Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Свобода совести и уголовное законодательство в исторической ретроспективе
1. Свобода совести и запреты: исторический анализ С.9
2. Религиозные преступления в истории законодательства России С.38
3. Уголовно-правовая охрана свободы совести в советской России С.70
ГЛАВА 2. Уголовно-правовая охрана свободы совести и духовной безопасности в современной России
1. Уголовная ответственность за посягательства на свободу совести . С.98
2. Проблемы совершенствования уголовно-правовой охраны свободы совести в России
Заключение с 180
Приложение с. 183
Список использованных источников С. 186
- Свобода совести и запреты: исторический анализ
- Религиозные преступления в истории законодательства России
- Уголовная ответственность за посягательства на свободу совести
- Проблемы совершенствования уголовно-правовой охраны свободы совести в России
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Статья 28 Конституции Российской Федерации гарантирует право граждан на свободу совести и вероисповеданий, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. В то же время сложный, подчас болезненный, характер развития российского общества в постсоветский период, глобальные преобразования в системе государственного устройства, изменение стереотипов общественного сознания, крушение идеалов — все эти обстоятельства чрезвычайно обострили проблему свободы совести и сделали особенно актуальными вопросы ее охраны.
Преобразования в сфере государственного управления ярко продемонстрировали те недостатки, которые имеют место между правовой базой, призванной регулировать государственно-религиозные отношения, и реалиями современной духовной ситуации в России. Ограниченность правового регулирования указанных отношений проявляется в отставании законодательства от процессов, происходящих в современном обществе.
Общемировой тенденцией, характерной и для России, выступает нагнетание религиозного экстремизма со стороны отдельных этноконфессиональных направлений, появление организаций, в чьей деятельности явно просматривается агрессия, нетерпимость, стремление манипулировать сознанием людей, что нередко сопровождается совершением различных преступлений, включая убийства.
Законодатель, принимая в 1990 г. Закон РСФСР "О свободе вероисповеданий", видимо, не предвидел тех проблем, которые возникнут в результате упрощенной процедуры регистрации религиозных организаций. В России возникло множество новых религиозных движений, сект, общественная опасность которых до сих пор не в полной мере осознается обществом и государством.
Принятый в 1997 г. Федеральный закон "О свободе совести и о религиозных объединениях"1 устранил недостатки предыдущего законодательства в час
ти, касающейся ограничения деятельности на территории нашей страны деструктивных культов. В то же время новый закон, регулирующий сферу духовных отношений также не свободен от недостатков. В частности, в нем не просматривается в качестве основы обеспечения национальных интересов России важность всестороннего сотрудничества государства и традиционных конфессий.
Логика развития религиозных отношений в стране, несомненно, должна опираться на всесторонний анализ исторического опыта. Действительно, Россия на протяжении веков могла строить собственную конфессиональную политику, избегая резких противостоянии в религиозной сфере, заметных межконфессиональных конфликтов. В России традиционно мирно сосуществовали и сотрудничали христиане, мусульмане, иудеи, буддисты.
Главная задача продуманной этноконфессиональной политики в Российской Федерации заключается в нейтрализации проявлений религиозного экстремизма и фанатизма, в обеспечении гармоничного развития личности, которое исключает посягательства на права других людей со стороны представителей отдельных религиозных организаций, групп, движений.
В условиях возрастания социальной напряженности в государстве и обществе, использования новых информационных технологий снижается духовный иммунитет населения - способность различать опасные и безопасные религиозные взгляды и в соответствии с этим разумно определять собственную жизненную стратегию. В этой связи государство должно обеспечить религиозную безопасность общества соответствующими механизмами, включая уголовно-правовые средства.
Таким образом, трудно отрицать необходимость внимательного анализа проблемы свободы совести в России как в исторической ретроспективе, так и современного ее состояния , а также поиска приемлемых путей ее разрешения, в числе которых находится активизация использования позитивного потенциала, заложенного в уголовном законодательстве Российской Федерации, не затрагивают тех острых противоречий в области реальной религиозной ситуации, которые часто привлекают внимание средств массовой информации.
Уголовно-правое изучение проблемы свободы совести в России не стано
вилось предметом специального исследования. Опубликованные труды не содержат анализа той большой законодательной базы, которую представляет уго- ловно-правовое наследие России.
Следовательно, проведение диссертационного исследования в рамках избранной соискателем темы представляется своевременным и целесообразным.
Цели и задачи исследования. Теоретическая цель — анализ развития проблемы свободы совести в исторической ретроспективе и уяснение ее роли с позиций правового и социального регулирования в свете современных условий. Прикладная цель — определение рациональной законодательной политики в области государственно-религиозных отношений, охраны свободы совести в условиях принципиально новой конфессиональной ситуации, разработка уго-ловно-правовых механизмов ее обеспечения.
Для достижения указанных целей диссертационное исследование решает следующие задачи:
— определение понятий свободы и совести с позиций светского и богословского учений;
— уяснение основных тенденций в регулировании религиозных отношений на основе исторического опыта России;
— анализ соотношения проблемы свободы совести на уровне выбора между добром и злом и установления уголовно-правовых запретов;
— разработка понятия "религиозные преступления";
— характеристика уголовно-правовой политики в области свободы совес ти в советский период истории страны;
— оценка современного состояния в области духовной безопасности общества;
— установление теоретических оснований уголовно-правовой охраны свободы совести в настоящее время.
Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования выступает уголовно-правовая политика в сфере охраны свободы совести в . России. Предметом исследования является развитие института свободы совести
в историческом аспекте, проблема деструктивных культов, разработка адекват
ных мер уголовно-правового характера по охране свободы вероисповедания в современных условиях. Методологическую основу исследования составляет диалектический
метод познания, специальная философская, богословская, социологическая, психологическая и уголовно-правовая литература. В диссертации использованы исторический и сравнительно-правовой подходы, общенаучные методы индукции и дедукции, аналогии, конкретно-социологические методики анкетирования, интервьюирования, наблюдения, контент-анализа.
Выводы и предложения диссертационного исследования базируются на действующем законодательстве Российской Федерации, фундаментальных тру- — дах философов и богословов (НА. Бердяев, С.Н. Булгаков, Гегель, ВВ. Зень ковский, И.А. Ильин, Ф. Ницше, А.В. Спиркин, М.П. Чельцов и др.), работах известных правоведов (И.Я. Козаченко, Н.В. Кривельская, Н.Ф. Кузнецова, В.Н. Кудрявцев, А.И. Марцев, ЗА. Незнамова, А.И. Рарог и др.), психологов (Е.Н. Волков, Б.В. Нечипоров), исследованиях специалистов в области изучения новых религиозных объединений и межконфессиональных отношений, как российских, так и зарубежных (А.И. Казанник, И.В. Куликов, АС. Шаргунов, СВ. Шаров, А.И. Хвыля-Олинтер, М. Лангон,Дж. Макдауэлл, Д. Стюарт, Дж. Росс), материалах средств массовой информации.
Эмпирической базой исследования послужили панельные опросы граждан в г. Омске в 1996-1999 гг. (458 человек), курсантов и слушателей Омского юридического института МВД России в 1998 г. (352 человека), студентов Ом ского гуманитарного университета в 1999 г. (132 человека), участников семинара Российской криминологической ассоциации в 1998 г. (56 специалистов), материалы Министерства юстиции, касающиеся состояния религиозной ситуации в стране.
Научная новизна исследования определяется тем, что впервые проводится комплексный уголовно-правовой и социо-культурный анализ развития и содержания института свободы совести в исторической ретроспективе. Кроме того, в диссертации делается попытка сформулировать предложения в сфере
религиозной безопасности, учитывая характер современной ситуации, сложив
шейся в сфере конфессиональных отношений в России.
Положения, выносимые на защиту. На защиту выносятся следующие основные положения:
1. Совесть является выражением духовной жизни человека, содержание которой императивно.
2. Свобода совести всегда сопровождалась установлением запретов (в том числе уголовно-правового характера), в основе которых находились нравственные представления, соответствующие развитию права и государства.
3. История российского уголовного права содержит представительную информационную базу в сфере охраны свободы совести, в которой есть много ценного; просматриваются и негативные моменты, касающиеся избыточности уголовно-правового регулирования.
4. Историческим лейтмотивом установления запретов в российском уголовном праве было укрепление нравственности.
5. Сектантство всегда склонно к выступлениям против существующей власти, его определяющей чертой выступает дух разрушения и саморазрушения, что определяет его общественную опасность.
6. Антиклерикальная государственная политика неизбежно сопровождается массовыми нарушениями свободы совести и репрессиями.
7. Феномен тоталитарных сект (деструктивных культов) обусловлен искусственным разрывом преемственности духовного наследия российского государства.
8. Способствуя замене веры по убеждению верой по принуждению, светская власть вынуждена наращивать массив религиозных преступлений. Так происходит всегда, когда равноценной заменой внутренней убежденности считается формальное соблюдение внешних правил. Подмена убеждения принуждением вызывает закономерную замену искреннего религиозного чувства обыкновенным ритуализмом.
9. Действующие нормы, охраняющие свободу совести в России, требуют совершенствования.
10. Реальный путь совершенствования российского уголовного законода
тельства по охране свободе совести состоит во внесении корректив в действующие уголовно-правовые нормы путем заполнения того правового пространства, где наиболее остро ощущается дефицит уголовно-правового регулирования, центральным звеном которого является противодействие деятельности деструктивных культов в России.
Теоретическая значимость исследования заключается в возможности и целесообразности использования его результатов для дальнейшего изучения проблемы этноконфессиональной политики и религиозной безопасности в России, внесения коррективов в действующее законодательство, совершенствования отдельных сторон деятельности правоохранительных органов.
Практическая значимость исследования определяется совокупностью выводов прикладного характера с точки зрения их использования в деятельности работы органов внутренних дел, прокуратуры, юстиции по выявлению религиозных объединений, представляющих общественную опасность, предупреждению совершения их членами преступлений и иных правонарушений.
Апробация результатов исследования. Диссертация прошла обсуждение на заседании кафедры уголовного права Омского юридического института МВД России. Основные положения диссертации нашли отражение в ряде публикаций автора, доложены на ряде научно-практических конференций (г. Омск - 1997-1999 гг.), внедрены в учебный процесс Омского, Тюменского, Челябинского юридических институтов.
Свобода совести и запреты: исторический анализ
Для того чтобы уяснить содержание исследуемой проблемы в историческом контексте, необходимо обратиться к учению о свободе совести. Это позволит понять логику установления запретов, ограничивающих поведение человека в религиозной сфере, в том числе запретов, нарушение которых влечет за собой наказание.
В светской литературе совесть исследуется с позиций этики. В философском энциклопедическом словаре совесть определяется в качестве этической категории, характеризующей способность личности осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков. "Совесть проявляется как в форме осознания нравственного значения совершаемых действий, так и в форме эмоциональных переживаний (например, "угрызений совести") . Такое определение совести неверно по существу, ибо отрицает ее объективное содержание. Сведение совести к самосознанию личности размывает эту категорию в вопросах, относящихся к самой личности, уровню ее интеллектуального развития, степени нравственной чистоты или запущенности и пр. В результате невозможно установить какие-либо общие критерии: каждый человек становится сам себе судьей, совесть превращается в инструмент самодостаточности и ее служебная роль выражается не в самоконтроле, а в самооправдании.
Отрицание объективного содержания совести есть не что иное, как про- явление процесса секуляризации, вызов религиозному взгляду на эту категорию, который в течение многих веков - вплоть до 18 столетия был определяющим в ее понимании и оценке. В этом большая заслуга принадлежит Ф. М. Вольтеру (Аруэ).
Вольтер отрицал врожденные нравственные идеи. Он утверждал, что идеи добра и зла, справедливого и несправедливого люди создают, основываясь на своем опыте и собственных интересах . При таком подходе совесть рационализируется и субъективизируется. Главным критерием правильности поведения человека становится разум. Уместно привести по этому поводу слова Ф. Энгельса, который высоко оценивал усилия Вольтера и других "рационализаторов" традиционных воззрений: "Никаких внешних авторитетов, какого бы то ни было рода, они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй - все было подвергнуто самой беспощадной критике, все должно было предстать перед судом разума. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего"4. Энгельс, однако, при этом не уточняет параметры "мыслящего рассудка": не болен ли он, не страдает ли какой-либо фобией или манией, не подвержен ли чужому влиянию, наконец, в достаточной ли степени он социализирован и образован? А ведь эти вопросы совсем не лишние, потому что когда дурной "мыслящий рассудок" становится кумиром - это уже опасно, вдвойне опасно, когда ему предоставляется власть.
Сказанное приводит к необходимости четкого и недвусмысленного ответа на вопрос: совесть - это продукт нашего сознания или элемент объективной реальности? Это вопрос принципиальный, поскольку ответ на него предполагает наличие или отсутствие определенных императивов и, следовательно, запретов.
Правоверный марксизм отвечает на это вполне в материалистическом духе, сводя совесть к этике, причем этике, приспособленной к индивидуальным или групповым интересам. Например, СИ. Ожегов определяет совесть как чувство нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми, обществом5. И эта дефиниция, хотя и более удачная, чем данная в философском энциклопедическом словаре, субъективизирует рассматриваемую категорию, выводя ее, в конечном итоге, из самоусмотрения.
Самопроизвольный характер совести дает возможность легко модифицировать (очистить) ее изменением собственных оценок и представлений. К этому призывает, например, Ф. Ницше, который считал совесть ошейником общества и мира, а нечистую совесть признавал глубоким заболеванием. "Те грозные бастионы, - пишет Ницше, - которыми государственная организация оборонялась от старых инстинктов свободы, - к этим бастионам, прежде всего, относятся наказания, - привели к тому, что все названные инстинкты дикого свободного бродяжного человека обернулись вспять, против самого человека. Вражда, жестокость, радость преследования и нападения, перемены и разрушения - все это повернуто на обладателя самих инстинктов: таково происхождение "нечистой совести". Человек, который за отсутствием внешних врагов и препятствий, втиснутых в гнетущую тесноту и регулярность обычая, нетерпеливо терзал, преследовал, грыз, изнурял, истязал самого себя, этот бьющийся до крови о решетки своей клетки зверь, которого хотят "приручить", этот лишенец и изводящий себя ностальгик по пустыне, сподобившийся сколотить из самого себя авантюру и застенок, некое подобие ненадежной и опасной целины, - этот дурень, этот тоскующий и безутешный пленник стал изобретателем "нечистой совести"6.
Этот призыв к вседозволенности и решительной "отмене" совести весьма симптоматичен, ибо по Ницше такая отмена связана с отрицанием Бога. В подтверждение сказанного приведем еще одну цитату: "Восхождение христианского Бога, как максимального Бога, достигшего пика градации, повлекло за собою и максимум чувства вины на земле. Допустив, что мы, наконец, вступили в обратное движение, позволительно заключить из неудержимого упадка веры в христианского Бога, что уже и теперь в человеке налицо значительный спад сознания вины; в любом случае не следует исключать шанса, что полная и совершенная свобода атеизма смогла бы освободить человечество от всего этого чувства задолженности своему началу, своей causa prima. Атеизм и нечто вроде второй невинности связаны друг с другом" . Следовательно атеизм есть средство очистить совесть.
На этой позиции стоит и марксизм, исторический материализм, низводящий человека до животного состояния (по происхождению, природе и чувственной направленности), отрицающий онтологическую сущность нравственных категорий и совести. Характерно, что нравственный нигилизм и придание совести функционального характера не придают атеизму законченного вида: он вырождается в суррогатную религию - религию человекобожия, поклонения власти, богатству и пр. В любом случае прослеживается связь категории совести с религиозным чувством и верованиями, даже если эти чувства и верования тщательно маскируются или приобретают настолько извращенный вид, что в них трудно усмотреть первоисточник. Главное, к чему ведет отрицание нравственных императивов и совести, - активная и даже агрессивная дегуманизация. Как справедливо замечает Н. Мандельштам (жена поэта О. Мандельштама): "Секуляризация достигла своей вершины в тот момент, когда оторвала гуманизм от породившего его Христианства. В результате этого акта, вернее процесса, завершившегося в первой половине двадцатого века, мы оказались свидетелями неслыханной дегуманизации людей. Дегуманизация проявилась в двух формах. Первая форма: дегуманизация протекает под прикрытием сладчайших слов из гуманистического словаря и обещает полный расцвет личности и полную социальную идиллию. Вторая форма дегуманизации откровенно антропо-фагская. Сильный порабощает слабого и пользуется плодами победы".
Религиозные преступления в истории законодательства России
Логика дальнейшего анализа предполагает введение в научный оборот дефиниции "религиозные преступления". Это обусловлено тем, что на протяжении всего исторического периода развития России, анализируемого в настоящем параграфе - с момента Крещения Руси и вплоть до Октябрьского переворота -уголовно-правовая политика в рассматриваемой области претерпела много изменений, что получило отражение в соответствующей терминологии. Поэтому целесообразно обратиться к использованию понятия, которое обладало бы известной универсальностью, помогая отразить существенные стороны исследуемых явлений. "Религиозные преступления" - именно такая дефиниция.
Характерно, что этого понятия нет не ни в БСЭ, ни в энциклопедических юридических словарях. Исключение составляет атеистический словарь, который определяет религиозные преступления как посягательства на устои религии, имущественные и иные интересы жреческих корпораций, личность и привилегии священнослужителей, отклонения от религиозных догматов и обрядности, различные нарушения религиозных запретов и безверие54.
Данное определение нельзя признать удачным, поскольку оно основано на классовом подходе и, следовательно, односторонне. Кроме того, цитируемая дефиниция по своему содержанию ошибочна, так как не учитывает часто встречающихся "наложений" религиозных и светских запретов (соотношения морали и права). Наконец, указанное определение исторически недостоверно, поскольку привилегии священнослужителей, как правило, не подвергались специальной уголовно-правовой охране - соответствующая тенденция в исторической ретроспективе не прослеживается.
Правильнее определить религиозные преступления как посягательства на интересы государства в области регулирования духовной жизни общества и личности. Учитывая, что сфера духовной жизни включает в себя религиозное сознание, религиозные отношения, религиозные институты и организации55, интересы, на которые могут посягать определенные деяния многообразны. Столь же сложна и структура религиозных преступлений. Это преступления против веры и вероисповеданий, против церкви и порядка богослужений, против нравственности, защита которой по традиции относилась к ведению церковного суда. Интересно, что этиология религиозных преступлений имеет не только материальную, но и процессуальную сторону: они как бы вырастают из юрисдикции церковных властей.
В важнейшем и, к сожалению, редко упоминаемом памятнике отечественного права "Уставе св. Владимира" определена компетенция святительского суда, который существовал наряду с княжеским и боярским судом и независимо от них56. Компетенция епископского суда устанавливалась в соответствии с Греческими номоканонами (церковными уставами, вьфаботанными соборно). К ней отнесены бракоразводные дела ("роспуст"), так называемое смилное заставание, под которым понимается преступная любовная связь; "пошибание" (изнасилование) и умычка (похищение невесты), браки между близкими родственниками, урекание (наговоры, оклеветание), бляднею - незаконное сожительство, еретичество, разные виды волшебства: ведьство, зелейничество (изготовление приворотных зелий), узлы (вязание колдовских узлов, изготовление талисманов), зубоежа (укус, соединенный с особою волшебною силою, которая причи-няла укушенному вред, порчу) , церковная татьба; гробокопательство; идолопоклонство, осквернение храмов (в том числе, введение в церковь скотины или собаки); посечение креста; избиение сыном отца, матери дочерью или свекрови снохой; инцест, скотоложство; язычество: моления под овином, в лесу или у воды; умышленное извержение плода - аборт, произведенный незамужней женщиной (девкой), убийство ею младенца . Как видим, эта компетенция весьма широкая и включает те деяния, связь которых с религиозной жизнью - с современных позиций - весьма проблематична, как, например, изнасилование. Можно только предположить, что в этом случае требовалось глубокое проникновение во внутренний мир преступника, его мотивационную сферу, а решение этой задачи мог обеспечить только святительский суд.
По мнению историков, приглашенные на Русь византийские церковные иерархи принесли вместе с христианством и новую правовую систему, Подтверждением этого является включение в русские Кормчие книги Эклоги - византийского законодательного свода У111 века и Прохирона - византийского свода законов конца IX века, а также извлечения из Пятикнижия Моисея (Синайского законодательства)59. Эклога и Прохирон - скорее светские законодательные своды, содержащие нормы уголовного, семейного и гражданского права, в которых отсутствуют указания на собственно церковные санкции, зато довольно широко представлены как членовредительские наказания (отсечение руки, отрезание носа, оскопление и т.п.), так и смертная казнь. Правда, в отечественной историографии прочно утвердилось мнение, что включение упомянутых законов в русские Кормчие книги служило скорее цели ознакомления русских судей с византийскими законодательными образцами и что вряд ли членовредительские наказания и смертная казнь нашли широкое применение на русской земле . Обоснованность такого мнения подтверждается отсутствием в летописях указаний на такую практику (если бы она имела место, то оставила бы след в исторических памятниках), а также тем, что в Уставе князя Владимира нет указаний на какие-либо наказания вообще.
Однако важно отметить, что Устав князя Владимира Святославовича допускал возможность применения церковными судами светских наказаний. Думается, что в какой-то степени они применялись, учитывая, что первые епископы на Руси присылались из Византии. И не подлежит никакому сомнению, что в первые времена после Крещения российское духовенство решало не только церковные, но и многие светские дела, которые по оценкам того времени относились к совести и нравственным правилам новой веры. С этим согласен и Н.М. Карамзин, который считал Владимиров устав подложным61.
Уголовная ответственность за посягательства на свободу совести
Процесс секуляризации, насильственно инициированный большевистским правительством, монополизирование духовной сферы общества суррогатной религией атеизма, жестокие гонения на Православную Церковь - все это во многом обусловило совершенно неконтролируемые процессы в области проблем, касающихся свободы совести в Российской Федерации.
Действительно, в противовес Западу, где государственность начала закладываться лишь с началом процесса секуляризации, Российское централизованное государство стало возможным только благодаря великому событию Крещения Руси. Православие явилось колыбелью русской культуры, и влияние его на все общественные институты было поистине колоссальным. Русская письменность, искусство, наука, право, архетип которого был заложен религиозными нормами и запретами, никогда не были секуляризованными, и христианство (Православие), подобно кровеносной системе, питало лучшие достижения русской цивилизации. Поэтому даже не процесс, а акт отделения Церкви от государства, осуществленный большевиками после революции 1917 года, не мог не сказаться пагубным образом на состоянии общества, причем на много лет вперед. Насаждение же выхолощенной и оголтело антихристианской религии под названием "атеистическое мировоззрение", сопровождавшееся чудовищными репрессиями в адрес Церкви, выкосившими духоносный цвет нации, довершило формирование абсолютно дезориентированной в духовном пространстве личности, лишенной конфессионального иммунитета.
Тем не менее, в настоящее время роль Православной Церкви велика, как никогда. Именно эта религия, взрастив русское национальное самосознание, является сегодня фактором, способным удержать нацию, сплотить, сцементировать ее устои, хотим мы этого или нет. Значит, "стоит разрушить Православие, как в условиях идеологического вакуума произойдет распад русского народа, и на его месте возникнут многочисленные конфессии, ведущие борьбу-- соперничество за духовное, экономическое и политическое лидерство Рос-сии" . На наш взгляд, эти обстоятельства создают необходимые предпосылки для возникновения на сегодняшнем "духовном полигоне" России такого феномена, как тоталитарные секты (деструктивные культы, новые религиозные движения). И это уже не секты в их традиционном понимании, это принципиально новые сообщества, с появлением которых вопрос о свободе совести и вероисповеданий в России приобретает острейшую злободневность.
В этой связи заметим, что сама проблема свободы совести претерпела за период с 1917-го по 1990 - е годы определенную эволюцию. Возникнув как аппарат для узаконения атеизма и изгнания Православия с занимаемых им по праву позиций, институт свободы совести с середины столетия приобретает несколько иное социальное назначение, а именно начинает выполнять функцию государственного контроля над религиозными объединениями. Не случайно, как отмечено выше, основная направленность законодательства в части правонарушений, связанных с религиозными культами, характеризуется борьбой с сектами, их организаторами, руководителями и активными деятелями.
В начале 90 -х годов XX века при общей тенденции к плюралистичности и эгалитарности на всех уровнях общественной жизни, вопрос о свободе совести решается уже с позиций освобождения "жизни религиозных организаций от вмешательства государства"164, чем и обусловлено принятие в 1990 году весьма либерального закона "О свободе вероисповеданий", где декларируется, что "все религии и религиозные объединения равны перед законами государства; ни одна религия или религиозное объединение не пользуются никакими преимуществами и не могут быть подвергнуты никаким ограничениям по сравнению с другими". На волне духовного раскрепощения и плюрализма была отменена ст. 142 УК РСФСР "Нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви", изменена редакция ст. 143 УК РСФСР "Нарушение свободы совести и вероисповедания", введена ст. 143-1 УК РСФСР "Организация объединений, посягающих на личность и права граждан".
Отмена ст. 142 УК РСФСР может показаться бесспорным завоеванием перестройки, овладением "новым мышлением" и восстановлением исторической справедливости. И это, несомненно, было бы так, если бы принятие данного решения сопровождалось продуманной политикой государства в области нравственного воспитания населения, включая использование многовекового опыта Православия и иных, традиционных для России конфессий. В действительности же произошло другое: была освобождена ниша, которую стремительно стали заполнять различные религиозные организации нетрадиционных вероисповеданий (секты). Такое развитие событий определялось мощным целенаправленным воздействием со стороны этих объединений на политическую элиту в России, а также их более благоприятным, сравнительно с традиционными российскими конфессиями, финансовым положением. Например, Президент СССР М. Горбачев и его супруга оказывали покровительство "преподобному" Муну, вице-президент России А. Руцкой, Председатель Верховного Совета РФ Р. Хасбулатов, секретарь Совета Безопасности России О. Лобов поддерживали С. Аса-хару и его секту "АУМ Синрике", С. Кириенко прошел инициацию в секте сайентологов, С. Степашин сочувственно отзывался о дианетике166.
В результате многие граждане России оказались жертвами оккультных экспериментов. По нашим данным, только в центр помощи жертвам оккультных учений и тоталитарных сект при Отделе катехизации Московской Патриархии в г. Москве обращается ежегодно не менее 50 тыс. человек. Всего же, учитывая действующих в стране 400-500 тыс. только практикующих оккультистов, число потерпевших от вторжений в религиозную сферу населения исчисляется миллионами.
Изменение редакции ст. 143 УК РСФСР "Воспрепятствование совершению религиозных обрядов" сопровождалось радикальной перестановкой акцентов, что выразилось в изменении наименовании статьи. Оно стало звучать таким образом: "Нарушение свободы совести и вероисповедания". Если в ранее действовавшей редакции диспозиция ст. 143 запрещала воспрепятствование совершению религиозных обрядов, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан, то в соответствии с Законом Российской Федерации от 27 августа 1993 г. "О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР и Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР" данная статья в ч. I установила уголовную ответственность за воспрепятствование законному осуществлению права на свободу совести и вероисповедания, в том числе совершению религиозных обрядов, сопряженное с насилием или угрозой насилия над личностью, а равно с уничтожением и повреждением имущества граждан, религиозных и общественных объединений или с угрозой совершения такого деяния. Как видим, новая редакция способствовала обеспечению реальной (а не мнимой, как ранее) защиты свободы совести и вероисповедания.
Проблемы совершенствования уголовно-правовой охраны свободы совести в России
Рассмотрение вопроса, вынесенного в заглавие параграфа, логично начать с анализа законопроектных работ. Это не только позволяет расширить научно-практическое видение проблемы, но и оценить перспективы развития уголовного законодательства с точки зрения соответствия социальным вызовам современности. В этом плане особый интерес представляет опыт Украины, государственность которой, так же как и России (Великороссии) основана на Православии.
В проекте Уголовного кодекса Украины выделена целая глава, предусматривающая ответственность за деяния, которые посягают на свободу совести и законную деятельность религиозных конфессий (см. Приложение).
Глава включает 8 статей, включающих 15 уголовно-правовых норм. Некоторые из них аналогичны нормам УК России, другие представляют собой своеобразные реминисценции дореволюционного российского законодательства, третьи - вызваны обстановкой межконфессиональных и внутриконфессио-нальных конфликтов, возникших на территории Украины в постсоветское время.
Так, ст. 139 "Нарушение права на свободу совести" УК Украины (проекта) имеет сходство со ст.ст. 136, 148 УК России. Сравнивая их, можно заметить, что проектируемая статья менее совершенна с точки зрения ее регулятивного потенциала. Нарушение права на свободу совести в настоящее время, как правило, не происходит явно, а выражается в дискриминации граждан по признакам национальности, языка, происхождения.
Ст. 140 УК Украины "Нарушение равноправности религий, вероисповеданий и религиозных организаций" выглядит нелепо, прямо провоцируя нашествие инославньгх вероисповеданий на территорию независимой Украины. Совершенно очевидно, что традиционные конфессии, на основе которых осуществлялось государственное историческое строительство должны обладать определенными привилегиями по сравнению с многочисленными "новыми" учениями, задействованными в настоящее время для разрушения и распыления здоровых духовных сил общества.
Ст. ст. 141, 142, 145 УК Украины (проекта) имеют соответствующие аналоги в дореволюционном российском уголовном законодательстве (ст.ст. 73, 74, 80 Уголовного уложения)191. Их воспроизведение (разумеется, в виде, соответствующем духу времени) представляется интересным и заслуживающим внимания.
Ст. 143 УК Украины (проекта) "Нарушение прав религиозных организаций в сфере отношений собственности" отражает конфликтные процессы, связанные с захватом храмов Русской Православной Церкви униатами и представителями "независимой" Украинской Православной Церкви, организованные лидерами экстремистских политических организаций, в частности, движением РУХ.
Наконец, в законопроекте представлена такая статья, как "Нарушение тайны исповеди". Думается, что она выражает некоторый религиозный романтизм разработчиков законопроекта, которые слабо представляют себе осуществление таинства исповеди, а главное - практическое значение принятия соответствующего уголовно-правового запрета. Весьма сомнительно, чтобы кто-то принуждал священнослужителя к нарушению тайны исповеди, когда есть гораздо более простые и эффективные способы получения искомой информации.
Как видим, украинские криминалисты предлагают свой путь регулирования общественных отношений, связанных со свободой совести, который в настоящих условиях постсоветской духовности представляет собой своеобразную программу- максимум. Конечно, с точки зрения более внимательного, а главное - компетентного (понимающего) отношения к проблемам религиозной жизни в современном обществе специалиста, было бы целесообразно установить специальную ответственность за богохульство (оскорбление религиозных чувств верующих, выражающееся в публичном глумлении над верованием или его символами), оскорбление священнослужителя при проведении им богослужения, религиозного обряда, церемонии или его духовного сана, похищение, осквернение или уничтожение религиозных святынь, как это предлагается в украинском законопроекте. Более того, если стремиться к максимально мыслимой в современных условиях защите прав граждан на свободу совести, то необходимо вернуться к российскому дореволюционному опыту в этом отношении и использовать его для совершенствования уголовного законодательства. Однако это, как нам кажется, задачи более или менее отдаленного будущего, которые не могут быть (по идеологическим и политическим причинам) решены в обозримой перспективе. С нашей точки зрения, реальный путь совершенствования российского уголовного законодательства по охране свободе совести состоит во внесении корректив в действующие уголовно-правовые нормы (на что обращалось внимание в предыдущем параграфе диссертации), а также заполнении того правового пространства, где наиболее остро ощущается дефицит уголовно-правового регулирования. Иными словами, в настоящее время требуется исполнение "программы минимум", центральным звеном которой является противодействие деятельности тоталитарных сект в России.
