Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Пиджины и креольские языки как особый тип языков 23
1.1. Теория языковых контактов. Креолистика. Изучение пиджинов и креольских языков
1.1.2. Социолингвистическая классификация языков 25
1.1.3. Смешанные языки 2 8
1.1.3.1. Пиджин
1.1.3.2. Кребльский язык 29
1.1.3.3. Структурные особенности пиджинов
1.1 .3.4. Пиджин и «национальный вариант» языка 34
1.2. Формирование и развитие пиджинов. 37
1.2.1. Основные теории 3 8
1.2.1.1. Теория моногенеза
1.2.1.1.1. Критика теории моногенеза 43
1.2.1.2. Теории полигенеза 45
1.2.1.2.1. Теория детской речи и языка «для иностранцев» 46
1.2.1.2.2. Теория поэтапного удаления от языка-источника 48
1.2.1.2.3. Теория «прагматического кода» 51
1.2.2. Условия возникновения и развития пиджинов 54
1.2.2.1. Условия пиджинизации
1.2.2.2. Стадии развития пиджина 57
1.3. Формирование креольских языков. Основные теории. 59
1.3.1. Теория субстрата 60
1.3.2. Теория релексификации 61
1.3.3. Теория «биопрограммы» 1.3.4. Теория «усвоения второго языка» 64
1.3.5. Теория «торга» Сары Томасон
1.3.6. Компромиссные решения , 65
1.4. Постпйджинный и посткреольский континуум 66
1.4.1. Характеристика постпиджинного континуума 67
1.4.2. Базилект, мезолект, акролект 68
1.4.3. Методика импликационных шкал 70
1.4.4. Декреолизация 72
1.5. О генетической принадлежности контактных языков 73
Глава 2. Русские пвджины: материалы, история изучения, проблема формирования 77
2.1. Контактные языки на русской основе 78
2.2. Материалы по русским пиджинам 80
2.2.1 Записи русских пиджинов: классификация
2.2.2. Принципы разграничения ненормативных форм русской речи и пиджинов на русской основе 81
2.2.3. Источники по русским пиджинам: определение 82
2.2.3.1. Записи пиджина в научной литературе 83
2.2.3.2. Расшифровка магнитофонных записей 87
2.2.3.3. Записи пиджина в ненаучной литературе 90
2.2.3.3.1. Методика использования ненаучных источников 90
2.2.3.3.2. Основные источники - произведения художественной литературы , 94
2.2.3.4. Работы по теории языковых контактов 95
2.2.3.5. Материалы по другим контактным языкам, сформировавшимся при участии русского языка 96
2.2.3. Классификация материалов по русским пиджинам 97
2.3. История изучения русских пиджинов 2.3.1. Начало изучения русских пиджинов. Г. Шухардт. 98
2.3.2. Первые опыты фиксации русских пиджинов 9 9
2.3.3. Изучение русских пиджинов в 20-60е гг. XX века 102
2.3.4.1. Научная литература
2.3.4.2. Фиксация русских пиджинов в ненаучной литературе 105 2.3.5. Изучение русских пиджинов в рамках общей контактологии 107 2.3І6. Рабочее совещание по контактным языкам 2.3.7. Современное состояние изучения русских пиджинов 112
2.4. Происхождение русских пиджинов 115
2.4.1. Моногенез или полигенез?
2.4.2. Общие черты русских пиджинов 117
2.3.1. «Прото-пиджин» 118
2.4.1. «Язык для инородцев» 120
2.4.2. Современный пиджин. Финско-русский жаргон. 123
2.4.3. Модель «русского» пиджина 126
2.4.4. Теория «торга» и перебор синонимов
2.4.7.1. Порядок слов в русских пиджинах 12 7
2.4.7.2. Форма глагола 130
2.4.7.3. Личные местоимения 131
2.4.8. Выводы
Глава 3. Грамматические особенности сибирского пиджина 133
3.1. Части речи в русских пиджинах
3.1.1. Критерии выделения частей речи 134
3.1.1.1. Части речи в разноструктурных языках 135
3.2. Части речи в редуцированном пиджине 13 8
3.2.1. Критерии выделения частей речи в редуцированном пиджине
3.2.2. Глагол 141
3.2.3. Имя существительное 143
3.2.4. Атрибут и наречие 145
3.2.5. Служебные части речи 146
3.3. Части речи в расширенном пиджине
З.ЗЛ.Тлагол 147
3.3.2. Имя существительное 149
3.3.3. Личное местоимение 151
. 3.3.4. Другие разряды местоимений 152
3.3.5. Атрибут 154
3.3.6. Служебные части речи
3.3.6.1. Приглагольные показатели 155
3.3.6.1.1. Видо-временные показатели 156
3.3.6.1.2. Показатели модальности 161
3.3.6.2. Отрицание
3.3.6.3. Слова-дублеты и двойная этимология 162
3.3.7. Сводная таблица частей речи в расширенном пиджине 163
3.4. Структура простого предложения в сибирском пиджине 164
3.4.1. Аргументная структура
3.4.2. Порядок слов 166
3.4.3. Сегментация текста
3.4.4. Аргументная структура предложения в расширенном пид 1 жине 168
3.5. Выражение числа в сибирском пиджине 169
3.5.1. Число в базилектных вариантах пиджина
3.5.1.1. Лексические способы выражения квантитативных значений в имени
3.5.2. Грамматикализованные средства передачи квантитативности 171
3.5.3. Выражение квантитативных значений в глаголе 172
3.6. Грамматические особенности мезолектных вариантов пиджина 175
3.6.1. Характеристика мезолектных вариантов пиджина
3.6.2. Существительное и местоимение
3.6.3. Глагол 178
3.6.4. Порядок слов в предложении
3.6.5. Постпозиция модальных показателей 179
3.6.6. Сегментация текста
3.6.7. «Эхо-эффект» 181
3.7. Лексический состав дальневосточного варианта сибирского
пиджина 182
3.7.1. Методика исследования словарного состава пиджина 3.7.2. Анализ лексики пиджина 185
3.7.3. Лексическое ядро сибирского пиджина 189
3.7.4. Лексическое значение слов сибирского пиджина 192
3.7.5. Этимологический анализ лексики пиджина 194
Заключение 197
Список использованной литературы
- Кребльский язык
- Принципы разграничения ненормативных форм русской речи и пиджинов на русской основе
- Критерии выделения частей речи
- Грамматические особенности мезолектных вариантов пиджина
Кребльский язык
Структура диссертации Диссертация состоит из Введения, трёх глав, Заключения, Библиографии и Приложений. Во Введении рассматривается область знания, указывается важность изучения языков этого типа для общего языкознания в целом, определяются цели и задачи исследования, указывается его новизна и актуальность, перечисляются методы, применяемые в данном исследовании, а также положения, выносимые на защиту.
В Главе 1 «Пиджины и креольские языки» даётся определение языков данного типа в рамках социолингвистики, задаются параметры их выделения. Рассматриваются другие типы «контактных языков», даются определения основных терминов и понятий, используемых в работе. Подробно рассматривается понятие «пиджин» и его соотношение с другими типами языков: «креольским», «Х-ированным вариантом языка» («местным», «национальным» вариантом). Даётся изложение и критический разбор основных теорий формирования пиджинов: теории моногенеза, детской речи и языка «для иностранцев», теории формирования контактных языком путём поэтапного удаления от языка-источника. Для объяснения происхождения пиджинов предлагается альтернативная теория прагматического кода. Рассматриваются социолингвистические условия возникновения пиджина, теории происхождения креольских языков. Большое внимание уделено описанию ситуации постпиджинного и посткреольского континуума, а также методам их изучения. Предлагается решение дискутируемого вопроса о генетической принадлежности контактных языков.
В Главе 2 сделана попытка собрать воедино все разнородные источники, содержащие материал по русским пиджинам, и более узко - по сибирскому пиджину в его дальневосточной разновидности. Выведены критерии отнесения представленной в источнике формы языка к пиджинам. Дано определение источника по русскому пиджину. Подробно рассмотрены разные типы источников, дана их характеристика. Здесь же даётся очерк изучения русских пиджинов, в хронологическом порядке рассматриваются основные работы российских и зарубежных лингвистов, посвященные русским пиджинам. Рассматривается проблема происхождения русских пиджинов.
В Главе 3 проводится собственно лингвистический анализ материалов по дальневосточному варианту сибирского пиджина. Рассматриваются части речи - в редуцированном и в расширенном вариантах пиджина. Анализируется структура простого предложения, аргументная структура, порядок слов. Специальный раздел посвящен способам выражения числа в пиджине. Отдельно рассматриваются современные мезолектные варианты. Дается анализ лексики дальневосточного варианта.
В Заключении делаются выводы, следующие из проделанного исследования, касающихся как истории формирования и особенностям функционирования данного пиджина, так и относительно процессов пид-жинизации и креолизации в целом.
В Приложениях даётся составленный автором данного исследования Словарь сибирского пиджина в его дальневосточном варианте, образцы тестов на разных русских пиджинах с комментариями автора исследования, а также карта распространения русских пиджинов.
Апробация работы: Результаты исследования были представлены в докладах и выступлениях на Совещании по вопросам диалектологии и истории языка (Ужгород, 1984); III Всесоюзной школе молодых востоковедов (Звенигород, 1984): «Ареальные исследования в языкознании и этнографии», Пятой конференции «Проблемы атласной картографии» (Уфа, 1985); Всесоюзной конференции «Современные проблемы романистики» (Калинин, 1986); Всесоюзной конференции «Диалектика формы и содержания в языке и литературе» (Тбилиси, 1986); IV Всесоюзной школе молодых востоковедов, секция «Языкознание» (Москва, 1986); XXIX сессии PIAC. «Историко-культурные контакты народов алтайской языковой общности» (Ташкент, 1986); Конференции аспирантов и молодых научных сотрудников ИВ АН СССР, секция «Языкознание, литературоведение» (Москва, 1987); Рабочем совещании «Возникновение и функционирование контактных языков» (Москва, 1987); 11-ом Конгрессе фонетических наук (Таллинн, 1987); Межвузовской конференции «Теория верификации лингвистических отношений» (Москва, 1988); на рабочем совещании «Язык и культура кельтов» (Москва, 1988); Межвузовской конференции «Историческое развитие языков и методы его изучения» (Свердловск, 1988); Конференции «Императив в разноструктурных языках» (Ленинград, 1988), Всесоюзной конференции МГУ «Билингвизм и диглоссия» (Москва, 1989); V Международном симпозиуме учёных социалистических стран «Теоретические проблемы языков, Азии и Африки» (Прага, 1990); Межвузовской конференции «Диахроническая контрастивность германских языков» (Тверь, 1991); Всесоюзной научной конференции «Проблемы языкового контактирования в конкретных полиэтнических регионах СССР» (Махачкала, 1991); IV Всесоюзной конференции востоковедов «Восток: прошлое и будущее народов» (Москва, 1991); XIII Международной конференции по исторической лингвистике (Дюссельдорф, Германия, 1997); Конференции по стабилизации аборигенных языков (Тусон, штат Аризона, США, 1998); XXX Межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Секция общего языкознания (СПб, 2001); Международной конференции «Jahrestagung und Kognition der Deuischen Gesellschaft fur
Sprachwissenschaft» (Лейпциг, Германия, 2001); Международном симпозиуме по дейктическим системам и квантификации LENKA-I (Ижевск, 2001); IV Международной конференции по изучению метафоры (Мануба, Тунис, 2001); Конференции, посвященной 90-летию со дня рождения члена-корреспондента РАН А.В. Десницкой (СПб, 2002); Международной научной конференции «Язык - тендер — традиция» (СПб, 2002); Международной конференции «Традиции и инновации» (Каунас, Республика Литва, 2003); Юбилейной конференции кафедры общего языкознания СПбГУ (СПб, 2003); Международном симпозиуме по типологии аргументных структур LENKA-II (Казань, 2004); X Конференции африканистов «Безопасность Африки: внутренние и внешние аспекты». Секция лингвистики (Москва, 2005); Международной школе по лингвистической типологии и антропологии (Ереван, Республика Армения, 2005); IV Типологической школе «Языковые союзы Евразии» (Москва, 2005); Международной Конференции «Проблемы типологии и общей лингвистики», посвященной 100-летию со дня рождения проф. А.А. Холодовича (СПб, 2006); на заседаниях кафедры общего языкознания (2003-2005 гг.); на заседаниях отдела языков народов России ИЛИ РАН (2004-2005 гг.).
Принципы разграничения ненормативных форм русской речи и пиджинов на русской основе
Сказанное о руссенорске неверно, он являлся, по всей видимости, пиджином, уже достаточно стабилизированным (см., например, Broch 1930, Broch, Jahr 1981). Другим примером жаргона, переходящим из работы в работу, является язык германских гастарбайтеров, при этом он описывается как «собрание индивидуальных вариантов немецкого языка, каждый из которых представляет собой различные степени овладения вторым языком одним из рабочих-мигрантов» (Sebba 1997, 80). Вряд ли можно считать такого рода «собрание» недоученных идиолектов (интер-языков) единым кодом, даже дав ему название «жаргон». Третьим примером жаргона оказывается гипотетический язык «американцев, покупающих солнцезащитные очки на рынке в Лиссабоне».21 По мнению Дж. Холма, такой «предпиджин» может возникнуть за несколько часов (Holm 1988, 5). Возможно, это последнее «языковое образование» и соответствует тому, что определяется как жаргон.
Однако для стабилизации жаргона в полноценный пиджин требуется значительно большее время - по оценке Сары Томасон, от нескольких лет до жизни поколения (20-25 лет) (Thomason 2001, 177). Пиджин, выработавший норму «де-факто», становится стабильным пиджином. Это язык, который обладает своей собственной грамматической системой, которой приходится овладевать, он оказывается непонятным для незнакомого с ним носителя языка, послужившего этому пиджину лексификатором.
При благоприятных условиях стабильный пиджин может значительно расширить сферы своего употребления, в результате чего существенно обогащается его словарь, усложняется его грамматическая структура. В креолистике этот процесс принято называть расширением пиджина, а его результат - «расширенным пиджином». Такой пиджин представляет собой полноценный язык, отличающийся от других языков лишь тем, что нет людей, для которых он был бы родным. Примером расширенного пиджина может служить ток-писин (или неомеланезийский пиджин), один из официальных языков Папуа-Новой Гвинеи: на нем говорит около 2 миллионов человек с 860 родными языками, выходят газеты, печатаются книги, на него переводят тексты правительственных указов, он же является основным рабочим языком правительственных организаций и большинства провинциальных администраций (см., например, Holm 2000, 96-101; Беликов, Крысин 2001, 143). Разумеется, такой язык должен был выработать средства передачи всей необходимой в подобных случаях информации.
При этом определяющим, резко отличающим расширенный пиджин от акролектных вариантов пиджина, существующего в состоянии постпид-жинного континуума (об этом см. ниже 1.4.2.), оказывается то, что, в случае расширения, пиджин «достраивает себя до полноценного языка», используя свои собственные языковые ресурсы, а не заимствует их из языка-источника.
Пиджин, ставший родным (возможно, единственным) языком некоторого коллектива говорящих, становится креольским языком (креолом).
Несмотря на то, что на основе русского язьжа креольских языков не сформировалось, стоит всё же рассмотреть основные теории образования этих язьжов, тем более, что процессы, которые происходят при образовании расширенных пиджинов во многом сходны с теми, которые имели место при нативизации (формировании креольских язьжов).
Креольские языки - это обычные языки, и единственное, что отличает их от других язьжов - это их «особая связь» с языком-лексификатором. Значительно огрубляя ситуацию, можно сказать, что это языки, сохранившие лексику языка-лексификатора при полной перестройке грамматики. При этом, в отличие от редуцированного пиджина, креольский язык обладает достаточно сложной,грамматикой, способной выражать все необходимые грамматические значения, передавать всю нужную информацию. Возникает вопрос о том, откуда эта «новая» грамматика взялась.
Современные теории возникновения креольских язьжов либо придерживаются более традиционного определения этих язьжов как нативизи-рованных пиджинов, либо допускают формирование креольского язьжа непосредственно из язьжа-лексификатора, минуя стадию пиджина.
Одним из дискутируемых вопросов возникновения контактных языков является вопрос о том, каков вклад каждого из контактировавших языков в формирование пиджина или креола. Как правило, спор происходит относительно степени влияния на контактный язык со стороны языков субстрата.
Языками субстрата в теории языковых контактов называют родные языки тех групп говорящих, которые в определенных ситуациях вынуждены общаться между собой на пиджине, исключая носителей языка-лексификатора. В случае креольских языков языки субстрата часто оказываются вышедшими из употребления, поскольку креольский язык - это уже не язык межэтнического общения и не язьж-посредник, а родной язык некоторого языкового сообщества. Однако на стадии пиджина эти языки еще употребляются говорящими, это их родные языки. Естественно предположить, что грамматический строй этих языков мог оказать существенное, даже решающее влияние при расширении грамматической структуры пиджина, будущего креольского языка. Такая точка зрения была практически общепринятой в 1960-1970-е годы (Hall 1968, 365; Taylor 1971). Одним из наиболее убежденных сторонников теории субстрата был Дуглас Тейлор, писавший в 1977 году: «Несмотря на то, что лексические заимствования из африканских языков достаточно редки в большинстве креольских языков Вест-Индии, заимствования грамматических конструкций очень многочисленны и просто бросаются в глаза» (Taylor 1977, 7).
Поскольку нативизация пиджина не происходит в одночасье, и этот процесс захватьшает, по крайней мере два-три поколения, не вызьшал сомнений тот факт, что при построении «новой» грамматики из лексических обломков говорящие ориентировались на свои родные языки. Для креольских языков Атлантической зоны, язьжами субстрата оказались языки Западной Африки, поскольку именно оттуда была привезена подавляющая часть рабов. Эти языки являются разноструктурными и принадлежат к нескольким неблизкородственным языковым семьям. Тем не менее, в них наблюдаются типологически сходные явления, параллели которым находят и в атлантических креольских язьжах
Критерии выделения частей речи
Памятники данного типа характеризуются тем, что в противоположность многим лингвистическим работам, дают большое количество языковых примеров конкретного бытования данного идиома - в диалогической, реже в монологической речи. При этом, разумеется, эти особенности используются как речевая характеристика человека, как способ создания адекватного местного колорита. Поэтому регистрация особенностей пиджинов, как и многих других особенностей речи персонажей в художественной литературе, является непоследовательной (как и передача в литературе иностранного акцента, дефектов речи, диалектных и даже просторечных черт). Тут следует отметить такую характерную черту передачи устной речи в художественной литературе, как «задание языковых параметров». Автор может отразить особенности идиолекта персонажа в нескольких первых предложениях, а затем перейти на обычный русский язык. В этом случае автор задаёт параметры речи данного человека - фонетические, морфологические, синтаксические особенности, а затем отвлекается от них, сосредотачивая внимание на передаваемой информации. При этом подразумевается, что заданные в начале текста языковые параметры сохраняются. Если этого не делать, а методично продолжать фиксировать акцент, дефект речи и т.п., текст становится трудным для восприятия. Поэтому часто автор как бы «пересказывает» речь персонажа, хотя она может быть и отмечена как прямая.
В качестве примера приведу выдержки из произведений В.К. Арсеньева. В некоторых случаях он достаточно точно передаёт речь на пиджине, причём на базилекте: Глаза есть, посмотри не могу, понимай нету (Аг) Тлаза у тебя есть, а ничего не видишь, ничего не понимаешь . Единственное возражение может вызвать фонетический облик слова есть — в базилекте он звучал, скорее всего, как ecu. Однако такого рода примеры соседствуют с другими, где попадаются формы, заведомо невозможные в пиджине, и не только в
базилекте, но и в мезолектных формах: Царь есть, много всяких капитанов есть и хунхузы есть (Аг) [В той стране] есть царь, есть много разных начальников, есть и разбойники . О том, что передаётся речь на пиджине, бесспорно свидетельствует только специфическое употребление слова капитан господин, уважаемый человек, облечённый властью , и в меньшей степени слово хунхуз таёжный разбойник обычно китайского происхождения . Однако здесь же находим невозможный, полсалуи, даже в акролекте родительный падеж множественного числа, зависящий от квантификатора много: много всяких капитанов. Это явный пересказ слов персонажа (Дерсу Узала). Часто такие «русские» вкрапления оказываются менее заметными: Чего-чего рыба кушай, потом кабан рыбу кушай, теперь надо наша кабана кушай (Аг) Сначала рыба что-то съедает, потом кабан съедает эту рыбу, а теперь мы будем есть этого кабана . Формы винительного падежа рыбу и кабана являются «русскими вкраплениями», падежные формы вообще невозможны в базилекте - а на то, что перед нами базилект бесспорно указывает глагол в «абсолютной» форме. Тем не менее эти формы понадобились Арсеньеву, чтобы не затемнять актантную структуру предложения, поскольку «кабан рыба кушай, наша кабан кушай» : могут быть проинтерпретированы неоднозначно. Кроме того модальное слово надо в пиджине должно занимать позицию после глагола «теперь наша кабан кушай надо», примеров именно такого положения модальных слов множество у того же Арсеньева, однако в этом предложении он изменил порядок слов, по-видимому, с той же целью — сделать предложение понятным для читателя.
Приведенные примеры показывают, что помимо использования метода «задания языковых параметров» писатели, передающие указанные особенности речи персонажей, часто прибегают к методу «пересказа речи» средствами русского литературного языка, причем эти «вкрапления» могут быть не только предложениями, но даже отдельными словами.
Такие источники, как произведения В.К. Арсеньева, путевые заметки С. Максимова, публицистическая книга A.M. Хазанович «Мои друзья нганасаны» (нелингвистические источники) тем не менее принадлежат людям, которые сами хорошо знали пиджин, и, по-видимому, говорили на нём. Стоит
сравнить степень достоверности их записей с материалами, которые приводит в своей статье А. Александров (источник «лингвистический»). Попутно замечу, что А. Александров основывает свой очерк на материалах, почерпнутых из двух дневников путешествий (Rejchinan 1878, Пясецкий 1880).
В своём очерке А. Александров приводит несколько «типичных» фраз и выражений, обращая внимание на фонетическую сторону произношения китайцами русских слов. Он указывает на такие характерные черты, как отсутствие групп согласных, замену /ш/ на /s/, а /г/ на /У. В морфологии отмечается «распространение одной формы на другие». Так, в существительных и прилагательных «окончание -а сделалось общим и единственным для форм мужского и женского рода единственного и множественного числа, а также для наречий» (Александров 1884: 163).37 Однако приводимые Александровым примеры вызывают недоверие, ср.: kalasy хорошо topyla I ut i добрые люди majd sa tyvajd ftala xat i pyld я у тебя вчера был (была) . В этих и подобных примерах русские звонкие последовательно заменены глухими, и при этом отмечается палатализация согласных, как это имеет место в русском языке, место ударения также соответствует месту ударения в русских словах. К тому же для слова вчера указано произношение ftala, однако в пиджине такое скопление согласных невозможно. Варианты произношения, приведённые А. Александровым, не подтверждаются другими источниками — в интервокальной позиции произносится слабый согласный (звонкий) — xadi ходить , I iidi человек . Удивляет также место ударения в слове pyld был/была , все остальные источники единодушно дают: ЪуЬ с удаление на первый слог. Таким образом, данный лингвистический источник оказывается также не совершенно надёжным.
Грамматические особенности мезолектных вариантов пиджина
Проблема выделения частей речи (словарно заданных лексико-грам-матических классов слов) в пиджинах (как и в креольских языках) до сих пор не была предметом специального исследования. По-видимому, данные идиомы в этом отношении рассматривались как продолжения своих языков-лексификаторов. Между тем, набор и критерии выделения частей речи в пиджинах, в особенности в их базилектных формах, не могут совпадать с таковыми в их языках-лексификаторах. Это языки разного грамматического строя, в случае русских пиджинов «- языки различных морфологических типов, - а потому критерии выделения и набор частей речи в этих языках не могут совпадать. Описания же конкретных пиджинов и креольских языков, хотя и оперируют терминами «глагол», «предлог» и т.п., как правило, не содержат специальных указаний на то, как именно эти части речи выделялись.
Существует три критерия для выделения частей речи (подробнее см. Алпатов 1990b).
Семантический критерий, в соответствии с которым слова делятся по своим «общекатегориальным» значениям. Существительные выделяются, как имеющие значение «предметности»; глаголы — как слова, обозначающие «действия, процессы или состояния»; прилагательные как классы слов, выражающие значение «качества или признака», и т.д. (см., например, Болдырев 2004: 10).
В соответствии с морфологическим критерием части речи классифицируются по своим морфологическим характеристикам, т.е. по тому, какие грамматические категории имеет данная часть речи и как эти категории выражаются в словоформах; принимаются во внимание словоизменительные и словообразовательные модели. Некоторые исследователи предлагают понимать морфологический критерий расширенно, т.е. принимать во внимание «сочетаемость с грамматическими элементами, в том числе со служебными словами» (Алпатов 1990b: 40-42). Такой подход значительно расширяет возможности применения морфологического критерия, распространяя его на языки с развитым аналитизмом.
По синтаксическому критерию части речи подразделяются в соответствии с теми синтаксическими функциями, которые они имеют в предложении, т. е. по способности слов конкретной части речи занимать те или иные синтаксические позиции.
Очевидным образом, в некотором идеальном случае все три критерия должны совпасть, отчего и можно говорить о «категории существительности» (Кобозева 2000: 77-78); ситуация в реальных языках лишь стремится к этому идеалу.
Каждый из упомянутых критериев, взятый сам по себе в отрыве от остальных, не удовлетворителен для подавляющего числа языков. О неадекватности семантического критерия писалось уже много (например, Щерба 1974, Стеблин-Каменский 1974: 19-34; Глисон 1959). Абсолютизация синтаксического критерия также ставит множество проблем, например, вопрос о том, какие именно синтаксические функции следует считать основными для данного класса слов. Сторонники такого «ультра-синтаксического» подхода приходят к выводу об отсутствии частей речи в системе языка (Томчина 1978).
Очевидно, что независимое использование морфологического и синтаксического критериев — в отрыве друг от друга — приводит к различным (и часто очень спорным) результатам. Можно принять это как данность и констатировать вслед за В.Ф. Выдриным, что «синтаксические части речи и морфологические части речи являются классами разной природы и могут не совпадать» (Выдрин 2004: 146). Из такого крайнего утверждения следует, что научное грамматическое описание языка может (должно?) содержать две номенклатуры частей речи — морфологическую и синтаксическую. На практике так никогда не делается, и на это есть основания. Невозможно привести ни одного конкретного примера описания такой «двойственной» системы.
Представляется справедливым утверждение М. Хаспельмата о едином «морфосинтаксическом критерии», который и оказывается определяющим как при выделении частей речи в каждом конкретном языке, так и при отнесении лексемы в ту или иную часть речи (Haspelmath 2001: 540). При этом в применении к изолирующим языкам «морфология» может пониматься в расширенном смысле. «Удельный вес» морфологических и синтаксических составляющих может варьировать, но всё же (за исключением, по всей видимости, древнекитайского языка) обычно принимаются во внимание соображения обоего рода, между которыми трудно провести чёткую границу: на каком основании мы считаем рус. медведь или удэгейского sorjgo медведь существительными — потому ли, что они изменяются по падежам или потому что играют в предложении преимущественно роль субъекта и прямого объекта? Следует вспомнить часто цитируемое выражение И.А. Мещанинова: «Части речи— это морфологизованные члены предложения» (Мещанинов 1945:210).
