Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I Историография литературной адыгской /черкесской диаспоры
ГЛАВА II Историческая проза мухадина кандура
Трилогия «Кавказ» ;
«Черкесы. Балканская история»;
«Революция» (или «И в пустыне растут деревья»);
«Дети диаспоры»
ГЛАВА III Современная литературная диаспора адыгов. поиски и обретения. художественные смыслы тнодуховной идентичности .
Расим Рушди,
Захра Омар (Апшаца),
Кадир Натхо, Джамиль Исхак'ат ,
Фейсаль К'ат,
Самир Харатоко,
Мухамед Азоко 20^
Заключение 25»
Библиография
- Трилогия «Кавказ»
- «Революция» (или «И в пустыне растут деревья»);
- Кадир Натхо, Джамиль Исхак'ат
- Мухамед Азоко
Введение к работе
Актуальность темы. Исследование зарождения и развития адыгской литературной диаспоры в национальной культуре — важная литературоведческая проблема. Об истории адыгской литературной диаспоры известно немного. Исключение составляют труды Л.А. Бекизовой «Литература в потоке времени. Литература черкесов-адыгов XX века» (2008), Х.Т. Тимижева «Историческая поэтика и стилевые особенности литературы адыгского зарубежья» (2006) и ряд научных, литературно-критических и публицистических статей А.Х. Хакуашева, К. К. Султанова, В.А. Бигуаа, Х.И. Бакова, А.А. Схаляхо, К.Г. Шаззо, М.М. Хафица и других о культуре и литературе адыгской диаспоры. А если говорить об этнической идентичности, отраженной в адыгском историческом романе и в прозе адыгской литературной диаспоры вообще, то эта тема и вовсе не изучена. История, причины возникновения литературной диаспоры, ее типологические черты, поэтика не изучены в том масштабе, в каком требуется для включения этой важной части этнодуховной культуры народа в национальное культурно-литературное наследие. В диссертации впервые предпринята попытка широко представить адыгскую литературную диаспору в контексте национальной истории, культуры и литературы.
В течение тысячелетий формировались многие этно-культурные и исторические традиции адыгов, к их числу автор работы относит не только фольклор, который до сих пор рассматривается как единственный и главный национальной литературы, но и ораторское искусство (джэгуакIуэ и пр.), религиозные традиции, адыгэ хабзэ, адыгагъэ и в целом лъапсэ — все то, что является основой национального самосознания и идентичности, и составляет предмет разных наук: от истории, этнологии, этнолингвистики, этнопсихологии, фольклористики до культурологии и искусствоведения. Эти традиции оказали воздействие на диаспорную художественную литературу в целом, в которой отразились многие стороны жизни адыгского народа в ХI–XX вв., преемственность духовного опыта. Поэтому важным принципом для себя автор считает комплексное исследование динамики диаспорной литературы, с высвечиванием аспекта преемственности этнодуховной энергетики, и использованием современных достижений смежных гуманитарных наук, связанных с адыговедением, в частности, и кавказоведением в целом. При этом привлекается диаспорный, северокавказский, закавказский, западно-европейский и ближневосточный контекст, ибо сами писатели не могли обойти вниманием проблемы этнодуховных, историко-культурных связей с соотечественниками, проживающими на исторической родине, с народами Северного Кавказа (особенно с адыгами /черкесами/), Закавказья (главным образом с Абхазией), и с народами, в среде, которых волею судьбы оказались адыги и составили диаспору (Турция, Египет, Иордания, Сирия, США, Англия, Германия, Италия) и т. д.
Адыгская литературная диаспора создает целостную художественную картину этнокультурного развития народа, его истории, богатого духовного наследия в контесте общечеловеческого развития, что и позволило ей серьезно заявить о себе в мировой литературе и занять заметное место в литературном процессе конца ХIХ–XX в. Она способствует пониманию философии истории адыгского этноса, который длительное время был связан с древними цивилизациями (хаттской, египетской, греческой, римской, византийской и др.), а в современное время – с Ближним Востоком и Западной Европой, где адыги компактно проживают. В реферируемой диссертации освещаются актуальные неизученные проблемы истории адыгской диаспорной литературы, связанные с ее формированием, генезисом и жанровой системой. Комплексный подход к изучению литературного материала позволил автору впервые выделить в диссертационной работе такое ключевое понятие, как лъапсэ, составляющее собственно основание этнической идентичности адыгского народа в целом. Автор диссертации использует разные методы исследования, в том числе компаративный, типологический, структурно-семиотический, этнокогнитологическое интервьюирование респондентов в диаспоре (писателей, поэтов, публицистов, деятелей культуры и др.).
Цель и задачи работы. Целью диссертации является исследование проблем истории формирования адыгской литературной диаспоры и ее этнодуховной идентичности в широком контексте истории и культуры адыгского народа, а также других народов Кавказа и мира.
В соответствии с этим решаются следующие задачи:
1. Исследовать историю становления и духовные истоки адыгской литературной диаспоры.
2. Дать научное обоснование понятию «адыгская литературная диаспора» и показать ее характерные черты.
3. Раскрыть содержание понятия лъапсэ – как основание этнодуховной идентичности народа, стержень национальной литературы.
4. Показать преемственность знаков и символов в архетипическом художественном сознании народа, нашедших воплощение в лучших образцах литературной диаспоры.
5. Раскрыть особенности адыгской литературной диаспоры с выделением основного жанра — исторического романа; исследовать его поэтику и типологию в контексте взаимодействия исторического и художественного сознания, с привлечением данных историографии, этнографии, этнолингвистики и этнопсихологии.
6. Показать роль черкесско-мамлюкских историко-повествовательных и поэтических традиций, англоамериканской, турецкой, арабской историко-публицистической литературы XIX – нач. XX в. в становлении адыгской литературной диаспоры.
7. Выявить основания этнодуховной идентичности адыгов и провести параллель между историческими, современными реалиями и художественным их воплощением в литературе диаспоры.
Теоретической и методологической основой работы стали труды российских и зарубежных литературоведов, фольклористов, этнологов, этнописхологов, этнолингвистов и культурологов: А.Н. Веселовского, Н.И. Конрада, Б.А. Грифцова, В.М. Жирмунского, Е.М. Мелетинского, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Х.Г. Гадамера, В.М. Гацака, Вяч. Вс. Иванова, Д.С. Лихачева, Л.Н. Гумилева, В.А. Тишкова, Ю.В. Бромлея, М.В. Крюкова, А.И. Кузнецова, С.В. Чешко, З.П. Соколовой, Н.Д. Арутюновой, Д. Дюришина, В.В. Кожинова, Н.С. Надъярных, К.К. Султанова, Ю.Я. Барабаша, У.Б. Далгат, Х.С. Бгажба, Л.А. Бекизовой, З.Х. Налоева, А.Х. Хакуашева, Б.Х. Бгажнокова, Ш.С. Салакая, Ю.М. Тхагазитова, А.Х. Мусукаевой, В.А. Бигуаа, Р.Г. Мамия, Р. Фокса, Р. Стэнга, Д. Х. Роулинсон, Б. Ромберга, К.Г. Юнга, В. Гумбольдта А. Джамухо, С. Берзеджа, Х. Самиха, И. Бакаи, М.А. Шауабке и др. Автор также опирается на работы кавказоведов, историков, этнографов и археологов: В.В. Латышева, Ю.А. Кулаковского, Е.И. Крупнова, М.О. Косвена, Г.Ф. Чурсина, З.В. Анчабадзе, Ш.Д. Инал-ипа, Г.А. Дзидзария, С.Х. Хотко, А.В. Фадеева, Ю.Н. Воронова, А.П. Новосельцева, В.П. Алексеева, Г.Х. Мамбетова, Т.Х. Кумыкова, Р.Ж. Бетрозова, Н. Хиджази, М. Атэллэ, М.А.-У. Уардыма, О.М. Баши, Б. Самкога, С. Абудайи, А. Аннасгьи, Н. Зайдэ, П. Янга, Д. Уассерштайна, Дж.З. Смит, Дж. Хюитта, Р. Смитса, Б. Маклея, И. Айдемира и др.
Научная новизна исследования обусловлена комплексным, многоступенчатым подходом к изучению адыгской литературной диаспоры в широком историко-культурном контексте. Когда речь идет об исследовании диаспорной литературы, и в целом культуры адыгов, первым и самым сложным препятствием на этом пути оказывается их разорванность, раздробленность. В диссертации делается попытка преодолеть эту раздробленность и показать движение национальной литературы (материковой и диаспорной) в единстве на основе исследования, например, жанровых форм романа (исторического и др.).
В адыгском литературоведении роман в диаспорной литературе впервые становится предметом монографического исследования; выявляются особенности его поэтики и типологические черты. Тексты романов подвергаются историко-литературоведческому анализу. При этом автор широко использует достижения как литературоведения так и этнологии, историографии, философии, фольклористики, этнолингвистики, этнопсихологии, социологии и источниковедения; вводит в научный обиход малоизвестные отечественные и зарубежные источники для раскрытия художественного мира произведений. Автор диссертации впервые выявляет ключевые принципы или основания этнодуховной идентичности адыгов, позволяющие понять суть национальной литературы, создаваемой в диаспоре; вводит в адыговедение новое понятие – лъапсэ.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что она предлагает новый подход в изучении адыгской диаспорной литературы, и шире — национальной литературы, не только адыгской, но и других литератур диаспор народов Северного Кавказа и Абхазии. Ее выводы и материалы могут быть использованы при составлении программ и курсов лекций по адыгским литературам (кабардинской, адыгейской и черкесской), истории культуры и литературы других народов Северного Кавказа и Абхазии. Они также могут быть использованы при создании методических пособий по обучению студентов и детей адыгской диаспоры, в частности в адыгских школах в Иордании (например, школа им. Принца Хамзы в Аммане) и Сирии и др. Материалы диссертации также могут быть использованы для составления курсов лекций для студентов в Центре исследования языка и культуры адыгов в диаспоре в Аммане.
Апробация работы. Основные положения и научные результаты диссертации отражены в монографии: «Адыгская литературная диаспора. История. Этнодуховная идентичность. Поэтика», а также в статьях в научных сборниках и журналах, изданных в России и за рубежом (общим объемом более 35 п. л.).
Авторская концепция по изучению адыгской литературной диаспоры и многие положения настоящей диссертации были представлены на различных российских и международных кавказоведческих конференциях. Вот некоторые из них: Международная Конференция по проблемам изучения состояния адыгского и абхазского языков в диаспоре. (Турция, Стамбул – июнь 2002). Конференция «Вопросы изучения истории национальных литератур. Теория. Методология. Современные аспекты» (Москва, ИМЛИ РАН, 11 июня, 2008);
Первая Международная Конференция по проблемам сохранения и развития адыгского языка в черкесских диаспорах. (Иордания, Амман, 12-13 октября, 2008)
Структура диссертации подчинена главным принципам и содержанию работы. Исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографии.
Трилогия «Кавказ»
Поэтому, когда на Уровне современной отечественной и диаспорной историографии Я публицистики легко прослеживаешь, как нынешний адыг гордится Древней черкесско-мамлюкской цивилизацией, историей конкретных персоналий - представителей черкесско-мамлюкской диаспоры в Египте, да еще и более отдаленной историей своих предков, то это не кажется странным. Напротив, такое отношение к своему прошлому помогает проследить динамику его самосознания. Другое дело, каким образом систематизировать эту динамику, историю этнодуховной культуры и литературы диаспоры, начиная с древнейших времен не боясь впасть в субъективизм, и какое место отводить новейшей истории диаспоры адыгов, истории ее образования при выделении художественной литературы XX столетия - мощнейшей и животворящей ее картины.
В черкесской энциклопедии сказано, что современная адыгская диаспора проживает в 40 странах мира [АЧЭ, 2006, с. 405]. Основная ее часть сосредоточена на Ближнем Востоке и как раз более всего стремится к сохранению своей этнодуховной идентичности, поскольку она все еще проживает более или менее компактно, обьединяясь вокруг общественно-культурных организаций Адыгэ Хасэ.
Возможно, будет справедливым обозначить XIX век как начало нового отсчета времени в истории этнодуховной культуры и литературы адыгов. Переломный период в судьбе народа - этот вынужденный исход из отечества, по-видимому, способствовал новому этапу формирования этноосознания: Такой взгляд позволяет утверждать, что этнокультурные достижения махаджиров - продолжение этнодуховного пласта, заложенного черкесскими мамлюками и работающего теперь в едином этнодуховной адыгском континууме. Выделяются, таким обра зом, два этапа формирования черкесской диаспоры: домахаджирский, то есть черкесско-мамлюкский, и собственно махаджирский. После махаджирства следует помнить о волнах эмиграции черкесов, имевших место в XX в.: после Октябрьской революции, затем Второй мировой войны и крушения «железного занавеса» в конце столетия. Конечно, нужно отдавать себе отчет в том, что любые разделения на этапы и периоды всегда условны, тем не менее, такое разделение помогает нам формулировать свое отношение к черкесской диаспорной культуре и литературе в целом как имеющее глубокие корни и тысячелетнюю историю.
Интересующий нас махаджирский период охватывает весь XIX век. Осевший в Османской империи народ впоследствии оказался рассеянным по всему миру и причины здесь весьма разнообразны. Одни перепереселялись (реэмигрировали), другие, оставаясь на своих местах, становились жителями этих государств. Чтобы понять всю сложность этого процесса, обратимся к другим примерам, к истории других народов, помогающим разобраться в ситуации, подобной черкесской. Н.С. Надъярных, в частности пишет, что «часть украинцев, которая находится за пределами Украины, никогда никуда не переселялась. Например, пряшевские украинцы (Словакия), или украинцы, живущие в Польше. В конце Первой мировой войны, когда решался вопрос о "новой карте" Европы, в границах Полыни осталась большая часть этнических территорий, на которых испокон веков совокупно проживало украинское население» [Надъярных, 1996, с. 33].
Действительно, нельзя не обратить внимания на существование подобных фактов. Применительно к адыгской диаспоре, можно привести два свидетельства о еще более усложненных формах современной эмиграции и диаспоры. Пример первый. Адыги, проживающие ныне в двух селах Израиля -Кфар Кама и Рекхания, тоже никуда не переселялись. Во время войны 1948 года эта территория отошла к Израилю. До войны нынешние черкесы Израиля проживали в Палестине, так как эти села были палестинскими.
Пример второй, касающийся Голанских высот в Сирии. Когда Сирия потеряла в 1968 г. Голанские высоты, то черкесы, заселявшие в основном эту территорию, массово эмигрировали в США, в то время как, скажем, друзы остались на своей прежней территории, став, таким образом, гражданами новой для них страны - Израиля. Кстати, нынешняя адыгская диаспора США, эмигранты с Голанских высот, (более пяти тысяч человек), ныне проживает компактно в Нью Джерси. Адыги, первоначально эмигрировавшие волею судьбы или исторических обстоятельств с этнических территорий Северного Кавказа, на которых они испокон веков проживали, в Османскую империю, затем оказывались «вторичными», «троичными» и более эмигрантами не по своей воле иногда и без всякого передвижения, а в результате изменений политической и географической границы.
В «Новом иллюстрированном Оксфордском словаре» мы находим следующее определение диаспоры: «Диаспора - рассеяние евреев, после изгнания, среди не евреев; евреи так рассеялись» [OID, с. 461]. Но следуя логике Дж.З. Смит, можно констатировать, что «категория "изгнание" не является эксклюзивом только для одних лишь евреев» [ОГО, с. 461]. В самом деле, в настоящее время понятие диаспоры (рассеяния) широко используется по отношению ко всем без исключения народам, которых в большей или меньшей степени коснулось «рассеяние».
«Революция» (или «И в пустыне растут деревья»);
Хасэ становится головной культурно-социальной организацией черкесов, от которой позже отделилось множество ветвей; из них выделяются молодежный клуб и женская Хасэ, которая занимается устройством адыгских женщин на работу, организацией помощи в различных ситуациях, требующих социальной и правовой защиты. НыбжъыщЪ Клуб (Молодежный Клуб, 1949 г.), целеустремленно проводил работу по сохранению родного языка. Все Хасэ организовывали курсы родного языка, черкесского народного танца для взрослых и детей и т. д.
При когнитологическом интервью Али Мухамед Уардым, один из основателей Клуба, на наш вопрос: «Какая была необходимость создания НыбжъыщЪ Клуб», — ответил: «В Иордании было время (первая половина XX века. - Л. Б.-К), когда здесь жил адыгский язык, а арабские наемные работники, которых черкесы брали в большом количестве для работы на полях, сами учили адыгский язык. Так, многие из старого поколения арабов и сегодня знают адыгский. Во второй половине XX века, с рождением нового поколения адыгов, которые изучали в школах только два языка - арабский и английский или французский, уже с детства владели этими языками, а родной язык все более оттеснялся. Это встревожило именно молодых людей - нас.
Мы хотели знать свой родной язык, гордиться своей культурой и своим происхождением, потому и решили создать то, что создали».
В программе, которую они подали в Министерство внутренних дел19, как пишет в своей книге «Тикраят ан нашат Нади Аль Джиль Аль Джадид» (Мемуары об организации Молодежного клуба) Али М. Уардым, они записали: «Наша цель - создание культурной и спортивной черкесской организации» [Уардым, 1991-а, с. 12].
В 1953 году при клубе создается профессиональный черкесский ансамбль танцев. Вскоре после успешных выступлений этого ансамбля, первый канал государственного телевидения Иордании снял видеоролик, который по сегодняшний день служит символической заставкой ТВ как знак общеиорданской культуры.
Важным моментом в истории Молодежного клуба служит прибытие в Амман учителя адыгского языка, писателя, поэта и ученого-фольклориста Кубы Шабана. Это не было случайностью: узнав, что Куба Шабан переехал жить в Сирию, создатели клуба отправились туда специально, чтобы пригласить его жить и работать в Иордании. Куба Шабан принимает это предложение ив 1951 г. переезжает в Амман. Так начинается его активная работа с молодежью черкесской диаспоры»" . Видя, с каким энтузиазмом относится молодое поколение иорданской диаспоры черкесов к своей культуре, он сразу же начинает писать пьесы об эмиграции «Псыик1ыж махуэ» (День перехода через море) и «Къэбэрдей жэщтеуэ» (Ночной злой дух над Кабардой). Он пишет на адыгском (кабардинском) языке, используя латинский алфавит, так как во всей округе не было возможности издавать текст, написанный на кириллице21.
Пьеса «ПсыикГыж махуэ» (День перехода через море) создана на тему трагического 1864 г., когда многие адыги эмигрировали в Оттоманскую империю. Эта тема позже отзовется в романах диаспорных писателей (Самир Харатоко, Захра Омар /Апшаца/ и др.) и в первом историческом цикле романов о Кавказе М. Кандура, где она будет развита и обретет реалистическое звучание. Ей будут посвящены также публицистические статьи (Хади Шукман, Адыль Гамкари и др.), науч ные исследования (A.M. Уардым, М.К. Хагондоко и др.) и множество поэтических произведений (М. Умар, Ф. К ат, Н. Хунаг и др.).
Итак, пьеса «ПсыикТыж махуэ» (День перехода через море) Шаба-на, с весьма символическим названием, сразу же погружает читателя в историю махаджирства и в психологически невыносимую ситуацию, когда старожилы Кавказа вынужденно оставляют свои дома и отправляются в чужие края. Шабан воссоздает один день расстающихся со своей родиной людей. День этот запомнится навсегда, и его трагическая история составит память множества поколений махаджиров.
Пьеса состоит из четырех частей, показывающих хронологию событий с момента, когда царь решает «адыгский вопрос» не в пользу последних. Начинается произведение с описания русского военного лагеря. Офицеры обсуждают план нападения на регион, решая взорвать сначала мечеть; после этой «военной операции» солдаты покидают регион.
Цель бомбардировки - точка драматической опоры: до настоящего времени дискуссия, почему адыги эмигрировали, все еще не находит ответа, потому что многие ученые и писатели диаспоры склонны связывать ее с «исламским вопросом». (Кстати, этот вопрос поднимается и в 3-ей книге трилогии «Кавказ» М. Кандура, где он, в противовес «религиозной», раскрывает иные причины махаджирства.) Религиозная трактовка махаджирства в пьесе Шабана была продиктована, по всей видимости, тем, что он писал для мусульманского общества (иорданского, ближневосточного). Во второй части Шабан раскрывает психологию адыгского гостевого дома. Издревле хьэщТэщ ассоциируется с домом, где принимаются серьезные решения: адыгские уорки и тамада родов собирались в хъэгц1эщ и обсуждли важные вопросы, касающиеся будущего народа, его политики и т. д. Здесь впервые исполнялись новые песни, сочиняемые джэгуако.
Кадир Натхо, Джамиль Исхак'ат
М. Кандур раскрывает страшный образ войны и трагические последствия для воюющих сторон, отстраняясь и не акцентируя своих симпатий и антипатий.
При написании кавказского цикла он использовал архивные материалы, рассказы махаджиров, переданные из уст в уста. Он изучал также народные предания, песни-плачи, которые, по его же словам, служили ему источником правдивой информации о войне; некоторые из таких песней-плачей встречаются в исследованиях А. Гутова и др. [См.: Гутов, 2005, с. 13].
Сложность характера Казбека, одного из главных героев кавказского цикла, сформирована из «синхронистичности» или парадигмы бесчисленных случаев «смысловых совпадений», если по Юнгу. Повторяющиеся «потери» не могут бесследно пройти для любого человека. Они получают различные ответы в его сознании, меняя в нем многое. Казбек пытается всегда найти что-то человеческое даже в самый тяжелый период жизни личной и гражданской, чтобы в самом себе не погубить это начало, чтобы оставаться человеком, найти в себе духовный баланс. В конце романа мы видим, что он никогда не терял своего .человеческого лица, всегда относясь и к противнику с точки зрения нравственно-моральных принципов адыгагъэ. Пример тому - его отношение к пленнику, русскому солдату (поляку) Игорю, в котором он видит равного: делится едой, хочет отпустить, ибо не видит смысла в его пленении, - ведь он и сам возвращается домой, решив, что уже завершил «военный путь». Однако Игорь не хочет расставаться с Казбеком, просит его не гнать от себя, хочет остаться с ним навсегда. Казбек изменил его отношение к горцам, и вообще к жизни. Игорь теперь знает, что адыги - не дикари, как принято было считать... Это народ, полный достоинств и морально-нравственной культуры. А жизнь настолько ценна, что ее можно отдавать только ради любви к своему отечеству.
Казбек, формировавшийся гуманистом, переживет гибель своего сына Имама, не успевшего увидеть рождение своего ребенка. Все эти и многие другие трагические «совпадения» не убивают в нем человечности. Он остается подлинным уорком, которым воспитывался с детства. Этот взгляд писателя на уорка «найти человека там, где его раньше не искали» (no-Бахтину) тоже весьма любопытен [Бахтин, 2000, с. 245].
Казбек - уорк в подлинном смысле слова. В романтико-героической (эпической) характерологии героя писатель акцентирует его сущностную сторону в повседневной жизни и в экстремальной — военной, ситуации. Эта внутренняя задача трилогии находит кульминационную точку в создании именно образа Казбека, посвятившего себя служению своему народу; герой соединяет в себе две эпохи, две части разорванного времени и мира: до выселения и после выселения адыгов.
Процесс создания образа Казбека подчеркивает роль одного из важнейших институтов воспитания адыгских детей — аталычества, имеющего существенное значение в менталитете народа. Радиус его действия широк: оно было распространено среди многих народов Кавказа; способствовало укреплению дружеских отношений между ними, обменивавшими своих детей в целях воспитания.
В одной из своих «Записок о Большой и Малой Кабарде» (1808) генерал-майор Дельпоццо, говоря «...о противодействии сего народа к принятию наших обычаев и образованности», с нескрываемым удивлением писал об Измаил-бее Атажукине, прототипе лермонтовского героя («Измаил-бей»): «Владелец полковник Измаил Атажуков служил в Армии... После долгого времени службы в Петербурге пожалован кавалером ордена святого великомученика Георгия 4-го класса и бриллиантовой медалью, говорит и пишет по-российски и по-французски и имеет жалования 3000 р. Получивши столь много милостей, как бы надлежало мыслить о нем? Правда, что он живет в Георгиевске, но, впрочем, все напротив. Он жену свою держит в Кабарде, сына родного, который имеет 10 лет от роду, отдал на воспитание одному своему узденю и весьма глупому человеку. Когда едет в Кабарду, снимает с себя крест, медаль и темляк положит в карман [ЦГВИА, ф. ВУА, д. 18491, л. 10; ЛЧЭ, с. 260].
То, что на самом деле стояло за аталычеством, и за теми, кто брался за воспитание, — это наука, изучаемая по сей день кавказоведами. Ата-лычество было частью той эпохи, где оно считалось школой, и «избранные», наиболее удачливые дети получали образование, основывающееся на постижении мира через философию адыгэ хабзэ, уэркъ хабзэ (княжеского-дворянского кода чести) и адыгагъэ, в принципах которых, как уже неоднократно подчеркивалось, было не только отношение к людям, но и к природе, к животным, в частности к лошади, понимание роли этого животного. «Отдача» в аталычество сопровождалось и гордостью за то, что сын получит соответствующее образование.
Мухамед Азоко
Характерным символом материальной культуры этого времени и являются змеи, в чьей форме изготовлялись украшения: бронзовые подвески, бусы, браслеты и т. д., нашедшие еще большее распространение в хаттской цивилизации, где изображение змеи присутствует даже на посуде и пр.
Отчасти повторимся. Хатты - предполагаемые предки адыгов, убы-хов и абхазов (занимали северные и северо-восточные области Малой Азии, в районе изгиба р. Галис (ныне кызыл-Ирмак в Турции), - как известно, имели тесные связи с древне-восточными цивилизациями и в III тысячелетии до н. э. у них отмечается резкий подъем культуры. Именно им принадлежит заслуга выплавки железа из руды. В настоящее время уже установлено, что хаттское название железа, совпадающее с адыгским, было заимствовано из греческого, славянских, древнекитайского и других языков. Особый расцвет культ змеи обретает в хаттский период истории адыгов, когда изображение змей становится знаком не только развития железа, но также символом эстетического мировосприятия.
Возможным продолжением древнеадыгского культа змей (в связи с развитием железных орудий труда) является мифологический образ двух пересеченных змей, обнаруживаемых одной из центральных фигур Нартского эпоса Сатэней Гуащэ (Сатаней). Вспомним, как она приводит кузнеца Тлепша и показывает ему двух змей, находящихся друг на друге в перпендикулярном положении, напоминающем форму клещей, после чего кузнец теряет мистическую силу прикасаться к огненному железу руками: он кует клещи, которыми и закаляет Сосруко.
В архаической мифологии адыгов змея соединяет небо и землю (она одновременно и благодетельна и разрушительна). А уже в развитой мифологической системе змея у адыгов — дуней къатиблу зэтетыр — символ вертикальной семизначной модели мира (в шумерской, индоевропейской и. др. - трехзначные модели мира). Космическая змея приурочена и к низу и к верху: она связывает всю систему мира, в противопоставлении верха и низа. Она связана и с водным миром, от нее зависит поступление воды к людям: может останавливать реки, и отпускать их лишь при приношении ей жертвы — самой красивой земной девушки и т. д.
Во многих традициях хтоническая природа змеи отражается в ее названии... (См.: Иванов Вяч.Вс, Топоров В.Н., 1974). Если рассмотреть словообразование блэ (змея), состоящее из корня - бл + э (окончание) и сравнить со словообразованием сакральной цифры блы — бл+ы, обнаруживается любопытная картина. То есть, фактически семизначная модель мира связана со знаком змеи.
В адыгском мифе змея, обладающая весьма контрастными характеристиками, плотно сидит в сознании и современного адыга. Есть поверье, что в каждом доме живет «своя» змея. Живет как член семьи и хозяин/хозяйка наряду с человеком. Она выводит там своих детей, и никогда не покидает свое жилище. Принято и сегодня считать, что она -символ очага, сохранности семьи, семейного счастья и благополучия. Если же змея покидает дом; то это не к добру для людей, живущих в этом доме. Это к несчастью. Поэтому адыги «не обижают» змей.
Хочется привести пример из собственных наблюдений. В 1987 г., будучи студентами Кабардино-Балкарского университета, мы собирали народное творчество под руководством А. Налоева. Из интервью с одним из моих респондентов: «У нас в доме жила змея. Крупная. Наверное длиной в два метра. Я видел ее часто. Она выползала и переползала через дорогу, наверное добывала себе еду. Затем возвращалась. Соседи тоже видели. Но никто не решался ее убивать. Никто не хотел беды на свою голову. Она людям не причиняла зла, напротив, все счастливые события во дворе связывали с ней. С другой стороны, дети боялись ее... И однажды наш сосед, который всегда ездил на своей тачанке очень быстро, абсолютно случайно переехал ее, и она погибла. ...Люди радовались, что никто не виноват в ее смерти, ее душа никого не накажет. Хоронили с почетом»4.
Символ змеи у Захры Апщаца выступает в двух смыслах. В одном случае это негативный образ. В другом - позитивный. Но и негативный вариант культа помогает герою выстоять. Сравним оба образа:
«...Перед ним появилась мелкая змейка, желтая, словно с набрызну-тыми на нее каплями кувшина глиняного цвета. Она начала увеличиваться и увеличиваться, пока не превратилась в громадную змею с головой размером с верблюда. Она пугающе извивается и стоит вертикально, гипнотизируя его (Шогена - одного из главных героев романа. - Л. Б.-К.). Огромные глаза целятся на него, словно выползая из своих орбит. Ее пасть раскрыта и она рычит как зверь. Ее язык с впадиной посередине, как у рака, высунут, а передние зубы, острые, как шило, угрожающе направлены на него. Тело змеи издает звук металла, когда изгибается и ползает по пещере...» [1эпщацэ Захрэ, 2004, с. 68). (Подстр. перевод с каб. здесь и далее наш. —Л. Б-К).
