Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Лирическое и эпическое в русской советской поэзии 1917 - 1921 гг 36
Глава вторая. Возникновение „многомерного„ поэтического образа 137
Глава третья. Способы выражения лирического „я„ в русской советской поэзии 1922 - 1924/25 гг 212
Глава четвертая. „Мир , и лирическое „я„ в русской советской поэзии середины 1920-х - начала 1930-х гг 323
Послесловие и выводы 381
Библиографический список источников
- Лирическое и эпическое в русской советской поэзии 1917 - 1921 гг
- Возникновение „многомерного„ поэтического образа
- Способы выражения лирического „я„ в русской советской поэзии 1922 - 1924/25 гг
- „Мир , и лирическое „я„ в русской советской поэзии середины 1920-х - начала 1930-х гг
Введение к работе
Задача, поставленная в диссертации - исследовать в типологическом и историческом аспектах развитие русской советской лирики 1917 - начала 1930-х гг., связана с целым рядом моментов, изученных далеко не достаточно. Одна их часть в настоящее время находится в стадии разработки, другая только ставится перед наукой. Чтобы яснее представить себе положение дел, разобьем тему диссертации на подпункты и, поставив к ним вопросы, постараемся дать ответы.
Вопрос первый: в какой мере на сегодняшний день изучена русская советская поэзия первого послеоктябрьского пятнадцатилетия, лирика в частности? Второй вопрос: насколько в современном советском литературоведении разработана методика типологических исследований и каковы результаты изучения советской литературы в типологическом плане? Вопрос третий (он логически и проблемно связан со вторым): каково соотношение типологического и исторического аспектов в самом процессе изучения литературных явлений?
С начала шестидесятых годов ранняя советская поэзия, как и поэзия вообще, начинает во все возрастающей степени привлекать внимание советских литературоведов. Из трудов тех лет, посвященных поэзии первого послеоктябрьского пятнадцатилетия, следует вспомнить исследования В.В.Бузник Лирика и времян(19б4), А.С.Карпова „Стих и время,,(1966), А.В.Кулинича „Новаторство и традиции русской советской поэзии 20-х годов„( 1967), В.П.Ракова „Маяковский и советская поэзия 20-х годов„(1-е изд. 1968, 2-е изд. 1976), Е.П.Люба-ревой „Советская романтическая поэзия„(1-е изд. 1969, 2-е изд. 1973) и др.
Названные работы строятся на широком сопоставительном материале, и этим они отличаются от исследований более ранних лет, по священных, как правило, творчеству какого-либо одного поэта. И хотя в этих исследованиях речь велась и об иных поэтах-современниках, Есе же их присутствие сводилось к созданию фона, на котором оттенялось своеобразие изучаемого писателя.
Сопоставительный план позволил авторам трудов начала и середины шестидесятых годов перейти к определению основных закономерностей в развитии русской советской поэзии перБых послеоктябрьских лет. Однако лирика той поры предметом специального исследования не становилась» Исключением является книга В.В.Бузник, в которой, по словам автора, рассмотрена лишь одна проблема, а именно принципы типизации лирического героя в творчестве поэтов-лириков двух первых советских десятилетий. Те же исследования, авторы которых обращаются к изучению именно лирики, охватывают все же более поздние этапы истории советской поэзии. Это книги А.А.Михайлова „Лирика сердца и разума,,(1965) В.Иванисенко „Поэзия, жизнь, человек. О лирике„(1962), В.Гусева „В середине века„(19б7), А.М.Абрамова „Лирика и эпос Великой Отечественной войны. Проблематика. Стиль, Поэтика„(1-е изд. 1972, 2-е изд. 1975), Н.Мазепы „В поэтическом поиске. Об эпическом и лирическом в современной поэзии„(1977) и др.
То, что интерес к вопросам лирического творчества возник у исследователей советской поэзии сравнительно недавно, связано с целым рядом причин, среди которых вовсе немаловажной было отсутствие труда, где в теоретическом аспекте были бы рассмотрены вопросы специфики лирики как литературного рода. Правда, еще в середине пятидесятых годов появилась книга, которая, как казалось, могла претендовать на решение подобной задачи. Эта книга - „Лирическая поэзия„ критика И.Гринберга.
Однако упомянутая работа носила характер слишком приблизительный и неточный, что относится и к кругу произведений и поэтов-лириков, представленному на страницах книги очень выборочно и неточно, и к теоретическим посылкам, ограниченным и во многом ошибочным. Последнее обстоятельство, как можно предположить, сознавалось самим Й.Гринбергом, который в одной из последних книг „Три грани лирики. Современная баллада, ода, элегия„(1975) уже не вернулся к теоретическим аспектам лирического творчества, а ограничил свои задачи общей характеристикой лирической поэзии наших дней.
Наиболее значительный недостаток книги „Лирическая поэзия„ -недоверие к лирике - имеет свое начало в спорах 30-х годов. В выступлениях тех лет Гринберг утверждал, что лирика, индивидуалистическая по своей природе, всегда была „повернута тылом к широкому миру объективной действительности,, и что единственное средство преодоления этой замкнутости и самоизолированности лирики от „объективного мира,, заключается в ее „эпизации,,, „ ;.. или - что равнозначаще - лиризации эпосан . Эта же мысль им была повторена десять лет спустя: „Взаимопроникновение субъективного и объективного в поэзии связано с взаимопроникновением лирики и эпоса„2. Нетрудно убедиться, что несмотря на
Лирическое и эпическое в русской советской поэзии 1917 - 1921 гг
Поэзия первых лет революции и гражданской войны представляет собой яркую и своеобразную страницу советской литературы. Время неслыханных перемен и невиданных мятежей,, причудливо отразилось в искусстве ранней послеоктябрьской поры. Его отпечаток заметен в творчестве писателей и поэтов, занимавших зачастую противоположные идейные и эстетические позиции. И это обстоятельство не могло не создать предпосылки для определенного стилевого сходства лирики раннего этапа советской литературы. Но время, бурное и стремительное, одновременно порождало и причины, которые вели к разительному разнообразию явлений искусства. Именно поэтому,, когда речь заходит об изучении типологического единства литературно-художественного творчества 1917-1921 гг., исследователь попадает в сложное положение.
Великая Октябрьская социалистическая революция - гигантский поворот в жизни народов бывшей царской России, сопровождающийся всеобщей ломкой старого, зарождением нового, переоценкой веками сложившихся навыков и норм, утверждением в полемике со старым доселе неведомого. А это не могло не породить сложной и стремительной смены еще только намечавшихся и не успевших утвердиться и при нять отчетливые формы многих жизненных явлений, которыми была так богата эпоха военного коммунизма.
Понятно, что подобные процессы происходили и в искусстве, где перед нами вырисовывается не менее причудливая картина: литературная жизнь в годы революции и гражданской войны кажется стремительным потоком с калейдоскопически меняющимся обликом. А это приводило, да и по сию пору приводит исследователей ко мнению об отсут ствии в литературе первых советских лет каких бы то ни было устойчивых стилевых тенденций.
Так, к примеру, рассматривая панораму общественно-исторического развития в первые советские годы, составители „Хроники советской литературы за 20 лет. 1917-1937 гг.„ пришли к выводу о незначительной ценности всего, что было создано в тот период в области художественной литературы: „ .. ,) Центр тяжести изучаемого периода (речь шла о 1917-1919 гг., - Д.И.) не столько в творческой продукции этого времени .. . , сколько в самом широком литера л турном движении ... „ .
В наше время было бы неуместно отрицать значение достижений литературы первых лет советской власти. Но сомнения сегодня вызывает иное - сама возможность типологического изучения закономерностей литературного развития той поры. Причиной сомнений вновь становится пестрота и противоречивость литературного процесса. Показательно в этом отношении мнение одного из внимательных исследователей, стремящегося к изучению в истории советской литературы типологических закономерностей стилевого порядка, Приведем это мнение полностью.
„Стилевая картина (имеется в виду период с 1917 по 1921 гг.-Д.М.) так причудлива и пестра, что представляется сомнительной правомерность разговора о наличии в тот период сколько-нибудь устойчивых закономерностей идейно-художественных течений. Творческие искания многих писателей не привели в ту пору к цельности, органичности, системности их стилей как стилей нового исторического и эстетического качества. Заметно формировались лишь некоторые стилевые свойства: языковые, социально-характерологические, пластически-изобразительные. Принципиальные же идейные позиции писателей выражались нередко не собственно-художественным путем, а декларативно. Общая картина эстетического бытия советской литературы той поры - это сосуществование самых разнообразных в стилевом отношении групп, школ, течений, традиций и т.д. под общим лозунгом принятия Советской власти. Если же говорить о каких-то устойчивых общетипологических тенденциях, то, во-первых, выделялись тенденции эксцентричности, антитрадиционности, эмоциональной „заостренности,, стилей. Во-вторых, тенденция гротеска, стремления к новым, непривычным типам стилевого синтеза,, .
Таким образом, высказанное поначалу сомнение в возможности ведения самого разговора о наличии в литературе первых лет революции закономерностей стилевого характера, завершается определениями не стиля, а скорее стилевой манеры, имеющими при этом характер определений „от противного,,.
Отмеченные трудности имеют объективные основания. Именно поэтому, приступая к изучению стилевой типологии литературы первых послеоктябрьских лет, следует остановиться прежде всего на наиболее изаметных„ явлениях, которым современники придавали особое значение. Из сказанного, конечно, не следует, что вкусам и пристрастиям современников нужно доверять всегда и полностью. Известно много случаев, когда литературная, а подчас и иная мода диктовала высокую оценку впоследствии заслуженно забытого поэта. Однако даже в этом случае точкой зрения современников не следует пренебрегать - она сама требует исторического объяснения. \ Изучение поэзии первых послеоктябрьских лет следует начать с лирики поэтов Пролеткульта и „Кузницы,,. Бесспорно, что их творчество в первые советские годы занимало наиболее видное место и пользовалось широким интересом не только читательских, но и писательских кругов. Знаменателен и требует объяснения факт заинтересованного внимания к творчеству пролетарских поэтов со стороны тех писателей, кто был связан с навыками поэзии символизма. Так, придирчиво-требовательный в качестве литературного критика Валерий Брюсов даже в 1922 году писал о творчестве пролетарских поэтов как о „завтра,, нашей литературы . Валерий Брюсов и Юргис Балтрушайтис предпослали свои предисловия первому поэтическому сборнику Ивана Филипченко „Эра славы„(1918). В поэтических студиях Пролеткульта служили в качестве лекторов и консультантов Андрей Белый и Вячеслав Иванов. Известен интерес к пролетарским поэтам Александра Блока . Было ли все это результатом случайностей или недоразумений? Вопрос этот уместен, так как в разное время творчеству пролетарских поэтов давались различные оценки - от восторженно-апологетических до резко отрицательных.
Возникновение „многомерного„ поэтического образа
Интенсивный тип лирической поэзии сложился еще до революции в творчестве поэтов, далеко отстоящих друг от друга как по эстетическим пристрастиям и художественным вкусам, так и по принадлежности к различным литературным направлениям и школам.
В силу устоявшихся оценок может вызвать возражение наше намерение рассматривать в одном ряду поэзию Маяковского и Ахматовой, Маяковского и Мандельштама. Поэтому анализ лирики интенсивного типа следует вести с сопоставления поэзии Маяковского и Пастернака - эта параллель в критике и истории литературы рассматривалась неоднократно и поэтому стала привычной.
Однако, несмотря на то, что основным предметом нашего изучения является собственно лирическая поэзия., в данном случае целесообразно начать с теоретических высказываний, в частности, с ранних статей Бориса Пастернака „Вассерманова реакция„(1914) и „Черный бокал „(1916), где отразились взгляды поэта на задачи новой лирики Подобная очередность оправдана тем, что Пастернак-поэт сложилсяпозже Пастернака-теоретика, и в ту пору, когда были написаны стихи, в которых почерк зрелого Пастернака лишь угадывается, Пастернак-теоретик набрасывал контуры новой лирики смело и довольно точно.
Так, в сборнике „Руконог„, групповом издании „Центрифуги„, где Пастернаком был сформулирован ряд важных положений новой поэтики и эстетики, им публикуются нехарактерные для его зрелого стиля стихотворения „Цыгане„, „Мельхиор„ и „Об Иване Великом„, в которых он подражает Асееву, в ту пору соратнику по „Центрифуге„ И даже во „Втором сборнике „Центрифуги„, появившемся в 1916 го ду, им помещаются стихотворения „Полярная швея„ и „Тоска бешеная, бешеная...„, которые им никогда не перепечатывались, что уже само по себе показательно»
Однако если Пастернак-поэт искал себя долго и нелегко, то в статьях середины 10-х гг. мы встречаем утверждения, которые при всех переменах в творчестве Пастернака, сохраняют свою изначальную суть.
Так, в статье „Вассерманова реакция„, критически анализируя стихи Вадима Шершеневича, в ту пору основной фигуры околофутуристического издания „Мезонин поэзии„, Пастернак излагает свои взгляды на требования, предъявляемые, по его словам, к „поэзии истинной„. По мнению Пастернака, стихи Шершеневича последовательно антипоэтичны, а следовательно и антилиричны, так как в них отсутствует самое главное - „лирический деятель„ как „нача-лфгатегрирующее„ , которое и придает всему произведению внутреннее единство.
Положение это чрезвычайно важно: поэт говорит о „лирическом субъекте„ как неотъемлемой принадлежности лирического стихотворения, без чегфесь образный строй произведения обездушивается и обесценивается, превращаясь в простую „фигуральную образ-ность„ В поэзии Шершеневича отсутствует лиризм, что и низводит ее до степени формального стихописания.
Но такова же и метафора Шершеневича, в основе которой лежит факт сходства, реже ассоциативная связь по сходству, и никогда по смежности Именно последний момент, по словам Пастернака, отделяет настоящую лирику от ее имитации, потому что метафора по смежности вскрывает ассоциативный характер восприятия окружающего лирическим субъектом Иными словами, только с ее помощью мы можем проникнуть во внутренний мир лирического субъекта» Что это так, подтверждает следующее рассуждение Пастернака: „ .,. Только явлениям смежности и присуща та черта принудительности и душевного драматизма, которая может быть оправдана только метафо-рически„
Мысль Пастернака заключается в следующем: метафора по сходству может быть продуктом чисто формального стихотворства, возникающим даже при отсутствии лирического переживания; метафора по смежности становится результатом восприятия окружающего „лирическим деятелем,,, „интегрирующими в своих переживаниях и в своем сознании явления, настолько далеко отстоящие друг от Друга, что при обычном взгляде на вещи не появляется ни малейшего повода для их сопоставления и сближения. Однако впечатления, кажущиеся случайными и необязательными, „интегрируются,, „лирическим деятелем„, а их случайность - „чересполесность„ - создает драматизм„ в „лирически нагнетенном сознании,,
- Это свойство „художественного мышления,, Пастернака было замечено критикой давно. Позднее подобная трактовка была распространена и на художественный образ лирики Пастернака, „Предметы и яв-яения,входящие в состав образа, - пишет в этой связи Л.Озеров, -отдалены друг от друга необычайно, но они вместе с тем сближены».
Такое восприятие действительности способствует возникновению „многомерного„ художественного образа - результата не одного ряда впечатлений, к примеру, впечатлений только зрительных: в стихах Пастернака сочетаются впечатления разнородные и разнохарактерные. В середине 40-х гг. Пастернак вновь повторил мысль, высказанную им в своей ранней статье: „Образ в поэзии почти никогда не бывает зрительным, но представляет некое смешанное жизнепо добье, в состав которого входят свидетельства всех наших чувств и все стороны нашего сознания.
Способы выражения лирического „я„ в русской советской поэзии 1922 - 1924/25 гг
Вторая стилевая эпоха русской советской лирики связана с закономерностями нового общественно-политического этапа, последовавшего за окончанием периода военного коммунизма и гражданской войны. Эти закономерности преломились в творчестве советских поэтов-лириков в стремление к синтезу - широкому и полному охвату новой действительности, а вместе с тем в напряженные поиски путей к созданию новой лирики»
Второй период принес с собой понимание необходимости перемен в системе выразительных и изобразительных средств лирического творчества. Однако речь шла вовсе не о формальных поисках. Вставал вопрос о пересмотре самого взгляда на поэзию вообще, лирику -в частности. А это приводило вплотную к пересмотру лирического „я„, а также к осознанию новых соотношений лирического „я„ и „мира,,.
В пору первых послеоктябрьских лет лирика, как уже нам известно, сыграла своеобразную роль - она взяла на себя задачи эпоса, воссоздав эмоциональное восприятифирическим субъектом революционной действительности. Это привело к высокой активности субъективного начала, но в то же время превращало „субъективный эпос„ ранней советской лирики в явление сугубо индивидуального и единичного порядка. Такой „эпос,, терял объективный характер и „конструировался,, поэтом-лириком каждый раз сугубо субъективно. До-статочно сравнить „модель мира„, воссозданную пролетарской поэзией, с тем изображением вселенной, какое мы находим у „новокрестьянских,, поэтов, чтобы ясно почувствовать резкое отличие разных стилевых школ в восприятии действительности. Однако и та и Другая „модель мира,, претендовала на подлинность и достоверность. В лирике 1917-1921 гг., в первую очередь в той ее части, что стремилась воспеть Октябрь, лирическое ия„ становилось носителем преимущественно одной - утверждающей - интонации, что в конце концов не могло не привести к известной „однотонности,,, а затем и к обеднению выразительных и изобразительных средств. Однако в первый период советской лирики эта односторонность сглаживалась вследствие самих специфических условий времени: эпоха первых лет революции и гражданской войны нуждалась в патетике и ею в основном покрывала свои запросы в области лирического воссоздания действительности. При переходе к новому этапу революции однопла-новость „патетической лирики,, , ее „однотонность,, не могли не восприниматься как эмоциональная бедность и художественная упрощенность. Требовался возврат к глубине и сложности лирического переживания, а вместе с тем и к многообразию способов выражения лирического „я„.
Однако речь не могла идти о возвращении к стилевым приемам лирики предоктябрьских лет, какими бы значительными именами она ни была представлена. Необходимо было создать новую лирику, которая бы вместила целостный мир переживаний лирического „я„, участника и свидетеля революции. Эта задача оказалась по плечу двум наиболее значительным советским лирикам - В.В.Маяковскому и С.А.Есенину, - чьи поиски и художественные открытия определили пути советской поэзии как в двадцатые, так и последующие годы.
Характерно, что именно в поэзии Маяковского и Есенина ярче и полнее, чем в стихах поэтов-современников, раскрылся лирический
герой, в строе переживаний которого широко и многогранно раскрылись переживания человека эпохи революции и социалистческих преобразований. Лирический герой обоих поэтов представал в сложном (у Маяковского), противоречивом (у Есенина) соотношении с миром революционной действительности. Вне учета глубоко личностного характера творчества того и другого поэта невозможно достаточно полно понять и оценить их лирику. В то же время, изучение лирического творчества обоих поэтов не может вестись в отрыве от их шагов, сделанных в предоктябрьскую пору, так как поэтическая система советского времени стала результатом перестройки их стилевой системы предреволюционных лет.
Ранние стихи Маяковского (конца 1912- начала 1913 гг.) лишены столь привычного для его поэзии лирического „я„. Сказанное относится к стихотворениям нНочьи(1912), ,,Утро„(1912), „Порт„(1912), „Из улицы в улицу„(1913), „Вывескам„0913), ,,Театры„(1913), „Кое. что про Петербург„(1913). В стихотворении „Уличное,, лирическое „я„ появляется, однако оно пока соотнесено с экспрессивным городским пейзажем и становится скорее отражением этой экспрессявности, а не носителем самостоятельного активного начала. И лишь в стихотворении „А. вы могли бы?„(1913), звучащем как программа и одновременно как вызов, оно сходно с „приподнятым,, и „выдвинутым,, „я„ лирики Маяковского.
В литографском сборнике ,,Я„(1913) лирический субъект поэзии Маяковского находится уже на переднем плане. Гиперболизированное „я„ этого сборника получит подкрепление и дальнейшее развитие в стихотворениях 1914 года, таких как „Кофта фата,,, герой которого одет в „желтую кофту,,, и ,Д все-таки,,, первоначально носившем название „Еще я„.
Конечно, лиризма не лишены и самые ранние стихотворения Мал ковского: лиризмом проникнуты все „внеличностные„ и „пейзажные„ стихи начинающего поэта. Однако осознать и отчетливо проявить лирическое „я„ своей поэзии Маяковскому помогала завоевавшая в 1913 году шумный успех поэзия Игоря Северянина.
„Мир , и лирическое „я„ в русской советской поэзии середины 1920-х - начала 1930-х гг
Вторая стилевая эпоха русской советской лирики связана с закономерностями нового общественно-политического этапа, последовавшего за окончанием периода военного коммунизма и гражданской войны. Эти закономерности преломились в творчестве советских поэтов-лириков в стремление к синтезу - широкому и полному охвату новой действительности, а вместе с тем в напряженные поиски путей к созданию новой лирики»
Второй период принес с собой понимание необходимости перемен в системе выразительных и изобразительных средств лирического творчества. Однако речь шла вовсе не о формальных поисках. Вставал вопрос о пересмотре самого взгляда на поэзию вообще, лирику -в частности. А это приводило вплотную к пересмотру лирического „я„, а также к осознанию новых соотношений лирического „я„ и „мира,,.
В пору первых послеоктябрьских лет лирика, как уже нам известно, сыграла своеобразную роль - она взяла на себя задачи эпоса, воссоздав эмоциональное восприятифирическим субъектом революционной действительности. Это привело к высокой активности субъективного начала, но в то же время превращало „субъективный эпос„ ранней советской лирики в явление сугубо индивидуального и единичного порядка. Такой „эпос,, терял объективный характер и „конструировался,, поэтом-лириком каждый раз сугубо субъективно. До-статочно сравнить „модель мира„, воссозданную пролетарской поэзией, с тем изображением вселенной, какое мы находим у „новокрестьянских,, поэтов, чтобы ясно почувствовать резкое отличие разных стилевых школ в восприятии действительности. Однако и та и Другая „модель мира,, претендовала на подлинность и достоверность. В лирике 1917-1921 гг., в первую очередь в той ее части, что стремилась воспеть Октябрь, лирическое ия„ становилось носителем преимущественно одной - утверждающей - интонации, что в конце концов не могло не привести к известной „однотонности,,, а затем и к обеднению выразительных и изобразительных средств. Однако в первый период советской лирики эта односторонность сглаживалась вследствие самих специфических условий времени: эпоха первых лет революции и гражданской войны нуждалась в патетике и ею в основном покрывала свои запросы в области лирического воссоздания действительности. При переходе к новому этапу революции однопла-новость „патетической лирики,, , ее „однотонность,, не могли не восприниматься как эмоциональная бедность и художественная упрощенность. Требовался возврат к глубине и сложности лирического переживания, а вместе с тем и к многообразию способов выражения лирического „я„.
Однако речь не могла идти о возвращении к стилевым приемам лирики предоктябрьских лет, какими бы значительными именами она ни была представлена. Необходимо было создать новую лирику, которая бы вместила целостный мир переживаний лирического „я„, участника и свидетеля революции. Эта задача оказалась по плечу двум наиболее значительным советским лирикам - В.В.Маяковскому и С.А.Есенину, - чьи поиски и художественные открытия определили пути советской поэзии как в двадцатые, так и последующие годы.
Характерно, что именно в поэзии Маяковского и Есенина ярче и полнее, чем в стихах поэтов-современников, раскрылся лирический герой, в строе переживаний которого широко и многогранно раскрылись переживания человека эпохи революции и социалистческих преобразований. Лирический герой обоих поэтов представал в сложном (у Маяковского), противоречивом (у Есенина) соотношении с миром революционной действительности. Вне учета глубоко личностного характера творчества того и другого поэта невозможно достаточно полно понять и оценить их лирику. В то же время, изучение лирического творчества обоих поэтов не может вестись в отрыве от их шагов, сделанных в предоктябрьскую пору, так как поэтическая система советского времени стала результатом перестройки их стилевой системы предреволюционных лет.
Ранние стихи Маяковского (конца 1912- начала 1913 гг.) лишены столь привычного для его поэзии лирического „я„. Сказанное относится к стихотворениям нНочьи(1912), ,,Утро„(1912), „Порт„(1912), „Из улицы в улицу„(1913), „Вывескам„0913), ,,Театры„(1913), „Кое. что про Петербург„(1913). В стихотворении „Уличное,, лирическое „я„ появляется, однако оно пока соотнесено с экспрессивным городским пейзажем и становится скорее отражением этой экспрессявности, а не носителем самостоятельного активного начала. И лишь в стихотворении „А. вы могли бы?„(1913), звучащем как программа и одновременно как вызов, оно сходно с „приподнятым,, и „выдвинутым,, „я„ лирики Маяковского.
В литографском сборнике ,,Я„(1913) лирический субъект поэзии Маяковского находится уже на переднем плане. Гиперболизированное „я„ этого сборника получит подкрепление и дальнейшее развитие в стихотворениях 1914 года, таких как „Кофта фата,,, герой которого одет в „желтую кофту,,, и ,Д все-таки,,, первоначально носившем название „Еще я„.
Конечно, лиризма не лишены и самые ранние стихотворения Мал ковского: лиризмом проникнуты все „внеличностные„ и „пейзажные„ стихи начинающего поэта. Однако осознать и отчетливо проявить лирическое „я„ своей поэзии Маяковскому помогала завоевавшая в 1913 году шумный успех поэзия Игоря Северянина.
