Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Анализ научных подходов к изучению дневника
1. Дневник как тип текста: исторический обзор 10
2. Современные подходы к исследованию дневника 15
2.1. Жанрово-психологический подход 18
2.2. Функциональный подход к тексту дневника 21
2.3. Жанровая стратегия изучения дневника 31
3. Методологические стратегии изучения военного дневника 35
3.1. Жанровые особенности литературного дневника и дневник как нелитературный текст 35
3.2. Рецептивные аспекты изучения военного дневника 39
3.3. Подход к дневнику с точки зрения понятия «миф» 43
Глава II. Дневники эпохи Первой мировой войны
I. Историческая панорама 1914-1918 гг 46
2. Анализ военных дневников времен Первой мировой войны 66
Глава III. Анализ дневника Ф.А. Степуна «Из писем прапорщика-артиллериста» (дневник как способ восприятия войны)
І. Война и человек ХХ-го века 85
2.Философские споры о сущности «германства» и «славянства» 109
3. Взгляды Ф.А. Степуна на Россию и Германию 119
4.Этический императив 136
5. Дневник как обвинение против войны 147
Глава IV. Полемическое содержание «Военного дневника» Г. Рида
1. Отношение Рида к мифам военного времени 155
2. Идея братства на войне 175
3. Идея индивидуального бунта в «Военном дневнике» Рида 182
Глава V. Сравнение проблематики военных дневников Ф.А. Степуна и Г. Рида с их последующими сочинениями
1. Развитие тем военного дневника Ф.А. Степуна в его философско-публицистических сочинениях 1920-30 гг. («Мысли о России», «Новоградский цикл») 188
2. Развитие идей «Военного дневника» Г. Рида в его сочинениях 1940-х гг 208
3. Сравнительный анализ военных дневников Ф.А. Степуна и Г. Рида 218
Заключение 222
Список использованных источников и литературы 226
Приложения 242
- Функциональный подход к тексту дневника
- Война и человек ХХ-го века
- Идея братства на войне
- Сравнительный анализ военных дневников Ф.А. Степуна и Г. Рида
Введение к работе
Диссертация посвящена изучению военных дневников времен Первой мировой войны. Сегодня дневник как исторический источник и как произведение словесности занимает прочное положение рядом с мемуарно-исторической и художественной литературой. Десятки, если не сотни дневников не уступают по своему значению историческим документам, мемуарам или литературным произведениям. При этом научное исследование дневника как особого типа текста еще только начинается – в основном, на материале дневников литературных или имеющих отношение к искусству. Дневники военные до сих пор остаются вне поля зрения филологов, что и продиктовало тему настоящего исследования. Не случайно в качестве объекта изучения выбран и исторический период: Первая мировая война. Со времени ее начала прошло почти сто лет; благодаря исследованиям историков, социологов, психологов, литературоведов формируется итоговый анализ прошедшей войны – величайшей в истории к тому моменту, когда она разразилась. Та война памятна еще и тем, что она произошла в Европе, не разделенной на непримиримые идеологические лагеря. Лишь в течение двух последних десятилетий исследователи имеют возможность изучать данное явление само по себе, не будучи стеснены идеологическими рамками, и без обязательной оценки Первой мировой войны как прелюдии к более значимым событиям - революционному 1917 году и гражданской войне в России. Именно поэтому наше исследование актуально. Изучение литературы документального характера и военных дневников в частности представляет особый интерес. Как показано в настоящей работе, военные дневники свидетельствуют не только о реалиях того времени, но и о тогдашней борьбе идей (мифов), оказываются «площадкой» зарождения концепций и поведенческих стратегий, имевших важное значение в XX веке.
Цель исследования - доказать, что, во-первых, военный дневник представляет собой весьма особую разновидность дневника, в которой можно выделить, в свою очередь, шесть различных типов, и что, во-вторых, в корпусе военных дневников времен Первой мировой войны есть отдельная группа дневников, имеющих общечеловеческое, философско-этическое и художественное значение; дневники эти никогда не становились объектом специального филологического изучения.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
- рассмотреть современные стратегии изучения дневника (психологическую, функциональную, жанровую);
- рассмотреть военный дневник с точки зрения теории жанра как литературный или нелитературный текст;
- выявить специфику военного дневника, проанализировав его методами теории жанра, рецептивной критики и теории мифа;
- на основе сочетания вышеназванных подходов, предложить классификацию военных дневников;
- классифицировать военные дневники Первой мировой войны с учетом исторического контекста: событий Первой мировой войны;
- проанализировать военные дневники Ф.А.Степуна и Г. Рида как два разных способа восприятия войны 1914-1918 гг.;
- сравнить проблематику военных дневников Степуна и Рида с их же последующими сочинениями 1920-1940-х гг. для обоснования важнейшей роли военного дневника времен Первой мировой войны в формировании идей обоих авторов.
В основу исследования положено несколько разных подходов к изучению дневников. Использованы работы английских и американских литературоведов 1920-2000-х гг.: Артура Понсонби (Arthur Ponsonby), Кейт О’Брайен (Kate O'Brien), Ричарда Фозегила (Richard A. Fothergill), Элис Бритен (Alice Brittan); из трудов отечественных литературоведов – монография О. Г. Егорова «Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра: Исследование» (2003), книга М. Ю. Михеева «Дневник как эго-текст» (2007), работы Н.А. Богомолова, К. Вьолле и Е.П. Гречаной, Л.М. Розенблюм, Ю.Н. Донченко, И.И.Кулаковой, Е.В. Ивановой, Т.В. Радзиевской, А. Зализняк и др.
Для решения поставленных задач в диссертации используется ряд источников: военные дневники русских, немецких, английских участников (солдат, офицеров и т.д.) и очевидцев событий Первой мировой войны (1914-1918 гг.), а также некоторые военные дневники XIX века.
В качестве основных источников рассматриваются военный дневник русского философа немецкого происхождения Федора Августовича Степуна (1884 - 1965) «Из писем прапорщика-артиллериста» (1916; 1918 гг.) и военный дневник английского искусствоведа, поэта и историка литературы Герберта Рида (1893 – 1968) “The War Diary 1915-1918” («Военный дневник 1915-1918 гг.»), который до настоящего времени не становился объектом изучения как в иностранном, так и в отечественном литературоведении.
В круг изучаемых материалов входят также поздние сочинения Ф.А. Степуна (1920–1930-х гг.) и монографии Г. Рида “Education for Peace” («Образование ради мира») (1949) и “Existentialism, Marxism and Anarchism: Chains of Freedom” («Экзистенциализм, марксизм и анархизм: цепи свободы») (1949); а также русская и английская публицистика 1900-1916 гг., освещавшая общественные, политические, идеологические, философские вопросы предвоенного и военного времени, в частности, публикации в журналах «Русская мысль», «Новое время» (The New Age) и других.
Методологическими основаниями исследования послужили труды по исторической и теоретической поэтике С.С. Аверинцева, М.Л. Андреева, М.Л. Гаспарова, П.А. Гринцера, А.В. Михайлова, Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпы; работы по рецептивной критике (В. Изер, Х.Р. Яусс), а также по поэтике мифа (Е.М. Мелетинский).
Новизна исследования: чаще всего объектом исследования литературоведов, особенно отечественных, становятся дневники литературные. Обширный корпус военных дневников остается вне поля филологического изучения. Подходы к их анализу не прояснены; отсутствует их классификация. Более того, развернутой оценки военных дневников, которые были бы проанализированы, с одной стороны, как свидетельства определенного периода истории, а, с другой, как источники гуманитарной мысли своего времени, не существует.
Отсюда новизна настоящей работы. В диссертации делается попытка классифицировать военные дневники посредством анализа военных дневников Первой мировой войны и выявить не только их функцию как свидетельств времени, но и обнаружить в них важную составляющую - общечеловеческую проблематику.
Положения, выносимые на защиту
1. Изучение военных дневников может по-новому осветить проблемы исторической поэтики и теории жанров.
2. В отличие от такого достаточно хорошо изученного жанра, как литературный дневник – военные дневники как особое явление словесности практически еще не исследованы.
3. Исходя из типологии авторов дневников, военные дневники можно разделить на шесть групп.
4. В отдельную группу можно выделить дневники, авторы которых с особой остротой воспринимают и описывают войну как жестокое и бессмысленное попрание общечеловеческих ценностей.
5. Военные дневники именно этой группы, созданные во время (или по следам) Первой мировой войны, представляют большую ценность как человеческие и исторические документы: они одновременно фиксируют и развенчивают мифы той войны, во многом проделывая аналитическую работу за будущих историков.
6. Сравнительный анализ дневников этой группы дает также возможность выявить сходства и различия в умонастроениях участников войны разных национальностей.
7. Сравнение военных дневников русского офицера Ф.А. Степуна и англичанина Г. Рида показывает, что оба автора исходили из общих гуманистических ценностей; оба ощущали себя гражданами единой Европы, людьми единой европейской культуры. В огне войны оба думали о путях достижения лучшего будущего в послевоенном мире.
8. В названных (и подобных им) военных дневниках мы можем проследить зарождение тех идей и идеалов, которые стали важнейшими в гуманистической культуре всего ХХ века.
9. К числу таких идей относятся, например, сформулированный Ф.А. Степуном (вслед за Ф.М. Достоевским) этический императив личной ответственности человека за всё, что происходит в мире, а также провозглашенное Г. Ридом право личности на индивидуальный бунт против неправедных институтов власти и осуждение войны как безусловного зла.
Научно-теоретическое значение работы состоит в расширении круга дневников, обычно изучаемых филологами, путем вовлечения в него дневников военных (обычная практика состоит в изучении лишь литературных дневников); в попытке классифицировать военные дневники на основе жанрового и рецептивного (см. выше) подходов; в уточнении жанровой природы военного дневника как литературного или нелитературного текста; а также в изучении отечественных и иностранных дневниковых источников времен Первой мировой войны и в проведении сравнительного анализа военных дневников Ф.А. Степуна и Г.Рида как личных и документальных свидетельств общечеловеческого содержания.
Научно-практическая значимость работы: результаты, полученные в ходе исследования, предоставляют историкам, филологам, музейным работникам систематический подход к изучению и использованию военных дневников, позволяют скорректировать представления историков и литературоведов об источниках и времени возникновения «идей столетия», могут быть включены в вузовские и школьные курсы по изучению истории и литературы.
Апробация работы: ряд положений диссертации изложен в трех научных публикациях (см. список в конце автореферата).
Структура работы – диссертационная работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и приложения. Библиография содержит 195 наименований на русском и иностранных языках. Объем работы – 286 стр., из них 225 стр. основного текста.
Функциональный подход к тексту дневника
М.Ю. Михеев1 в своей книге «Дневник как эго-текст» выдвигает психолого-текстологический подход к изучению дневников. М. Михеев выделяет девять психологических мотивов, побуждающих человека вести дневник, опираясь на девять возможных назначений, или функций дневника: функцию сохранения памяти; функцию завещания; релаксационно-терапевтическую функцию; социализационную функцию; культурно-игровую функцию; гигиеническую функцию; литературно-творческую функцию, функцию документации! своешидентичности и, наконец, функцию поддержания исповедальности: Михеев поясняет: у дневника есть, во-первых, функция «сохранения следов о событиях индивидуальной жизни; во-вторых, связанная с ней - функция завещания, с обращением к некоему «понимающему» читателю: "пусть прочтут после моей смерти"; в-третьих, так называемая - релаксационно-терапевтическая функция (дневник нужен человеку для снятия эмоционального и нервного напряжения "в процессе вербальной рационализации переживаний", это нечто вроде аутотренинга или даже ежедневной молитвы); в-четвертых, аутокогнитивная, и/или социализационная функция: естественно, что, записывая (и перечитывая) свои записи, мы часто сами лучше познаем мотивы собственных поступков: ведение дневника, как считается, концентрирует и ускоряет процесс извлечения опыта из "потока жизни"; в-пятых, культурно-игровая функция: ведь дневник - это еще и своего рода излишество, прихоть, которой мы занимаемся от нечего делать, когда больше нечем заняться, у него есть квазидиалоговая функция: когда не с кем поговорить, то можно выговориться в дневнике - как теперь принято делать в интернете, в гораздо более интерактивном режиме общения, чем традиционный лист бумаги, в блоге, или сетевом дневнике; в-шестых, связанная с последней гигиеническая, очистительная функция: нам периодически необходимо разгружать память от несущественных мелочей, подробностей и деталей; наконец, в-седьмых, литературно-творческая функция: так или иначе, всякий автор дневника неизбежно становится - хочет он этого или нет - своего рода сочинителем. Можно ввести в этот список, уже вслед за Александром Эткиндом, в-восьмых, еще и такую функцию, как документация своей идентичности, подтверждение непрерывности своего "я". 1С признакам дневника; в-девятых, можно отнести и такой - поддержание исповедальности и охранение тайны: к примеру, ранние дневники В . Брюсова велись именно для і себя» .
Вслед за историками, широко использующими термины «эго-история» и «эго-письмо», М.Ю. Михеев, предлагает расширить подобный ряд термином «эго-текст», отсылающим- к корпусу различных дневников. Свой текстологический уклон исследователь, объясняет тем, что дневниковую прозу, или как он ее называет «эго-текст, или пред-текст (иерео-текст)» «можно считать также неким черновиком сознания. Текучее разнообразие бытовых письменных жанров, быть может, следует соотнести с "речевыми жанрами" Бахтина. Они имеют выходы и смыкаются с такими традиционно принятыми в культуре литературными формами, как мемуары, автобиографическая проза, исповедь, афоризм, письма, но также с жанрами художественной прозы -рассказом. Очерком, повестью, романом, пьесой...»23.
При этом М.Ю. Михеев предлагает выделить две разновидности дневника: одна исчерпывается описанием одного человека, другая посвящена какому-либо уникальному событию или процессу. Кроме этих двух разновидностей, выдвигается дополнительная классификация дневников по «внутренним подрубрикам» и «регулярным темам»24.
Объединяя понятия темы и жанра, Михеев различает дневники по поведенческим стереотипам и профессиональным интересам их авторов: «Каков1 набор-тем в дневнике? Можно1 представить себе и различать такие-сугубо, внутренние жанры или деления, как - дневник читателя, дневник собирателя книг (книжного коллекционера), читателя газет, слушателя музыки, театрального, кино- и телезрителя, даже - игрока в карты (такой был у В. Ходасевича): Или-опять-таки внутренние жанры дневника — это служебные (по той или иной специальности) записи, дневник путешествия, записи о погоде (дневник метеорологических наблюдений), о своем здоровье (и своих близких), дневник памятных дат, с поминанием государственных, церковных, семейных календарных праздников; дневник-конспект, дневник-черновик -например, художественных произведений, стихов...»25
«Подрубрики» М.Ю. Михеев связывает с фактографической стороной дневников. Она может представлять, собой запись событий, быть адресной и телефонной- книгой; серией описаний встреч и- бесед с различными людьми, изложением впечатлений от увиденного во время путешествия,, книгой счетов» (бухгалтерских, домовых); собранием рецептов, историей болезни, черновиками писем, пробами пера, описанием каких-то авантюрных или любовных приключений и т.д.
Кроме того, М.Ю. Михеев выделяет «профессиональные» дневники, чьи авторы, так или иначе связаны со словесностью (это писатели, журналисты, литературоведы, поэты и философы), и «непрофессиональные» дневники, которые пишут ученые, военные, государственные деятели щ т.д. В- первой1 группе предлагается: выделять две подгруппы: одна - это дневники вспомогательного характера (подобные записным книжкам Чехова-, и рабочим тетрадям Достоевского); другая»; - это род; самостоятельных; и независимых дневников; отделенных от самого;творчества — как, например, у М-М; Иришвинаили,Л;Н1 Толстого.
«Непрофессиональные» дневники. МіЮ; Михеев подразделяет на; более частные подгруппы::, первая:—это-дневники; связанные с родом занятий автора) (или «служебные» дневники; по определению Егорова); вторая подгруппа — дневниковые: записи; обыкновенных, людей, которые; он. обозначает какх «наивные» или «обывательские»;
К особому жанру дневника исследователь- относит хронику жизнш и; размышлений великого! человека, которая; записывается /либо его близкими; либо- секретарем; Михеев подчеркивает:: «Особый жанр,-. средим дневников; и . воспоминаний! представляют собой? записи; за; великим человеком;: ведущиеся! кем-то из его? окружения - женой; секретарем; добровольным; биографом. Таковы знаменитые: "Разговоры с Тёте" Эккермана или;; "Дневник" секретаря Екатерины II А.В: Храповицкого, дневник: Анны; Тригорьевны Достоевской: (оригинал которого,сохранился вістенографическошзаписи, которая могла быть расшифрована практически, только ею самой26), а также весьма; обширные записи за Львом Толстым - его секретарей Н;Н.Гусева ВіФ; Булгакова, доктора Д.П; Маковицкого, друзей и частых посетителей Ясной Поляны и дома в Хамовниках музыкантов СИ. Танеева и А.Б. Гольденвейзера, дочерей - Татьяны и Александры Львовны...» .
Перечень разновидностей дневниковых записей М.Ю. Михеев завершает характеристикой подгруппы текстов, написанных в исключительных условиях или экстремальных обстоятельствах. «Наконец, завершим этот перечень дневниками, написанными в исключительных условиях, в экстремальных ситуациях, - как, например, упоминавшийся дневник А.Н, Болдырева (велся во время ленинградской блокады)28; дневник Виктора Клемперера: (начатый в Гамбурге при нацистах)29, дневник еврейской: девочки; Анны Франк30 (та вела, его в. Амстердаме1 во/ время фашистской оккупации, пока: ее с родителями не обнаружило гестапо?- они скрывались в специальноприспособленном тайном помещении,, расположенном над конторой» отца); дневник ВіК. Кюхельбеккера. (смертная казнь, ему была заменена: нас 20- лет каторги)31; или уже в форме воспоминаний книга А.А. Ванеева, (о годах,, проведенных им; в сталинском концлагере) ; воспоминания известной русской народоволки Веры Фигнер (были написаныза границей; после освобождения из тюрьмы)34».
Война и человек ХХ-го века
При первом же знакомстве с военным дневником; ФШ. Степуна обращает на себя форма; изложения: записи идут вшиде: писем; адресованных жене или матери рассказчика, иногда — его фронтовым товарищам. Такая адресация; придает дневникам особую тональность, создает атмосферу полной; доверительности; лишенную какой-либо официальности: и ложной патетики;,. Доверительная речь дневников как, бы продолжает искренние разговоры и: отношения; сложившиеся» между мужемі и; женой; сыном и. матерью, боевыми товарищами; на передовой!;. Отношения; сложившиеся в мирной? жизни,. становятся своего рода камертоном искренности- военного дневника; мерилом ценностей, - ценностей общечеловеческих. Мирная жизнь - это главный мир; в? нем сосредоточены главные ценности,, и с. точки; зрения- этих ценностей описывается другойшир; — т.е;- положение на фронте: Такими образом; военныт дневник, Степуна- построен:1 как: серия, посланий; из одного мира; в другой; причем последнему приписывается? главенство:. Недаром: в одном из писем: Степун говорит, о: себе и своих сослуживцах как о ссыльных,, эмигрантах: «...все живут прежде всего воспоминаниями.; А это всегда значит, что настоящая: жизнь. - жизнь вечернего отлива; отбоя; Очень. это; странно, но настроение призванных к "наивысшему подвигу" сынов России трагически похоже на настроение изгнанных из России студентов-эмигрантов и политических беглецов., Та же стонущая тоска в настоящем, то же лирическое настроение; как; основной душевный колорит, та же поэтизация прошедшего.. .»108 (77). Дневники Степуна наглядно показывают, что в самых тяжелых обстоятельствах, включая участие в боевых действиях, любой человек (во всяком случае, человек конца ХГХ-начала XX века) не представляет собой фигуру одномерно-цельную по своему менталитету. Неважно, - солдат ли на передовой или офицер, - каждый человек всегда частью своего сознания связан с прошлой мирной жизнью. Эта часть сознания является важнейшей опорой, если вообще не стержнем психологической стабильности человека, складывающейся из нескольких составляющих: глубоких личных связей (любви, сыновних отношений); постоянного обращения к миру природы; основ религии,и почитания национальных праздников; влияния культуры и искусства; привязанности к родным местам (городу, деревне, родной усадьбе); привычки к цивилизованному или устроенному быту. Рассмотрим выше перечисленные аспекты.
Адресация писем, составляющих военный дневник Степуна, жене или матери была связана, как нам кажется, еще и с культом женщины и любви на рубеже XIX—XX веков в России. Как известно, тогда с женщиной, любовью связывали круг высоких понятий — вспомнить Прекрасную Даму А. Блока. По сути, та же расстановка ценностей отличает и дневники Степуна: на его взгляд, любовь и смертельный риск на войне в равной степени приобщают человека к наивысшим мгновениям и тайнам жизни, заставляют его вести диалог с вечностью. «Любовь и войну роднит ошеломляющая необычайность как той, так и другой, и непосредственное отношение обеих к последней тайне жизни, к самой сущности, к абсолютному. Как бы страшна ни казалась нам смерть -диалоги, что ее именем ведут с нами немецкие снаряды, все же диалоги с вечностью. Высшего же наслаждения души смертных, очевидно, не знают, как прислушиваться к "песням небес"» (116).
Постоянный разговор автора дневника с самыми близкими людьми — женой и матерью - придает записям не только оттенок искренности, но и ставит описываемые события в особый ценностный ряд. В их череде короткий приезд жены на место дислокации военной части, отдыхавшей после тяжелых боев, имеет крайне важное значение для автора дневника, заставляет несколько по-другому увидеть уже ставший привычным военный быт.
Мир природы. В поле зрения Степуна-рассказчика постоянно находится природа; обращение к ней воющего, кажется, восстанавливает его духовное равновесие. Европеец или русский, человек начала XX века был воспитан на пейзажной живописи предыдущих столетий. Любовь, к природе, притягивающие глаз панорамные пейзажи — все это есть у Степуна. Он любовался картинами природы еще в Сибири, во время военных сборов, замечает он их и на фронте:
«Поднялись мы на тысячу ступеней, перешли затем на ту гору, под которой Байкал переливается в Ангару, и долго смотрели во все стороны. Направо море (в одном направлении берега не видно) и снежные горы; налево -прекрасная речная долина, стесненная живописными лесистыми холмами. Над головой бесконечное синее небо, а под ногами у зеленого ската, на маленьком желто-сизом треугольнике земли какой-то игрушечный вокзал, с игрушечными вагонами и заводными людьми и собаками. ... Сначала горы были бледно-желтые и желто-оранжевые, затем они начали нежно краснеть, и над ними, как раскаленные мечи, вспыхнули в небе багровые полосы. Через несколько времени, тут и там, на горы стали ложиться синие и лиловые тени. Наконец, все умерло в лилово-черном сумраке. (7) ...
Стволы деревьев, тяжелые еловые лапы, сплетенные грабовые ветви и сучья, кое-где бурями поваленные старцы, глыбы, скалы, камни и овраги - все это, глубоко занесенное багровеющим на закате снегом и архитектурно объединенное им, представляет собою сплошной лабиринт, сказочную постройку каких-то неведомых титанов. Мне радостно ехать домой, и я очами совершенно невинного существа смотрю на изумительную красоту Божьего мира. (41)...
Наш дом стоит на высоком зеленом откосе. Под откосом расстилаются зеленые луга, прорезанные серо-синею лентой прозрачной горной Андавы в берегах из мелкого щебня. По берегам пушистый, на глаз и на ощупь, как головенки только что вылупившихся индюшат, молодой кустарник. За рекой влево серый костел Сарачан, а вправо небольшие вспаханные холмы, за которыми возвышаются туманно-синие горы далекого Татра. ...Господи, сколько нежной прелести, сколько мира и любви в природе. Как хорошо здесь, верно, было прошлою весною, когда всюду свершалась мирная и благостная жизнь, когда за плугом брел «оратай», и ксендз каждый вечер выходил посидеть на крыльце своего дома. (79)...
Третьего дня в половине девятого утра я выехал в экипаже в Ригу. Не знаю, смогу ли тебе передать, какое это было громадное удовольствие.
Было совсем тепло и солнечно; в ранней зиме чувствовалась ранняя весна. Снег шел большими, пушистыми хлопьями. ... Весь мир заметно притаился и затих. Все предметы вошли в какую-то свою раковину: все они потеряли свою форму и тем самым схоронили свою душу».(100)
Природа у Степуна увязана с метафизическими ориентирами сознания, представляет собой неизбывную часть жизненного пространства человека.
Идея братства на войне
Анализ «Военного дневника» наводит на мысль, что катализатором процесса освобождения Рида от мифов- предвоенного и военного; времени послужило то «окопное братство», которое он встретил: на фронте: Встреча С-людьми разных социальных, групп оказалась для Рида откровением; расширила; его личный и общественный кругозор; поставила его перед лицомреальности, а: не отвлеченных схем о человеке, о, его поведении;,. о мотивах, поступков; заставила;его;уточнить свои,.поначалу туманные; представления; об обществе. Возникает предположение; что именно братство: людейна\войне:-людей очень разных в социальном; материальном; культурном: отношении; оказавшихся, тем не1 менее, вместе на передовой,, перед: лицом страхам т смерти, - помогла Риду избавиться? от шор пропаганды и мифов,, выработать самостоятельный! взгляд на человека, его самоценность, мотивы поступков и модели поведения:
Герберт Рид служил в 191м Йоркширском пехотном полку; в. 1920 году (уже после окончания! военных действий) его4 полк получили официальное название «Грин Хауардз». (буквально; «Зеленые. Хауарды»): История, полка восходит к 1688 году к правлению Уильяма;, Принца Оранжского. Полк участвовал, во многих боях,, в»- частности, в- Американской войне за независимость. (1775;г.); в-Крымской войне (1854-1856 гг.), в боях при Альме и Инкермане, в осаде Севастополя; В; первую мировуюшойну в боевых действиях принимали участие 24 батальона численностью свыше 7500О человек, были убиты 7 500 человек и 24 000 были ранены. Полк участвовал во всех главных сражениях и военных кампаниях 1914-1918 гг., получив 12 крестов. Виктории. Герберт Рид не был кадровым военным, он пошел на фронт добровольцем и, как он признавался вл дневнике 10? ноября 1918 года (уже после заключения мира, подав прошение об отставке), даже рассмотрение возможности продолжать армейскую службу было выше его понимания: «Не понимаю, как я мог всерьез допустить мысль о том, чтоб остаться служить, — что за стечение обстоятельств, лести, обещаний легкой жизни, полной слепоты, незнания реальности могли заставить меня это сделать?» (145). Рид закончил войну офицером, получил две награды, но армейскую службу он возненавидел: процитированные выше слова выражают его резко отрицательное отношение к армейской- субординации, классовым стереотипам, постоянному унижению, которому подвергается в армии каждый человек.
В «Военном дневнике» просматривается развитие, от более ранних записей к поздним, растущего неприятия Ридом армии, воинской службы в целом. Складывается впечатление, что единственное, что держало Рида «в форме» и позволяло ему выстоять, выжить.на войне, это боевое братство его друзей по полку. Как. он признавался, «конечно, есть плюсы, - и это наш замечательный союз, наша camaradie, которая, видимо; складывается только в воюющей.армии: нигде раньше, ни в школе, ни в университете я не встречал ничего лучше этого мужского братства» (72). В записи от 16 марта 1917 года, сделанной в военном лагере Броктон (графство Стаффордшир), Рид описывает их общество - содружество из двенадцати товарищей, служивших в 19-ом Йоркширском пехотном полку. Рид подробно! останавливается на каждом из" двенадцати солдат. Интересная подробность — они зовут друг друга не по именам, данным при рождении тем «миром, который мы забыли» (84), а теми полуименами-полупрозвищами, которые сложились в их маленьком братстве: Филип Ганга (Philip Gunga); «из тех бывалых бравых солдат, которые не умирают. Он служит 23 года, имеет русскую медаль- Св. Георгия (the Order of St. George of Russia) ». Второй — это Философ, много лет «изучавший философию и теологию в Эдинбургском университете..., а потом в Йене в Германии» (85). Третий - «шотландец Бонни Лиловый Хетерингтон, или Красавчик Лиловый Хетерингтон» (Bonny Purple Hetherington) (85). Следующий - это Хохлатка (the Hen), тоже шотландец; дальше - Слон (the Elephant); «Каптан» (Kaptin); дальше три молчуна — Кролик, Дядя и Карл Маркс (Rabbit, Uncle, Karl Магх).И еще Сэр Генри Ирвинг, тоже молчун» (86).
В заметке от 11 июня 1917 года Рид сочно описывает их маленькое боевое братство: «Представь, с помощью вложенного в конверт снимка, каково» нам в нашей лачуге — в Англии ты бы и курицу в такую времянку не поместила. Мы все в копоти, зато бодры и веселы.,Наш Капитан играет на флейте, - ни дать ни взять язычник изг Аркадии. Другой приятель — третий в нашей маленькой компании, не считая меня, - вместе со мной растянулся на единственной нашей лежанке: Матушке Земле. Одеты мы, конечно, чудно - как все Томми — в "масхалаты" (gladrags): на голове противогазовый- респиратор, похожий на небольшую химическую лабораторию, а сверху стальная каска — единственная поэтическая вещь во всей Британской- Армии: по- форме каска напоминает плоскую шляпку железного гриба, - трудно вообразить что-то более примитивное. Бывает, мы ворчим на орудия, которые не дают нам спать, на бензин, которым пропахло все, что пьем, но в- целом трудно найти ребят веселее и энергичнее нас» (95).
На фронте в самые тяжелые минуты боя и страданий спасает только братство - в записи от 15 июня 1917 года Рид отмечает: «Мое нынешнее положение не так уж и ужасно. Третья-неделя на передовой. (Нас туда вскоре отправили после моего письма). Семь дней мы провели в окопах, и надо сказать, что это было времечко не из приятных. Ты, наверное, не захочешь читать про все "ужасы" фронта, хотя я многое мог бы .порассказать, но одно лишь слово "вонь" сможет передать все то, через что нам довелось пройти. Это сущий кошмар для любого человека. Но дружба между нами, и поможет нам преодолеть все ужасы и лишения этой войны. Именно благодаря духу товарищества служба еще более или менее сносна. Создание некой связи между тобой и твоими товарищами, создание цепи, которая выдержит и не порвется в самый ответственный момент, это то, к чему каждый человек должен стремиться, а, достигнув, может гордиться» (97). И та же мысль о братстве, которое только и позволяет держаться и выживать на войне, в записи от 28 апреля 1918 года: «Мы все очень измотаны и несчастливы. Однако нам все же удается не подавать виду и выглядеть беззаботными. Но для этого нужна сильная воля. Я боюсь, что Колин не выдержит: он больше не такой весельчак как раньше и мне приходится постоянно его подбадривать (вот уж не думал, что мне когда-нибудь придется делать это). Прости меня за такие угрюмые строки, но я не могу не сказать правды, это просто убило бы меня. Я не хочу думать о том, что мы несчастны - у нас есть товарищество, с которым легче преодолевать трудности, и это все меняет» (127).
«Военный дневник» не просто фиксирует имена боевых друзей Рида, подробности тех или иных событий, боев, сражений; он свидетельствует о разнообразном душевном, человеческом опыте, который Рид приобрел на передовой. Фронтовое братство научило Рида ценить дружбу как.единственное средство выжить на войне: в записи от 1 апреля 1918 года читаем «Колину пришлось пропустить первые пару дней нашей передряги, и я за него ужасно рад (правда, вот он не очень-то счастлив). Мы с ним расквартированы в одном и том же месте и живем прямо душа в душу. Как замечательно вновь обретать мир и спокойствие, да к тому же остаться в живых, чтобы наслаждаться этой благодатью. Я думаю, что сильно изменился за эти последние десять дней, настолько неизгладимым кажется мне пережитое, мы еще поговорим с тобой об этом, когда я соберусь с мыслями. Я увидел человеческую сущность без всего лишнего, я видел и самые прекрасные, и самые ужасные стороны жизни» (123). Фронтовое братство позволило Риду наблюдать разные психологические типы, увидеть разное отношение людей к опасности, смерти, сравнить себя с другими, осознать «хрупкую границу между жизнью и смертью»: «Это напоминает мне об одном психологическом "феномене", которым я интересуюсь: насколько моральные принципы порядочного человека могут помочь ему устоять перед лицом смертельной опасности. Другими словами: страх - это физическое или психологическое явление? Бывают случаи физического страха — "нервные расстройства", контузии и т.д. Существуют также и случаи физической отваги — когда человеку плевать на любую опасность.— и когда человек ни на секунду не задумывался о жизни и смерти или о других философских вопросах. А бывают, наверное, и такие, которые трусят, потому что им недостает силы духа и твердости, чтобы поступить иначе: Для меня те: и другие примеры обычное дело — я вижу такое каждый день. Но мне хочется верить, что есть все;же: другой сорт людей, и я из того же теста, чье умение игнорировать/ опасность является/: не только следствием физической неспособности: чувствовать страх, но - еще: и: результатом осознания хрупкой границы между жизнью и смертью: Может быть, я все идеализирую, НОЇ по крайненмере, я это понимаю» (97-98):
Боевое: братство? открыло Риду глаза т на:другие, очень важные стороны , существования:: на хрупкость «человеческих: связей; то есть, самого ценного на войне; дневник Рида: зафиксировал: то; мгновение; когда; потеряв друга, Рид осознает вдруг, что нет большей ценности,, чем человек, другой человек:: «такой друг, как Кол,, стоит половины жизни»; и с осознанием этош ценности приходит ясное понимание абсолютной; противоестественности для» человека, войны, армейскою службы, и желание сопротивлятьсяшзо; всех сил: военной? машине. 9 мая 1918 года Рид пишет в дневнике: «Пропал наш дорогой Колин. Нас бросили в пекло второй:разза: семь-недель,. И: нас опять жестокошотрепали. Кол был на передовой со своей ротой: Но: ним "долбили? тяжелой артиллерией и снарядами, с газом четыре часа к ряду, а затем "боши" их окружили со всех. сторон. Весь день мы не знали, что с ними случилось, но вечером мы; контратаковали: и взяли несколько- пленных. Среди них был один офицер; которыйочень хорошоговорил по-английски и вообще,.был весьма умный тип. Я спросил его об утренних событиях, и он сказал, что они взяли утром нескольких пленных, и среди них был капитан; Кол был там единственным капитаном; поэтому я почти уверен, что это он.
Сравнительный анализ военных дневников Ф.А. Степуна и Г. Рида
Проведенный выше анализ проблематики военных дневников Ф. А. Степуна и Г. Рида наводит на мысль, что дневник такого, типа связан с проблемой человека, поэтому логично. завершить наше исследование содержательным сравнением: чем разнятся- эти- дневники и что у них есть общего? Какие общие идеи XX века затрагивает каждый из дневников?
Дневник Степуна интересен чередой авторских переживаний и размышлений о войне, культуре и будущем России и Европы в сочетании с картинами» военного времени на фронте,, в тылу, в лазарете. Причем серия разворачивающихся в дневнике картин представляет собой- не формальную последовательность подневных записей, а, скорее, эмоциональную хронику, подчиняющуюся течению общих мыслей; складывающихся! настроений и осуждения-войны.
Дневник Рида в формальном отношении, иной: это именно, серия подневных записей, с обозначением дня, месяца, года , и местоположения, (последнее может отсутствовать), начатых 28 января 1915 году в Дорсете и законченных 14 ноября 1918 года; записей сжатых, лаконичных.
Однако, при» всех стилевых различиях, у этих двух дневников - общая1. гуманистическая основа: они выражают позицию европейца, для которого культура Европы едина. Ее не разделить на враждебные части, какие бы усилия для этого ни прилагала военная, пропаганда. Скорее, именно она вызывает особое отвращение у фронтовиков. Им1 всем знакомо другое настроение - фронтовая солидарность, распространяющаяся и на тех, кто находится по другую линию фронта.
Еще одна общая линия касается общественных вопросов: Степун и Рид, как и многие в начале, XX века, говорили о несовершенствах капитализма и возлагали надежды на более справедливое устройство общества. Обоим будущее рисовалось в связи с осуществлением каких-то элементов социализма, хотя ни тот, ни другой описать эти элементы не могли. Скорее, каждый пытался-сформулировать пути для достижения лучшего будущего, и пролегали эти дороги на поле воспитания, совершенствования культуры и этики.
С этическим императивом Степуна - личной ответственности «за всё» как основы мировоззрения человека Нового Града, всех русских в преодолении несчастий России в XX веке - конечно, в первую очередь перекликается известный призыв А. И. Солженицына к раскаянию и самоотречению в статье «Раскаяние и. самоограничение как основы национальной жизни»: «...не покажется натяжкою, сказать: что без РАСКАЯНИЯ вообще мы вряд ли сможем уцелеть. ... И если только это одно принять, тысячу раз выясненное, особенно искусством, - то какой же выход и остаётся нам? Не партийное ожесточение и не национальное ожесточение, не до мнимой победы тянуть все начатые накаленные движения, - но только раскаяние, поиск собственных ошибок и грехов. Перестать винить всех других - соседей и дальних, конкурентов географических, экономических, идеологических, всегда оправдывая лишь себя»216.
Историческое подтверждение находят и рассуждения Степуна о том, что после войн, революций и больших потрясений в обществе обычно возрождаются религиозные настроения, и для завершения большевистской эры становится актуальна защита одновременно свободы, веры и отечества. Наше время подтверждает правоту Степуна.
«Военный дневник 1915-1918 гг.» Герберта Рида с его идеей индивидуального бунта и отрицанием войны оказался созвучным настроениям шестидесятых годов XX века и, в первую очередь, движению сопротивления Истэблишменту, системе, институтам власти в Западной Европе. Позиция Рида, констатировавшего в конце 1940-х годов, что ценность личности в современном обществе нивелирована; убежденного в том, что революция — это единственная альтернатива войнам, без которых, увы, не может существовать современная цивилизации, - позиция эта, как кажется в исторической ретроспективе, предвосхищала революционные события мая 1968 года: «войну не уничтожить законодательным актом, проведенным в Парламенте, ее не отменить международным соглашением. Война - это застарелая болезнь самой цивилизации, она - следствие фрустрации и массового невроза. Способ лечения этой болезни суров: революция. Чтобы спасти мир для будущих детей и дать им шанс заниматься мирной и творческой деятельностью, определенная группа людей в нашем обществе выступает за радикальные изменения - выражаясь языком газетной пропаганды, они "проповедуют революцию". ...Вечно один и тот же расклад - человеческие ценности против законов Власти, Государства. Когда машина запущена, остановить ее очень трудно. Инженеры и технологи открещиваются от ответственности. Они заняты тем; что смазывают винтики своего механизма, и страшно гордятся тем, что он работает без сучка, без задоринки. А во имя чего запущена мясорубка, их не интересует — именно так, буквально: ИМ ВСЕ РАВНО»217.
Итак, общечеловеческие проблемы - доминанта военных дневников Степуна и Рида. Именно эта черта, согласно- предложенной нами классификации, отличает шестой тип дневника - дневник общечеловеческого значения. Попробуем обобщить характерные черты шестого типа дневника на основе двух проанализированных нами источников.
- второстепенность хроники конкретных событий войны;
- подчиненность описания военного действия размышлениям автора дневника о человеке, его предназначении, обществе, путях развития человечества и общества;
- значимость центральной темы - проблемы человека (в дальнейшем — у Степуна «человек Нового Града»; у Рида «человек против системы»);
- подчеркнутый «персонализм» позиции автора дневника и его оценок;
- интонация обращения к реальному или воображаемому адресату.
До настоящего времени обширный корпус военных дневников оставался вне поля филологического изучения; не были выработаны подходы к их изучению. В частности, не был поставлен вопрос о содержательной специфике военного дневника как исторического свидетельства и одновременно личного, человеческого документа; отсутствовала и оценка военного дневника в соотнесении его с гуманитарной мыслью своего времени; - поворот, принципиально важный) для концепции настоящей работы. В диссертации сделана попытка поправить сложившееся положение.
В работе систематизированы различные подходы к изучению дневника, существующие в- отечественном и зарубежном литературоведении: А. Понсонби, К. О Брайен, Р.Фозегилла, O.F. Егорова,» Т.В. Радзиевской, М:Ю. Михеева, К. Вьолле, Е.П. "Гречаной. и других исследователей. Выделены основные стратегии анализа дневника: жанровая, жанровогпсихологическая, функциональная, коммуникационная, тендерная, дидактическая:
Выявлена специфика именно военного дневника; предполагающая" использование рецептивного, жанрового и мифопоэтического подходов, и на основе последних предложена классификация,военных дневников.
Систематизация, военных дневников проведена на материале военных дневников Первой мировой войны. Показано, что военный дневник представляет собой особую разновидность, дневника, который возможно классифицировать по шести типам; подчеркивается, что в корпусе военных дневников времен Первой мировой войны есть отдельная группа дневников; имеющих общечеловеческое, философско-этическое и художественное значение, которые, однако, никогда не становились объектом специального филологического изучения.
Объектом исследования в диссертации стали военные дневники русских, немецких, английских участников (солдат, офицеров и т.д.) и очевидцев событий Первой мировой войны, а также военные дневники ХГХ века. Напомним: в круг изучаемых материалов вошли поздние сочинения Ф.А. Степуна (1920-1930-х гг.) и монографии F. Рида "Education for Peace" («Образование ради мира») (1949) и "Existentialism, Marxism and Anarchism: Chains of Freedom" («Экзистенциализм, марксизм и анархизм: цепи свободы») (1949). В материалы исследования включены также русская и английская публицистика 1900-1916 гг., освещавшая общественные, политические, идеологические, философские вопросы. предвоенного и военного времени, в частности, публикации в журналах «Русская мысль», «Новое время» ("The New Age") и других.
Военные дневники Первой мировой войны охарактеризованы в контексте исторических событий 1914-1918 годов и в сравнении с прошлыми войнами. Сравнительный анализ показывает: налицо беспрецедентный в истории всплеск военных дневников, порожденный именно Первой мировой войной. В диссертации сделана попытка определить причины, породившие это явление. Одна из»них заключается-в том, что, в отличие от войн (Прошлого, состав армий стран-участниц войны включал небывалое количество лиц гражданских профессий, которые по роду своей довоенной деятельности не имели никакого отношения к армейской службе.
