Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Эстетическое и онтологическое познание
1.1. Генетические связи онтологии и эстетики 19
1.2. От "эстетики существования" к "ироническому теоретизированию" 26
1.3. Примитивный и рефлексивный эстезис 32
1.4. Основные задачи метафизического и эстетического познания 39
1.5. Место эстетического созерцания в философской онтологии
1.5.1. Эстетический смысл "вопрошания" 46
1.5.2. Принцип повтора в философской онтологии 57
1.6. Вкус и онтологический дискурс 61
1.7. Проблема гомологии эстетического и философского поля 67
1.8. Философская форма и принцип наслаждения 72
1.9. Фиктивно-миметическая основа философской онтологии 82
Глава 2. Критическая философия И. Канта :
система удовольствия/неудовольствия
2.1. Эстетика и философия в системе "эстетического схематизма" И.Канта 99
2.2. Принцип удовольствия как фундаментальный стимул познания и основа систематической целостности философии 105
2.3. Незаинтересованное эстетическое удовольствие и герменевтический интерес 118
2.4. Онтология возвышенного 127
2.4.1. Эстетическое понимание как основание познания 131
2.4.2. Онтологический смысл эстетического чувства 139
2.4.3. Эстетический смысл "рефлексивной манеры мышления" 149
2.5. "Эстетический материализм" vs "эстетический феноменализм" 157
Глава 3. Соотношение WITZ И COGITO в субъекте "иронической философии"
3.1. "Человек мыслящий" и "человек умный" в европейской философии 167
3.2. Иронический и метафизический горизонт: логика превращения 175
3.3. Судьба эстетического желания в свете идеи о "конце философской эстетики" 189
Глава 4. Эстетические основания спекулятивной философии
4.1. "Эстетическая философия": основные принципы и архитектоника 194
4.1.1. Кантовский эстетический исток спекулятивной онтологии .196
4.1.2. Интеллектуальная интуиция и способность воображения 204
4.1.3. Художественный формализм философии тождества 216
4.2. Эстетические резонансы спекулятивной семиологии 42.1. Спекулятивная семиология: общие принципы 226
4.2.2. Знак и символ 229
4.2.3. Функции знака в спекулятивной теории субъекта 233
4.2.4. Эстетика как защитный механизм мышления 239
4.3. Трагическое и спекулятивное 4.3.1. Диалектика и модель трагедии 244
4.3.2. Границы "спекулятивного" 253
4.3.3. "Эпоха Единого" и логика "перехода" 265
Глава 5. Эстетические аспекты экзистенциальной аналитики Мартина Хайдеггера
5.1. Эстетический смысл основных принципов фундаментальной онтологии 275
5.2. Хайдеггер как "иронический философ" 289
5.3. Вымысел как итог философского истолкования 294
Заключение 301
Список литературы 307
- Генетические связи онтологии и эстетики
- Примитивный и рефлексивный эстезис
- Эстетический смысл "вопрошания"
- Проблема гомологии эстетического и философского поля
Введение к работе
Актуальность исследования
После объявленного философией в середине XX столетия «онтологического поворота» интерес к анализу философских систем как специфических онтологии, раскрывающих метафизическую сущность человека, неуклонно растет. Философствование различного типа, рассматриваемое как разновидность специфического онтологического принуждения, сближается с различными видами художественной одержимости (литературной, музыкальной, архитектурной и т.д.).
Крайне актуальными в настоящий момент становятся попытки создания более или менее последовательно систематизированных концептуальных предпосылок для описания и объяснения онтологических процессов, выявления общих теоретических оснований оптимизации высказываний о метафизических проектах, являющихся их результатом.
Продолжается поиск таких эффективных методов анализа, которые бы привели к качественному улучшению наших знаний об условиях возникновения и строения философских онтологии. Необходимость создания новых методологических процедур обусловлена односторонностью существующих методов и отсутствием однозначного решения вопроса о структурно-генетических механизмах возникновения метафизических систем.
К сожалению, работ, описывающих подобные механизмы, катастрофически не хватает. Сложность анализа состоит в том, что важнейшие содержательные аспекты онтологии в большей части философских текстов выражены лишь как тенденции, характеризующиеся значительной поливалентностью. Возникает необходимость поиска такого действенного подхода, который бы позволил как можно глубже разрабатывать онтологические возможности важнейших метафизических проектов, высвечивая причины, создающие всю сложность и многовариантность онтологических процессов. В настоящее время требуется такой уровень анализа, который был бы способен осуществить всестороннее структурное акцентирование философской онтологии.
В свете этих актуальных задач данная работа предлагает концепцию, способную если не в полной мере справиться с подобными исследовательскими затруднениями, то в какой-то степени продвинуться дальше в этом направлении. Речь идет об эстетической реконструкции философской онтологии.
Поскольку неоднократно подчеркивалась роль художественного метода в системе философского мышления, то эстетический аспект метафизических систем зачастую связывают с их текстуальной природой. Анализ философской онтологии грешит поверхностным «текстуализмом», заключенным в почти магических формулах: «все понятия являются метафорами», «философия - разновидность литературы», «истина -риторический обман» и т.д. В этом значении эстетический подход неразрывно связан с лингво-семиотическими технологиями интерпретации философского текста. Однако эстетический анализ метафизических систем не сводиться к рассмотрению лежащих на поверхности коммуникативных или формально-риторических аспектов философских дискурсов. Место эстетического в философских онтологиях не может быть ограничено их экспозиционными возможностями и манифестациями.
Проблема эстетической реконструкции философской онтологии весьма актуальна в свете «эстетического поворота» в современной культуре. В этой связи Ю. Хабермас предупреждал об «эстетическом своеволии», К. Борер - о продолжающемся «терроре» эстетического, Р. Рорти называет основания либеральной культуры «опоэтизированными», Ж. Бодрийяр твердит о ее «симуляционном характере», а Ф. Джеймисон - о тотальной эстетизации потребительского общества.
Однако же «эстетическая инфекция» распространяется не только па уровне материальной, социальной реальности, но фиксируется на более глубинных уровнях. Эстетизация становится проблемой не только отдельных конституентов реальности, а самой реальности как некой целостности. При этом эпистемологический и онтологический уровни эстетизации становятся наиболее фундаментальными.
Синхронность онтологического и эстетического «поворотов» в современной философии и культуре лишний раз свидетельствует об острейшей необходимости теоретического осмысления этих процессов в их тесной связи друг с другом.
Степень теоретической разработанности проблемы
Следует отметить, что эстетический подход к философской онтологии пока не сформулирован ни в концептуальном, ни в методологически систематизированном виде. Представленная диссертация впервые утверждает подобную исследовательскую программу как эффективное средство анализа онтологического познания. Отсутствие исследовательской традиции заставляет мотивировать данный тематический выбор широким обращением к историко-философскому материалу.
Основными источниками философского осмысления этетических оснований онтологии являлись работы классиков: Аристотеля, Канта, Платона, Гегеля, Шеллинга, Дидро, Дильтея, Адорно, Деррида, Гадамера, Хайдеггера, Ницше, Кьеркегора, Шлегеля, Фуко и др.
Проблема соотношения эстетики и философской онтологии вырабатывалась на протяжении всей истории формирования европейской философии. Уже изначально философия стремилась стать эстетической: поэтическая форма имела существенное значение для самых первых онтологических проектов (Парменид, Гераклит). Следующий этап: решительное исключение эстетики из предметной сферы философии, которая в попытках самоопределения требовала десакрализации и секуляризации за счет ограничения власти поэтического авторитета с помощью аргумента (Платон). Впоследствии осуществляется «регионализация» эстетики внутри философского знания: поэтическое познание становится философским объектом, а теория поэзии для метафизики превращается в региональную дисциплиігу (Аристотель).
В XVIII столетии эстетика для философии становится объектом систематической категоризации. «Эстетическое» представляет собой тематическую область классической философской онтологии, а эстетика превращается в метафизический дискурс, занимающейся концептуализацией искусства.
Первым критиком «эстетической региональное™» был Гегель, провозгласивший растворение «эстетического» в философской онтологии. В системе Гегеля искусство, будучи «снято» в качестве регионального объекта, должно посвятить себя философии. В XX столетии тезис Гегеля о «конце искусства» был поддержан М.
Хайдеггером и X. Г. Гадамером. Первый резко критикует «субъективизм» эстетики, а второй предлагает включить эстетику в герменевтику. Онтологическая проблема понимания становится общей для эстетики и герменевтики. Эстетические концепты начинают трактоваться как онтологические.
Искусство более не мыслится в фокусе репрезентации, а раскрывает свою суть в нерепрезентативном модусе представления-присутствия. Гадамер сближает эстетическое и онтологическое познание: эстетический субъект значим не как субъект эстетической способности суждения, а как процессуально-игровой субъект. К этой же позиции можно отнести концепцию «эстетического события» М. Бахтина, которая используется им в части критики философии самосознания при определяющем значении категории «другого».
Таким образом, с середины XX столетия «эстетическое» начинает рассматриваться в системе представления-присутствия, знаменующей тесное взаимопроникновение эстетики и онтологии.
В конце XX столетия усилиями таких философов как П. де Манн, Нанси, Фуко, Делез, Лаку-Лабарта, Лиотар, Бурдье, Рорти и Деррида было привлечено особое внимание к решающей роли эстетической рефлексии И. Канта в деле раскрытия нерепрезентативных источников мышления. По мнению вышеуказанных авторов Кант находился «вне» эстетики. Для немецкого мыслителя эстетика, в основе которой лежит трансцендентальный принцип, невыводима из общих рассуждений о феномене искусства и художественного творчества. Основой для эстетической рефлексии являются проблемы теоретического познания. Кант первым наметил путь к неэстетической интерпретации таких эстетических категорий как «прекрасное» и «возвышенное». Кроме того, у Канта эстетика занимает центральное место в философской системе, «снимается» в философии, обслуживая потенциалы философской деятельности.
И. Кант создает крайне усложненный тип отношения эстетики и философии, который имеет для данного исследования наибольшую ценность: эстетика обладает специфическими философскими функциями, становясь неотъемлемой внутренней частью философской деятельности. Кант первым отказался от разработки эстетики в качестве отдельной тематической области философского знания. Эстетические проблемы рассматриваются как философские. Немецкий мыслитель доказал, что возможность развития трансцендентальной эстетики основывается на критике теоретического познания.
К числу философов, предложивших онтологическую интерпретацию эстетических понятий, относится не только И. Кант с его теорией «прекрасного» и «возвышенного» (этой теме посвящены работы Ж. Лиотара, Ж. Нанси, Ф. Лаку-Лабарта, Ж. Деррида, П. де Мана, Р.Гаше и др.). В один ряд вместе с ним можно поставить Д. Дидро с его пониманием «мимесиса» (Ф.Лаку-Лабарт), Гельдерлина с теорией «трагического» (Ф. Лаку-Лабарт, Ж.Нанси, Р.Жирар), Ф.Шлегеля с теорией «Witz» (Ж.Нанси, М. Франк).
В результате подобных интерпретативных стратегий эстетические понятия, помысленные в модусе присутствия, начинают выступать основным средством критики спекулятивно-идеалистических, субъективистских и метафизических теорий субъекта. Западная континентальная философия становится на путь создания «критической эстетики», способной переосмыслять эстетические понятия исходя из отношений, которые они выстраивают с «неэстетическими» областями духовной активности. На эту тему уже появился ряд интересных исследований. Например, монографии Дэвида Кэролла «Параэстетика: Фуко, Лиотар, Деррида» (1987) и Пола Кроутера «Критическая эстетика и постмодернизм» (1993).
Из зарубежной литературы, затрагивающей интересующие нас аспекты в самом широком методологическом ключе, следует выделить следующие работы: «Эстетическая теория» и «Кьеркегор: против эстетики» Т. Адорно, «Критика эстетического суждения» П. Бурдье, «Прозрачное общество» Д. Ваттимо, «Истина в живописи» и «Экономимесис» Ж. Деррида, «Эстетическая идеология» Т. Иглтона, «Типографии» Ф. Лаку-Лабарта, «Уроки по «Критике способности суждения» И. Канта» Ф. Лиотара, «Эстетическая идеология» Пола де Мана, «Эрос и цивилизация» Г. Маркузе, «Смех Гипериона» и «Взывающее возвышенное» Ф. Нанси, «Случайность, ирония и солидарность» Р.Рорти, «Homo aestheticus» Л. Ферри, «Забота о себе» и «Технологии Я» М. Фуко.
Анализ «возвышенного» в онтологическом ключе представлен исследованиями Ф.Лиотара, Ж.Нанси, Ф.Лаку-Лабарта, Р.Макрила, Р.Гаше, П.де Мана. Особого внимания заслуживает сборник «Возвышенное: присутствие под вопросом» (1993), в котором приняли активное участие Ф.Лиотар, Ж.Нанси и Ф.Лаку-Лабарт.
Эстетическому анализу спекулятивной онтологии (Гегель, Шеллинг) посвящены работы Й.Читри, Т.Иглтона, С.Хоулгейта, П. де Мана, Р.Соломона, П. Зонди, Ч. Тэйлора. Необходимо отметить работы русских философов: Г.Флоровского, И.Ильина, Я. Голосовкера.
В отечественной литературе отсутствуют статьи и монографии, специально посвященные эстетическим аспектам философской онтологии. Существуют лишь единичные высказывания, обращенные к близкому нам кругу проблем. Например, обращают на себя внимание призывы Н.А. Кормина: «мотив эстетического исполнения философского метода служит предметом дальнейшего развития в современных исследованиях» [61. С. 131]. Указывая на эстетические связки внутри философского метода, без которых невозможно понять его природу, Кормин подчеркивает актуальность разработки эстетического метода, когда бы эстетическое знание превратилось в методологию анализа философского знания. Российский исследователь высказывает очень важную мысль об эстетическом методе, «образующим вігутреннее измерение философского метода» [61. С. 133]. Снимая всякое сомнение в актуальности подобного типа исследовательских программ, Кормин указывает: «современная интеллектуальная ситуация обостряет внимание к построению неклассической эстетической методологии» [61. С. 135].
В 70-х годах схожие идеи высказывал В.С.Библер, который неоднократно говорил о философии как тождестве мысли эстетической и теоретической в понятии. Во многом этому посвящена его работа «Мышление как творчество» (1975). Библер пишет: «Философия действует на читателя своим эстетическим началом. В методе философии (и в предмете) начало теоретическое существует лишь в переходе - в парадоксальнейшем переходе, в точке наибольшего осуществления - в эстетическое начало, в эстетический принцип движения мысли. Вряд ли стоит специально оговаривать обратимость такого перехода. Вот этот-то парадоксальный переход и есть единое начало самой философии» [7. С. 383]. В 1974 году в работе «Гносеологические и логические основы науки» П.В. Копнин предупреждал: «...если эстетика будет только теорией искусства, она потеряет свою связь с философией, лишится гносеологической основы...» [30. С. 255].
Однако подобные призывы не получили полноценного отклика в современной отечественной философской литературе. В настоящее время эстетическая концептуалыюсть не актуализируется как средство критической активности, способной выявить существенные стороны философской деятельности. Эстетические понятия не раскрывают своего продуктивного потенциала внутри философской теории, не выступают средством анализа философского дискурса. Это разрушает теснейшую внутреннюю связь между эстетической и метафизической природой человека.
Необходимо вернуть, утраченное в современной философии, положение об эстетике как важнейшей составной части философской теории, выработать представление о месте эстетики и ее основных понятий в границах современной философской методологии. Поскольку эта методология во многом связана с критическими исследованиями границ самого философского дискурса, онтологии и теории субъекта, то и эстетика, должна, в определенной степени, изменить готовым дефинициям, известным с середины восемнадцатого столетия.
Цель исследования
Основной целью предлагаемого диссертационного исследования является функциональное и смысловое определение философской деятельности с помощью основополагающих принципов эстетического познания, выявление эстетических оснований онтологического познания, использование эстетических понятий как критических концептов, способных раскрывать специфику метафизических процессов. Работа посвящена реконструкции системных связей, демонстририрующих взаимосопряжение и интерференцию философского и эстетического пространства. Перед исследованием стоит задача подчеркнуть такие особенности эстетического познания, которые входят в состав той необходимости, что заставляет субъекта философствовать и порождать метафизику.
Достижению поставленной цели призвано служить решение задач в предлагаемой последовательности.
1. Предоставить всесторонний анализ логико-исторических связей эстетики и философской онтологии.
2. Соотнести структуру эстетического и метафизического переживания. Определить место эстетического созерцания в структуре онтологического познания.
3. Дать анализ философской онтологии в системе утверждения вкуса и выявить эстетические аспекты легитимации онтологического дискурса.
4. Определить место эстетического удовольствия в механизмах философской сублимации.
5. Рассмотреть миметические основания философской онтологии как фигуративной типологии, построенной на теоретическом вымысле.
6. Совершить эстетическую реконструкцию философских онтологии (кантовской, романтической, спекулятивной, феноменолого-экзистенциалыюй), в которых наиболее полно раскрываются эстетические возможности философской деятельности.
Теоретико-методологическая основа исследования
Наиболее значимыми для данного исследования явилась аристотелевская миметология, эстетическая рефлексия И. Канта, теория иронии иенских романтиков, идея «эстетической философии» Гегеля и Шеллинга, концепция онтологического познания М. Хайдеггера.
Теоретическим базисом данного исследования явились: аристотелевская идея миметического основания познания, целый комплекс положений кантовской философии (центральное место эстетики в философской системе и определяющая роль рефлектирующего суждения; учение об эстетических формах как условиях познания;
определение принципа удовольствия как главного катализатора познавательного процесса: анализ эстетического чувства как онтологического (чувство возвышенного) и др.), идея связи разумной систематизации и эстетических способов понимания в «эстетической философии» Гегеля и Шеллинга, обоснование иронического метода как средства философского познания у романтиков, положение о фиктивной сущности философского разума Ф. Ницше, хайдегтеровская теория трансцендентального воображения как основания внутренней возможности онтологического познания, гадамеровская идея о соединении эстетики и герменевтики, трактовка «эстетического вкуса» П. Бурдье, проект «эстетики существования» М.Фуко, принципы «иронического теоретизирования» Р.Рорти.
Большую роль в развитии замысла, оформления главных направлений исследования сыграло тщательное изучение работ современных французских и американских постструктуралистов, в которых «эстетическое» выступает привилегированным пространством критической активности, направленной на анализ философской деятельности. В числе таких исследователей: Батай Ж., Деррида Ж., Лаку-Лабарт Ф., Лиотар Ф., де Ман П., Нанси Ж.
В процессе эстетической реконструкции философских онтологии были особенно важны работы Лиотара Ж., Соломона Р., Иглтона Т., Гаше Р., Читри Р., Делеза Ж., Зонди П., Хэрриса X., Тэйлора Ч., Д. Кэролла, Р. Маккрила. Неоценимую помощь оказали теоретические наблюдения русских мыслителей: И.Ильина, Г.Флоровского, Я.Голосовкера.
Главным методологическим принципом данного исследования является переосмысление сложившихся отношений между эстетикой и философией через трансформацию этих областей, которая вігутренне ориентирует их на встречу друг к другу. Поскольку соотношение эстетики и онтологии нельзя понимать в системе однонаправленной каузальности, то главным методом исследования становится постоянная проблематизация, совершающаяся на границе взаимодействия эстетического и философского поля. Подобный метод подразумевает целостную дискурсивную практику, которая вводит в указанное взаимодействие игровой момент, определяя его как главный теоретический объект данного диссертационного исследования.
Понятие «философской онтологии» не представляет собой относительно самостоятельного феномена, отделенного от историко-философского процесса. На наш взгляд это понятие обретает порядок в образе определенного ментального конструкта лишь благодаря методологически целостной интерпретативной деятельности, направленной на различные исторически определенные философские онтологии.
Анализ соотношения эстетики и философской онтологии возможен исключительно средствами сравнительных и типологических исследований на основе широкого и разнообразного историко-философского материала. Только при такой методике наиболее успешно выявляются внутрисистемные и функционально эквивалентные признаки качественно различных онтологических моделей.
Нужно отметить, что для выполненного исследования наиболее интересной была модель отношений между эстетикой и метафизикой, при которой возникало внутреннее напряжение между двумя полюсами, каждый из которых пытался стать ведущей силой или стремился поставить существование другого полюса под вопрос.
Главным методологическим параметром явилась идея гомологии и структурной эквивалентности эстетического и философского пространства. Схожесть структурных и функциональных механизмов философской и эстетической деятельности освобождает интерпретативиое пространство там, где особенно настойчиво проступают междисциплинарные границы. Именно такое поле интерпретации выступает основанием формирования гипотез, которые приводят не только к новому структурированию предмета исследования, но и выдвижению новой научной концепции.
Научная новизна исследования
1. Фактически впервые в отечественной исследовательской литературе выдвигается целостная научная концепция, направленная на всестороннее рассмотрение эстетического поля в качестве основания философской онтологии. Впервые предпринята попытка анализа природы онтологического познания сквозь призму эстетического познания.
2. Методологически новым является совмещение теоретико-философского, метафилософского и эстетического подхода при анализе онтологического познания. Исчерпывающим образом представлен и обработан малоизученный материал современной западной философской мысли, касающийся основной проблемы исследования.
3. Впервые разработана теоретико-рефлексивая модель соотношения эстетического и онтологического познания на различных уровнях философской деятельности. Доказана правомерность эстетизированной интерпретации онтологического метода и философских систем, являющихся его результатом.
4. Впервые выделяются эстетические основания философской онтологии: эстетическое созерцание, миметический механизм, вкусовые преференции, метафизическое наслаждение.
5. Впервые эстетические понятия эксплицируются как понятия онтологические. Выявляются взаимосвязи между эстетическими и онтологическими категориями.
6. По-новому реконструированы с позиции их эстетических оснований наиболее значимые историко-философские типы онтологического познания. Через эстетический фактор выявлена их общность и преемственность.
Основные положения, выносимые на защиту
1. В диссертационном исследовании утверждается, что эстетическое и онтологическое познание имеют генетическую сдвоенность: одинаковую направленность, схожесть структурных и функциональных механизмов. Показано, что подобная гомология проявляется в историческом и проблемно-теоретическом аспекте.
В историческом плане она нашла отражение в теориях «эстетического освобождения экзистенции» от Шиллера до Фуко и Рорти, в которых эстетический опыт рассматривается как главный принцип самосознания и жизненного праксиса, а метафизическая потребность человека имеет эстетический источник. В проблемно-теоретическом плане эстетика актуализирует две центральные проблемы онтологического знания — вопрос о статусе существования/несуществования предметности и проблему подлинного/ неподлинного бытия. Эту актуализацию объясняет само направление движения эстезиса и его основная цель.
В работе доказывается, что эстетическое переживание наиболее полно репрезентирует содержание понятия «метафизического переживания» и является его порождающей моделью. Это определяется тремя основными причинами: во-первых, эстетическое переживание открыто культивирует «искусство» экзистенциального прогресса; во-вторых, процесс трансцендирования, являющейся движущей силой философской онтологии, возможен на базе эстетического созерцания; в-третьих, онтологическая природа эстетического познания в истории мысли была отрефлексирована раньше, чем экзистенциальная природа метафизического познания.
2. В диссертационном исследовании дано обоснование философской онтологии как результата актуализации эстетического опыта в философском поле. Эстетическое созерцание выступает неотъемлемым компонентом метафизического переживания и органоном онтологического познания. Оно играет решающую роль в раскрытии онтологического смысла предмета, поскольку выявляет его возможности к саморазвитию. Кроме того, открытие онтологического смысла непосредственно связано с эстетическим принципом отстранения и дистанцирования. Философская онтология рассматривается как функция повтора, а эстетическое созерцание - как его главная движущая сила. Метафизическая потребность в повторении аналогична потребности в многократном эстетическом созерцании.
3. На основе анализа рефлексивной природы вкуса продемонстрировано подобие между утверждением вкуса и утверждением метафизической позиции. Онтологический дискурс выступает безошибочной материализацией вкуса философа. Эстетическое чувство, лежащее в основании вкуса, и философское чувство, определяющее характер онтологии, является чувством дистинкции. Оно проявляется в многочисленных тематических и стилистических процедурах выбора, исключающих все интеллектуальные феномены, рассматриваемые как нижестоящие и подчиненные по отношению к данному онтологическому проекту. Поскольку смысл философской активности представляет собой форму внутреннего неприятия «вульгарных», «наивных», «онтических» дискурсов, то механизм утверждения философской позиции рассматривается как вариант более широкого процесса «очищения», лежащего в основании рефлексивного вкуса.
Доказано, что эстетическое поле выступает более фундаментальным уровнем оценки условий возможности возникновения онтологического пространства. Онтологическое позиционирование является одновременно и эстетическим позиционированием, осуществляемым в форме философского высказывания. Онтология выступает как философской, так и эстетической стратегией внутри философского поля.
4. Философская онтология находит свое обоснование в системе: а) интереса в выражении метафизического содержания; б) формы, используемой для легитимации философского текста и дистанцирования от профанных позиций, и в) цензуры философского поля, к которому принадлежит мыслитель. В системе этих отношений онтологический дискурс утверждается как опыт сублимации, навязанный цензурой философского поля. В работе показано центральное место принципа эстетического удовольствия в механизме сублимации.
Доказывается существование метафизического удовольствия, причиной которого является преодоление моментов присутствия, критических и догматических указаний, присущих философскому полю и функционирующих аналогично запрету на осуществление онтологического желания, связанного с процессом экзистенциального самовыявления. Средством достижение такого удовольствия служит выраженный в технике философствования процесс формообразования, «снимающий» запреты и выявляющий онтологическое содержание. В этом смысле утверждается тождество эстетической формы и духовного содержания. Стиль философствования становится тождественен онтологическому содержанию, а источником метафизического удовольствия выступает эстетическое удовольствие.
5. В данном исследовании онтология проинтерпретирована как цензуируемая форма, имеющая типологический характер. Основой фигуративной онтологии является теоретический вымысел, основанный на миметических процедурах.
В результате проведенного анализа в логике мимесиса обнаружены основания метафизического творчества, а сам мимесис объявлен движущей силой философской онтологии. Основная онтологическая проблема собственности и присвоения рассмотрена в системе миметического механизма. Утверждается, что парадоксальная логика мимесиса, предполагающая бесконечное колебание и обмен между пристутсвием и отсутствием, тождеством и разницей, присвоением и растратой, создает эффект «задержки», являющейся определяющим для всего онтологического движения. Выдвигается понятие «фундаментального мимесиса», который мыслится как источник всех репрезентаций.
6. В свете изложенного теоретического подхода в работе вскрыты эстетические основания онтологии в философии Канта: принцип удовольствия как основа систематической целостности философии, незаинтересованность созерцания, инициирующая герменевтико-онтологический интерес и феномен «возвышенного» как механизм трансформации эстетического чувства в онтологическое.
7. В диссертации субъект «иронической философии» выступает наиболее эвристичной моделью анализа соотношения эстетического и метафизического горизонта. Философская онтология представляется наиболее высокой формой Witz, существующей в системе теоретического мышления. На основе анализа романтической философии делается заключение о существовании философской онтологии в двух формах - негативно-эстетической и позитивно-метафизической.
8. В исследовании доказывается, что спекулятивная философия является подлинно «эстетической философией», ибо централыгую роль в ней играет эстетическое созерцание. Именно за счет эстетической интуиции, выражающей сущность интеллектуальной интуиции, происходит самообъективация философского познания и развертывание философской онтологии. Основные принципы конституирования философской системы, являющейся продуктом свободного акта самораскрытия субъекта, полностью уподобляются принципам конституирования произведения искусства.
9. На основе теоретических положений диссертации эксплицируются эстетические основания фундаментальной онтологии М. Хайдеггера. Выявлен «эстетический» стиль существования Dasein, проявляющийся как в идее гармонического соотнесения с миром, так и идее романтического бунта против повседневных условий жизни. Определено соотношение иронического и метафизического горизонта в философском мышлении Хайдеггера, роль вымысла в его философии, который становится сутью экзистенциального переживания.
Теоретическая и практическая значимость
Концептуальный аппарат эстетики в силах предоставить онтологии вполне эффективный аналитический инструментарий для выявления ее структурных свойств. Эстетические понятия, рассматриваемые как онтологические, значительно расширяют концептуальный аппарат исследования онтологического познания. Единая модель эстетического объяснения механизмов возникновения онтологии различного типа в истории философской мысли должна преодолеть серьезные герменевтические трудности адекватного описания онтологических проектов. Именно эстетический подход способен предложить целостное осмысление на первый взгляд не связанных явлений в истории философии и совершить гипотетическую редукцию многообразия метафизического опыта к ряду явлений, поддающихся сравнению.
Новый метафилософский подход открывает путь к теоретическому поиску в философских онтологиях того, что ранее исследовалось только в сфере художественного мышления. Открытие эстетических возможностей онтологического метода углубляют и конкретизируют наши представления о специфике философского мышления как особой формы человеческого существования. Работа стремится развить и наполнить конкретным содержанием положение о творческом характере философской деятельности, критической направленности современной философской практики. Теоретические положения исследования могут служить методологическим основанием широкомасштабной эстетической реконструкции философских систем и метафизических положений.
Генетические связи онтологии и эстетики
Вопрос об отношении между эстетикой и метафизикой предстает в нашем исследовании в виде поиска двух различных путей достижения сходной цели. Мы полагаем, что философская онтология, нуждается в эстетическом познании в силу общих с ней целей. Ответить на вопрос, насколько нуждаются друг в друге эстетика и онтология возможно, только если попытаться подойти к проблеме исторически. Необходимо задаться вопросом, в каких условиях и в какое время возникает потребность более точного определения интересующего нас соотношения, то есть, во-первых, следует разобраться с историей эстетики вообще.
Связь эстетической и онтологической сферы можно проследить со времени возникновения эстетики как философской дисциплины. Крайне важна оценка генезиса философской эстетики, данная Г. Маркузе: "Основание эстетики как независимой дисциплины предстает как противодействие репрессивной власти разума: усилия, направленные на утверждение центрального положения эстетической функции и установление ее как экзистенциальной категории" [36. С. 186]. По мнению немецкого философа и социолога, сам акт рождения дисциплины отождествляет эстетическое и экзистенциальное измерение, а эстетика характеризуется как экзистенциальная категория.
Эстетика, возникшая как наука о чувственности и чувственном познании, изначально стремилась к установлению связи с широкой сферой человеческого восприятия, противостоящей господству концептуального мышления. Изначально "эстетическое" проводило границы не между "искусством" и "жизнью", художественной практикой и научно-теоретическим мышлением, а- между телесным и рациональным, чувствами и идеями, ощущениями и понятиями, индивидуальным и универсальным. Эстетика отождествлялась с эстетическим познанием. Теодор Адорно в этом отношении был наиболее радикален, считая, что "категории эстетики есть категории познания" [62. С. 14]. Ему вторит Пол де Ман: "...эстетика, в течение своего развития еще до Канта и начиная с него, является феноменализмом процесса означивания и понимания" [93. С. 7]. Феноменализм же Пол де Манн определяет как данность объекта познания чувствам.
Хорошо известно, что эстетика для XVIII века являлась теорией чувственности. Баумгартен, в традициях германской метафизической школы, противопоставил вещи, воспринимаемые чувственно (эстетические сущности), умопостигаемым вещам (абстрактным сущностям). По замыслу отца-основателя, эстетика должна исследовать чувственно воспринимаемые сущности. Первым смыслом эстетического было чувственное.
Впервые в XVIII веке вместе с рождением эстетики философия воспризнает ценность чувственного познания человека, обладающего своей логикой и истиной. Дело в том, что эстетика возникает вместе с вопросом о внерациональности прекрасного. И для платонизма, и для христианской традиции, и для картезианства чувственный мир был значительно ниже мира интеллигибельного. Высшие виды интеллектуального знания априорны и из опыта не выводимы. Чувственное познание— низший вид познания. Баумгартен, вышедший из школы Г. Лейбница и X. Вольфа, называл эстетику "низшей гносеологией".
Можно даже отметить революционный характер заявления Баумгартена по поводу философского статуса эстетики. Чувственное стало предметом особой философской дисциплины. Как отмечал Маркузе, "философская история термина "эстетическое" отражает репрессивную трактовку чувственных (и, следовательно, "телесных") познавательных процессов" [36. С. 186].
Платоновско-христианская традиция всегда определяла искусство лишь как чувственное представление прекрасного. Однако форма искусства неадекватна предмету. Интеллигибельное прекрасное значительно лучше представлено в философии, мудрости и т.д. Поэтому проект эстетики как философской науки о чувственности в определенной степени порывает с платоновско-теологической установкой европейской философии. Правда, указанное положение не следует абсолютизировать. Так, например, В. Дильтей полагал, что именно метафизические интуиции Лейбница об отношении силы, влечения и представления оказались решающими для рождения новой философской дисциплины [21. С. 446 150].
Появление эстетики, по мнению Люка Ферри, является симптомом своеобразного разрыва между человеком и Богом [72. С. 118-121]. Сферой эстетики становится сфера чувственных представлений. Объективно, то есть с точки зрения Бога, такой сферы вообще не существует, ибо Бог не воспринимает мир через чувства. Рационализм всегда двигался в сторону божественной точки зрения (необходимо смотреть на мир, созерцая божественные врожденные идеи). Поэтому объектом эстетики становится сфера, в которой божественная точка зрения отбрасывается в пользу человеческой. Прекрасное становится объектом чувства, а не разума, то есть приобретает внерациональный характер.
Эстетика теснейшим образом связывалась с проблемой телесности. С особой настойчивостью это повторял Ф. Ницше, называвший эстетику "прикладной физиологией". В "Веселой науке" Ницше ставит следующий вопрос: не есть ли философия лишь интерпретация тела? [40. С. 494] А поскольку для Ницше истина — функция материальной эволюции видов и результат взаимодействия наших чувств с окружающей средой, то в истории западной мысли эстетическая генеалогия философского познания провозглашалась немецким философом в наиболее явной форме.
Несмотря на это, мир чувственного познания не просто образует "субъективный" замкнутый мир, запечатленный в кантовском понятии "эгоизма вкуса". Наоборот, эстетическая сфера должна войти внутрь величественных границ разума и теоретического мышления. Разум должен пропитаться миром чувств. Об этом говорит хотя бы то, что теория чувственности XVIII века включает такие способности, как воображение, память, общее чувство и способность суждения. Рождение эстетики связано с процессом колонизации разума сферой чувств и аффектов. Именно на этом была основана, по мнению Пола де Мана, "эстетическая идеология".
Уже для Баумгартена элементы эстетических представлений сопротивляются всевластию логики концептуального мышления. Эстетика возникает на основе четкого осознания принципиальной невыводимости чувственного опыта из абстрактных и универсальных законов. Но это вовсе не означает, что чувственные представления являются темными, неясными и непознаваемыми. Наоборот, излучающие свет особых форм и идиом разума, эстетические сущности достигают удивительной ясности, полноты и определенности. Баумгартен писал, что эстетика — "сестра" логики, некий вид ratio inferior.
Если чувствам свойственна индивидуальность, избегающая генерализации, то это же присуще и историческим фактам. И чувственное, и историческое явление обладают ярко выраженной индивидуальностью, не подчиненной общему закону. История может интерпретироваться как "поэтический" феномен. Весьма убедительно звучит мысль Т. Иглтона о том, что в XVIII веке "эстетика становится просто именем, которое дается гибридной форме познания, способной прояснить грубый и необработанный состав восприятия и исторической практики, открывая внутреннюю структуру конкретного" [71. С. 16]. Эстетика превращается в инструмент определения индивидуальных сущностей, собранных внутри исторического повествования. Эстетический опыт используется для прояснения исторических форм существования.
В этом смысле эстетика как "наука о чувственном восприятии" становится "наукой о конкретном". Безусловно, последняя дефиниция содержит противоречие. Настанет время, когда историческое и телесное бытие будут рассматривать в системе, весьма далекой от идеала строгого научного дискурса. Но уже в этих теоретических положениях содержится идея неразрывности эстетического и онтологического познания, столь важная в свете данного исследования. Эстетическое поле является адекватным пространством рассмотрения индивидуальных и уникальных сущностей. Эстетическая система становится релевантной отологическим процессам, связанным со свободным самовыявлением феноменов. Связь эстетических и экзистенциальных проблем можно проследить и на основе складывающейся многовековой теории "эстетического освобождения экзистенции" [71. С. 71], приводящей к многочисленным вариантам "нерепрессивных цивилизаций", опирающихся на кантовские эстетические принципы. Подобная теория эстетизации человеческого существования носит характер утопии, распространяющейся от метафизического полюса (Руссо, Кант, Шиллер, Шеллинг, Гегель) до социально-революционного (Г. Маркузе) и политико-консервативного (Ю. Хабермас, X. Арендт).
Примитивный и рефлексивный эстезис
Поскольку изначально "эстетическое" выступало в качестве дискурса тела и определяло круг проблем, связанных с теорией чувственности, то основное внимание должно быть уделено эстетическому истолкованию "чувственного". Однако уже с самого начала обнаружилась серьезная амбивалентность этого понятия, определившая всю специфику эстетического познания.
"Чувственное" имеет два значения: когнитивное и эмоциональное. Первое указывает на восприятие, регистрирующее первичные чувственные качества, такие как цвета, звуки, запахи. Другое значение отсылает к ощущению, оценивающему чувственные данные по шкале желание — отвращение.
"В немецком языке,— отмечает Маркузе, — sensuousness и sensuality передаются одним и тем же термином: Sinnlichkeit. Он означает и удовлетворение инстинктов (в особенности сексуальных), и познавательные процессы чувственного восприятия и представления (ощущение — sensation). Это двойное означивание сохранено по сей день как повседневным, так и философским языком, и термин Sinnlichkeit как основа эстетики удерживает эту двусмысленность. В этом применении термин обозначает "низшие" ("темные", "смешанные") познавательные способности человека плюс "чувство боли и удовольствия" - ощущения плюс влечения" [36. С. 187]. Чувственное тесно объединено как с темной необходимостью инстинкта, так и с силой активного желания, связанного с удовольствием и неудовольствием.
Желания, естественно, изначально чувственные желания, определяются жизненными интересами. Однако же, следуя идеалам познания, восприятие должно пренебрегать такими непосредственными витальными чувствами насколько это возможно, и стремиться возвыситься над ними, чтобы прояснить чувственные предикаты как таковые.
В эстетическом переживании необходимо открыть нижние перцептуальные границы человеческого опыта. Именно в нем первичные перцептивные качества нашего опыта восприятия должны предстать в чистом виде, как образы в себе, оторванные от объектов, с которыми они связаны в жизненно-практическом контексте. В этом заключается когнитивная сверхзадача чувственности, выражающая цель чистого восприятия ("незаинтересованного восприятия"), которая состоит в конституировании более высокой шкалы желания — отвращения, возвышающейся, в своей независимости, над низшей непосредственной витальной сферой чувств.
Таким образом, существуют две основные сферы эстезиса: примитивная, дорефлексивная, телесная (С. Кьеркегор называл ее "жизнью эстетической непосредственности"; именно на нее обращал особое внимание Ф. Ницше) и сфера "очищенного" эстезиса, связанная с активным рефлексивным процессом (то, что Кант именовал "незаинтересованным созерцанием"). Жизнь эстетического духа может рассматриваться как восхождение от примитивного эстезиса к рефлексивному. Этот путь в истории эстетической мысли со времен Аристотеля принято называть "очищением", катарсисом или, в терминологии Фрейда, "сублимацией". Таким образом, изначально специфика эстетического созерцания была связана с необходимостью подавления непосредственных эмоций в интересах более высокого вида эстетического познания. Именно эта необходимость является главным мотивом стремления "низменных" ощущений за пределы своих изначальных границ к высшей чувствительности, то есть сугубо эстетическому желанию.
Сама сфера примитивных желаний никоим образом не отбрасывается. Возникает подлинно эстетическое желание, которое возвышается над чувственным желанием, лежащим в его основании. В этот момент и рождается эстетическое чувство, то есть вкус. С точки зрения вкуса объекты оцениваются не в соответствии с жизненными интересами (как, например, соблазнительные или отвратительные), а с позиции высшего рефлексивного удовольствия ("отраженного чувства") или неудовольствия как прекрасные, гармоничные, возвышенные или ужасные. "Эстетическое чувство, — пишет Адорно, - это не возбуждающее чувство; это, скорее, удивление перед созерцаемым как перед самым главным, самым существенным для наблюдателя; преклонение перед тем, что не выражается понятиями и в то же время ясно и определенно, ощущение его всевластия над собой, а вовсе не вырвавшийся на волю субъективный аффект — вот что в эстетическом опыте вправе называться чувством" [1. С. 240].
Практически все теории, рассматривающие процесс конституирования эстетического объекта, говорят о нем как о результате активного созерцания, имеющего, по крайней мере, две стадии развития. Первоначальная стадия характеризует столкновение с эстетическим объектом как естественной и физической вещью и всегда касается темной, инстинктивной стороны человеческой чувственности.
Реакция направлена на предметные качества эстетического объекта. Когда эстетический объект дан в качестве имманентного в сенсуальном бытии, то его эстетические качества еще не осознаются. Как говорил М. Дюфренн, возникает "телесное приближение" между воспринимающим и предметными качествами объекта восприятия. На уровне нерефлексивного столкновения с объектом появляется первоначальное чувство возбуждения, удивления, привлекательности и влюбленности. Развивается жажда обладания предметным качеством, вызвавшим данную эмоцию, стремление к увеличению наслаждения, связанного с наиболее полным насыщением им. Нечто привлекает и делает объект желанным. Возникает "предварительная эмоция" (Л. Выготский), то есть эмоция, в которой проявляются моменты желания, направленные на определенное качество воспринимаемого объекта как реальной вещи этого мира. Эта эмоция вызвана к жизни низшим уровнем чувственных желаний и жизненных интересов.
Стремясь максимально подчеркнуть нерефлексивную природу этой начальной стадии эстетического процесса, Ян Мукаржовский говорит о ее "непреднамеренности" [38. С. 170-183]. В этот момент открывается многообразие ассоциаций, приводится в движение весь жизненный опыт субъекта, открывается новизна и небывалость как факт жизненного значения для воспринимающего; фиксируется вхождение в круг жизненных интересов, возникает ощущение пристрастности и заинтересованности. Мукаржовский говорит, что в качестве физической вещи произведение искусства может привлекать к себе разнообразные представления и чувства, которые могут не иметь ничего общего с его собственным смысловым наполнением. Воспринимаемый объект способен устанавливать интимную связь с глубоко личными переживаниями, воздействуя на подсознание.
И только после этого происходит переход к эстетически осознанному "преднамеренному" переживанию, когда приостанавливается заинтересованность в актуальном окружающем мире, совершается торможение нормального жизненного процесса, связанное с перцептуальным и темпоральным эпохэ. Предварительная эмоция вызывает изменение направления от практической позиции к эстетической. Совершается переход к непосредственному наглядно данному общению с эстетическим качеством.
Вторая стадия эстетического восприятия, подразумевающая эстетическую позицию, предусматривает процесс активного созерцания, которое переводит предметное качество в пространство духовной реальности. В этом случае любой предметный аспект становится формальным. Установление связи между формальными элементами созерцаемого объекта и превращение их в смысловое целое является операцией творческой, "преднамеренной" (Я. Мукаржовский), требующей глубокого "объединяющего усилия" (Р. Ингарден) внутри эстетического опыта восприятия.
Необходимо подчеркнуть, что именно Кант впервые переосмысляет всю теорию чувственности, выдвигая новое трансцендентальное определение чувства, которое, разрушив неразрывную связь чувства и способности желания, предлагает особый незаинтересованный вид удовольствия, реализуемый в эстетическом суждении. Это-созерцательное удовольствие. Такое удовольствие независимо от желания объекта безразлично к его существованию и касается только его представления.
Эстетический смысл "вопрошания"
Одним из важнейших тезисов, оправдывающих эстетизацию философской онтологии, является утверждение эстетического созерцания в качестве органона онтологического познания. В этом смысле эстетическое созерцание должно рассматриваться как неотъемлемый компонент самого философского переживания, конституирующего его форму.
Кроме того, необходимо предположить, что возможность философской онтологии сосредоточена в высочайшем уровне переживания философских ценностей как эстетических. На уровне метафизического переживания имеет смысл характеризовать отношение к данностям сознания как эстетическое.
Степень интенсивности эстетического созерцания напрямую связана со степенью удовлетворения мотива философского самовыявления. Эстетическая созерцательность является средством развертывания собственного философского стиля и самоутверждения философствующего в нем. Решение онтологической проблемы, связанной с пониманием смысла бытия, основано на эстетическом опыте. По сути, философская онтология есть результат актуализации такого опыта в философском поле.
Подчеркивая неразрывность эстетического и философского опыта, можно предположить, что онтологическое философствование неминуемо является эстетизирующим. Более того, мы получаем форму философствования, максимально адекватігую онтологическим задачам именно тогда, когда в основе эстетического опыта лежит философское визионерство. Для объяснения этих гипотез необходимо вновь вернуться к основной онтологической проблеме.
Существующий субъект (в хайдеггеровской терминологии, "вопрошающий") - это действительно трансцендентальный субъект, находящийся в процессе постоянного поиска подлинного бытия. По Хайдеггеру, в истории философии было много вопросов, но не было "вопрошающего". "Человек вопрошающий" Хайдеггера - это человек, вызванный к философствованию вопрошанием. Бытийственность присутствует в "вопрошающем" изначально, но открывается только в момент, когда он начинает мыслить, то есть философствовать. По сравнению с мыслью все не оптологично, а потому узнать о бытии можно лишь в той степени, в которой философствующий узнает природу своего мышления. Именно через потребность мыслить экзистенциальный философ получает доступ к бытию, постигая основную тайну своего существования.
Мышление — это постоянное улавливание мыслящим того процесса, который "ведет" его в границах собственной мысли. Не зря Гегель говорил о философии как самообнажении онтоса. Процесс мышления является постоянной попыткой преодоления отчуждения существующего и его существования. Момент этого преодоления именуется Хайдеггером категорией "Dasein".
Вопрошание, о котором говорил Хайдегтер, заключается в решении экзистенциальной задачи, касающейся сложной совместимости двух уровней существования- ставшего и становящегося, конечного и бесконечного, индивидуального и универсального. В вопрошании есть своеобразная безвыходность положения. Эту безвыходность подчеркивает перевод "Dasein" как "присутствие" или "здесь бытие". Присутствие у Хайдеггера двойственно: оно выступает как открытое, так и закрытое.
Экзистенциально мыслящий субъект выступает в качестве "присутствия", в котором совершается бесконечное чередование открытости и закрытости. С одной стороны, присутствие - это некая наличная самодостаточность, укрывающая бытийную причастность. В этом смысле присутствие выступает в значении конечного и противоположно открытости бытия (бесконечному). Присутствие - неотложная фаза в мыслительном процессе; не существует ничего, говорящего в пользу ее недолговечности. Этот трансцендентальный факт неразрывно связан с "вопрошающим".
Однако присутствие - это то, что "закрывает" и "открывает" одновременно. Ведь бытие может быть узнано только по присутствию. В этом смысле фаза присутствия свидетельствует лишь о том, что нечто, как само по себе данное, не может быть понято вне отношения к присутствию, в котором открывается бытие. Но присутственность "открыванием" бытия тут же "закрывает" его, делая недоступным, запечатывая в ставшее и налично данное. Это положение дел характеризует присутствие как "закрытое". Таким образом, в подлинном смысле слова, бытие не там где оно есть.
Бытие может быть обнаружено только в снятии присутствия. Чтобы достичь бытийственности - нужно усомниться в присутственности, глянуть на нее с другой стороны. Хайдеггер призывает к открытию бытия через бытие же. Нужно снять присутственность и открыть бытийственность, но открыть в том же акте присутствия. Ведь бытие- это не более чем событие в самом бытии. Можно даже сказать, что Хайдеггер вместе с присутствием движется навстречу присутствию. В этом и заключается основной смысл экзистенциального прогресса.
Фаза присутствия в мыслительном процессе носит самодовлеющий характер. Вопрошающему нужно "вслушаться" в то, что владеет его мыслью. Он должен пережить такие значимые аспекты своей философской судьбы, которые позволяют ему мыслить сахмостоятелыю. Для экзистенциального прогресса предмет как феномен сознания мыслителя должен действительно стать самодовлеющим. Для других людей, у которых существование не является проблематичным, предметность вполне может рассматриваться в коммуникативном или культурно-символическом плане. Для существующего же всякий момент присутствия рассматривается как его личная проблема.
Для мыслителя факт наличия сущего, со всеми его определениями, свидетельствует только о том, что у него есть то же, что есть и у всех. В факте присутствия оказывается незадействованной его субъективность. Экзистенциальный мыслитель вполне может сказать: "Сам предмет "на меня" не был открыт, а я не был им захвачен в должной мере; само явление лично мне ничего не открыло, а я никак не раскрыл себя в этом явлении. Оно есть, но для меня его, как бы, и нет. И в этом смысле оно- открыто закрыто. Задача одна: нужно открыть явление "на меня", чтобы понять, как оно мне дано и что с ним происходит в границах моего сознания. Необходимо более полно описать горизонт, дать возможность проявиться более широкой перспективе и посмотреть, что от меня будет привнесено в смысловой горизонт этого предмета и как в нем раскроется именно моя субъективность".
"Вопрошающий" стремится открыть то, что существует только для него и никого другого. Он открывает не предмет, а себя в предмете. Идеальное в предмете для такого субъекта— нечто бессмертное, выражающее бесконечігую сторону явления, способную продолжать существование в границах его сознания. Идеальная природа явления существует, если она постоянно возвращает вопрошающему его духовные силы, максимально раскрывая его субъективность.
Бытийственность предмета как интенционалыюй данности открывается лишь тогда, когда предмет является самодовлеющим, то есть "сам себя из самого себя показывает" (определение феномена Хайдеггером). Феномен и есть предмет в состоянии своего самораскрытия в границах сознания. Экзистенциальный прогресс как инструмент философской онтологии связан с открытием бытия предмета.
Когда трансцендентальный факт присутствия становится проблемой для философствующего, тогда и возникает необходимая двойственность открытого и закрытого, являющаяся источником философствования. Именно поэтому у Хайдеггера сама проблема указывает направление выхода на трансцендентное, ноуменальное. Можно сказать, что вопрошающий "открыт" этой открытости — закрытости онтоса.
По-видимому, сам факт присутствия является толчком к эстетическому созерцанию. Уникальный призыв к вопрошанию становится позывом к эстетическому созерцанию. Именно в самодовлеющем характере фазы присутствия кроется ее эстетизированная природа. Это объясняется тем, что эстетическое созерцание должно обслуживать главный онтологический мотив— открытие бытия предмета, онтологического смысла любой наличности.
Проблема гомологии эстетического и философского поля
Эстетическая природа философской онтологии имеет непосредственное отношение к проблеме объективной истины философского текста. Философский текст утверждает себя как философский, стремясь ратифицировать себя как "незаинтересованный".
Его "незаинтересованность" связана со свободой и независимостью от обыденных, онтических, эмпирических дискурсов. В этом смысле сутью философской деятельности всегда является задавание вопросов, исключающих доксическии опыт повседневного мира. Дистанцирование от "вульгарных" и "наивных" утверждений является основной задачей философа.
Постоянно отвергая эмпирические и вульгарные дискурсы, философ стремится к наиболее "фундаментальному" способу постановки проблем, очищенных от налета материальности. "Неподлинность" существования определяется как вовлеченность в его материальные условия. "Подлинное" существование— существование, подверженное онтологическому очищению и сублимации.
Кроме того, в пространстве философского знания философ должен обнаружить такую диспозицию, которая бы помогла отграничиться от уже устоявшихся философско-теоретических позиций. В своем желании выстраивать дистанцию мыслитель действует так, как если бы существование его философского дискурса было индифферентно по отношению к его социально-психологическим, культурно-историческим и национальным особенностям.
Истина, лежащая в основе как создания философского текста, так и его чтения, связана с эпохэ любого тезиса о его существовании. Философ рассказывает истину, как будто рассказывает ее не он. Философское отречение— это своего рода вариант художественного отречения. Не случайно гегелевская онтология, которая максимально избегала утверждения субъекта онтологии и говорила от лица абсолютного духа, уже изначально, от своего создателя, получила название "эстетической философии" и была уподоблена органической модели художественного произведения.
Однако несмотря на декларируемую самостоятельность и индивидуальность философской онтологии, несомненно и то, что ее появление связано с глубинным дорефлексивным пребыванием мыслителя вігутри метафизического поля.
Понятие "философского поля", вводимого П. Бурдье, крайне продуктивно. Французский социолог совершенно справедливо отмечает, что всякое радикальное вопрошание, которое декларируется философской онтологией, вписано в систему интересов, связанную с членством в обширном философском поле. Существование этого поля предусматривает соответствующую систему цензур, создающую "эффект поля". "Мышление, социально признанное философским,- это мышление, которое предполагает привязку к полю философских точек зрения и более или менее сознательное владение истинной позицией, занимаемой в этом поле" [8. С. 78].
Поле— исторический продукт труда некой последовательности философов, которые определяли, за счет комментария, обсуждения и полемики, определенные темы как сугубо философские. Это поле накладывается на человека, стремящегося быть философом, определяя его судьбу. Поэтому любой проект философской онтологии будет связан с активным процессом переживания, пищей для которого служит содержание этого ПОЛЯ.
Философ не только должен знать философемы, концепты, идеи, учения как предметы культуры, ему необходимо осознавать их как объекты дорефлексивной веры, как предметы его вечной заинтересованности и заботы. Если этого не будет, то он не только дисквалифицирует себя как философ; он перестанет существовать как философ. Философ в качестве такового должен иметь жизненный интерес в хранилище этих священных текстов, совершенное владение которыми располагается в сердцевине его метафизического капитала.
Для философа немыслимо утверждать свое существование путем разрыва или практического эпохэ тезиса о существовании философии, то есть ценой отмены контракта, определяющего условия его членства в этом философском поле. Например, Р. Рорти полагает, что Хайдеггер периода "Бытия и времени" за всей замысловатой теоретической формой на самом деле говорил о том, что его заботило: "...о его собственном, особенном, приватном чувстве долга по отношению к отдельным философам прошлого, о своем страхе, что их словари могут его поработить, о своем ужасе, что ему никогда не удастся себя создать" [47. С. 147].
По-видимому, есть смысл говорить о том, что философ, осознавая свою судьбу путем постоянного обращения к философскому полю, совершает преобразования не только своих социально-политических диспозиций (как это специально отмечал Бурдье), но и эстетических предпочтений. И действительно, почему бы не предоставить эстетическим преференциям вполне законное место наряду с этическими и политическими. "Историки философии часто забывают, — пишет Бурдье, - что великие философские течения, разграничивающие пространство возможного, такие как неокантианство, неотомизм, феноменология и т.д., получают свою чувственную форму в живых людях, воспринимаемых по их манере держаться, действовать, говорить, их седой шевелюре и олимпийскому виду, а также в связи с их этическими диспозициями и политическим выбором, которые создают их реальный облик" [8. С. 99].
Вкусы в поле философского знания отсылают к специфике и стилю мышления философа, особенностям воздействия различных философем на его мысль в плане их влияния на силу, красоту и новизігу мыслительных процедур. С помощью категорий, которые мыслитель использует, совершается оценка этих воздействий. Некоторые из этих философем могут иметь большую важность для создания онтологического проекта мыслителя, а другие вполне могут игнорироваться. Вкус воплощается в природе мышления, помогая сформировать тип мысли.
Вкус есть принцип, управляющий всеми формами вовлечения внутрь мысли, проводящий отбор и видоизменяющий все, что мышление проглатывает, ассимилирует и извергает на любом уровне: психологическом, физиологическом, стилистическом и т.д. В этом смысле философская онтология является безошибочной материализацией вкуса философа. Это проявляется, прежде всего, в распределении внимания и интенсивности мысли, ее стилистических и эстетических качествах.
Активное переживание многочисленных моментов присутствия,
конституирующих биографию философствующего, ведет к непрерывному культивированию удовольствия. Это удовольствие носит эстетический характер, потому что является "чистым" удовольствием, не связанным со стремлениями к каким-либо выгодам от производимых дистинкций. Оно является удовольствием от игры, заключающейся в постоянном процессе создания, возобновления и поддержки утонченных аллюзий, ожидаемых или непредсказуемых ассоциаций, почтительных или резких отсылок к различным адресатам и т.д. В этом чувстве содержится целая сеть отношений, окружающих философский текст.
