшие на эту тему, в том числе и Т. Трегубова, отталкивались от функции здания, полагая, что ей всегда соответствует определенное архитектурно-планировочное решение. Между тем, пространственно-планировочное решение здания, включенного в рядовую застройку, не определено однозначно его функциональным назначением, то есть дом-аптека, с точки зрения планировки, мог ничем не отличаться от дома, в котором размещалась мастерская портного или хедер, или от «жилого» дома, основным занятием владельца которого могла быть в начале XX в. работа на сахарном или кирпичном заводе.
В научной литературе распространено ошибочное совмещение (по созвучию) терминов «заездный дом» (дом с анфуром), с одной стороны, и «заезжий дом» или «заезд» (постоялый двор), с другой. Между тем, судя по документам начала XIX в. эти понятия изначально четко различались: словосочетание «заездный дом» использовалось для характеристики здания безотносительно к его функции. Например, в судебных документах (1836 г.) приведено описание небольшого дома, находившегося в местечке Деражня: «который есть заездный; дверь или брама с фронтовой стороны от базара с досок, а с затылку из хворосту, в нем одна изба большая с чуланом, и из сего чулана имеется выход в коморку, в которой потолка не имеется» (Любченко 1997: 44).
Источником этой путаницы послужило также то, что в штетле, который был ярмарочным центром, многие дома действительно служили в качестве постоялых дворов. То обстоятельство, что, в своем большинстве, это были дома с анфуром, расположенным по центральной продольной оси объема, привело к закреплению в литературе за постоялым двором названий «заезжий дом» или «заезд»121 и исчезновению «архитектурного» термина «заездный дом».
Характерным примером такого неоправданного совмещения указанных понятий, послужившего основой для неверной типологии, является суждение Д. Щербаковского, который предлагал считать «заезды» (то есть дома со сквозным проездом, расположенным по центральной оси), особым типом сооружений, в связи с их функциональным назначением «гостиницы для приезжих»128.
Между тем, в местечках Подолии, как и в других регионах Речи Посполитой, действительно существовали постоялые дворы, тип планировочного решения которых однозначно определялся их функцией (П.4. Рис.10 - 12). Строительство такого постоялого двора или корчмы, как и торговых рядов или ратуши, как правило, предпринимал сам владелец местечка (распоряжался им обычно еврей-арендатор).
Корчма размещалась в центре рыночной площади «вместо ратуши» (Карпинский 1884, №1Х: 64), или на главной торговой улице, как правило, обособленно от других домов. Пространственно-планировочное решение корчмы было обусловлено ее расположением вне рядовой застройки: корчма, «в противоположность другим домам», была «снабжена обширным двором с каменной оградой» (Карпинский 1884, №1Х: 64). Главным, как правило, являлся продольный фасад корчмы (вдоль него проходила галерея). С тыльной стороны к основному зданию, перпендикулярно его продольной оси, примыкали одна или две дополнительные постройки. Среди отапливаемых помещений главного здания находились комнаты для приезжих, а в холодных хозяйственных пристройках - стойла для лошадей и места для повозок и экипажей. Только такое, отдельно стоящее здание можно, с точки зрения архитектурной организации, определенно идентифицировать как постоялый двор.
Наличие анфура в доме, включенном в рядовую застройку, лишь отчасти определялось родом занятий его владельца. А. Бируля отмечал: «заезды... представляют собой характерные строения для городов Подолии с еврейским населением Подчеркивание мое - АО». Можно с уверенностью утверждать, что это замечание касается не только функционального назначения «заездов»129, но и особенностей их архитектуры130. Несомненно, существенная часть таких домов, расположенных в ряду застройки улиц и рынка, изначально строилась или приспосабливалась для эксплуатации в качестве «гостиницы для приезжих». В этом случае одна из боковых частей дома представляла собой анфиладу комнат для постояльцев (Ш.2.2.3. Табл.3, 6, 7).
В то же время, дом с анфуром, расположенным по центральной продольной оси объема, мог принадлежать двум владельцам, занятым, например, извозом (III.2.2.6. Табл.2). Тогда по обе стороны от ворот на лицевом фасаде дома, располагались двери в «квартиры» каждого из них (Чубинский 1872:22).
То, что наличие анфура было важнейшей характеристикой дома видно из того, что в XVIII в. люстраторы (ревизоры) обычно разделяли дома на «въездные» и «невъездные»131. Привилегия, предоставленная евреям местечка Воиново (Волынь) в 1643 г., включала, помимо прочего, право «строить заезжие заездные - А.С и иные какие угодно дома» (РИН 1910: 56). Такая формулировка свидетельствует о стремлении евреев строить дома с анфуром уже в XVII в.
О том, что эта тенденция превратилась в традицию можно судить по меткому замечанию Н. Зуца о рядовой застройке XVIII-XIX вв. г. Староконстантинова (юго-восточная Волынь, на границе с Подолией): еврейские дома имеют «характер заезжего дома» (Зуц 1884: 32).
Справедливый вывод М. Карийского о том, что еврейские дома в местечках Подолии «выстроены по одному и тому же архитектурному типу и различаются между собой только величиной и большей или меньшей опрятностью, в зависимости от состоятельности хозяев...» (Карпинский 1884, №VII: 365) заставляет обратить особое внимание на зависимость выбора пространственно-планировочного решения дома от размеров участка.
Принцип компоновки в едином объеме различных по своему назначению помещений, а также многофункциональность главной комнаты, лишает смысла попытки классификации домов рядовой застройки штетла по роду занятий владельца дома.
Предлагаемая классификация основана на выявлении в пространственно-планировочной структуре дома набора типообразующих элементов. Наличие или отсутствие, а также планировка цокольного этажа в классификации не отражены, так как характер планировочной структуры основного этажа дома не зависит от наличия или отсутствия цокольного этажа132.
Как уже было отмечено в предыдущей главе, в домостроительной практике штетла был широко распространен готический способ застройки, который характеризуется строительством на одном участке лицевого и тыльного (или нескольких тыльных) домов.
Архитектура дома в контексте этнокультурных традиций восточно-европейского еврейства
До тех пор, пока подавляющее большинство домов на улице принадлежало евреям, она считалась «еврейской». Расположенная на лицевом фасаде парадная дверь дома повышала статус его внутреннего пространства. Открытая дверь была признаком благополучной жизни семьи, также как закрытая на семь дней парадная дверь - традиционный знак траура. Порог этой двери обладал особым значением, что ясно проявляется в высказываниях уроженцев штетла155.
Принцип открытой системы, заложенный в основу архитектурной композиции дома, типичного для рядовой застройки штетла, был обусловлен укорененным в еврейской традиции представлением о жизни в диаспоре, как о нестабильном (даже при относительном благополучии) существовании -временном пребывании в изгнании. Это не следует понимать, как стремление каждого еврея построить себе такой дом, чтоб не жалко было бы его завтра же покинуть. Возможность развития дома, гибкого реагирования на изменение характера его эксплуатации, возможность постоянных трансформаций объема, обеспеченных архитектурной композицией, являются, в каком-то смысле, воплощением идеи временности каждого конкретного состояния формы.
На знаковом уровне «незавершенность - неполноценность» дома в XIX в. обычно декларировалась тем, что небольшой участок восточной стены было принято оставлять неоштукатуренным. Согласно традиции ни один еврейский дом не должен быть полностью достроен, так как не может быть полноценным пока разрушен Иерусалимский Храм156. Следов бытования этого обычая в Подолии обнаружить не удалось, о нём упоминает М. Берлин в «Очерке об этнографии еврейского народонаселения в России» (1861: 11).
Постоянные перестройки и перепланировки домов, вызванные потребностью в расширении площадей, пригодных для торгово-ремесленной деятельности и жилья в пределах строго ограниченной территории штетла, были осознаны на знаковом уровне в целом комплексе весьма архаических, известных по средневековым источникам, ритуальных практик. Например, закладывая дверной или оконный проем, на его месте оставляли сквозное отверстие. В Шаргороде и Томапшоле в стенах домов на месте заложенных проемов были обнаружены такие отверстия (III.5. Рис.2; Ш.2.2.1. Табл.4). Этот обычай следует предписанию рабби Иегуды Хасида (умер в 1217 г., Германия) «не заделывать окно или дверь наглухо: чтобы не навредили человеку бесы, которые обычно выходят в это окно, нужно оставить в нем отверстие» (Иегуда Хасид 1970: 16). Проблема перестройки дома была для штетла не менее актуальна, чем для замкнутого, тесно застроенного еврейского квартала в средневековом европейском городе.
Экономии полезной площади в отапливаемых помещениях дома уделялось особое внимание: например, комнаты были соединены между собой узкими двустворчатыми дверями, что уменьшало площадь, заметаемую дверью при ее открывании. В утолщенных из-за груб перегородках, разделяющих комнаты, были устроены ниши (Ш.3.2. Рис.3; Ш.2.2.1. Табл.8). Подобные отштукатуренные и побеленные ниши с полками для посуды (иногда с деревянными дверцами), своеобразная «встроенная мебель», позволяли максимально экономить площадь комнат.
Уникальным примером рационального использования пространства служит кресло сандака, сохранившееся в доме, который когда-то принадлежал моэлю (Ш.3.2. Рис.4). Это сложенное из кирпичей, покрытое слоем глины и оштукатуренное кресло с высокими подлокотниками было встроено в нишу между грубами. Более того, кресло являлось частью грубы: нагревалось при помощи дымохода. Такое кресло с подогревом позволяло свести к минимуму опасность простудить младенца во время обрезания.
Практически все место в небольшой кухне занимала духовая печь. Она позволяла приготовлять некоторые традиционные блюда, например, чолнт, и сохранять их теплыми в течение долгого времени, что было необходимо потому, что разводить огонь в субботу было запрещено галахой (блюда к субботней трапезе готовили в пятницу). На припечке обычно сушили вещи и хранили посуду: для этого мог быть оборудован специальный шкаф (III.3.2. Рис.2; Ш.2.2.1. Табл.6).
По расположению печи на кухне, нередко печь встроена в тесную нишу, можно сделать вывод о том, что в качестве постоянного спального места ее не использовали, даже если она была достаточно велика. Этот вывод был подтвержден уроженцами штетла. В соответствии с галахой каждый из супругов должен был иметь собственное спальное место, кроме того, с точки зрения жителя штетла, только крестьяне могли спать всей семьей в одной комнате и «не стыдиться этого» (Зборовский, Герцог 1995: 253). В украинских мещанских домах и сельских хатах, напротив, на возвышении рядом с печью - на припечке, обычно было оборудовано спальное место.
Для того, чтобы охранить хозяев от несчастий, если при перестройке дома потребуется разобрать духовую печь, в ее основание помещали мезузу . Примечательно, что такие действия следовало выполнить только в отношении духовой печи, но не «грубы», точно так же, как запрет р. Иегуды Хасида разрушать печь, сформулированный в «Завещании...» из книги «Сефер хасидим» (параграф 49) касался только печи, в которой пекут хлеб (Иегуда Хасид 1970: 25). Представление об опасности при разрушении духовой печи, которое считается недопустимым в соответствии с традиционными представлениями многих народов, по-видимому, является архетипическим.
В Подолии были распространены и другие, возведенные в ранг местных обычаев суеверия, касающиеся деталей устройства дома: например, число потолочных балок, в том случае, если они оказывались внутри помещения, должно было быть нечётным (Чубинский 1872: 22).
Благодаря мистическим настроениям, в которых нашли отражение трагические для еврейских общин края события казацко-крестьянских войн предыдущего столетия, в XVIII в. возникли новые формы религиозной народной жизни159. Ритуальной стороне повседневного быта, в том числе и средневековым обычаям, связанным с устройством и реконструкцией дома, придавалось в это время особое внимание. Укорененные в еврейской народной культуре представления о надлежащем устройстве дома превратили локальный опыт домостроительной практики штетлов Подолии в отрефлексированную домостроительную традицию. Ее самобытность обеспечила целостность и оригинальность архитектурной среды штетла как явления народного зодчества.
