Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Концепция человека и мира в романе «Ослепление»
1.1. Традиции гротескного и сатирического изображения действительности в творчестве Э.Канетти 17
1.2. Феномен одержимости и «герои одной страсти». Традиции и новаторство 39
1.3. Соотношение абсурда и реальности как основа композиции и стилевая доминанта романа «Ослепление». Система «фигур» романа-гротеска 48
1.3.1. Петер Кин, или Безумие как кара за эгоизм 68
1.3.2. Тереза Крумбхольц как матрица женского литературного типа 74
1.3.3. Георг Кин. Жизнь во множестве миров 82
1.4. Пространство и время в романе «Ослепление» 88
Глава II. Художественное своеобразие драматургии Э.Канетти
2.1. К истории постановок пьес. Традиции западно-европейской драмы в театре Э.Канетти 98
2.2. Тема смерти и формы комического в пьесе «Свадьба». 108
2.3. «Комедия тщеславия» как метафора тоталитарной системы 117
2.4. Проблематика пьесы «Ограниченные сроком». Эксперимент как тип художественной условности драматического жанра 128
Глава III. «Масса и власть» Э.Канетти: между наукой и искусством
3.1. Проблематика книги «Масса и власть» 138
3.2. Жанрово-стилистическое своеобразие 152
3.3. Специфика композиции 162
Заключение 169
Примечания 176
Библиография
- Традиции гротескного и сатирического изображения действительности в творчестве Э.Канетти
- К истории постановок пьес. Традиции западно-европейской драмы в театре Э.Канетти
- Проблематика книги «Масса и власть»
Введение к работе
Элиас Канетти (1905-1994) - австрийский писатель, лауреат Нобелевской премии 1981 г., удостоенный фактически за один роман «Ослепление» («Die Blendung», 1935), бывший к тому же его первым опытом в прозе - произведением, отвергнутым в свое время.целым рядом издателей.
* Перу Э.Канетти принадлежат три пьесы: «Свадьба» («Die Hochzeit», 1932),
«Комедия тщеславия» («Die Komodie der Eitelkeit», 1933' - 1934), «Ограниченные сроком» («Die Befristeten», 1952). Однако вполне значимым противовесом роману и драматургии составляет в его творческом наследии публицистика - главным образом, эссе и критические заметки на разные
& темы. В последние годы жизни Э.Канетти написал множество произведений
эссеистического и мемуарного жанров: «Голоса Марракеша. Заметки об-одном путешествии» («Die Stimmen von Marrakesch. Aufzeichnungen nach einer Reise», 1968) (книга воспоминаний австрийского писателя о поездке в Марокко, снабженных раздумьями автора о вечных проблемах бытия), «Провинция человека» («Die Provinz des Menschen. Aufzeichnungen, 1942 -1972», 1973), «Ухо-свидетель. Пятьдесят характеров» («Der Ohrenzeuge. Funfzig Charaktere» (1974), «Совесть слова: Эссе» («Das Gewissen der Worte:
4 Esseys», 1975), автобиографические произведения: «Спасенный язык.
История одной юности» («Die gerettete Zunge. Geschichte einer Jugend», 1977), «Факел в ухе: История жизни, 1921-1931» («Die Fackel im Ohr: Lebensgeschichte, 1921-1931», 1980), «Перемигивания. История жизни, 1931-
^ 1937» («Das Augenspiel. Lebensgeschichte 1931-1937», 1985), «Aufzeichnungen,
1992 - 1993», 1996) и др. Э.Канетти опубликовал сборник своих афоризмов «Треволнения житейского моря: афоризмы» («Unruhe der Gezeiten: Aphorismen, 1942 - 1985» (1989); ему принадлежат также комментарии к творчеству Франца Кафки - он автор книги «Другой процесс. Франц Кафка в> письмах к Фелице» («Der andere Prozess: Kafkas Briefe am Felice», 1969) -критико-биографического произведения о судьбе художника XX века, о
трагической несовместимости простого человеческого счастья и счастья свободы творчества. Ученым-социологам, психологам и заинтересованному читателю писатель известен прежде всего как автор литературно-философского труда «Масса и власть» («Masse und Macht», 1984).
Исходная позиция данного диссертационного исследования определяется категорией промежуточности. Опираясь на пафос высказанного
«W Д.Затонским сожаления о том, что «между реализмом и модернизмом
вырыли яму и следили больше всего за тем, чтобы никто не покусился ее засыпать» [184, 413], автор работы пытается внести свой вклад в решение вопроса о том, стоит ли в искусстве непременно противопоставлять названные направления. Творчество Э.Канетти, в особенности это касается
v^ его романа «Ослепление», как нельзя лучше доказывает гипотезу, что
модернизм и реализм в литературе могут уживаться даже в рамках одного > произведения.
Другой аспект категории промежуточности в творчестве Э.Канетти связан с полижанровой природой большинства произведений писателя и, в частности, с определением жанра книги «Масса и власть». Одни ученые относят ее к жанру «эссе» (Б.Марк [154], Н.Золотоносов [189] и др.), другие называют «романом-эссе» (Д.Затонский [180]). По сути дела, вопрос ставится
Щ о том, чем же, в сущности, является для нас это произведение: шедевром ли
художественной литературы или же одним из вершинных явлений философской публицистики. Это важно еще и потому, что многие художники слова - особенно это характерно для XX века - пытались стереть грань между наукой и искусством, и Э.Канетти - один из таких авторов.
В русле интенций данного исследования важно также отметить своеобразие взглядов австрийского писателя прошлого столетия на «компетенцию» романиста и драматурга. Дело в том, что эти две сферы словесности на определенном уровне он объединяет. Не так давно стал дискутироваться вопрос о драматургическом принципе в прозе; он актуален и в представленной здесь работе, поскольку сам Э.Канетти неоднократно
заявлял, что в центре всего, что он делает, «лежит драматическая природа»
* [17,101].
Актуальность исследования. Как писатель Э.Канетти интересен не только своим стремлением к созданию безграничного числа типов, «фигур», характеров, но и своей способностью растворяться в каждом из них, не теряя собственной идентичности. Нередко используя в создании образа
' модернистскую традицию погружения в подсознание индивида (особенно это
касается романа «Ослепление»), в самое темное и иррациональное в нем, в «крысиную нору его задних мыслей», Э.Канетти тем не менее создает характеры, а не «разорванные сознания», не образ индивида, оторванного от мира и лихорадочно ищущего в нем точку опоры, но цельные органичные
W «фигуры» (как он сам их называет), крепко стоящие на ногах. Он создает
целый мир таких «фигур», внешнее поведение каждой из которых, напоминающее игру в театре масок, не подлежит объяснению с помощью разумных законов логики.
Критики ставят его роман «Ослепление» в один ряд с произведениями, в которых с грандиозной масштабностью дается опосредованный анализ современной эпохи. В этом ряду найдем «Игру в бисер» Г.Гессе (1930-1943), «Смерть Вергилия» Г.Броха (1945), «Доктора Фаустуса» Т.Манна (1947),
«Человека без свойств» Р.Музиля (1952). По глубине замысла и объему
поставленных автором задач «Ослепление» отнюдь не уступает этим романам, но ответ на вопрос века - вопрос о движущей силе истории -Э.Канетти предлагает в нем иной, нежели другие его современники.
Вышеуказанных авторов сближает исходная посылка творчества каждого из них. Так, Р.Музиль был убежден, «что гуманистический кодекс, унаследованный западной цивилизацией от прошлых эпох, к XX веку полностью обесценился и существует теперь лишь как система выхолощенных догм и фраз, под усыпительным покровом которых уже затаилась, готовая в любой миг раскрыться, бездна варварства и хаоса» [199, 197]. Т.Манн усматривал поистине демоническую угрозу, нависшую над
человечеством, корни которой, по его мнению, нужно было искать в бездуховности современной цивилизации. Но если в музилевском понимании «веками лелеявшийся гармонический идеал homo sapiens обернулся в итоге чем угодно, только не гармонией («аморфность, безвольная податливость, бесплодная рефлексия идут рука об руку с необузданностью инстинктов, релятивизмом нравственных представлений, жестокостью») [199, 197], то у
' Т.Манна человек, пораженный недугом дисгармонии, переносит эту болезнь
распада цельности уже в область искусства - в сферу, призванную служить целебным источником духа. Фауст немецкого писателя XX в., сам является носителем разрушительного начала («...холод, который излучает музыка Леверкюна, и он сам как человек, та вспыхивающая в нем ненависть к
0 высоким и благородным чувствам, которую он переносит в свое искусство,
есть'следствие его побратимства со стихией зла и бесчеловечности, разлитой, в буржуазном мире» [230, 435-436]).
У Э.Канетти эта очерченная еще Р.Музилем «бездна варварства и хаоса»
уже раскрылась, а человек, который в финале манновского романа сходит с
ума, уже изначально показан здесь сумасшедшим, т.е. социально и духовно
ослепленным.
Мотив «холода», играющий важную роль в «Докторе Фаустусе», столь
ч# же определенно звучит и в романе Г.Броха «Смерть Вергилия»: «Все, что он
(Вергилий. - Э.Р.) воспел, было пусто и поло...» [цит. по: 199, 288]. И
Т.Манн, и Г.Брох связывают эстетизм в поэзии и музыке с утратой
художниками способности любить людей вообще. Творчество Э.Канетти, и в
особенности его роман, созвучны этой теме. Патологическая любовь к
книгам, к науке как таковой дается в нем как объяснение
человеконенавистничества талантливого ученого и, как следствие, - его
затворничество в склепе собственной библиотеки. «Музыка - поэзия -
наука» есть та линия, которая в видении художников XX столетия оказалась
противопоставленной здоровой жизни, простым человеческим чувствам и
отношениям. Исходную посылку каждого из вышеуказанных эпических
полотен могли бы составить слова того же Вергилия: «.. .как защищено право *' отдельного человека в праве общества, так уязвимо общество в каждом отдельном человеке» [199, 291].
Роман Г.Гессе «Игра в бисер» подчас выглядит общим знаменателем вышеуказанной линии - как в проблематике, так и в сюжете. Книга, в которой представлен целый орден тех возвысившихся над человечеством
# отшельников (республика Касталия) - представителей разных областей
культуры, о которых говорилось выше, ставит проблему восстановления
целостности человека через восстановление целостности культуры. Игра в
бисер, которой они предаются, есть соотнесение структур и формул,
извлеченных из разных наук и искусств, постижение общего знаменателя и
,1У общего языка культуры. Главный вопрос романа связан с
закамуфлированностью духовных ценностей (как это аналогично происходит с наукой в романе Э.Канетти) - это вопрос о том, должны ли хоть в одном единственном месте мира храниться во всей чистоте и неприкосновенности
'* богатства духа, ибо при их практическом употреблении, как доказал XX век,
они часто превращаются в антикультуру и антидуховность? И не становится ли дух, находящийся в «неупотреблении», всего лишь бессодержательной абстракцией?
0 Таким образом, литература XX века с очевидностью обнаруживает тот
факт, что прекрасный мир, построенный лишь для себя самого, рано или поздно обернется химерой, эрзацем. Благодаря писателям XX века, которые это всегда понимали, мы в очередной раз убеждаемся в правоте слов, прозвучавших еще в 1946 году: «...ни один человек нашей эпохи и, может быть, отдаленного будущего не вправе выйти из круга страдания, чтобы играть в свои тихие или шумные игры; не должно быть никаких островков, на которых те, которых мы называем одаренными милостью божьей... строили бы себе уединенные хижины и садились бы на их пороги, чтобы пускать золотые мыльные пузыри выдуманного ими мира в небо, напоенное
* болью...» [цит.по: 199, 298-299].
Универсальные синтезы литературы XX века не были бы возможны без свободного и непредвзятого взгляда, наблюдающего все частности и детали реального мира. Стилистическая изысканность романов об Иосифе и докторе Фаустусе Т.Манна, прозрачная, как бы графически выверенная проза Г.Гессе и лиризм романа о Вергилии Г.Броха - романа о жизни и смерти - все эти тесно связанные с философией истории важнейшие явления литературы стоят на почве конкретно-чувственных, поэтически освоенных жизненных деталей и реалий, т.е. единичных жизненных субстанций. Поэтому у каждого из вышеназванных романов своя традиция, а значит и своя традиционность, свои нововведения и свои архаизмы. У прозы Э.Канетти также свои особые признаки, благодаря которым ее нельзя спутать ни с какой другой. Стремление к синтезу (философии и литературы), усложненному и даже гипертрофированному в романе-эссе «Масса и власть», дополняет и по-новому иллюстрирует эту основополагающую тенденцию прошлого столетия.
С другой стороны, в художественном творчестве Э.Канетти своеобразно складываются его отношения с особой литературной традицией, отмеченной А.В.Михайловым, написавшим: «...австрийская культура, долго хранившая просветительский рационализм как важнейшую свою черту (или вообще с ним никогда не расстававшаяся), враждебна всякой идее «синтетического искусства» [213, 354]. Здесь литературовед имел в виду конкретно соотношение музыки и поэзии, которых и в самом деле лишены драматургия и проза Э.Канетти. Но что касается смежных с литературой гуманитарных наук, а также театральных элементов и собственно ритуальности, как составной части культурно-исторической жизни общества, то вне этого художественного наследия австрийского писателя Канетти, строго говоря, не существует.
С современниками (Гофмансталем, Музилем, Шницлером, Краусом) его роднит, в частности, болезненное переживание итогов первой мировой войны, падения «старой Европы», гибели прежней австро-венгерской
монархии, а также угрозы фашистского варварства. Однако все эти проблемы
* писатель освещает сквозь призму судьбы мира в целом. И его
монументальный труд «Масса и власть» это подтверждает и подытоживает.
Дунайская империя всегда казалась ему действующей моделью всего подлунного мира или, по меньшей мере, прообразом Европы. Поэтому во всех произведениях Э.Канетти чувствуется устремленность к человеческому
* универсуму, пренебрегающему государственными и временными границами,
к открытости, по словам Д.Затонского, «всем ветрам и всем звездным часам
человечества» [179,268].
Степень научной разработанности. Как на Западе, так и в России,
можно наблюдать неослабевающий интерес к художественному и
ф публицистическому наследию Э.Канетти. На данный момент имеется уже
более 400 работ, посвященных его творчеству. Большинство из них представляют собой исследования отдельных граней разножанрового творчества австрийского писателя. Так, объектом диссертационных работ
* М.Мозера (1968) [117], Д.Диссингера (1969) [76] и М.Куртиуса (1971) [73]
стал лишь отдельно взятый роман «Ослепление», причем первые два автора
рассматривают данное произведение с лингвистических позиций, третий же -
с социально-психологической точки зрения. Д.Диссингер делает акцент на
ф определении места романа «Ослепление» в творчестве Э.Канетти, а также
исследует поэтику парадокса на уровне композиции произведения. Представители филологического направления в изучении творчества Э.Канетти (и здесь мы добавим имена таких отечественных авторов, как И.Н.Волокитина, К.П.Степанова [164], Е.В.Маркина [212], А.В.Михайлов [213], Л.Н.Полубояринова [219] и др.) обращают особое внимание на прием «акустической маски» в романе и пьесах писателя, а также затрагивают вопрос о традициях в его творчестве. Роману «Ослепление» посвящен также ряд статей П.Ангеловой [63], А.Ауер [64], И.Брандт [69], М. фон Брюк [70], Р.Хартунга [93], П.Идрис [96], А.Козениной [102] (китайские мотивы в
романе), М.Мак [107] (негативная поэтика «Ослепления»: позитивизм,
* нигилизм, фашизм) и др.
Большинство вышеуказанных исследователей указывают на такие особенности данного произведения, как гротеск, пародийность, карнавальный комизм положений, отмечают традиции плутовского романа и донкихотовскую линию, жесткую физиологичность в изображении сцен
# борьбы за власть, которую называют главным мотивом «Ослепления».
Драматургия Э.Канетти стала предметом исследования таких авторов,
как Б.Бахманн [65], Х.Фет [85], К.Фридль [87], Р.Лаэммле [104], Г.Стиг [133],
С.Чопп [136] и др. Ученые единодушны во взгляде на австрийского
драматурга как на предвестника театра абсурда и уделяют большое внимание
Ц' истории постановок его пьес.
В целом, в канеттиведении можно выделить несколько подходов. Кроме
вышеуказанного филологического, имеет место социологический подход (М.
де Бенедиттис [68], Дж.Шикель [130] и др.), социально-психологический
(Б.Бахманн, М.Куртиус, К.М.Михель [116], Д.Робертс, С.М.Казначеев [197] и
др.), а также биографический и автобиографический подходы (А.-М.Бишоф,
М.Зальцманн, Ю.Архипов [151], В.Седельник [228] и др.). Важным
представляется, на наш взгляд, литературно-исторический
Ф (культурологический) подход (Х.Фэт, Х.Кнолль [99], Г.Штиг, К.-П.Зепп [144]
и т.д.), определяющий место творчества Э.Канетти в литературе XX в., указывающий на пророческую силу его произведений. Особого внимания здесь заслуживает исследование драматургии австрийского художника, истории постановок пьес и их значения для последующего развития театрального искусства.
Нередко произведения Э.Канетти рассматриваются как вневременные, камерные (С.Визенхофер [142], С.Эйлерс [81] и др.). Так, С.Визенхофер изучает мифологическое начало в сознинии австрийского писателя. Такой подход абсолютизирует в творчестве австрийского художника роль
«акустических масок» и мотивируется убеждением авторов в том, что
австрийского писателя не интересует реальная действительность.
В нашем отечественном литературоведении творчеству одного из самых замечательных австрийских писателей XX века до недавнего времени посвящались лишь отдельные статьи Д.Затонского, М.Золотоносова и др. Отчасти роман Э.Канетти стал предметом диссертации С.Н.Аверкиной (2000)
^ [147], посвященной исследованию традиций Ф.Кафки в немецкоязычной
литературе. Предметом диссертационной работы ленинградской исследовательницы Т.А.Федяевой (1990) [237] стало творчество Э.Канетти венского периода, т.е. его единственный роман, две пьесы и отчасти публицистика. Т.А.Федяева рассматривает произведения Э.Канетти в
щ контексте социально-исторических событий в Австрии и Германии на
рубеже 1920-30-х гг. и в русле полемики между экспрессионизмом и «новой, деловитостью». Ленинградский ученый справедливо возражает С.Визенховеру, и указывает на то, что многосторонние связи мировоззрения
Э.Канетти с действительностью и атмосферой его времени не обязательно
должны выражаться непосредственно в тексте.
Однако наиболее полный анализ поэтики произведений австрийского писателя представлен в монографии Е.М.Шастиной [244], вышедшей в
фу Казани в 2004 г. Автор рассматривает труды Э.Канетти как единый текст и
ведет исследование по хроникально-биографическому принципу. В качестве доминирующих черт поэтики Э.Канетти Е.М.Шастина выделяет автобиографизм, мифологизацию, индивидуальную мифологию,
«акустическую маску», афористическое мышление и карнавализацию. Ввиду
того что творчество австрийского писателя исследуется ею как неразрывное
единство, Е.М.Шастина, учитывая жанровую специфику, делает акцент
именно на объединяющее начало аспектов поэтики, а также тем власти,
массы, смерти, превращений и т.д. в полижанровой системе Э.Канетти.
Поэтому, большей частью соглашаясь с положениями Е.М.Шастиной
касательно поэтики произведений Э.Канетти, мы обращаемся к несколько
Ш иным теоретическим аспектам творчества писателя.
Объектом нашего диссертационного исследования является
художественная проза Э.Канетти. Материал исследования - роман
«Ослепление», пьесы: «Свадьба», «Комедия тщеславия» и «Ограниченные
сроком», книга «Масса и власть». Собственно публицистические
Ф произведения в круг нашего изучения не входят, и исключение сделано лишь
для литературно-философской книги «Масса и власть», поскольку сам автор называет ее трудом всей своей жизни. В этой связи мы сочли своим долгом уделить ему достаточно пристальное внимание.
Кроме того, мы не имеем возможности обратиться к поэзии
^ австрийского художника, поскольку Э.Канетти своих стихов не публиковал,
сочтя их художественно малозначимыми. Его поэзия до сих пор не увидела света, а значит, широкому читателю не известна.
Предметом же исследования данной диссертации стала проблематика
^ художественного творчества Э.Канетти, а также жанрово-стилистические его
особенности в ракурсе традиционности и новаторства. Выявление
соотношения традиционности и новаторства в оригинальном творчестве
Э.Канетти, на наш взгляд, поможет более ярко высветить своеобразие
ф проблематики жанра и стиля его художественной прозы.
Цель исследования - выявление специфики и составляющих художественного мира, созданного Э.Канетти в контексте его произведений. В задачи диссертации входит:
- исследование круга проблем, которые автор ставит в своем творчестве,
а также специфики разработки данных проблем в каждом отдельном
произведении;
- характеристика жанрово-художественной природы произведений
Э.Канетти, избранных в качестве материала исследования.
Достижение вышеуказанных задач требует выявления соотношений
^ традиций и новаторства в творчестве писателя, что определило третью
задачу диссертационного исследования. Специфичность данной задачи
' обусловлена особой поликультурностью личности автора, его
полилингвизмом, что не позволяет рассматривать его творчество в контексте развития лишь одной национальной литературы и обязывает обратиться к общеевропейскому литературному дискурсу.
Третья задача связана с особыми трудностями, поскольку исследователю
ф' нередко приходилось ограничиваться сферой индивидуальных
предположений, ввиду того что писатель в принципе избегал автокомментариев, подтверждавших либо же отрицавших факты конкретных заимствований в его работах. По словам Ю.Архипова, «Элиас Канетти -писатель довольно загадочный. «Концы» всегда надежно убраны в его
ф художественных произведениях... и хотя он регулярно печатает свои
дневники, никаких «отмычек» в них также не содержится» [151, ПО]. Добавим от себя, что оставленные автором «концы» подчас лишь вводят простодушного исследователя в заблуждение. Так, вопреки устоявшемуся
* факту одновременной работы над книгами «Масса и власть» (с 1925 по 1960
годы) и «Ослепление» (1930-1935) Э.Канетти утверждает: «Масса и власть» вышла в свет в Лондоне шестнадцатью годами позже (романа «Ослепление». - Э.Р.), и это соответствовало истинным отношениям книг друг к другу. Одна
{у не стояла на пути у другой. Но в Германии они выходили в течение меньшего
количества лет, и это несколько сбило с толку некоторых читателей и некоторых критиков» [17, 103]. Э.Канетти, как и большинство писателей, всегда говорит больше того, что входит в его замысел, к его субъективной (авторской) идее примешивается то, что далеко не всегда предусмотрено им самим. Оттого нашей задачей стал также поиск отдельных нюансов темы массы и власти во всем творчестве Э.Канетти - темы, красной нитью проходящей через все творчество австрийского писателя.
Теоретико-методологическую основу диссертации составили работы зарубежных и отечественных исследователей творчества Э.Канетти, среди
которых имеются фундаментальные работы Д.Диссингера, М.Мозера,
' К.Фридль, Е.М.Шастиной, Т.А.Федяевой и др.
Нами были также использованы философские труды Х.Ортеги-и-Гассета, Ф.Ницше, М.Вебера, Х.Арендт.
Общей теоретической и методологической основой исследования послужили работы Аристотеля, М.М.Бахтина, Ю.В.Борева, Г.Вельфлина,
ф В.В.Виноградова, Г.Ф.Ф.Гегеля, Л.Гинзбург, Б.О.Кормана, Д.С.Лихачева,
П.Пави, Н.Т.Рымаря, А.Н.Соколова, Г.Успенского, В.Уфлянда, Р.Уэллека-О.Уоррена, В.Е.Хализева, О.Чернорицкой, Ф.Шиллера, а также труды ученых-исследователей зарубежной литературы и театра XX века: В.Г.Адмони, Б.И.Зингермана, А.В.Карельского, Т.К.Шах-Азизовой.
кф\ В своем исследовании мы брали за основу современное понимание
термина «стиль», которое подразумевает «эстетическое единство всех сторон и элементов художественной формы, обладающее определенной оригинальностью и выражающее некое содержание» [161, 490]. Данное
^ определение, опирающееся на общеэстетическую концепцию,
сформировалось в работах таких отечественных литературоведов, как А.Н.Соколов [229], Г.Н.Поспелов [220] и др.
Кроме того, мы брали во внимание и культурологический подход к
ф проблеме стиля, развивавшийся на рубеже XIX - XX веков, отразившийся, в
частности в работе Г.Вельфлина [162]. Такой подход предполагает понятие стиля, характеризующее не только своеобразие формы произведения, но и свойственную той или иной эпохе концепцию мира и человека. Для нас особенно важным представляется то обстоятельство, что стиль «является свойством всей художественной формы произведения, а не только его речевой стороны» [161, 490], что «он как бы пронизывает структуру формы, определяя характер и функции любого ее элемента».
Методы исследования. В работе использован преимущественно
системно-целостный метод изучения, а также сравнительно-типологический
анализ произведений в ракурсе традиционности и новаторства. Произведения Э.Канетти исследуются в хронологической последовательности.
Научная новизна исследования. До сегодняшнего дня в нашей стране и за рубежом творчество Э.Канетти рассматривалось в недостаточно широком литературно-историческом контексте. Как правило, исследования произведений австрийского писателя велись в русле австрийской или
# немецкоязычной литературы. Кроме того, крайне редко предметом анализа
становилось творчество Э.Канетти в целом, мало уделялось внимания проблеме традиции и новаторства в его художественном наследии. Часто лишь схематически обозначалось место творчества австрийского писателя в литературе XX века, когда он ставился в один ряд с Музилем, Т.Манном и
0- Брохом, однако его связь с данными авторами не рассматривалась подробно.
Уже во введении мы стараемся восполнить этот пробел.
Научная новизна защищаемой исследовательской работы заключается в том; что: 1) диссертация представляет собой новую плоскость исследования
^ творчества Э.Канетти, где выявляются ведущие тенденции в развитии его
поэтики от ранних произведений к более поздним, а также вариации изначально заявленных им проблем в каждом отдельном произведении; 2) для сравнительно-исторического анализа прозы и драматургии австрийского
Ц художника, отличающегося особым, на наш взгляд, космополитизмом,
привлечен более широкий, в сравнении с предыдущими исследованиями, диапазон литературных явлений; 3) исследование восполняет общую картину развития зарубежной литературы XX века, добавляя к двум общепризнанным ее классикам - Р.Музилю и Г.Броху - фигуру, наш взгляд, не менее значительную; 4) также впервые книга «Масса и власть» рассматривается в немалой степени как художественное произведение.
Э.Канетти примечателен в ряду австрийских писателей не только своим полилингвизмом, но и тем, что писал он на языке, освоенном им позже родного (испанского) и позже второго, освоенного им, английского. Оставаясь писателем австрийским по языку и стилю, большую часть своей
жизни он прожил в Лондоне, называя при этом своим родным языком именно немецкий. Разумеется, в совокупности это не могло не наложить особого отпечатка на его личность, мировоззрение и художественный мир, что обусловливает еще и теоретическую значимость некоторых аспектов нашего исследования. Кроме того, в работе затронуты такие важные для Э.Канетти проблемы поэтики, как соотношение реализма и модернизма в его произведениях, жанровые возможности этих методов, взаимовлияние эпоса и драмы в рамках творчества одного и того же автора.
Научно-практическая значимость работы. Положения и выводы диссертации могут быть использованы в практике преподавания зарубежной литературы в вузах, в литературно-критических обзорах жанра романа и драмы, в теории и практике художественного перевода, что особенно важно, поскольку в России нет пока профессионально переведенных на русский язык пьес Э.Канетти.
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографии, включающей 250 наименований.
Традиции гротескного и сатирического изображения действительности в творчестве Э.Канетти
По утверждению Ю.Борева, «всякое литературное явление ...соотнесено с традицией как отклонение, нарушение; новаторство воспринимается лишь на фоне предшествующей традиции» [231, 10]. Э.Канетти последовательно и неустанно воплощал в своем художественном творчестве мысль о том; что «мир не следует более изображать так, как это делалось в старых романах, ибо мир распался» [цит. по: 180, 228]. Данное высказывание дает некоторое объяснение тому факту, что почитаемые писателем художники слова столь различны по мировоззрению, творческим ориентирам, тематической направленности и художественной манере. Так, Д.В.Затонский из авторов прошлого, оказавших влияние на Канетти, называет Ф.Кеведо, Д.Свифта и Г.Бюхнера, из современников же Э.Канетти ученый указывает на К.Крауса, правда, до тех пор, «пока ему [Э.Канетти. Э.Р.] не стали претить авторитарность и политический консерватизм последнего» [180, 487], а также на Р.Музиля, Ф.Кафку и И.Бабеля. Сам же Э.Канетти неоднократно признавался еще и в своем преклонении перед
Аристофаном и Н.В.Гоголем.
Проблема традиций и новаторства актуальна как при изучении конкретно творчества Э.Канетти, так ив целом для литературоведения. Одна из наших задач - выяснить, что же Канетти заимствовал из творчества названных авторов, на какие традиции опирался и что принципиально нового в литературе создал сам. В произведениях австрийского писателя мы имеем возможность наблюдать несколько видов подключения традиции, выделенных Ю.Боревым.
Первое, что обнаруживается в процессе чтения книг Э.Канетти, это парадоксальность его поэтики, заключающаяся в достаточно органическом сочетании традиций реализма конца XIX века и модернизма первой половины века XX. По сути дела, во многих литературных произведениях австрийского автора одновременно встречаются элементы художественной манеры Гоголя и Ионеско, Свифта и Кафки, Крауса и Бабеля. Это представляется не столь удивительным: новая действительность порождает, как известно, новые формы. Главным же обоснованием тому, что в данном исследовании мы объединяем столь разнородных на первый взгляд авторов, служит наличие элементов сатиры и гротеска, так или иначе проявляющиеся в их творчестве. В Краткой литературной энциклопедии [202] часть вышеуказанных авторов перечисляется среди прочих как писатели, в чьих произведениях выявляется природа гротеска («Путешествия Гулливера»
.Свифта, «Нос» Гоголя, «Процесс» и «Превращение» Кафки).
Суть гротеска, по Ю.Бореву, составляет «фантастическое преувеличение, доводящее жизненную нелепость до комедийного абсурда» [249, 103]. Таким образом, категории гротеска и абсурда генетически связаны между собой. В литературоведении среди предшественников абсурда Борев упоминает об Аристофане, комедии дель арте, а среди писателей, использующих абсурдизацию как художественное средство, им же указан и Н.В.Гоголь [249, 8]. Данное обстоятельство дает нам право в контексте разговора о Э.Канетти привлекать весьма широкий диапазон литературных явлений.
Говоря о видах гротеска в творчестве Э.Канетти, мы учитываем тот факт, что гротеск в первую очередь - «вид сатирической типизации» [249, 102], т.е. речь в данном параграфе пойдет не только о «высшей степени карикатурного изображения», но о гротеске и о собственно сатире.
Как правило, «фоновая» функция свойственна ближайшей традиции -традиции, еще не потерявшей актуальности в момент создания произведения [231, 10].
К истории постановок пьес. Традиции западно-европейской драмы в театре Э.Канетти
Важную роль в становлении Э.Канетти-драматурга сыграло творчество Г.Лихтенберга-афориста. Так, в своем сборнике заметок «Провинция человека» писатель размышляет: «Было бы прекрасно с определенного возраста из года в год становиться все моложе и моложе». А ведь это, в сущности, прямой ответ на «структуру апелляций» одного из лихтенберговских мысленных экспериментов: «Если бы человек ста лет отроду снова смог перевернуться, как песочные часы и снова стать моложе с обычной опасностью умереть снова, как бы все тогда выглядело в мире?» [27, 391] Э.Канетти продолжает: «История потеряет значение из-за возраста, и в итоге прошлое будет иметь счастье смотреть на все сквозь пальцы» [15, 9]. Подобные мысли с выдумыванием «гипотетического конъюнктива» (сослагательного наклонения) многократно зафиксированы у него в целой серии записей. Идеи Э.Канетти и их вариации («Страна, в которой люди плачут во время обеда»; «Страна, в которой люди смеются вместо того, чтобы есть») образно воссоздают игру идей в афоризмах Г.Лихтенберга: «Если все люди в три часа пополудни окаменеют...» [27, 391]. В этой модели проекта-эскиза проявляется не только афористика Э.Канетти, но и основная идея его драматургических текстов: «что могло бы случиться, если...?». Подобно тому, как конструкции Г.Лихтенберга указывают на возможности поэтической реализации, в то время как из «зародыша романа» развиваются его литературные планы, так и пьесы Э.Канетти могли бы быть интерпретированы как инсценированные результаты подобного мысленного эксперимента. Так, драма «Ограниченные сроком» реализует сентенцию писателя «Стоит выдумать мир, в котором не будет убийств»: она выводит на сцену общество, в котором все знают дату своей смерти - свой «срок». Из этой исходной ситуации в драме развиваются социальные, нравственные, политические и иные последствия всеобщей осведомленности относительно своих «сроков» - последствия, вылившиеся в единичный, а затем и всеобщий бунт против тоталитаризма поначалу гуманной, на первый взгляд, системы.
В своей первой пьесе «Свадьба» Э.Канетти перевел мысленный эксперимент в ситуацию игры свадебных гостей в катастрофу. «Что вы сделаете для Ваших любимых, если рухнет дом, в котором вы сейчас находитесь?» - примерно так звучит вопрос в пьесе. На свадебном пиру разыгрывается генеральная репетиция всеобщего краха - репетиция, тут же перетекающая в реальную катастрофу.
Э.Канетти держится за продуктивную силу экспериментальной модели, вместо своего недоверия технократии экспериментатора, и фактически все его драмы («Die Hochzeit» (1932), «Die Komodie der Eitelkeit» (1933 - 1934), «Die Befristeten» (1952)) - драматические «эксперименты». Что в них не раскрыто полностью логическим подходом, засчитывается автору как ошибка мышления. По мнению К.Фридль, в ходе действия «Комедии тщеславия» стречаются логические ошибки, но не свободны от них и другие его драмы. Если воспринимать утопические эскизы писателя под углом зрения ratio, то вряд ли удастся объяснить, отчего все люди в пьесе «Ограниченные сроком» умирали в положенный срок.
Парадоксальный синтаксис «акустических масок», в использовании которых Э.Канетти следует традициям Нестроя и Крауса, выигрывал оттого, что его персонажи часто общаются между собой на венском диалекте. И порой это распространяется даже на режиссерские ремарки.
Как показывает история постановок, драматические эксперименты Э.Канетти порой производили эффект разорвавшейся бомбы. Так, «театральным скандалом» газеты представили уже премьеры «Комедии тщеславия» и «Свадьбы» в Брауншвейге (февраль и ноябрь 1965 года) [87]. Возмущение зрителей имело тогда сложный политический привкус: манифестации тоталитарного авангарда с немалой долей национал 100
социалистических настроений по поводу карикатуры на власть, изображенной в первой из них, позволили отнести «Комедию тщеславия» к произведениям антифашистским, предостерегающим от бездумного подчинения людей тоталитарной идеологии, в какую бы тогу она ни рядилась. Это стало особенно понятно в инсценировке Хельмута Матиазека, вполне «по-брехтовски» («Карьера Артуро Уи») использовавшего в своей
постановке проекцию фотомонтажа документов из эпохи Третьего рейха, что было истолковано прессой как провокация.
Проблематика книги «Масса и власть»
«Масса и власть» - крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет и которое закончил в 1960 году, -перекликается с трудами французского врача и социолога Густава Ле Бона (1841-1931) «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета (1893-1955) «Восстание масс» - произведениями, исследующими социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в обществе. Однако своеобразие Э.Канетти и его отличие названных авторов в том, что он в своей книге рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи с проблемой власти, так что в этом смысле его сочинение имеет, пожалуй, больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда (1856-1936) «Психология масс и анализ Я», в котором тот подчеркивал роль вождя в формировании массы и факт отождествления большой группой людей своего Я с образом их лидера. Но и здесь имеются отличия. Если врача-психиатра интересовало, главным образом, действие психического механизма внутри отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, то литератор исследует, прежде всего, проблему функционирования власти и поведения масс как своеобразных и извечно повторяющихся примитивных форм защиты от страха смерти, в равной мере довлеющего как над власть имущими, так и над людьми, объединенными в массе.
Тема массы, тема противостояния отдельной личности и толпы получила новое развитие в литературе XX века. На эту тенденцию указывает и А.В.Карельский, обращаясь к упомянутому выше роману Г.Броха «Смерть
Вергилия»: «Народ для Вергилия, как, в общем, и для Гете у Томаса Манна, -это как будто неразрешимо противоречивое соединение естественности и жестокого неразумия. ...Народ при каждом реальном соприкосновении с ним поэта оказывается слепой, страшной в своей слепоте массой» [199, 286]. Аналогичный же взгляд на массу отражен и в книге исследуемого нами автора.
Как то бывает в романах, в начале произведения Э.Канетти знакомит читателя с главным героем, в качестве которого в данном случае выступает масса. На наших глазах происходит рождение этого «героя», развитие, обретение им сугубо индивидуальных черт, то есть перед читателем развертывается полное жизнеописание некоего вполне конкретного индивида.
С первых строк пролога (а пролог - достаточно часто встречающийся и, как правило, специально обозначенный структурный элемент художественного произведения) Э.Канетти рассуждает о том, чего больше всего в жизни боится отдельный человек, и полагает, что «ничего человек так не боится, как непонятного прикосновения: «...Alle Abstande, die die Menschen um sich geschaffen haben, sind von dieser Beriihrungsfurcht diktiert (11). Es ist die Masse allein, in der Mensch von dieser Beriihrungsfurcht erlost werden kann. Sie ist die einzige Situation, in der diese Furcht in ihr Gegenteil umschlagt. Es ist die dichte Masse, in der Korper an Korper drangt, dicht auch in ihrer seelischen Verfassung, namlich so, daB man nicht darauf achtet, wer es ist, der einen "bedrangt"»2(12).
В этой небольшой главе мы знакомимся с массой как с социально обусловленной необходимостью (в целом структуру книги составляют сравнительно маленькие главы, заголовки которых имеют наукообразный вид). Например, «Масса в виде кольца», «Свойства массы», «Власть и скорость», «Укрощение масс в мировых религиях» и т.п.).
Книга Канетти - продукт размышлений как художника, так и ученого, а посему у него нередки случаи сухой констатации фактов, напоминающей характеристику какого-либо явления из области физики: «Die Grenze verhindert eine regellose Zunahme, aber sie erschwert und verzogert auch das Auseinanderlaufen. Was an Wachstumsmoglichkeit so geopfert wird, das gewinnt die Masse an Bestandigkeit. Sie ist vor auBeren Einwirkungen geschiitzt, die ihr feindlich und gefahrlich sein konnten»3 (14).
Целью, ради которой происходит единение людей в массы, служит, на взгляд Канетти, разрядка. «In der Entladung werden die Trennungen abgeworfen und alle fuhlen sich gleich. In dieser Dichte, da kaum Platz zwischen ihnen ist, ist einer dem anderen so nahe wie sich selbst. Ungeheuer ist die Erleichterung dariiber. Um dieser glucklichen Augenblicke willen, da keiner mehr, keiner besser als der andere ist, werden die Menschen zur Masse»4 (15).
Когда в одной из глав, посвященных теме власти, писатель рассуждает о войне, он столь же четко формулирует цель последней, каковой он считает убийство. Кстати сказать, однозначность таких формулировок вряд ли позволяет согласиться с Д.В.Затонским, утверждающим «некатегоричность» и «недогматичность» автора, которые якобы «сформировали идею труда его жизни» [182, 225].
Интересна попытка Канетти-философа объяснить такую особенность массы, как ее иррациональную страсть к разрушению («sie wird zwar festgestellt und miBbilligt, doch sie wird nie wirklich erklart»5) (16). Э.Канетти обстоятельно восполняет этот пробел: «...neigt man dazu zu glauben, daB es eben diese Zerbrechlichkeit von Gegenstanden sei, die die Masse zur Zerstorung anreizt. Es ist nun gewiB richtig, daB der Larm der Zerstorung, ...das Klirren von Scherben zur Freude daran ein Betrachtliches beitragt: Es sind die kraftigen Lebenslaute eines neuen Geschopfes, die Schreie eines Neugeborenen. DaB es so leicht ist, sie hervorzurufen, steigert ihre Beliebteil, alles schreit mit einem und dem anderen mit, und das Klirren ist der Beifall der Dinge. ...Der Larm verheiBt die Verstarkung, auf die man hofft, und er ist ein gluckliches Omen fur die kommenden Taten. ...Man hat sich an Skulpturen aus hartem Stein herangemacht und nicht geruht, bis sie versttirnmelt und unkenntlich waren»6 (16). Особая же статья для Канетти-гуманиста - разрушение произведений искусства, «которые что-то изображают», ибо это, на взгляд автора, не что иное, как «die Zerstorung einer Hierarchie» .
В итоге Э.Канетти использует метафору: «Der nackten Masse erscheint alles als Bastille»8 (17), и «das kraftigste Symbol»9 для массы он называет огонь: «Es ist merkwurdig zu beobachten, wie sehr die Masse fur den in ihr Kampfenden den Charakter des Feuers annimmt. Durch den unerwarteten Anblick einer Flamme oder den Ruf "Feuer!" ist sie entstanden; wie Flammen spielt sie mit dem, der zu entrinnen versucht. Die Menschen, die er wegstoBt, sind ihm brennende Gegenstande, ihre Beruhrung ist feindlich, an jeder Stelle seines Korpers erschreckt sie ihn (25). Wer immer im Wege steht, ist von dieser allgemein feindlichen Gesinnung des Feuers angesteckt... Das Feuer als Wald-oder Steppenbrand ist eine feindliche Masse, ein heftiges Gefuhl davon laBt sich in jedem Menschen wecken. Das Feuer als Symbol fur sie ist in seinen seelischen Haushalt eingegangen und macht einen unveranderlichen Bestandteil davon aus. Jenes nachdruckliche Trampeln auf Menschen aber, das so hauflg bei Paniken beobachtet wird und so sinnlos scheint, ist nichts anderes als das Austreten von Feuer»10 (26).
Мотив пожара красной нитью проходит сквозь все творчество Э.Канетти. Особенно это касается книги «Масса и власть» и романа «Ослепление», о чем уже говорилось ранее. Всепоглощающий огонь возникает там, где происходит расчеловечение человека, а пожар лишь завершает этот процесс.
Похожие диссертации на Творчество Э. Канетти: проблематика и жанрово-стилистическое своеобразие
