Содержание к диссертации
Введение
1. Рефлексия в философии, науке, творчестве
2. Литературная саморефлексия: определение, структура, формы, методологическое значение и эстетические функции.
3. Из истории литературной саморефлексии.
Глава вторая. Научно-философские искания рубежа XIX—XX веков и эстетические новации Генри Джеймса 73
1. Проблема саморефлексии в философии и психологии второй половины XIX века '
2. Новые методы психологических исследований и нарратологические новации Генри Джеймса
3. Мимесис и саморефлективность прозы Генри Джеймса в свете научно-философских исканий конца XIX века
4. Литература и психология рубежа веков о субъективности и ее границах
Глава третья. Автор в поисках читателя: Генри Джеймс и современная литературная культура. 108
1. Изменения в литературной культуре США второй половины XIX века.
2. Рецепция творчества Джеймса и художественная эволюция писателя
Часть вторая
Глава четвертая. Жанр автопредисловия. Его традиции в американской литературе и аетопредисловия Генри Джеймса. 147
1. Автопредисловия как паратексты
2. Традиция автопредисловия в литературе США
3. Автопредисловия Генри Джеймса
A. Проблема повествовательных стратегий
B. Автопредисловия как обрамление
С Автопредисловия как саморефлексия в п-ой степени
Глава пятая. Литературная автопародия и ее модусы (романтический, реалистический, постмодернистский 177
1. Литературная автопародия в новеллах Эдгара Аллана По.
2. Политика самопародии: «Пандора» Генри Джеймса
Глава шестая. От жанровой саморефлексии—к саморефлексии культуры (Еще раз о романтической традиции в творчестве Джеймса) 207
1. «Котапсе» как предмет жанровой саморефлексии («Американец»).
2. Романтические стереотипы порубежного самосознания и их мета- форизация («Зверь в чаще»)
3. Идеологема утраты в саморефлексии культуры конца XIX века: Чехов и Джеймс.
Глава седьмая. О саморефлективности реалистического романа (ТургеневуКоуэллс, Джеймс) 252
1. Саморефлективность романного жанра и становление американской реалистической традиции
2. Роман «Рудин» и «литературоцентризм» русской культуры 4
3, «Неотчужденное слов о» Уильяма Дина Хоуэллса.
4. Культурные топосы и поиск нового художественного языка Генри Джеймсом.
Глава восьмая. Парадоксы «поздней манеры» Джеймса: роман «Золотая чаша» как summa литературной саморефлексии 292
1. Семантика стилистического экивока.
2. «Центральное сознание» как «языковое сознание»
3. Автопародия в романе
4. Гносеология метафоры
5. Образ языка
Заключение... Библиография
- Проблема саморефлексии в философии и психологии второй половины XIX века
- Изменения в литературной культуре США второй половины XIX века.
- Автопредисловия как паратексты
Введение к работе
Генри Джеймс (1843—1916) вошел в историю литературы как выдаюшийся мастер психологической прозы. Он остается одной из самых сложных и противоречивых фигур в американскЬй литературе рубежа XIX—ЛХХ веков. На протяжении последних десятилетий его творчество стало предметом исследования литературоведения самых различных методологических ориентации. Похоже, однако, что Генри Джеймс принадлежит к числу тех художников, в творчестве которых с течением времени открываются все новые горизонты. Широта эрудиции и литературного кругозора писателя позволяет рассматривать проблему традиции и контекста в его творчестве под самыми различными углами зрения, искать и находит в его произведениях перекличку с культурными явлениями самых разных эпох—от античности до постмодернизма. Отказ от прямого выражения авторской позиции в сочетании с четкостью морально-этических идеала, бросающего особый свет на мир джеймсовских героев, делают его произведения глубокими, неоднозначными, открытыми для новых и новых интерпретаций. Эксперименты с повествовательной техникой, которыми изначально насыщено творчество Джеймса, позволяют видеть в нем своего рода лабораторию, в которой рождались многие эстетические открытия литературы двадцатого века. Особенности жизни и творчества Генри Джеймса (американец по происхождению, большую часть жизни он провел в Европе) превращают в проблему даже его литературное подданство, делают его предшественником таких «билитературных»' фигур, как Т. С. Элиот, Э. Паунд, В. Набоков.
Творческое наследие Генри Джеймса очень велико. Оно включает более двадцати романов, такое же количество повестей, более ста рассказов, около десятка пьес, множество литературно-критических статей, восемнадцать автопредисловий к прижизненному изданию его художественной прозы, многочисленные путевые очерки, записные книжки 1878—1915 гг. и несколько тысяч писем. По количеству посвященных ему исследований Генри Джеймс среди англоязычных писателей может сравниться, пожалуй, только с Шекспиром, среди американских—Только с Фолкне- ромЛ. Существует целый ряд специальных изданий, где представлена библиография работ как самого Джеймса, так и публикаций о немЛ
История джеймсоведения в полной мере отразило историю зарубежной литературной теории и критики. По замечанию Ричарда А. Хокса, «как и критические исследования любой масштабной фигуры—будь то Шекспир, Данте, Гете,— джеймсоведение в своем развитии прошло по крайней мере три стадии: введение автора в обиход литературоведения и его первые оценки, как положительные, так и отрицательные; окончательное утверждение автора в качестве достойного объекта литературоведческого интереса; стадия переоценки и новых интерпретаций»'л.
Самым верным популяризатором творчества Генри Джеймса при его жизни оставался У. Д. Хоуэллс, который написал 16 рецензий и статей о своем литературном собрате. По сути, практически все авторы первых работ о Джеймсе сами были писателями: Джозеф Конрад, Форд Мэдокс Форд, Герберт Уэллс. Ребекка Уэст, Верной Ли, Вирджиния Вулф, Хамфри Уорд. Первые отклики на творчество Джеймса после его смерти принадлежали двум поэтам, что, конечно, свидетельствовало о том, что проза Джеймса ( в особенности, конечно, поздняя) по смысловой нафуженности слова, по его саморефлективности, по образной насыщенности была сродни поэзии и не
л Hocks R. The Several Canons of Heniy James//American Realism. Hocks R The Several Canons of Heniy James/ZAmerican Realism. 1989. V.23.N 3. (1989). P.68.
л Philips L. A Bibliography of the Writings of Heniy James. N.Y., 1930; Foley R.N. Criticism in American Periodicals of the Works of Henry James fdm 1866—1916. Washington (D.C.), 1944; Holman C.H. The American Novel through Henry James. N. Y., 1966; McKolgan K. P. Henry James, 1917—1959: A Reference Guide. Boston, 1979; ScmaD.M. Henry James, 1960—1974: A Reference Guide. Boston, 1979; Edel L., Lawrence D.H. A Bibliography of Henry James. Oxford (Mass.), 1982; Budd J. Henry James: A Bibliography of Criticism, 1975—1981. L., 1983, Bradbury N. Annotated Critical Bibliography of Henry James. N. Y., 1987 et al.
Hocks R.A. From Literary Ananlysis to Postmodern Theory: A Historical Narrative of James Criticism// A Companion to Henry James Studies/ Ed. D. M. Fogel. Westport, Connecticut; London: Greenwood press, 1993. P.3.
могла не влиять на нее. Публикации Т. С, Элиота и Э. Паунда в журнале "The Little Review" 1918 г. явились своеобразным манифестом нового отношения к Джеймсу, который стал для модернистов непререкаемым образцом высокого искусства^ Для Элиота Джеймс бы «самым умным человеком своего поколения», писателем, по глубине не уступавшим Достоевскому, но более созвучным современности и будущему. Э. Паунд ставил акцент на интернационализме Генри Джеймса, на том, что он помог трем нациям понять друг друга, что все его творчество было «борьбой за коммуникацию», которая для него состояла прежде всего в «признании различий и их права на существование». Хвалебные отзывы «высоких модернистов» способствовали тому, что Джеймса долгое время будут подтягивать к модернизму и объявлять его предтечей.
Труды Элизабет Кэри (1905/, Джозефа Уоррена Бича (1918/ и Перси Лаббока (1921)Л заложили основы еще одного направления в джеймсоведении. Сосредотачивая свое внимания исключительно на формальном мастерстве Джеймса, рассматривая джеймсовские автопредисловия к нью-йоркскому изданию в качестве его непререкаемого эстетического кредо, эти критики и их последователи отстаивали подход, созвучный установкам «новой критики», подход, который более полувека сохранял свое влияние и определял интеллектуальный климат на страницах академических изданий и в университетских аудиториях. Перси Лаббок в своем «Ремесле прозы» довел культ джеймсовского мастерства до крайности, по сути провозгласив «драматический метод» и «точку зрения» величайшими литературными достижениями мировой литературы. Даже такие авторы, как Толстой и Флобер, оценивались Лаббоком исключительно по критериям, основанным на кодифицированных им эстетических принципах Джеймса. Именно выработанное Лаббоком представление о Джеймсе как далеком от жизни художнике-эстете станет главной мишенью «новой волны» джеймсоведения в 1980-х годах.
Период суровой и язвительной 1фитики для Джеймса наступил в 1920-е годы. Единственным исключением в общем хоре неодобрения были голоса Эрнеста Хемингуэя и в особенности Гертруды Стайн. Большинству читателей 20-х годов проза
л The Little Review. Henry James Number. V.l. N 4. (August 1918). л Gary E. L. The Novels of Henry James. N.Y., 1905. л Beach J. W. The Method of Henry James. New Haven, 1918. л Lubbock P. The Craft of Fiction. N. Y., 1921.
Джеймса казалась излишне усложненной, а художественная смелость Д. Г. Лоуренса в изображении сексуальных отношений заставляли увидеть в Джеймсе излишнюю деликатность и уклончивость в этом вопросе. Ван Вик Брукс в 1925 году критиковал Джеймса как не реализовавшего себя эстета, оторвавшегося от родных корней, чьи поздние романы напоминают «туманности, имеюш;ие форму планет, но остаюш;иеся лишь светящимся дымом»А. Верной Луис Паррингтон в 1930 г. полностью отказывал утонченному психологизму Джеймса в какой бы то ни было художественной целесообразности. Именно от него идет традиция видеть в Джеймсе безнадежного солипсиста: Паррингтон утверждал, что весь изощренный психологический анализ замыкается на содержимом головы писателя ("in his subtle psychological enquiries he remained shut up within his own skuH")AA. Однако даже в это суровое время многим было ясно, что все язвительные упреки в формальной изощренности (при всей их возможной справедливости) не имели никакого отношения к ранней прозе писателя—к его «Дэзи Миллер», «Вашингтонской площади», «Американцу», или к «Женскому портрету». И тот же год, когда Паррингтон обнародовал свою уничтожающую критику Джеймса в «Основных течениях американской мысли», можно считать началом возрождения Джеймса: в 1930 г вышла книга Корнелии П. Келли «Раннее развитие Джеймса»'\ опровергавшая Паррингтона уже тем, что Джеймс в ней представал не только как писатель, но и как критик и рецензент, т. е. художник, чьи интересы вряд ли правильно было ограничивать «содержимым его черепной коробки». В 1931г. вышел в свет «Американский юмор» Констанс Турк, где Джеймс рассматривался как «великий экспериментатор», который, наряду с такими писателями, как Готорн, По и Твен, значительно расширил сферу комического в национальной литературе'А.
1934 год стал определенной вехой в джеймсоведении по двум причинам. Во- первых, Р. Блэкмур впервые собрал и издал в одной книге «Искусство романа»'А все автопредисловия Джеймса, написав к ним блестящую вступительную статью. В ней он попытался дать определения основным эстетическим концептам Джеймса, про-
а Brooks V.V. The Pilgrimage ofHenry James. N.Y., 1925. P.140—141.
Partington V. L. Main Currents in American Thought: An Interpretation of American Literature from the Beginning to 1920. N.Y., 1930. P.241.
'' Kelley CP. The Early Development of Aenry James. Urbana: U of Illinois P, 1930.
Rourke C. American Humor: A Study of the National Character. N. Y., 1931
James H. The Art of the Novel: Critical Prefaces/ Ed. by and with pref of R. P. Blackmur. N. Y., 1934.
должив, таким образом, направление, заданное Бичем и Лаббоком. Во-вторых, вышел
специальный номер журнала "Hound and Horn * под редакцией Аллена Тейта, Айво-
ра Уинтерса и Л. Кирштейна, в который вошли статьи тринадцати авторов. Среди них были Стивен Спендер, Эдна Кентон и Эдмунд Уилсон, предложивший смелое фрейдистское прочтение «Поворота винта», не утратившее своего значения поныне.
В годы, предшествующие фашизму, многие литераторы по-новому оценили обостренное внимание Джеймса к природе зла и смелые эксперименты с его художественным воплощением. Так, Ньютон Арвин, в своей статье в "Hound and Horn" писал о том, что Джеймсу нет равных в английской литературе по силе изображения морально опустошенного мира. В 1936 г. Грэм Грин заявил, что важнейшим, по его мнению, творческим импульсом для Джеймса всегда было «ощущение зла, сопоставимое по своей интенсивности только с религиозным чувством» и что по силе своего анализа греха и развращенности он стоит наравне с Данте и Шекспиром'А.
Сороковые годы были отмечены подлинным расцветом джеймсоведения, толчок которому, кроме всего прочего, дали и столетние юбилей Генри и Уильяма— самых знаменитых из семьи Джеймсов'А. В 1944 г. вышла книга Фрэнка Отто Мат- тиссена "Henry James: The Major Phase", к которой восходит ставшее с тех пор общепринятым обозначение периода творческого расцвета Джеймса. Поздние романы Джеймса для Ф. О. Маттисена, как и для большинства его последователей, являются кульминацией творчества писателя, а все предшествующие произведения рассматривается как своеобразные подступы к ней. Английский литературовед Ф. Р. Ливис в своей книге «Великая традиция» (1948) ставит Джеймса в один ряд с Джейн Остин, Джордж Элиот и Джозефом Конрадом. Для Ливиса расцвет таланта Джеймса приходится на 1870—1880-е годы, наивысшими достижениями писателя являются романы «Женский портрет» и «Бостонцы». Поздняя же манера Джеймса свидетельствует об угасании его творческого дара''. Резкое различие в оценках Маттиссена и Ливиса по-
The Hound and Hom. Homage to Henry James. V.7. N 3 (April-June 1934). 'a Greene G. The Lost Childhood and Other Essays. L., 1951. P.21—50. ,A CM.: The New Republic. Memorial Issue on WiUiam and Henry James. V.CVIIl. (Feb 15, 1943); The Kenyon Review. Henry James Number. V.5. N 4. (Autumn 1943); The Question of Henry James/ Ed. F. Dupee. N.Y., 1945. 'a Leavis F.R. The Great Tradition. N.Y., 1949.
ложило начало разным канонам в джеймсоведении, которые отличаются своим отношением к творчеству позднего Джеймса.
Сороковые годы ознаменовались рядом важных изданий биографического характера. К ним принадлежит публикация в 1947 году записных книжек Джеймса под редакцией Маттиссена и К. Б. Мердока , а также исследование Маттиссена «Семья Джеймсов», включавшее комментированные отрывки из сочинений Генри Джеймса- старшего, Уильяма Джеймса и Алисы Джеймс. Обе книги впервые сделали достоянием широкого читателя тексты, весьма значимые для научного освоения творчества писателя, тем самым открыв новую страницу в истории критической рецепции Джеймса.
Еще одним важным событием сороковых годов стала глава о Генри Джеймсе, написанная Р. Блэкмуром для «Литературной истории США» (1948)'А. Наряду с его эссе 1943 г "In the Country of the Blue" и "The Loose and Baggy Monsters of Henry James"(1951)AA, эта статья стала важной вехой в морально-эстетическом прочтении Джеймса. Одним из первых Блэкмур прослеживал связь между эстетическими нова-
TT U С» U 1 U
циями Джеймса и ключевым понятием «новой критики»—«органической формой», а через него—с романтической эстетикой Колриджа.
Конец сороковых—Аначало пятидесятых годов было отмечено появлением новой значительной фигуры в джеймсоведении—АЛеона Эделя. Его первыми опытами в изучении Джеймса были две диссертации, защищенных в Сорбонне в 1930-х годах. В американском литературоведении он заявил о себе объемным предисловием к полному изданию пьес Генри Джеймса в 1949 годуА'. Главным же вкладом Эделя стала его пятитомная литературная биография ДжеймсаАА. Эдель трудился над ней в течение двадцати лет, и ее последние тома' были удостоены Пулитцеровской премии и National Book Award. Вплоть до недавнего времени она воспринималась как каноническое жизнеописание Генри Джеймса. Благодаря этой биографии, а также двум сотням других публикаций о Джеймсе Эдель вплоть до своей смерти в 1997 году оставался.
James Н. Notebooks/ Ed. F. О. Matthiessen and К. В. Murdock. N.Y., 1947. аа Блэкмур Р.П. Генри Джеймс// Литературная история США/ Под ред. Р. Спиллера и др.: В Зт.М., 1979.Т.З.С. 127—156.
Blackmur R.P. The Lion and the Honeycomb: Essay in Solicitude and Critique. N. Y., 1955.
The Complete Plays of Henry James. L., 1949.
Edel L. Henry James: In 5 v. Philadelphia, 1953—1972.
U U U 1 U U "1—r
пожалуй, самой влиятельной фигурой в джеймсоведении. Подобное исключительное положение безусловно упрочивалось еще и тем, что именно Л. Эделю, по договоренности с наследниками, принадлежало исключительное право работы в архивах Генри Джеймса и публикации архивных материалов. Ввиду этого все важнейшие публикации 1980-х годов, будь то полное издание литературно-критических и литературно- теоретических работ Джеймса или' первое полное издание его записных книжек и дневников связаны с именем Л. ЭделяА1
Джеймсоведение 1950-х развивалось по направлениям, намеченным, «новой критикой», биографической и социокультурной критикой 1940-х годов. В своей литературно-критической биографии Ф. Дьюпи рассматривает жизнь и творчество Джеймса в необычно широком культурном контекстеА'*, Г. 3. Кэнби, также в 1951 году, сопоставил жизнь и творчество Джеймса и Марка Твена . Сходная тенденция исследовать творчество Джеймса в литературно-историческом контексте обнаруживает-
ся и в работе Мариуса Бьюли «Сложная судьба» . В ней исследователь, во многом
опираясь на эссе самого Джеймса о Готорне, размышляет об особенностях «америка-
низма» этих двух художников. В эссе Лайонелла Триллинга о романе «Княгиня Ка- замассима»А'' впервые была сделана заявка на серьезный анализ социально- политического компонента в искусстве Джеймса (широкое распространение этот подход в джеймсоведении получит только в 1980-е годы). В целом же для критики 1950х—времени бесспорного господства «новой критики»—характерен либо чисто формалистический подход (этим отмечены главы, посвященные Джеймсу, в «Английском романе» Дороти Ван ГентАА и в «Американском романе и его традиции» Ричарда Чейза, которые утверждал, что Джеймс безоговорочно подчинил форму romance своим реалистическим задачамАА, либо сугубо тематический подход, как, на-
James H. Essays on Literanjre. American Writers. English Writers. New York: Library of America, 1984; Literary Criticism: French Writers, Other European Writers, the Prefaces to the New York Edition. N.Y.: Library of America, 1984; The Complete Notebooks/ Ed. L. Edel and L. H. Powers. N.Y., 1987; Dupee F. F.W. Henry James: His Life and Writings. N.Y., 1951. Canby H.S. Turn West, Turn East: Mark Twain and Henry James. Boston, 1951.. Bewley M. The Complex Fate: Hawthorne, Henry James, and Some Other American Writers. L., 1952.
аа Trilling L. The Princess Casamassima// The Liberal Imagination. N.Y., 1950. P.55—88. Van Ghent D. On "The Portrait of a Lady"// The English Novel: Form and Function. N. Y., 1953 Chase R. The American Novel and Its Tradition. N.Y., 1957. P. l 19.
Пример, у Эдвина Боудена «Тематика произведений Генри Джеймса: система наблюдения через визуальные искусства»^. Последняя монография положила начало серьезному разговору об эстетике Джеймса в контексте пластических искусств, который в 1970-х годах продолжит, в частности, Вайола УиннерЛ', а в 1980-х новый поворот ей придаст Ралф Богардус, исследуя фотографический контекст нью-йоркского издания, созданный фронтисписами КобернаЛл. В 1990-е эту тему внимательно разрабатывала, в частности, Аделин Тинтнер. Одним из самых значительных исследований 1950-х годов стала небольшая по объему книга Кристофа Вегелина «Образ Европы у Генри Джеймса», в которой без излишнего упрощения и схематизма рассматривается развитие «международной темы» на материале романов и рассказов ДжеймсаЛЛ.
К 1960-м годам репутация Джеймса как «Мастера» настолько упрочилась, что в следующие десятилетия джеймсоведение становится настоящие литературоведческой индустрией, которая стремительно развивается и качественно и количественно. Теперь уже трудно выделить какое-либо одно доминирующее направление в изучении Джеймса, многообразие тематики и подходов поразительно. Так, в 1960 году Ричард Пойриер исследует комическое в ранней прозе ДжеймсаЛ'', и в это же время Дж. А. Уорд в книге «Воображение катастрофы», следуя традиции Грэма Грина и Стивена Спендера, обращается к проблеме зла у Джеймса и самое пристальное внимание уделяет поздним рассказам ДжеймсаЛЛ. Уэйн Бут в своей ставшей классикой литературоведения «Риторике художественной прозы»ЛЛ заставил по-новому взглянуть на концепт «точки зрения», обратив внимание на то, что завершенные произведения Джеймса часто оказывались весьма далеки от первоначальных авторских интенций, что и создавало «риторическую» недоговоренность, двусмысленность его прозы. Буту удалось показать, что и авторское всеведения и ограниченная точка зрения персонажа являются весьма относительными и условными приемами риторики— общения автора с читателями. В этом смысле Бут не только продолжил исследование
Bowden Е.Т. The Themes of Нешу James: The System of Observation through the Visual Arts. New Haven, 1956.
Winner V. H. Henry James and the Visual Arts. Charlottesville, 1970.
Bogardus R. Pictures and Texts: Henry James, A. L. Cobum, and New Ways of Seeing in Literary Culture. Ann Arbor, Mich., 1984.
Wegelin C. Image of Europe in Henry James. Dallas, 1958.
Poirier R. The Comic Sense of Henry James: A Study of the Early Novels. N. Y., 1960.
Ward J.A. The Imagination of Disaster: Evil in the Fiction of Henry James. Lincoln, 1961.
Booth W.C. The Rhetoric of Fiction. Chicago, 1961.
повествовательной техники Джеймса, начатое Бичем и Лаббоком, но и предвосхитил методологию рецептивной эстетики. В том же 1961 году вышло первое целостное исследование романистики Джеймса «Романы Генри Джеймса» Оскара Карджилла'А', до сих пор не потерявшее своего значения благодаря систематизированному обзору критики и достаточно убедительной интерпретации поздних романов.
Одиноким голосом в общем хоре ученых, настаивающих на непреходящей ценности наследия Джеймса, оказался критик-марксист Максвелл Гайсмар, выступивший в 1962 году с книгой «Генри Джеймс и якобиты»АА, в которой он продолжил традицию поношения Джеймса, восходящую к пародийному эссе Герберта Уэллса "The Boon" и к работам Ван Вик Брукса, которому Гайсмар и посвятил свою книгу. К уже не раз звучавшим упрекам Джеймсу у Гайсмара добавился язвительный сарказм в адрес академической критики, старательно раздувавшей, по мнению Гайсмара, культ Джеймса в ущерб изучению других направлений романа.
Разнообразие подходов можно проиллюстрировать и сопоставив две книги, увидевшие свет в 1964 году. С одной стороны, это монография Роберта Гейла «Пойманный образ»АА, где языковая образность Джеймса досконально изучается и систематизируется посредством выделения образных лейтмотивов. Книга Гейла явно следует традиции, заложенной Каролиной Сперджен при изучении шекспировской образности. В1964 году увидела свет и монография Лоренса Холланда «Цена ясного видения»''*', озадачившая многих современников своей изощренной сложностью. Хотя в целом Холланд остается в рамках формализма «новой критики», но его магистральная задача—Аизучить соотношение между некоторыми произведениями Джеймса и автопредисловиями, а также попытки Холланда показать, как в чисто формальных особенностях произведений проявляют себя не только общелитературные, но и исторические закономерности, как Джеймс порой конструирует свой художественный мир, а не проецирует его, как это было принято в тематическом, или референциальном модусе письма,—все это ставит автора «Цены ясного зрения» в ряды предтеч постмодернистской литературоведческой мысли.
Cargill О. The Novels of Henry James. N. Y., 1961.
Geismar M. Henry James and the Jacobites. Boston 1963. аа Gale R. L. The Caught Image: Figшative Language in the Fiction of Henry James. Chapel Hill, 1964.
Holland L. The Expense of Vision: Essays on the Craft of Henry James. Princeton, N.J., 1964.
В 1972 году вновь заявило о себе британское джеймсоведение—в свет вышел сборник «Воздух реальности», само заглавие которого свидетельствовало о том, что для его авторов Джеймс остается прежде всего подлинным мастером реалистического мимесиса'*'.
Тогда же, в начале 1970-х годов появляются две структуралистские работы Цветана Тодорова (правда, переведенные на английский в 1977 г.)'*А Ряд высказанных в них идей, как например, тезис об «отсутствии присутствия», или об «отсутствии обозначаемого» как главном «секрете повествования» позднего Джеймса, предвосхищает постмодернистское прочтение писателя. Не менее важной для оформления постмодернистских методик в джецмсоведении окажется и работа Шломит Риммон- Кеннон о смысловой амбивалентности у Генри Джеймса''А. Исследование Вольфганга Изера 1977 года, где ученый на примере повести Джеймса «Узор ковра» демонстрирует, как смысл текста формируется в сознании читателя, стало одной из ранних манифестаций рецептивной эстетики.''''. Среди самых значительных работ конца 1970-х следует назвать, во-первых, монографию Рут Изелл «Язык и знание у Генри Джейм- са»'*А—одно из лучших исследований стиля позднего Джеймса; во-вторых, «Генри Джеймс и экспериментальный роман» (1978) Серджо Пероза, где творчество американского классика предстает как непрерывный эксперимент, а он сам провозглашается «двоюродным дедушкой постмодернизма» ("а great-uncle of postmodernism")'*A; в- третьих, «Поздние романы Генри Дкеймса» Никола Брэдбери''А—наилучшее, по мнению многих критиков, исследование Джеймса с позиций рецептивной эстетики.
Прежде чем перейти к 1980—1990-м годам, отмеченным необычайным многообразием подходов, следует отметить, что на протяжении всей долгой и насыщенной истории джеймсоведения наиболее распространенным подходом к творчеству Джеймса все же остается компаративистский подход в той или иной своей разновидности. Кажется, исследователи Джеймса, чтобы ярче оттенить его своеобразие, про"' The Air of Reality./ Ed. J. Good. L., 1972.
Todorov T. Introduction a la literature fantastique. Paris, 1970. Trans R. Howards as: The Fantastic: A Structural Approach to a Literary Genre. Ithaca, 1977; Idem. The Poetics of Prose. Ithaca, 1977.
"a Rimmon S. The Concept of Ambiguity:The Example of James. Chicago; L., 1977.
Iser W. The Act of Reading. Baltimore, 1978.
Yeazell R. Language and Knowledge in the Late Novels of Henry James. Chicago, 1976.
Perosa S. Henry James and the Experimental Novel. Charlottesville,1978. P.203.
Bradbury N. Henry James: The Later Novels. N. Y., 1979.
СТО обречены рассматривать писателя в параллели с тем или иным феноменом— литературным, художественным или философским. Так, параллели с живописью обычно сосредотачиваются вокруг импрессионизма, как в работе Джеймса Киршке''А. Образцом исследования литературного импрессионизма Джеймса стала книга Питера Стоуэлла, в которой американский писатель весьма неубедительно сопоставляется с Чеховым—возможно, единственным выдающимся писателем-современником, о существовании которого Джеймс, судя по всему, не подозревал. Среди великого множества других компаративистских исследований отметим еще одно, сближающее Джеймса с русской литературой. Это проникновенно написанная книга слависта Дей- ла Питерсона «Милосердный взгляд: поэтический реализм Тургенева и Джеймса»''А, которая остается, насколько мне известно, единственным монографическим исследованием связей Джеймса с русской литературой. В целом же, перечислять имена писателей, с которыми сопоставлялся Генри Джеймс, можно до бесконечности. По замечанию Ричарда Хокса, иногда кажется, что авторов, с которыми бы не сравнивали Джеймса, просто не существует^'.
В 1980-х годах оформляется то, что в американском литературоведении называют «второй волной» джеймсоведения: появляются работы, по-новому идеологически заряженные или насыщенные теорией. В 1980—90-х гг. творчество Джеймса становится полигоном для опробования различных методологий постмодернистского толка.
Феминистская критика Джеймса впервые внятно заявила о себе работой Альфреда Хабеггера «Пол, фантазия и реализм в американской литературе»А'. Вирджиния Фаулер в своей «Американской девушке Генри Джеймса: Вышивка на холсте»АА рассматривает героинь Джеймса как средоточие культурных ценностей и одновременно обнаруживает их духовную ущербность: патриархальное общество обрекает их на жизнь, замкнутую в пределах своего «я». И только в редких случаях, когда женщина выходит за эти рамки, обучается искусству власти и обмана, необходимому для полноценного существования в обществе, рождается новое «я» женщины, как у Мэгги
Kirschke J.J. Henry James and the Impressionism. Troy; N. Y., 1981.
Peterson D.E. The Clement Vision: Poetic Realism in Turgenev and James. L., 1975. A"AHocksR. A.0p.cit.P.21.
a' Habegger A. Gender, Fantasy and Realism in American Literature. N.Y., 1982.
Fowler V. Henry James's American Girl: The Embroidery on the Canvas. Madison, 1984.
Вервер, которая к концу романа «Золотая чаша» уже перестает быть чьей-то вышивкой на холсте, но вышивает сама, как и ее создатель Джеймс. Одним из значительных явлений в обширной феминистской критике Джеймса стала и вторая книга А. Хабеггера «Генри Джеймс и «женское дело» , где Джеймс полемически объявляется завзятым патерналистом, поскольку он так и не смог преодолеть в себе эксцентричные взгляды на женский пол, унаследованные им от отца.
Еще одно из направлений джеймсоведенрм «второй волны» разрабатывалось авторами современных исследований культуры (Culture Studies) и было связано с никогда не покидавшим Джеймса стремлением к популярности и славе, к высоким гонорарам, что в общем-то противоречило стереотипному представлению о нем как о далеком от мирской суеты эстете, художнике-аскете. Марша Джекобсон выдвинула этот тезис в 1983 годул''. Этот новый взгляд на профессиональную карьеру Джеймса получил дальнейшее развитие в уже выдержавшей два издания книге Энн Марголис «Генри Джеймс и проблема аудитории»лл и в работе нынешнего президента «Общества Генри Джеймса» Майкла Анеско «Трения с рынком: Генри Джеймс и профессиональное авторство»лл.
Не обошла вниманием Джеймса и марксистская критика, для которой он всегда оставался автором, всем своим творчеством оправдывавшим капитализм. Наиболее изощренно эту позицию сформулировал Фредерик Джеймисон: «Джеймсовская «точка зрения», которая возникает как протест и самооборона против реификации, оказывается в конце концов мощным идеологическим орудием увековечивания все более субъективизированного и психологизированного мира,—мира, социальное видение которого основано на радикальной относительности сосуществующих в нем монад... Вот тот контекст, в котором наилучшим образом можно оценить трансформацию Генри Джеймс из второразрядного литератора XIX века в величайшего американского романиста»л'.
Habegger A. Henry Jamee and the "Woman Business". Cambridge, 1989.
Jacobson, Marcia Ann. Henry James and the Mass Market. University of Alabama Press, 1983.
Margolis A. T. Henry James and the problem of Audience. An International Act. Ann Arbor, Mich., 1985.
Anesco, Michael. "Friction with the Market": Henry James and the Profession of Authorship. N.Y., 1986.
Jameson F. The Political Unconscious: Narrative as a Social Symbolic Act. Ithaca, 1981. P.82.
Уходя от радикального марксизма, Дженнифер Уики продолжает традиции социологического джеймсоведения, самыми значимыми вехами которого можно считать статью Жана-Кристофера Эгнью в сборнике «Культура потребления: критические очерки американской истории 1880—1980гг.»ЛЛ, а также многие из последних работ Джона Карлоса РоуЛл. Уики рассматривает творчество Джеймса в связи с зарождением рекламного бизнеса в конце XIX векаЛ.
На другом краю литературоведческой спектра 1980-х был деконструктивизм, и
тт и и 1 и и и
Джеймс оказался ключевой фигурой для представителей его американской разновид- ностиЛ'. Во всех деконструктивистких исследованиях Джеймса, начиная с Джона Хиллиса Миллера и Джона К. Роу, неудобочитаемость поздних джеймсовских текстов становится аргументом против концепции референциальности языка, рассматривается как проявление неспособности языка адекватно репрезентировать реальность.
Множественность подходов проявлялась и в том, что продолжали появляться весьма значительные исследования, написанные во вполне традиционной манере—в манере «первой волны». Это, скажем, книга Сары Б. Дауэри «Литературная критика Генри Джеймса»ЛЛ, написанная с традиционных историко-литературных позиций. Или «Главное повествование Джеймса» Р. В. Д. ВилсонаЛЛ—первое монографическое исследование повествовательных стратегий Джеймса на материале романа «Золотая чаша», развивающее тонкие стилистические наблюдения Р. Изел и Н. Брэдбери. Или еще одна книга, как и две предшествующие также вышедшая в 1981 году,—«Генри
Agnew J.-C. The Consuming Vision of Henry James// The Culture of Consumption: Critical Essays in American History, 1880—1980/ Ed. R. Fox and T. J. Jackson bears. N.Y., 1983
См., к примеру, его статью "Henry James and the Critical Theory" в сборнике "A Companion to Henry James Studies".
Wicke J. Advertising Fictions: Literature, Advertising, and Social Reading. N. Y., 1988 Л' Rowe J. C. Henry Adams and Henry Jahies: The Emergence of a Modem Consciousness. Ithaca; N.Y., 1976; Sussman H. The Hegelian Aftermath: Readings in Hegel, Kierkegaard, Freud, Proust, and James. Baltimore, 1982; Hillis Miller J. The Ethics of Reading: Kant,, de Man, Eliot, Trollope, James, and Benjamen N.Y., 1987; Rivkin J. False Positions: The Representational Logics of Henry James's Fiction. Stanford, 1996 et al. Daughery S.B. The Literary Criticism of Henry James. Athens: Ohio UP, 1981. Wilson R. B. J. Henry James's Ultimate Nanative: The Golden Bowl. St. Lucia etc, 1981. Книга Вилсона, кроме всего прочего, знаменательна еще и тем, что она стала одним из первых провозвестников существенных изменений в джеймсовском каноне в 1980—1990-е годы. В это время титул «самого совершенного произведения» Джеймса переходит от «Послов», как это было заведено еще с П. Лаббока, к «Золотой чаше»,—Лроману, на который отныне перенесут свое основное внимание исследователи. Таким же центральным произведением станет в 1980—1990-х и культурологическая книга Джеймса "The American Scene".
Джеймс и структура романтического воображения» Дэниэля Марка ФогеляА", где связь Джеймса с романтизмом прослеживается на уровне структуры мышления и восходит к гегельянской концепции спирали.
В середине восьмидесятых вышли три монографии, значительно углубивших теоретическую основу джеймсоведения. Первая из них—Аэто «Феноменология Генри Джеймса» Пола АрмстронгаАА, изучающая типологические схождения между творчеством Джеймса и наиболее созвучной его мировоззренческим установкам философской школой XX века. Не менее значимой оказалась написанная с позиции «нового историзма» книга Марка Зельцера «Генри Джеймс и искусство власти»АА. В ней на материале трех произведений Джеймса—«Княгиня Казамассима», «Золотая чаша» и «Американская сцена» выстраивалась новая теоретическая парадигма, которая со всей очевидностью опровергала представление об аполитичности Джеймса- художника. Опираясь на структурализм Мишеля Фуко и своеобразно переосмысленную теорию М. М. Бахтина, Зельцер демонстрирует политическую пристрастность Джеймса, выявляя в эстетике его прозы скрытое взаимодействие между искусством и властью. Последнее из этой «большой тройки» исследований «новой волны»—книга Джона Карлоса Роу «Теоретические измерения Генри Джеймса»А'—одно из самых влиятельных и крупно масштабных исследований Джеймса с позиций деконструкти- визма. Эту книгу подчас рассматривают как «своего рода summa, каждая ее глава испытывает определенную литературную теорию применительно к творчеству Джеймса»^. Сам же Роу определяет ее суть как «конструктивное деконструктивистское исследование». Деконструктивизм Роу вполне определенно заявляет о себе и в плюрализме виртуозно представленных критических подходов—феминистская, психоаналитическая, марксистская критика, рецептивная эстетика,—каждому из которых отказывается в монополии на истину, и в «деконструировании» самого Джеймса, облик которого меняется вместе с каждой теоретической парадигмой.
Fogel D. M. Hemy James and the Structure of the Romantic Imagination. Baton Rouge: Louisiana UP, 1981.
Armstrong P. The Phenomenology of Henry James. Chapel Hill, 1983.
Seltzer M. Henry James and the Art of Power. Ithaca, N. Y., 1985.
Rowe J. C. The Theoretical Dimensions of Henry James. Madison, 1984.
Bradbury N. Annotated Critical Bibliography of Henry James. N.Y., 1987. P.3.
Стереоскопичность теоретического труда Роу не закрыла возможности поиска новых методологических установок, да иначе и быть не могло, ибо Джеймс, по замечанию Р, Хокса, остается для американского литературоведения важнейшим источником его жизненной силы ("too much the lifeblood of the academy itself)aa. в 1986 г. Джон Очард обратился к изучению молчания у Джеймса—молчания, понятого и как культурная категория и как пауза в коммуникации'"'. Донна Пжибылович в книге «Желание и подавление: диалектика «я» и «другого» в поздних произведениях Джеймса»'' представила показавшееся многим перспективным сочетание психоанализа Лакана с марксизмом. Работа Пжибылович имеет в американском литературоведении репутацию наиболее удачной попытки применить методологию Лакана к творчеству Джеймса. Тот же 1986 год был отмечен появлением первой из серии книг Аде- лин Тинтнер, автора ряда кропотливых источниковедческих исследований Джеймса'А.
Среди наиболее значительных работ рубежа 1980—1990-х годов следует упомянуть книгу Шерон Кеймерон «Мышление в творчестве Генри Джеймса»'А, посту- лируюшую концепт мета-сознания применительно к прозе Джеймса и рассматри- ваюшую его в контексте различных теорий сознания рубежа веков. Образцом тематической критики может считаться книга Дейвида МакУиртера «Желание и любовь у Генри Джеймса»''*. Книга Сьюзен Гриффин «Исторический взгляд: Природа визуального у позднего Джеймса»'А иллюстрирует мощные потенциальные возможности междисциплинарного подхода в литературоведении, рассматривая Джеймса одновременно в контексте истории искусства и психологических изысканий его брата. Прочтение Джеймса с позиций «нового историзма» предлагают и вышедшие в то же время сборник по редакцией Айэна Белла «Генри Джеймс и прошлое: вчитываясь во
Hocks R.A. From Literary Analysis to Postmodern Theory. P. 18. a Auchard J. Silence in Hemy James: The Heritage of Symbolism and Decadence. Pennsylvania UP, 1986.
" Przybylowicz D. Desire and Repression: The Dialectic of Self and Other in the Late Works of Henry James. U of Alabama P, 1986. '
'a Tintner A. The Museum World of Henry James. Ann Arbor, 1986; Idem. The Book World of Henry James. Ann Arbor, 1987; Idem. The Pop World of Henry James: From Fairy Tales to Science Fiction. Ann Arbor, 1989; Idem. Henry James's Legacy: The Afterlife of his Figure and Fiction. Baton Rouge, 1998.
Cameron S. Thinking in Henry James. Chicago, 1989. ''a McWhirter D. Desire and Love in Henry James. 1989
'a Griffin S. The Historical Eye: The Texture of the Visual in Late James. Boston, 1991.
время»'А и монография Розлин Джолли «Генри Джеймс: история, повествование, вымысел»''. В книге Джонатана Фридмана, написанной с позиций, близких к «социокультурной критике», «Эстепгаеский вкус и профессионализм: Генри Джеймс, британский эстетизм и культура потребления»^ глубоко исследуются связи Джеймса с Уолтером Пейтером, Оскаром Уайльдом, интересно ставится проблема американского эстетизма.
Монография Филипа Хорна «Генри Джеймс и новые редакции»'Аоткрыла для джеймсоведения проблемно-тематический пласт, очень мощно разработанный в 1990- X годах. Соотношение эстетических и экономических факторов в работе Джеймса над новой редакцией его произведений для нью-йоркского издания, его автопредисловия как своеобразная попытка подчинить себе будущую рецепцию своих произведений стали предметом многих научных исследований последнего десяти л етияА.
Во второй книге Д. М. Фогеля «Завуалированные отношения»А' исследуется связь между творчеством Джеймса и «высоким модернизмом», а именно, Джеймсом Джойсом и Вирджинией Вулф. Близость Джеймса к модернизму стала общепризнанным фактом еще со времен эссе Элиота и Паунда, но природа ее до тех пор не становилась предметом специального анализа. Еще одним исследованием связей Джеймса с модернизмом стала книга Чарльза Карамелло «Генри Джеймс, Гертруда Стайн и биографический акт», вышедшая уже в середине 1990-хАА. Для Карамелло той сферой, где по-настоящему очевидной становится близость и преемственность между двумя американскими литераторами, оказывается биография как форма текстуальной репрезентации, самопознания и самосозидания. В течение последних лет тема «Джеймс и модернизм» продолжает волновать исследователей, однако те, кто ею занимаются,
Bell I.F., ed. Henry James and the Past: Readings into Time. N. Y., 1991.
Jolly R Henry James: History, Narrative, Fiction. Oxford, 1993. 'a Freedman J. Professions of Taste: Henry James, British Aestheticism, and Commodity Culture. Stanford, 1990.
'a Home Ph. Henry James and Revision. Oxford, 1990.
aa Millgate M. Testamentary Acts: Browning, Tennison, James, Hardy. Oxford, 1992; Parker H. Deconstructing "The Art of the Novel" and Liberating James's Prefaces// Henry James review. 1993. V. 14; Henry James'sNew York Edition/ Ed. D. McWhirter. Stanford, 1995; Pearson The Prefaces of Henry James: Framing the Modem Reader. Pennsylvania State UP, 1997; Rundle V. Defining Frames: The Prefaces of Henry James and Joseph Conrad// Henry James Review. 1995. V. 16. 1995. P. 66—92 et al.
Fogel D.M. Covert Relations. Baton Rouge,1990.
Caramello Ch. Henry James, Gertrude Stein, and the Biographical Act. Chapel Hill, 1996.
все больше поворачиваются от эстетики модернизма к научно-техническим достижениям эпохи и к ее социальным конфликтам. Тема James and Modernism все заметнее трансформируется в тему James and Modernity, и в этом нельзя не видеть влияния «социальной критики», восходящей к теориям «франкфуртской школы»лл.
Те же тенденции переноса внимания с собственно эстетических вопросов на социокультурные наблюдаются и в исследованиях соотношения творчества Джеймса
U / U 1—1 -1—Г 1—1 U U U
и популярной/массовой культуры. Если Питер Брукс в своей ставшей классикой книге «Мелодраматическое воображение», написанной в 1976 годуЛ'*, рассматривает мелодраматические приемы у Джеймса в основном как средство интенсифицировать эстетическое переживание, то совсем иначе трактуется проблема «Джеймс и массовая культура», скажем, в работах Вильяма Видера и Ричарда Залмона. Дело в том, что за последние двадцать пять лет в академических кругах значительно возрос интерес к популярной культуре, в университетской программе появился новый предмет Culture Studies, который подвергает сомнению общепринятую иерархию культурных ценностей. Идущее параллельно этому наступление постструктуралистской теории подрывает идеологический барьер между высокой и популярной культурой и реабилитирует маргинализированный второй член оппозиции. Все эти изменения происходят в том пространстве, которое, фигурально говоря, открылось «после великого размежевания» между модернизмом и массовой культуройЛЛ. В этом контексте в центре внимания культурологической критики все чаще оказывается проблема «Джеймс и массовое искусство». Заслуженным авторитетом в этой области пользуется Ричард Залмон, автор книги «Генри Джеймс и искусство эпохи публичности»^. В своей статье «Генри Джеймс, популярная культура и теория культуры»л'. Р. Залман прослеживает динамику изучения творчества Джеймса в контексте популярной культуры. Точкой отсчета для него становится монография В. Видера «Уроки мастера: Популярная проза
Rowe J. The Other Henry James. Durham; L., 1998; Schwartz D.R. Reconfiguring Modernism: Explorations in the Relationship Between Modem Art and Modem Literature. N. Y., 1997 et al. ЛЛ Brooks P. The Melodramatic Imagination: Balzac, Henry James, Melodrama, and the Mode of Excess. New Haven; L., 1976.
Huyssen A. After the Great Divide: Modernism, Mass Culture and Postmodernism. Houndmills, 1988.
Salmon R Henry James and the Culture of Publicity. Cambridge: Cambridge UP, 1997
Salman R Henry James, Popular Culture, and Cultural Theory// The Henry James Review. 1998. yi9.N3.P.211—218.
И индивидуальный стиль в девятнадцатом веке» . Отвергая позитивистское определение популярной литературы через чисто внешние, количественные характеристики успеха, Видер взамен предлагал «нормативное» определение, когда текст оценивается по степени его соответствия доминируюш[им тематическим или стилистическим конвенциям. Великая литература, к которой принадлежит и Джеймс, характеризуется, по Видеру, значительным отступлением от нормы. В рамках такой концепции «популярное» предстает чем-то угнетающе однородным. Теоретические построения Видера обнаруживают несомненное сходство со взглядами представителей «франкфуртской школы». К примеру, Л. Ловенталь, как и В. Видер, рассматривал современную популярную культуру как стабилизирующую, консервативную силу позднекапиталистиче- ского общества, действующую в интересах общественного согласияАА. Со времени публикации книги Видера понимание популярной культуры коренным образом изменилось, произошла своего рода «концептуальная революция». Все чаще современные критики ассоциируют идею угнетающей нормативности с областью высокой культуры, в то время как в популярной культуре обнаруживается все больше следов сопротивления господствующей идеологии. Таким образом, манихейское противопоставление высокой и низкой культуры сохраняется, но изменяется его полярность. Исследования последних лет (и здесь Р. Залман вспоминает М. Джекобсон, М. Анеско и А. Хабеггера) отказываются от столь радикальной дихотомии и настаивают, что Джеймс занимал промежуточное место между популярной и высокой культурой. Однако, вопрос о природе взаимоотношений Джеймса с популярной культурой остается все еп];е не решенным. В последнее время писателя весьма часто рассматривают как своего рода мастера постмодернисА'ского бриколажа, свободно играющего стилями низкой и высокой культуры. Р. Залман не согласен с концепцией Джеймса- постмодерниста, т. к., по его мнению, здесь смешивается два понимания постмодер- низма—как стадии социально-исторического развития и как осознанной эстетико- теоретической позиции. Р. Залман полагает, что применительно к Джеймсу говорить о стирании границ было бы просто антиисторично. Для автора статьи, размышляю-
Veeder W. Henry James—-The Lessons of the Master: Popular Fiction and Personal Style in the Nineteenth Century. Chicago, 1975
Lowenthal L. Literature, Popular Culture and Society. Englewood Cliffs, 1961.
щего о соотношении высокой и массовой культуры, более убедительной оказывается позиция Т. Адорно, который писал об их негативно-диалектическом единствел*'.
В целом новые тенденции в джеймсоведении 1990-х связаны с двумя факторами. Первым безусловно стала сто пятидесятилетняя годовщина писателя—событие знаменательное не только тем, что, 'как и всякий юбилей, оно подвигло к переоценке и новому прочтению жизни и творчества классика, но и тем, что к этому моменту в обиход джеймсоведения вошел огромный пласт ранее неизвестных архивных материалов (около двенадцати тысяч ранее неопубликованных писем). Отличным подарком к юбилею стал превосходное по объему и качеству представленной научной информации издание "А Companion to Henry James Studies"^, для которого ведущие американские ученые написали статьи обо всех жанрах литературного наследия Джеймса.
В это же время появилось два новых жизнеописания Джеймса, оба своеобразно отразивших дух постмодернистской эпохилл. Биографическое исследование Фреда
I от
Каплана «Генри Джеймс: воображение гения» , вышедшая в 1992 году, ярко отразила такие тенденции постмодернистской эпохи, как отмена иерархии эстетических ценностей, дихотомии массовой и элитарной культур, стирание границ между художественной прозой и документально критическими жанрами. Свое повествование
u тт с» и с»
ученый основывает преимущественно на переписке Джеймса, в большой своей части ранее не публиковавшейся и касающейся подчас самых тривиальных сторон его жизни. Личность художника становится таким образом производным от созданных им нарративов, причем нарративов «маргинальных», которые, по замыслу исследователя, видимо призваны стереть в сознании читателя привычные бинарности существенного и несущественного, искусства и ремесла, размыть очевидность сексуальной самоидентификации.
Adomo Т. The Culture Industry: Selected Essays on Mass Culture/ Ed. J.M.Berbstein. L., 1993. л' A Companion to Henry James Studies/ Ed. D. M. Fogel. Westport, Connecticut; London: Greenwood press, 1993. 545 p.
Тезис о постмодернисткой природе биографических исследований Ф. Каплана и Ш. Новика был апробирован в моем докладе "Postmodern Biographies of Henry James", прочитанном на 115 конференции MLA в Чикаго, в декабре 1999 года.
Kaplan F. Henry James: The Imagination of Genius. A Biography. L. ; Sydney; Auckland, 1992. 620p.
Шелдон Новик в первом томе задуманной им двухтомной биографии Джейм- сал'*, прослеживает жизнь писателя вплоть до середины 1880-х годов. Новик использует особенности восприятия Джеймса в качестве «светильника», подобно тому, как сам писатель прибегал к освещению событий с точки зрения своих персонажей, поэтому основополагающую реальность для биографа обретают не факты жизни, но воспоминания о них, запечатленные в мемуарах и художественной прозе. Этот новый для джеймсоведения тип биографии оказывается ближе всех предшествующих версий к автобиографии (жизнь художника предстает такой, как ее ощущал сам Джеймс). При этом биограф пытается заполнить пробелы в автобиографическом портрете. Они, по мнению Новика, во многом связаны с потаенностью натуры писателя, с тем покровом конфиденциальности, которым он неизменно окружал мир своих интимных чувств. Давно маячащие вокруг имени Джеймса ассоциации с гомосексуализмом Новик подает как бесспорный факт. Сама категоричность биографа в этом вопросе, его искусственно подверстанная система доказательств, способствовали тому, что даже на фоне пансексуализма западного литературоведения, биография Новика заслужила репутацию работы спорной и эпатажной.
Вторым фактором, определившим лицо джеймсоведения 1990-х годов, стало мощное влияние идеологии мультикультурности. Разработанная в США концепция множественности равноправных культур, подменившая идеологию «плавильного
U U U U с»
котла»—единой целостной американской культуры, и связанный с этим обостренный интерес к вопросам этнического, расового, сексуального и классового самосознания, заставили зазвучать имя Джеймса в новых, неожиданных контекстах. Так, Сара Блэр строит свой анализ на выявлении классовых и расовых идеологем в творчестве Джеймсалл. В том же контексте расовых различий предстает Джеймс и в книге Кеннета Уоррена «Черные и белые незнакомцы: раса и американский литературный реа- лизм»лл. Расово-этнический подход определяет и проблематику книги Эли Бен- Джозефа «Эстетическое убеждение: Генри Джеймс, евреи и раса»л''. Несколько другой отпечаток та же идеология «мультикультурности» и связанный с ней интерес к этнографии накладывают на книгу Нэнси Бентли «Этнография манер: Готорн,
Novick S. M. Henry James: The YomgMaster. N.Y. : Random House, 1996. 560 p. лл Blair S. Henry James and the writing of Race and Nation. Cambridge, 1994.
Warren K. Black and White Strangers: Race and American Literary Realism. Chicago, 1993.
Ben-Joseph E. Aesthetic Persuasion: Henry James, the Jews, and the Race. Lanham, 1996
Джеймс, Уортон»ЛЛ. Глава, посвященная Джеймсу, рассматривает повесть «Сокровища Пойнтона» как «выражение кризиса современного племенного сознания». По мнению Н. Бентли, Джеймс наделяет мир вещей мощью примитивного тотема, а вкус рассматривает как «ворожбу среднего класса».
Очень мощно заявляет о себе в 1990-х и исследование Джеймса с позиций культуры сексуальных меньшинств (Gay and Lesbian, Queer Studies). Одна из наиболее радикальных в этом отношении исследовательниц Ив Седжвик-Кософски в своей «Эпистемологии клозета» сводит содержание творчества Джеймса к проявлениям латентного гомосексуализма . Ту же тему развивают Майкл Мун, Венди Грэхэм, Эрик Савой, Хью Стивене'*"'.
Достаточно обширное место продолжают занимать и исследования стиля писателя, причем все они, будучи написаны в постструктуралистскую эпоху, так или иначе касаются саморефлективности языка художественной литературы. Монография Мэри Кросс «Генри Джеймс: Непредсказуемость стиля»'*", основанная на методологии постструктурализма и деконструктивизма, все романы Джеймса интерпретирует как «романы о языке», их главные персонажи, по мнению М. Кросс, учатся «прочитывать» себя и других, чтобы в ходе этого процесса оценить гносеологические возможности языка. Эти усилия персонажей аналогичны попыткам автора взять под контроль процесс означивания собственных текстов. В изображении М. Кросс, Джеймс прекрасно осознает всю неадекватность языка и все его ловушки и пытается преодолеть трудности, выстраивая саморефлективную структуру отношений между значением и референтом. Хотя Кросс без тени сомнения утверждает, что язык, разговор, означивание определяют проблематику прозы Джеймса, думается, сведение тематики произведений исключительно к этим вопросам лишает наследие Джеймса его идейно-
Bentley N. The Ethnography of Manners: Hawthorne, James, Wharton. N.Y., 1995. ЛЛ Sedgwick E. Epistemology of the Closet. Berkley, 1990.
**' Graham W. Henry James's Subterranean Blues: A Rereading of "The Princess Casamassima"// Modem Fiction Studies. V.40 (1994). P. Л1—84; Idem. Henry James's Thwarted Love. Stanford, 1999; Savoy E. "In the Cage" and the Queer Effects of Gay History// Novel. V.28 (1995). P. 284— 307; Moon M. A Small Boy and Others: Imagination and Initiation in American Culture from Henry James to Andy Warhol. Durham: Duke UP, 1998; Stevens H. Queer Henry in "The Cage"// The Cambridge Companion to Henry James. P. 120—138; Idem. Henry James and Sexuality. Cambridge UP, 1998; Idem. Homoeroticism, Identity, and Agency in James's Late Tales// Enacting History in Henry James/ Ed. G.Buelens. Cambridge UP, 1997. '*" Cross M. Henry James: The Contingencies of Style. N.Y., 1993.
художественного богатства и преграждает путь другим прочтениям, иным методикам интерпретации.
Монография Адре Маршалл "The Tum of the Mind: Constituting Consciousness in
Henry James 'л представляет собой дескриптивно-нарратологическое исследование,
автор которого применяет широко известную методиьоЛ, разработанную Доррит Кон в книге «Прозрачные умы: способы повествовательного воспроизведения сознания в художественной прозе» "Л Формальные способы репрезентации вербальных или невербальных форм опыта, которые систематизировала Кон, Маршалл изучает на материале джеймсовского повествования в третьем лице.
Джеффри Дж. Вильяме в своей книге «Теория и роман: повествовательная рефлективность в британской традиции»'*''' достаточно традиционно рассматривает обрамления, авторские отступления и вставные новеллы как проявления литературной саморефлексии (само он пользуется термином «повествовательная рефлективность»). Ученый совершенно справедливо заключает, что подобные рефлективные моменты обнаруживают себя не только в металитературе, но в любом художественном тексте. Канонические тексты, выбранные им для анализа, включают «Тристрама Шенди», «Джозефа Эндрюса», «Грозовой перевал», «Поворот винта», «Сердце тьмы» и «Лорд Джим». Пожалуй, оригинальность подхода Вильямса состоит в том, что он связывает рефлективность повествования с его идеологичностью. Причем для него любое повествование идеологично, вне зависимости от тематики, ибо «оно воспроизводит модель нарративного производства» (тавтология автора—О.А.)'"л. В этом контексте «Поворот винта» драматизирует «формализованное соревнование конкурирующих повествований». В «Теории романа» Вильямса мы находим характерное для постструктуралистов стремление продемонстрировать размытость границ между реальностью автора и вторичной реальностью романа, а также выявить подчинение этого общего (пантекстуального) пространства одним и тем же социально-идеологическим закономерностям.
Marshall A. The Tum of the Mind: Constituting Consciousness in Henry James. L., 1998. '*'' Cohn D. Transparent Minds: Narrative Modes for Presenting Consciousness in Fiction. Princeton: Princeton UP, 1978.
'0'' Williams J. Theory and the Novel: Narrative Reflexivity in the British Tradition. Cambridge UP, 1998.
"^Ibid.P.8.
Весьма репрезентативным сборником работ о Джеймсе 1990-х годов стал "The Cambridge Companion to Henry James" под редакцией Джонатана Фридмана'*'A, среди авторов которого Марта Банта, Филип Хорн, Милисент Белл, Сара Блэр, Хью Стивене и др.
Своеобразные итоги многоликому джеймсоведению девяностых подвел Джон Роу в своей книге «Другой Генри Джеймс»"'', где он обосновывает «новое представление о Джеймсе как социальном критике, чьи произведения, в тоже время, насыщены гомоэротическими ассоциациями». Отдавая дань избыточному социологизму и пансексуализму современной литературной теории, Джон Роу безусловно прав в том, что «сегодня Джеймс предстает перед нами не как элитарный мастер формально изощренной прозы, но как чуткий критцк своей сложной и противоречивой эпохи»'**А.
Особую роль в развитии джеймсоведения играет журнал "The Henry James Review", издаваемый с 1979 года, чья издательская политика отмечена гармоничным балансом между работами, написанными в традиционном ключе, и исследованиями, апробирующими на материале творчестве Джеймса новые литературоведческие мето-
дологии
Первые статьи о Джеймсе на русском языке появились еще в последних десятилетиях XIX века. Однако эти публикации носили спорадический характер, и, можно сказать, что при жизни Генри Джеймса в России практически не знали. Отдельные русские переводы его рассказов и повестей стали появляться в журнала с 1876 года по свежим следам их публикации на Западе. Повесть «Дэзи Миллер» завершила в 1898 году список прижизненных русских переводов Джеймса. О параллельном серьезном критическом осмыслении творчества писателя говорить не приходится: в доре-
The Cambridge Companion to Henry James/ Ed. J.Freedman. Cambridge UP, 1998.
Rowe J.C. The Other Henry James. Durham; L., 1998. '"AlbidP.l.
",A CM. русскоязычные обзоры этого журнала за 1996—1999 годы в РЖ: Дружкова Н.Б. Современные тенденции в исследовании творчества Генри Джеймса (По материалам журнала «Генри Джеймс Ревью» за 1996—1997 гг.)// Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. РЖ.Серия 7. Литературоведение. № 1. 1999; Анцыферова О. Ю. Тенденции изучения творчества Генри Дялеймса: Обзор журнала "The Henry James Review"—1998. T.19. № 1 / / Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. РЖ. Серия 7. Литературоведение. 2000. № з. Реферат 2000.03.017; Анцыферова О. Ю. По страницам журнала «Генри Цяаеймс Ревью»// Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. РЖ Серия 7. Литературоведение. 2000. №4. Реферат 2000.04.020.
волюционных журналах можно найти лишь три критических очерка о нем, и все они касаются произведений, неизвестных русскому читателю (правда, при публикации повести «Вашингтонская площадь» в «Заграничном вестнике в 1881г. Генри Джеймс- младший назван «одним из даровитейших американских писателей»"'').
В рецензии на роман «Женский портрет» в том же журнале верно схвачены особенности психологизма Джеймса, его мастерство в воспроизведении «тех почти неуловимых черт, которые не составляют характера, но дают его предчувствовать и предугадывать». «Открытый финал» романа рецензент относит за счет «артистического пуризма писателя», не угадывая в нем новых форм художественного отображения жизни'".
В критическом этюде «Гауэльс и Джеймс» в журнале «Колосья» делается первая попытка вписать Джеймса в некий историко-культурный контекст. Малоизвестные Джеймс и Хоуэллс объявляютск преемниками Брет Гарта, чрезвычайно популярного в России. Оба писателя рассматриваются как продолжатели традиций английского реалистического романа, получившего новое рождение на американской почве. Весьма произвольно проводятся параллели между Хоуэллсом—Диккенсом и Джеймсом—Теккереем. Вместе с тем, автор этюда улавливает важнейшие новаторские черты прозы Джеймса: ее «интернациональный характер и особую форму авторской позиции («неприступная объективность, за которой личность автора исчезла»"А).
Рецензенту романа «Золотая чаша» в символистском журнале «Весы» (1905)"а обаяние искусства Джеймса видится в отказе от авторской монополии на истину. Однако на сей раз это расценивается не как «объективистская» художественная манера, но как определенная мировоззренческая установка: роман Джеймса трактуется в духе солипсизма, под которым автор рецензии понимает переплетение множества субъективных миров, за которыми нет никакой объективной реальности. В целом, вероятно, тематика и художественный строй произведений американского современника были мало созвучны духовному климату России рубежа веков, хотя новаторство его творчества интуитивно угадывалось критикой.
Заграничный вестник. СПб., 1881. Т.1. Октябрь. С.93.. '"Там же. Декабрь. С.244.
Колосья. Ред. А.Баталин. СПб, 1890. №4. С.272.
Аннибал Л. [Ред.]// Весы. 1905. № 6i Рец на: James И. The Golden Bowl. L., 1905.
В советское время литературоведение вплоть до последнего десятилетия XX века развивалось в условиях идеологического диктата, ограничивавшего как методологическую свободу, так и поле исследования. За эти годы сложился своеобразный
канон американской литературы, который в значительной степени скрадывал сложи и "1—' тх с»
ность идейно-эстетических исканий заокеанских литераторов. 1 енри Джеймс оставался маргинальной фигурой, практически неизвестной советскому читателю: его произведения представлялись чересчур аполитичными, далекими от насущных проблем строительства коммунистического общества. Вплоть до известной статьи А. А. Елистратовой"'', ставшей первым целостным и относительно непредвзятым разговором о Джеймсе и Хоуэллсе, все немногочисленные отечественные работы о Джеймсе объявляли единственным достоинством всемирно известного американского классика его преклонение перед И. С. Тургеневым.
С конца 1950-х—начала 1960-х годов (до этого публикации носили справочно- библиографический характер"Л) появилось несколько десятков статей о Генри Джеймсе, имя его непременно упоминается в общетеоретических и историко- литературных монографиях, авторы которых обращаются к истокам «субъективной» прозы и современной западной теории литературы"*. На рубеже 1980—90-х годов вышло две книги о Джеймсе, рассматривающие его преимущественно в контексте английского литературного процесса"'. Трудно переоценить вклад авторов вступительных статей к русским изданиям Джеймса, трепетно и серьезно готовящим нашего читателя к встрече с художественным миром американского классика"Л.
Елистратова A.A. Вильям Дин Гоуэллс и Генри Джеймс//Проблемы истории литературы США. М., 1964.
См.: Либман В.А. Американская литература в русских переводах и критике. М., 1977. С.101—102.
См., например: Урновы М. и Д. Литературы и движение времени: Из опыт англоамериканской литературы XX века. М., 1978; Урнов Д. Литературное произведение в оценке англо-американской «новой критики». М., 1982; Засурский Я.Н. Американская литература XX века. М., 1984; Анастасьев H.A. Продолжение диалога: Советская литература и художественные искания XX века. М., 1987; Морозова Т.Л. Художественный мир Генри Джеймса// Романтические традиции американской литературы 19 века и современность. М., 1982 "' Селитрина Т.Л. Генри Джеймс и проблемы английского романа (1880—1890-е годы). Свердловск, 1989; Она же. Проблематика и поэтика романов Г. Джеймса 1890-х гг. Уфа, 1991.
"А Елистратова A.A. Предисловие// Джеймс Г. Повести и рассказы. М., 1974; Зверев A.M. Уроки Генри Джеймса// Джеймс Г. Избр. произв.: В 2 т. Л., 1979; Он же. С двух берегов Атлантики// Джеймс Г. Повести и рассказы. Л., 1983; Он же. Джеймс: пора зрелости// Джеймс
Изучение обширного творческого наследия Генри Джеймса обязывает к поискам некоего свежего теоретического подхода и методологического инструментария. Они, в идеале, должны способствовать изучению художественной системы Джеймса в ее полноте и внутренней динамике, во всем богатстве культурно-исторического контекста, способствовавшего ее формированию и эволюции. (Каждый из заявленных аспектов уже представляет собой проблему: художественную систему Джеймса нельзя свести к какой-либо общепринятой «этикетке», обозначающей литературно- художественное направление. Понятие «культурно-исторического контекста» также лишено однозначности, т.к. Генри Джеймс был одновременно участником и амери-
u u и с» Т X
канской и европейской культурной жизни. Исследование генезиса его эстетики обнаруживает и американские и европейские влияния). Вместе с тем, методологический подход, который станет основой исследования, должен дать четкие ориентиры как в отборе материала, так и в отборе явлений культурного контекста и придать концепту- альность исследованию творчества Джеймса. Постановка проблемы литературной саморефлексии в связи с творчествам Генри Джеймса, думается, отвечает этим требованиям.
Как показал проделанный обзор зарубежных и отечественных работ о Джеймсе, проблема литературной саморефлексии применительно к творчеству Генри Джеймса никогда еще не становилась предметом специального исследования. Отдельные аспекты этой проблемы безусловно затрагивались в ряде работ (сноски на которые будут даны в тексте диссертации), но комплексно и систематически она еще не исследовалась ни у нас, ни за рубежом. Новизна заявленной темы определяется и тем, что проблема литературной саморефлексии практически не разработана в отечественном литературоведении. Между тем, ее исследование отвечает насущным потребностям современного гуманитарного знания в междисциплинарной и межаспектг ной интеграции: изучение литературной саморефлексии включает анализ психологии творчества, читательской рецепции, литературной культуры, изучение этого феномена в плане диахронии подразумевает историко-литературный подход. Таким образом, обращение к проблеме литературной саморефлексии представляется весьма актуаль-
Г. Послы. М., 2000; Шерешевская М.А. Генри Джеймс и его роман «Женский портрет»// Джеймс Г. Женский портрет. М., 1982; Демурова Н.М. Предисловие// James И. Short Stories. М.,1982.
ным и созвучным задачам, стоящим перед современным отечественным литературоведением.
Методологическая основа данного литературного исследования включает и лучшие достижения отечественного литературоведения (историко-литературный подход в сочетании с новыми методами, получившими распространение в связи с развитием «философии слова» М. М. Бахтина и семисиологии Ю.М.Лотмана) и конструктивный опыт современных западных литературоведческих школ и направлений (структурализм, постструктурализм, нарратология, рецептивная эстетика). Намеченная методология предполагает междисциплинарное исследование, подразумевающее плодотворное и взаимообогащающее сочетание методологических практик литературоведения, философии, психологии, социологии.
В исследовании проблемы литературной саморефлексии можно наметить следующие направления (не изолированные, но переплетающиеся и взаимодополняющие):
исторический подход: проблема саморефлексии рассматривается в контексте развития литературно-эстетической! мысли. Исследование генезиса такого эстетического феномена, как саморефлексия, предусматривает обращение к истории и развитию американской литературной саморефлексии, истоки которой восходят к эстетическим теориям позднего Просвещения и романтизма;
изучение духовной жизни рубежа XIX—XX веков с учетом тех факторов, которые выдвигали проблему саморефлексии на одно из центральных мест;
исследование литературной практики Генри Джеймса с точки зрения усиления рефлективного начала в его творческом мышлении.
По объему и глубине литературной саморефлексии творчество Генри Джеймса не имело прецедентов в национальной (а может быть и в мировой) литературе. Одна из важнейших целей исследования—изучить причины этого феномена.
Поставленная цель определила и структуру работы. Она состоит из введения, двух частей, включающих девять глав, и заключения.
Проблема саморефлексии в философии и психологии второй половины XIX века
Весьма важный и продолжительный этап в истории джеймсоведения определялся тем, что творчество писателя рассматривалось как сугубо эстетических феномен. Именно такой подход на долгие годы определил основной вектор изучения литературного новаторства писателя, его художественной эволюции, контекста, в котором рассматривалась его творческая практика. В многочисленных исследованиях, начиная с «Метода Генри Джеймса» Дж. Бича и «Ремесла прозы» П. Лаббока «точка зрения» и «драматический метод» повествования кодифицируются как важнейшие литературные новации Джеймса, а сам писатель канонизируется как творец приема «точки зрения» в литературе. Этой модели восприятия Джеймса суждено было сохранять свое бесспорное влияние на протяжении более чем полувека (в пору господства «новой критики»). Осмысление творчества Джеймса в этой парадигме приводило большинство исследователей, даже если они полемизировали с радикальным формализмом Дж. Бича и П. Лаббока, преимущественно к нарратологическому анализу наследия Джеймса, к разговору об авторской позиции в его произведениях, к анализу форм авторского присутствия. Исследование Джеймса в нашей стране, начавшееся по сути в 1970-х годах, шло именно в этом направлении. Начавшись, что естественно, с проблемно тематического анализа, знакомство с американским классиком далее пошло по пути все более глубокого осмысления природы его литературного новаторства, как оно понималось со времен Бича и Лаббока.
Современное состояние литературной теории вообще и джеймсоведения в частности диктует необходимость новых подходов, которые бы соответствовали духу современного литературоведения с его методологической вариативностью, с обостренным вниманием к культурологическим проблемам и ощутимым уклоном в герменевтику. В этом контексте проблемы литературного новаторства Джеймса и эволюции его творчества невозможно рассматривать как чисто эстетический феномен. Они оказываются непосредственно связанными с местом писателя в современной ему социокультурной ситуации и ее осмыслением в его произведениях, а также с современным художнику состоянием научно-философского знания, которое определялось радикальным пересмотром взглядов на суть внутренней жизни человека, на природу человеческого Я, на структуру субъективности. Анализ природы и эволюции литературной саморефлексии, а также ее форм в творчестве Джеймса представляется тем методологическим инструментом, который позволит предложить новое решение проблем литературного новаторства и творческой эволюции писателя.
Изменения в литературной культуре США второй половины XIX века
Письмо—Аэто деятельность, всегда тесно связанная с культурой, это внутренне определенная культурная практика, которая по-разному проявляет себя в изменчивых исторических условиях или, если воспользоваться формулировкой М. Уорнера— «средство, само по себе всегда опосредованное»А Произведение словесности обретает свою особую форму бытования во взаимодействии с сетью социокультурных взаимо в данном исследовании под литературной культурой понимается вся совокупность проявлений литературности (см.: Эйхенбаум Б. О литературе. М., 1987. С.428—436; Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987. С.275), в том числе представления самих участников литературного процесса о литературе и ее разнообразных социальных и культурных контекстах. Понятие «литературной культуры» дает возможность в пределах одного исследования рассматривать такие конституирующие ее явления и процессы, как изменение писательского типа и изменение статуса литературного текста, изменения во взаимоотношениях «писатель—Ачитатель», вопросы стратификации литературы (см.: Николаев СИ. Литературная культура петровской эпохи. СПб., 1996).
отношений, которые его окружают. С осознанием культурной обусловленности письма и литературной практики связан, в частности, один из наиболее продуктивных подходов к истории литературы, когда она изучается в контексте литературной культуры, «рабочих условий существования литературы— истории разнообразных и изменчивых представлений, которые конструировались вокруг письма в ... социальной жизни»Л
Американская литературная культура второй половины XIX века, как и американское общество в целом, претерпевала сложные трансформации. Задача данной главы—исследовать, как эти социокультурные изменения повлияли на творчество Генри Джеймса, на его литературную карьеру, а также в какой степени эти изменения становились для него источником литературной саморефлексии, влияли на его авторское самосознание и, в определенной степени, на его эстетические принципы.
Среди процессов, характерных для динамики литературной культуры США второй половины XIX века, обозначим следующие:
1) Распад некогда однородного пространства литературной культуры США (1860-е годы и далее);
2) резкое увеличение читательской аудитории и ее последующая стратификация; возникновение массовой литературы;
3) коммодификация литературы, которая все больше превращается в товар, в средство потребления;
4) профессионализация литературы;
5) рост влияния литературы на общественное сознание США;
6) публичность как определяющий фактор общественной и частной жизни.
Литературный рынок США и Англии во второй половине XIX века был отмечен резкими изменениями в производстве и потреблении книг. Некоторые из них были связаны с развитием технологии книгопечатания: «С переходом на производство бумаги из целлюлозной массы и с увеличением скорости набора процесс книгопечатания становился все более дешевым. Все более доступными становились дешевые переиздания старых произведений и, до принятия в 1891 году международного соглашения по авторскому праву, публикации современной иностранной прозы... К 1890-м годам книгопечатание и в Англии и в США стало очень прибыльным бизнесом, и последнее десятилетие XIX века было отмечено появлением обширной сети книжных магазинов, издательств и профессиональных журналов— и, конечно, резким увеличением количества авторов»" . Однако, исторической справедливости ради следует отметить, что значительное расширение американского литературного рынка произошло уже до начала Гражданской войны. Если в 1820-х годах книгоиздатель- екая промышленность приносила доход в два с половиной миллиона долларов, то в 1850-х— уже 12 с половиной миллионов. Если в 1820-х годах печаталось около 100 американских романов в год, то в 1840-е— 1000Л По замечанию Джона Теббела, Гражданская война, как ни странно, была одним из факторов, способствовавших расширению круга читателей художественной литературы: «Возникновение массовой читательской аудитории как результат первой революции в книгоиздании, связанной с появлением книг в бумажных обложках, произошло еще до войны. Борьба между Севером и Югом только ускорила этот процесс, ибо книги в бумажных обложках, распространявшиеся по оптовым ценам среди солдат, значительно расширили ряды читателей»Л. л
Прогресс в технологии книгопечатания естественным образом сопровождался количественными и структурными изменениями читательской аудитории. Рост населения и все более широкое распространение грамотности с совершенствованием системы школьного образования привело к резкому увеличению числа читателей как в Англии, так и в США. В сущности, так исторически сложилось, что молодая американская нация изначально отличалась очень высоким уровнем грамотности, но в рассматриваемый нами период радикально менялось соотношение читателей с более низким образовательным уровнем (middlebrow and lowbrow readers) по сравнению с численностью высокообразованной читающей публики (highbrow readers): первая группа начала количественно доминировать, став основным потребителем массовой литературы . Однако, в целом, расширение читательской публики в США было не беспорядочным процессом. Оно вполне определенным образом локализовалось вокруг среднего класса с его укладом жизни и его вкусами. Итак, новая читательская аудитория очень отличалась от той, для которой творили писатели первой половины и середины XIX века— она была гораздо менее однородной. К концу века срез читательской аудитории демонстрировал невиданное ранее разнообразие вкусов, конкурировавших между собой на читательском рынке.
Генри Джеймс очень хорошо осознавал все эти процессы. Еще в 1865 году, в одной из первых своих критических статей, рецензии на роман английской писательницы М. Е. Брэддон «Аврора Флойд», он писал о специфике американской читательской аудитории: «Американская читательская аудитория в целом... состоит из большого числа отдельных публик, подобно тому, как наше государство состоит из отдельных штатов, и совершенно необходимо принимать во внимание, для какой из этих публик пишет Мисс Брэддон» .
Это беглое, но весьма проницательное замечание начинающего литератора обретает особый смысл, если мы вспомним другую его статью, написанную много позже. В работе 1898 года «Проблема широких возможностей» Джеймс, по сути, намечает собственную концепцию «литературы для миллиардов». Американская литературная сцена, какой она сложилась к концу XIX века, представляется ему в виде «шахматной доски, четко поделенной на квадратики, каждый из которых доступен лишь определенному читателю». Долгое время стереотипно воспринимавшийся как художник сугубо элитарный, признававший настоящей литературой лишь то, что способно оценить искушенное в проблемах литературного мастерства меньшинство, Генри Джеймс открывается в этой статье с неожиданной стороны, что свидетельствует, конечно, о более сложном облике этого художника. Он не только видит определенные положительные моменты в стремительно растущем количестве читателей, но и рассматривает «литературу для миллиардов» как некую новую ступень, которая неизбежно приведет к значительному расширению возможностей печатного слова. С образовавшимися «подразделениями и границами», пишет он, все более заметная стратификация американской читательской аудитории по социально-классовому признаку, по образовательному уровню и по интересам, будет заставлять американских авторов выступать против возможного доминирования в литературе некоего единого направления, «вкуса или тона», который утвердился бы в качестве некой общепринятой нормы, подчиняющей себя всех и вся. «Если этот процесс пойдет так и дальше, то в нашей стране могут развиться и оформиться самые разнообразные типы читательских аудиторий, каждая из которых будет гораздо более однородной и требовательной по своим вкусам группой, нежели где-либо в другом месте, —подобно рыбным косякам, взыскующим более тонкой пpимaнки»л.
Автопредисловия как паратексты
Авторский замысел обретает свою завершенность в рамках художественного произведения. Вместе с тем, творческий процесс—акт по природе своей коммуникативный, поэтому в качестве необходимого компонента включает в себя более или менее сознательное стремление автора донести до читателя собственный идейно- художественный замысел, создать оптимальные условия для восприятия и интерпретации произведения. Эта внутренняя работа может выражаться и в соотнесении собственных творческих усилий с привычными для адресата художественной информации жанровыми конвенциями, и в экспликации собственных намерений для облегчения читательского восприятия, и в комментировании тех элементов художественного произведения, адекватная интерпретация которых может быть обеспечена, по мнению автора, только наличием некой добавочной информации. Неслучайно, на протяжении истории литературы мы постоянно сталкиваемся с тем фактом, что у автора возникает необходимость расширять текст своего произведения за счет дополнительных включений, без которых произведение имеет видимую, формальную самодостаточность, но не обладает исчерпывающим, с точки зрения автора, коммуникативным потенциалом. Такие текстуальные дополнения, как автопредисловия, посвящения, эпиграфы, заглаВИЯ, комментарии и т.д., призваны помочь читателю обнаружить смыслы, входящие в интенциональную структуру произведения. Собственно говоря, эти элементы диалога автора с читателем всегда были частью литературного узуса, но до недавнего времени, как правило, не становились предметом специальных исследований, думается, ввиду своей маргинальности по отношению к основному корпусу художественного произведения.
Возникновение специального интереса к этим текстуальным дополнениям связано с определенной тенденцией в развитии современного литературоведения, генетически связанной с размышлениями русских «формалистов» о сути «литературности» и со структуралистской установкой на «изучение дифференциальных отношений между элементами той или иной системы, когда каждый из этих элементов определяется через зависимости, связывающие его с другими элементами этой системы» Л Постструктуралистское литературоведение возникло, как известно, как своеобразная самокритика структурализма и явилось, в определенной мере, естественным продолжением и развитием изначально присущих структурализму тенденций. В плане интересующей нас проблематики отметим, что важнейшей стороной деятельности постструктуралистов, в частности Жака Деррида, стала критика «структурности структуры», в основе которой лежит отрицание понятия «центра» структуры как некоего организующего начала. Само понятие «центра» стало восприниматься не как объективное свойство структуры, а фикция, постулируемая наблюдателем. Ж. Деррида , как известно, критикует восходящую к Декарту концепцию независимого, автономного и суверенного самосознания. Оно прежде рассматривалось как некий классический центр, который, пользуясь привилегией управления структурой, так сказать, навязывал тексту его оформленность, или Ьтруктурную завершенность. В рамках концепции Ж. Деррида, этот «центр», т.е. интерпретирующее «я», сам имеет текстуальную природу, представляет собой своеобразный текст, «составленный» из культурных систем и кодов своего времени, и, таким образом, не может обладать привилегией структурирования по отношению к интерпретируемым им другим текстамЛ.
Поструктурализм пытается снять (или деконструировать) характерные для традиционной западной философии дихотомические противопоставления полярных понятий: добро/зло, присутствие/отсутствие, бытие/ничто, истина/ложь и т.п. Деррида отмечает, что в каждой из этих пар второй элемент воспринимается как негативная, нежелательная версия первого, так сказать, отпадение от него. Так, отсутствие—это недостаточное присутствие, зло—отпадение от добра, ложь—искажение истины и т.д. Другими словами, в каждой из этих пар, термины не просто противопоставлены, но расположены в иерархической последовательности, которая обеспечивает первому термину приоритет, преимущество перед вторымА. Свою работу "La Dessemination"(1972) Деррида открывает пространным вступительным эссе— предисловием о предисловиях.
Деконструктивизм ни в коем случае не может считаться научной истиной в последней инстанции, но своим пафосом деконструировать иерархизм традиционного западного мышления он несомненно дал свежий импульс современным литературоведческим исканиям. В свете интересующей нас проблемы особое значение приобретает отказ поструктурализма от иерархической оппозиции центрального и маргинального, а также постструктуралистскцй вывод о постоянной незавершенности литературного текста, который, в отличие от завершенного и оформленного художественного произведения, находится в процессе вечного становления, в состоянии вечной переклички с другими текстами и не имеет поэтому четко определенных границ. Применительно к литературе, такой подход выразился, в частности, в перефокусировке внимания исследователей на те элементы диалога автора с читателем, которые прежде считались маргинальными, неосновными по своей идейно-художественной значимости.
Получившая ныне широкое распространение концепция интертекстуальности, разработанная в конце 1960-х гг. Ю. Кристевой на основе переосмысленных идей М. М. Бахтина, дала толчок многим более поздним исследованиям типов взаимодействия текстов. Одним из примечательных примеров тому стала трилогия о транстекстуальности французского литературоведа Жерара Женетта: «Архитекст: Введе- ние»(1979), «Палимпсесты: Литература во второй степени»(1972) и «Паратексты: В преддверии интерпретации»(1987). Со свойственной структуралисту страстью к так- сономиям и каталогизации приемов, но и преодолевая в тоже время присущее структурализму преклонение перед «идолом замкнутого текста», Ж. Женетт в 1979 г. писал о том, что тексты для него интересны прежде всего своей транстекстуальностью, т.е. пособностью выходить за собственные границы, вступать в явный или скрытый диалог с другими текстами" . В работе «Палимпсесты» он предлагает пятичленную классификацию типов взаимодействия текстов: интертекстуальность, паратекстуальность, метатекстуальность, гипертекстуальность, архитекстуальностьА. Предлагаемая исследователем классификация и ее дальнейшая разработка в книге «Паратексты» весьма примечательна тем, что она вводит в литературоведческий обиход специальный термин для обозначения интересующих нас текстуальных образований, которые, занимая пороговое, пограничное положение, в значительной мере влияют на сложную природу взаимоотношений между книгой, автором, и читателем. Такие более или менее необходимые атрибуты книги, как имя автора, заголовок, предисловие, послесловие, комментарии, посвящения, Ж. Женетт предлагает называть паратекстами. «Хотя подчас трудно бывает определить, являются ли эти образования неотъемлемой частью текста, они во всяком случае окружают его и расширяют его границы. Они не только представляют текст читателю, но и обеспечивают присутствие текста в реальном мире, гарантируют его рецепцию и потрееление... в форме книги... Паратекст— это то, что делает текст книгой, то, что позволяет предложить его в этом качестве читающей пуб- лике А Функция паратекста состоит не только в том, чтобы обозначить границу между реальным миром и миром вымышленным, но и в том, чтобы стать «своего рода преддверием..., которое позволит читателю либо войти в мир книги, либо отринуть его». Это особая зона между текстовой и внетекстовой реальностью, зона, словно специально предназначенная для непосредственного воздействия на читателя .