Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Русское и зарубежное литературоведение о творчестве Феофана Прокоповича и литературном процессе первой половины XVIII века 13
1.1. Творчество Феофана Прокоповича и литературный процесс Петровской эпохи в отечественном литературоведении 13
1.2. Проблемы творчества Феофана Прокоповича в исследованиях зарубежных литературоведов 57
1.3. Отечественные и зарубежные исследователи о русско-зарубежных связях в первой половине XVIII века 73
1.4. Предклассицизм как феномен литературной культуры Петровской эпохи 81
Глава II. Драматургия Феофана Прокоповича (тезаурусный анализ) 107
II. 1. Трагедокомедия Феофана Прокоповича «Владимир» 107
11.2. Жанр трагедокомедии в русской драматургии первой половины XVIII века 137
11.3. «Разговоры» Феофана Прокоповича: драматургическое начало и проблематика 163
11.4. Традиции и новаторство Феофана Прокоповича-драматурга 172
Глава III. Ораторская проза Феофана Прокоповича (тезаурусный анализ) 200
1ІІ.1. Ораторская проза киевского периода 200
Ш.2. Ораторская проза петербургского периода 235
Глава IV. Лирика Феофана Прокоповича (тезаурусный анализ) 299
IV. 1. Псалтырные мотивы в лирике Феофана Прокоповича 299
IV.2. «Епиникион» Феофана Прокоповича: стихотворство Петровской эпохи на пути к поэме и оде 310
IV.3. Лирические и сатирические жанры Феофана Прокоповича в контексте поэзии первой трети XVIII века 325
Глава V Феофан Прокопович и литература XVIII века в контексте русско-зарубежных связей 386
V.1. Феофан Прокопович и зарубежные связи в первой половине XVIII века 386
V.2. Переводная литература в историко-литературном процессе XVIII века (тезаурусный анализ) 422
Заключение 467
Список литературы 477
- Творчество Феофана Прокоповича и литературный процесс Петровской эпохи в отечественном литературоведении
- Жанр трагедокомедии в русской драматургии первой половины XVIII века
- Псалтырные мотивы в лирике Феофана Прокоповича
- Переводная литература в историко-литературном процессе XVIII века (тезаурусный анализ)
Введение к работе
Самая «нелитературная» эпоха в России (конец XVII – первая треть XVIII в.) подарила русской литературе выдающегося стихотворца, драматурга и оратора – Феофана Прокоповича, сумевшего не только выразить в художественном слове время бурных преобразований Петра I, но и стать у истоков восточнославянского Просвещения. Впитав основы античной культуры, усвоив идеи эпохи Возрождения, овладев поэтикой славянского барокко, Феофан Прокопович на основе своих же «Поэтики» и «Риторики» создал в течение первых тридцати лет XVIII столетия эстетику новой литературной культуры, стал родоначальником нового литературного направления – предклассицизма и вплотную подошёл к русскому классицизму.
Актуальность исследования определяется необходимостью изучения не только литературного наследия Феофана Прокоповича, но и его связей с европейской и русской литературой первой половины XVIII века, что позволит уточнить научные представления о закономерностях литературного развития в переходную эпоху. Отечественное и зарубежное литературоведение в ХХ – ХХI вв. уделяло и уделяет внимание русской литературе XVIII века и её международным связям, в первую очередь, – связям русско-европейским. Этому посвящены научные сборники (например, «XVIII век»; «Проблемы изучения русской литературы XVIII века»), монографии и диссертации. Однако в кажущейся, на первый взгляд, обширной научной литературе до сих пор нет исследования, в котором была бы изучена в русско-европейском литературном контексте такая главная фигура литературы и культуры Петровской эпохи, как Феофан Прокопович. Культурный диалог представляет собой всего лишь одну из сторон проблемы Запад и Восток, но вместе с тем это факт сотрудничества, порой сложного, противоречивого, зачастую плодотворного и творчески активного. Изучая влияние европейских стран и их культур на Россию, на творчество русских писателей, мы можем понять не только истоки и генезис этих связей, но и их закономерности. Чрезвычайно важно проследить влияние культуры европейских стран и на переводческую культуру в нашем Отечестве.
Объект изучения – художественные и публицистические произведения Феофана Прокоповича.
Предмет изучения – литературное творчество Феофана Прокоповича в русско-европейском контексте.
Изучая художественные и публицистические произведения Феофана, мы совершенно сознательно не делаем специального параграфа, содержащего анализ его «Риторики» и «Поэтики» (по этому вопросу уже имеется большая и существенная литература, к тому же это другая область литературоведения), но в ходе анализа литературных произведений Феофана мы постоянно обращаемся к его теоретическим трактатам. То же касается его эпистолярного наследия: оно рассматривается лишь частично, когда это необходимо в нашем исследовании. И в диссертации, и в своих монографиях мы почти не касались богословских работ Феофана Прокоповича и его сложных отношений с разными конфессиями (в том числе и с русской православной церковью), поскольку эта тема из области теологии.
Степени научной разработанности проблемы посвящена первая глава.
Цель исследования – выявить в процессе тезаурусного анализа творчества Феофана Прокоповича особенности взаимодействия русских и европейских литературных явлений и связей в первой половине XVIII века.
Задачи:
-
Определить степень изученности литературного творчества Феофана Прокоповича в русском и зарубежном литературоведении.
-
Изучить русский предклассицизм как феномен литературной культуры Петровской эпохи.
-
Применить тезаурусный подход к анализу драматургии, ораторской прозы и лирики Феофана Прокоповича.
-
Проанализировать творчество Феофана Прокоповича в контексте русских и зарубежных литературных традиций.
-
Определить особенности русской переводческой культуры в её развитии от Петровской эпохи к середине XVIII века.
Методология исследования обусловлена спецификой изучаемого материала: литературное творчество Феофана Прокоповича в русско-зарубежном литературном контексте.
Вл. А. Луков, анализируя теоретическую концепцию Д.С. Лихачёва, совершенно обоснованно считает, что она «оказала значительное влияние на формирование двух научных методов, выделившихся в отечественной литературоведческой методологии на рубеже ХХ–ХХI веков, – историко-теоретического и тезаурусного». Тезаурусный метод (тезаурусный подход) наиболее детально разработан Вл. А. и Вал. А. Луковыми, И.В. Вершининым, Н.П. Михальской; начиная с 2004 г. учёные активно работают над данной проблемой. В.М. Живов, являясь крупнейшим современным исследователем в области истории русской культуры и литературы (в том числе изучаемого в диссертации периода), определяет в настоящее время методологию исследования литературы и культуры конца XVII – первой половины XVIII века. В проекте «Россия и Европа: диалог культур во взаимоотражении литератур» Вл. А. Луков выпустил монографию «Русская литература: генезис диалога с европейской культурой» (2006). И сам проект, и, конечно, идеи, сформулированные в монографии известного учёного, определяют методологию изучения русско-зарубежных литературных связей.
Основу методологии диссертации составили труды М.М. Бахтина, П.Н. Беркова, Г.А. Гуковского, Р.Ю. Данилевского, А.С. Дёмина, С.А. Джанумова, Ю.Д. Левина, Ю.М. Лотмана, Вал. А. Лукова, Вл. А. Лукова, И.П. Ерёмина, Н.Е. Ерофеевой, В.М. Живова, Н.Д. Кочетковой, А.С. Курилова, Н.П. Михальской, М.И. Николы, С.И. Николаева, М.П. Одесского, А.М. Панченко, А.Н. Пашкурова, В.Д. Рака, Л.И. Сазоновой, А.А. Смирнова, Л.А. Софроновой, В.Н. Топорова, С.Н. Травникова, В.И. Фёдорова и др., а также труды зарубежных литературоведов, таких как Х. Грасхоф (H. Grahoff), Э. Винтер (E. Winter), Дж. Кракрафт (J. Cracraft), Р. Лахманн (R. Lachmann), П. Левин (P. Lewin), У. Леман (U. Leman), Р. Лужный (R. Luzny), Х. Сморчевска (H. Smorczewska), И. Тетцнер (J. Tetzner), Р. Штупперих (R. Stupperich) и др. Кроме того, для автора данной диссертации методологически важны труды учёных самарской филологической школы – А.С. Бакалова, В.А. Бочкарёва, Е.Б. Борисовой, И.В. Вершинина, Е.И. Волгиной, А.Л. Гринштейна, В.Ш. Кривоноса, М.А. Кулинич, И.В. Попова, Н.Т. Рымаря.
Научная новизна исследования состоит в том, что нами впервые
- дан тезаурусный анализ явлений русской литературной культуры первой половины XVIII века в их взаимосвязи с зарубежными художественными явлениями;
- монографически изучено литературное творчество Феофана Прокоповича;
- на основе тезаурусного подхода исследованы его драматургия, поэзия и ораторская проза в литературном контексте Петровской и постпетровской эпох;
- творчество Феофана Прокоповича рассмотрено в свете основных закономерностей взаимодействия русских и европейских художественных направлений (барокко, предклассицизм, классицизм);
- введён в научный оборот ряд опубликованных и, главное, неопубликованных переводных произведений середины XVIII века, в частности, первый (самый ранний из известных в настоящее время) перевод М. Сервантеса на русский язык (Н.И. Ознобишин перевёл с французского перевода «Сеньору Корнелию» из цикла «Назидательных новелл» Сервантеса).
Теоретическая значимость работы определяется теми возможностями, которые открывает концепция исследования: драматургия, ораторская проза и поэзия Феофана Прокоповича изучаются во взаимодействии не только с русской литературой первой половины XVIII столетия, но и с европейской литературой. Сделанные в диссертации наблюдения и выводы позволяют судить о масштабе фигуры Феофана Прокоповича-художника в собственно литературной, но и в историко-культурной сфере России и Европы. Теоретическим итогом проделанной работы стало применение методологии тезаурусного анализа для изучения произведений Феофана Прокоповича в контексте русских и европейских литературных связей и традиций. Выработанный в диссертации взгляд на Феофана Прокоповича-предклассициста позволил рассмотреть его произведения как целостное единство, организующее все уровни художественного текста: осмысление жизненного материала, идейное содержание, система образов, пространственно-временная структура, формы выражения авторской позиции посредством изобразительно-выразительных средств разных жанров, традиции и новаторство, влияние писателя на дальнейшее развитие литературы. Тезаурусный анализ существенно расширил как общетеоретический взгляд на феномен предклассицизма в литературе Петровской эпохи, так и возможности изучения литературы постпетровской эпохи в аспекте исторической поэтики и русско-зарубежных литературных связей.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что данное исследование вносит значительный вклад в разработку истории литературной культуры Петровской и постпетровской эпох. Оно существенно уточняет теорию предклассицизма и научные представления о характере взаимоотношений литературных направлений в историко-литературном процессе, что, в свою очередь, даёт основание для обновления учебных планов, программ и содержания историко-литературного курса «Русская литература XVIII века» и курсов по выбору (в ряде УМК и учебных пособий, вышедших в последние два десятилетия, уже учтены наши исследования по творчеству Феофана Прокоповича и русско-зарубежным литературным связям первой половины XVIII века). В рамках данной проблемы, разрабатываемой нами более 30 лет, соискатели и аспиранты под нашим руководством подготовили и защищили одну докторскую и 12 кандидатских диссертаций, а студенты – десятки дипломных проектов.
Положения, выносимые на защиту:
-
Русский предклассицизм как феномен литературной культуры Петровской эпохи опирался на европейскую традицию предклассицизма и классицизма. Он выдвинул на авансцену крупнейшего деятеля первой трети XVIII в. – Феофана Прокоповича, определившего и литературу, и культуру не только своего времени, но и всей первой половины XVIII в.
-
Литературная стратегия Петровской эпохи обусловила открытость литературы и культуры: Феофан Прокопович и его последователи тесно взаимодействовали с европейской литературой и культурой.
-
Драматургия Феофана Прокоповича обрела эстетическую и идейно-художественную ценность, способность дать продолжение и жанру, и литературному направлению.
-
Тезаурусный анализ позволил определить продуктивность «слов» и «речей» Феофана Прокоповича в контексте ораторской прозы первой половины XVIII в.
-
Основа успеха Феофана-стихотворца заключается в подвижности системы поэтических жанров литературы Петровской эпохи и в актуализации его произведений.
-
Феофан Прокопович стоит у истоков русско-зарубежных литературных контактов не только Петровской эпохи, но и всей первой половины XVIII в.
-
Феофан-переводчик во многом определил эволюцию и значение переводной литературы в русском историко-литературном процессе XVIII в.
Апробация работы. Результаты исследования неоднократно представлялись в докладах на вузовских, межвузовских, региональных, всероссийских и международных научных конференциях (всего 73 конференции): Зональная конференция литературоведов Поволжья (15 конференций, 1982–2012: Самара, Волгоград, Казань, Елабуга, Астрахань, Саратов, Тольятти, Кострома, Пенза, Ярославль, Ульяновск, Нижний Новгород); Герценовские чтения в РГПУ (Ленинград, 1985, 1990), «Проблемы художественной типизации и читательского восприятия литературы» (Стерлитамак, 1990); «Меняющийся мир и образование в духе мира и ненасилия» (Самара, 1993), «Стилистика и культура речи в школе» (Самара, 1993); «Взаимодействие литератур в мировом художественном процессе» (Гродно, 1993, 1995); «Провинциальная ментальность России в прошлом и настоящем» (Самара, 1994); «Монархия и народовластие в культуре Просвещения» (Москва, 1995); «Педагогические чтения памяти Я.А. Ротковича» (Самара, 1995); «Преподавание риторики в вузе и школе» (Москва, 1996); «Мир культуры: человек, наука, искусство» (Самара, 1996); «Бочкарёвские чтения» (Самара, 1996, 2004, 2006); «Современное искусство: вопросы творчества, восприятия, образования» (Самара, 1996); «Творчество Н.М. Карамзина и историко-литературный процесс» (Ульяновск, 1996); «Культура и текст» (Барнаул, 1997, 2001); «Иоанновские чтения» (Самара, 1999); «Антиох Кантемир и русская литература» (Москва, ИМЛИ, 1998); «А.С. Пушкин и культура» (Самара, 1999); «Христианство и культура» (Самара, 2000); «Пространство и время в литературном произведении» (Самара, 2001); «Городская культура как социо-культурное пространство развития личности» (Самара, 2001); «Психологизм литературного творчества и восприятия искусства» (Самара, 2001); «Забытые и второстепенные писатели XVII–XVIII веков как явление европейской культурной жизни» (Псков, 2002); «Ознобишинские чтения» (10 конференций: Инза, 2003–2012); «В.К. Тредиаковский и русская литература» (Москва, ИМЛИ, 2003); «Кирилло-Мефодиевские чтения» (Самара, 2004; Москва, 2004), «Компаративистика: современная теория и практика» (Самара, 2004); «Русское литературоведение на современном этапе» (Москва, 2006), «Пушкинские чтения» (Санкт-Петербург, 2007); «Проблемы диалогизма словесного искусства» (Стерлитамак, 2007); «Предромантизм и романтизм в мировой культуре» (Самара, 2008); «Проблемы образотворчества и смыслотворчества в словесном искусстве» (Стерлитамак, 2008); «Теоретические и методические аспекты изучения литературы» (Стерлитамак, 2009); «Поэтика и риторика диалога» (Гродно, 2011); «СМИ и массовые коммуникации» (Москва, 2011); «Г.Р. Державин и диалектика культур» (Лаишево, 2012); «А.П. Сумароков и Н.М. Карамзин в литературном процессе XVIII – первой трети ХIХ вв. От классицизма к романтизму», ИМЛИ им. А.М. Горького (Москва, 2012); «Проблемы изучения русской литературы XVIII века» (Ленинград, 1985, 1990; 5 конференций: Самара, 2003–2011).
Основные положения и выводы исследования отражены в 120 опубликованных работах, а именно: в 106 научных статьях (из них 12 помещены в журналах, рекомендованных ВАК РФ), в 14 книгах (5 монографий и 9 учебных пособий).
Материалы диссертационного исследования, основные положения и выводы работы апробировались в ходе многолетнего чтения общих и специальных лекционных курсов: «Русская литература XVIII века», «Изучение творчества Феофана Прокоповича в курсе русской литературы XVIII века», «Русская художественная культура XVIII века», «Русская драматургия XVIII века в школе и вузе» в Самарском государственном педагогическом университете (ныне – Поволжская государственная социально-гуманитарная академия). Курс «Русская духовная культура Х–XVIII вв.» читался в Самарской духовной академии и в Самарском лицее планетарного гуманизма.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы.
Творчество Феофана Прокоповича и литературный процесс Петровской эпохи в отечественном литературоведении
В современном отечественном и зарубежном литературоведении совершенно закономерен большой и вполне обоснованный интерес к литературе переходного периода (конец XVII - начало XVIII в.). «Изучение так называемой переходной или Петровской эпохи представляет собой одну из важнейших задач нашей науки» .
«Культура - единый процесс, все отрезки которого равноправны» . Если первая часть мысли учёного аксиоматична, то вторая нуждается в уточнении: а как же быть с утверждением самого A.M. Панченко об упадке русской культуры эпохи Петра I? Равноправны во временном контексте, так сказать, в «вечном граде» культуры: пусть культура Петровской эпохи и является некоей остановкой в развитии русской культуры по уровню качества, образцов (но в сравнении с чем? - как известно, всякая аналогия «хромает»...). Однако первая треть этого столетия стала таким мощнейшим культурным «перегноем», который питал отечественную культуру добрых сто - сто пятьдесят лет, а мифологемы той эпохи живы и работают до сих пор. На примере русской культуры XVIII века A.M. Панченко блестяще доказал, что «культура располагает запасом устойчивых форм, которые актуальны на всём её протяжении» . В зависимости от ряда политических, культурных, этнографических и прочих обстоятельств (даже личностных) актуализируются та или иная тема, идея, жанр... Казалось бы, давно забытое, канувшее в Лету вдруг всплывает и делается модным. Или на фоне культурного переворота традиционный жанр продолжает успешно работать, культурологически обслуживать эпоху, удовлетворяя не только запросы масс, но и выполняя социально-политический заказ сильных мира сего.
Политические, экономические, культурные преобразования в России конца XVII - начала XVIII вв. решительным образом повлияли на русского человека. У него меняется отношение к прошлому, настоящему и будущему, ко всем институтам бытия и, главное, к самому себе. За кратчайший срок -жизнь одного поколения - русский человек (точнее, человек Петровской эпохи) переживает удивительную метаморфозу: из пигмея он вырастает в колосса (при этом, конечно, необходимо уточнение вот какого рода: негативное отношение к прошлому - факт культуры Петровской эпохи). Ему не страшны ни рок, ни ад, ни сама смерть; он энергичен, горяч, уверен в себе; он преобразует Россию и... - себя. Живость, динамизм, переменчивость становятся символами эпохи (примечательно, что это зародилось ещё во второй половине XVII в., задолго до рождения Петра1). Грандиозность свершаемого укрепляла россиянина в его мировосприятии. Наряду с этими символами работают и такие, как игра фортуны, «противная перемена», непостоянство. «Переменчивость жизни толкуется более широко и становится совсем безграничной» .
Чтобы уравновесить переменчивость как жизненный принцип и непостоянство как угрозу жизни, укрепить веру человека в себя, Пётр политизирует искусство: дидактизм и панегиризм, выполнение социального заказа становятся его неотъемлемыми чертами (это, прежде всего, характерно для литературы). «Искусство, - замечает Л.С. Выготский, - есть социальное в нас... Социальное и там, где есть только один человек и его личные переживания»1.
В поисках наиболее адекватного воплощения и пропаганды своих замыслов и идей Пётр I обращается к разным родам искусства: театру, литературе, живописи, искусству фейерверка и т.д. И далеко не все они оправдали расчёты венценосного заказчика. Петру нужен был такой род искусства, который бы наиболее быстро реагировал на всё происходящее в державе, доходчиво разъяснял полезность его деяний, влиял на широкие массы подданных. Надежды Петра на театр не оправдались: публичный театр Кунста - Фюрста просуществовал недолго, придворный и школьный театры были социально ограничены: зрителями в них были лишь двор и школяры.
Пётр с надеждой обратил свои взоры на литературу. Но светская поэзия переживала процесс становления, а церковная, наоборот, - процесс кризиса; оригинальная проза («гистории») отвечала запросам времени, но она была рукописной и не имела сколько-нибудь значительной читательской аудитории. Петру не оставалось ничего другого, как сделать ставку на традиционный, идущий из глубины веков жанр - «слово», «речь», проповедь, которые в первой трети XVIII века стали публицистическими . Иосиф Туробойский, Стефан Яворский, Гавриил Бужинский, Феофилакт Лопати некий, Феофан Прокопович, Иоанн Максимович, юный Антиох Кантемир и многие другие ораторы первой трети XVIII в. воспели петровские преобразования, победы русского оружия на поле брани, Петра как вершителя и вдохновителя.
Но человека эпохи замечательно запечатлел лишь Феофан Прокопович. Ближайший сподвижник Петра, он сумел не только увидеть и понять существо происходящего в России, но и принять реформы. Отходя от традиций барокко, художник в доступной для большинства слушающих форме (с опорой на примеры, конкретику) рисует образ нового человека. Не приемля обилия изобразительных средств, аллегорий и других поэтических излишеств, Феофан Прокопович в духе предклассицизма живописует не только Петра, но и Меншикова, Екатерину I; даже царевич-младенец Петр Петрович олицетворяет у него человека нового времени. «Начинает складываться новый, рационалистический подход к явлениям действительности с его просветительским пафосом, стремлением к ясности изложения и нормативностью поэтики»1. Ораторская проза запечатлела сильного, целеустремлённого человека на троне и подданных ему под стать, преданных государю и отечеству. Этим людям не свойственны рефлексия и изнеженность чувств: определённость в душевном состоянии и поступках -основное их качество, его цементируют гражданский долг и патриотизм. Человек Петровской эпохи - это человек поступка, действия, активной формы жизни, сильной воли, ясного разума. Он сугубо рационалистичен, безгранично верит в возможности «острого» разума и свои силы. Он может всё. Деятельность Петра на протяжении трёх десятилетий блестяще подтверждала это.
Человек Петровской эпохи - открытый человек: он - в миру и на миру. Религиозен ли он? - не праздный вопрос. Конечно, да, - но религиозность его особого рода: он страшится не очень понятного ему потустороннего мира, он не может многого объяснить в сем подлунном мире, однако готов на борьбу с суевериями, мистикой, судьбой, бросая вызов року и, кажется, самой смерти. Антитеза «свет - тьма» - самый модный образ эпохи: человек побеждает тьму старины (символизирующей неверие, обскурантизм, невежество) ради света знаний, ради того нового, что, по мнению Феофана Прокоповича, несёт счастье и славу России.
Даже смерть Петра не способна поколебать устои нового человека. «Скорбим и сетуем, но не яко окамененнии; плачим и рыдаим, но не яко отчаяннии; тужим от горести сердца, но не яко немии и чувств лишившийся» (129) . Дела Петровы - ярчайшее свидетельство его жизни в веках; каменной твёрдостью отличается всё то, что он совершил в России. Родился ещё один миф: Петр «самих нас лучших нам сотворив» (II, 168). Россияне обязаны ему всем, все мы - «птенцы гнезда Петрова». Миф жив до сих пор - так силён и обаятелен образ человека Петровской эпохи.
Значительными составными частями литературного процесса первой трети XVIII в. являются театр, драматургия, ораторское искусство, лиро-эпическая и лирическая поэзия. Г.А. Гуковский назвал Феофана Прокоповича «пропагандистом Петра и его дела», «крупнейшим литератором петровского времени» . Его «проповеди, - пишет учёный, - имеют в малой степени церковный характер. Это политические агитационные речи и статьи, написанные очень живо, ярко, просто»3.
Жанр трагедокомедии в русской драматургии первой половины XVIII века
Бурная эпоха петровских преобразований явилась перед взором молодого, только что прибывшего из заграницы монаха в виде грандиозного театра, на сцене которого происходили поразительные вещи. Ломались сословные, казалось бы, незыблемые, перегородки, воздвигались «из топи блат» города, создавалась новая культура - во всех сферах жизни России шла перестройка, при этом контрасты, полярность становились определёнными знаками времени. Новое содержание бытия требовало наиболее адекватного, нового художественного отражения, что осознал Феофан, сразу же ставший в ряды приверженцев и последователей дела Петра Iі.
Для Феофана Прокоповича жанр трагедокомедии давал возможность максимально приблизиться к жизни, ибо жанр совмещал в себе высокое и низкое. Теоретик русского классицизма А.П. Сумароков в своей «Эпистоле о стихотворстве» (1747) не допускал не только трагедокомедии, но и проникновения комического в трагедию, а трагического в комедию . Однако в поэтике начала XVIII в. совмещение комического и трагического было допустимо и опиралось на определённые традиции. Усвоив опыт античной драматургии, достижения театра Возрождения, школьный театр был ступенью выше, нежели русский придворный театр царя Алексея Михайловича или же театр Кунста - Фюрста; школьная драматургия мирилась с соединением трагических и фарсовых сцен.
В литературе первой половины XVIII в. жанр трагедокомедии был устоявшейся целостной литературной конструкцией, при помощи которой оформлялся определённый объект изображения. Художественную целостность жанру придавали устойчивые признаки в объекте изображения, в особенностях языка и стиля. Жанр трагедокомедии позволил, совместив высокое и низкое, не только прославить реформы, новое, но и сатирически, зло высмеять противников преобразований. Тип совмещения трагического и комического с сохранением их конструирующих начал был для русской эстетики совершенно нов: в основу пьесы ложилась сатира. Генезис такого жанрообразования - культура эпохи Возрождения, дух которой ещё застал Феофан Прокопович, обучаясь в течение трёх лет в Риме. Гуманисты сломали жанровые рамки, что особенно заметно в итальянской драматургии XVI - XVII вв., где и теоретически, и практически художники доказывали жизненность новых жанров, обосновывая право поэта на их создание.
Кроме связей с античным театром, культурой эпохи Возрождения, русской демократической литературой и интермедиальным опытом первых русских пьес, произведение Феофана Прокоповича, будучи школьной драмой, самым непосредственным образом связано с традициями школьного театра. Всякое новое жанровое образование является новым лишь относительно: литературная традиция так или иначе сказывается и в этом новом жанре, такова типологическая сущность любой жанровой структуры.
На подступах к рождению жанра трагедокомедии стоит пьеса Евфимия Морогина «Венец Димитрию» (1704), представление которой состоялось в Ростове ровно за год до появления «Владимира». Е. Морогин - человек политической и эстетической ориентации Димитрия Ростовского (Туптало). П.О. Морозов, П.Н. Берков, О.А. Державина, А.С. Елеонская, В.А. Бочкарёв отмечали антипетровскую направленность «Венца Димитрию», которая шла от консервативных взглядов Туптало, недовольного реформами и особенно церковной политикой Петра I.
Е. Морогин умело вводит в серьёзное произведение, основанное на житийной литературе, вымышленный комический элемент, что, вместе с политической актуальностью темы, даёт основание для сопоставления «Венца Димитрию» с «Владимиром». Вряд ли Феофан Прокопович знал о 139 создании и содержании этого произведения, но объективно трагедокомедия молодого киевского драматурга стала в идейной своей направленности антиподом пьесе школы Димитрия Ростовского, что свидетельствует в очередной раз о прозорливости Феофана. Конфликт «Венца Димитрию» основан на столкновении царя Максимиана, защитника идолопоклонничества, и юноши Димитрия Солунского, проповедующего новое религиозное учение - православие. Могущественный, жестокий правитель пытается с помощью уговоров, наград и, наконец, угроз и насилия заставить Димитрия отречься от веры, которую открыто и успешно проповедует тот. Однако ничто не в силах поколебать юношу. Литературной основой пьесы стала часть жития о Димитрии Солунском (Четьи-Минеи митрополита Макария), переработанная самим Димитрием Ростовским1. Так же, как и во «Владимире», не вся жизнь святого становится сюжетом пьесы: берётся наиболее интересный и острый момент жития. По характеру конфликта и его разрешения это типичная школьная драма, в которой актуальность и политическая злободневность задана системой намёков, сходством с жизненными ситуациями. В «Венце Димитрию» аллегорически изображаются взаимоотношения Петра I с его противником Димитрием Ростовским, «дискредитируется право царя на вмешательство в дела церкви»2. Насилие, совершаемое светской властью над Димитрием Солунским, «носителем истинных духовных ценностей в пьесе»3, проецируется автором на отношение Петра к духовенству. Так же, как и в русской действительности, светское начало физически, через насилие, побеждает. Тщеславие Максимианово торжествует, однако духовная победа, по мысли автора, принадлежит Димитрию (второе действие, 5-е явление). Слава Димитриева заявляет о скоротечности земного, т.е. светского:
Максимиана в весь мир все проклинаше, Ад же гортань на него свою простираше... Димитрий же становится святым, слава его «ввеки пребывает» (с. 90-91). Таким образом, в пьесе отдаётся предпочтение духовному началу. Главный герой, делая выбор, задаёт себе вопрос: «Лучше ли боятися царя земного или небесного?» - ответ Димитрий и автор пьесы дают в пользу духовного начала, осуждая деспотизм гонителей православия. При сходстве тем (обращение от идолопоклонничества к христианству), при сходстве исходного материала (образы святых православной церкви, летопись, жития), Ф. Прокопович и Е. Морогин по-разному ставят и разрешают проблемы в своих пьесах, придают им разную идейную направленность. При этом, несмотря на противоположность своих идейных воззрений, авторы сопоставляемых пьес близки в художественном воплощении замысла произведений. В обеих пьесах имеются такие структурные элементы, как пролог, антипролог, по объему пьесы почти совпадают (хотя количество действий разное: во «Владимире» - пять действий, в «Венце Димитрию» -два), обе пьесы написаны силлабическими стихами (13-сложник с цезурой после седьмого слога), однако в пьесах эта метрика не везде выдерживается. Так, песня Прелести во «Владимире» строится на иной метрической основе, то же и в «Венце Димитрию»: Усердие христианства (аллегорический персонаж) весьма напоминает и стенаниями, и метрикой песню Прелести.
Есть определённое сходство между образами Максимиана и Владимира: оба могущественные правители, оба отличаются силой характера, но Владимир - более мощная, интеллектуально более значимая фигура.
Псалтырные мотивы в лирике Феофана Прокоповича
«Как мне спастися?», «Како живот вечный наследити?» (94) - также, как и в «Слове... по долгом странствии возвратившагося...», эпиграф взят из Евангелия от Луки и носит философский характер. Прокопович не берёт на себя всю полноту ответа, «ибо ответ господень сугубое дело содержит, яко же от евангельской повести слышахом: "Возлюби же господа твоего и ближняго твоего"...» (94). Любовь к ближнему - это, прежде всего, исполнение своего долга не только перед Богом, но и перед людьми, перед Отечеством; и следует это делать так, как делал благоверный князь Александр Невский.
Совершенно в духе Петра I оратор размышляет об обязанностях гражданина, Феофан поднимает важную государственную проблему: дело как служение Отечеству и государю. Выдвинув политически значимый синонимический ряд «мир - блаженство - тишина» и образ-метафору «корабль всемирного жительства», Феофан Прокопович во многих «словах» и «речах» сделает эти понятия ключевыми. В «Слове в день Александра Невского» художник несколько трансформирует образ корабля; у корабля появляется кормчий, т.е. государь, сохраняющий «в волнении корабль цел» (100). Происходит актуализация извечных, освящённых Писанием истин, а в качестве иллюстраций дано жизнеописание Александра Невского, причём на первом месте его воинские, государственные заслуги (то же самое мы наблюдали в «Слове о равноапостольном князе Владимире» и особенно в трагедокомедии «Владимир»). Долг перед Отечеством и государем, а уж потом перед Богом - лейтмотив всего творчества Феофана Прокоповича, особенно при жизни Петра I. Проводя многочисленные аналогии из отечественной и зарубежной истории, Феофан Прокопович неутомимо отстаивал идеи мира, тишины внутри государства. Теории естественного права и общественного договора он приноравливал к русскому абсолютизму, открыто поставив их на службу петровским преобразованиям. Обеспечивая «целостность отечества», согласие внутри государства, процветание и благосостояние его, монарх, по Феофану Прокоповичу, печётся о международном авторитете своего государства, борется за его безопасность. Мыслитель ставит проблемы войны и мира, рассуждает об истоках «злых» и «добрых» войн в контексте европейского общественно-философского процесса. Внимание идеолога петровского времени к проблеме «война и мир» вполне естественно: жизнь россиян на протяжении всех 35 лет царствования Петра 1 проходила под знаком войн, состояние полного мира сохранялось всего лишь год. Феофан Прокопович и к этой проблеме подходил с позиций Просвещения: пороки и не контролируемые разумом страсти порождают в обществе зло, войну. «Слово похвальное о баталии Полтавской» Феофана Прокоповича было произнесено 27 июня 1717 г., а через месяц напечатано отдельной брошюрой1. Оратор говорит о всемирной славе и общеевропейском значении Полтавской победы (49-50), о «лютости и силе супостатской» (50). В первой части «слова» доминирует мотив зависти и гордыни (а это - один из смертных грехов): гордыня «свеиская», презрение, с каким относились иноземные державы к новой России и её молодому правителю (51).
Феофан как историк рассуждает об истоках этой зависти и неприязни, анализирует причины негативного отношения к России со стороны европейских держав. Внешние и внутренние происки создали тьму, смуту, «бедство» - и всё это продолжалось восемь месяцев, но пришёл день победы. Оратор чрезвычайно эмоционален в этой части «слова»: четыре восклицательных предложения, и в центре одно слово - «Виктория!» (56). Он обличает «зависть и гордость» - именно они «воевали с нами», считает Феофан Прокопович. Затем он высоко оценивает «плоды поля Полтавского» (58), которые имели огромное военное, политическое, нравственное значение. «Под Полтавою, о россиане, под Полтавою сеяно было все сие, что после благоволили нам господь пожати» (58). С неё пошла слава и благополучие
России. Заключает речь Феофан благодарностью к Богу за помощь в этой битве (59).
При жизни Петра тема Полтавы была не просто актуальной, но и политически ангажированной. Вслед, а затем и параллельно с Феофаном Прокоповичем многие ораторы откликались на неё, приурочив свои «речи» особенно к юбилеям битвы. Так, к десятой годовщине (которая очень пышно отмечалась1 во всей России и особенно в Петербурге), 27 июня 1719 г. произнёс своё «слово» Гавриил Бужинский . «Слово» Бужинского построено в соответствии с правилами риторики того времени. По композиции оно традиционно: вступление, основная часть, заключение; обязательное и обильное цитирование библейских текстов, трудов отцов церкви. Собственно самой Полтавской битве отведено в «слове» небольшое место, при этом Бужинский во многом опирается на ставшие в литературе Петровской эпохи классикой «Панегирикос» (1709) и «Слово похвальное о баталии Полтавской» (1717) Феофана. Эти переклички отметил В.П. Гребенюк3.
Н.Д. Кочеткова, сравнившая проповеди Стефана Яворского, Гавриила Бужинского и Феофана Прокоповича, сделала справедливый вывод о том, что у Феофана, в отличие от других, «проповедь перестаёт быть проповедью в собственном смысле этого слова и становится произведением светским, жанром публицистическим по преимуществу» .
К 17-ой и 18-ой годовщинам взятия Нотебурга (Шлиссельбурга) были произнесены Гавриилом Бужинским два «слова» - «Ключ дому Давидова...» (1719) и «Слово о взятии Нотенбурха...» (1720)5. В первой «речи» взятие крепости, по Бужинскому, явилось ключом для основания новой столицы, а 262 ключарь - Пётр I. Дом Давидов - это Россия. Во второй «речи» Бужинский оратор, как и Феофан Прокопович, обращается к древней и новой истории России, вспоминает о княжеских междоусобицах, осуждает эпоху смуты, Петра сравнивает с Давидом, поражающим Голиафа (т.е. Карла XII), обыгрывается этимология имени Петра I - «каменный», а взятие Нотебурга каменное основание для создания российской твердыни.
Переводная литература в историко-литературном процессе XVIII века (тезаурусный анализ)
Сказав об историческом, политическом и военном значении создания флота, Феофан Прокопович вновь прибегает к одному из своих излюбленных доказательств в логике рассуждений - апелляции к естественному, природному. Не только скипетр и меч, но и флот - «древодельная орудия» - делают Петра I гармоничной личностью: «Не урод телом, но дивен делом, многоручныи нарещися достоин» (106). Намёк на общеизвестную в петровское время фразу: когда Пётр был без флота, - был только с одной рукой, обрёл флот -стал с двумя руками. О полезности и нужности морского флота рассуждает оратор много и обстоятельно в середине слова и сравнивает Московское государство, т.е. Россию до Петра, с Танталом: «Стоим над водою и смотрим, как гости к нам приходят и отходят, а сами того не умеем... и по тому и наше море не наше» (107). Вину за это Феофан возлагал на «заморских соседей» (107) и на российское нерадение. Кроме военной пользы, от флота есть польза экономическая - сильный стимул для развития торговли. Оратор подчеркнул необычность именно этой «.морской виктории» (при острове Гренгаме), т.к. русский военный флот одержал победу над шведской эскадрой при неблагоприятном ветре (110-111, 468). Отдельный риторический период посвящен тому, как ветер «противился победе нашей, того ради явственно показал славу нашу, так что викториа нынешняя может таковым надписанием украшенна быти: неприятель и ветр побежден есть» (111).
Не раз выражение о сыновьях Сиона, возрадовавшихся о царе своём, являлось эпиграфом к «словам» и «речам» Феофана. В этом же «слове» Феофан Прокопович начинает с этой почти библейской цитаты заключение «слова», обыгрывая и цитату, и называя «сыновей российстиих» «народом славенеким», ведя этимологию от слова «слава», что, как указывает И.П. Еремин, во времена Феофана было научным убеждением, разделял это мнение даже М.В. Ломоносов {469),
Как мы уже отмечали, теме российского флота и его победам было посвящено в ораторской прозе того времени много произведений. Идеологически и художественно наиболее близко к Феофану Прокоповичу эту тему разрабатывал Гавриил Бужинский. Он духовно «окармливал» (курировал) русский флот, будучи его обер-иеромонахом. 27 июля 1719 г. на корабле «Ингерманланд» в Ботническом заливе он произнёс «Слово о победе, полученной у Ангута»1. Сама победа состоялась 27 июля 1714 г., поэтому слово приурочено к пятилетней годовщине победы у мыса Гангут. Как и Феофан Прокопович, Гавриил Бужинский обосновывает и оправдывает идею справедливых войн. Северная война, по его глубокому убеждению, «брань праведная». Со ссылками на ветхозаветных святых - Авраама, Моисея, Давида, - а также на блаженного Августина, также на новейших авторов, среди которых, хотя и без упоминания, но есть и Феофан Прокопович, даётся философия войны и мира2. Затем идёт очень краткое описание битвы, а точнее, оценка Гангутского морского сражения3. В заключение, описывая символы римских и христианских императоров, он делает вывод, что самый лучший символ - это символ Петра («С нами бог»)4. «Слово» пришлось по душе Петру I, поэтому его повелением оно было напечатано 2 мая 1720 г., на что указал оратор в последнем абзаце слова при его публикации5.
«Слово» описано, прокомментировано и напечатано В.П. Гребенкжом, см.: Гребенюк В.П. Обзор произведений панегирического содержания первой четверти XVIII в. // Панегирическая литература петровского времени. М., 1979. С. 113—115; 220-233.
265 Любимой мыслью Петра I, его постоянной заботой было установление «генеральной тишины» в Европе, при этом война понималась им как единственная возможность обеспечения целостности и благополучия России. Это требовало политических интриг, бесконечных коалиций, сепаратных переговоров... - и в итоге мира с одними ради войны с другими (и наоборот!). Феофан Прокопович последовательно проводил в жизнь идеи Петра (а, в сущности, идеи века). Могущество России «купил нам... самодержец наги не сребром купеческим, но Марсовым железом» (I, 112). «Слово о состоявшемся между империей Российскою и короною Шведскою мире...» Феофана Прокоповича произнесено 28 января 1722 г. в Успенском соборе в Москве и посвящено подписанию 30 августа 1721 в г. Ништадте, в Финляндии, мирного договора между Россией и Швецией, напечатано слово в августе 1723 г.1 Северная война для России закончилась успешно, международный авторитет Петра I и России был чрезвычайно высок, поэтому Сенат и Синод обратились к Петру с просьбой принять титул императора и почётные звания «Отец Отечества» и «Великий». «Слово» Феофана Прокоповича перекликается с «речью» Петра I, которую тот произнёс в Троицком соборе 22 октября 1721 г. после прочтения трактата о заключении мира (470). Пётр в своей краткой «речи» сказал: «...наш весь народ» должен «прямо узнать», «что господь Бог прошедшею войною и заключением сего мира нам сделан», но «надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею греческою. Надлежит трудитца о пользе и прибытке общем...» {472). Феофан Прокопович, выполняя царский наказ, в своём «слове» объясняет народу российскому историческое и политическое значение Северной войны, столь благополучно для России закончившейся. Феофан выступил в «слове» не только проповедником, но и пропагандистом, популяризатором одной из важнейших сторон реформы Петра во внешней политике.
