Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА ПЕРВАЯ: ФИЛОСОФСКО-ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА САМОУБИЙСТВА В ЗЕРКАЛЕ БРИТАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ-ГО ВЕКА 10
ВЫВОДЫ ПО ПЕРВОЙ ГЛАВЕ 63
ГЛАВА ВТОРАЯ: САМОУБИЙСТВА КАК ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ МОТИВ «ПОТЕРЯННОГО ПОКОЛЕНИЯ» В РОМАНАХ В.ВУЛЬФ «МИССИС ДЭЛЛОУЭЙ» И Р.ОЛДИНГТОНА «СМЕРТЬ ГЕРОЯ» 65
ВЫВОДЫ ПО ВТОРОЙ ГЛАВЕ 107
ГЛАВА ТРЕТЬЯ: ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ТЕМЫ САМОУБИЙСТВА В РОМАНАХ Г.ГРИНА И Э.БЕРДЖЕССА
3.1. Литературный конфликт человека и общества как художественная доминанта суицидальной ситуации в романах Г.Грина и Э.Берджесса (по роману Г.Грина «Брайтонский леденец» и роману Э.Берджесса «Заводной апельсин») 109
3.2. Религиозно-нравственная интерпретация темы самоубийства в романах Г .Грина «Сила и слава», «Суть дела» и «Конец любовной связи» 130
ВЫВОДЫ ПО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ 163
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ: САМОУБИЙСТВО КАК РЕЗУЛЬТАТ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОГО ВЫБОРА И САМОПОЗНАНИЯ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Д.ФАУЛЗА И У. ГОЛДИНГА 165
ВЫВОДЫ ПО ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЕ 196
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 197
БИБЛИОГРАФИЯ 202
- ФИЛОСОФСКО-ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА САМОУБИЙСТВА В ЗЕРКАЛЕ БРИТАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ-ГО ВЕКА
- САМОУБИЙСТВА КАК ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ МОТИВ «ПОТЕРЯННОГО ПОКОЛЕНИЯ» В РОМАНАХ В.ВУЛЬФ «МИССИС ДЭЛЛОУЭЙ» И Р.ОЛДИНГТОНА «СМЕРТЬ ГЕРОЯ»
- Литературный конфликт человека и общества как художественная доминанта суицидальной ситуации в романах Г.Грина и Э.Берджесса (по роману Г.Грина «Брайтонский леденец» и роману Э.Берджесса «Заводной апельсин»)
Введение к работе
В 20-ом веке самоубийство превратилось в серьезную социальную проблему урбанизированных стран и модную эстетизированную тему художественных произведений: большинство из них демонстрируют при различной тематике и художественных средствах общую семантическую функцию «самоубийственного мотива». Эту функцию можно обозначить как рубец или шрам культурного слома, то есть если в жизненной ткани самоубийство сияет черной дырой непостижимости, то в художественной, напротив, выразительно маркирует барьер, границы ментальных переходов, будь это переход исторический, слом времен, сословные потери или изменение имущественного статуса, веры.
Как пишет Н.Г. Владимирова, "Катастрофизм 20-го столетия... отбрасывает свою трагическую тень, видоизменяя игру, которая сопрягается с эстетикой безобразного, нередко совершающего страшную по своим последствиям трансформацию в эстетику жестокого, что имеет непосредственное отношение к парадигматике самоубийства персонажей у крупнейших писателей Запада. Достаточно вспомнить пастора Колли из трилогии Уильяма Голдинга "На край земли: морская трилогия" - жертву мизантропической "игры в бога", инициатором которой был капитан Андерсон, или суицид доктора Фишера из Женевы, взявшего на себя такую же роль и испытавшему ее последствия, в романе Грэма Грина «Доктор Фишер из Женевы». В этом же ряду стоит нереализованное намерение уйти из жизни Николаса Эрфе, который проходит через "эвристическую мясорубку" по воле то ли Бога, то ли Мага - Кончиса, инсценировавшего ложное самоубийство Али сон в романе Д. Фаулза "Маг".1
Самоубийство - это следствие кризиса смысла человеческого существования, проблема по существу онтологическая, философская, но к ней обращается и литература. Пытаясь найти ответы на извечные философские
1 Владимирова Н.Г. Условность, созидающая мир. - Великий Новгород.: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2001.
вопросы — жизнь и смерть, человек и Бог, человек и окружающий мир -литература философизируется, преследуя при этом свои цели - образное исследование внутреннего мира человека, создание психологического рисунка личности, изучение "линия раздела" между добром и злом.
Литература 20-го века представляет собой синергетическую мозаику, отражающую все разнообразие литературных способов и приемов изображения кризиса человеческой души. Охватить все художественные миры невозможно - поэтому мы обращаемся к наиболее крупным английским писателям, признанным классикам британской литературы 20-го века, которые демонстрируют типологическую значимость психологических моделей самоубийства. Актуальность нашего исследования заключается именно в системном подходе к исследованию проблемы самоубийства, типологизации художественных моделей суицида.
По справедливому замечанию И. Паперно «... культура превратила самоубийство в своего рода лабораторию смыслообразования - лабораторию для разрешения фундаментальных вопросов: свобода воли, бессмертие, соотношение души и тела, взаимодействия человека и Бога, индивида и общества, отношение субъекта и объекта.»
Проблема самоубийства в произведениях таких английских писателей как В.Вульф, Р.Олдингтон, Г.Грин, Э.Берджесс, Д.Фаулз, и У.Голдинг имеет большое исследовательское значение, что объясняет актуальность выбранной нами темы исследования.
Актуальность данной работы обусловлена не только выбором объекта исследования (проблема самоубийства и ее роль в поэтике художественного произведения), но и выбором предмета изучения - романов писателей Великобритании 20-го века.
В качестве объекта диссертационного исследования проблема самоубийства и ее роль в поэтике художественного произведения была выбрана нами не случайно. В произведениях английских писателей 20-го века
2 Паперно И. Самоубийство как культурный институт. - М.: Новое литературное обозрение, 1999.
представлено всё многообразие художественной интерпретации темы самоубийства. Широкий диапазон "самоубийственных" мотивов отражает всю значимость проблемы аутогрессивного поведения человека, которая стала предметом исследования не только психологов и философов, но писателей, попытавшихся художественно обосновать причины самоуничтожения личности, используя при этом целый ряд художественных кодов и образов, обращаясь к трудам таких великих психологов как К.Г.Юнг, З.Фрейд; основоположникам многих философских и религиозных систем - Б.Паскалю, А.Камю, Ж.-П.Сартру, С.Кьеркегору.
Сложность обзора критической литературы о творчестве исследуемых авторов состоит не только в ее большом количестве, но и в отсутствии специализированных работ, построенных на целостном и целевом подходе к изучению проблемы самоубийства в романах английских писателей.
Отечественные и зарубежные исследователи, в основном, обращались к художественному своеобразию романов. В зарубежном литературоведении проблемы общей поэтики произведений английских авторов представлены, в основном, в ряде монографий3, в статьях и рецензиях4, посвященных изучаемым романам. В России в конце 20-го века были опубликованы две монографии — "Самоубийство как культурный институт" Ирины Паперно5, и "Писатель и самоубийство" Григория Чхартишвили6. В первой работе феномен суицида исследуется на материале русской литературы, а во второй представлен культурологический подход к проблеме самоубийства. Таким образом, актуальность данной работы обуславливается отсутствием
3 Adamson J. Graham Green: The Dangerous Edge. London, 1990., Acheson J. Modern novelists: John Fowles. -
London: Macmillan Press LTD, 1998., Rackham J. John Fowles: The Existential Labyrinth. II Critique: Studies in
Modern Fiction, 13, 3, 1972., Salvatore A.T. Greene and Kierkegaard/ The Discourse of Belief. - London: Univ. of
Alabama press, 1988., Sharrok, Saints, Sinners and Comedians: the Novels of Graham Greeene. - Notre Dame press,
1984.
4 Graham Greene Some critical considerations/Ed. By R.O. Evans. - Lexington: Univers. Of kentucky press, 1963. -
XVIII., Graham Greene: A Revaluation: New Essays/Ed. By J. Meyers. - New York: St. Martin's Press: London:
Macmillan, 1990. -XII., Mesnet M. B. Graham Green and the heart of the matter: An essay. - London: 1954.,
McGreevy Th. Richard Aldington, an Englishman. - L., 1931.
5 Паперно И. Самоубийство как культурный институт. - М.: Новое литературное обозрение, 1999.
6 Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. - М., 2001.
концептуального, системного подхода к исследованию проблемы самоубийства в английской литературе.
Понятие суицида, воплощаясь в художественных кодах и образах, иллюстрирует процесс эстетизации жизненного пространства героя, и в таком случае, самоубийство оказывается результатом конфликта внутри одной человеческой души. Таким образом, выбранная нами тема представляется актуальной как с точки зрения предмета исследования, так и с позиции выбранного аспекта изучения.
Целью диссертационного исследования явилось изучение концепта самоубийства в английской литературе 20-го века, с тем, чтобы более полно раскрыть идейно-эстетический смысл этого явления и выявить своеобразие художественных принципов организации «самоубийственного» сюжета в произведениях английских авторов.
Эта цель определила следующие задачи:
рассмотреть религиозно-философский аспект проблемы самоубийства и его влияние на английскую литературу 20-го века, в связи с очевидной тенденцией к ее философизациии;
провести литературоведческий анализ произведений с целью изучения особенностей художественной интерпретации темы самоубийства в текстах исследуемых романов;
выделить наиболее распространенные «самоубийственные конфликты» и классифицировать их.
Для решения названных задач был использован сравнительно-исторический литературный метод анализа и контент-анализ, который предполагает комплексное рассмотрение художественного произведения на разных уровнях идейно-эстетической системы.
Объектом исследования является проблема самоубийства и его роль в поэтике художественного произведения.
Предметом исследования служит проза наиболее характерных с точки зрения избранной исследовательской задачи английских писателей 20-го века (В.Вульф, Р.Олдингтон, Г.Грин, Э.Берджесс, Д.Фаулз, У.Голдинг).
Научная новизна работы заключается в том, что в данной диссертации впервые в отечественном литературоведении, посвященном зарубежной литературе, делается попытка осмыслить творчество английский писателей 20-го века с точки зрения изображения в их произведениях проблемы самоубийства. Обращение к теме суицида в романах английских авторов объясняется ее малой изученностью. Романы рассматриваются с учетом идейно-художественной эволюции писателей, проходившей под знаком углубления философских тенденций с одной стороны, и расширения границ и возможностей художественных способов изображения - с другой.
Научно-значимыми результатами работы можно считать обобщение выявленных разновидностей изображения самоубийств; а также анализ отечественных исследований по теме, проведенный с учетом наиболее художественно значимых и типологически характерных проявлений творчества писателей Великобритании.
В научно-практическом плане результаты работы предоставляют возможность использования материалов диссертации в вузовской учебной практике: при проведении семинаров и практических занятий по истории зарубежной литературы, при разработке учебных пособий, а также для дальнейшего изучения творчества В.Вульф, Р.Олдингтона, Г.Грина, Э.Берджесса, Д.Фаулза, У.Голдинга.
Апробация работы. Основные положения диссертации излагались в докладах на межвузовской научной конференциях в РГПУ им. А.И.Герцена (Санкт-Петербург, 2003), на научных конференциях преподавателей аспирантов и соискателей НовГУ по итогам научно-исследовательской работы (Великий Новгород, 2002, 2003, 2004). Основное содержание работ отражено в следующих публикациях:
Самоубийство: постановка проблемы и история вопроса (культурологический аспект) //Ученые записки института непрерывного педагогического образования, выпуск 4, книга 2. -Великий Новгород, 2002. — С. 217-220.
Самоубийство: литературно-философский аспект //Сборник тезисов докладов научной конференции «Единство и национальное своеобразие в мировом литературном процессе», вып. №7, Герценовские чтения, СПб., 2003.-С. 39-40.
Проблема самоубийства в романе У. Голдинга «Ритуалы плавания» // Сборник тезисов X научной конференции преподавателей, аспирантов и студентов НовГУ. - Великий Новгород, 2003. - С. 33-34.
Аспекты проблемы жизни и смерти в философском очерке Д. Фаулза «Аристос» //Ученые записки института непрерывного педагогического образования, выпуск 5, книга 2. - Великий Новгород, 2003. - С. 41-43.
Проблема самоубийства в романе В.Вульф "Миссис Дэллоуэй"// Вестник НовГУ.: Гуманитарные науки: история, литературоведение, языкознание. 2003. № 25 с. 46-50
Поставленные цели и задачи определили структуру данной работы. Она состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии. Библиографический список насчитывает 232 наименования работ, в числе которых 169 трудов отечественных, и 63 зарубежных авторов.
Во введении обосновывается выбор темы диссертации, дается аргументация актуальности и научной новизны работы, определяются цель и задачи исследования. Приводится краткий аналитический обзор критических работ по исследованию творчества Д.Фаулза, У.Голдинга, В.Вульф, Р. Олдингтона, Г.Грина, Э.Берджесса.
В первой главе самоубийство рассматривается как одна из самых значимых литературно-философских проблем 20-го века. Феномен суицида анализируется с мультидисциплинарных позиций: с точки зрения накопленных
философских знаний, идеологических учений и литературоведческой науки. Проводится краткий литературоведческий обзор исследуемых произведений.
Во второй главе проводится анализ произведений В. Вульф и Р.Олдингтона. Обосновывается художественная интерпретация темы самоубийства героев, представителей так называемого «потерянного поколения».
В третьей главе предпринят анализ художественного своеобразия изображения конфликта между молодым человеком и обществом, его дальнейшей трансформации в суицидальный мотив, (по романам Г. Грина «Брайтонский леденец», и роману Э. Берджесса «Заводной апельсин»). Во второй части главы рассматривается художественно-поэтическое своеобразие религиозно-нравственной интерпретации темы самоубийства в романах Г.Грина «Сила и слава», «Суть дела» и «Конец любовной связи».
В четвертой главе концепт самоубийства рассматривается как результат экзистенциального выбора и самопознания в произведениях Джона Фаулза и Уильяма Голдинга.
В заключении представлены выводы и результаты исследования, показана перспектива дальнейшего изучения проблемы самоубийства в английской литературе 20-го века.
Общий объем диссертации составляет 216 страниц.
Философско-эстетическая проблема самоубийства в зеркале британской литературы хх-го века
Рождаясь в мир, ребенок кричит. Все пугает его - и резкий свет, и сухой воздух, и пронзительные звуки. Руки врача, тепло материнской близости успокаивают его, примиряют с действительностью, жизнью. Но страх не уходит. Он затаивается глубоко в подсознании, и еще много раз в жизни человека будет определять его поступки. Нет ничего сильнее, чем это вечное желание обрести покой небытия.
Наверное, на земле нет человека, перед которым не стоял бы вопрос о добровольном уходе из жизни. При всяких сложных ситуациях к нам приходит мысль: а не сдаться ли? Каждый решает этот вопрос для себя сам. Литература тоже не стоит в стороне от такой важнейшей проблемы бытия, как право человека на самоубийство. Сегодня социальный позитив оказывается возможным в теории, но, как правило, мало вероятным на практике. Экзистенциально поставленная проблема несоответствия человека миру, мира человеку приобретает черты глобальности. На таком социальном фоне стоит ли удивляться «омоложению» суицида, интенсивности его роста и всеохватывающему характеру «черного феномена». Философы, культурологи, социологи, нейробиологи, психиатры - все они вот уже на протяжении двух тысячелетий пытаются дать четкую дефиницию понятию «сознательный суицид». Считается, что сам термин «суицид» стал использоваться с момента опубликования в начале 20 века знаменитого исследования-эссе о самоубийстве
-французского социолога Э. Дюркгейма, сосредоточившего свое внимание в основном на сознательном характере самоубийства.
Перед нами обнаруживает себя феномен особой болезни сознания, для которой еще не придумано медицинского термина, но именно по этому своему показателю он становиться объектом пристального внимания философов, социологов и писателей.
Традиционная советская психология и в особенности психиатрия постулировали тезис о том, что нормальному человеку «в корне чужды» и вредны мысли о смысле существования. Уже сама постановка вопроса о смысле жизни считалась проявлением психологического кризиса, если не симптомом шизофрении. В подобном примитивном «принижении» советской системой значимости жизни души нет ничего удивительного. Но не только социалистическая философия, но и обыденный «здравый смысл» обнаруживает устойчивую тенденцию к отвержению проблемы человеческого существования (экзистенции). Здравый смысл жив вопреки своему названию не мыслями, а скорее "страстями разума".
Философы говорят о "плохо сформулированных проблемах", которыми мучается человечество: чего стоит вопрос о первичности сознания или материи! По сути дела подобные вопросы предъявляют разуму задачи, не то что принципиально ему недоступные, а, выражаясь бюрократическим языком, разуму неподведомственные. Норма (если здесь вообще допустимо понятие нормы) - это своеобразное чувство или "переживание осмысленности". Психологическим подтверждением этого тезиса является ощущение утраты, которое испытывает человек в состоянии экзистенциального кризиса. Не "не было и нет", но "было и отнято".
Смысл жизни является такой же данностью, как и сама жизнь. Жить — это значит в той или иной мере переживать осмысленность как таковую без доказательств и обсуждения. В этом отношении смысл жизни — такая же неопределимая категория, как "точка", "плоскость", "время".
Серьезная проблема состоит в том, что в процессе развития экзистенциального кризиса неминуемая смерть неизбежно будет казаться привлекательной. Человек в состоянии кризиса говорит о жизни (и то до поры), но думает о смерти. Вопрос о смысле и значении индивидуальной смерти остается стержнем, вокруг которого совершают свое круговращение вечные мысли о мертвой и холодной вечности.
Вопрос о смысле жизни теснейшим образом связан с психологическими проблемами людей, находящихся на грани суицида. Евгений Трубецкой писал: "Речь идет не о том, может ли жизнь (какова бы ни была ее ценность) быть выражена в терминах общезначимой мысли, а о том, стоит ли жить". (Суицидология, 2001, с. 219)
В большинстве учебников по психиатрии среди признаков угрожающего суицида упоминаются "горькие сетования о бессмысленности жизни" и тесно связанные с ними ощущения безнадежности (Суицидология, 2001, с.220). Экзистенциальному кризису сопутствует интенсивная психическая боль, с которой нелегко справиться. Самоубийство — радикальная "анестезия".
Человек вне ощущения "притяжения смерти" инстинктивно полагает, что смысл его жизни слагается из мелких "смыслов" либо "осмысленностей" его повседневных действий, в эмоциональных связях и взаимоотношениях с другими людьми, наконец, в "плодах трудов". Он никогда не производит этого арифметического суммирования, предчувствуя, что подобная процедура ведет к катастрофе. Смысл жизни не слагается из смысла поступков. Так же как бесконечность не является суммой отрезков пространства, а вечность — времени. И практика обыденной жизни состоит не в решении экзистенциальной проблемы, а в ее игнорировании. Человек вне кризиса ощущает свой путь как прямую линию, направленную вперед и вверх. Кризис сгибает эту прямую и превращает в замкнутый круг. Ощущение цикличности, повторяемости, отсутствия реального движения — одно из самых характерных для кризиса личности. Ветер, возвращающийся на свои круги, солнце, спешащее к месту своего восхода, неизбежная смена поколений и — забвение... В конечном счете, замыкается и гигантский круг Мироздания.
Самоубийства как онтологический мотив «потерянного поколения» в романах в.вульф «миссис дэллоуэй» и р.олдингтона «смерть героя»
«Самоубийство - это обольщение в состоянии отчаяния, возникающего при сознании ничтожности и сопровождаемого ненавистью к самому себе и другим» (Суицидология: прошлое и настоящее», 2001, с. 236)
Самоубийство выводит личность из пространства, отведенного для жизни: из области исторического и социального личность переходит в сферы вечного и неизменного.
Тем не менее, мы связываем переживание смерти со своеобразием той или иной культуры, ведь образ смерти, мысли о ней сопровождают человека и на протяжении всей его жизни, и на всех этапах истории. Особенно ярко это переживание проявляет себя во время войн, катаклизмов, которыми была так «богата» история минувшего столетия.
«Контрапунктом начинавшейся истории современности была Первая мировая война, положившая конец предшествующей культурной традиции и изменившая мир и человека, который переживал в душе состояние, отразившееся в ницшеанском тезисе: «Умер Бог!» Мир, казалось, распадался, и художественное осознание утраты былой упорядоченности бытия определило - сквозной мотив многих, вошедших в историю мировой литературы романов, с которыми связывали разрыв с классической традицией прозы 20 века.... Утрачивается и былое представление личности, переживающей «кошмар истории», о господствующем положении в этом нестабильном мире, где под давлением технократических тенденций человек ощущает себя жертвой созданной им цивилизации». (Владимирова, 2001, с.5)
Такой жертвой цивилизации, вернее самого страшного ее изобретения -войны - становится главный герой романа Вирджинии Вульф «Миссис Дэллоуэй» молодой англичанин Септимус Смит. Этот персонаж романа является представителем так называемого «потерянного поколения», о котором
так много писали различные авторы 20-го века: Э. Хэммингуэй, Э.М. Ремарк, Р. Одлингтон и другие.
При всех отчетливо нами осознаваемых различиях между романом "Миссис Дэллоуэй" В.Вульф и "Смерть героя" Ричарда Олдингтона, мы все-таки можем сопоставить эти произведения. По словам исследователей творчества В.Вульф В.И.Грешных и Г.В. Яновской "Продуктивным направлением применения результатов исследования может послужить сопоставительный анализ повествовательной структуры таких произведений как "Миссис Дэллоуэй" В.Вульф и "Смерть героя" Р. Олдингтона" (Грешных, Яновская, 2004, с. 45)
Отличительной чертой поэтики современного романа является фрагментарный принцип построения произведения. Фрагмент Септимуса — это история его жизни и судьбы, изложенная не линейно. Подобно тому, как многие произведения В.Вульф, согласно наблюдению В.И. Грешных и Г.В. Яновской, "начинаются с середины", с нее начинается и фрагмент Септимуса Смита. Эта идея "середины", по мнению исследователей "косвенно была подсказана 84-м фрагментом Ф.Шлегеля" (Грешных, Яновская, 2004, с. 35) "С субъективной точки зрения философия всегда начинается с середины, подобно эпическому произведению" (Шлегель, 1983, с.294) По замечанию исследователей "Художественная практика В.Вульф буквально подтверждает эту мысль" (Грешных, Яновская, 2004, с. 35) Вставной эпизод Септимуса Смита передает произведению В.Вульф цельность и завершенность, присущую романам о потерянном поколении, а также расширяет эпические грани повествования, сообщая содержанию глубокий проблемно-философский смысл.
Главный герой романа В.Вульф Септимус Септимус записался добровольцем и отправился «защищать Англию, сводимую почти безраздельно к Шекспиру.» (Вульф, «Миссис Дэллоуэй», с.34) Он не погиб под пулями, но и в крови и в грязи траншей погибла его душа, его мир Шекспира, Китса и Дарвина. До войны Септимус мечтал о литературной карьере. Он бежал из дома в Лондон, решив, что «.. .в Страуде для поэта не было будущего; и вот он посвятил в свой замысел только сестренку и сбежал в Лондон, оставив родителям нелепую записку, какие пишут все великие люди, а мир читает только тогда, когда уже притчей во языцех сделался история их борьбы и лишений». (Вульф, «Миссис Дэллоуэй», с.37)
Однако в Лондоне для Септимуса все складывается далеко не так, как он ожидал, ведь этот город «заглатывал миллионы молодых людей по фамилии Смит; не принимал во внимание невообразимых имен, вроде «Септимус», каким родители надеялись выделить их из множеств.» (Вульф, «Миссис Дэллоуэй», с.45) В Лондоне он становится всего лишь рядовым клерком, хотя с «большими перспективами на будущее». Однако все эти перспективы перечеркивает война, которая превращает Септимуса из мелкого служащего в «храброго солдата, достойного уважения». «Там, в окопах, Септимус возмужал; получил повышение; снискал внимание, даже дружбу своего офицера по имени Эванс. Это была дружба двух псов у камелька: один гоняет бумажный фантик, огрызается, скалится, и нет-нет да тяпнет приятеля за ухо, а тот лежит старичок, сонно, блаженно, мигает на огонь, слегка шевелит лапой и урчит добродушно. Им хотелось бывать вместе, изливаться друг другу, спорить и ссориться». (Вульф, «Миссис Дэллоуэй», с.71)
Литературный конфликт человека и общества как художественная доминанта суицидальной ситуации в романах Г.Грина и Э.Берджесса (по роману Г.Грина «Брайтонский леденец» и роману Э.Берджесса «Заводной апельсин»)
«Самоубийство - явление столь же древнее, как и существование человека на земле. Оно неоднократно привлекало внимание ученых самых разных областей знания своей неразгаданностью. ... Художественная литература, используя присущие ей возможности, обращается к этой проблеме, стая ее как в общефилософском, так и в экзистенциально-личностном аспектах.» (Владимирова, 2001, с. 249)
Такие классики английской литературы 20-го века как Грэм Грин и Энтони Берджесс по-своему трактуют проблему добровольного ухода человека из жизни в своих бессмертных произведениях. Художественно обосновывая свои философские идеи, они пытаются разрешить извечные вопросы бытия: противоречие между человеком и обществом, тоталитаризмом и личностью, войной и миром. Очень часто неразрешимость этих противоречий становится причиной самоубийства персонажа.
Проблема драматических отношений государства и личности в целом и государства и подростка в частности находит свое отражение в романе Грэма Грина «Брайтонский леденец». Автор представляет читателю обновленную картину конфликта между человеком и обществом, освещая самые неприглядные его стороны, такие как насилие, нищета, убийство. Рассуждая о природе человеческой жестокости, Грин писал: «Сегодня наш мир как-то особенно падок на любую жестокость. Уж не тяга ли к далекому прошлому, - то удовольствие, с которым люди читают гангстерские романы и знакомятся с героями, ухитрившимися упростить свой внутренний мир до уровня безмозглых существ? Мне, понятно, вовсе не хотелось бы вернуться к этому уровню, но, когда видишь, какие бедствия и какую угрозу роду человеческому породили века умственной работы мозга, тянет заглянуть в прошлое и установить, где же мы сбились с пути» (Грин, Путешествие без карты, с.244)
В поисках корней человеческой деструктивности, которая часто приводит личность к самоубийству, Грин обращается к переживаниям детства. О важности темы детства в творчестве Грина говорили как отечественные, так и зарубежные исследователи. По мнению Софийской, источник «потерянного детства» в том, что детям «отказано в элементарном понимании, в результате чего они слишком рано вырастают из своего наивного и неискушенного восприятия жизни» (Sofinskaya, 1982, р.397) Сам писатель в своем сборнике эссе "Путешествие без карты" говорит о том, что крик о помощи, не услышанный в детстве, не вовремя протянутая рука помощи может стать причиной трагедии в зрелом возрасте. (Грин, Путешествие без карты, с.251) В отличие от У. Голдинга, считавшего человеческую природу изначально жестокой, Грин, по мнению Софийской, верит в чистоту и невинность детской души, которая развращается по мере своего взросления, приобщаясь к моральным законам общества, в котором она живет. Самым страшным общественным пороком Грин считает безразличие, которое и порождает жестокость.
После «Брайтонского леденца», если не считать рассказов, дети перестанут быть главными персонажами, но отойдут на второй план повествования.
В отличие от социально заостренной проблематики других романов Грина «Брайтонский леденец» на первый взгляд, кажется, несколько мелодраматичным, что и было почти единодушно признано англоязычной критикой. Взгляд отечественных исследователей на роман был несколько иным. Следуя интерпретации В.В.Ивашевой, образы Айды и Пинки противопоставляются друг другу автором. (Ивашева, 1979, с.243)
Шаржированность образа Айды замечает Г.В. Аникин. «Айда только и говорит о доброте и справедливости, но все ее поступки эгоистичны, она не способна понять других людей...Её разумная добродетель оказывается жестокой» (Аникин, 1971, с. 143)
Грин считал «Брайтонский леденец» одной из лучших своих книг, хотя, по воспоминаниям писателя, и гонорар за нее едва покрыл долг издательству. В романе Грин вновь обращается к католической проблематике. Перелом произошел — и об этом свидетельствовал сам писатель — уже в процессе работы над романом. Автор начал его как детектив и лишь спустя полсотни страниц обратился к разработке религиозно-нравственной коллизии. Взгляд писателя окончательно лишается романтических покровов, обнажая неприкрытую и грустную правду о человеке. В «Брайтонском леденце» антагонистическими носителями этой правды являются Айда и Пинки Браун.
Навязчивые представления Айды о «добре» и «зле», правде и справедливости подобны сбивающей с пути карте. Преследуя Пинки скорее ради «забавы», чем во имя справедливости, которую она открыто провозглашает, Айда обнаруживает философию мещанского общества, живущего без Бога. Она не только берет на себя функции Божественного правосудия, но и заменяет Божественную истину своими собственными ценностями.
Айда - это новый образ-символ матери-божества современного общества. Являясь искаженным переводом с греческого, само имя героини наводит на мысль о няне Зевса. Это так же фрейдистский символ, на что указывает большая грудь и влажные губы. Это символ нового язычества на Западе. «От нее пахло мылом и вином, она воплощала уют, покой и ленивое сонное физическое блаженство; от ее крупных хмельных губ, от ее роскошной груди и ног веяло чем-то, напоминающим детство и материнскую ласку...» (Грин, Брайтонский леденец/Собрание сочинений в 6 тт., т.1, с.78)
