Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки изучения внутрижанрового пространства дневника
1.1. Категория «речевой жанр» в русле современной научно лингвистической концепции 13
1.1.1. Проблема систематизации речевой деятельности 13
1.1.2. Понятие речевого жанра 18
1.1.3. Методология описания речевых жанров 23
1.2. Особенности речевого жанра «дневник» 28
1.2.1. Специфика лингвистического исследования речевого жанра «дневник» 28
1.2.2. Философско-психологический аспект изучения речевого жанра «дневник» 34
1.2.3. Проблема типологии дневниковых текстов 38
1.3. Функционирование речевого жанра «дневник» в англоязычном коммуникативном пространстве 42
Выводы 47
Глава 2. Дневник как гипержанр
2.1. Гипержанр «дневник» как системное образование 48
2.1.1. Категория «гипержанр» в современных лингвистических исследованиях 48
2.1.2. Полевая организация структуры гипержанра «дневник» 53
2.2. Личный дневник как ядро гипержанровой системы 59
2.2.1. Коммуникативная цель ведения личного дневника 59
2.2.2. Я-образ как центральный компонент внутрижанровой системы личного дневника 66
2.2.3. Стратегии конструирования Я-образа в личном дневнике 69
2.3. Базовые жанровые разновидности гипержанра «дневник» 75
2.3.1. Особенности речевого жанра «политический дневник» 75
2.3.2. Особенности речевого жанра «сетевой дневник» 80
2.3.3. Организация внутрижанрового пространства базовых жанровых разновидностей гипержанра «дневник» 84
Выводы 87
Глава 3. Особенности конструирования Я-образа в базовых жанровых разновидностях гипержанра «дневник»: стратегический и содержательный аспекты
3.1. Коммуникативно-лингвистические особенности реализации нарративной стратегии 88
3.1.1. Реализация нарративной стратегии в личном дневнике 88
3.1.2. Реализация нарративной стратегии в политическом дневнике 98
3.1.3. Реализация нарративной стратегии в сетевом дневнике 104
3.2. Коммуникативно-лингвистические особенности реализации стратегии диалогизации 112
3.2.1. Реализация стратегии диалогизации в личном дневнике 112
3.2.2. Реализация стратегии диалогизации в политическом дневнике 118
3.2.3. Реализация стратегии диалогизации в сетевом дневнике 124
3.3. Коммуникативно-лингвистические особенности реализации стратегии достижения эмоционального комфорта 128
3.3.1. Реализация стратегии достижения эмоционального комфорта в личном дневнике 128
3.3.2. Реализация стратегии достижения эмоционального комфорта в политическом дневнике 136
3.3.3. Реализация стратегии достижения эмоционального комфорта в сетевом дневнике 141
3.4. Особенности лингвистической реализации компонентного наполнения Я-образа в базовых разновидностях гипержанра «дневник» 145
3.5. Стратегические закономерности конструирования Я образа в базовых разновидностях гипержанра «дневник» 153
Выводы 159
Заключение 161
Список литературы 164
Список лексикографических источников 183
Источники примеров 183
- Методология описания речевых жанров
- Коммуникативная цель ведения личного дневника
- Реализация нарративной стратегии в политическом дневнике
- Стратегические закономерности конструирования Я образа в базовых разновидностях гипержанра «дневник»
Введение к работе
Реферируемое диссертационное исследование посвящено изучению особенностей организации внутрижанрового пространства гипержанра на примере гипержанра «дневник» в англоязычном коммуникативном пространстве, в частности – описанию систем базовых жанровых разновидностей, в качестве которых рассматриваются личный дневник (private/intimate diary), политический дневник (politician’s diary), сетевой дневник (online diary).
Объектом диссертационного исследования является внутрижанровое пространство гипержанра «дневник». Предмет изучения составляет системно-структурная организация жанрообразующих компонентов в базовых жанровых разновидностях гипержанра «дневник».
Актуальность данного исследования обусловлена его направленностью на решение одной из основных задач современной антропоцентрически ориентированной лингвистики – моделирование процессов речевого взаимодействия как системы взаимообусловленных социальных, когнитивных и собственно языковых факторов. Современный этап развития теории речевых жанров (далее – РЖ) выявляет необходимость создания типологий форм речевого взаимодействия – речевых жанров, функционирующих в определённой лингвокультуре: описание жанровых групп, жанровой стратификации различных типов дискурса, динамики развития жанрового пространства. Становление теории РЖ и решение поставленных перед ней задач осложнено универсальностью её основной категории, а также её исторической подвижностью, поскольку, функционируя в рамках системы общественных отношений, жанр развивается и адаптируется к изменяющимся социальным условиям. Изучение отдельных РЖ в их развитии представляется актуальной лингвистической задачей.
Реферируемая работа выполнена в русле тенденции к междисциплинарности, релевантной для современного гуманитарного знания и лингвистики, в частности: исследование осуществлено на базе таких методологических концепций, как теория РЖ, когнитивная лингвистика, прагмалингвистика, теория дискурса, с привлечением релевантных знаний из области психологии и философии.
Научная новизна диссертационного сочинения заключается в том, что в нем, во-первых, уточняется понятие «гипержанр» и предлагается полевая модель организации его структуры: системность данного явления рассматривается в качестве его основного признака, наряду со структурированностью и социально-коммуникативной значимостью. Во-вторых, предложена и апробирована системно-структурная модель организации речевого жанра «личный дневник» как жанра-прототипа для остальных разновидностей гипержанра «дневник»; в-третьих, осуществлено комплексное описание жанра-прототипа «личный дневник», а также базовых жанровых разновидностей гипержанра «дневник» сетевого и политического дневников как единства компонентов социального, коммуникативного и когнитивного уровней; в-четвёртых, выявлены и описаны коммуникативные стратегии и тактики, реализующие авторские интенции в рамках внутрижанрового пространства гипержанра «дневник»; наконец, уточнена роль когнитивного компонента «Я-образ» в структуре и функционировании гипержанра «дневник».
Цель работы заключается в выявлении закономерностей организации внутрижанровых систем базовых жанровых разновидностей гипержанра «дневник». Поставленная цель определила следующие задачи исследования:
1. Описать подходы к определению речевого жанра и существующие методические принципы его изучения, определив релевантность их применения в данном исследовании.
2. Выявить лакуны и проблемные зоны в существующих исследованиях дневниковых текстов.
3. Обосновать целесообразность применения термина «гипержанр» при решении задачи типологизации дневниковых текстов.
4. Структурировать пространство гипержанра «дневник», выявив его ядро, а также базовые и периферийные разновидности.
5. Описать коммуникативно-прагматические особенности конструирования Я-образа в базовых жанровых разновидностях гипержанра «дневник».
6. Представить организацию внутрижанровых структур базовых речевых жанров гипержанра «дневник» в виде модели.
При решении поставленных задач были реализованы основные принципы системного подхода к РЖ и использованы следующие методы исследования: описательный метод, на основе которого осуществлялось рассмотрение анализируемых в исследовании жанров, и метод когнитивного моделирования (в том числе метод моделирования с опорой на теорию элементарных смысловых единиц при выявлении специфики восприятия представителями британской лингвокультуры речевого жанра «diary»), позволяющий структурировать внутрижанровое пространство изучаемых речевых жанров. В работе также применяются: метод дефиниционного анализа при изучении национально-культурной специфики феномена «diary», метод опроса для получения метажанровых рефлексий, метод случайной выборки при отборе речевого материала для анализа, элементы статистического анализа, применяемые при обработке полученных в ходе исследования результатов.
Теоретическую базу данной работы составили исследования отечественных и зарубежных ученых по теории дискурса (В.И. Карасик, Г.М. Костюшкина, М.Л. Макаров, В.И. Тюпа, van Dijk, H. Widdowson и др.), жанроведению (В.В. Дементьев, Н.Б. Лебедева, К.Ф. Седов, М.Ю. Федосюк, Т.В. Шмелёва, I. Askehave, A. Bawarshi, V. Bhatia, J. Corbett, N. Fairclough, J. Swales), коммуникативной лингвистике (О.С. Иссерс, В.Б. Кашкин, А.В. Колмогорова, И.А. Стернин, Н.И. Формановская, В.Е. Чернявская), психологии (И.С. Кон, Д. Майерс, I. Burkitt, S. Carpenter, I. Goffman), а также монографии и диссертации, посвященные изучению философских и жанровых особенностей дневниковых текстов (О.Г. Егоров, М.Ю. Михеев, Е.Г. Новикова, Т.В. Радзиевская, A. Ponsonby и др.).
Материалом исследования послужили тексты, репрезентирующие базовые жанровые разновидности гипержанра «дневник». Репрезентантом личного дневника в исследовании выступает дневник английского юноши XIX века – Рейфа Нёвилля, а также записи из личных дневников жителей Великобритании конца XX – начала XXI века, опубликованные на сайте BBC News. В качестве материала для изучения особенностей политических дневников были выбраны дневники членов английского парламента Ричарда Кроссмана (1907 – 1974) и Криса Муллина (род. 1947). Сетевые дневники представлены «живыми журналами» и личными блогами современных представителей британского лингвокультурного сообщества. В качестве материала исследования использовались также метажанровые рефлексии представителей британской лиингвокультуры, полученные в ходе анкетирования (общее количество рефлексий – 82).
Теоретическая значимость работы определяется её вкладом в развитие категориального аппарата теории речевых жанров: уточнено понятие «гипержанр», расширено представление о структуре гипержанрового пространства, предложена модель описания ядерной и базовых разновидностей гипержанра как комплексной системы когнитивных, социальных, коммуникативных и собственно языковых компонентов.
Практическая значимость исследования состоит в возможности использования методики описания систем внутрижанровых компонентов применительно к другим речевым жанрам как русской, так и английской речи. Материал исследования может быть использован при проведении занятий по курсам «Общее языкознание», «Теория коммуникации», «Стилистика английского языка».
В ходе проведенной работы нами были сформулированы следующие положения, выносимые на защиту:
1. Задачу типологизации дневниковых текстов, значительно осложняемую их гетерогенностью, представляется целесообразным решать с опорой на родовое понятие гипержанра. Гипержанр есть системное социально-коммуникативное образование, организованное по принципу поля, где ядром выступает жанр-прототип, степень изоморфности внутренней структуры которого структурам других входящих в гипержанр жанров определяет базовый или периферийный статус последних.
2. Жанром-прототипом в гипержанре «дневник» выступает личный (интимный) дневник, представляющий собой полиинтенциональный автокоммуникативный речевой жанр, имеющий целью конструирование Я-образа и выполняющий функцию становления человеческой субъективности.
3. Социальные (адресант и адресат), коммуникативные (интенции и стратегии) и когнитивные (Я-образ) компоненты, характеризующие ситуацию ведения личного дневника, функционируют как система, в которой компонент когнитивного уровня является центральным, поскольку представляет собой точку концентрации центробежных и центростремительных векторов взаимодействия остальных уровней системы: характер Я-образа зависит от социальных факторов в диаде адресат-адресант, но определяет коммуникативные стратегии взаимодействия.
4. Выделение базовых жанровых разновидностей гипержанра «дневник» основывается на степени изоморфности их структуры структуре прототипного жанра, а также на схожести функциональных возможностей и целевых установок коммуникантов, что позволяет определить жанры политического и сетевого дневника как базовые, представляющие собой динамические вариации жанра интимного дневника.
5. В личном, политическом и сетевом дневниках в зависимости от формата социального взаимодействия (Я – Я', Я – ОНИ, Я – ОНИ – Я) авторами осуществляется конструирование Я-образа (реального, желаемого или виртуального) как единства содержательной, эмоциональной и оценочно-поведенческой составляющих. Особенности Я-образа автора детерминируют специфику реализации коммуникативных стратегий, являющихся средствами реализации комплекса интенциональных установок.
6. В личном дневнике маркированным оказывается эмоциональный компонент Я-образа, конструируемый преимущественно речевыми средствами коммуникативной стратегии достижения эмоционального комфорта. В политическом дневнике направленность коммуникации на массового адресата детерминирует выделенность содержательного компонента Я-образа, создаваемого нарративной стратегий. В коммуникативной ситуации ведения сетевого дневника наиболее значимым компонентом Я-образа выступает оценочно-поведенческий, обеспечивающий регулирование отношений с адресатом в рамках диалогической стратегии.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на всероссийских и международных конференциях: «Язык и речь в междисциплинарном пространстве» (Санкт-Петербург, 2011), 5-й Всероссийской научной конференции по проблемам концептуальной систематики языка, речи и речевой деятельности (Иркутск, 2011), «Проблемы и перспективы языкового образования в XXI веке» (Новокузнецк, 2010; 2011) «Филология, искусствоведение и культурология: актуальные вопросы» (Новосибирск, 2012), «Проблемы современной лингвистики и методики преподавания языковых курсов» (Кемерово, 2012), а также на заседаниях кафедры французского языка и методики преподавания КузГПА. По теме диссертации опубликовано 9 статей.
Структура и краткое содержание работы. Работа состоит из введения, трех глав с поглавными выводами, заключения, списка использованной литературы, насчитывающего 204 источника, из них 48 – на иностранном языке, и списка источников примеров, включающего в себя 8 наименований.
Методология описания речевых жанров
Понимая под жанрами модели («реально присущие речевой компетенции носителя языка» [Долинин 1999: 9]), исследователи стремятся эксплицировать понимание сути жанров путём их моделирования. Модели, в виде которых существуют жанры, принято считать динамическими (процессуальными) структурами, которые воплощаются во множестве конкретных речевых произведений [Брандес 2004: 57; Гайда 1999: 107]. Обширный речевой материал, накопленный лингвистами-жанрологами, требует осмысления, которое может быть достигнуто при использовании модели, «основанной на очень хорошем, четком теоретическом фундаменте» [Дементьев 2010: 116]. При этом кажется естественным факт, что модели различных исследователей разнятся в зависимости от их приверженности определённым теоретическим положениям, что влияет на вариативность моделей как по степени развёрнутости, так и по форме представления. В отечественной науке сложилось несколько подходов к моделированию речевого жанра, самым известным из которых на сегодняшний день является анкета речевого жанра Т.В. Шмелёвой, выполненная в русле коммуникативного подхода. Исследовательница определяет круг жанрообразующих признаков, «необходимых и достаточных для опознания, характеристики и конструирования речевого жанра» [Шмелёва 2007: 83]. В этот круг попадают семь конститутивных признаков: коммуникативная цель, образ автора, образ адресата, образ прошлого, образ будущего, тип диктумного содержания, языковое воплощение. Т.В. Шмелёва подчёркивает отличие своей модели от собственно языковых, отмечая, что все рассматриваемые ей жанрообразующие признаки имеют речевую природу, будучи обращенными к условиям и участникам общения [Шмелёва 2007: 87]. При этом главным жанрообразующим моментом является коммуникативная цель, противопоставляющая четыре основных типа речевых жанров - информативные, императивные, этикетные и оценочные. Признак языкового воплощения как набора лексических и грамматических ресурсов языка, употребляемых в рамках жанра, признаётся наиболее важным с лингвистической точки зрения. В то время как остальные параметры соотносятся с коммуникативной реальностью, параметр языкового воплощения «выводит речевой жанр в пространство языка с его сложнейшей дифференциацией языковых средств по требованиям речи» [Шмелёва 2007: 89]. Признавая параметры, представленные в анкете речевого жанра, необходимыми и определяющими, СЮ. Данилов говорит о том, описание речевого жанра по предложенной модели не всегда приводит к полному и законченному анализу [Данилов 1999: 217-219], хотя, на наш взгляд, автор анкеты речевого жанра и не ставила перед собой подобной цели. Главное преимущество модели Т.В. Шмелёвой заключается в рациональном предложении описывать речевые жанры в единой плоскости, поскольку перечисленные в модели компоненты («несущие конструкции») играют важную роль в формировании любого жанра. Обращение к анкете речевых жанров как к технологии их изучения может служить основой для панорамного жанрового мышления, при желании же детально изучить и описать отдельно взятый жанр предложенную модель можно и нужно дополнять, включая в неё релевантные для данного жанра признаки, а также указывая на характер связей между ними.
Ещё одна модель, основанная на описании стандартизированной коммуникативной ситуации, была предложена К.А. Долининым. Его модель конституируют следующие параметры коммуникации: адресант, адресат, наблюдатель, референтная ситуация, канал связи, общий контекст взаимодействия, время, место и окружающая обстановка [Долинин 1999: 9]. При этом адресант и адресат рассматриваются К.А. Долининым как носители социального, полового, возрастного статуса, исполнители некоторой конвенциональной роли, субъекты некоего действия, преследующие определенную цель, обладатели определенной картины мира, носители личностных свойств и субъекты сиюминутного психического состояния. Таким образом, коммуникативная модель К.А. Долинина отражает идеи о диалогичности жанра (то есть решает одну из проблем модели Т.В. Шмелёвой - крен в сторону говорящего), поскольку адресат признаётся лицом, также влияющим на ход протекания коммуникации. Более того, данную модель можно назвать антропоцентричной, поскольку важнейшими параметрами в ней выступают субъекты коммуникации.
Модель Т.В. Шмелёвой, рассмотренная выше, выступает не только основой для описания многих жанров, но и основой для создания более частных моделей, которой является коммуникативно-семиотическая модель, разработанная Барнаульско-Кемеровскими лингвистами, занимающимися изучением естественной письменной речи [Лебедева 2011: 54-55]. Если модель Т.В. Шмелёвой создавалась как дедуктивная модель, то модель Н.Б. Лебедевой, напротив, изначально была ориентирована на практическое изучение жанров и, как следствие, оказалась востребована и апробирована на широком речевом материале (студенческое граффити, ежедневник, маргинальные страницы тетрадей, частная записка и др.). Коммуникативно-семиотическая модель представлена двенадцатью фациентами: автор, коммуникативно-целевой фациент, адресат, знак, графико-пространственный параметр, орудие-средство, субстрат, носитель субстрата, среда, время восприятия знака, фациент «ход коммуникации» и фациент «социальная оценка» [Лебедева 2007: 118]. Выделение материальных элементов в качестве жанрообразующих признаков отличают коммуникативно-семиотическую модель, отражая специфику описания жанров письменной речи. Описание жанров естественной письменной речи по представленным параметрам позволяет исследователям Барнаульско-Кемеровской школы выявлять доминантные признаки жанров, которые «конституируют основной жанрообразующий набор инвариантных компонентов» [Лебедева 2011: 56].
Помимо коммуникативных моделей, в жанроведении существуют и когнитивные, при помощи которых лингвисты описывают ментальную схему, позволяющую коммуникантам ориентироваться в речевом событии и активизирующую в каждой коммуникативной ситуации соответствующий ей сценарий речевых и языковых действий. Когнитивная компетенция индивида оказывается в центре исследовательского внимания, поскольку её роль в продуцировании и восприятии текстов является важной.
Одной из таких моделей является представление А.Г. Барановым жанра как когниотипа, под которым лингвист понимает «фрейм, отражающий инвариантные ментально-лингвистические характеристики массива текстов определенной предметной области» [Баранов 1997: 10]. Разрабатываемый А.Г. Барановым когнитивно-жанровый подход к решению проблемы текстотипичности основывается на идеях М.М. Бахтина, Т. ван Дейка и Дж. Лакоффа. Наличие когнитивной компетенции признаётся необходимым условиям для порождения и восприятия текстов. Пытаясь понять глубинные процессы речевого поведения индивида, А.Г. Баранов обращается к понятию когниотипа, который имеет трёхкомпонентную структуру (пропозиция-модальность-текст) и основывается на декларативных и процедурных знаниях. При этом, под модальной составляющей понимается прагматический компонент, то есть стратегии и тактики, реализуемые в ситуации общения. Когниотип, являясь абстракцией низшего уровня, характеризуется высокой степенью информативности. Дополняясь процедурными знаниями высших уровней текстотипичности, когниотип строится как ментально-лингвистическая модель декларативных значений [Баранов 1997: 11]. Основной целью когнитивного подхода к моделированию является выделение инвариантных характеристик жанра, что объединяет когнитивные методики с коммуникативными.
Свой подход к моделированию жанра был предложен и польским лингвистом А. Вежбицкой, которая прибегает к описанию мотивов, целей и интенций говорящего при помощи языка семантических примитивов. Изначально семантическая теория элементарных смысловых единиц не была задумана для описания речевых жанров, хотя впоследствии оказалась довольно продуктивной при жанровом моделировании. Основным преимуществом данного подхода является использование естественного семантического языка (в виде квази-элементарных семантических единиц), что обеспечивает наглядность, интуитивную доступность и верифицируемость полученных моделей (или, как называет их А. Вежбицка, формул). Используя множество слов, которые являются «максимально ясными, предельно простыми и в наивысшей степени универсальными» [Вежбицка 1993: 98], А. Вежбицка последовательно описывает интенции индивида при осуществлении коммуникации в рамках определённого речевого жанра. Опираясь на «элементарные иллокутивные компоненты, соответствующие простым ментальным актам говорящих людей» [Вежбицка 2007: 78], А. Вежбицка находит единую плоскость анализа разнородных речевых жанров (в том числе для сравнения жанров, функционирующих в разных лингвокультурных сообществах).
Когнитивные и коммуникативные модели жанра дополняют друг друга, позволяя взглянуть на речевой жанр с разных сторон и описать его как многомерное и сложное явление. Нам представляется, что изучение отдельного жанра целесообразно начинать с методики А. Вежбицкой как доступного и верифицируемого способа моделирования, позволяющего выявить стратегический потенциал речевого жанра, а также разграничить схожие жанры. Метод вычленения элементарных ментальных актов может служить основой для представления сценария и набора языковых выражений, хранящихся в долговременной памяти индивида и активизирующихся в момент столкновения с речевым жанром. При описании речевого жанра, на наш взгляд, главное внимание должно уделяться признакам, выявленным с помощью доминантно-детерминантного метода, в том числе необходимым представляется рассмотрение отношений между этими признаками в их взаимодействии и взаимовлиянии.
Коммуникативная цель ведения личного дневника
Коммуникативную цель в традициях отечественного жанроведения принято считать основным жанрообразующим фактором, детерминирующим остальные особенности жанра. Неоднозначность подхода к описанию жанра, основанного на целевом критерии, всё чаще обсуждается зарубежными лингвистами [Askehave 1999; Askehave & Swales 2001]. К примеру, высказывание О.В. Седельниковой о способности исходной цели дневника повлиять на «принципы отбора материала, тематические пласты, повествовательную структуру, специфику хронотопа, принципы соотношения «своего» и «чужого» слова» [Седельникова 2011: ПО] свидетельствует о том, что посредством одного жанра могут быть поставлены и достигнуты разные цели, что, казалось бы, делает невозможной опору на коммуникативную цель как дифференциальный признак речевого жанра.
На несовершенность целевого критерия обращает внимание датская исследовательница И. Аскехейв, которая, проанализировав возможность отнесения текста к тому или иному жанру на основании целевого компонента, пришла к следующим выводам. Прежде всего, она отмечает, что чёткое определение феномена «коммуникативная цель» в научной литературе сложно отыскать. Во-вторых, с речевым жанром обычно соотносится не одна цель, а сразу несколько, некоторые из которых являются скрытыми, то есть имплицитными и субъективными. К тому же, цель любого высказывания находится ещё и в зависимости от культурного и ситуационного контекста, который оказывает влияние на иллокуцию говорящего [Askehave 1999]. Кроме того, немало противоречий вызывает и определение цели одного и того же речевого жанра различными лингвистами [Askehave & Swales 2001: 198]. Если мы принимаем идею о множествественности целей текста, то возникает вопрос, по какой из целей определять его жанровую принадлежность и можно ли вообще говорить о доминировании одной цели над другими. На наш взгляд, несмотря на варьирование интенциональных установок говорящих, в пределах каждого речевого жанра может быть выделена цель, достижению которой способствует само обращение к данному речевому жанру. Многие речевые жанры, будучи полиинтенциональными по своей природе, всё же предполагают некую общность иллокутивной силы, что проявляется в наличии макроцели, которая и выступает формирующим речевой жанр основанием.
Личный дневник представляет собой полиинтенциональный речевой жанр, поскольку ведение дневника способствует реализации комплекса целей, не все из которых могут осознаваться авторами. «Неопределённый характер коммуникативной цели» автора личного дневника [Радзиевская 2004: 222] обусловлен обращением к дневниковой деятельности в результате простого позыва к письму. Если мы попробуем взглянуть на начало ведения дневников с точки зрения теории элементарных смысловых единиц, то мы получим следующую ментальную формулу: пишу, потому что хочу писать
Для начала ведения дневника достаточно простого позыва к письму, к изложению событий своей жизни и своих мыслей на бумаге. Начало дневниковой деятельности не продиктовано никакими внешними обязательствами или директивами, субъект либо хочет, либо не хочет писать, и уже на уровне мотивации деятельности проявляется та самая свобода жанра, наличие которой постулируют учёные-философы, занимающиеся изучением личных дневников [Пигров 20086: 104, Летягин 2008: 64]. К личным дневникам в некоторой мере применимо высказывание Р. Барта о создании текста для собственного удовольствия: «это ещё не перверсия, это нужда» [Барт 1994: 463]. Как отмечает О.С. Иссерс, мотивы далеко не всегда осознаются субъектами коммуникации, а мотивировка, приводимая ими, часто не совпадает с реальной, поскольку осознание мотивов поведения связано с рефлексией и «требует определённых навыков психоанализа» [Иссерс 2008: 57-60]. К тому же, в случае с личным дневником, как и с другими речевыми жанрами, изначальный замысел автора может подвергнуться коррекции самой жанровой формой воплощения этого замысла.
Пониманию авторских мотивов и интенций способствует изучение наивных представлений о жанре. Представители англоязычной коммуникативной культуры выступают также и носителями жанрового сознания, которое в той или иной мере может быть отражено в их высказываниях об исследуемом жанре. Всё более очевидной в современной лингвистике становится мысль о необходимости изучения взглядов «простых пользователей языка» (В .Б. Кашкин), которые являются не только пассивными реципиентами, но и активными творцами и главными носителями жанровых форм как конвенционализированных установок. Нами были отобраны высказывания англичан с сайта http://uk.answers.yahoo.com/, которые представляют собой ответы на вопросы, активизирующие процессы метажанровой рефлексии. Полученные сведения позволяют выявить основные иллокуции авторов дневниковой деятельности.
Наиболее распространённой точкой зрения на иллокутивный компонент личного дневника является признание мнемонической цели в качестве главенствующей. Однако, следует признать, что эта интенция находится на поверхности жанра (является простой), отсюда и высокая степень осознанности данного мотива, проявляющаяся в высказываниях следующего характера: it helps те to remember the different problems I went through (он помогает мне помнить о различных трудностях, которые я преодолел), I want to be able to remember certain moments (я хочу помнить определённые моменты). Фиксируя события своей жизни, автор запечатлевает их, этот факт делает возможным отнесение дневников к мемуарным жанрам. Именно фиксация, по словам К.Р. Кобрина, выступает первоначальной интенцией многих авторов [Кобрин 2003], что приводит к превращению дневника в своеобразный резервативный объект, в котором хранятся события, факты, мысли и переживания автора. Личный дневник как эго-текст центрирован вокруг субъекта, поэтому вся информация, представленная в дневнике, непосредственно связана с жизнью самого автора: если он жалуется, то на свои проблемы, если осуждает, то людей его окружающих, что может быть отражено в формуле: пишу о том, что происходит в моей жизни
Описание в дневнике своих чувств способствует улучшению психологического состояния автора, что побуждает его вновь обращаться к дневнику (регулярность обращения к личному дневнику выступает в качестве одной из конституирующих жанр характеристик, поэтому целесообразным кажется включение в предыдущую ментальную формулу лексемы со значением постоянности, систематичности). Личный дневник предполагает регулярное обращение к записям на протяжении долгого периода времени, как выразился один из респондентов: Гт going to keep ту journals forever (Я собираюсь вести свой дневник вечно). Реализация подобной установки может оказывать влияние на модификацию целей и мотивов автора, таким образом, текст, существующий в контексте личности автора, изменяется вместе с ним.
А. Понсонби, британский исследователь личных дневников, говорит об утешении как результате ведения дневника, сравнивая этот эмоциональный эффект с ощущениями после молитвы [Ponsonby 1923: 8]. Важной представляется мысль исследователя о полезности дневников, которая находит отражение и в восприятии жанра его пользователями. Так, один из респондентов, отвечая на вопрос, зачем он ведёт дневник, написал: it helps те feel better if I am angry, sad, etc (он помогает мне чувствовать себя лучше, когда я злюсь, грущу и т.д.). Таким образом, личный дневник выступает регулятором эмоционального состояния, неприятные эмоции могут быть устранены при помощи ведения дневника: its a good way to get out emotions (это хороший способ выпустить эмоции), что позволяет респондентам считать дневниковую деятельность a type of therapy (видом терапии). Результатом этой терапии становится снятие эмоционального напряжения: it just helps to clear and relax the mind (это просто помогает очистить и успокоить мозг). Наличие подобной интенции подтверждается и психологами, к примеру, И.С. Кон отмечает, что «когда человек счастлив и живет полноценной жизнью, он редко заглядывает в дневник, зато, когда он страдает и одинок, дневник дает ему отдушину» [Кон 1984].
Таким образом, мы приходим к выводу, что одной из целей ведения дневника является достижение психологического комфорта, однако эта цель не может считаться главенствующей в комплексе целей, присущей анализируемому речевому жанру, поскольку субъект чувствует эмоциональное облегчение после осуществления записей только определённого типа. В то же время, наличие этой интенции помогает продолжить составление сценария ведения дневника в свете теории элементарных смысловых единиц, что может быть выражено в виде формулы: думаю, что мне станет от этого лучше
Реализация нарративной стратегии в политическом дневнике
Специфика политического дневника заключается в центрировании информации вокруг профессиональной жизни автора, поэтому начало ведения дневника может совпадать с началом профессиональной политической карьеры:
(15) / was appointed Minister of Housing on Saturday, October 17th, 1964. Now it is only the 22 but, oh dear, it seems a long, long time. It also seems as though I had really transferred myself completely to this new life as a Cabinet Minister [Crossman: 25].
Я был назначен министром жилищного строительства в субботу, 17 октября, 1964 года. Сегодня только 22ое, но, боже мой, кажется, прошло уже много времени. Ещё, кажется, что я полностью приспособился к этой новой жизни в роли члена кабинета министров.
Решение о ведении дневника было принято автором в течение недели со дня назначения: автор решает фиксировать происходящие вокруг него события, что отражается на информативности записей, однако, его мотивы при этом не могут быть однозначно определены, тогда как стратегический характер его текстодеятельности не вызывает сомнений.
Первая дневниковая запись содержит не только фактическую информацию (дата назначения и должность), но и описание чувств автора по прошествии недели после его принятия в кабинет министров. Вкрапление в текст записи разговорного oh dear, употребление интенсификатора only придают речи оттенок естественности и помогают передать напряжённое эмоциональное состояние автора, его усталость после тяжёлой недели, наличие которой автор постулирует в тот же день:
(16) / have forgotten what day it was — indeed, the whole of my life in the last four days has merged into one, curious, single day [Crossman: 25].
Я забыл, какой это был день — на самом деле, вся моя жизнь за последние четыре дня слилась в один, любопытный, единственный день.
В политическом дневнике парадоксальным образом сосуществуют две основных тематических линии - политика (как содержательная доминанта) и личная жизнь автора (в виде вкраплений в повествования о политических событиях), необходимость совмещения двух содержательных планов, продиктованная избранным жанром, определяет основные речевые тактики авторов: вуалирования персуазивного намерения, референциального сдвига и стилевого варьирования записей.
Превалирование одной из тем в записи оказывает влияние на её стилевое оформление. Рассказывая о событиях политической жизни, авторы пускают в ход своё красноречие, стараясь звучать убедительно и акцентировать внимание на своей компетентности в этой области.
(17) Later, George Bush was on television, prattling about evil men who kill innocent people and I couldn t help thinking of that picture of a distraught father grieving over the half-dozen — or was it eight — little bodies of his children after one of Bush s bombs went astray over Kabul [Mullin 2010: 23].
Позже, Джордж Буш выступал на телевидении, лепетал о злых людях, которые убили невинных людей, и я не мог не думать о той фотографии, изображающей обезумевшего отца, оплакивающего шестерых — или их было восемь — маленьких тел своих детей после одной из бомб Буша, взорвавшейся над Кабулом.
Автор чётко выражает свою позицию относительно действий американского правительства с помощью употребления оценочной лексики и апелляции к ярким образам. Характеризуя выступление Буша на телевидении, автор выбирает глагол prattle (лепетать, трепаться), чем демонстрирует своё презрительное отношение к словам американского президента. Помещение слов Джорджа Буша о событиях 11 сентября (именно о них идёт речь) в контекст данной записи имеет целью повлиять на их интерпретацию, изменив угол зрения на тему трагедии, случившейся в США. Референциальный сдвиг происходит с темы теракта в США на действия американский войск в Ираке. В качестве аргумента против Буша автор описывает страшную фотографию, сделанную в Ираке, тем самым воздействуя на эмоционально-чувственную сферу читателей, которые видят фотографию сквозь призму авторского восприятия. Этот коммуникативный ход призван ликвидировать индифферентность адресата к обозначенной теме, инициировав живую эмоционально-оценочную реакцию. В данном случае происходит апелляция к одной из основных ценностей человеческой жизни - семье, что способствует закреплению образа политика в глазах массового адресата как человека, способного сочувствовать и сопереживать. Приём опоры на общечеловеческие ценности выступает частным проявлением тактики вуалирования персуазивного намерения: демонстрируя неравнодушие к трагедии изображённого на фотографии мужчины, автор акцентирует внимание на вине Буша в случившемся.
Персуазивное намерение может достигаться с помощью классических риторических приёмов, что является проявлением тактики стилевого варьирования:
(18) There is по doubt in ту mind that if we had a strong Minister of Transport he would have saved many of his essential roads. But it didn t happen. I had fought hard and saved my housing. Kenneth Robinson had fought hard and saved his hospitals. Tony Crosland had fought moderately hard and saved his schools at the cost of postponing his university programme [Grossman: 126].
У меня нет ни единого сомнения, что будь у нас сильный министр транспорта, он бы сохранил многие из своих необходимых дорог. Но этого не случилось. Я сражался усердно, и мне удалось спасти своё жилищное строительство. Кенет Робинсон сражался усердно, и ему удалось спасти свои больницы. Тони Крослэнд сражался менее усердно и спас свои школы ценой отсрочивания своей университетской программы.
Усиление выразительности высказывания достигается за счёт повторения одной и той же синтаксической конструкции {had fought hard and saved), чем подчёркивается противопоставление министра транспорта и его бездействия успешной деятельности других министров, в числе которых и сам автор. До адресата доносится мысль о некомпетентности министра транспорта, но она не озвучивается напрямую, что было бы менее эффективно, поскольку категоричные высказывания обладают меньшим персуазивным потенциалом, чем стилистические приёмы.
При отсутствии интенции сформировать у читателя выгодную автору политическую позицию, политик не ощущает необходимости в риторическом оформлении своей записи: (19) Mum s 85th birthday. Probably her last. Liz laid on a magnificent spread. All four of us children and all but one grandchild showed up. As usual the girls produced their own cards [Mullin: 25].
85ый день рождения мамы. Возможно, её последний. Лиз накрыла великолепный стол. Все четверо детей и все внуки, кроме одного, присутствовали. Как обычно, девочки сами сделали открытки.
Запись о дне рождения мамы существенно отличается от записи, проанализированной выше. Данное высказывание формируют простые предложения, в некоторых из которых мы можем наблюдать отсутствие предикации {Probably her last). Неполноструктурная синтаксическая оформленность маркирует простой способ изложения информации, имитирующий разговорный стиль речи, протекающей в ситуации непринуждённого общения. Автор предстаёт здесь не как политик, которого волнуют судьбы людей, а как обычный человек, наделённый социальными ролями сына и отца, что способствует созданию его положительного образа. Обыденное жизненное событие, описанное в тексте, способствует сокращению дистанции между политиком и читателями, для которых семья является неотъемлемой частью жизни.
Позиционируя себя в двух разных ипостасях, являющихся основными компонентами содержательной стороны Я-образ автора, политик демонстрирует способность отбирать языковые единицы, адекватные описываемым ситуациям. Как профессиональный участник политической жизни, автор владеет терминологическим аппаратом этой сферы, специфические политические термины составляют обширный пласт лексики, употребляемой авторами дневников. Так, в одной записи, посвященной описанию рабочего дня министра, встречаются лексические единицы procedure speech, crisis, to negotiate, back-benchers, resignation, to demolish (рабочая речь, кризис, вести переговоры, рядовые депутаты парламента, отставка, опровергать). Когда же политики пишут о повседневных вещах, то они оперируют общеупотребительной лексикой: wife, house, charming, lovely, enjoyable, dinner (жена, дом, очаровательный, милый, приятный, обед). Таким образом, стилевой особенностью политических дневников является чёткая дифференциация языковых ресурсов (семантической нормы) для выражения различных смыслов (профессиональных и личностных).
Обладая эксклюзивным правом на информацию, политики сами определяют границы допустимого для озвучивания массовому адресату. Представляя свою («закулисную», недоступную рядовому субъекту) точку зрения на политические события, автор получает право сдвигать прагматический фокус в нужном ему направлении, что находит отражение в тактике референциального сдвига:
(20) Of course, I got no press at all for my very successful speech. It was just mentioned in a line or two in one of the quality papers but everybody else virtually ignored it because the big parliamentary story for them was under the headline "Callaghan rows with his back-benchers" [Grossman: 399].
Стратегические закономерности конструирования Я образа в базовых разновидностях гипержанра «дневник»
Особенности реализации каждой из стратегических линий обусловлены несколькими факторами, одним из наиболее важных среди которых выступает фактор адресата, влияющий на степень осознанности осуществления конкретных речевых ходов. По словам Н.Д. Арутюновой, «всякий речевой акт рассчитан на определённую модель адресата» [Арутюнова 1981: 358], ориентированность на эту модель обуславливает выбор тактик и речевых средств их реализации.
Различия, возникающие при реализации общих стратегий в разных типах дневников, отражают вариативность доминирующих интенциональных установок. Нами были проанализированы 100 высказываний каждого из типов дневников. В результате было выявлено, что посредством одной дневниковой записи авторы достигают, как правило, нескольких целей, что проявляется в наличии нескольких коммуникативных тактик (реализующих различные стратегии) в одном высказывании. Однако, соотношение стратегий варьируется в каждом из типов дневников, что позволяет выявить некоторые стратегические закономерности. Каждое высказывание политического дневника способствует реализации нарративной стратегии. В сетевом дневнике, в отличие от личного и политического, встречаются записи (15%), направленные только на установление или поддержание контакта с читателями, то есть реализующие стратегию диалогизации. Соотношение стратегического наполнения дневниковых записей отражено в диаграмме 4:
Политический дневник, нацеленный на персуазивное воздействие, характеризуется самой высокой степенью риторичности текста в сравнении с личным и сетевым дневниками, что обусловливает сознательный выбор коммуникативно-прагматических средств, тщательное обдумывание и отбор фактов и информации для фиксации. Посредством каждой записи политического дневника авторы осуществляют манипулирование сакральной информацией, раскрывая для читателей некоторые тайные механизмы работы политической системы. Суть транслирования политической информации заключается не просто в информировании, но в воздействии. Нарративная стратегия в этом случае наделяется главенствующей ролью, поскольку её реализации способствует каждая из оставляемых в политическом дневнике записей. Сетевой дневник, направленный на установление социального контакта, в каждой из своих записей обнаруживает незримое присутствие адресата или читателя, что выражается в высокой степени диалогизации данного жанра, превалирующей стратегией в котором является, соответственно, стратегия диалогизации. Важность получения ответной реакции и подстраивание интеракции под ожидания собеседника побуждают автора постоянно стремиться к установлению контакта с другими пользователями сети, только при условии наличия которого возможно достижение эмоционального комфорта. О превалирующей роли стратегии диалогизации в сетевом дневнике свидетельствует и характер первых записей, оставляемых авторами: первоначальной интенцией выступает установление контакта, а наличие ответной реакции стимулирует авторов к самораскрытию путём обращения к повествовательным технологиям.
Наименее риторичным из представленных в исследовании жанров является личный дневник, авторы которого не нуждаются в манипулировании информацией, не нуждаются в необходимости поддерживания социальных связей. Осуществляя общение с самими собой, авторы, в первую очередь, стремятся к психологическому комфорту, и только создав необходимые условия для его достижения, приступают к реализации других коммуникативных намерений. Показательно в данном случае желание спрятать свой личный дневник от посторонних глаз: гипертрофированная забота о сохранности личного пространства определяет его важность для субъекта.
Наибольшая количественная представленность одной из стратегий в каждом типе дневника, обнаруживающая себя при сопоставлении с другими типами, позволяет говорить о важной роли этой стратегии. Так, стратегия достижения эмоционального комфорта оказывается наиболее важной для авторов личных дневников. Каждая из доминирующих стратегий служит организующим началом дневниковой коммуникации, обеспечивающим реализацию наиболее осознанной авторской интенции.
Лексическая наполняемость дневниковых текстов свидетельствует о доминировании одного из компонентов Я-образа в каждом из рассматриваемых типов дневников. В личном дневнике основой конструирования Я-образа выступает эмоциональная сфера жизни автора, которая находится в зависимости от событий, происходящих в личной жизни самого автора, а также его близких людей. Политики конструируют желаемый образ с опорой на содержательный компонент Я-образа: политики подчёркивают такие идентифицирующие их факторы, как партийная принадлежность, личные качества, социальные роли, мировоззренченские установки, политические взгляды. В сетевом дневнике как жанре, предполагающем динамически-диалоговое разворачивание текста, на первый план выходит оценочно-поведенческий компонент Я-образа, служащий регулятором отношений между автором и адресатом.
По результатам исследования нами были смоделированны внутренние структуры личного, политического и сетевого дневников, которые представлены на рисунках 4, 5 и 6. В представленных моделях отражена маркированность того или иного типа связей между компонентами системы дневникового текста.
