Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Россия - НАТО: поиск внутриполитической стратегии 24
1.1. Эволюция российской политики в отношении НАТО 24
1.2. Воссоединение Германии - начало российско-натовских взаимоотношений 31
1.3. Российский внутриполитический кризис 1993 г. в контексте "антинатовских настроений 51
ГЛАВА II. "Партнерство ради мира" - новый этап российской внешнеполитической активности 59
2.1. Формирование программы "Партнерство ради мира" 59
2.2. Курс на особые отношения с НАТО 77
2.3. Дискуссия о расширении НАТО: внутриполитические разногласия в США и между союзниками 95
ГЛАВА III. Дальнейшее расширение Альянса и политика России 133
3.1. Фактор восприятия российской политики в американских дискуссиях о НАТО 133
3.2. Перспективы новых раундов экспансии 140
3.3. Расширение Альянса как проблема российской безопасности 157
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 164
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
- Эволюция российской политики в отношении НАТО
- Формирование программы "Партнерство ради мира"
- Фактор восприятия российской политики в американских дискуссиях о НАТО
Введение к работе
Данная работа посвящена историческим событиям и процессам, связанным с расширением Североатлантического альянса на территорию его недавнего противника - бывшего советского блока. Вызванные либо ускоренные этим расширением изменения во всей структуре международных отношений затронули не только политическую и военно-стратегическую расстановку сил в Европе, сложившуюся после завершения холодной войны и распада СССР, но и отношения между "Западом" (который в военно-политическом отношении все чаще идентифицируется с НАТО) и множеством стран за пределами "западного мира". В настоящее время военно-политическая ситуация в мире в значительной степени определяется активностью крупнейшего в мировой истории военного блока, объединяющего самые богатые и процветающие государства мира, которому на сегодня не существует даже гипотетического противовеса, сколько-нибудь сопоставимого с ним по своим военным, экономическим и технологическим ресурсам.. В этом смысле, военно-стратегическая однополярность международной системы является свершившимся фактом, а страны, чьи руководители по тем или иным вопросам действуют вразрез с идеологией данной системы и интересами ее ведущих субъектов, становятся кандидатами в "черный список" государств-нарушителей порядка. Логическим развитием этого процесса и его убедительной демонстрацией стала первая с 1945 года война между европейскими государствами - нападение Альянса на Югославию, завершившееся насильственным разделом этого государства - обозначившее трансформацию Альянса по существу из оборонительной в наступательную силу. За период существования Российской Федерации как субъекта внешней политики с начала 1990-х годов и по настоящее время ее отношение к НАТО и к процессу его расширения претерпело внутренне гіротиворечивую эволюцию, которая продолжается по сегодняшний день. Чтобы убедиться в этом, достаточно
обратиться к официальным документам. Так, в Концепции национальной безопасности (КНБ) РФ, утвержденной указом президента от 17 декабря 1997 г., говорилось, что "перспектива расширения НАТО на Восток является неприемлемой для России, поскольку представляет собой угрозу ее национальной безопасности", а также "создает угрозу нового раскола в Европе"1*. В новой редакции КНБ, которою президент утвердил указом 10 января 2000 г., расширение НАТО на восток рассматривается в ряду "факторов", обусловливающих угрозы России в международной сфере . А в утвержденной указом президента от 21 апреля 2000 г. Военной доктрине прямо НАТО вообще не упоминается, а говорится лишь об угрозе "расширения военных блоков и союзов в ущерб военной безопасности Российской Федерации"3. Наконец, в Концепции внешней политики отмечается, что "Россия сохраняет негативное отношение к расширению НАТО". Подобная эволюция внешнеполитических установок высвечивает дискуссионность наличия либо отсутствия ущерба российской безопасности от расширения НАТО, непосредственный или косвенный характер возникающих по этой причине угроз, а также восприятие расширения как "неприемлемой перспективы" либо как свершившегося исторического факта.
Между тем, невзирая на колебания политической конъюнктуры, расширение Альянса продолжает отбрасывать тень на отношения между Россией и Западом в сфере военной безопасности и в других областях, на процесс формирования Россией национально-государственной идентичности и на ее внутриполитическое развитие. Тем самым вопрос об исторических причинах, внутренней логике и возможных ограничителях расширения НАТО
1 Концепция национальной безопасности Российской Федерации. Российская газета, 26 дек.
1997 г. * Примечание. Здесь и далее используются следующие сокращения; КЗ - Красная
звезда, КП-Комсомольская правда, МН-Московские новости, НГ-Независимая газета, НВ -
Новое время, НВО - Независимое военное обозрение, РГ - Российская газета, РВ - Российские
вести, СР- Советская Россия, США:ЭПИ- США; экономика, политика, идеология.
2 Концепция национальной безопасности Российской Федерации. НВО, 14 янв. 2000 г.
3 Военная доктрина Российской Федерации. Концепция внешней политики Российской
Федерации. НГ, 7 июля 2000 г.
становится одним из ключевых для понимания места России в изменившемся миропорядке.
Дискуссии в российском сообществе по вопросу об отношениях с НАТО ведутся с самого начала разговоров о расширении - с 1993 года, а если отнести сюда и вопрос о возможной интеграции с Альянсом самой России, то проблема НАТО находится в центре российской внешней политики с первых дней после распада СССР. Однако в силу ряда причин попытки анализа этой проблемы до сих пор ограничивались необходимостью реагировать на актуальные события или вырабатывать рекомендации на ближайшее будущее. Завершение первого раунда расширения и проблематичность перехода к новому этапу позволяет приступить к анализу причин, обусловивших расширение Альянса.
Проблема расширения НАТО на Восток может рассматриваться с различных точек зрения. Настоящая работа не ставит своей задачей исчерпывающую характеристику процесса расширения Альянса как такового. Избранный нами ракурс предполагает рассмотрение вопроса о НАТО с точки зрения внутриполитических процессов в России, а также состояния российско-американских отношений. Второй фактор представляется обоснованным в свете имеющихся данных, свидетельствующих о второстепенной роли, которую, за немногими исключениями, играли европейские участники этого процесса. В отличие от периода холодной войны применительно к 1990-м годам речь идет о двух взаимосвязанных внешнеполитических курсах, каждый из которых являлся функцией внутренней политики. В соответствии с этими ограничениями, данная работа исследует внутренние факторы формирования российской политики по вопросу о расширении НАТО на Восток.
Сказанное определяет собой актуальность темы, которая не зависит от краткосрочных перепадов в российско-натовских или российско-американских отношениях. Вопрос о расширении НАТО находится в повестке дня российской внешней политики в течение последних восьми лет и будет актуален по меньшей мере еще десятилетие. Эта актуальность заключена в необходимости
осмысления логики расширения НАТО, с учетом принятиея в Альянс трех стран Центральной и Восточной Европы (Польши, Чехии и Венгрии) и завершением в 2004 г. «второй волны» расширения (в НАТО войдут Болгария, Румыния, Словакия, Словения, Литва, Латвия и Эстония). До сих пор были заложены только основы систематического анализа. Даже в компетентных исследованиях по вопросу о расширении НАТО внутриполитические факторы зачастую рассматриваются как привходящие обстоятельства, порой как досадные препятствия для достижения "чистых" дипломатических или военно-стратегических целей. Между тем во все более обширной западной литературе внутриполитические факторы в целом предстают как определяющие при формировании внешней политики вообще и в особенности американской политики военных альянсов.
Цели и задачи исследования. Непосредственной целью настоящей работы является кошхептуальньш анализ внутриполитических процессов в США и России, сопровождавших выработку политики двух стран по поводу расширения НАТО на Восток. Максимальной целью является установление исторических причин, по которым расширение Североатлантического альянса превратилось из крайне маловероятного варианта, поддерживавшегося незначительным меньшинством западных элит, в официальную и успешно реализованную политику Соединенных Штатов и их союзников. В соответствии с этим решаются следующие задачи:
опираясь на изучение имеющейся литературы, определить основные исторические этапы, связанные с расширением НАТО на Восток, проследить эволюцию российской политики по этому вопросу в контексте соответствующих внутриполитических событий в обеих странах;
выявить ключевые факторы и мотивы внешнеполитических решений -идеологические, шслитуциональные, личностные и другие, определявшие позиции и действия различных субъектов политического процесса в Вашингтоне и Москве в отношении расширения НАТО;
- исследовать элементы взаимосвязи между внутриполитическими
процессами, воздействовавшими на проблему расширения НАТО в обеих
странах, прежде всего через посредство восприятия позиций и намерений
сторон;
- основываясь на анализе изученных материалов попытаться определить
перспективы дальнейших раундов расширения в свете внутриполитических
обстоятельств, формирующих политику Соединенных Штатов по этому
вопросу, а также российского фактора.
Хронологические рамки работы определяются основными историческими вехами дискуссии о расширении Альянса на Восток в 1990-е годы. Отправной точкой этого процесса являются многосторонние переговоры 1990 г. о воссоединении Германии, разрешившиеся двусторонней договоренностью МГорбачева и ГЛСоля в Кисловодске о полномасштабном членстве будущей объединенной Германии в НАТО. Примерно с этого времени на Западе всерьез развернулись дискуссии о возможности дальнейшего расширения НАТО, а в Советском Союзе и России получила широкое хождение идея о возможности членства в Альянсе. Логическими и историческими рубежами процесса расширения 1990-х годов для России и США явились подписание парижского Основополагающего Акта Россия-НАТО в мае 1997 г. (символизировавшее в глазах большинства западных наблюдателей приятие расширения НАТО Россией как неотвратимой реальности), а также, состоявшаяся после продолжительных дискуссий 30 апреля 1998 г, ратификация Сенатом США протоколов о присоединении Польши, Чехии и Венгрии к Североатлантическому договору.
Теоретическая и методологическая основа работы сложилась в процессе соединения элементов исторического и политологического анализа Несмотря на размытость их междисциплинарных границ, в ходе работы для автора стала видна преобладающая позитивистская направленность современной политологии. С точки зрения данного исследования, преобладающие
политологические концепции не дают удовлетворительного ответа на ключевой вопрос о субъекте и движущих силах процесса расширения НАТО. В частности, реалисты рассматривают государства в качестве целостных и автономных субъектов мировой политики, наделенных единой волей и реализующих свои национальные интересы. Однако военное продвижение НАТО на Восток трудно объяснить, исходя из национальных интересов Греции, Португалии, Канады, и вообще большинства членов Альянса. Как будет продемонстрировано в дальнейшем, в процессе расширения позиции многих, если не большинства американских союзников, попросту игнорировались. Так, в июле 1997 г. была отвергнута позиция десяти из шестнадцати членов Альянса во главе с Францией и Италией, выступавших за принятие Румынии и Словении в первом раунде. А расширение зоны военных операций за пределы территории Альянса произошло вопреки принципиальным возражениям ведущих германских политиков.
Несколько более адекватным представляется институциональный подход, рассматривающий НАТО как самодовлеющую бюрократическую структуру, обособившуюся от своих создателей и гіреследующую корпоративные интересы (сохранение и увеличение рабочих мест, структурных подразделений и источников финансирования, повышение своего международного "рейтинга", ослабление конкурентов в сфере международной безопасности, таких как ООН и ОБСЕ). Действительно, экспансия НАТО отражала потребности брюссельской бюрократии в большей степени, чем национальные интересы отдельных членов Альянса, Ориентация российской дипломатии на "особые" двусторонние отношения с Альянсом как единым целым позволила брюссельским чиновникам в значительной мере замкнуть на себя диалог между Россией и НАТО, в частности, в рамках Совместного постоянного совета. Однако было бы преувеличением рассматривать Брюссель, зависимый от финансовых вливаний стран-участниц и от их политических решений, как совершенно автономного игрока в процессе экспансии. В действительности, все
заявления и действия натовских чиновников в этом направлении следовали лишь после принятия ссчугветствующих решений на межгосударственном уровне, зачастую продавленных американской стороной.
Исходя из этого, реалистический подход можно было бы скорректировать, рассматривая расширение НАТО как отражение национальных интересов США, а сам Альянс - прежде всего как "вывеску", прикрывающую американское силовое присутствие в Европе. Действительно, в последние несколько лет, особенно в свете боснийской и косовской операций, исход подавляющего большинства дискуссий в Альянсе определяется американской стороной пользующейся своим огромным преимуществом в вопросах финансового и оперативно-тактического обеспечения принимаемых решений, а также репутацией наиболее волевого, целеустремленного и стратегически мыслящего партнера. В настоящее время многие ключевые решения, такие как расширение зоны ответственности Европейского командования, принимаются Вашингтоном уже в одностороннем порядке, без оглядки на сложную систему внутринатовских согласований. С этой точки зрения, расширение НАТО - по существу новый этап американизации Европы, во многом ограничивающий процесс становления Евросоюза в качестве самостоятельного игрока на мировой арене.
Однако надо иметь ввиду, что в самих Соединенных Штатах нет консенсуса по поводу того, в какой мере и на каких направлениях военно-политическая экспансия соответствует национальным интересам США (хотя американский истеблишмент сегодня, безусловно, ближе к такому консенсусу, чем, к примеру, до подписания Основополагающего Акта между Россией и НАТО). Так, из шести ведущих кандидатов в президенты США в начале кампании 2000 г. трое -либеральный демократ Билл Брэдли, неоизоляционист Пэтрик Бьюкенен и лидер Партии зеленых Ральф Нейдер - в период дискуссии по этому вопросу выступали как последовательные противники расширения НАТО. В дальнейшем будет показано, что в администрации БЛСлинтона единая точка
зрения по этому вопросу была достигнута не ранее середины 1995 г. Для понимания проблемы натовской экспансии в исторической перспективе следует прислушаться к выводу наиболее авторитетного американского исследователя, утверждающего, что к началу обсуждения вопроса в американском правительстве в 1993 году "перспектива роспуска НАТО была по меньшей мере столь же вероятной, сколь и его расширение... и в администрации, и в Конгрессе лишь маленькая горстка людей положительно относилась к этой идее,"1 не говоря уже об общественном мнении, чью позицию концентрированно выразил патриарх американской дипломатии Дж.Кеннан, назвавший расширение Альянса "роковой ошибкой".
Это подводит нас к ответу на пришшпиальный с теоретической и методологической точки зрения вопрос о движущей силе экспансии. Предлагаемый в работе ответ лежит в русле концептуальных представлений о том, что реальными субъектами международной политики выступают не государства, а шіституш и группы людей, воздействующие на принятие решений. Таким образом, обобщенное представление о национальных интересах либо интересах группы государств, входящих в данную организацию, в каждом конкретном случае возникает в ходе сложных взаимоотношений между различными носителями частных и коллективных интересов. При этом то или иное окончательное решение по поводу внешнеполитического решения данного государства либо международной организации, как правило, формируется на основе интересов определенной части игроков внутри данного субъекта, путем нейтрализации либо исключения из процесса принятия решений представителей альтернативных взглядов на проблему национальных интересов или целей данной организации. В свете этого подхода, взаимоотношения между Россией и Западом переосмысливаются как взаимоотношения между группами сил, конкурирующими между собой за
1 James М. Goldgeier, Not Whether But When: The U.S. Decision to Enlarge NATO (Brookings Institution Press: Washington DC, 1999), P. 1-3.
право легитимно представлять собственные интересы и свой внешнеполитический курс в качестве подлинных интересов соответственно России и Запада,
С этой точки зрения натовскую экспансию следует рассматривать как стратегию вполне определенной транснациональной элитной группы, то есть организованного меньшинства, в силу определенных исторических причин одержавшего верх в борьбе за определение внешнеполитического курса, прежде всего в США - в борьбе, в которой различными силами отстаивались разные, порой диаметрально противоположные представления о национальных интересах и способах их реализации. В этот конгломерат элит и лоббистских групп, в дальнейшем обобщенно именуемых евроатлантистами, помимо представителей американского истеблишмента, связанных с Европой своими экономическими интересами и этническим происхождением, входили влиятельные британские и германские политики (в числе последних ведущую роль играл министр обороны ФРГ Фолькер Рюэ, в частности, предоставивший финансирование для влиятельной группы "пиарщиков" из ЮНД-Корпорейшн, пропагандировавших идею экспансии, когда им было отказано в поддержке со стороны Пентагона); подавляющее болыпинство натовских чиновников в Брюсселе; а также антироссийски настроенные восточноевропейские элиты, добившиеся непропорциональных масштабов влияния на американскую и натовскую политику через посредничество богатого и влиятельного в СЯПА польского лобби и таких его неформальных лидеров, как З.Бжезинский. В результате определенного исторического процесса это неформальное сообщество политиков и чиновников на сегодняшний день является господствующей силой во внешней политике ведущих стран НАТО и выступает от имени этого Альянса, однако оно не обладало подобной властью в 1993-94 годах и вовсе не обязательно сохранит эти позиции в будущем. Такое понимание проблемы ставит во главу угла внутриполитический процесс, прежде всего в США, как основную движущую силу натовской экспансии. Оно
позволяет отрешиться от фаталистической безальтернативности в восприятии расширения Альянса, которой была отмечена немалая часть отечественных рассуждений по этому вопросу.
Указанное решение вопроса о "главном герое" исследования определило соотношение исторических и политологических подходов в работе, с преобладанием первых. Основной в работе является сравнительно-историческая методология, применяемая для описания и анализа эволюции российской и американской политики в отношении НАТО как двух взаимосвязанных и взаимодействующих динамических систем, с учетом множественности потенциальных траекторий развития. Системный подход позволяет охватить и соотнести между собой наиболее релевантные факторы, воздействовавшие с каждой из сторон на предмет исследования. Кроме того, при анализе внуфиполитического процесса в США использован метод исторической типологизации.
Политологическую составляющую в работе образует использование кошхептуально-аналитического инструментария теории принятия решений. Это теоретическое направление рассматривает в качестве исходного элемента анализа международных отношений действия отдельных участников и групп участников внешнеполитического процесса, которые, в свою очередь, обуславливаются идеологическими, психологическими и когнитивными параметрами. Этими параметрами определяется индивидуальная и коллективная иерархия приоритетов и целей, которая, равно как и ее сосгавляющие, в целом и по отдельности, зачастую не совпадает с официально заявленной. Указанные параметры мьшшения также устанавливают допустимые рамки поведения участников внешнеполитического процесса, расширяя либо сужая пространство дипломатического маневра, позволяющего трансформировать действительность и/или ее восприятие другими участниками процесса.
В пределах теории принятия решений наиболее плодотворными
представляются работы ведущих представителей ее институционального (таких как ГЗллисон1) и когнитивного направлений (таких как Р.Джервис2 и КХерманн3). Особое значение имеет работа Р^Серманна, в которой проанализирована роль культурно-психологических ограничителей при формировании внешнеполитического курса на примере стран "третьего мира". Определенное теоретическое влияние на автора данной работы также оказали исследования ДясЗаллера4 в области формирования коллективных представлений о внешней политике и работы А.Вендга по проблемам коллективной идентичности5, в частности, проливающие свет на транснациональную природу "евроатлантизма". Хотя она формально и находится за рамками теории международных отношений, заслуживает упоминания и работа ДясВедель, исследующая политикс-антропологический феномен 'трансидетичности" на материале взаимодействия российских и американских элит по вопросам предоставления России американской "помощи"6.
Из числа российских исследователей первостепенное влияние на выработку исходных философских и методологических принципов настоящей работы оказали исследования АХ.Панарина.
Рассматривая процесс расширения НАТО в политологическом контексте, необходимо внести ясность в сам термин "евроатлантическая экспансия" и обосновать суть ее тройственного характера. Дело в том, что понятия
1 Allison, G.T. The essence of decision: Explaining the Cuban missile crisis. Boston: LHtle, Brown,
1971. В российской литературе этот подход в прикладном аспекте применяется в работе
ВЛисарева и Г.Хозина, "Механизм выработки внешнеполитических решений", США: ЭПИ,
№1-2,1996.
2 Jervis, R. Perception and misperception in international politics. Princeton: Princeton University
Press, 1976.
3 Hermann, R.K. The empirical challenge of the cognitive revolution: A strategy for drawing
inferences about perceptions. International Studies (Quarterly, 32(1988X P.175-203.
4 John Zaller. The Nature and Origins of Mass Opinion (Cambridge 1992).
5 Alexander Wendt, "Cdfective Identity Formation and the International State," American Political
Science Review, Vol. 88, No. 2, June 1994, P. 384-396.
6 Janine Wedel, Collision and Collusion: The Strange Case ofWestem Aid to Eastern Europe. 1998.
"расширение" и "экспансия" зачастую используются в западной, в том числе англоязычной литературе как полноправные и взаимозаменяемые синонимы по отношению к описываемому процессу, однако, строго говоря, расширение состава является лишь одним элементом многовекторной экспансии Альянса. Во-первых, еще до распада СССР в западных столицах зашла речь о "расширении миссии" Альянса. В частности, среди либерал-интернационалистского крыла вашингтонской внешнеполитической элиты активно обсуждалась возможность придания НАТО миротворческих функций, хотя в принятой римским саммитом НАТО в 1991 году стратегической концепции, казалось бы, четко и недвусмысленно заявлялось: "Цель Альянса -исключительно оборонительная; ни одно из вооружений Альянса никогда не будет применено с иной целью, нежели самооборона"1. Вовлечение сил Альянса в осуществление миротворческих функций на Балканах - в Адриатическом море, Македонии, а затем и Боснии - трактовалось как осуществление решений сперва (в 1992 году) ОБСЕ, затем ООН (чему способствовала позиция генерального секретаря ООН Б.Бутрос-Гали). Агрессия 1999 года против Югославии и ее фактическое расчленение под гуманитарным предлогом знаменовали собой торжество линии на автономию миссии НАТО по отношению к каким бы то ни было иным международным институтам и нормам, что и было документально закреплено в новой стратегической концепции, принятой в апреле 1999 года на Вашингтонском саммите Альянса.
Во-вторых, в официальных документах и на страницах печати использовалось такое понятие как "расширение зоны ответственности". Об этом также велись дискуссии уже с начала 1990-х годов, подробности которых будут приведены ниже. Проникновение сил НАТО за пределы территории коллективной обороны, определяемой статьей 5 Североатлантического договора началось в 1992 году с миротворческой операции у берегов Адриатики и на сегодняшний день увенчалось созданием цепочки военных протекторатов
1 NATO Handbook (Brussels: 1995), P. 242.
Альянса на Балканах (Босния, Македония, Албания, Косово), где на сегодняшний день размещены около 100 000 американских военнослужащих. В наиболее радикальной формулировке, выдвинутой Мадлен Олбрайт в угаре "победы" над Югославией, "зона ответственности" НАТО включала в себя уже не только Балканы, но также Северную Африку и Ближний Восток.1
Наконец, третьей составляющей расширения явилось увеличение численного состава членов Альянса, дссгигнутое путем поэтапного принятия в него Польши, Чехии и Венгрии, которое г^астянулось на период 1997-1999 годов. Вплоть до нападения Альянса на Югославию именно этот аспект расширения, как известно, был главным камнем преткновения в отношениях между Россией и НАТО. С высоты сегодняшнего дня, вступление этих стран в НАТО представляется второстепенным эпизодом в сравнении с последующей агрессией Альянса на Балканах. Если расширение миссии и зоны ответственности Альянса в одностороннем порядке уже сегодня являются проблемой глобальной безопасности, затрагивающей не только Европу, но и другие регионы мира, то вступление в него восточноевропейских стран было прежде всего событием регионального масштаба и преимущественно российской проблемой. Именно такое понимание, с задержкой в несколько лет, нашло свое отражение в доктринальных установках российской внешней политики (почти до самого нападения Альянса на Югославию российская дипломатическая реакция и обсуждение проблемы были сфокусированы только на численном расширении НАТО).
Однако представляется не случайным то, что еще в 1993 году один из ранних приверженцев многовекторной экспансии - сенатор Ричард Лугар -говорил о "двойном расширении", ставя на первое место расширение географическое, и лишь на второе - изменение миссии Альянса. Думается, что именно численное расширение являлось необходимым условием перехода к
1 Подробнее об этих аспектах натовской экспансии см. Степанова Е. Россия и антикризисная стратегия НАТО после окончания "холодной войны". В кн.: Россия и основные институты
более обширной экспансии. И прежде всего потому, что принятие восточноевропейских стран в Альянс как полноправных партнеров качественно меняло конфигурацию сил внутри самого НАТО или, если угодно, "западного мира". (В противном случае НАТО спокойно могло использовать территорию Польши, Венгрии и Чехии, активно сотрудничавших с вооруженными силами Альянса уже на стадии "Партнерства ради мира", как это было сделано в отношении Албании и Македонии - не предоставляя этим странам полноправного членства и тем самым теоретического права вето в Альянсе, и не противопоставляя при этом Россию.) Появление в числе участников процесса принятия решений в НАТО трех правительств, настроенных полностью проамерикански, а также испытывающих исторически укорененное чувство недоверия по отношению к России и Германии, укрепляло американскую гегемонию в Альянсе и "западном мире" в целом, ослабляло позиции таких потенциальных конкурентов в борьбе за определение идентичности "Запада" по отношению к "Востоку", как, например, Франция (которой не удалось добиться принятия в Альянс дружественной ей Румынии и передачи стратегически важнейшего командования южным театром НАТО представителю одной из средиземноморских стран-членов Альянса). В самих Соединенных Штатах, принятие новых членов знаменовало собой торжество наиболее радикального экспансионистского крыла внешнеполитической элиты, представляющей интересы восточноевропейского этнического лобби и военно-промышленного комплекса, ослабляло позиции нео-изоляционистов и других противников применения американских вооруженных сил в решении "интернационалистских" задач за пределами зоны национальных интересов США.
Поэтому естественно, что вопрос о временной последовательности различных элементов расширения Альянса был предметом острой дискуссии в американской элите. В частности, С.Тэлбот, аргументируя свое первоначальное
безопасности в Европе: вступая в XXI век. М., 2000, с. 132-171.
несогласие с линией радикальных евроатлантистов на ускоренное расширение численности Альянса, в своем выступлении 24 января 1994 года в комитете по международным делам Палаты представителей говорил: "Вопрос о членстве в НАТО (для восточноевропейцев) должен быть решен по существу после того, как будет принято решение по вопросу о миссии НАТО после окончания холодной войны"1. Вероятность расширения миссии явочным порядком, возникновения новых миссий, размывающих идентичность НАТО как оборонительного союза также вызывала жесткое сопротивление на правом фланге республиканской партии, среди таких ярко выраженных неоизоляционистов как сенатор от Миссури Джон Эшкрофт. (Не случайно самым критическим моментом для экспансионистов и администрации Клинтона при обсуждении в Сенате вопроса о ратификации протоколов о расширении НАТО стало обсуждение поправки Эшкрофга, налагавшей запрет на расширение миссии и зоны ответственности Альянса1). Однако вопреки этой позиции в американской политике возобладала противоположная, более выигрышная для евроатлантистов последовательность действий: сначала расширение, и уже в ходе его - изменение миссии и зоны ответственности. Тем самым, поражение противников евроатлантической экспансии по такому сравнительно второстепенному вопросу как принятие новых членов в Альянс предопределило их гораздо более крупную стратегическую неудачу.
Иными словами, численное расширение НАТО повлекло за собой изменение элементов идентичности этого действующего лица мировой политики, а, следовательно, его интересов и целей. Существенные сдвиги произошли и в американской элите. Хотя говорить об этом можно только гипотетически, есть основания утверждать, что и НАТО в своем прежнем составе, и клинтоновской администрации до победы сторонников расширения было бы по внутренним причинам крайне трудно и нерационально идти на
1 Talbott S., U.S. Policy toward the New Independent States, Hearing before the House Committee on Foreign Afihirs, 103 Cong. 2 Sess. (Government Printing Office, 1994), P. 19-20.
столь шигюкомасштабную агрессию на Балканах. Наконец, следует говорить и об изменении идентичности "Запада" как цивилизационно-политического конгломерата, связанном с расширением НАТО. По словам АСПанарина, "продвижение НАТО на Восток - факт не только воешіочлратетический. Он выступает в качестве многозначительного цивилизационного симптома: тотальная интегрированность Запада...ведет не к победе, а к 6аш<ротству европейской идеи в мире...это находит выражение в догматизации и милитаризации западного мышления, утрачивающего многовариантность и альтернативность...В долгосрочной перспективе это не усиливает, а ослабляет статус Запада в мире, ибо уменьшает гибкость и разнообразие его стратегий" .
Источники исследования. В ходе работы автором были изучены, проанализированы источники следующих категорий:
1) официальные документы: заявления российского МИД, госдепартамента
США, других государственных органов и официальных лиц; документы
доктринального характера (Концепция внешней политики РФ и военная
доктрина РФ 1993 г.); послания президента России Федеральному собранию,
выступления президента США в Конгрессе; законодательные акты, а также
стенограммы заседаний Конгресса США и российской Государственной Думы,
слушаний в их комитетах и комиссиях, данные поименных голосований по
связанным с расширением НАТО законопроектам и резолюциям. Сюда же
относятся носящие полуофициальный характер материалы Исследовательской
службы Конгресса США.
В этой категории источников значительный интерес и информационную ценность представляли официальные публикации Вестника Комиссии ГД РФ "Анти-НАТО" и материалы межфракционной депутатской группы под тем же названием.
2) официальные документы НАТО, включая Стратегическую концепцию
1 GoIdgeier,Op.ch,P. 149-150.
2 АСПанарин, "Реванш истории: российская стратегическая альтернатива в XXI веке", М,
Альянса, итоговые коммюнике и другие документы саммитов Альянса и встреч на уровне министров, документы Совета североатлантического сотрудничества и программы "Партнерство ради мира", "Исследование по вопросу о расширении НАТО", а также гіубликации журнала "НАТО - ревю".
3) тексты выступлений, интервью, ггублицистические статьи
государственных чиновников, руководителей российской и американской
внешней политики и других лиц, участвовавших в принятии решении.
мемуары российских и американских политиков, в той или иной степени проливающие свет на объект исследования
материалы конференций и круглых столов, официальные гіубликации экспертных организаций и научно-аналитических центров (таких как Совет по внешней и оборонной политике, Атлантический совет Соединенных Штатов и
ДР)
6) ггублицистика, экспертные и аналитические публикации в средствах
массовой информации и научной периодике, информационные сообщения российских и западных СМИ.
7) статистические данные, проливающие свет на электоральные ресурсы
американских этнических общин, а также материалы социологических опросов
по проблемам внешней политики.
При выборе материалов автор руководствовался своими представлениями об их информативности, регфезентативности и достоверности, не ставя при этом задачу исчерпывающего, охвата всего спектра потенциально доступных источников. С этой точки зрения следует отметить первичную значимость дискуссионных материалов и отражения дискуссий в неофициальных публикациях, по сравнению с официальными источниками, которые служат лишь конечным продуктом рассматриваемого политического процесса. В большинстве случаев успешное прочтение официальных документов и их продуктивное использование как источника возможно лишь на основе
1998, С. 349,370.
предварительного изучения материалов обсуждений и публичной дискуссии, предшествовавшей появлению того или иного документа.
Степень разработанности темы в научной литературе. На первый взгляд, количество как российских, так и зарубежных публикаций, в той или иной степени затрагивающих вопрос о расширении НАТО, чрезвычайно велико. Однако, как говорилось выше, подавляющая часть этих работ по вполне понятным причинам, в первую очередь ввиду недостаточной временной удаленности от предмета исследования, носит преимущественно ситуативно-оценочный и рекомендательный характер. По этим же причинам граница между источниками и литературой зачастую размыта: с точки зрения целей настоящего исследования, даже публикации наиболее авторитетных и информированных авторов представляют интерес прежде всего как источник данных о существующих в тех или иных кругах взглядах на рассматриваемую проблему. В связи с недостаточной временной удаленностью предмета исследования, круг существующей историографической и политологической литературы по этому вопросу крайне ограничен, а граница между источниками и литературой зачастую размыта. До последнего времени лишь немногие авторы пытались предложить сколь-нибудь систематическое объяснение причин расширения Альянса, не говоря уже об исторической динамике этого процесса с заложенными в ней альтернативными возможностями развития. При этом, в соответствии с установками традиционной реалистической теории и ее отечественных интерпретаторов, формирование государственной политики по вопросу о расширении НАТО в России и США анализируются по существу как изолированные друг от друга процессы. Вдобавок, для значительной части российских исследований по вопросам внешней политики и российско-американских отношений характерно следующее свойство, имеющее глубокие психологические корни: если российская внешняя политика рассматривается как производное внутренних потребностей страны и
глубоко конфликтных по своей природе внутриполитических процессов, то при анализе американской внешней политики вообще и в том числе политики США по вопросу о НАТО внутриполитические конфликты и интересы либо выносятся за скобки, либо, в лучшем случае, трактуются как вторичные и выполняющие служебную функцию по отношению к неким непреходящим национальным интересам США.. В тех же случаях, когда речь о внутриполитических детерминантах расширения НАТО все же заходит, разговор по существу сводится к деятельности восточноевропейских меньшинств. Это вполне объяснимо, поскольку их публичная активность была наиболее заметной, однако, она зачастую являлась лишь инструментом или внешним проявлением внутриэлитных и внутриправительственных столкновений по вопросу о НАТО и об американо-европейских отношениях в целом.
Вопрос о проблематичности и социально-политической конфликтности самой категории национального интереса в американской внешней политике после окончания холодной войны до сих пор практически не ставился в отечественной литературе. Заметным исключением из этого правила являются работы Т.Шаклеиной, однако в них отдельно не рассматривается проблема расширения НАТО1. Некоторые внутриамериканские факторы, способствовавшие расширению НАТО (возрождение изоляционизма, активность восточноевропейских общин), в самом общем виде затрагиваются в работах И.Кобринской2.
Между тем в 1999 году в издательстве Института Брукингса в Вашингтоне вышла первая исследовательская монография, посвященная непосредственно внутриполитическому процессу в США, завершившемуся расширением НАТО - работа профессора Университета ДжВашингтона Джеймса Гольдгаера1. Это исследование вводит в обращение немалый объем научного материала и в этом
1 См. напр.: Дискуссии в США по внешней политике. США: ЭПИ, № 12,1999.
2 См. напр.: Политика США в Центральной и Восточной Европе. США: ЭПИ, № 2,2000.
качестве будет широко использоваться в нашей работе. Основываясь во многом на личных контактах автора с кругом чиновников клинтоновской администрации и близких к ней экспертов-аналитиков, оно отражает взгляды преимущественно сторонников расширения Альянса Однако концептуальная и содержательная сторона работы Гольдгаера внутренне противоречивы: в частности, многие из приводимых им фактов и цитат свидетельствует о глубокой внутренней конфликтности и непредрешенности политического курса евроатлантистов на расширение НАТО на протяжении всего рассматриваемого периода.
Несколько больше внимания как в отечественной, так и в зарубежной литературе уделяется внуттяшолитическим детерминантам российской внешней политики 1990-х годов. Из англоязычных работ наиболее авторитетными, хотя и в известной мере устаревшими, являются опубликованные в середине 1990-х гг. монографии ИМалколма, АЛравды, Р.Эллисона и МЛайг ("Internal Factors in Russian Foreign Policy") и сборник под редакцией П.Шермана ("Russian Foreign Policy in the 1990s"), а также статьи РЛегволда, С.Сестановича, ММакфола и других авторов. В первых двух из перечисленных работ упор делается на противоречия институционального характера между различными субъектами внешней политики. В работах ММакфола2, АСергунина3 и ряда других авторов во главу угла ставятся идеологические конфликты, однако выдвигаемая этими авторами типологизация российских подходов, основанная на бинарных противопоставлениях ("атлантисты-евразийцы" и т.п.), преувеличивает значение рациональных элементов и устойчивость ценностных ориентации во внешнеполитическом мышлении российских элит. В связи с этим, в рамках идеологического подхода невозможно удовлетворительно
1 Gddgeier, Op.cit
2 McFaul, Michael. Domestic Politics of NATO Expansion in Russia: Implications for American
Foreign Policy. Program on New Approaches to Russian Security, Policy Memo 5,1997.
3 Sergounin, Alexander A. "Russian Domestic Debate on NATO Enlargement: From Phobia to
Damage ПтНагюп,м International Security, Vol. 6, No. 4 (Winter 1997), P. 55-71.
объяснить кризис российского атлантизма и формирование к концу 1990-х годов нового внешншолитического консенсуса поверх идеологических и партийных различий.
Научная новизна работы определяется отсутствием работ, рассматривающих расширение НАТО как конфликтный исторический процесс со своими причинно-следственными взаимосвязями, а также новизной используемой методологии. Кроме того, в данной работе впервые вводится в научный оборот значительное число документов и иных источников, во многом меняющих представление о существе рассматриваемой проблемы.
Теоретическая и практическая значимость работы. Теоретическая значимость предлагаемого исследования обусловлена прежде всего новизной ее методологии. Практическая значимость диссертации заключается в применимости ее материалов для оценки эффективности российской дипломатии и рекомендаций по корректировке ее установок и методов, а также в преподавательской работе.
Структура исследования. В соответствии с целями и задачами исследования, работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Эволюция российской политики в отношении НАТО
12 марта 1999 г. Чехия, Венгрия и Польша были торжественно приняты в члены Североатлантического альянса - лишь восемь лет спустя после роспуска Организации Варшавского договора, в которой они состояли с 1955 г. Тем самым осуществилась идея, еще недавно казавшаяся многим на Западе бессмысленной и бесперспективной. Вооруженные силы этих трех государств начали приводиться в соответствие со стандартами и запросами организации, которая в течение трех с половиной десятилетий выступала в качестве их официального военного противника.
На протяжении европейской истории подобная смена партнеров бывшими младшими союзниками великой державы не являлась редкостью и следовала за крупномасштабньїми военными поражениями. В соответствии с такой исторической логикой нынешняя переориентация стран Центральной Европы как бы подтверждает широко распространенное и мало кем оспариваемое клише: Советский Союз и его союзники проиграли холодную войну западным демократиям.
Однако столь упрощенная интерпретация событий не может объяснить ключевую загадку современной мировой политики, а именно - поведение ельцинской России в отношениях с Западом. В этом случае внешнеполитический курс представлял собой попытку выйти из холодной войны в одностороннем порядке, при отсутствии явных признаков поражения -хотя, бесспорно, военное соперничество с Западом вызывало весьма чувствительное напряжение и трудности в советской экономике и в обществе. В период после 1989 г. Советский Союз и Россия шли от уступки к уступке, добровольно сдавая Западу свои позиции по всему миру. Более того, это происходило как раз в те годы, когда ситуация в мире и отношение к нам со стороны значительной части элит и общественного мнения на Западе были, казалось бы, как никогда благоприятны для решения внешнеполитических задач страны. Несмотря на это, щедрые авансы, выданные Востоком Западу, привели к значительному ухудшению геополитических позиций России и не вызвали сколь-нибудь заметного встречного движения со стороны ее бывших противников - стран НАТО. Это относится в особенности к расширению зоны деятельности Альянса, чья экспансия на восток без добровольного участия самой России не могла не нанести ущерб международному статусу постсоветской России. Тем не менее, вплоть до осени 1993 г. руководители СССР и России не только ничего не делали, чтобы предотвратить подобный ход событий, но стали добровольными соучастниками действий, приведших к еще недавно немыслимой экспансии НАТО на Восток.
Если в 1989 г. большинству западных наблюдателей казалось само собой разумеющимся, что никакой план объединения Германии не может быть жизнеспособным без четких гарантий поддержания стратегического баланса между НАТО и ОВД, то всего через год Михаил Горбачев принял такой план, который автоматически означал вхождение бывшей Восточной Германии, в качестве составной части ФРГ в Североатлантический альянс. Еще через год и сам Варшавский блок был распущен, а в 1993 г. Б.Н. Ельцин сделал в Варшаве историческое заявление о том, что Россия не станет возражать против заявки Польши на членство в НАТО. Оглядываясь назад, нельзя не увидеть, что именно это неожиданное выступление российского президента дало зеленый свет экспансии альянса на территорию его бывших противников.
С этого момента политика России по отношению к Западу начала меняться самым решительным образом. В частности, Б.Н.Ельцин вскоре ревизовал свою радикальную варшавскую версию, а российская внешнеполитическая риторика стала выражать самое решительное несогласие с расширением НАТО. Этот новый подход утвердился в качестве официального курса уже при А.В. Козыреве (при этом потерявшем политическое лицо, а с ним и влияние на формирование политики), а затем и после назначения главой МИД России ЕЛІПримакова, который по существу обеспечил себе этот пост, выступив в октябре 1993 года с первым полноценным анализом причин и следствий отрицательного отношения России к планам расширения НАТО. Да и в самом российском обществе, несмотря на глубочайший раскол по всем остальным ключевым вопросам стратегии национального развития, отношение к натовской экспансии не являлось предметом разногласий. Депутатская группа "Анти-НАТО" в Федеральном собрании, возникшая в начале 1997 г., стала единственным парламентским объединением, в которое записалось абсолютное большинство депутатов Госдумы (по данным на январь 1999 г., 254 человека, представлявших шесть из семи депутатских фракций и групп прежнего состава парламента) и относительное большинство (46 депутатов) Совета Федерации. Если говорить об обществе в целом, чья политическая индифферентность стали очевидны, то, как показал опрос, проведенный в начале 1996 г. ВЦИОМ и Фондом Фридриха Эберта, только 2% были согласны с тем, что Россия "не должна препятствовать расширению НАТО"1. По мнению участников этого общенационального антинатовского консенсуса, восточная экспансия альянса представляла собой удар по национальным интересам и престижу России, поскольку этот процесс ведет к восстановлению тех военно-политических барьеров в Европе, которые, казалось, были навсегда ликвидированы добровольными и недвусмысленно прозападными действиями Москвы.
Формирование программы "Партнерство ради мира"
На исходе холодной войны те, кто назьгеает себя либеральными шпернацисФалистами на Западе, и многие демократы в России искренне полагали, что добровольный отказ Советского Союза в одностороннем порядке от своей сферы влияния, своего военного блока и немалой доли своего могущества как великой державы приведет к всеобъемлющей демилитаризации мировой политики и к исчезновению военных блоков, втом числе и НАТО. Но, как было сказано, советские и постсоветские правящие круга относились к этому иначе. Характерный для русских западников машкейский образ мира как поля бескомпромиссной борьбы между "цивилизацией" и "варварством", между "прогрессом" и "отсталостью" наложился на свойственную номенклатуре иерархическую модель, в которой "развитому центру" прсоивостоит "развивающаяся периферия". Отсюда явное желание советских и российских лидеров приобщиться ктем международным структурам и институтам, которые они воспринимали как "западные", как прогрессивное ядро "общемировой цивилизации".
К осени 1993 г. российское руководство успело просигналить Западу о следующем: во-первых, оно счносится к НАТО как к позитивному фактору международной безопасности, и даже с долей восхищения; во-вторых, Россия приветствовала бы возможность вступления в Альянс, если бы она существовала; в-третьих, лидеры России возражали против экспансии НАТО на восток не по каким-то принципиальным соображениям или потому, что у них была альтернативная концепция мировой безопасности, более всеобъемлющая, чем НАТО, а потому, что это расширение не начиналось с России и, возможно, никогда до нее не дойдет; в-четвертых, люди, руководившие российской дипломатией, понимали, насколько привлекательным должен быть натовский зонтик для его бывших союзников (оказавшихся в стратегическом вакууме после санкционированной самой же Москвой ликвидации Варшавского договорах и «по, ввиду неизбежности расширения, она был готов обсуждать условия этого - не с самими восточнс-европейцами, а именно с НАТО. Эта соображения укладывались в русло рыночных принципов, на которых теперь строила свою деятельность российская власть под чутким руководством МВФ. Этот логичный набор сигналов несколько усложнился после думских выборов декабря 1993 г. Но вскоре выяснилось, что пугавшие Запад гримасы В. Жиргекэвского были просто новым, прежде неиспробованным приемом борьбы русских "молодых волков" за кредиты МВФ и за членский билет для Кремля в іяжвиїмяированньїе клубы победителей.
Из нежелания первой клинтоновской администрации обижать ни восточ-ноевропейцев, ни Россию, в сочетании с усилиями российских атлантистов, появилась программа "Партнерства..." - план, специально разработанный Пентагоном и американским Объединенным комитетом начальников штабов1 для военного сотрудничества с НАТО всех бывших коммунистических стран без официального вступления в Альянс. Окончательное принятие программы ПРМ состоялось на тринадцатой встрече в верхах участников НАТО 10-11 января 1994 г. в Брюсселе. Проправительственная пресса в России подавала ее как естественный результат всей ітредьідущей политики Кремля и, более того, как блестящую победу линии Козырева на лидирующую роль России в сближении между Восточной Европой и НАТО2. Сам президент говорил на пресс-конференции о "росагааю-амершеавском сотворчестве" в создании программы.1 В частном порядке, как позднее вспоминал Уоррен Кристофер, Ельцин восторгался "Партнерством" как "гениальной идеей Билла", которая развеет всякие опасения в России по поводу стремления восточноевропейцев в НАТО. Хотя Кристофер пытался разъяснить ему, что ПРМ не означает принципиального отказа от расширения НАТО в долгосрочной перспективе, российский президент и его соратники (для многих из которых на тот момент долгосрочной перспективы не существовало) восприняли решения брюссельского саммита именно как свидетельство отказа от идеи расширения, -видимо, не осознавая непрерывности процесса, чей дальнейший ход зависел и от поведения самой России и от ее влияния на процессы европейской безопасности. Весной 1994 г. А. Козырев заявлял о том, что "крупнейшим достижением российской внешней политики в 1993 г. было предотвращение расширения НАТО к границам России". Однако были и другие мнения. "Большая игра вокруг расширения НАТО только начинается", предположил АЛушков - и оказался прав. При определенном поведении России, ПРМ действительно предоставляло возможность затормозить маховик, раскрученный варшавским и пражским заявлениями.
На Западе принятие ПРМ рассматривалось как серьезное поражение "ястребов" - сторонников нового сдерживания России и восточноевропейских лоббистов. Однако в России программа изначально была лишена легитимности. Хотя мало кто в России обладал достаточной информацией для осознания места ПРМ в более широком контексте, все понимали, что это был личный успех Козырева и либерал-атлантистов в целом, чье политическое влияние было подорвано в результате провала "Выбора России" на думских выборах. В свою очередь, атлантисты и не пытались выработать консенсус по отношению к НАТО с другими силами российского политического спектра (так же, как они не стремились советоваться со своими военными союзниками по СНГ или теми странами Восточной Европы, как Болгария, чьи лидеры сохраняли "по инерции" симпатии к России).
Фактор восприятия российской политики в американских дискуссиях о НАТО
Заголовок этого раздела возвращает нас к проблеме фатализма в российской внешней политике и к основному положению настоящей работы о действиях и заявлениях российских правящих кругов как факторе влияния на процесс расширения НАТО. Внутриполитический успех евроатлантистов не в последнюю очередь зависел от того, удастся ли им вовлечь российскую дипломатию в процесс торга об условиях расширения и нейтрализовать контраргументы противников расширения с помощью самой Москвы. Сторонники тактики "ангажирования" были уверены не только в том, что Россия пойдет на уступки, но и в том, что, постоянно откликаясь на инициативы и вызовы евроатлантистов вместо того, чтобы кооперироваться с их противниками, Россия придаст дополнительную легитимность их притязаниям на роль лидеров американской внешнеполитической элиты. Одним из самых ранних адептов этого курса был Деннис Росс, символизировавший в первой администрации Клинтона преемственность внешней политики по отношению к администрации Буша. Росс, участвовавший в переговорах об объединении Германии, полагал, что договориться с Россией об условиях расширения НАТО будет не труднее, чем с Советским Союзом о членстве в НАТО объединенной Германии. Главное - дать Москве втянуться в переговоры.
За время, прошедшее от варшавской декларации 1993 г. до подписания парижского Основополагающего Акта (которое, напомним, по мнению многих на Западе означало, что Россия по существу смирилась с расширением НАТО на восток), официальная позиция Москвы демонстрировала незаурядную гибкость. При этом с каждым новым поворотом в российской дипломатии ее намерения и уверенность в своих целях воспринимались все менее серьезно, тем самым подрывая систему аргументации анти-экспансионистов по поводу российско-американских отношений. Результатом этих событий стал укоренившийся стереотип восприятия России как страны, которая всегда недовольна и обижена решениями Запада, но при этом не пытается последовательно проводить свою линию и в общем всегда готова разменять свои вчерашние "принципиальные" позиции по стратегическим вопросам при появлении каких-то новых выгодных перспектив, даже если они не относятся к сфере национальной безопасности. Это не могло, в свою очередь, не влиять на взгляды колеблющихся, таких как С.Тэлбот, - и даже еще более решительных противников экспансии.
В частности, тезис о "веймарской России", который развивали либеральные противники экспансии, оказался несостоятельным по многим причинам, но одна из них особенно бросалась в глаза американским наблюдателям: если для Германии события 1918 г. и последовавший за ними Версальский договор были поражением подлинно общенациональным, то этого никак нельзя сказать о России. Российские евроатлантисты, в начале 1990-х годов задававшие тон в правящей элите, во многом искренне воспринимали экспансию "победителей" в холодной войне как положительную тенденцию, отчасти как собственную победу. В частности, по словам адмирала в отставке Уильяма Одома (одного из немногих крупных военных чинов, по-настоящему одержимых идеей экспансии), весной 1996 г. авторитетные российские чиновники говорили ему, что расширение Альянса следует провести на следующий день после переизбрания Б.Н.Ельцина на второй президентский срок.
Вопреки мнению фаталистов, действия российской дипломатии оказывали достаточно ощутимое влияние на ход внешнеполитических дискуссий в США. Это в особенности проявилось в период заключения дейтонского соглашения по Боснии. Переговоры в Дейтоне были серьезным испытанием и для администрации Клинтона, и для сторонников расширения НАТО. Противники расширения справа и слева говорили о неспособности НАТО эффективно проводить миротворческие операции, о том, что подобное использование сил Альянса представляет собой постепенное расширение его изначальной оборонительной миссии и не является вполне легитимным ни с точки зрения буквы Североатлантического договора, ни с точки зрения международного сообщества.
Для клинтоновской администрации, уже избравшей курс на расширение НАТО в расчете на голоса избирателей восточноевропейского происхождения и одновременно стремившейся к расширению миссии НАТО, было принципиально важно продемонстрировать противникам экспансии, что руководство США может договориться с Россией, и что расширение миссии Альянса явочным порядком будет признано международным сообществом. Конечным результатом дипломатических усилий Тэлбота и Перри в русле политики engagement стало согласие России на участие в "силах стабилизации" (СФОР) в Боснии, по существу под натовским командованием. Окончательное согласие было дано президентом России во время встречи с Б.Клинтоном в Нью-Йорке в октябре 1995 г., а детали согласованы позднее Грачевым и Перри. Согласие России предоставить своих миротворцев под командование американского и натовского генерала подкрепило аргументы сторонников расширения НАТО, о том что недовольство России не является серьезным стратегическим фактором и не способно серьезно осложнить ее отношения с Западом. Между тем, опасения тех, кто усматривал в расширении НАТО угрозу договоренностям о контроле над вооружениями, не выдерживали испытания фактами, свидетельствовавшими о дальнейшей деградации российского оборонного потенциала в общем контексте экономических реформ. Переход российской оборонной стратегии к опоре на ядерное сдерживание и фактический отказ от деклараций брежневской эпохи о неприменении ядерного оружия первыми, по мнению ряда западных экспертов, был обусловлен отнюдь не расширением НАТО, а утратой преимуществ России в области обычных вооружений. Хотя российское министерство обороны с самого начала обставило переговоры по НАТО условиями, включавшими ревизию Договора об обычных вооруженных силах в Европе, эти требования были настолько минимальными, что клинтоновская администрация согласилась на них без сколь-нибудь значительных возражений (речь шла о том, чтобы устранить из подписанного в 1990 г. договора потерявшие смысл упоминания о "западной" и "восточной" группировках сил и пересчитать ограничения на фланговые размещения обычных вооружений для каждой из стран-участниц договора в отдельности). По имеющимся сведениям, Клинтон согласился с подобным пересмотром договора уже в мае 1995 г. в ходе московского саммита.1 Как отмечают американские эксперты, это решение было выгодно для Соединенных Штатов, поскольку давало им возможность в дальнейшем настаивать на том, чтобы все последующие переговоры по обычным вооружениям велись именно в рамках пересмотра ДОВСЕ, а не в рамках политически необходимого администрации соглашения между Россией и НАТО. Ратификация Госдумой Конвенции о химических вооружениях, совпавшая по времени с обсуждением списка будущих членов Альянса на его мадридском саммите, также использовалась сторонниками расширения как доказательство того, что натовские планы не меняют повестки дня российско-американских отношений.
