Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Хроника Иоанна Скилицы 18
1.1. Сокращение текста источника 19
1.2. Изменение смысла, привнесение нового смысла 20
1.3 . Глика не передает смысл, вкладываемый Скилицей 22
1.4. Незнакомство Глики с реалиями описываемой эпохи 22
1.5. Переосмысление на лексическом уровне 23
1.6. Когда к Скилице добавляется Манассия? 24
1.7. Выводы 25
Глава 2. Хроника Георгия Монаха 26
2.1 .Сокращение текста источника 29
2.2. Перестановка и переосмысление данных Георгия 30
2.3. Добавления к Георгию Монаху 31
2.3.1 Георгий и Манассия 31
2.3.2. Георгий как рамка для множественных источников 33
2.3.3. Растворение Георгия Монаха - множественность источников 36
2.4. Выводы 39
Глава 3. Хроника Константина Манассии 40
3.1. Предпочтение хронике Манассии перед Георгием Монахом 40
3.2. Языковые заимствования из хроники Манассии 43
3.3 Выводы 46
Глава 4. Эпоха Константина Великого 46
4.1.Источники Глики о Константине 46
4.2. Приемы работы Глики с источниками в рассказе о Константине
4.2.1. Сокращение 51
4.2.2. Рекомбинирование сведений источников 52
4.2.3. Добавление к источнику 54
4.2.4. Намеренная перестановка эпизодов и создание нового смысла 55
4.3. Выводы 58
5. Вы вод ы 59
ЧАСТЬ II. Шестоднев михаила глики
Введение 60
Глава 6. Шестоднев Василия Великого 63
6.1. Василий как главный источник Глики 63
6.2. Сокращение источника 65
6.3. Дополнение Василия 70
6.4 . «Вырывание» отрывка из контекста 73
6.5. Комбинирование разных частей текста 75
б.б.Изменение смысла 77
6.7. «Другой» Василий 82
Глава 7. Другие богословские источники 83
7.1 Анастасий Синаит 84
7.2 Василий или Анастасий 90
7.3 Феодорит Киррский 92
7.4 Иоанн Златоуст 97
7.5 Иоанн Дамаскин 101
7.6. Богословские источники в Хронике и в письмах 107
7.7. Концепция P.Magdalino и характер работы Глики с
источниками 108
Глава 8. Философские, научные и псевдо-научные источники 114
8.1 Сочинения византийского времени 114
8.1.1. Михаил Пселл 114 8.1.2. Феофилакт Симокатта 120
8.1.3. Физиолог 125
8.1.4. Псевдо-Физиолог 130
8.2 Античные научные тексты 131
8.2.1 Аристотель 131
8.2.2 «Псевдо»-Аристотель 145
Глава 9. Редко цитируемые источники 147
9.1. Псевдо-Никандр 147
9.2. Элиан и Псевдо-Элиан 148
9.3. Георгий Писида 149
9.4. Псевдо-Кодин 150
9.5. Олимпиодор 151
9.6 Псевдо-Севериан 152
9.7. Неизвестный источник 155
9.8. Следы пользования антологиями 156
9.8.1. Неизвестная антология по античной «генетике» 156
9.8.2.Антология о змеях 158
Заключение 161
Библиография 174
- Глика не передает смысл, вкладываемый Скилицей
- Добавления к Георгию Монаху
- Языковые заимствования из хроники Манассии
- . «Вырывание» отрывка из контекста
Глика не передает смысл, вкладываемый Скилицей
Чем ближе повествование Хроники к современному Глике времени, тем его рассказ более подробен и точен. Но это - лишь одна сторона медали, другая же состоит в том, что с приближением к современности автор проявляет все меньше оригинальности и изобретательности. Именно поэтому мы в своей работе будем двигаться в порядке, строго обратном хронологическому. В первой главе рассматривается, как Глика описывает период истории с конца IX до середины XI века, для которого его главным и почти единственным источником является хроника Иоанна Скилицы. Здесь мы имеем самый простой случай: Глика послушно следует за Скилицей, практически никогда не привлекая сведений других источников. Но в отличие от своего современника Георгия Кедрина, переписавшего хронику Скилицы целиком, от слова до слова, Глика поступает совсем иначе. Мы попытаемся выявить принципы работы автора с текстом, понять, какие события привлекали его внимание, а к каким он оставался равнодушен.
Если говорить точнее, Скилица начинает свою хронику с 811 г., но доминирующим источником для Глики он становится примерно с конца IX в. То есть, практически в течение всего IX в. Скилица, хоть и задает «рамку» для повествования, однако не является единственным источником: важную роль выполняет, например, сочинение Иоанна Зонары30, Глика использует Зонару для «оживления» рассказа Скилицы , почерпывая из него забавные эпизоды и запоминающиеся изречения персонажей. Приведем несколько примеров.
Так почти все истории, касающиеся правления Феофила Глика заимствует из Зонары. В частности он приводит эпизод о выборе невесты (Glyc. 535.21-536.6; Zon. 354.3-14), о том, как Феофил из справедливости защитил женщину, жилище которой было повреждено при строительстве дома родственника императрицы (Glyc. 536.11-16; Zon vol.3. 356.1-356.4), о срамных удах патриарха Мефодия (Glyc. 539.5-12; Zon. vol.3. 385.8-386.8) (всех истории нет у Скилицы). Также из Зонары Глика заимствует остроумную фразу императрицы Феодоры о том, что дурачок Дендерис принял за икону ее изображение в зеркале (Glyc. 537.7-15; Zon. vol.3.360.15-361.4); знаменитое изречение Михаила III , что нападение сарацин ему менее важно, чем скачки на ипподроме (Glyc. 542.13-16; Zon. vol.3. 398.16-399.3); слова синклитиков, обращенные к Василию I, что верность попугая впавшему в немилость наследнику Льву VI будет им живым упреком (Glyc. 551.12-13; Zon. vol.3. 439.2-5).
Более сложной оказывается картина, когда мы переходим к более раннему времени. Здесь у Глики есть «ведущий» источник, Георгий Монах, но его использование очень часто осложнено привлечением других источников, причем иногда по нескольку.
Отдельная глава посвящена самому необычному источнику Гликиного сочинения - поэтической хронике Константина Манассии, который почти специальных глав ни для одного из этих источников, поскольку каждый из них в отдельности дает слишком небольшой материал, чтобы делать выводы о Гликиной манере эксцерпирования. О них см. Mav. 357-379 никогда не используется автором в качестве основного, но зато очень часто играет роль вспомогательного источника и предоставляет богатый материал, как содержательный, так и языковой.
Когда же Глика обращается к правлению Константина Великого, он опирается на огромное число источников, среди которых сложно выделить основной, это не позволяет нам выявить закономерности технической работы с каждым отдельным источником, но зато позволяет понять, что именно из событий той эпохи привлекает внимание Глики и находит отражение в его Хронике.
Основным источником Хроники Михаила Глики для периода с 886 по 1057 г. является произведение Иоанна Скилицы, хрониста второй половины XI века . Сочинение это не является всемирной хроникой и представляет собой подробное, здравое и лишенное чрезмерного провиденциализма изложение событий двух с половиной последних веков в строгой хронологической последовательности. В своем выборе Глика отнюдь не оригинален: Скилица пользовался огромной популярностью в XII в34., на его Хронику опирались Никифор Вриенний и Иоанн Зонара, а Георгий Кедрин попросту вставил ее в собственную всемирную хронику целиком. Хотя Гликина Хроника сильно отличается от сочинения Скилицы, оно предоставляет богатый материал и позволяет Глике почти неотступно следовать его повествованию. В ходе построения собственного нарратива Глика подвергает текст источника значительной переработке, нередко жертвует исторической достоверностью, опускает важные события, нарушает хронологическую последовательность, произвольно изменяет временные рамки. Глика пренебрегает даже такой важной составляющей хроники, как указание на 32 Список отождествленных эпизодов, заимствованных из текста Скилицы см. Mav. 179-181 33 Ioannis Scylitzai Synopsis historiarum I ed. H. Thurn. Berlin-New York, 1973, далее ссылки в тексте на Scyl. На зависимость Глики от Скилицы указывали многие авторы, самое подробное изложение - у Мавромати (153-162). 34 John Skylitzes A Synopsis of Byzantine History, 811-1057. Cambridge, Mass., 2011, XXXI-XXXII год. В тексте Скилицы датировки - важный скрепляющий элемент всего повествования. Глика же их использует крайне редко (например, иногда при упоминании о землетрясениях или затмениях солнца). В целом же он избирает другую систему временных указаний. Говоря о вступлении на престол того или иного императора, он всегда называет срок, в течение которого тот правил, эта система была позаимствована из другого сочинения, хроники Георгия Монаха (см. ниже), которая использовалась Гликой в качестве источника по римскому и средне-византийскому периодам. Теперь следует более подробно рассказать о работе Глики с текстом Скилицы. 1.1. Сокращение текста источника. Одним из основных способов компилирования является сокращение текста источника. При работе с хроникой Скилицы, Глике приходится сокращать очень сильно, однако делает это наш автор отнюдь не бездумно, хотя бы потому, что «выбрасывает» он почти всегда одно и то же. Так наш автор отдат предпочтение событиям внутренней политики, тогда как внешняя политика, в особенности войны, остается за пределами его текста. Глика либо вообще пропускает описания войн, либо говорит о них максимально кратко, упоминая только самое, на его взгляд, важное. Но именно благодаря тому, что он делает это «на свой взгляд», о войнах, которые вела Византийская империя, у его читателей не создается почти никакого представления. Ниже мы увидим, что этим же приемом он пользуется и при описании древней истории (см. 25-28)
Добавления к Георгию Монаху
Несмотря на обилие сочинений, которые использует автор, на обилие тем, которые он освещает, мы все же можем выделить основной источник его повествования. Принцип выделения этого источника может быть механистическим, то есть по количеству упоминаний. Наибольшее число раз Глика обращается к тексту Шестоднева Василия Кесарийского . Это вполне естественно, так как это произведение было постоянно в ходу, широко использовалось и в XI, и в XII вв. как в для повседневного чтения , так и для высоколобой экзегезы . Текст Шестоднева переписывался на протяжении всей византийской истории (около 120 манускриптов), хотя по популярности он уступал другим сочинениям автора.
Шестоднев Василия состоит из девяти гомилий, повествующих о сотворении вселенной. Василий стремится описать мироздания на основе текста книги Бытия. У автора есть еще одна задача - объяснить слушателям, как следует жить по-христиански. Для этого он ищет в природе явления, созданные Господом, приводит их в качестве примеров добродетели и порока, сопоставляет их с человеческими поступками. Сравнивая текст Хроники Глики с Шестодневом, а также привлекая тексты других источников, мы попытаемся показать, что помимо большого количества прямых обращений к произведению Василия, о которых свидетельствуют дословные совпадения, существует еще и глубинная, подспудная зависимость Гликиного повествования от текста Шестоднева.
Глика использует Шестоднев Василия на протяжении всего рассказа о сотворении мира. По мере анализа работы нашего автора с этим текстом станет видно, что Глику привлекает в нем больше, а что он склонен скорее пропускать. Здесь же можно отметить несколько ключевых моментов, которые заставили Глику так часто обращаться именно к этому тексту и по сути использовать его как основу для собственного повествования. Несмотря на то, что двух авторов разделяют 8 столетий, можно отметить, что задачи их во многом схожи. Конечно, Глика в отличие от Василия не проповедник, вместе с тем сборник писем его авторства говорит о его умении объяснять другим различные вопросы мироустройства, а также учить ориентироваться в современной ему системе ценностей. Многие черты Хроники, по крайней мере первой ее части, напоминают его же письма, не говоря уже о множестве пересекающихся тем и сюжетов обоих сочинений. Итак, цели Глики и автора самого известного шестоднева совпадают. Сходство текстов проявляется также в некоем балансе научного, унаследованного от античной эпохи знания и христианского объяснения мироустройства. Так, например, птолемеевскую картину мира, которую Василий старается согласовать с текстом Писания, воссоздает и Глика, христианская назидательность Василия также не чужда нашему автору. Однако, учитывая общую ориентацию Глики на повествование Василия, стоит отметить, что он использует текст Шестоднева неравномерно: из одних гомилий Глика черпает очень многое, из других - лишь некоторые отрывки. Количество цитат зависит от содержания гомилий. В первых шести из них Василий уделяет много места полемике с языческими философами по разным вопросам мироустройства (например: Bas. 92-94; 196-198). Глика не ставит перед собой подобной задачи, поэтому целые пассажи, открывающие начальные гомилии, остаются незатронутыми. В то же время последние три гомилии, где речь идет о сотворении живых существ, он цитирует почти целиком. Зачастую Глика не просто заимствует отрывки из текста Василия, но подвергает их весьма творческой переработке. Разнообразные способы этой переработки мы рассмотрим в следующих главах.
Теперь следует более детально рассмотреть то, как Глика перерабатывает заимствованные сюжеты. Стоит сразу отметить, что наш автор нередко цитирует Шестоднев дословно. Однако даже при дословном цитировании он часто приводит эпизоды не целиком. Примеров того, как Глика сокращает текст, немало. К примеру, у Василия сказано, что у рыб плотская жизнь управляет душевными движениями, тогда как у земных животных наоборот - душа обладает большей силой, что чувства у них более ясные, восприятие окружающего остро, память о прошлом точна, и хотя они бессловесны, но многие чувства выражают голосом, например, радость или грусть. А морские животные не только немы, но и не приручаемы, не обучаемы, не приспособлены к жизни с людьми (Bas.430-432). Из всего этого Глика воспроизводит только фразу о том, что у земных животных чувства ясные и есть точная память о прошлом (Glyc.93.10-11). Или, например, Василий говорит о том, что бык знает своего владельца, а осел знает свои ясли, он узнает привычный голос и дорогу, по которой часто ходил, и даже может быть проводником заблудившемуся человеку, кроме того он обладает таким острым слухом, как ни одно другое земное животное. Еще у Василия говорится о злопамятстве верблюда, который, даже спустя время, отплатит за некогда нанесенную ему обиду (Bas.432-434). Глика же заимствует из текста источника только фразу о том, что осел узнает знакомый голос и привычную дорогу; дословно воспроизводит Глика и отрывок про верблюда (Glyc. 93.11-18).
Но мы бы хотели остановиться на тех случаях, где наш автор сокращает не просто, чтобы передать кратко тот или иной сюжет, а с определенной целью, осуществляя те общие задачи, которые ставил перед собой, создавая Хронику. Как уже было сказано, наибольшее число сюжетов Глика заимствует из трех последних гомилий, где содержатся рассказы о животных. Василий стремится показать многообразие божественного творения и разумность устроения всего в мире. Однако главная его цель, как уже отмечалось, объяснить принципы христианской жизни. Поэтому истории о животных в основном выполняют в его тексте функцию иллюстраций к бесчисленным наставлениям, которые он обращает к своим слушателям.
Как мы видели на примере исторической части Хроники, назидательность весьма характерна и для стиля Глики. В этой связи можно предположить, что истории о животных из Шестоднева должны были как нельзя лучше вписаться в его повествование. Однако, напротив, в большинстве случаев, заимствуя тот или иной эпизод, Глика опускает наставление или мораль, содержащуюся в конце. При этом стоит оговориться, что назидательный тон сохраняется на протяжении всего повествования (мы то и дело встречаем обращения к читателю и всевозможные увещевания), такой же тон в целом характерен и для Василия. Но как только речь заходит о конкретном наставлении, что-то заставляет Глику проявлять разборчивость. Можно сказать, что он воспринимает текст Шестоднева по большей части как источник сюжетов. Так, в Шестодневе содержится эпизод о том, как морской еж, забравшись на большой камень, предсказывает волнение на море (Bas. 416.3-15). Василий сопровождает этот рассказ рассуждениями о мудрости, которую вложил в такое маленькое создание Бог, а вовсе не халдей и не астролог. Глика ничего не говорит ни о Божественной мудрости, ни об астрологических предсказаниях. Ему интересны не рассуждения Василия, а сам сюжет, который он приводит дословно (Glyc. 66.12-20).
Языковые заимствования из хроники Манассии
В большинстве Гликиных источников завершающим повествование о Константине эпизодом является рассказ о «православном крещении» императора. Однако Глика на обсуждении вопроса крещения не заканчивает, в завершение он приводит еще один эпизод, который на первый взгляд создает ощущение сбивчивости повествования, прежде всего потому, что хронологически появляется не на своем месте. В этом эпизоде отношение автора к Константину раскрывается с неожиданной стороны.
Глика рассказывает о том, как Константин отказался читать и сжег принесенные ему доносы на некоторых епископов. Эпизод этот приводится в других сочинениях в ходе повествования о Никейском соборе, когда он собственно и произошел, и лишь Глика делает его окончанием своего рассказа о Константине. Данный сюжет мы встречаем у разных авторов, в том числе у Зонары. Вот, как он описан у него: после никейского собора некие священники передали Константину записки, обличающие епископов, но император сжег записки на глазах у всех, даже не прочтя их, и сказал: «если бы я стал свидетелем того, как служитель церкви грешит, я закрыл бы его своей порфирой» (Zon. vol.13.23.11-15). Эту же историю упоминают и другие авторы, и важно отметить, что она приводится не только как часть повествования о Константине, но и отдельно. Так, например, Иоанн Дамаскин рассказывает ее с тем, чтобы поставить Константина в пример императору. Автор делает акцент на отношении императора к церковным лицам (Константин назван «фіА,оїєрєі)с; когі фіА.ои.6уа%ос; ) 5- В житии Иоанна Милостивого епископа Александрии, напротив, история приводится, чтобы уличить клеветников (ПатЗааобє єк той аикофаутєиу zovq iova%o\)c;, г] отж оїбатє ті тсєрі тоіЗ ev ауіоц KcovcrcavTivoD)66. В Житии Константина, изданном у Guidi, говорится не об абстрактном грехе, а о конкретном (ЄЛІОКОДОУ um%8i)OVTa), кроме того к словам Константина добавлена одна фраза: он закроет священника своей порфирой, чтобы созерцание творимого не навредило смотрящим (щ va их) (Зляул xovq Gsouvouc; TCOV 5pco(i8vo)v r\ oxj/iq).
У Глики история рассказывается не совсем так как в других текстах . Речь Константина в его изложении имеет в конце дополнение: Если бы я своими глазами увидел служителя Христа грешащим, я закрыл бы его своей багряницей, дабы и Христос сокрыл мои грехи (iva каі 6 Хрютос; окетгаал та єцхх ацарттціата). Итак последними словами об императоре становится Turnhout 2006. 17.85-94 Намек на греховность Константина неслучаен и несомненно отражает взгляды автора не только о Константине Великом, но и об императорской власти как таковой. Так, тема грехов и покаяния правителя встречается и в другом его сочинении: в одном из своих писем, призывая к покаянию племянницу императора, убившую из ревности свою соперницу, Глика приводит истории трех византийских императоров, Феодосия, Цимисхия и Маврикия. Все три сюжета подчиняются в Гликином изложении единой схеме: нечто вызывает недовольство героя, он негодует, гневается и совершает преступление, за которым следует раскаяние. Глика пользуется теми же источниками, что и в Хронике, однако опуская лишнее и добавляя нужное, заостряет важные моменты. Подобным образом как мы видели, он работает и в своей исторической компиляции. Так описание убийства Никифора в письме и в Хронике во многом совпадают (Glyc.572.20-573.15; Glyc.Quaest.123.7-16), однако в письме Глика заведомо опускает некоторые детали. В частности он не называет имен подельников Иоанна Цимисхия, как бы подчеркивая его личную вину и ответственность. Есть еще один важный момент, который отличает эпизод в письме от эпизода в хронике. В хронике сказано, что убив Никифора, Цимисхий приходит в великую церковь для вступления на престол, но патриарх не допускает его, прежде чем он не совершит покаянных деяний. В письме Цимисхий, завладев царством, сам вспоминает о своем спасении и начинает совершать благие дела ввиду своего раскаяния. Тем самым в письме патриарх не играет никакой роли, а необходимость покаяния осознается самим Цимисхием. Есть еще один важный момент: в Хронике Цимисхий заявляет патриарху, что не убивал Никифора собственными руками и называет имена исполнителей. В письме же важна ответственность самого Цимисхия, поэтому он не перекладывает вину на других. Далее в письме привоится история о Феодосии и Амвросии Медиоланском - в ней также подчеркивается ответственность самого императора за гибель жителей Салоник (Glyc.Quaest. 124.6-125.7). Та же идея личной вины императора выражена в рассказе о Маврикии (Glyc.Quaest.125.10-126.19), Глика опускает сведения источников о том, что императора стали порицать за случившееся (напр. Zon. 193.4-5), подчеркивая, что Маврикий сам осознал свою вину и «обнародовал свое преступление» (єк7тодтіє"6єі то ац.артпшх- 5fjX,ov тойто каі xoig люррсо лоїєї). Глика несколько нарушает традиционную последовательность изложения и делает кульминацией сон Маврикия, который в отличие от версий других хронистов (напр.СМ.ббОЛ-Ю) предстает в виде суда над императором, на котором председательствует Христос (125.25-126.4).
. «Вырывание» отрывка из контекста
Мы не случайно выбрали эти два отрывка, поскольку они помогают нам понять способы работы с заимствованными текстами и в целом принципы построения повествования в Хронике. Как мы видели, в обоих случаях Златоуст нам указывает на чудо, а Глика старается понять естественный механизм устройства мироздания. Однако дело не только в этом. Если внимательно читать приведенные отрывки, то можно заметить, что в них подспудно затрагивается одна и та же тема, а противоречие между авторами оказывается более значимым, чем хочет показать Глика. Дело в том, что у нашего автора и у Златоуста разное представление о строении мира. Златоусту кажется чудом создание неба в начале и основание земли на воде, просто потому, что он представляет себе землю плоской, а небо куполом (словно основанием и кровлей жилища). Глика же придерживается птолемеевской картины мира, согласно которой небо - это вечно движущаяся сфера, а земля находится в ее центре.
О том насколько для Глики важен вопрос устройства мироздания можно судить по одному из его писем, где эта тема рассматриватся подробно. И если в Хронике мы встречаем только намеки на «полемику» с отцом церкви, то в Письме 13 Глика выступает открыто: «каждому, кто изучал священные труды златоязыкого божественного Иоанна известно, что он, словно опираясь на слова пророка Исайи «распростерший небо как шатер» и на слова самого апостола Павла, назвавшего небо навесом,... говорит, что небо совершенно недвижимо и существует только та полусфера, которая видна нам, а не то, что небо шарообразно и движется по кругу, совершая оборот за сутки... Однако мне кажется, что это сказано у Златоуста в домостроительных целях» (Glyc. Quaest. 155.7-156.4). Глика объясняет, что, называя небо неподвижной полусферой, Златоуст пытается наставить на путь истинный тех, кто чрезмерно пристально наблюдает за движением небесных тел и все выводит из этого движения (TTJ TCOV OTjpavlcov Kivf)asi Ttpoaexoviac; каі aurfj oyi ouivoix; то Ttav) (Glyc.Quaest. 156.9-12). «Оправдав» Златоуста, Глика обращается к текстам других богословов в поисках подтверждения своей теории о мироустройстве, а также приводит естественнонаучное ее обоснование.
В Хронике Глика не критикует Златоуста напрямую, однако в рассказе о четвертом дне творения мы читаем следующее: «я думаю, что разумные люди (той; е\ (ppovofiaiv) должны считать, что те, кто утверждает, будто солнце после заката не опускается под землю, но сбоку подплывает и, вернувшись к востоку, снова восходит, говорят непреемлемые вещи (огж єіжарабєкта sysiv). Разве что они это утверждают в домостроительных целях» (Glyc. 61.5-11). Хотя Глика не называет Златоуста напрямую, но сходный контекст 13 письма не оставляет сомнений, что речь идет о нем. Несмотря на то (или благодаря тому), что Златоуст напрямую не назван, Глика выражает свою позицию гораздо жестче, чем в письме. Он открыто противпоставляет «разумных» «говорящим неприемлемое», да и «домостроительство» звучит здесь куда более слабой отговоркой, чем в письме.
Вопрос о форме земли и неба не единственное, в чем Глика оказывается несогласен со Златоустом. Письмо 14 {Есть еще один вопрос: если Господь создал свет в первый день, почему светила созданы в четвертый), которое является своеобразным продолжение Письма 13, Глика также начинает с отсылки к отцу церкви. Он говорит, что Златоуст, комментируя слова Исайи «и создал Бог светила великие», вносит «немалое противоречие». По его словам, отец церкви не пожелал «выразиться точнее» и согласно сказанному им, получается, что «созданный в первый день свет -это одно, а сотворенное в четвертый день солнце - другое, и что свет первого дня тусклее света четвертого» (Glyc.Quaest. 167.5-168.4). Из текста Златоуста Глика приводит всего одну фразу и подчеркивает, что отец церкви «пренебрегает точностью в домостроительных целях» (Glyc.Quaest. 167.11-15; J.Chr. In Genesim 57.53-60).
В Хронике в рассказе о четвертом дне творения Глика также вспоминает Иоанна Златоуста в связи с солнечным светом: «В четвертый день, создав светила, он поместил их на тверди. Услышав о светилах, не считай их ничем иным, кроме как принимающими свет сосудами, ибо господь, взяв свет, созданный в первый день, наделил им все светила, поставив их словно светильники над землей, пусть даже Иоанн Златоуст об этом думает по-другому (єі каі т& xpuo"oppfj,ovi Ico&wrj та лєрі TOTJTCOV OV% ойтсо бокєї) (Glyc. 35.5-10). Далее Глика приводит текст Златоуста, однако в отличие от письма использует сразу две цитаты из разных мест 5 главы Толкования на книгу Бытия (Glyc. 35.13-21; J.Chr. In Genesim 57.53-60; 58.62-68). Более Глика не упоминает Златоуста и ни слова не говорит о «домостроительных целях».
Казалось бы, Хроника обращена к гораздо более широкому кругу читателей и Глике следовало бы проявить большую «осторожность», ссылаясь на таких авторов как Златоуст, однако мы видим, что на самом деле все наоборот, в письмах Глика оказывается деликатнее, тогда как в Хронике для него важнее отстоять свою позицию, чем согласовать ее с мнением отца церкви.
