Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Процесс вербализации на уровне текста в контексте экстралингвистических и интралингвистических явлений 13
1.1. Текстовая информация как лингвистический феномен 13
1.2. Проблемы культуры и языка. Текст и культура. Явление межъязыкового пространства как лингвистическая проблема 26
1.3.Канонический текст как явление и как объект изучения в лингвистике 38
1.4. Канонический текст в аспекте теории перевода 45
Выводы по первой главе 64
ГЛАВА 2. Межъязыковое лексико-грамматическое пространство как источник информативных трансформаций канонического текста 66
2.1. Межъязыковое лексико-семантическое пространство канонического текста и его роль в модификациях текстового содержания 67
2.1.1. Лексико-семантические структуры межъязыкового пространства в сфере конкретной лексики и их влияние на текстовое содержание 72
2.1.2. Абстрактная лексика и ее структурация в границах межъязыкового пространства как источник воздействия на текстовое содержание 89
2.2. Межъязыковые грамматические структуры и их проявление в разноязычных вариантах канонического текста в аспекте текстового содержания 105
2.3. Межъязыковые лексико-синтаксические синонимы и их роль в моделировании текстовой информации 122
2.4. Структура стиха как структура мысли, оформленной предложением 136
Выводы по второй главе 140
ГЛАВА 3. Супралинеарная информация канонического текста и её актуализация при разноязычных вербализациях текстового содержания 143
3.1. Эквивалентность грамматической формы и нюансы супралинеарной информации в разноязычных версиях канонического текста 149
3.2. Количественные параметры супралинеарной информации при передаче греческого причастия в отдельных структурных фрагментах стиха 160
3.3. Типические случаи варьирования порядка слов и их роль в создании супралинеарной информации канонического текста 192
Выводы по третьей главе 202
Заключение 204
Список использованной литературы 210
Список источников примеров 230
- Проблемы культуры и языка. Текст и культура. Явление межъязыкового пространства как лингвистическая проблема
- Межъязыковое лексико-семантическое пространство канонического текста и его роль в модификациях текстового содержания
- Межъязыковые лексико-синтаксические синонимы и их роль в моделировании текстовой информации
- Эквивалентность грамматической формы и нюансы супралинеарной информации в разноязычных версиях канонического текста
Введение к работе
Современная лингвистика текста (далее также ЛТ) проявляет интерес к текстам самых различных типов, тщательно выявляя их специфические особенности даже в границах известных функциональных стилей. Вместе с тем, однако, текст, традиционно именуемый каноническим, ещё не оказывался в поле её зрения. Между тем, данный тип текста, носителем которого являются книги Библии, в лингвистическом отношении оказывается уникальным средоточием фактов, представляющих несомненную ценность для раскрытия важных сторон языковой системы на уровне текстопостроения.
В отношении канонического текста сложилась своеобразная объективная ситуация, которая продолжает существовать и видоизменяться по настоящее время. Сущность её заключается в том, что на протяжении двух тысячелетий этот текст переводился (и продолжает переводиться) на самые разные языки, имея в целом одинаковую прагматику: передать содержание и смысл Писания. Всякий раз эта передача возлагалась на разные языковые системы, не всегда приспособленные для её осуществления. Помимо этого на ней отражались и разные переводческие установки, смещавшие центр тяжести с одного уровня языковой системы на другой. В этом положении дел просматривается отдельная лингвистическая проблема, а именно детерминированность такой важной текстовой категории, как категория текстовой информативности, различными условиями функционирования языковых систем при трансляции заданного текстового содержания.
Конкретизируя сформулированную проблему, отметим тот её аспект, который определил исследовательские направления настоящей диссертации. Он заключается в следующем: обретение разными уровнями языковой системы известной самостоятельности при текстопостроении, когда транслируемое содержание начинает впитывать продуцируемые ими содержательные нюансы. Ситуация такого рода, отразившаяся в каноническом тексте в самом широком диапазоне, в других случаях может проявляться фрагментарно, но на базе канонического текста — она уникальна, как уникален и сам текст, а также его роль в жизни общества.
Следует отметить, что в случае переводных текстов (каковыми являются разноязычные версии Библии) понятие текстопостроения (как и многие другие категории ЛТ) нуждается в уточнении. Фактически ЛТ никогда не развивала подобные аспекты, и законы текстопостроения рассмотрены ею только применительно к оригинальному тексту, созданному на том или ином языке. Между тем вторично вербализованный текст (что имеет место при переводе) также обладает всеми признаками текста, которые логично рассматривать как субстанции, меняющие своё качество под влиянием системы переводящего языка. Канонический текст имеет ту особенность, что он переводился в границах стиха, иногда равного предложению, а иногда превосходящего его объём (для сравнения можно вспомнить поэтический текст, который всегда переводится именно как текст). По этой причине формальная структура канонического текста всегда одна и та же, но содержательная - вариативна и в связи с этим она вправе рассматриваться как явление текстовой информации вторично вербализованного текста. Следует особо подчеркнуть, что лингвистический термин «текстовая информация», входящий в понятийный аппарат ЛТ, по сути, слабо отличается от традиционного термина «текстовое содержание», и употребляется в работе как его синоним.
Проблемы вторичной вербализации текста, осуществляемой при особой ориентации на тот или иной языковой уровень, наиболее полно могут быть прояснены именно на базе канонического текста. Особенностью вторичной вербализации в этом случае следует считать воздействие разнообразных экстралингвистических факторов, сводимых, однако, в общее русло лингвокультурологии. Исходя из сказанного, становится необходимым обоснование лингвокулътурной парадигмы канонического текста (далее также ЛКП). Данное понятие предлагается понимать как систему проблем его перевода, нашедших различные языковые решения в зависимости от времени создания той или иной языковой версии и соответственно культурных установок, господствовавших на тот момент. Проблема лингвокультурной парадигмы канонического текста находит поддержку в идее межъязыкового пространства (далее также МП), сформулированного в работе А.В. Морозова. Несмотря на то, что эта идея высказана им по отношению к уровню слова, она вполне может быть развита и далее. Идея межъязыкового пространства (в трактовке А.В. Морозова) опирается на тот факт, что слова разных языков обладают приблизительно одинаковым семантическим объёмом, но лишь по-разному регистрируют его в системе: то, что в одном языке остается в потенциальном состоянии, в другом может закрепиться в семантической структуре слова и наоборот. Разноязычные слова рассматриваются как синонимы, и синонимический ряд выводится, таким образом, в сферу межъязыкового функционирования [Морозов 2003: 78-79].
Идея межъязыкового пространства для канонического текста имеет несомненную функциональную значимость, поскольку при создании текстов Писания практически ни один из выполнявшихся переводов не был свободен от учета предшествующих разноязычных версий Библии, и переводчик, таким образом, в полном смысле слова находился в межъязыковом пространстве. Для его иллюстрации, в частности, можно привести такие факты. Исследователями отмечается, что библейское богословие является общехристианским и со времен Оригена (185-254) осуществляется международными усилиями [Алексеев 2002: 33]. К.И. Логачев, упоминая деятельность РБО, также приводит факт использования разноязычных версий при создании русского варианта Библии: «Помимо греческих, еврейских и русско-славянских библейских текстов, русские библейские переводчики начала XIX века использовали также библейские тексты на немецком и французском языках» [Логачев 1991: 292]. При этом переводчики пользовались и разными рукописными вариантами текстов. Известно, например, что переводчикам, работавшим над Библией короля Иакова, приходилось полагаться на печатные издания греческого Нового Завета, которые основывались на поздних (не ранее X в.) греческих рукописях. Современные переводчики на английский язык использовали издания греческого Нового Завета, в основу которых положены рукописи III-IV века [Мецгер 2006: 315]. А когда переводилась Острожская Библия, основой издания послужила копия Геннадиевской Библии; текст, однако, сверялся и с другими рукописями. Из греческих источников использовалась Альдинская Библия 1518 г. и Комплютенская полиглота 1514-1517 гг. В отдельных случаях можно предполагать влияние древнееврейского текста [Православная энциклопедия 2002: 145]. Тот факт, что при лингвистическом анализе могут рассматриваться версии канонического текста, не обязательно восходящие к одному оригиналу, не противоречит идее межъязыкового пространства, поскольку приведённые выше факты свидетельствуют о том, что все они, так или иначе, испытали его воздействие. Исходя из сказанного, можно заключить, что предпочтительная ориентация переводчика на тот или иной уровень языковой системы (иначе говоря, доминирование отдельного уровня) при вторичной вербализации текста сочетается с влиянием межъязыкового пространства, что оказывает ещё большее воздействие на функционирование языковых систем в данном процессе. Сказанным определяется круг теоретических вопросов, в решении которых канонический текст имеет уникальную значимость сравнительно с другими типами текста. Научная новизна настоящей диссертации заключается в том, что впервые было осуществлено лингвистическое описание ситуации взаимодействия разноязычных текстов, объединённых общей прагматикой. Новым является также введение канонического текста в репертуар исследовательского фонда лингвистики текста. Впервые систематизированы функциональные особенности отдельных уровней языковой системы с точки зрения их роли для процесса текстопостроения. Выявлен его специфический характер в условиях вторичной вербализации канонического текста, установлены основные направления взаимодействия разных языковых систем при передаче вербализованной информации. В работе впервые определены пути возникновения на текстовом уровне участков супралинеарной информации как информации языковой формы. Актуальность диссертации обусловлена современной тенденцией рассмотрения языковых феноменов в контексте их лингвокультурной обусловленности. Своевременным представляется и обращение к каноническому тексту, который имеет особую значимость в структуре современного социума, проявляющего все больший интерес к духовной литературе. Актуальным является обоснование лингвистической природы канонического текста, вербальное воплощение которого в ряде случаев способно создавать коммуникативные трудности в социально-духовной сфере деятельности человека.
Объектом исследования является диапазон варьирования текстового содержания в зависимости от уровневой принадлежности языковых средств, привлекаемых для его выражения.
Предметом исследования были избраны вербально различные способы выражения тождественной текстовой информации, способные образовывать межъязыковые соответствия разной степени эквивалентности.
Целью настоящего исследования является установление характера содержательных трансформаций разноязычных версий Евангелия от Матфея, отразивших влияние структурных особенностей различных языковых систем при передаче текстовой информации.
В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:
- обосновать принципы изучения в аспекте интересов ЛТ категории текстовой информативности на базе канонического текста как самостоятельного типа текста;
- проследить, как структурируется межъязыковое пространство при сближении разных языковых систем для передачи текстовой информации в границах уровня предложения (стиха);
- проанализировать, как переданное на уровне предложения содержание отражается на текстовой информации в целом;
- определить, какую роль в продуцировании текстовой информации играет информация формы (супралинеарная информация), образующаяся при насильственном сближении разных языковых систем при трансляции текстового содержания.
Методами исследования являются описательный метод, метод компонентного анализа, метод лексикографического анализа, метод контекстуального анализа. Из общетеоретических методов важное место занимают метод дедукции и метод лингвистического моделирования речевых произведений.
Материалом для исследования послужили следующие языковые версии Евангелия от Матфея: три древние (греческая, латинская, славянская) и три новые (русская, английская, французская). Спорадически (по причине слабой сохранности текста) привлекался готский материал (четвёртая древняя версия), интересный ярко выраженным буквализмом в воспроизведении греческого оригинала. Все семь версий демонстрируют разную степень самостоятельности языковых систем при передаче текстового содержания (текстовой информации). В диссертации принимались к рассмотрению случаи дифференцированного (хотя бы в одной версии) воспроизведения языкового облика того или иного текстового фрагмента в плане лексики, грамматики и некоторых других аспектов. Вербализации, идентичные для всех семи версий, не рассматривались.
Количество вербально различных текстовых фрагментов, выявленных методом сплошной выборки в указанных языковых версиях Евангелия от Матфея, составило 250 единиц.
Теоретической базой диссертации послужили работы отечественных и зарубежных исследователей в области теории языка и лингвистики текста (Аверьянова Г.Н., Бабайлова А.Э., Гальперин И.Р., Каменская О.Л., Морозов А.В., Москальская О.И., Новиков А.И., Бондарко А.В.) лингвокулътурологии (Вежбицкая А., Верещагин Е.М., Костомаров В.Г., Воркачев С.Г., Воробьев В.В., Маслова В.А., Будагов Р.А.), информативного содержания текста (Кремянский В.И., Михайлов В.Г., Сафронова Ю.Л., Черняховская Л.А., Braner J.S., Queiroz J.,), истории перевода канонических текстов (Нелюбин Л.Л. Хухуни Г.Т., Рижский М.И., Семенец О.Е., Панасьев А.Н., Федоров А., Хилл К., Цуркан Р.К., Чистович И.А., Bellanger J., Bruce F.F., Long L.).
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что раскрытие закономерностей межуровневой организации языковых систем может рассматриваться как вклад в развитие общетеоретических основ процесса текстопостроения. Установление его зависимости от характера языковых систем имеет значение как для развития теории языка в целом, так и для различных областей языкознания, связанных с теоретическим осмыслением процессов языковой коммуникации, межкультурного общения, конструирования единого коммуникативного пространства. Теоретически значимым представляется и развитие понятия межъязыкового пространства, структурированного в работе для разных уровней языковой системы, включая текстовый. Понятие вторично вербализованного текста, рождающегося в недрах межъязыкового пространства, также имеет несомненную значимость для теории языка, межкультурной коммуникации и лингвокультурологии. Раскрытие языковой организации канонического текста является значимым для развития общей теории текста, ориентированной в настоящее время на установление характерных признаков текстов самых разных типов. Практическая ценность диссертации определяется возможностью осуществления дальнейших текстовых исследований на базе канонического текста, а также использованием полученных результатов в практике преподавания различных вузовских курсов и спецкурсов по общему языкознанию, лингвистики текста, лингвокультурологии и теории перевода. Методологической базой исследования избрана та система функциональной сущности языка, которая решается в настоящее время на базе достижений в области лингвистики текста, семантики текста и лигвокультурологии.
В качестве гипотезы исследования был принят тезис о том, что трансляция текстового содержания при его вторичной вербализации зависит от функциональной нагруженности языковых систем и степени их уподобления друг другу.
Положения, выносимые на защиту:
1. Канонический текст как особый тип текста может быть введен в сферу исследовательской практики ЛТ только с обоснованием понятия вторичной вербализации текста, происходящей вследствие его трансляции средствами других языковых систем (традиционно -перевода). Отличие понятия вторичной вербализации текста от традиционного понятия перевода заключается в том, что вторичная вербализация акцентирует соотнесенность оригинального текста с внеязыковым содержанием, а переведенного текста - с уже вербализованной информацией, которая была актуализирована средствами той или иной языковой системы в соответствии с присущими ей законами текстовой номинации.
2. Вторичная вербализация текста не только дает теоретическое обоснование практике перевода, но и представляет собой вполне самостоятельный феномен, так как раскрывает особенности соположения языковых систем в структуре межъязыкового пространства. В этом случае межъязыковое пространство проявляет себя как языковой фактор, выступающий при вторичной вербализации текста в функции предварительной стадии толкования текстового содержания и конструирования текстового смысла.
3. Межъязыковое пространство, объединяющее исходный текст и вторично вербализованные тексты, выступает в трёх разновидностях: лексико-семантическое, грамматическое и лексико-синтаксическое межъязыковое пространство.
4. Введение дополнительных лексем в отдельные вербализации стихов (предложений) выдает особую структурацию мысли, которая в соответствии с требованиями той или иной языковой системы должна получать дополнительную языковую конкретизацию.
5. Особый блок информации канонического текста связан с информацией формы - супралинеарной информацией, которая сознательно внедряется во вторично вербализованные тексты через уподобление их языковых систем языковой системе оригинала.
Апробация работы. Результаты исследования нашли отражение в статьях, докладах, тезисах, опубликованных в Саранске, Москве, Санкт-Петербурге, Пятигорске, Ульяновске. Основные положения диссертации были изложены в докладах и сообщениях на XXXII Огаревских чтениях (Саранск, 6-11 декабря 2004 г.), на IX научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов МГУ им. Н.П.Огарева (Саранск, 19-24 апреля 2004), на XXXVI Огаревских чтениях (Саранск, 3-8 декабря 2007 г.), на XIII научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов МГУ им. Н.П. Огарева (Саранск, 21-26 апреля 2008 г.), на VIII Международной научной конференции «Язык и мышление: Психологические и лингвистические аспекты» (Ульяновск, 13-17 мая 2008 г.), на XXXVII Огаревских чтениях (Саранск, 8-13 декабря 2008 г.).
Структура работы. Работа состоит из Введения, трёх Глав, Заключения, Списка использованной литературы и Списка источников примеров.
Проблемы культуры и языка. Текст и культура. Явление межъязыкового пространства как лингвистическая проблема
В основе современной цивилизации лежит многообразие культур, которые находятся в постоянной взаимосвязи и взаимодействии. При этом каждая культура находит отражение в системе языка, с помощью которого ее носители общаются друг с другом. В настоящее время все очевиднее становится необходимость комплексного изучения языковых и социокультурных процессов в их функциональном взаимодействии. Целесообразность данного подхода объясняется невозможностью объяснения целого ряда языковых явлений в отрыве от условий функционирования общества, его культуры. Так как язык представляет собой совершенно особый источник сведений о культуре, то некоторые виды информации можно получить, обратившись к свидетельствам языка. В частности, известно, что в каждой культуре существует ряд центральных текстов, имеющих авторитетный характер в тот или иной период времени, который, однако, может оказаться весьма продолжительным. Существование подобных текстов получило широкое освещение в теоретической и прикладной русистике, относящей их к разряду прецедентных. В среде подобного рода текстов особое место и роль в культурном становлении социума отведено таким, которые именуются каноническими. Сложно представить себе какой-либо другой подобный текст, пользующийся таким уважением и почитанием, как Священное Писание, отображающее все грани бытия и справедливо названное С. Басснетт и А. Лефевром «культурным капиталом» [Bassnett, Lefevre 1998]. Оно всегда являлось кладезем непреложных истин, общечеловеческих ценностей и приоритетов, оказывая, таким образом, исключительное влияние не только религиозного, но и культурного характера. Следовательно, при дальнейшем рассмотрении заявленной цепи отношений «язык/ культура», мы будем учитывать дополнительный элемент — текст (в нашем случае — канонический), как существенный момент в их взаимоотношении. При обращении к истории неоспоримым является тот факт, что развитие культуры и языка тесно связаны. Поэтому соотношение упомянутых понятий уже не первый век остается актуальной проблемой, активно обсуждаемой в гуманитарных науках со времен В. фон Гумбольдта и постоянно раскрывающей всё новые грани. В попытке отдать приоритет языку или культуре интересным кажется решение Д.Х. Хаймса, вынесенное им в результате систематизации различных точек зрения. Суть его в том, что ни язык, ни остальная часть культуры не первичны, и то и другое определяется фактором, лежащим в их основе (таким как «взгляд на мир», «национальный характер» и т.п.)» [Хаймс цит. по: Гудков 2003: 16-17]. Может иметь место и полное растворение языка в культуре (причем языку нередко неправомерно приписывается лишь сугубо инструментальная роль), либо, напротив, отрицание прямой взаимосвязи обоих феноменов [Нещименко 1994: 78]. Вместе с тем не отрицается и теснейшее взаимодействие языка и культуры, при этом язык, понимаемый как один из видов человеческой деятельности, рассматривается в качестве составной части культуры [Lassave 2006: 133-154]. Взаимосвязь и взаимозависимость языка и культуры оцениваются и весьма глобально: «человеческая цивилизация есть продукт языка, а язык есть продукт развивающейся цивилизации» [Гудков 2003: 17]. Следует отметить некоторые высказывания ученых, предпринимавших изучение феноменов языка и культуры с начала Нового времени. Так, знаменитые философы XVIII в. Ж. Ламетри, К. Гельвеций, П. Гольбах подчеркивали, что язык не только закрепляет новые мысли, но и объединяет духовное и материальное в человеке, формирует его духовную сущность [Садохин 2005: 73]. В том, что касается канонического текста, как продукта, порожденного в определенных культурных условиях, то закрепление в языковой форме новых мыслей может стать отдельной лингвокультурологической проблемой, опирающейся прежде всего на факт готовности языковой системы вербализовать соответствующие идеи. Достаточно глубоко проблема связи языка и культуры осмысливается в. концепции И.Г. Гердера, который рассматривал язык и культуру как особые средства связи поколений в пространстве и времени, а также оценивал их влияние, которое они оказывают на формирование образа жизни и мировосприятия [Садохин 2005: там же]. Для канонического текста факт связи поколений в пространстве и времени более чем существен , поскольку неизбежно укажет на разнообразие его интерпретаций, а также оценок, в лингвистическом плане находящих средоточение в тех или иных вариациях смысла текста. Данное положение находит развитие и конкретизацию в позиции В. Гумбольдта, отметившего, что духовное своеобразие и строение языка настолько глубоко проникают друг в друга, что, коль скоро существует одно, другое можно вывести из него [Гумбольд 2000а: 66]. Для настоящего исследования исключительно ценным является вывод А.А. Потебни, который находил органическое участие национального (этнического) языка не только в формировании народного мировосприятия, но и в самом развертывании мысли: «Человек, говорящий на двух языках, переходя от одного к другому, изменяет вместе с тем характер и направление течения своей мысли, притом так, что усилие его воли лишь изменяет колею его мысли, а на дальнейшее течение ее влияет лишь посредственно. Это усилие может быть сравнено с тем, что делает стрелочник, переводящий поезд на другие рельсы» [Потебня 1976: 260]. Данное высказывание А.А. Потебни можно считать программным при изучении разноязычных вариантов канонического текста с целью проследить способы вербального воплощения тождественного содержания, заключенного в совокупности этих текстов, и разнообразных содержательных издержек, происходящих под влиянием специфической языковой ткани или влияния культуры переводящего языка. Забегая вперед, заметим, что современный французский текст Евангелия от Матфея в отдельных частях производит впечатление сознательного разъяснения некоторых подтекстовых моментов греческого оригинала, и данный факт правомерно расценивать как проявление лингвокультурологического фактора. Иначе говоря, переводя текст на французский язык, переводчик оказался под властью особенностей французской языковой ментальносте и культурного контекста, диктующих свои правила передачи некоторых фрагментов исходного содержания.
Межъязыковое лексико-семантическое пространство канонического текста и его роль в модификациях текстового содержания
Дословность перевода и постоянное обращение переводчиков к разноязычным версиям переводных текстов обусловили возникновение обширного межъязыкового лексико-семантического пространства, соединяющего их как своеобразная языковая база. Создателями этого пространства являются переводчики, имевшие целью осуществить максимально эквивалентный подбор лексем. Это пространство существует в двух плоскостях: когда лексемы в том или ином фрагменте стиха воспринимаются исследователем как устоявшиеся межъязыковые эквиваленты, например, идти, aller, andare, go, gehen и другие подобные соотношения, традиционно практикуемые двуязычными словарями, и тот случай, когда в переводных версиях наблюдается наличие эквивалентов, находящихся в разной степени смысловой близости, либо имеющих лишь часть перекрещивающихся сем. Эти случаи именуются в диссертации лексико-семантическими расхождениями переводных версий, а на уровне межъязыкового пространства могут квалифицироваться как его языковые структуры, образовавшиеся при определенном напряжении содержательных ресурсов рассматриваемых языков. Элемент напряжения видится здесь в том, что в силу тех или иных причин в переводных версиях был нарушен принцип дословного подбора лексем (как правило, из разряда устоявшихся эквивалентов), и языковые системы продемонстрировали, таким образом, известную самостоятельность, особо значимую в условиях охарактеризованной выше ЛКП канонического текста. Именно на их базе и выстраивается структура межъязыкового лексико-семантического пространства текста Евангелия от Матфея.
Помимо отмеченной причины обращение к расхождениям лексико 68 семантического плана фактически обозначает тот участок языковой системы, где дословное следование первоисточнику, несмотря на переводческий принцип его буквального воспроизведения, оказалось для той или иной переводной версии текста неприемлемым и, следовательно, может свидетельствовать о весьма интересном языковом факте. Его суть в том, что при этом высвечиваются такие содержательные блоки текста, где исключается тождественное использование языковых средств для его вербализации. Изучение структур межъязыкового пространства вскрывает закономерности совмещения языков, близких генетически, культурно, территориально (либо по одному, или двум из отмеченных признаков, либо вкупе по всем трём) при их коммуникативном функционировании. Возвращаясь к выводам первой главы, сосредоточим внимание на способности межъязыкового пространства удерживать в отдельной своей структуре ту или иную содержательную ячейку текста, которая, реализуясь в конкретной языковой версии, обретает в его пределах своеобразное звучание, оказывая значительное (либо несущественное) влияние на всю совокупную текстовую информацию. В раскрытии этого процесса помимо конкретных выводов, непосредственно касающихся канонического текста (а именно текста Евангелия от Матфея) представляется возможным сделать некоторые заключения общетеоретического характера о возможности языковых систем информативно дополнять друг друга на разных уровнях: от уровня слова до уровня текста.
Как позволил заключить анализ конкретного материала, переводчики при дословном переводе оказывались в границах таких структур, как межъязыковые тематические группы, межъязыковые синонимические ряды, межъязыковые ситуативно-тематические поля. При этом, осуществляя в их пределах сближение лексем из разряда лексико-семантических расхождений в одном месте стиха и соблюдая устоявшееся лексическое тождество в другом месте, они провоцировали семантические трансформации в семантике стиха-предложения (1). Часто формальное соблюдение перечисленных выше межъязыковых структур порождало семантические трансформации, ощутимые только в границах всего текста, причём на самых глубинных его уровнях, а именно в подтексте, зависящем в немалом числе случаев от толкований текстового смысла (2). Проиллюстрируем отмеченные факты следующими примерами: Интересующая нас лексическая единица карфод имеет ряд следующих значений: «сухие прутики, соломинки, стебли» и большинство переводных версий избирают семантически адекватные лексемы (лат.: «стебель, травинка, соломинка», фр.: «солома»). Несколько дальше от них находятся русские варианты (слав.: «сучец», рус: «сучок»), но ближе ко второй лексеме «бревно, балка», образуя с ними единое ситуативно-тематическое поле «части растений или произведенные из них предметы». Выход английской версии за пределы этой структуры («пылинка» — «балка»), создаёт содержательную неадекватность, вызывая- недоумение относительно сведения в один контекст именно этих предметов, чего нет в других версиях. Если однородность структуры семантического пространства соблюдается, то логика семантики выдерживается и информативность текста сохраняется, хотя и с некоторыми вариациями. Вместе с тем, отступление английского варианта: «пылинка», в целом не влияет на полноту передаваемой информации, поскольку смысл сказанного заключается в том, что «Иисус разоблачает нашу склонность видеть маленькие ошибки в ком-то другом, в то же время, стараясь не замечать те же ошибки в себе. Переводчик намеренно преувеличил ситуацию (используя речевой оборот, называемый гиперболой), чтобы довести до сознания суть дела» [МакДональд эл. рее].
Межъязыковые лексико-синтаксические синонимы и их роль в моделировании текстовой информации
Продолжая вести речь о способности разных языковых систем внедрять в текст различные элементы внеязыковой ситуации, рассмотрим более широкий спектр такого внедрения на лексико-грамматическом уровне. Речь пойдёт о так называемых лексико-синтаксических синонимах, которые существуют в сфере разноуровневой синонимии или синонимической асимметрии [Скшидло 1990: 69]. Такие синонимы отражают способность языка образовывать единицы синонимического содержания, превосходящего уровень слова и соединяющего при своей вербализации самые разные средства лексического и синтаксического уровней, например, я тревожусь, я в волнении, я обеспокоен [Цейтлин 1979: 78]. Здесь предполагается рассмотреть их функционирование в межъязыковом пространстве.
В пределах стиха может отмечаться несколько типов расхождений, суть которых составляет вариативная лексико-грамматическая передача однословной вербализации подлинника. Может иметь место и наличие нескольких вариаций в пределах одного стиха: Мф (9;9) Гот.: Jah jDairhleiJjands Iesus jainjjro gasahw mannan sitandan at motai, Ма{фаіи haitanana, jah qaj) du imma: laistei afar mis. Jah usstandandes iddja afar imma. Слав.: И ПРЕХОДЯ ИИСУС ОТТУДУ, ВИДЕ ЧЕЛОВЕКА СЕДЯЩА НА МЫТНИЦЕ, МАТФЕА ГЛАГОЛЕМА: И ГЛАГОЛА ЕМУ: ПО МНЕ ГРЯДИ. И ВОСТАВ ПО НЕМ ИДЕ. Рус: Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним. Лат.: et cum transiret inde Iesus vidit hominem sedentem in teloneo Mattheum nomine et ait illi sequere me et surgens secutus est eum Фр.: De la etant alle plus loin, Jesus vit un homme assis au lieu des peages, et qui s appelait Matthieu. II lui dit: Suis-moi. Cet homme se leva, et le suivit. Англ.: And as Jesus passed forth from thence, he saw a man, named Matthew, sitting at the receipt of custom: and he saith unto him, Follow me. And he arose, and followed him. Греческая лексема то TS)U6VIOV передана описательно в ряде версий, для которых выражаемая ею реалия устарела. Факт устаревания реалии или её отсутствия в той или иной лингвокультурной среде, в сущности, не имеет значения, если сосредоточиться на способности языковой системы передавать какое-либо внеязыковое содержание. В этом случае можно наблюдать предельное напряжение её ресурсов, особенно если оно осложнено влиянием ЛКП, как в случае канонического текста. С другой 124 стороны, содержание фрагмента «называемый по имени» актуально для всех времен и не подвержено устареванию, в связи с чем можно констатировать набор вполне актуальных лексико-синтаксических синонимов, существующих в МП для его выражения от причастия в пре- и постпозиции по отношению к антропониму до придаточного предложения. Греческое настоящее страдательное причастие в следующем примере (от глагола боргуєш — шуметь, приводить в замешательство, смущать, беспокоить) привносит сему влияния на народ извне, совершенно исключённую в других языковых версиях. При этом заметно, что в этих версиях отражены разные ЛСВ греческого глагола, чем ситуация напоминает передачу абстрактной лексики, когда в межъязыковом пространстве наблюдается структрура эпидигматического характера: Мф (9;23) Гот.: Jah qimands Iesus in garda pis reikis jah gasaihwands swigljans jah haurnjans haurnjandans jah managein auhjondein, qap du im: Слав.: И ПРИШЕД ИИСУС В ДОМ КНЯЖЬ, И ВИДЕВ СОПЦЫ И НАРОД молвящь, Рус: И когда пришел Иисус в дом начальника и увидел свирельщиков и народ в смятении Фр.: Lorsque Jesus fiit arrive a la maison du chefl et qu il vit les joueurs de flute et la foule bruyante Англ.: And when Jesus came into the ruler s house, and saw the minstrels and the people making a noise. В следующем примере примечательным оказывается межъязыковое воплощение одного фрагмента стиха (предложения), осознанного как самостоятельная структура. Ряд версий (рус, англ.) вербализуют его в форме отдельного предложения (сложноподчиненного и простого соответственно), позволяя предположить о склонности некоторых языковых систем к более подробной вербализации отдельных элементов содержания данного фрагмента. Действительное причастие настоящего времени (греч., слав., лат.) делает вербализацию соответствующего содержания более компактной, и данное обстоятельство заслуживает внимания с точки зрения передачи текстового содержания вообще. Даже тот факт, что в целом содержание передано всеми версиями, не снимает тех его нюансов, которые связаны с большей или меньшей его детализацией грамматическими средствами. В некотором роде такая детализация должна свидетельствовать об акценте на тех или иных блоках текстового содержания и соответственно о приоритетах той или иной языковой системы в этом отношении. К тому же введение лексемы «ребёнок» (вместо «чрево») в английской версии свидетельствует о ещё большей детализации в передаче содержания:
Эквивалентность грамматической формы и нюансы супралинеарной информации в разноязычных версиях канонического текста
Как видно, греческое действительное причастие настоящего времени эквивалентно было воспроизведено во всех переводах, кроме русского, где произошла грамматическая замена на деепричастную форму несовершенного вида. В случае с латинским, французским и английским вариантами, копирование не накладывает на переводимый текст отпечатка чужеродности, непривычности, т.е. не сообщает дополнительных семантических оттенков, квалифицируемых нами как супралинеарная информация. Но данный информативный блок непременно присутствовал бы в Синодальной версии, т.к. греческое причастие в предикативной позиции (без артикля), выполняет по преимуществу функцию глагола и служит логическим сказуемым причастного оборота. Согласно нормам русского языка «ему может соответствовать деепричастие или сказуемое придаточного предложения, реже причастие» [Смагина 1995: 79]. В таком случае отклонение со стороны русского текста, в очередной раз спровоцировано языковой системой, не приемлющей здесь причастных форм. Искусственно сконструированное предложение с причастиями ( «И ходил Иисус по всей Галилее, учащий (обучающий)..., проповедующий,... исцеляющий ...») обнаруживает такое несовпадение с законами языковой системы, что не может быть принято в тех условиях, когда принципы «копиизма» уже более не являются определяющими.
Следует отметить одну особенность в построении данного стиха, имеющую немаловажное значение для создания библейского стиля, а именно, соединительный союз «и». Этот повтор помогает поддерживать ритмическое единство текста и одновременно способствует плавному течению фразы. При помощи повторяющихся союзов авторы канонического перевода не только приковывают внимание читателя, но и заставляют его увидеть всю картину целиком, когда одно действие не отделяется, а накладывается на другое [Форостенко 20036: 76]. Из приведенного примера мы видим, что повторяющийся союз «и» является своеобразной нитью, на которую нанизываются отрывки текста.
Как установлено современными библеистами, данный союз является калькой древнееврейского союза «вав» - буквы, которая стояла в начале единичного слова, фразы и предложения: «для повествования конституивен союз «вав». Если нет подчинительных союзов, то каждая новая предикация в повествовании вводится «вавом»» [Лезов 1998: 198]. Отсюда можно сделать вывод, что для языка греческой Библии многократное повторение союза «и» было также нехарактерно, как и для любого последующего перевода. Книги греческих Евангелий были построены в соответствии со сложившимся библейским стилем, заложенным еще в древнееврейском Ветхом Завете, и игнорировать такой важный стилеобразующий элемент канонического синтаксиса, имеющий устойчивую маркировку в сознании читателей, было невозможно. Более того, на сегодняшний день, когда современные авторы стараются намеренно воспроизвести стиль Библии или сымитировать его, то, в первую очередь, это делается за счет настойчивого использования союза «и».
Особенностью древнееврейского языка является то, что это язык «паратактический» в отличие от «гипотактических» древнегреческих и латинского [Caird 1980: 117]. Иначе говоря, предложения в древнееврейском языке строятся при помощи примыкания: «зависимость одного элемента (члена) от другого выражена только позиционно, т.е. без применения служебных слов или морфологических изменений» [Форостенко 20036: 77]. При паратаксисе связи выражены имплицитно и легко домысливаются, а «вав» воспринимался только как точка отсчета, сигнал о начале новой предикации. Наличие этого союза в анализируемых версиях евангельского текста можно расценить как остаточное влияние древнееврейской языковой системы, проявившееся даже в текстах Нового Завета, несмотря на то, что последние изначально создавались на греческом языке.
Возвращаясь к вышеприведенному примеру, отметим, что союз «и» в нем используется четыре раза: в начале предикативной синтагмы; при перечислении однородных членов, выраженных деепричастиями и номинальной группой. При этом абсолютно верными оригиналу остались только русский, латинский и английский варианты. Игнорирование данного союза со стороны французской и славянской версий происходит попеременно при перечислении деепричастных форм, кроме того, французский переводчик отступил от греческого текста и в начале предикации, что придало переводу характерные черты современного синтаксиса, т.е. лишило текст определенного слоя супралинеарной информации. Более привычные для читателя языковые конструкции, несомненно, видоизменяют коммуникативный эффект оригинала.
