Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Онтологическое вопрошание относительно феномена права и его специфика: постановка проблемы 18
1.1. Экспликация понятия "онтология" 18
1.1.1. Обоснование необходимости предварительного уточнения понятия «онтология» 18
1.1.2. Эволюция содержания понятия «онтология» в историко-философском контексте 26
1.2. Предварительная экспликация понятия права 34
Глава 2. Эволюция теоретических представлений о праве и его природе 48
2.1. Представления о природе права в эпоху Античности и Средневековья 48
2.2. Представления о праве и его источнике в эпоху Нового времени 67
2.3. Представления о праве и его природе в рамках Немецкой классической философии (на примере философии И. Канта и Г.В.Ф.Гегеля) 100
Глава 3. Границы проблемного поля онтологии права и уровень онтологической проблематики 120
3.1. Экспозиция границ проблемного поля онтологии права (на материале трансформации теоретических представлений о праве и его природе) 120
3.2. Уровень и критерий демаркации онтологической проблематики 125
3.2.1. Право как социальный феномен 126
3.2.2. Феномен распознавания денотата понятия права в в условиях дивергенции смысловых значений как
критерий демаркации онтологической проблематики 136
Заключение 142
Список литературы 145
- Обоснование необходимости предварительного уточнения понятия «онтология»
- Эволюция содержания понятия «онтология» в историко-философском контексте
- Представления о природе права в эпоху Античности и Средневековья
- Экспозиция границ проблемного поля онтологии права (на материале трансформации теоретических представлений о праве и его природе)
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Не вызывает сомнения, что феномен права занимает одно из доминирующих мест в структуре социальной архитектоники. Именно праву мы во многом обязаны наличием цивилизованной формы современной общественной жизни и культуры, конституирующим началом которых он, собственно, и является. В настоящее время, время перехода к постиндустриальной цивилизации, роль и значение права постоянно и неуклонно возрастают.
Актуальность проведения экспозиции проблемного поля онтологии права не сводима к её одномерной интерпретации и имеет, по меньшей мере, два измерения - теоретическое и практическое. Что касается актуальности данной экспозиции в теоретическом измерении, то для её обозначения достаточно охарактеризовать сам момент необходимости проведения экспозиции проблемного поля онтологии права как фрагмент более общей проблемы философии и теории права, формирующийся вокруг вопроса об источнике права или его природе, и сослаться на сложившуюся ситуацию в сфере философско-правовой мысли вокруг данного вопроса. Драматизм сложившейся ситуации заключается в том, что даже для современного среза развития философско-правовой теории свойственно отсутствие окончательного ответа на вопросы о сущности и природе феномена права. И сейчас продолжают оставаться справедливыми и актуальными слова И.Канта о том, что «юристы и до сих пор ищут дефиницию для своего понятия права» [59; с. 432 ].
Все попытки отыскания ответов на подобные вопросы не только не приводят к окончательной и устойчивой теоретической платформе, но, напротив, втягиваются в воронку процесса поляризации и расхождения различных парадигм правопонимания. Подобное положение дел не может не провоцировать дальнейшего разъедания единой ткани философско-теоретического исследования феномена права, что в последствии чревато замещением целостной картины поля правовых явлений на достаточно ущербное фрагментарное их видение.
Одной из основных причин дивергенции правовых теорий, создающих предпосылку фрагментарного видения правовой реальности, является недостаточное уделение внимания непосредственно онтологической проблематики в сфере права. «Онтологическая проблематика, - как справедливо отмечает С.Ф.Самойлов, - фокусированная на исследовании наиболее общих характеристик бытия, по праву считается фундаментальным организующим центром [курсив А.К.] философского знания. От исходной онтологической посылки и аргументационной базы ее доказательства зависит имплицитно и эксплицитно понятийная архитектоника философских учений [то же самое справедливо по отношению к философии и теории права - А.К.], их место в пространстве фило-софско-мировоззренческого континуума» [119; с.З]. Необходимо подчеркнуть, что негативный характер формирования фрагментарной картины правовых явлений и правовой жизни выходит далеко за границы теории, и активно дает о себе знать уже на уровне правовой практики. Причиной тому, как указывают И.В.Михайловский и Г.Г.Бернацкий, лишь «опираясь на выводы онтологии права, юриспруденция получает необходимые критерии для оценки общественных идеалов, для различения идеалов и утопий» [26; с.244-245].
В условиях отсутствия такого теоретического фундамента, область юридической практики может содержать различные сбои и деформационные преломления, носящие явно негативный, а, зачастую, и весьма трагический характер, которые могут очень дорого стоить. Так, по мнению крупного исследователя в области философии права Э.Ю. Соловьева, мы уже имели возможность видеть последствия такой деформации - это сталинизм, время, когда слово «личность» было осуждаемо [129; с. 164]. В этой связи он пишет: «Правовой нигилизм выражал себя не только в теоретических рассуждениях. Он существенно деформировал язык... Само слово «личность» (важнейшее в юридическом лексиконе) приобрело оттенок классово чуждого термина. В бытовой речи оно нередко использовалось в качестве осудительно-иронического ярлыка... И наоборот, слово «масса» приобрело аффирмативную значимость» [Там же; с. 164-
165]. Наличие подобных фактов в сфере социальной жизни говорит в пользу практического, наряду с теоретическим, измерения актуальности темы нашего исследования.
Одной из основных причин подобного состояния правовой теории, и, как следствие этого, и социальной активности непосредственно самого феномена права, является недостаточная методологическая последовательность в организации теоретического разыскания источника права и экспликации его природы. Здесь-то, собственно, и обозначается в полный рост необходимость в проведении экспозиции проблемного поля онтологии права, которая выступает в качестве необходимого предварительного условия организации онтологического поиска. Без детального уяснения сути и специфики онтолого-правовых проблем сам поиск ответа оказывается некорректным в силу своей методологической преждевременности. Таким образом, данное исследование призвано собой восполнить существующий теоретический пробел и обеспечить создание условий для корректного построения онтологического изыскания в области права.
В настоящее время, время, когда создаются новые экономические, политические, социальные и культурные отношения, в "эпоху великого духовного разоблачения и пересмотра» [55; с. 151] интерес к изучению природы права не только не уменьшается, а, напротив, приобретает все большую актуальность. И это вполне закономерно, поскольку в любую эпоху глобальных социальных перемен старые правовые устои рушатся, утрачивая свою значимость и адекватность относительно реальной жизни, новые же только еще предстоит вырабатывать. Поскольку социальная устойчивость последних напрямую зависит от их соотнесенности с онтологическими основаниями феномена права, то в условиях современных перемен предлагаемая диссертационная работа будет актуальна и полезна, поскольку, во-первых, выявляет структуру проблемного поля онтологии права, во-вторых, способствует формированию условий для организации поиска источника права, что, в свою очередь, открывает возможность реализации построения правового государства и формированию диалога куль-
Пока же правовая практика не лишена своих недостатков и продолжает оставаться далека от идеала. Так, в одном из современных учебников по философии права констатируется: «Для реально складывающейся ситуации характерны такие типично феодальные явления, как отсутствие в стране единого правового пространства, общего правопорядка и единой законности, девальвация роли закона, бездействие общих правовых принципов и норм, конкуренция источников права, разнобой и противоречие между различными нормативными актами, раздробленность, мозаичность и хаотичность правовой регуляции...» [90; с.394].
Степень научной разработанности проблемы. Вопрос о природе права не является новым и имеет богатую историю своего развития, в силу чего фило-софско-теоретическая литература, в той или иной степени затрагивающая проблему природы права, а также отдельные теоретические и методологические моменты данной проблемы чрезвычайно богата и многообразна. Несмотря на большое разнообразие имеющейся релевантной к данной проблеме литературы, она может быть разделена на два обширных блока, внутри которых можно также выделять массу различных течений и направлений. Критерием изначальной демаркации литературы по блокам является генезис теоретического интереса к природе права. Так, с одной стороны, интерес к праву и, следовательно, к его природе выявлялся в рамках общефилософского контекста. То есть, это интерес к праву и его природе, возникающий в процессе объяснения мироустройства, где право фигурирует в качестве одного из элементов этого самого мироустройства. Условно этот вид интереса к природе права можно обозначить как «внешний». С другой стороны, имеется большое количество случаев появления теоретического интереса к природе права непосредственно в рамках собственно правовых научных изысканий, в результате обнаружения проблем, решение которых, в свою очередь, неизбежно предполагает предварительный ответ на во- прос об источнике права. Такой вид научного интереса к источнику права условно может быть охарактеризован как «внутренний».
Относительно «внешнего» интереса к природе права, можно сказать, что попытки и следы осмысления природы права и сопряженного с ним понятия справедливости прослеживаются уже в самый ранний этап развития общества, и зафиксированы в поэмах Гомера и Гесиода. На этом настаивают многие исследователи их творчества, такие как, например, известный российский юрист П.Г.Редкин [116; с.395], немецкий историк-эллинист В.Ягер [167; с.193], а также Э.Кассирер [162; с.13] и В.Н.Ярхо [160]. С точки зрения вышеперечисленных исследователей и Гомер, и Гесиод мыслят природу справедливости и права как явление божественного порядка. В дальнейшем, в процессе развития философской мысли постоянно наблюдается непрекращающееся вопрошание об источнике права, которое могло осуществляться как в прямой, так и в косвенной форме. Идеи о том или ином происхождении права можно наблюдать от досо-кратиков, начиная с Фалеса, а затем, практически, у всех ключевых фигур, так или иначе проявивших себя на философском поприще. В числе наиболее значимых можно назвать, например, Гераклита, Демокрита, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, Сенеку, Цицерона, Фому Аквинского, Ф.Бекона, Б.Спинозу, Пуффендорфа, Вольфа, Дж.Локка, Томазия, Лейбница, Ш.Монтескье, Ж.-Ж.Руссо, И.Канта, Гегеля, К.Маркса и др. Несмотря на то, что момент генезиса интереса к праву и его природе у вышеназванных классиков философии имеет одноименные мотивы, содержательно их взгляды по данной проблеме выглядят настолько пестро, что на их фоне контрастно выделяется целый спектр различных направлений в теории права: от естественной до позитивной парадигмы.
Что касается литературы второго блока, то и она представляет собой множество различных направлений, которые своими предпочтениями относительно природы права копируют направления первого блока, основными и центральными среди которых также являются концепции «естественного» и «пози- тивного» права, вокруг которых формируются различные подвиды и модификации. Весомый вклад в создание и формирование естественно-правовой парадигмы и концепции правопонимания сделали такие мыслители и теоретики права как Г.А.Шварц-Либерман фон Валендорф, Карл-Людвиг фон Галлер, Г.Гроций [45], Г.Гуго, И.Кант [57-62], Г.Луф [170], Ш.Монтескье [83], А.Оллеро, С.Пуфендорф, Г.Пухта [176], А.Фердросс, Г.Хенкель [165]. Сюда можно отнести и представителей неокантианской традиции философии права: К.Кюль, Й.Лоб, Г.Радбрух, Р.Штамлер, О.Хёффе, Э.Цахер и др. [см. 147; с.61-70]. Атак же представителей, так называемого, возрожденного «естественного» права: А.Ауэр, Э.Вольф, Ж.Дабен, Х.Домбис, В.Зауэр, Г.Коинг, В.Майхофер [171-173], Й.Месснер, Г.Райнер [177], и мн. др. Число сторонников естественного права огромно, поскольку «идея естественного права возникает практически одновременно с первыми философскими размышлениями о праве» [26; с.244].
В их среде будет неоднократно прямо или косвенно звучать призыв к необходимости уяснения природы права, а также различного рода аргументация этой необходимости. Так, например, профессор юридического факультета Венского университета Г.Луф в числе основных проблем философии права, таких как определение понятия и сущности права, соотношение права и морали, критерия справедливости обозначит и проблему определения источников права. «...Право не может иметь любое произвольное содержание; оно [необходимо -А.К.] связано определенными высшими нравственными основоположениями... » [170; s.14].
Не менее интересными выглядят теоретические мотивы относительно природы права в философии немецкого профессора Р.Циппелиуса. Рассматривая право как «многослойное образование», он критикует и пытается опровергнуть представления о праве как о «системе нормативного смыслового содержания» [180; s.l], поскольку подобные «упрощенные представления" [Там же] и интерпретация права неизбежно сопряжены с крайностями в теоретическом от- ражений его природы. В рамках такой интерпретации право выглядит либо как порожденное экономическими отношениями, либо как порождение самой человеческой природы, либо как нечто производное от народного духа. Противопоставив таким представлениям о праве свой метод «тентативного, экспериментирующего мышления» [Там же; s.2], - «метод пробующего мышления» или «метод проб и ошибок», который по сути представляет собой «рассуждение (осмысление) от казуса к казусу» Р.Циппелиус приходит к убеждению, согласно которому «право - это поддерживающий общность регулятив развертывания свободы» [Там же; s.2].
Более выраженное звучание онтологических мотивов просматривается в философии Р.Штаммлера. Провозглашая приоритет права над социальными явлениями, немецкий юрист очень жестко обозначит одностороннее доминирование права над социальной реальностью. «Понятие права... совершенно независимо от того или иного социального приложения его в сфере конкретного опыта» [157; с. 12]. «Частные наблюдения над правом зависят от общих понятий права, а не наоборот» [Там же; с. 12]. Выступая против марксистских идей, согласно которым экономическим отношениям отводится первостепенное определяющее значение по отношению к феномену права, обладающему надстроечным (второстепенным) характером, Р. Штаммлер доказывал, что именно право конституирует собой социальную реальность, а не на оборот. «Право может быть признано, - настаивал он, - окончательной инстанцией, несущей ответственность за социальное хозяйство, потому что оно образует в качестве регулирующей формы социальной жизни обусловливающую основу всех возможных социальных явлений» [Там же; с.281]. Таким образом, штаммлеровское «правильное право» противостоит теоретической платформе позитивистской парадигмы правопонимания.
Ближе всех к нашему видению проблематики находится позиция Г.Хенкеля. Так, рассматривая философию права как основу всей юридической науки, он обозначит основную ее задачу: «Задача философии права, - пишет он,
11 - это всеобщее рассмотрение права, обоснование его содержания, с тем, чтобы...» Для чего же необходимо это всеобщее рассмотрение права? «... с тем, чтобы на такой основе определить, что связывает между собой все отдельные феномены права» [165; s.51]. Как видим, исследователь вплотную подходит к проблеме рекогниции различных инвариантов права, обозначает ее как основную проблему философии права, но не только не решает ее, но и не намечает путей ее решения, а также не пытается использовать данное явление применительно к решению онтологической проблематики.
Не менее малочисленны сторонники и разработчики платформы позитивного права, в числе основных и наиболее ярких из которых можно назвать такие имена как Л.Дюги [52], Г.Кельзен [168], Г.Ф.Шершеневич [151, 152] а так же сторонники крайней позиции, так называемого, приказного «правопонима-ния»: Н.Г.Александров [2-9], М.А.Аржанов [21,133], А.Я.Вышинский [34-37], С.А.Голунский [43], А.И.Денисов [48, 49], О.С.Иоффе [56], Д.А.Керимов [64], П.Е.Недбайло [64, 85], И.С.Самощенко [64], М.С.Строгович [43], М.Д.Шаргородский [56], А.Ф.Шебанов [149], Л.С.Явич [64,159].
В противовес «узконормативному» определению права Вышинским и его последователями было предложено понимание права либо как единства правовой нормы и правоотношения (С.Ф.Кечекьян [66,67], А.А.Пионтковский [106-109]), либо как единства правовой нормы, правоотношения и правосознания (Я.Ф.Миколенко [81], А.К.Стальгевич) и многие другие, например, В.В.Лапаева [72], Л.С.Мамут [79].
Начиная с 60-х годов в среде отечественной философско-теоретической правовой мысли происходит постепенное утрачивание «узконормативным подходом» своей прежней превалирующей позиции, пик которой приходится на 70-80 годы. Результаты и итоги этого процесса были зафиксированы и отражены на проведенном в 1979 году журналом «Советское государство и право» заседании «круглого стола» по теме «О понимании советского права» [102, 103], где многочисленная группа крупных ученых, в числе которых были
А.А.Гатинян, В.Г.Графский, В.Д.Зорькин, Р.З.Лившиц, В.К.Мамутов, В.С.Нерсесянц, В.М.Сырых, В.А.Туманов, Г.Т.Чернобель подвергает критике и показывает несостоятельность «нормативного» понимания права и обосновывает новую принципиально иную трактовку права [см.: 102, 103].
Основной недостаток нормативизма будет видеться в следующем: «Демонстрируя «строгое» «научное» отношение к правовым явлениям, ограничивая себя «анализом фактов», правовой позитивизм тем самым отказывается исследовать сущность права... объявляя этот вопрос бесполезным и бессмысленным для самой правовой науки» [53; с.34]. «Распад социалистической системы, кризис тоталитарной идеологии и марксистского учения о государстве и праве, - отмечает Н.Е.Смелова, - поставил [вновь - А.К.] в центр внимания проблему естественного права» [120; с.90]. Новое пробуждение теоретического интереса к проблеме природы правовой мысли характерно тем, что « ученые все чаще обращаются к трудам русских философов и правоведов, которые вне пределов марксистской философии основательно разрабатывали эту проблему: Новгородцева, Чичерина, Петражиц-кого, Кистяковского, Ильина и т.д.» [Там же]. В свою очередь «это обращение к немарксистской русской литературе по вопросам естественного права, правового государства, не могло не найти отражения в современной литературе...» [Там же].
Таким образом, не находится в стороне относительно вопроса о природе права, имея не малые заслуги, и отечественная философская традиция от ее классиков до современных мыслителей. Здесь будет уместным назвать такие имена как А.А.Алексеев, С.С.Алексеев [10-18], Айтен Лахути Алиева кызы, М.А.Бакунин, Г.Г.Бернацкий [26], Е.А.Воротилин [33], Ю.А.Дмитриев, В.П.Желтова [53], В.Д.Зорькин [54], И.Ф.Казьмин, Д.А.Керимов [64], Б.А.Кистяковский [68, 69], А.И.Коваленко, С.А.Комаров, Н.М.Коркунов, П.А.Кропоткин, Э.В.Кузнецов, В.В.Лазарев, И.В.Михайловский, В.С.Нерсесянц [86-90], В.М.Нечаев [91-94], П.И.Новгородцев [95-99], Ю.Е.Пермяков [105],
Э.А.Поздняков, Г.С.Прокофьев [115], П.Г. Редкин[116], О.С.Соина [122,123], В.С.Соловьев [124-126], Э.Ю.Соловьев [127-129], А.А. Старченко, Р.И.Таллер [132], Е.В.Тимошина [134], Ю.В.Тихонравов, кн. Е.Н. Трубецкой [136], И.Е.Фарбер [140], Р.О.Халфина [143], И.Л.Честнов [145,146], Б.Н.Чичерин [148], Г.Ф.Шершеневич [151,152] и др.
В последнее время появляется немало исследовательских работ активизирующих интерес к вопросу о природе права. Наиболее интересными в их числе являются работы С.И.Карпушкина [63], А.И.Овчинникова [101], И.Г.Пендиковой [104], Н.Е.Смеловой [120], А.В.Сумбаева [131] и др.
И теми и другими исследователями проделана огромная аналитическая работа по отысканию источника права, грамотно поставлено и решено большое количество теоретических и практических вопросов. Однако до настоящего времени не только нет окончательного ответа на вопрос об источнике права, но и продолжают оставаться нерешенными многие производные от проблемы природы права вопросы. Здесь уместно будет вспомнить слова известного философа права Рудольфа фон Йеринга, который характеризовал состояние научного познания права следующим образом: «Мы нисколько не преувеличим, если скажем, что у большинства юристов полностью отсутствует подлинное понимание их метода и что наша наука знает все другие науки лучше, чем законы самой себя» [166; с.310]. Другой, не менее известный теоретик права Е.Эрлих утверждал что, «юриспруденция не знает научной концепции права».
Общим слабым местом проведенных в данной области исследований является существование во многих случаях изначальных предустановок, что блокирует возможность осмысления проблемного поля онтологии права в полном его объеме и обрекает исследование на «узкий» взгляд на проблему.
Кроме того, имеющиеся специальные исследования природы права проводились вне условий изначального уяснения специфики онтологической проблематики права и выявления всего диапазона и структуры проблемного поля онтологии права. Это обстоятельство невольно служило подмене онтологиче- ской проблематики права на псевдоонтологическую, поскольку все они проводились в условиях отсутствия четкого критерия демаркации онтологической от псевдоонтологической организации поиска источника права.
Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является экспозиция проблемного поля онтологии права, являющейся неотъемлемым предварительным условием методологически корректного построения поиска природы права, а так же тематизация самой онтологической проблематики в области права. Реализация поставленной цели предполагает постановку и решение следующих основных исследовательских задач:
Выявить необходимые исходные предпосылки и условия для установления специфики онтологической постановки вопроса относительно феномена права;
Определить сам материал анализа, пригодный для осуществления экспозиции проблемного поля онтологии права, а так же его достаточный объем;
Выявить критерий демаркации онтологического поиска источника права от псевдоонтологического;
На основании найденного критерия демаркации онтологического проблемного уровня произвести экспозицию проблемного поля онтологии права;
Создать условия для проведения дальнейших онтологических исследований в сфере права и наметить новый проблемный горизонт у данной проблематики.
Методологические и теоретические основания исследования. Решение обозначенных выше задач оказывается невозможным без корректного и адекватного определения методологических оснований данного исследования. Необходимость особой акцентации внимания на моментах методологического плана со свойственными им проблемами обусловлена как общими особенностями использования методов исследования, так и собственно спецификой предмета изучения, в роли которого в данном исследовании выступает конгломерат представлений об источнике феномена права. Не случайно в различных исследованиях права неоднократно указывается на необходимость комплексной разработки и изучения методологических аспектов исследований. Так известный югославский теоретик права Р.Д.Лукич в этой связи пишет: «В методологии одним из наиболее важных и сложных является вопрос о соотношении между предметом и методом, применяемым для исследования данного предмета» [78; с.36]. Сложность вопроса о соотношении предмета и метода уже на поверхностном уровне рассмотрения объясняется тем, что «относительно методов познания существует общепринятое и адекватное [курсив А.К.] утверждение, что предмет определяет метод, ... [в месте с тем - А.К.] столь же правильным является и противоположное утверждение, что метод определяет предмет» [Там же; с.36]. Взаимосвязь предмета и метода приводит к тому, что они «испытывают взаимное воздействие, в ходе которого происходит до некоторой степени их взаимопроникновение» [Там же; с.37]. Тесная взаимосвязь и взаимопроникновение предмета и метода не исключают возможности существования крайних позиций. «С одной стороны, представляется даже, что существует только предмет, определяющее воздействие которого на метод настолько сильно, что последний абсолютно поглощается [то есть подчиняется - А.К.] им. Метод выглядит лишь как отражение предмета в сознании того, кто его применяет... С другой стороны, кажется, что предмет - это своего рода творение самого метода, его «отражение». Так, при изучении права как общественного явления возникает представление, будто метод изучения лишь составная часть предмета, поскольку он полностью определяется им» [Там же; с.37]. Это проблема усугубляется еще и тем, что если «предмет - это объективно данный феномен, метод -субъективные действия человека по отношению к предмету» [Там же; с.36], то вопрос о соотношении предмета и метода затрагивает проблему о соотношении объективного и субъективного, а если точнее, то о корректности отображения субъективным объективного. Таким образом, чтобы исследование не страдало неоправданным субъективизмом, необходимо, во-первых, преодолеть узость субъективного взгляда на изучаемую проблему, во-вторых, начать построение
16 вектора поиска на основе объективной теоретической платформы, то есть теоретической платформы преодолевающей субъективное видение изучаемой проблемы.
С целью преодоления означенных трудностей, методологическим основанием исследования является уточнение исходных понятий, организующих вектор исследования, что служит преодолению субъективизма в рамках проводимой работы. В этих же целях осуществляется так же системное рассмотрение эволюции теоретических представлений о природе права. Такого рода рассмотрение, в свою очередь, открывает доступ ко всему диапазону проблемного поля онтологии права и его общей предварительной структуре. Будучи рассмотренными через призму найденного критерия демаркации, диапазон проблемного поля и его общая структура позволяют осуществить искомую экспозицию проблемного поля онтологии права.
Теоретической базой работы являются труды классиков мировой философии, а так же исследования отечественных и западных философов и теоретиков права.
Научная новизна исследования определяется онтологической ориентацией исследования в сфере права, которая проводится на основе отбора объективного материала, в качестве которого выступает эволюция правопонимания и трансформация семантических значений категории права. Претендует на новизну постановка вопроса о критерии демаркации онтологической проблематики от псевдоонтологической в сфере права.
Кроме того, в работе впервые: определяются диапазоны и структура проблемного поля онтологии права; осуществляется постановка в качестве исходного материала анализа найденных диапазонов проблемного поля; используется явление распознавания денотата понятия права (то есть того, на что оно указывает) в условиях дивергенции семантических полей в каче- стве критерия демаркации онтологической от псевдоонтологической проблематики; - через призму критерия демаркации выявляется иерархия «проблемных диапазонов» онтологии права и производится экспозиция её проблемного поля.
Практическая и теоретическая значимость исследования. Представленная работа и полученные в исследовании выводы могут быть использованы в качестве методологической основы и материала дальнейшей научной работы в области онтологии, философии и теории права. Кроме того, имеющиеся научные наработки могут найти свое применение в сфере юридической и политической практики. Особо ценными они могут стать в рамках теории конфликтов, начиная с межличностных до межэтнических и политических.
Помимо этого, содержание работы может быть применено при разработке лекционного материала по философии и теории права, при подготовке спецкурсов, освещающих различные проблемы онтологии права, а так же иные теоретические проблемы, решение которых тесно связано с состоянием разработанности проблематики природы права.
Апробация работы. Основные положения и идеи диссертации были изложены в материалах к ежегодным региональным научно-техническим конференциям Самарской государственной архитектурно-строительной академии (2000-2002 гг.), научно- практической конференции «Формирование институционально-правовой среды современной России»( г. Волгоград, май 2002 г.), а также на XX Международной сессии по правам человека, проходившей в городе Москве с 10 по 16 декабря 2000 года.
Структура диссертации подчинена целям и задачам исследования. Работа состоит из введения, трех глав основной части, заключения и списка использованной литературы. Общий объем диссертации составляет 157 страницы. Список использованной литературы включает 180 наименований.
Обоснование необходимости предварительного уточнения понятия «онтология»
Осознание необходимости уточнения понятий, оттачивания дефиниций и бережное отношение к категориальному аппарату является характерным для сферы научной мысли в целом. «Во всех научных дискуссиях первым условием для достижения недвусмысленного умозаключения является хорошее знание значения употребляемых терминов. Точное определение терминов поэтому представляет первую предпосылку всякого научного исследования» [50; с.П]. Так же, является общеизвестным факт, что «проблема категорий... актуализируется в переломные моменты исторического развития» [153; с.91].
Подобные мотивы осознания необходимости уточнения понятий и категорий, характерные для научного мышления в целом, особо часто встречаются в среде философской мысли (и еще чаще в среде философско-правовой мысли, вследствие особой специфики феномена права в качестве предмета осмысления, о чем будет сказано позднее в разделе посвященном уточнению понятия права). «В решении стоящих перед юридической наукой задач... определенную роль призвана сыграть разработка основных понятий» [64; с. 17]. Необходимость этой методологической потребности объясняется спецификой самого философского мышления, так как, будучи инициированным вокруг какого-либо предмета осмысления, оно рано или поздно обращается к самому себе, создавая тем самым себя предметом изучения. В этих условиях различные неудачи в области исследования не могут восприниматься иначе как продукт самого познающего сознания. Следовательно, философское мышление оказывается лишенным возможности переложить ответственность и вину за неудачи в области познания на нечто «внешнее».
Так, чувствуя за собой ответственность за неудачу, философское мышление не может не задаться вопросом о возможных причинах своих поражений. Оно обнаруживает, что наряду с такими «хроническими» причинами как ограниченность антропологического мышления в целом и присущий ему магнетизм к субъективизму, о чем говорил еще Платон в своем мифе о пещере, существуют причины против которых возможно противоядие. В качестве таких причин выступает некорректное обращение с тем «инструментарием», посредством которого и производятся попытки познания. В роли последнего выступает не что иное, как категориальный аппарат, неумелое обращение с которым чревато возможным обесцениванием получаемых результатов. Здесь будет уместным вспомнить Ф.Бекона и его предупреждения по поводу «идолов рынка».
Дело в том, что понятия принадлежащие философскому, а тем более, философско-правовому категориальному аппарату способны вмещать в рамках своих семантических полей настолько различные значения, которые нередко приобретают взаимоисключающий характер. Максимальная степень подвижности смысловой нагрузки философско-правовых категорий объясняется их спецификой. Так, Г.Кленнер определяет философию права, как область пересечения двух видов мышления, - юридического и философского [169; s.362]. На основании данного определения философии права нетрудно сделать вывод, что в тех условиях, когда и первого, и второго рода категории флексив-ны в своей смысловой нагрузке, то область их сопряжения чревата возможностью присутствия двойного «коэффициента скольжения». В истории как философской, так и философско-правовой теории, имеется огромное количество случаев иллюстрирующих собой это явление подвижности смысловой нагрузки интересующих нас категорий (однако на данном этапе нашего исследования мы детально на этом не останавливаемся, т.к. этому будет уделено внимание в ходе нашего исследования). Такая «подвижность» смысловых значений философских и правовых категорий, и невнимательное отношение к этому явлению способны свести на нет научную ценность получаемых в ходе исследования результатов. Как следствие этого имеется огромное количество случаев особой акцентации философского внимания на моментах уточнения тех или иных понятий и категорий. Так, например, А.И. Введенский в своей работе «Спор о свободе воли перед судом критической философии» предостерегает: «С выражением «свобода воли» надо обращаться крайне осмотрительно, потому что оно срособно принимать самые разнообразные значения и при малейшей небрежности может безнадежным образом запутать все нашы рассуждения» [32; с.43]. Другим примером, иллюстрирующим собой тот же самый методологический момент, может служить выдержка из работы В.Э.Вальденберга «О задачах философии права», в которой он пишет: «Под именем философии права разумеется некоторого рода знание, имеющее отношение к праву. Но как только заходит речь о том, чем должно определяться ее содержание, так тот час же оказывается великое разнообразие мнений. Это происходит от того, что большинство философов и юристов, стремясь к выяснению задач философии права, отправляются при этом не от какой-нибудь критически обоснованной классификации проблем, а от своего [курсив А.К.] понимания сущности права...» [31; с.917]. Так, например, «этизацня права... вносит определенную путаницу в философскую теорию, вводя в нее чуждый категориальный аппарат и создавая парадоксальное смешение естественного и позитивного права, законов духовного мира и законов социального бытия» [123; с.60]. Дж.Э.Мур, исследуя соотношение принципов эгоизма и универсального гедонизма в рамках этической теории, приходит к выводу, что проблема их соотношения является «глубочайшей проблемой этики», поскольку «эти принципы не могут быть истинны, и нет ни каких оснований для того, чтобы допускать их истинность; такое допущение возникает из-за путаницы понятий [курсив А.К.]». [84; с. 123]. Как видим некорректное обращение с понятийным инструментарием способно привести к «глубочайшей проблеме» теоретического рассмотрения этической проблематики.
Таким образом, обращение методологического дискурса к понятийному уровню не является нововведением и заслугой данного диссертационного исследования, однако, оно и не является простой данью давней традиции. Необходимость уточнения понятия «онтология» (а затем и понятия «права») является следствием внутренних запросов самой логики нашего поиска, т.е. продиктована изнутри имманентными исследованию проблемами методологического плана.
Так, если мы хотим произвести экспозицию какого-либо проблемного поля (в данном случае - онтологии права), прежде всего следует отдавать себе отчет в том, что любая проблема теоретического плана актуализируется не иначе как в условиях постановки вопроса. Следовательно, вне вопрошания сам контакт с проблемным полем, не говоря уже об экспозиции, оказывается невозможен. Таким образом, первым средством для организации нужного нам поиска будет создание корректного вопрошания. Здесь, заметим, «вопрошание» необходимо отличать от «вопроса». «Само понятие вопрошания, широко применяющееся в современном философском лексиконе, - как метко отмечает С.Ф.Самойлов, - является выражением понимания философии в качестве динамического, антидогматического [курсив А.К.] знания, в задачу которого входит указание возможностей дальнейшего развития познания сущего и самого познающего субъекта. Данная установка ориентирует мыслителя не на построение системы, претендующей на статус абсолютной истины, а на задавание новых вопросов и постановку новых проблем, позволяющих расширить сферу имеющихся в наличии знаний» [119; с.4]. Таким образом, под вопрошанием об онтологии права следует понимать некий процесс или континуум гармоничной системы вопросов, в рамках структуры которой и стала бы возможной экспозиция интересующего нас проблемного поля. Этому, вышеизложенному обстоятельству, данная глава собственно и обязана своим названием.
Эволюция содержания понятия «онтология» в историко-философском контексте
В самых общих чертах история понятия «онтология» выглядит следующим образом. Несмотря на то что термин «онтология» был введен в теоретический оборот только в 1613 г. Р.Гоклениусом, уже в античной философии конструировались различные варианты онтологии как учения о бытии как таковом, которое связано с различением подлинного бытия и неподлинного сущего. Элеаты, противопоставляя обманчивую видимость чувственного мира истинному бытию, построили онтологию как учение о вечном, неизменном, едином, чистом бытии.
Платон, противопоставив идеальное бытие и становление, построил онтологию идей, которая представляет собой иерархию умопостигаемых сущностей, на вершине которой находится идея Блага, затем идеальные образы, отражающиеся в многообразии текущего чувственного мира. Так, в своем диалоге «Государство» задавшись вопросом о «достаточном и совершенном постижении бытия» он приходит к выводу, что условием такого постижения бытия является «идея всего сущего» [110; с.265]. Эта «идея, нерожденная и негибну-щая, ничего не воспринимающая в себя откуда бы то ни было и сама ни во что не входящая, незримая и никак иначе не ощущаемая, но отданная на попечение мысли» [113; с.455].
Аристотель, согласно которому общее не существует отдельно от единичных вещей, строит онтологию эмпиризма, укореняя теорию бытия в непосредственном чувственном опыте и требуя соответствия теории обыденному опыту, дающему описание физической реальности. Это соответствие, согласно Аристотелю, достигается благодаря специфическим методологическим процедурам индукции.
В средневековой философии онтология тесным образом связана с теологией. В связи с эволюцией последней претерпели трансформацию и онтологические представления. Так в ранний период развития средневековой мысли, в той ее части, где господствовали манихейские представления, онтологические взгляды имели следующий вид. «Фундаментальный гностический принцип дуализма [курсив - А.К.]двух начал - Света и Тьмы, гармонии и хаоса, был положен в основу манихейской доктрины. С поглощением Тьмой элементов Света между ними происходит конфликт, в результате которого возникает наш мир, а в нем - человек, воплощенный символ смешения добра и зла» [41; с.8]. Далее, с преодолением манихейских представлений абсолютное бытие отождествляется с Богом, иерархия «чистых» сущностей - с иерархией ангелов, а «тварное» бытие отождествляется с физической природой, которая является символом божественной благодати. Как видим, здесь существенным шагом в развитии онтологических представлений является замещение дуалистического начала мира на монистическое. В схоластике проводится различение субстанциального и акцидентального, актуального и потенциального, необходимого, возможного и случайного уровней бытия. Именно в этот период активизируется дивергенция онтологических позиций, находящая свое выражение в спорах между номиналистами, реалистами и концептуалистами, которые затрагивали прежде всего вопрос об онтологическом статусе универсалий.
Уже в рамках поздней схоластики делается поворот от «концептуальной» онтологии или метафизики бытия к «региональным» онтологиям, которые ставили вопрос о бытии объектов того или иного рода, например, универсалий, чисел, геометрических тел, свободы води и т.д. Новый поворот от мононачала мира к плюралистической онтологии был осуществлен сторонниками платформы средневекового номинализма, среди которых одной из наиболее ярких фигур является Росцелин. «Объективной реальностью, по мнению Росцелина, обладают лишь индивидуальности, единичные вещи. Существуют отдельные люди, а человеческий род есть лишь общее имя, слово - не более... Существуют лишь конкретные вещи, обладающие данными свойствами, но не эти свойства как самостоятельные сущности. Нет «черного», кроме как в языке, а есть «черная вещь». Есть «мудрая душа», но не «мудрость» как таковая» [135; с.34].
Детальная разработка региональной онтологии становится центральной в философии Нового времени, которая обсуждает прежде всего проблему онтологического статуса объектов научного знания, сконструированных как в мысленном, так и в физическом эксперименте. Развивающийся онтологический плюрализм проявляется через образ дерева: «Подобно тому как плоды собирают не с корней и не со ствола дерева, а только с концов его ветвей так и особая полезность философии зависит от... ее частей...» [46; с.309]. Однако, развитие онтологии в ее «региональном» понимании в эпоху Нового времени окажется чреватым утратой автономного статуса у онтологии. Будучи имплицирована гносеологией и представляя собой анализ тех онтологических схем и моделей овальности, котопые присущи пазличньтм частным наукам, онтология станет гетерономной или соподчиненной по отношению к гносеологии. Так возможность экспериментов двоякого рода - эмпирического и рационального, создаст предпосылки для формирования двух различных видов региональной онтологии. С одной стороны, это онтология выстраиваемая на основе эмпирического, с другой - на основе рационального. Ярчайшей фигурой представляющей эмпирический вариант онтологии является Ф.Бэкон. «Убедившись в том, - писал сторонник эмпиризма,- что разум человеческий сам себе создает затруднения и не пользуется трезво и здраво находящимися во власти человека истинными средствами помощи, вследствие чего возникает многообразное непонимание вещей... ибо первые понятия о вещах, которые ум легким и беспечным вкушением извлекает, вбирает в себя и накопляет, и от которых проистекают все остальные понятия, порочны и смутны... откуда следует, что все человеческое мышление, которым мы пользуемся для исследования природы, дурно составлено и уподобляется некой великолепной громаде без фундамента» [29; с.57]. Выход из сложившейся ситуации Ф.Бэкон видел в следующем: «Осталось только одно: заново обратиться к вещам [курсив А.К.]... и произвести Восстановление наук...» [Там же; с. 57].
Зависимость онтологии от гносеологии и методологии очень ярко выражена в философии Р. Декарта. В его концепции телесное выражается в явлениях, которые связаны с самосознанием Я как высшим критерием онтологической достоверности. Согласно Декарту, каждый элемент внешнего мира оказывается сконструированным не иначе как активностью самого сознания. «Но если метод, - пишет Р.Декарт, - правильно объясняет, каким образом следует пользоваться интуицией ума, чтобы не впасть в заблуждение, противное истине, и каким образом следует отыскивать дедуктивные выводы, чтобы прийти к познанию всех вещей, то, мне кажется, для того чтобы он [то есть ум - А.К] был совершенным, не нужно ни чего другого, поскольку невозможно приобрести никакого знания, кроме как посредством интуиции ума или дедукции, как уже было сказано раньше» [47; с.86].
Несмотря на гетерономный статус онтологии в Новое время, в этот период развиваются многообразные варианты онтологии, от натуралистической, усматривающей в «естественных телах» объект научного знания (Ф. Бэкон), до конструктивной, подчеркивающей, что объекты естествознания и математики не даны в чувственном опыте, а конструируются в мысленном эксперименте (Р. Декарт); от дискретной онтологии, вводящей «атомарные» объекты (Лейбниц), до континуалистской, подчеркивающей непрерывность бытия; от мони зо стической до плюралистической онтологии, предполагающей не единственность, а множественность объективно существующих сущностей.
Представления о природе права в эпоху Античности и Средневековья
В силу того, что феномену права всегда отводилась и продолжает отводиться немаловажная роль в контексте общественной жизни, он просто не мог не быть вне поля научного внимания, становясь предметом теоретического осмысления. Результатом такого внимания является наличие большого шлейфа теоретических представлений о феномене права, его роли, месте и природе. Эти имеющиеся теоретические представления являются ценнейшим материалом для данного исследования и для реализации стоящих перед ним задач. Поскольку разработка и постановка онтологического вопрошания отослала, или, иными словами, переадресовала, дискурс нашего поиска через область языка в сферу правопонимания, то, по сути, любые представления о праве, его месте, сути и источнике являются вполне релевантными, в качестве материала анализа, к решению задачи по экспозиции проблемного поля онтологии права.
Во-первых, уже на уровне систематизации и группирования имеющихся представлений о природе права или его источнике, у нас появляется возможность получить общую канву и предварительную конструкцию структуры проблемного поля формирующегося вокруг вопроса об источнике права. То есть, имеющийся теоретический материал дает возможность произвести экспозицию тех диапазонов, в рамках которых оказывается возможным появление инвариантов ответов об источниках права у теоретического осознания.
Во-вторых, ограничение рассмотрения теоретического отражения феномена права «статическим срезом», то есть без учета его динамики, является достаточно ущербным в методологическом плане. Эта методологическая ущербность имеет двухуровневый или двухсторонний характер. С одной стороны - это содержательная неполнота дискрипции представлений о феномене права, невольно обедняющая и искажающая исходный материал анализа и неизбежно ведущая к невозможности апелляции, как к материалу осмысления, к целой массе различной аргументации и теоретических обоснований того или иного представления о природе права. С другой стороны - нарушение принципа системности в рамках системно-структурного подхода [71; с. 170-171]. В то время, как справедливо отмечает А.И.Денисов, именно «системное изучение... теории государства и права открывает большие возможности для ее глубокого понимания» [49; с.52]. В исследовательской литературе можно обнаружить массу примеров говорящих в пользу системного и комплексного изучения феномена права. Так, например, Я.Ф.Миколенко отметит: «Творческое раскрытие сущности и правильное определение путей развития общенародного права невозможно без изучения всей правовой надстройки во взаимодействии с базисом, без комплексного изучения всех форм проявления права - норм права, правоотношений и правосознания - в их взаимной обусловленности» [81; с.47]. В.Б.Голофаст, говоря об основаниях и специфике исследований социальных явлений, к которым безусловно можно отнести и феномен права, отметит, что в подобных исследованиях следует опираться на философские представления о единстве, отслеживая принципы его связи [42; с.56].
Преимущество и необходимость системного подхода объясняются прежде всего исходя из того, что «системность объекта.., его целостность, механизмы, обеспечивающие эту целостность... требуют адекватных познавательных средств, которыми прежде всего оказывается системный подход...» [131; с.67]. Из вышесказанного отчетливо видно, что применительно к целям данного исследования рассмотрение эволюции представлений об источнике права является необходимым предварительным структурным элементом процесса экспозиции проблемного поля онтологии права, так как на фоне трансформации частных правовых моментов, которая является своего рода системой, должно обозначиться «константное ядро» сферы правовой мысли.
Обозначение исходного, в смысле начального, пункта развития представлений о праве и его природе является достаточно проблематичным, поскольку уже во времена описываемой Гомером Греции, относящейся к концу II тысячелетия до н.э. эллины свободно оперируют такими понятиями, как закон (номос), справедливость (дике), право (тиме, темис). Сам момент генезиса данных понятий остается вне поля исследовательской досягаемости (т.к. не имеется текстовых фиксаций момента становления данных категорий). Вместе с тем имеется достаточно четкая фиксация протоправовых норм первобытного этикета в ритуале. «Как и всякое социо-культурное явление этикет имеет свою историю. Его истоки можно обнаружить в ритуалах (приветствий, прощаний, гостеприимства...) родоплеменногго строя» [130; с.322]. Примечательным является то, что уже на данной фазе развития правовой мысли, одновременно с вербальной фиксацией правовых идей имеется и фиксация представлений о природе феномена права и сопряженной с ним справедливости.
Так, у Гомера, автора эпических поэм «Илиада» и «Одиссея», жившего предположительно в VIII в. до н.э., справедливость, выступающая в качестве объективного основания и критерия правового, по своей природе является божественной, то есть не берущей своих истоков ни в государстве или в государственной власти, ни в самом человеке. Причем, согласно Гомеру, лишь внутри контекста представлений о справедливости, носящей божественную природу, тот или иной поступок мог быть идентифицирован как сообразуемый или не сообразуемый с законом. Таким образом, божественная справедливость в правопонимании Гомера выполняет одновременно, по меньшей мере, две функции: с одной стороны она выполняет роль «фильтра» или критерия демаркации в плоскости «правовое - неправовое», с другой стороны она является своего рода лакмусовой бумажкой, с помощью которой возможна верификация содержания того или иного поступка на предмет наличия в нем правовых моментов и мотивов.
Поиск Гомером источника права в самом человеке попросту невозможен: в результате характерного для Гомера и его современников понимания самого человека. Как отмечают В.П.Сальников и В.В.Цмай: «Древняя Греция была пропитана идеями фатализма, мыслью о невозможности изменить человеческую судьбу» [118; с.82]. Так человек, с точки зрения Гомера, способен лишь осуществлять предначертанное судьбой и не является активным началом или творцом своей судьбы. Весомым аргументом в пользу объяснения невозможности поиска Гомером источника права и справедливости в самом человеке является тот факт, что у античного автора сам человек понимается как нечто пассивное внутри активного контекста, в качестве которого выступает сама судьба. В этой связи В.Н.Ярхо замечает: «Вопрос об ответственности гомеровского человека следует рассматривать... в плане его отношения к высшим силам, во власти корторых он находится. Известно, что в гомеровских поэмах жизнь человека, его успехи или неудачи, будущее целых племен и городов зависят от судьбы или богов, или той и других вместе» [160; с. 18]. Такое понимание человека Гомером особенно отчетливо просматривается в его произведениях через расплывчатое описание внутреннего мира человека, и отсутствие термина, обозначающего целостность его духовной жизни. Так, ярко описывая быстрые ноги и мускулистые руки, он не находит слов для характеристики внутреннего мира человека. Все поступки объясняются прямым вмешательством богов и их волей [см.: 160]. Это вытесняет поиск источника права в сферу, говоря философским языком, трансцендентного мира.
Представления о тесной связи и единых основах справедливости и закона, имеющих божественную природу, получают свое развитие в поэмах Ге-сиода, жившего в VII в. до н.э. Справедливость у Гесиода, как и у Гомера, имеет бож ественную природу, однако здесь к ней уже добавляется природная и мировая составляющая. «Такая правда и справедливость, - констатирует известный российский юрист П.Г. Редкий, - дочь неба, небесная, божественная, и дочь природной силы, мировая, природная, естественная, - отличается от права земного, положительного, так что здесь находим мы зародыши двух понятий, проходящих через всю историю греческой философии права: понятие о праве по природе или естеству (фесеи) и понятие о праве по человеческому положению им установленную (номо), или понятия о естественном и положительном праве» [116; с.395].
Экспозиция границ проблемного поля онтологии права (на материале трансформации теоретических представлений о праве и его природе)
Подводя итог рассмотрению эволюции теоретических представлений о праве и его природе можно сказать, что уже лишь в рамках Античности представления о природе права делают целый виток в своем развитии и успевают сформироваться основные диапазоны онтологическо-правовой проблематики. Так, у Гомера, Гесиода, «семи мудрецов» (Фалес), пифагорейцев и Гераклита природа права интерпретируется как божественная и, следовательно, объективная. Если позицию Гомера, где справедливость, имеющая божественную природу, выступает в качестве общественного основания и в качестве объективного основания и критерия правового, можно считать следствием пассивного характера. В понимании Гомером, сути человека. Где человек оказывается лишен автономии и творческого начала и является лишь способом и средством осуществления предначертанного судьбой. То такое объяснение причин провозглашения божественного начала права оказывается полностью несостоятельным применительно к следующим за Гомером представителям античной мысли начиная с Гесиода отчетливо прослеживается уверенная авторская позиция, которая попросту невозможна в условиях отрицания за личностью его автономии. Вместе с тем. признание за личностью определенной доли свободы вовсе не мешает Гесиоду продолжать тесную традицию связи права с божественной справедливостью, являющейся его основанием.
Не менее ценным и интересным для нашего исследования оказывается и теоретическое наследие «семи мудрецов». Поскольку данный фрагмент общего контекста теоретического наследия в целом прекрасно демонстрирует, что углубление рационально-теоретических представлений об объективной природе правовых норм, совсем не обязательно должно приводить к смещению теологической интерпретации начал права. Так, в дальнейшем и пифагорейцы и Гераклит будут придерживаться все той же божественно-объективной точки зрения по поводу происхождения права. Как уже говорилось, у пифагорейцев право будет иметь объективную и божественную природу, поскольку право -суть «надлежащая мера», которая в свою очередь есть числовая пропорция, которая божественна по своему происхождению. У Гераклита также право и полисные законы, которыми оно представлено, трактуются не иначе как отражение законов космического порядка.
Лишь у Демокрита впервые право, интерпретируется как искусственный результат небожественного развития человечества, а законы являются искусственными образованиями, которые не даются в готовом виде самой природой, но образованы людьми в ходе эволюции. Нами уже отмечалось, начиная с Демокрита, начинает формироваться проблематика «искусственного» и «естественного» в природе права. Таким образом, Демокрит является первым, кто вносит диссонанс в трактование источника права, в результате чего единая до сих пор картина теоретического видения источника права оказывается расколотой на два фрагмента или две точки зрения, порождая первую плоскость или, иными словами, диапазон онтологической проблематики феномена права. Теоретическая платформа Демокрита относительно природы права будет одобрена и воспринята софистами, особо учитывающими и ценящими творческий характер мышления отдельного индивида. У софистов государство, право и законы также являются не данностями природы, а мудрыми изобретениями людей.
Сократ и Платон, протестуя против позиции софистов, неизбежно ведущей к релятивизму, осуществляют возврат к интерпретации природы права как объективной. При этом они будут достаточно четко различать естественное право и полисные законы. Где различение права и законов будет осуществляться не с целью их противопоставления, а с целью раскрытия объективных корней полисных законов. На данном этапе развития философско-правовой мысли создаются предпосылки для следующего расхождения теоретических позиций, одной из которых будет позиция «естественного права», другой -позиция «позитивного права».
Создав предпосылки, не осуществляя собственно самого раскола, поскольку пока еще отсутствует момент противопоставления естественного права и «внешних» природе человека государственных законов, Сократ и Платон закладывают фундамент второго диапазона онтологической проблематики права, полюсами которого в дальнейшем станут точки зрения по поводу природы права «естественной» и «позитивной» концепций права с огромной массой своих сторонников. Т.е. либо право конституируется изнутри самой природы человека (или присущего ей божественного начала, либо право, как правовое поле, задается системой внешних законов и зиждется на принуждении со стороны чего-либо, будь то государство, отдельная личность или класс.
Возвращаясь к отслеживанию эволюции представлений о природе права, следует сказать, что Аристотель обращает внимание на изменчивый характер правовых норм. Но вместе с тем он выступает против сведения всей области права и праву условному, или, иными словами, праву волеустановленному. Хотя область правовых норм и изменчива. Будет отмечать Аристотель, однако, основные понятия о справедливости и праве изменчивы только в определенных границах. Пример Аристотеля дает нам лишний раз возможность убедиться в том, что при всей своей подвижности в зависимости от периода развития и внешних условий область права имеет некий постоянный, «упругий» стержень, вокруг которого только и возможны различные правовые трансформации.
Можно прийти к заключению, что, если мы ставим перед собой цель нахождения источника права, то для нас наиболее ценными, в качестве исходного материала анализа, будут являться те константные черты и положения права, которые мы охарактеризовали как стержень или атрибуты, нежели подвижные и преходящие моменты или модусы.
В плане формирования проблемного поля онтологии права, теория Аристотеля, с одной стороны, балансирует в рамках уже обозначенного софистами и Сократом с Платоном диапазона между объективным и субъективным в источнике права. С другой стороны, в силу того, что он фиксирует совпадение и единство естественного, политического и правового моментов, и отдает приоритет именно политической природе человека, Аристотель склоняется к объективному началу в его узком понимании. Если рассматривать отдельного человека как субъект, а государство как объективно существующий институт. А при более широком понимании объективного, в духе более ранних представителей античной мысли, как то, например, Гомер, Гесиод, пифагорейцы, Гераклит, а так же Платон, когда государство само может быть понято как некое отдельное субъективное начало в контексте объективного космического порядка, можно сказать, что Аристотель делает шаг в сторону субъективного, коим является государство.
Что касается основных представителей философии эпохи эллинизма, которыми можно назвать эпикурейцев и стоиков, то их теоретические платформы относительно природы права продолжают находиться в рамках уже ранее обозначенного проблемно-онтологического диапазона, в котором балансировал и Аристотель. Однако теперь вместо отыскания середины или, как мы говорим - балансировки, эпикурейцы и стоики занимают крайние позиции. Так, последователями Эпикура будет занята крайняя субъективная позиция. Провозглашая в качестве высших и истинных ценностей - свободу и удовольствие, право у них будет проинтерпретировано как общеполезный договор, представляющий собой результат сознательных усилий индивида. Более того, в рамках подобной трактовки источника права происходит инсинуация в последний утилитарно-эгоэстических начал, ставящих право в огромную, если не полную, зависимость от прагматизма и, следовательно, социально-экономической сферы общества в целом.
