Содержание к диссертации
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЛОГИКО-КОГНИТИВНЫЕ УСТАНОВКИ И ИХ ПРЕЛОМЛЕНИЕ В ВЫСКАЗЫВАНИИ 44
§ 1. Логическая концепция Готлоба Фреге, естественный язык и выска зывания с модальными словами 45
1.1. Язык логики как сужение естественного языка 46
1.2. Модальные единицы в концепции Фреге 51
§ 2. Некоторые принципы построения логико-когнитивных систем 53
2.1. Дизъюнктивная логика 54
2.2. Логика проявлений 59
§ 3. Логика полагания 62
§ 4. Несколько слов о модальной логике 71
§ 5. О термине «когнитивный» 74
ГЛАВА ВТОРАЯ. МОДАЛЬНЫЕ СЛОВА В СВЕТЕ ОЦЕНКИ СТЕПЕ НИ ДОСТОВЕРНОСТИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ 77
§1.0 некоторых особенностях модальных слов 78
§ 2. Модальные слова — показатели степени достоверности высказы вания 84
§ 3. Логический анализ различных типов модальных слов и выражений.. 86
§ 4. Логическая вариативность: разрешение многозначности и особые употребления 95
§ 5. К вопросу о наличии двух показателей достоверности в одном вы сказывании 97
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. КЛАССЫ МОДАЛЬНЫХ СЛОВ: ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕННОСТЬ ЛОГИЧЕСКОГО ПОДХОДА... 101
§ 1. Модальные слова с логической вариативностью: описание слов с несколькими логико-когнитивными установками 103
1.1. НЕБОСЬ, или «Вторжение» 104
1.2. НАВЕРНОЕ, или «Верю вопреки» 112
1.2.1. Особые употребления НАВЕРНОЕ и другие стратегии опи сания 124
1.3. НАВЕРНОЕ и КАЖЕТСЯ 127
1.4. ГЛЯДИШЬ и ПОДИ 129
§ 2. Модальные слова без логической вариативности 136
2.1. НАВЕРНЯКА, или «Не может быть иначе» 137
2.2. ПОЖАЛУЙ, или «Раздвоенность» 142
2.2.1. Особые употребления ПОЖАЛУЙ. 150
2.3. АВОСЬ, или «На бога надейся и можешь плошать» 151
2.3.1. АВОСЬ и ГЛЯДИШЬ 161
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. СТИЛИСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СЕМАН ТИКИ МОДАЛЬНЫХ СЛОВ: ФИГУРЫ, ПО МЕТЫ, ОТТЕНКИ, СТИЛИ РЕЧИ 165
§ 1. Модальные слова и стилистические фигуры: антифраза и литота 168
1.1. Модальные слова и антифраза 171
1.2. Литота, или смягчение 175
1.2.1. Вежливая литота 177
1.2.2. Миметическая литота 178
1.2.3. Литота в сочетании с другими фигурами 180
1.2.3.1. Литота и гипербола 180
1.2.3.2. Литота и металепсия 182
1.2.3.3. Двойная литота 182
§ 2. Стилистические пометы, стилистические оттенки и их корреляты в значении модальных слов 186
2.1. Стилистические пометы в лексикографии 186
2.1.1. Типы стилистических помет 189
2.2. Модальные слова и стилистические пометы 193
2.2.1. Фактор сиюминутного самовыражения 194
2.2.2. Вторжение в личігуїо сферу 197
Форма модального слова и его стилистическая окрашенность.. 198
§ 3. Стилистические оттенки и стили речи 200
ГЛАВА ПЯТАЯ. СВЕРХЧАСТОТНАЯ КОННОТАЦИЯ: СЛОВА-ПАРАЗИТЫ В РУССКОЙ И ФРАНЦУЗСКОЙ РЕЧИ.205
§ 1. Слова-паразиты: свойства, определение, классификация 208
1.1. Сверхчастотные употребления модальных слов 208
1.2. Семантика модальной частицы КАК БЫ 211
1.3. Слова-паразиты: определение 216
§ 2. Сверхчастотные слова в русской речи 222
§ 3. Сверхчастотные слова во французской речи 227
§ 4. Сравнительный анализ слов-паразитов в русской и французской речи 232
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ИНВАРИАНТНЫЕ КОННОТАЦИИ: АБСТРАКТНОЕ И КОНКРЕТНОЕ В СЕМАНТИКЕ ФРАНЦУЗСКИХ BEAU И BON 241
§ 1. Вездесущее ВЕА U: «истинное» и есть «прекрасное»? 243
1.1. BEAU в лексикографической практике 243
1.2. Общая тенденция в значении ВЕАU 246
1.3. Французское BEAU в сравнении с русскими КРАСИВЫЙ и ПРЕКРАСНЫЙ 249
1.4. Инвариантные коннотации BEAU 253
§ 2. BON, или проза жизни 255
2.1. BON в лексикографической практике 256
2.2. Общая тенденция в значении BON 259
2.3. Французское BONи русское ХОРОШИЙ 262
2.4. Инвариантные коннотации BON 265
§3. BEAU или BON? 266
§ 4. BON: «добрый» или «нравственный? 270
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 278
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 381
СОДЕРЖАНИЕ 392
Введение к работе
Диссертация посвящена проблемам описания семантики модальных слов.
Модальные слова являются одной из наиболее часто рассматриваемых в работах последних лет категорий служебных слов, как в отечественной, так и в зарубежной литературе. Их семантика рассматривается в рамках разных лингвистических подходов — лексико-семантического, семантико-синтакси-ческого, контекстно-семантического и др. Они изучаются в различных теоретических парадигмах (логический анализ языка, лингвистика текста, анализ диалога, дискурс-анализ и др.). Неоднократно отмечалось, что модальные единицы обладают рядом особых свойств (часто обеспечивают связь между достаточно удаленными друг от друга фрагментами текста, между текстом и знаниями говорящего, в общем случае не имеют отрицания, часто одновременно принадлежат к нескольким частям речи, могут являться служебной формой полнозначных лексем и пр.), совокупность которых лежит в основе рассмотрения их как отдельного класса. Специфика их роли в дискурсе, их семантика и синтаксис предполагают использование особых методов анализа, предназначенных для выявления их имманентных свойств. Дальнейшей разработке таких методов посвящено предлагаемое исследование.
Актуальность исследования определяется тем, что в нем предлагается выделить и изучить два аспекта значения модальных единиц, которые часто остаются за рамками их семантических описаний. Речь идет, с одной стороны, об их логико-когнитивных свойствах, сосредоточенных вокруг истинностного статуса высказываний с модальными словами, с другой — об их стилистических характеристиках — как постоянных, присущих данному модальному слову вообще, так и определенному типу содержащих его высказываний.
Цель исследования заключается в том, чтобы выработать схемы и понятия, позволяющие наиболее полно раскрыть логическую и стилистическую специфику модальных слов. Основное внимание направлено не столько на то, чтобы предложить способ их целостного описания, сколько на то, чтобы выработать методы анализа высказываний с модальными словами, которые позволили бы дополнить и уточнить их описания в логическом и стилистическом аспектах, предложить такие характеристики модальных слов, которые могли бы способствовать выбору оптимальной структуры их описаний.
Высказывание может нести определенную информацию о говорящем или ином субъекте высказывания, о его знаниях, полаганиях, намерениях, желаниях, мнениях и пр. Для передачи этой информации в языке существует множество средств, в частности лексических, к которым относятся и модальные слова. Описание такой лексики должно включать среди прочего и то, что можно было бы назвать «когнитивной» составляющей, то есть информацию о знаниях индивида в широком смысле слова (что он знает, чего не знает, что считает возможным, сомнительным, достоверным и пр.). Эта информация может быть описана отдельно, в терминах, близких к логическим, которые призваны обозначить номенклатуру когнитивных состояний - истинностных значений, - необходимых для описания выбранной области (в нашем случае это высказывания с модальными словами) и их внутреннюю организацию. Если ограничиться только таким описанием, реальная картина будет, безусловно, сильно упрощена, поскольку «отщепляется» только один аспект значения. Многие индивидуальные различия окажутся стертыми. Однако полученные таким образом дан ные можно затем интерпретировать с разных точек зрения, они могут быть веским аргументом в пользу выбора той или иной стратегии описания, состава экспликации модальной единицы. Привлекая эти данные, можно более аргументированно решать вопрос о ее «особых» употреблениях. Именно такая стратегия выбрана в данной работе.
С другой стороны, существуют явления, традиционно относимые к области стилистики. Часть из них активно изучается в рамках лингвистических дисциплин - семантики, прагматики, социолингвистики, структурной поэтики и др. К области стилистики относится, в частности, проблематика стилистических фигур, коннотаций, стилистических помет, стилистических оттенков, стилей речи, то есть - в противоположность логической проблематике - часто очень «индивидуальных» для каждого слова характеристик. Если многие стилистические вопросы удачно решаются, в частности, средствами лексической семантики, то некоторые из них применительно к модальным словам требуют, как нам кажется, дальнейшей разработки. Это касается, например, выявления разного рода характерных для модальных единиц коннотаций, определения их природы, возможности установления связи между значением модального слова, его формой и некоторыми сопровождающими его стилистическими пометами, рассмотрения стилистических фигур, характерных для контекстов с модальными словами, выявления стилистических оттенков, свойственных тому или иному модальному слову, объяснения их появления и пр. Этот круг вопросов составляет второй полюс предлагаемого исследования.
В связи с этим ставятся, в частности, следующие задачи:
1) определить набор истинностных значений, оптимальный для описания высказываний с модальными словами, с учетом существующих в лингвистической практике аналогов;
2) сопоставить модальной единице после изучения всевозможных содержащих ее контекстов список характеризующих ее истинностных значений, и если их несколько, выявить причины такой логической вариативности;
3) проверить, в какой степени логическим модальным словам, призванным описывать степень достоверности высказывания, соответствует только одна степень достоверности, одно истинностное значение;
4) определить релевантность истинностной оценки для других классов модальных слов;
5) определить возможность использования и место полученных характеристик в полных описаниях модальных слов на конкретных примерах;
6) выявить стилистические фигуры, характерные для высказываний с модальными словами, и в тех случаях, когда это возможно, дать им логическую оценку, выявить также возможные сочетания нескольких фигур в одном высказывании с модальным словом;
7) рассмотреть другие стилистические характеристики модальных слов (пометы, стилистические оттенки, стили речи) и определить, насколько они могут быть мотивированы их семантикой;
8) выявить некоторые характерные для модальных слов коннотации и определить их природу;
9) описать специфику модальных слов-«паразитов»;
10) определить, как может отражаться общее, инвариантное, значение лексемы на ее десемантизированных и служебных (в частности, модальных) употреблениях, и др.
В работе используются три основных группы методов анализа смысла: логический анализ языка, стилистический анализ и сопоставительный анализ русского и французского языков. Логический анализ используется в сочетании с когнитивным анализом — в том смысле, что истинностная оценка высказывания связывается с его местом в индивидуальной системе знаний говорящего. Стилистический анализ ориентирован на 1) выявление фигур речи в высказываниях с модальными словами, а также уточнение некоторых традиционно рассматриваемых стилистических параметров (стилистические оттенки, пометы,
стили речи), 2) выявление некоторых видов коннотаций, характерных для модальных единиц (при использовании элементов частотного анализа спонтанной речи). Сопоставительный анализ используется для сравнения близких по значению слов в русском и французском языках, причем сравнение в ряде случаев производится в синонимическом аспекте, т. е. с точки зрения сочетаемости, разного набора коннотаций и пр. Основным методом описания смысла является метод семантических инвариантов.
Материалом исследования послужили электронные базы данных русскоязычной и франкоязычной художественной литературы, а также периодики. Кроме того, в работе использованы собственные наблюдения автора и, в частности, наблюдения над неподготовленными теле- и радиовыступлениями на русском и французском языках.
Научную новизну работы можно видеть, в частности, в том, что в ней 1) предложена система истинностных значений особого типа, которая предназначена для описания модальных единиц; 2) в рамках поставленной задачи показана возможность интерпретации понятия денотат предлоэ/сения как логико-когнитивного состояния и тем самым продемонстрирована его полезность в лингвистических исследованиях; 3) показано, что наличие нескольких разных логико-когнитивных состояний, соотносимых с одним модальным словом, может свидетельствовать о его многозначности и служить основой для ее разрешения; 4) показано, что такая логическая вариативность может быть вызвана также наличием в высказывании фигуры речи, другого модального показателя или воздействием модального показателя не на эксплицитный, а на имплицитный компонент значения; 5) показано, что некоторым модальным словам, традиционно относимым к классу логических, может соответствовать несколько когнитивных состояний (степеней достоверности); 6) показана актуальность истинностной оценки и для ряда других классов модальных слов; 7) показано, что определение некоторых стилистических фигур в контекстах с модальными словами может быть дано в логических терминах, в частности, в терминах предложенной логико-когнитивной системы; 8) введен ряд новых понятий (сверхчастотная коннотация, инвариантная коннотация, миметическая литота и др.) и продемонстрирована их пригодность в построении описаний модальных слов; 9) предложены конкретные описания модальных слов, построенные с учетом логического и стилистического факторов; 10) показано, что явление модальных слов-«сорняков», или «паразитов», поддается стилистической интерпретации, дано новое определение этому явлению; 11) показано, что инвариантная коннотация, связанная с инвариантной экспликацией многозначных слов, актуальна для их десемантизированных и служебных (и, в частности, модальных) употреблений и др.
Теоретическая значимость исследования заключается в разработке логико-стилистического подхода к изучению семантики модальных слов, позволяющего дополнить их описание, а также в ряде случаев выбрать для него наиболее эффективную стратегию. Значимо также и то, что в работе устанавливается связь между логическим и стилистическим аспектами значения (в частности, при определении некоторых фигур речи). В исследовании предлагается переосмысление ряда устоявшихся положений (например, о том, что логические слова выражают только одну степень достоверности или что слова-паразиты» объединяются общей семантикой), что способствует развитию науки о значении. Теоретически значимо также установление преемственности между понятием денотат предложения в концепции Г. Фреге и понятием логико-когнитивного состояния в отношении индивидуальных систем знаний, а также интерпретации некоторых контекстов с модальными словами в классических терминах стилистических фигур.
Практическое значение работы заключается в возможности использования ее материалов, положений и методик в лексикографической практике, а также в возможности использовать ее основные положения и выводы в курсах логического анализа языка, стилистики и контрастивной лингвистики.
Апробация работы. Результаты работы неоднократно докладывались на семинарах Лаборатории автоматизированных лексикографических систем НИВЦ МГУ им. М. В. Ломоносова, а также на общем семинаре Научно-исследовательского вычислительного центра МГУ. Диссертация обсуждалась в Отделе теоретического языкознания Института языкознания РАН. Некоторые теоретические положения и практические результаты были доложены на рабочем совещании «Пропозициональные предикаты в логическом и лингвистическом аспекте» (Москва, ИЯ, 1987), в Институте восточных языков в Париже (INALCO), в Лаборатории формальной лингвистики (Университет Париж 7), на ежегодных международных конференциях Langages et Signification (Альби, Франция, 2001, 2002, 2004 гг.), на российско-французских летних школах по формальной лингвистике (Москва 1994, 1996, 1997), на Ломоносовских чтениях в МГУ им. Ломоносова, на конференции «Концептуальные поля: прекрасное и безобразное» (Москва, ИЯ, 2002), на всероссийской конференции «Романские языки и культуры: История и современность» (Москва, МГУ, 2003) и др.
Кроме того, с 1987 г. по настоящее время автором были прочитаны на филологическом факультете МГУ (Отделение теоретической и прикладной лингвистики, Отделение романо-германской филологии) семь специальных и один обязательный курс, непосредственно связанные с темой данной работы. Под руководством автора был выполнен целый ряд дипломных и курсовых работ.
По теме диссертации опубликована 21 научная работа общим объемом более 30 п. л., в том числе две монографии — 12,5 п. л. и 4,87 п. л.
Структура работы. Работа состоит из введения и шести глав. Во введении раскрывается цель и задачи исследования, определяется его объект, обосновывается актуальность исследования, его научная новизна, теоретическая значимость и возможность практического применения, дается краткое содержание глав.
В главе первой «Логико-когнитивные установки и их преломление в высказывании» предлагается система истинностных значений, при помощи которой будут описываться контексты с модальными единицами. Для выработки теоретического аппарата привлекается концепция Г. Фреге о смысле и денотате предложения2, в рамках которой предложению, наряду со смыслом — выраженным в нем суждением (мыслью) - соответствует денотат - его истинностное значение, которое трактуется как абстрактная вещь . Истинностных значений в этой концепции два — Истина и Ложь.
Предлагается рассмотреть, какими средствами в теории Фреге достигается достаточность такого состава денотатов. Как не соответствующие предъявляемым ею требованиям из рассмотрения исключаются не имеющие «нормального» денотата различные виды придаточных предложений, в частности, предложения, содержащие прямую и косвенную речь, а также придаточные при глаголах пропозициональной установки. Не имеют нормального денотата и другие, нежели утвердительные, типы речевых актов и др. Форма предложений естественного языка часто рассматривается как недостаточно прозрачная: так, причинно-следственные высказывания сводятся не к двум, а к трем суждениям — третье представляет собой правило, которое в эксплицитном виде в высказывании отсутствует. Или же одна и та же пропозиция в предложении фигурирует как бы дважды, один раз ей соответствует «нормальный» денотат, во втором случае она может быть приравнена к косвенной речи и др.
Понятие смысла и денотата у Фреге связывается с возможностью накопления 1) «общечеловеческих» знаний, а именно знаний вообще, отчужденных от конкретных индивидов: высказывание от первого лица (автором которого является конкретный индивид, а не человечество) может быть рассмотрено в его системе только как прямая или косвенная речь;
2) знаний в их окончательной, категорической и эксплицитной форме.
Если снять эти два ограничения и допустить, что «носителем» знаний может быть конкретный индивид, который может чего-то не знать, но говорить об этом, употреблять различные (а не только утвердительные) типы речевых актов и пр., то предложенных средств будет явно недостаточно.
Делается попытка расширить эту концепцию, не отказываясь в то же время от фрегевского понимания денотата предложения.
Предлагается общая логическая схема для представления знаний в виде списков высказываний с различными истинностными значениями, которые пополняются из разных источников и, в частности, из текстов. В такой системе знаний денотат (истинностное значение) может быть интерпретирован как ее когнитивное состояние, соответствующее содержащимся в этом списке высказываниям. Денотат в такой интерпретации является сложным объектом: с одной стороны, он объективен (фиксирует реальность), с другой — субъективен (является «внутренним» состоянием системы).
Когнитивные системы подразделяются на абстрактные (общечеловеческие) и индивидуальные (принадлежащие конкретным индивидам). Каждая система (абстрактная или индивидуальная) может строиться на основе разных наборов истинностных значений — в зависимости от того, какое языковое явление она призвана описывать.
Эффективность такого подхода при решении лингвистических задач показывается на двух примерах: дизъюнктивной логике и логике проявлений. В первом случае предлагается система, содержащая три простых истинностных значения и их дизъюнкции (Истина, Ложь, Абсурд, Истина V Ложь, Истина V Абсурд, Ложь V Абсурд, Истина V Ложь V Абсурд), которая позволяет, в частности, дать логическую оценку разным типам ответов на вопрос. Во втором — (логика проявлений) рассматривается система, содержащая, помимо когнитивных (Истина, Ложь, Неопределенность, Уверенность и пр.), и некогнитивные денотаты (Интенциональный — Намерение, Оптативные — Желание, Надобность и Эмоциональные — Радость, Удивление и др.), позволяющая уточнить определение перформативных глаголов.
Предложенные системы не дают, однако, возможности описывать высказывания с модальными единицами.
Для этих целей предлагается логика полагшшя.
Описывая собственные знания, человек может сказать о каких-то суждениях, что он точно знает, что они истинны, о каких-то других — что уверен, что это так, но точно не знает, о третьих — что предполагает, что они соответствуют действительности, но ни в чем не уверен и тем более ничего не знает. Аналогично обстоит дело с суждениями, которые для него либо просто ложные, либо он уверен, что они ложные (но не знает этого точно), либо только предполагает, что они ложные. О некоторых суждениях он и предположить ничего не может. Истинностные значения в рамках логики полагания определяются следующим образом:
В системе данного индивида (говорящего) высказыванию соответствует логико-когнитивное состояние Истина (Знание), если оно для него истинно. Эти высказывания могут оформляться, например, при помощи таких модальных слов, как действительно, конечно, разумеется, естественно и др. (Ну, он, разумеется, предложил мне сесть, ну а я, естественно, отказался). Высказыванию соответствует истинностное значение Ложь (Знание), если оно для данного говорящего ложно (Хоть бы поздоровался, слово доброе сказал). Выска зываниям, которые в этом смысле не истинны и не ложны, приписывается истинностное значение Неопределенность (Знание). Последние распадаются на три класса.
Истинностное значение Истина (Уверенность), или Уверенная Истина, приписывается высказыванию, если у говорящего есть уверенность, что оно истинно, но он точно не знает, так ли это {Они наверняка здесь были). Аналогично определяется Ложь (Уверенность), или Уверенная Ложь (Не может быть, чтобы он им все рассказал). Тем высказываниям, в отношении которых нет уверенности ни в том, ни в другом, соответствует истинностное значение Неопределенность (Уверенность). Высказывания с этим истинностным значением также распадаются на три класса на следующем уровне.
Истина (Предположение), или Неуверенная, Предположительная Истина, соответствует высказываниям, о которых мы предполагаем, но не уверены, что они соответствуют действительности (Наверное, завтра будет доэ/сдь; Кажется, я заболеваю). Ложь (Предположение), или Неуверенная, Предположительная Ложь, соответствует высказываниям, которые предположительно ложны (Вряд ли им удалось это сделать, Они едва ли смогут доплыть до Антарктиды). Высказываниям, о которых ничего нельзя даже предположить, соответствует Полная Неопределенность (А он здесь был? Может быть... Откуда я знаю?).
Предлагаемая система состоит из трех однотипных структур, трех уровней, на каждом из которых имеется своя Истина, своя Ложь и своя Неопределенность. Уровень категоричности высказывания снижается по мере продвижения от Знаний к Уверенности, от Уверенности к Предположению. Полная Неопределенность является крайним выражением «незнания».
Система знаний, соответствующая логике полагания, представляющая собой высказывания, распределенные по семи истинностным значениям, меняется во времени — пополняется, корректируется, уточняется и пр. — как и системы, описанные в терминах дизъюнктивной логики или логики проявлений. Однако в логике полагания такие колебания часто происходят в рамках одного высказывания (Куда подевались часы? — Не знаю. Наверное, Петя взял или, может быть, Маша в ящик убрала).
Неопределенность (Знание) и Неопределенность (Уверенность) рассматриваются как вспомогательные элементы, призванные прояснить общее устройство системы. Неопределенность (Знание) включает в себя все высказы ва-ния следующих двух уровней (Уверенности и Предположения), Неопределенность (Уверенность) — все высказывания уровня Предположения. Таким образом, в девятизначной системе одному высказыванию может быть присвоено несколько истинностных значений: высказыванию А вдруг все уже ушли... соответствует не только Полная Неопределенность, но и Неопределенность (Знание) и Неопределенность (Уверенность). Если исключить два последних, то каждому высказыванию, если оно не многозначно, будет соответствовать одно истинностное значение из семи. Далее будут использоваться только семь истинностных значений предложенной выше системы.
Показано, что предлагаемая система не изоморфна традиционной модальной логике, даже если отвлечься от того факта, что необходимость и возможность в последней — не истинностные значения, а операторы. Если отождествить оператор возможно с Полной Неопределенностью или с Предположительной Истиной, то в силу правила «если р, то возможно р» возможные высказывания должны включать истинные, что в нашем случае неверно: Она, действительно, живет в доме номер пять и Возможно, она живет в доме номер пять относятся к разным истинностным значениям, к разным спискам.
В рамках предложенной системы истинностное значение Абсурд не рассматривается, хотя высказывания уровня Предположения могут содержать невыполненные пресуппозиции: — Ему, может быть, дети помогают... Если они вообще у него есть. Вероятность наличия невыполненных пресуппозиций на уровне Уверенных высказываний, по-видимому, не так велика {Наверняка ему дети помогают... Если они вообще у него есть).
В главе второй «Модальные слова в свете оценки степени достоверности высказывания» описанная в первой главе логическая система применяется к анализу высказываний с модальными словами и выражениями. В начале главы рассматриваются те специфические характеристики модальных единиц, которые особенно важны для данного исследования:
1) близость модальных слов по функции в предложении, с одной стороны, к главному предикату, а с другой — к наречию, что создает эффект двойного разнонаправленного подчинения, воспринимаемый как существование «в иной плоскости»;
2) «неотрицательность» (термин Ю. Д. Апресяна ) модальных единиц и вводных выражений, т. е. невозможность в общем случае присоединить к ним отрицание. Из этого правила есть, однако, некоторые исключения: Вы, я знаю І я не знаю, встречались с ним в Венгрии. Надо было там с ним поговорить; аналогично: Вы, я понимаю, устали с дороги. Вам надо отдохнуть I Вы, я не понимаю, устали с дороги. Зачем вам еще куда-то идти? и др., которые можно объяснить тем, что соотношение утвердительных и отрицательных форм в этом случае иное, чем при «нормальном» отрицании;
3) наличие градаций, или шкал, для некоторых групп модальных слов (шкала достоверности, шкала «порядка»);
4) наличие, наряду с модальными, немодальных полнозначных форм.
Далее рассматривается класс так называемых логических модальных слов, который призван отражать степень достоверности высказывания. Среди них разными авторами в разное время выделялись: 1) слова, выражающие высокую степень достоверности {вероятно, понятно, несомненно, безусловно, очевидно, видимо, по-видимому, разумеется, может быть, действительно, в самом деле, подлинно и т. п.); 2) показатели категорической достоверности (действительно, конечно, разумеется и др.); 3) показатели сомнения (вряд ли, едва ли); 4) показатели неуверенности, вводящие предположения (наверное, верно, вероятно, кажется, очевидно, видимо, по-видимому, видно, как видно, по всей видимости, судя по всему, пожалуй, вроде (бы), будто, похоже, скорее всего, должно быть, может быть, возможно, едва ли, вряд ли, по-моему и пр.); 5) показатели возможности — категории, которая вводится вместо предположения (может быть, возможно, наверное, вероятно и пр.); 6) отрицательная модальность (не, отнюдь и пр.) и др.
Предлагается считать, что если среди пропозиций с данным модальным словом имеются пропозиции, принимающие истинностное значение R из списка семи истинностных значений, то этому модальному слову соответствует истинностное значение R.
Далее с помощью предложенного метода показывается, в частности, что гипотеза о том, что логическим модальным словам соответствует только одно логико-когнитивное состояние, в общем случае неверна (так, видимо может сочетаться не только с Предположительной Истиной, но и с Ложью Знания — Что oice он ни один экзамен сдать не может? — Видимо, занимается очень много), а также и то, что модальные слова, принадлежащие к другим классам, могут получить в этой системе содержательные логические характеристики.
Среди модальных слов в рамках предложенной семизначной системы рассматриваются, в частности, 1) слова, вводящие чужую речь (мол, -де, дескать, якобы и др.), сочетающиеся со всеми когнитивными состояниями; 2) слова, выражающие «категорическую достоверность» {конечно, разумеется, естественно, действительно), сочетающиеся не только с Уверенной Истиной, Истиной Знания, но и в ряде случаев с Ложью Знания; 3) слова, выражающие уверенность, имеющие также в ряде случаев несколько истинностных значений; 4) слова выражающие неуверенность {наверное, видимо, по-видимому, по-моему и др.); 5) «эмоциональные» слова {небось, авось, что ли, к счастью, увы и др.); 6) слова, выражающие возможность {может быть, возможно, а вдруг и т. п.); 7) слова, выражающие сомнение {вряд ли, едва ли); 8) слова, несущие идею сравнения {вроде, как бы и др.) и некоторые другие типы модальных единиц.
Особый интерес представляют не те случаи, когда наблюдается возможность употребления слова с любым истинностным значением (как в случае с мол, -де, дескать), и не те, когда истинностное значение ровно одно (например, авось), а те, когда их несколько разных {небось, наверное, непременно и др.). Приведенный в этой главе анализ показывает, что логическая многозначность (возможность нескольких когнитивных состояний для одного слова) может быть интерпретирована в терминах:
1) семантической многозначности модальной единицы (например, непременно или небось и наверное, полное описание которых дается в третьей главе);
2) возможного присутствия фигур речи (например, Ложь Знания для гиперболы, вводимой что ли);
воздействия модальной единицы не на содержание вводимой ею пропозиции, а на имплицитное расширение последней, как в случае казалось бы. В контекстах типа Казалось бы, и диплома у него два, и хвалили его всегда... А на работу никто не берет, где выражение казалось бы сочетается с Истиной Знания, модальная единица воздействует не столько на саму пропозицию, сколько на имплицитное следствие из нее — его берут на работу , — которому соответ ствует Ложь Знания. Однако этот случай можно рассматривать как своего рода многозначность.
Предложенный метод позволяет получить достаточно объективные данные в терминах логико-когнитивной системы, которые затем следует интерпретировать в терминах семантики. В этом смысл предложенной конструкции: полученная с ее помощью информация может быть аргументом при выборе оптимальной стратегии описания.
Далее разбираются случаи, когда в высказываниях фигурируют несколько модальных показателей степени достоверности. Они могут относиться как к спектру Истины, так и к спектру Лжи. Один показатель может быть более категоричным, чем другой: А он, действительно, наверное I похоже, откажется; Скорее всего, конечно, они приедут в пятницу; Видимо, он, действительно, там был; Может быть, он, конечно, об этом и говорил, но только кто сейчас это помнит? Конечно, они вряд ли найдут его сразу; Они, действительно, вряд ли I едва ли знали об этом; Наверное, он вряд ли будет это делать; Вряд ли он, конечно, приедет и т. п. Ср. Видимо, он, конечно, придет; 7Конечно, он, видимо, придет. Аналогичные сочетания возможны и с Полной Неопределенностью (хотя они и менее естественны). В разговорной речи возможны сочетания, где обе модальные единицы относятся к одному уровню категоричности, к уровню Предположения: Точно не знаю. Кажется, он, видимо, все-таки поступил: оісена говорила, что видела его в университете; Теперь они, небось, и не придут, наверное.
Для таких сочетаний выводятся следующие правила:
1. Когда один модальный показатель относится к спектру Истины, а другой — к спектру Лжи, то результирующее истинностное значение относится к спектру Лжи.
Если один показатель категоричнее другого, то результирующим показателем будет тот из них, который менее категоричен: из Вчера, действителъ но, наверное, было холодно скорее вытекает Вчера, наверное, было холодно, чем Вчера, действительно, было холодно.
Эти случаи, как и фигуры речи, создают «шумы» в определении возможного когнитивного статуса высказываний с тем или иным модальным словом. Так, если принимать их во внимание, следует признать, что конечно сочетается с Неуверенной Ложью (Конечно, он вряд ли придет).
Фигуры речи (в общем случае) и наличие двойного показателя степени достоверности можно рассматривать как особые употребления (хотя эти случаи кардинальным образом отличаются друг от друга).
В главе третьей «Классы модальных слов: возможности и ограниченность логического подхода» предлагаются описания модальных единиц, претендующие на некоторую полноту, учитывающие как логические, так и стилистические аспекты значения. Для разрешения многозначности там, где это возможно, используется логический критерий (небось, наверное, кажется, поди, глядишь), в других случаях — семантический (авось, пожалуй) или синтаксический (наверняка). Показывается, что эти критерии часто дублируют друг друга. Логические данные используются также для проведения границы между нормальными и особыми (риторическими) употреблениями модального слова. Все описания выполнены в терминах инвариантных экспликаций, которые не претендуют на статус «подстановочного» эквивалента и не построены вокруг формальных элементов. Предлагаемые семантические описания могут быть уточнены в дальнейшем, тем более что выполнены они с изолированными словами, а не в рамках группы близких по значению слов. Тем не менее многие из возможных в данном случае сопоставлений приводятся попарно {наверное I небось, небось I поди, наверное I наверняка, авось I глядишь, наверное I кажется, наверное I пожалуй и др.)- Если иерархия выбора «главных делений» контекстов с данной модальной единицей построена по принципу логика, если пет — семантика, если нет — синтаксис, то вторичные деления (внутри главного) обусловлены многими факторами: частотой встречаемости контекстов такого типа в корпусе примеров, их «объяснительной силой» в рамках предложенной стратегии описания, высвечиванием характерных для данного слова стилистических оттенков, возможностью увидеть в них смысловое отличие данного слова от близких по значению единиц и пр. Некоторые типы таких контекстов входят в своего рода исследовательскую анкету, например, встречаемость в том или ином типе речевых актов (вопрос, императив), в абсолютной позиции, в качестве ответа на вопрос и пр. Однако как степень подробности описания, так и предпочтение одного вида контекстов другим, являются в значительной степени субъективными. Цель третьей главы — фиксировать в основном логические и стилистические параметры слова в рамках его общего описания, и поэтому последнее можно охарактеризовать как преимущественно логико-стилистическое.
При инвариантной интерпретации модальных единиц (как в этой, так и в последующих главах) отдается предпочтение «образам», выражаемым в них «простым» идеям (так, для небось это идея вторжения, прорыва, для глядишь -идея жизненной закономерности, для поди - идея проверки, для пожалуй - остаточных колебаний, для авось - непредсказуемого будущего и возможности благополучного исхода, для что ли - идеи дискомфорта и т. п.). Учитывается также и исторический фактор.
Приведенный подробный анализ модальных слов позволяет обнаружить 1) случаи, когда в принципе возможна замена одной модальной единицы на другую, близкую по значению; 2) случаи, когда замена невозможна или влечет за собой сильные смысловые или стилистические изменения (ср. реплику Наверное, я вас совсем заговорила, где замена на видимо меняет стилистику высказывания, которое может приобрести обличительный характер). Такие (часто достаточно редкие) контексты бывают очень важны для выявления специфики модальных слов в синонимическом ряду.
Особое внимание уделяется контекстам, где, наоборот, специфика мо-дальной единицы тирается. Так для авось в контекстах типа Подобрал старый гвоздь, авось пригодится стирается компонент значения благоприятный исход , поскольку ситуацию, когда старый гвоздь пригодился, трудно рассматривать как благоприятную (в отличие, например, от «обычных» контекстов типа авось пронесет, авось успеет, для которых возможность благоприятного исхода является центральной идеей).
На примере описания наверное демонстрируется возможность выбора разных стратегий описания в зависимости от интерпретации некоторых его контекстов: так, контексты, где наверное сочетается с Истиной Знания {Мой дядя, наверное, не преступник какой, чтобы так с ним обращаться) могут интерпретироваться как отдельное значение наверное или же как его особое употребление.
Рассматривается тенденция некоторых из описываемых слов выражать 1 исключительно точку зрения говорящего и именно в момент речи: показывается, что в некоторой степени это свойство присуще кажется, пожалуй и авось.
Показывается, что слова с яркой стилистической окрашенностью {небось, авось) в целом редко образуют фигуры речи, в то время как такие контексты часто встречаются с более прозрачными и нейтральными в стилистическом отношении наверное и пожалуй.
Хотя в описаниях и используется абстрактный семантический критерий относительного удельного веса компонента толкования, он каждый раз дубли руется другим (логическим, семантическим, формальным и пр.) признаком. Этот критерий мы рассматриваем в целом как вспомогательный.
В главе четвертой «Стилистические аспекты семантики модальных слов: фигуры, пометы, оттенки, стили речи» семантика модальных единиц рассматривается в традиционных стилистических терминах. Это касается фигур речи, помет, встречающихся при модальных единицах, стилистических оттенков и близкой к стилистическим пометам тематики — стилей речи.
Модальные единицы могут иметь особые употребления, соотносимые со о стилистическими (риторическими) фигурами, или фигурами речи . Ряд таких употреблений был зафиксирован в предыдущих главах. Основную роль в этих случаях играет соотношение «обычного» смысла модальной единицы с «реальным»: — Мой сын сейчас в школе. — Конечно! (Лучше посмотрите, кто там во дворе хулиганит). Обычное значение конечно, предполагающее уверенность говорящего в том, что он говорит, совмещается с реальным — его уверенностью в ложности пропозиции сын в школе. Высказывание с модальным словом в таких случаях может изменить свой логический статус, свое истинностное значение. Рассматриваются две фигуры, характерные для высказываний с модальными словами, — антифраза и литота. В этих случаях модальное слово может быть фигурообразующим, в том смысле, что, если оно будет опущено, эффект данной фигуры пропадет: если из вежливого высказывания Кажется, вы испачкались убрать модальное каэ/сется, то фигура (в данном случае вежливая литота) пропадет, поскольку высказывание Вы испачкались фигур не содержит, являясь простой констатацией.
Случаи совмещения двух истинностных значений в одном высказывании с модальным словом бывают двух типов:
1. Когда изменения истинностного значения выходят за рамки одного спектра (то есть когда одно истинностное значение относится к спектру Истины, а другое к спектру Лжи), как в приведенном выше примере с конечно.
2. Когда изменения истинностного значения не выходят за рамки одного спектра (Истины или Лжи). Ср., например, вежливую реплику Наверное, вам надо позвонить ему и извиниться, где совмещается Истина Предположения (Неуверенная Истина) — «обычное» истинностное значение вводного наверное — с «реальным», Истиной Уверенности.
Антифраза в отношении высказываний с модальными словами относится к первому типу. Информацию о том, что модальное слово употреблено в рамках антифразы, можно почерпнуть из ситуации (или знания о ней), иногда из контекста, в устной речи из интонации. Однако антифраза (как и ирония) может остаться незамеченной . В антифразе модальное слово может быть фигу-рообразующим: это касается, в частности, случаев, когда оно употребляется в изолированной позиции. В других случаях модальное слово усиливает уже существующую антифразу.
Антифрастические контексты могут строиться не только с конечно (что бывает достаточно часто), но и — реже — вокруг разумеется. В диалоге встречается антифрастическое действительно (— Какая красивая девушка! — Действительно... Большей уродины я в жизни не видел). Модальное естественно в контекстах с антифразой встречается намного реже. Часто встречается антифраза с (уж) наверное, реже с видимо: — У тебя, видимо, денег очень много! {что ты так ими соришь), в последнем случае модальное слово редко бывает фигурообразующим. Такие случаи можно рассматривать и как литоту с антифразой.
Ко второму типу относятся высказывания с модальными словами, где присутствует литота, которая понимается в данной работе как логическое смягчение высказывания. Традиционно у разных авторов литота определяется как фигура, содержащая заниженную оценку, или как смягчающая фигура, как фигура с отрицанием или с двойным отрицанием — неумный вместо глупый, небесполезное устройство вместо полезное устройство — или же как противоположная гиперболе фигура (мужичок с ноготок) — случай, который некоторыми авторами рассматривается как мейозис.
Предлагается различать литоту спектра Истины (Кажется, вы испачкались) и спектра Лжи: — Реку надо переплыть за поворотом — там и течение спокойнее, и берега пологие. — Вряд ли это возможно, молодой человек. Вас тут же съедят крокодилы. Кроме наверное, кажется и вряд ли, литоту, чаще всего ироническую, регулярно образуют похоже (Где-то наверху раздались возгласы и хихиканье, потом ведро воды обрушилось им на голову. — Похоже, нам здесь не рады, — сказал Роберт, отряхиваясь) и пожалуй. И в том и в другом случае задействована семантика этих модальных слов.
Кроме иронической и вежливой литоты (вторая характерна также для вводного боюсь: Боюсь, вам придется подождать...), предлагается различать и миметическую (подражательную) литоту. Эта фигура встречается в основном в диалогических контекстах и характерна для реплик-упреков и реплик-оправданий: Кажется, у вас несколько фамилий. Вам напомнить? или Я, наверное, все-таки fie давал повода для такого поведения. Модальное слово в этих контекстах является фигурообразующим. Стилистический эффект заключается в том, что говорящий как бы становится на место слушающего, который должен был бы, по его представлениям, подумать, вспомнить сообразить и пр. Если бы говорящий выражал только свою точку зрения, то эти реплики звучали бы как: У вас же несколько фамилий , Я же I ведь все-таки не давал повода для такого поведения. Последние менее экспрессивны и не носят такого двусмыс ленного характера, поскольку в них нет фигур. Наличие модального слова с основным истинностным значением Неуверенная Истина в таких контекстах создает эффект «волка в овечьей шкуре». Говорящий, осуждая собеседника, произносит за него слова — именно в силу этой субституции здесь можно говорить о миметической литоте. Показывается, что возможность образования миметической литоты привязана к конкретным модальным словам: близкие по о смыслу единицы могут и не обладать такой способностью, су: Видно, я все-таки не давал повода для такого поведения.
На примере небось рассматривается возможность интерпретировать некоторые значения модальных слов как миметические.
Литота, образованная модальным словом, может накладываться на другие фигуры. Рассматриваются сочетания литоты с гиперболой, литоты с мета-лепсией (металепсом) — фигурой, заменяющей высказывание о событии высказыванием о его причине, следствии или сопутствующем обстоятельстве (частным случаем этой фигуры является, например, намек), двойная литота. Последняя фиксируется в словарях для чай как отдельное значение {Зубами щука леску не грызет, не волк, чай\ А что пассаэ/сиры? Ожидают транспорт на улице. Чай, не баре!).
Рассматриваются случаи, когда в стилистических фигурах участвуют модальные слова «порядка» (например, в первую очередь, в последнюю очередь). Однако фигурообразующими элементами логической антифразы они быть не могут (но могут употребляться в противоположном значении: в первую очередь вместо в последнюю очередь и наоборот).
Показывается, что информацию о возможных употреблениях модальных слов в высказываниях со стилистическими фигурами иногда желательно включать в их описание хотя бы как фактор, отражающий их специфику в синонимическом ряду. Желательно также указывать в некоторых случаях фигуру, ле жащую в основе того или иного значения модальной единицы (по аналогии, например, с метафорой).
Далее рассматриваются некоторые общие вопросы, связанные со стилистическими пометами, которые призваны описывать то, что не относится непосредственно к смыслу слова. Показывается, что их состав неоднороден и в какой-то мере они унаследовали все разнообразие (и разнородность) стилистической проблематики. Пометы могут отражать способность слова регулярно образовывать ту или иную стилистическую фигуру (помета ироническое при хороший в контекстах Хорош гусь! Хорош ученый!).
Среди прочих помет можно выделить:
A. Межличностно-экспрессивные, характеризующие состояние (или установку) говорящего в момент произнесения высказывания с данным словом и данное слово как обычный способ выражения этой установки {бранное, уважительное, пренебрежительное, ласкательное) ,
B. Межличностно-функциональные, характеризующие тип ситуаций, в которых уместно употребление данного слова (официальное, разговорное, деловое и пр.), совпадающие в целом с положениями о стилях речи (разумеется, адресатом здесь может быть и не реальный собеседник);
C. Локализующие, среди которых выделяются локализующие в социальном аспекте (различные жаргоны, помета просторечное и пр.), «в пространстве» (швейцарское, диалектизм, областное) и во времени {устаревшее, уходящее и пр.) пометы.
Слова с пометами могут использоваться говорящим
1) как особый способ выражения для более адекватной передачи аффективных и / или социальных отношений между собой и собеседником (в широком смысле слова) — типы А и В;
в силу неотъемлемых свойств его личности, связанных с теми или иными постоянными ее параметрами (происхождение, профессиональная сре да, культурный уровень, социальная среда, время формирования мировоззрения и пр.), - в основном тип С.
Стилистически маркированное слово может использоваться говорящим не в прямом назначении, а в процессе языковой игры, когда, например, он подделывается под собеседника, употребляя его, а не свою, лексику.
Ряд помет встречается при модальных словах и среди них разговорное, просторечное, которые регулярно сопровождают большинство слов, выделенных В. В. Виноградовым в разряд эмоциональных {авось, небось, глядишь, поди, никак, пожалуй, что ли и некоторые другие). Рассматриваются три характеристики таких слов, которые могли бы частично обосновать их принадлежность к стилистически отмеченной лексике, отнесение их к «низкому» стилистическому регистру.
1. Фактор сиюминутного самовыражения, присущий, например, таким словам как что ли, никак, пожалуй и др. В этих случаях модальное слово отра- \j жает состояние говорящего на момент произнесения высказывания. Однако из этого правила есть исключения. Когда модальная единица восходит к полно-значной лексеме, она в общем случае может наследовать ее нейтральный стилистический статус. Не обладают стилистической маркированностью модальные выражения к счастью, к стыду своему и некоторые другие, которые содержат в целом нейтральные в стилистическом отношении лексемы и могут быть не синхронизированы с моментом речи.
2. Если значение модального слова предполагает вторжение в личную сферу собеседника, при нем может появляться стилистическая помета в словаре.
3. Фактор грамматического оформления модального слова: историческое второе лицо, исторический императив, а также инфинитивная форма (ср. глядишь, небось, поди, вишь, знать, видать).
Рассматривается возможность появления различных стилистических оттенков в контекстах с модальными словами, не имеющими стилистических помет. Для конечно и надеюсь, например, в вопросах, касающихся поведения собеседника, может появиться элемент грубости и давления {Ты, конечно, опять забыл ключ?; Вы, надеюсь, выполнили мою просьбу?). Во всех случаях объяснение этим фактам можно найти в сфере семантики модальных единиц.
Показывается, что принадлежность некоторых модальных слов к определенным стилям речи также может объясняться спецификой их семантики. Так, для модального похоже свойственны употребления в периодике. Значение этого модального слова строится вокруг идеи объективного сходства, которая уместна в этом жанре.
Рассмотренные данные указывают на то, что стилистические и семантические факторы тесно переплетаются между собой, и часто стилистическим явлениям можно найти — пусть частичное — обоснование в сфере семантики.
В главе пятой «Сверхчастотная коннотация: модальные слова-паразиты в русской и французской речи» рассматривается такое явление, как сверхчастотное употребление некоторых модальных единиц, понимаемое как появление этой единицы несколько раз на коротком отрезке речи, буквально через слово: Ведь родителям тяжело видеть, да, как их сына забирают, да. Один раз забрали, да, через год опять... И так все время, да... Сверхчастотное употребление отличается от высокочастотного, в частности тем, что высокочастотное употребление не обязательно предполагает возможность высокой частоты на достаточно коротких отрезках речи.
Модальные слова и выражения, которые встречаются в сверхчастотных контекстах {значит, как бы, типа, да(?), не знаю, как говорится, короче, понимаешь, вот, там и др.), входят, как правило, в число тех слов, которые в рамках исследований разговорной речи принято называть словами-«сорняками», ю тт или «паразитами», а также лишними, пустыми словами . Цель пятой главы — рассмотреть явление сверхчастотного употребления модальных слов, дать определение модальным словам и вводным выражениям, которые воспринимаются как «паразитические», выделить их различные подклассы и сравнить эти явления в русской и французской речи.
Предлагается считать, что модальные слова и выражения, которые могут достаточно часто употребляться в спонтанной речи с неоправданно высокой с точки зрения слушающего локальной частотой отождествимы со словами-паразитами. Эта формулировка оперирует приблизительными величинами {достаточно часто, неоправданно высокая частота). Ощущение паразитического характера той или иной модальной единицы может меняться в зависимости от социальной среды, поскольку оно всегда связано с личным опытом слушающего, насколько часто — с точки зрения его восприятия — встречаются сверхчастотные контексты с той или иной модальной единицей.
Говорящий, произнося высказывание со сверхчастотным употреблением данной модальной единицы, совершает с точки зрения слушающего стилистическую ошибку, которая, если человек слышит много таких высказываний, преобразуется в сверхчастотную коннотацию, связанную с этим словом . Последняя присутствует даже тогда, когда слово употребляется только один раз на достаточно длинном отрезке текста. Сверхчастотная коннотация остается, как правило, за рамками словарного описания.
Таким образом, предлагается считать, что 1) модальные единицы, встречающиеся в сверхчастотных контекстах, в целом совпадают с тем, что принято называть словами-паразитами, или сорняками (в их модальной части), 2) их объединяет единый стилистический признак: сверхчастотная коннотация.
Показывается, что потенциально сверхчастотные модальные слова могут относиться к разным разрядам модальных слов {короче и так сказать относят ся к разряду оценки стиля и способа выражения, как бы входит в состав сравнительных частиц, знаешь и понимаешь — в разряд единиц, свойственных диалогической речи и пр.
Информация о сверхчастотном употреблении тех или иных модальных слов или вводных выражений в принципе является общим достоянием носителей языка. Однако в некоторых случаях она может быть не вполне осознана (отмечена) как таковая. Более «заметными» являются стилистически окрашенные слова и выражения — типа, типа того (что) (молодежный жаргон), это самое (просторечие) и др. Стилистически нейтральные вот, там, короче, не знаю, как говорится фиксируются в меньшей степени.
В качестве примера более подробно рассматривается частица как бы, которая 1) способна к сверхчастотным употреблениям и 2) встречается в высказываниях, которым соответствует по крайней мере три когнитивных состояния:
Истина (Предположение): Он как бы уехал вчера... Я точно не знаю... Меня на работе не было;
Ложь (Знание): Ему операцию на колене сделали. Он как бы теперь пританцовывает, когда ходит или Я как бы знал все это, но не был уверен (в этом примере трудно убрать как бы: Я знал все это, но не был уверен);
Истина (Знание): Меня как бы Лена зовут... Но я не та, кого вы ищете.
В сверхчастотных контекстах как бы встречается в трех своих логических ипостасях.
Интерпретация как бы строится вокруг понятия «несовпадения» (не совпадает ситуация, описываемая пропозиций при как бы, с ситуацией, которая имеется в виду) и понятия «расширения» ситуации.
Рассматриваются два основных признака интересующего нас класса модальных единиц: они могут появляться на коротком отрезке речи с большой частотой, и их появление воспринимается слушающим как неуместное. Разные комбинации этих двух признаков — сверхчастотности и неуместности — позволяют рассмотреть четыре случая:
1. Неуместные (ибо слишком часто встречающиеся с точки зрения слушающего) сверхчастотные слова — это и есть интересующий нас класс слов-паразитов.
Неуместные, но не сверхчастотные слова — это, в частности, случаи, описанные В. В. Виноградовым со ссылкой на А. Меромского : Она была, конечно, среднего роста; Схватил он ее, действительно, за вихор и ну таскать. Здесь речь идет о смысловой неуместности.
3. Сверхчастотными, но, тем не менее, вполне уместными являются слова, вводящие чужую речь, «поддерживающие» цитату (мол, -де, дескать, говорит, говорю, говорят и пр.).
4. Нормальное употребление, когда модальная единица употреблена с «нормальной» частотой и воспринимается как уместная.
С точки зрения взаимодействия говорящего и собеседника предлагается различать два полярных случая:
A. Когда в значении потенциально сверхчастотных модальных единиц превалирует элемент «самовыражения», когда говорящий сообщает нечто о самом себе, своем состоянии.
B. Когда потенциально сверхчастотная модальная единица предусматривает непосредственное воздействие на собеседника: это часто связывается со вторым лицом глаголов (понимаешь, знаешь), с указательными частицами и наречиями (это, вот, там), которые призваны управлять вниманием собеседника. Некоторые выражения этой группы оформлены в виде вопросов, подразумевающих реакцию собеседника (да, понимаешь).
В русской речи к полюсу А можно отнести эмоциональное не знаю, а также эмоциональные паразитические слова (Они, черт, и не знают, где это...
а это и далеко может быть, черт...}, хезитативные частицы и междометия, выражающие состояние колебания говорящего (Ну... это, ну... я так не могу... мне, ну... еще полчаса как минимум надо).
К противоположному полюсу В относятся, например, понимаешь, понимаете (ли), знаешь, знаете (ли), просторечное выражение ты чего (Он и думать про это забыл, ты чего... Вообще... И сказать такое, ты чего...) или самый незаметный и распространенный паразит этого типа да, а также паразитические вот и там (Мне там вчера сказали, что завтра репетиция будет... Если у вас там время будет... я бы принес там свои эскизы, могли бы посмотреть). К полюсу В можно отнести также это (Я, это, спросить хочу... Вы, это, когда сегодня вернетесь? А то мне домой надо... Чтобы, это, малыша одного не оставлять) и просторечное это самое.
Промежуточное положение занимает потенциально сверхчастотное значит, встречающееся как в нарративных контекстах, так и в контекстах прогнозирования, а также действительно, в самом деле и слова и выражения неточной (или неполной) передачи информации: короче, передающее сознательное искажение, а также как бы, типа, типа того (что), как говорится, так сказать и пр.
Для русской речи характерно явление нанизывания нескольких слов-паразитов, которые паразитируют «блоком» (Я, там вот, читала в одном журнале, что эти планеты, там вот, в созвездии Рака очень напоминают Юпитер или Землю. У этой второй, там вот, даже спутник есть).
Во французской лингвистической традиции описанное выше явление можно отнести к разряду «речевых тиков» (tics verbaux, tics du langage). Однако это понятие шире и распространяется на все выражения, слова и даже звуки, произнесение которых выходит из-под контроля говорящего и затрудняет восприятие его речи собеседником. Более подходящим кажется термин «речевые опоры» (appuis du discours, ponctuants), которые задают определенный ритм речи.
Во французском языке мы находим аналоги хезитативных частиц (междометий), например euh, и эмоциональных выражений {Tu devrais, ie ne sais pas moi, /aire du sport... ou bien, ie ne sais pas moi, te mettre au regime... tu ne рейх pas rester comme да...І Тебе бы, ну не знаю, спортом, что ли, заняться надо... или, не знаю, на диету сесть... Нельзя же так), которые можно отнести к полюсу самовыражения. Сюда же относятся различные потенциально сверхчастотные выражения, которые, каку е veux dire, позволяют скорректировать или уточнить предыдущее высказывание. Выражения comment dire или je dirais также относятся к полюсу самовыражения.
К полюсу «воздействия на собеседника» можно отнести О. К., hein, tu vois, tu sais и др. Интересны также выражения si tu veux I si vous voulez. Особое место среди маркеров прямого воздействия на собеседника занимает псевдовопросительное quoi. Его функция заключается в том, чтобы заранее противостоять возражениям, необоснованным выводам со стороны собеседника, упрекам и пр., показать, что все просто и понятно и вопросов быть не может: Elle ne т а rien dit, quoi... Je ne рейх pas deviner... pourquoi tu me regardes comme да? Laisse-moi t expliquer, quoi... I Она же мне ничего не сказала... Я //е могу догадаться... Что ты на меня так смотришь? Я все объясню, ты чего...
К промежуточному типу можно отнести паразитический маркер «связности текста» done, а также ben.
Если паразитарность связана со сверхчастотным употреблением, которое, в свою очередь, соотносится с потерей контроля над речью, то возможная причина этого явления сводится к состоянию тревожности говорящего, которая и находит свое выражение в частом повторении одного и того же слова или выражения на коротком отрезке речи. Язык и связанная с ним языковая картина мира обнаруживают таким образом свои «болевые точки», указывая на то, что именно вызывает повышенную тревожность у представителей той или иной языковой среды. Сопоставительный анализ позволяет выявить некоторые особенности языков, ускользающие, по справедливому замечанию В. Г. Гака, «при их внутреннем изучении» .
В русском и во французском языке имеются единицы, нацеленные на «проверку» правильного принятия сообщения собеседником (да, понимаешь, О. К., hein). Французское О. К. и hein в большом количестве контекстов может соответствовать русскому паразитическому да, так же как и русское понимаешь в целом соответствует паразитическому tu vois.
Специфическое французское quoi, при помощи которого говорящий стремится избежать возможного несогласия или недовольства со стороны собеседника и предотвратить полемику, по всей видимости, не имеет аналога среди русских слов-паразитов, хотя в некоторых контекстах близко подходит к ты чего, однако последнее не так часто встречается в сверхчастотном употреблении и больше тяготеет к просторечию.
Французское done, призванное обеспечить видимость связности изложения и выражающее стремление говорящего «не терять нить» и выглядеть человеком последовательным, также в целом не имеет аналога в русской речи (хотя во многих случаях может заменяться на значит).
Русское вот по смыслу может соответствовать французскому voila, которое, по нашим наблюдениям, не переходит в паразитическую фазу. Близко к русским вот и значит в некоторых контекстах, как нам кажется, подходит французское enfait. Тем не менее «цепляние за реальность» характеризует, по-видимому, скорее русскоговорящих. По-видимому, нет аналога русскому паразитическому там. Если французское quoi носит оборонительный характер, то там указывает на дистанцированность говорящего от сообщаемого. Так же трудно найти аналог паразитическому сочетанию там вот.
Во французской речи не так широко представлены паразитические единицы, релятивизирующие истинность высказывания, указывающие на неадекватность передачи информации. Таким выражениям, как типа, типа того что, как бы, трудно подобрать эквивалент, тем более потенциально сверхчастотный.
Паразитические слова и выражения, указывающие на специфику формы передачи информации, скорее свойственны русской речи {так сказать, короче, как говорится и пр.), при том что их смысл может быть вполне адекватно передан по-французски (pour ainsi dire, brefu т. п.). По всей видимости, во французском языке соответствующие слова не так часто переходят в паразитическую фазу.
Французское comment dire, указывающее на стремление говорящего выразить свою мысль в наиболее доходчивой форме (ср. русск. как бы это сказать, как бы поточиее выразиться), не имеет хорошего аналога среди русских слов-паразитов (как было указано выше, это и это самое стилистически сильно от него отличаются). Паразиты поиска «адекватной словесной формы» во французском языке тяготеют к полюсу самовыражения в большей степени, чем в русском, где из-за наличия указательных элементов в поиск в большей степени вовлекается собеседник.
С теоретической точки зрения для предложенной интерпретации характерно то, что в ней в определенном смысле преломляются три стилистических подхода к (художественному) тексту: имманетная стилистика (в нашем случае особенности отрезка речи, повышенная частота), генетическая стилистика (состояние говорящего, приводящее к сверхчастотному употреблению модальной единицы) и стилистика адресата (формирование сверхчастотной коннотации).
В главе шестой «Инвариантные коннотации: абстрактное и конкретное в семантике французских beau и Ьоп» рассматривается вид коннотаций, которые, хотя и сопровождают часто модальные слова, присущи не только им. Рассматривается ситуация, когда в одной лексеме совмещаются полнознач ные и служебные значения — в качестве последних могут выступать и модальные или вводные слова и выражения. Это касается, в частности, наречной формы русских слов хороший и прекрасный или французского Ьоп, которое в форме междометия (interjection) выполняет примерно те же функции (Хорошо I Прекрасно, теперь, когда мы остались наедине, молено наконец поговорить спокойно I Bon, maintenant que nous sommes seuls, nous pouvons enfin parler calmemeni). Цель шестой главы — выявить на конкретном примере французских beau и Ьоп стилистические коннотации, которые сохраняются в их служебных и десемантизированных употреблениях. Эти коннотации непосредственно связаны с семантическим инвариантом, описывающим значения многозначной лексемы, они «порождаются» им. Такие оттенки мы будем называть инвариантными коннотациями, они отражают факт и качество многозначности лексических единиц и, как правило, остаются за рамками словарного описания. Слова beau и Ьоп сопоставляются по некоторым параметрам с русскими красивый, хороший и прекрасный, для которых также обозначаются некоторые стилистические характеристики.
Рассматриваются три типа значений beau.
A. Доставляющее эстетическое наслаждение (положительная эстетическая оценка) : ипе belle vue (красивый вид), ипе bellejeunefille (красивая девушка). Второй тип примеров из этой группы относится к моральной, интеллектуальной и социальной сфере.
B. Вызывающее удовлетворение, очень удачное в своем роде : ипе belle salade (прекрасный салат), ипе belle situation (хорошее I прекрасное положение в обществе) и пр.
C. Группа контекстов, связанных с идеей большого количества и усиления (большой, многочисленный, значительный): ипе belle salle (большой I прекрасный зал), ип beau vacarme (страшный грохот), ип beau sang-froid (исключительное хладнокровие) и пр. Здесь же можно рассмотреть сочетания, где, как принято считать, beau означает «плохой»: ип bel ego iste (страшный эгоист) и пр.
Общая тенденция, объединяющая все значения beau, формулируется как высокая развитость основных свойств объекта или положения вещей.
Имеются в виду главные, существенные (с точки зрения французского языкового сознания) характеристики, причем последние оцениваются как бы «сами по себе», объективно и непредвзято.
Рассматриваются механизмы сведения всех значений beau к семантическому инварианту.
Сопоставление beau с русскими словами красивый и прекрасный показывает, что красивый и прекрасный, в отличие от beau, в целом не имеют абстрактных, количественных, значений, они не могут быть интенсификаторами и в гораздо меньшей степени, чем beau, задействованы во всякого рода устойчивых сочетаниях. Кроме того, французское beau, в отличие от красивый (но так же как прекрасный), в плане положительной оценки может относиться не только к области зрительного и слухового восприятия, но также (хотя и, в отличие от прекрасный, редко) охватывает сферу вкусового и тактильного восприятия, а также обоняния. Если beau сочетается с самыми разнообразными названиями шумов, то красивый употребляется в основном со словами, имеющими прямое или косвенное отношение к искусству. Существенным формальным отличием beau от прекрасный является то, что последнее наряду с такими словами, как, например, чудесный, замечательный, входит в особую по своим сочетаемост-ным свойствам группу прилагательных со значением «предельного» проявле 7 7 ния признака {очень/ совсем прекрасный, очень I совсем чудесный). Beau не относится к этой формально-семантической категории. С этим связано также и то, что прекрасный более субъективно, чем претендующее на объективность beau, в нем в большей степени выражен эмоционально-экспрессивный фактор.
Если beau (так же как и прекрасный) может выражать оценку одновременно по нескольким параметрам, то красивый тяготеет к эстетическому аспекту, будь то в области зрительного или слухового восприятия, в нравственной или интеллектуальной сфере, констатируя наличие «эстетической нормы». Говорящий здесь выступает в роли ценителя формы, внешнего контура. Эта форма может быть недоступна для глаза {красивый поступок, красивая история), но тем не менее осознается как таковая. В тех случаях, когда у определяемого объекта имеется внешняя «пластическая» сторона, красивый выделяет именно ее.
Исходя из того что в значении beau имеются в виду главные, неотъемлемые свойства вещей (или положения вещей), которые выражены в высокой степени и оцениваются непредвзято и объективно, сопутствующие его семантическому инварианту стилистические оттенки, его инвариантные коннотации, формулируются следующим образом:
— тенденция к исключительности и значительности;
— дистанцированность по отношению к определяемому объекту (своего рода «объективированное» его восприятие);
— отношение к объекту как к независимой, отдельной, неподконтрольной сущности.
Эти оттенки могут воплощаться по-разному в различных десемантизиро-ванных и служебных употреблениях этого слова. Так, в терминах родства belle-famille {родственники со стороны жены I мужа), beau-frere {шурин, деверь), belle-mere {теща, свекровь) и т. п. этимологически присутствовал и, по-видимому, присутствует (хотя и в меньшей степени) уважительный оттенок. Эксплетивное (десемантизированное) употребление beau в сочетании ип beau jour {в один прекрасный день) всегда связано с событиями, тяготеющими к исключительности, значительности, неожиданности. В выражениях типа Regarde le beau serpent (Посмотри, какая змея), где у beau слабая семантика, также задействованы инвариантные коннотации beau.
Французское bon (bonne), как и beau, является словом с очень богатой семантикой. Подобно русским хороший и добрый, французское bon функционирует как интенсификатор и количественный определитель. В своих основных употреблениях оно указывает не только на функциональность, полезность, предназначение объекта, но и является важным понятием в области морали и религии. В лексикографической практике можно выделить три группы употреблений bon:
A. Пригодность и полезность . Среди них обычно выделяется значение а) обладающий нужными качествами, соответствующий ожиданиям, дающий хорошие результаты («нужные качества» могут быть негативными: la soupe est bonne a jeter I суп можно выплеснуть); b) хорошо справляющийся со своими профессиональными обязанностями, работой, ролью ; с) хорошо сделанный, заслуживающий похвалы, уважения ; d) соответствующий моральным или социальным нормам : bonnes moeurs (благочестивые нравы, добропорядочность); е) приятный на вкус, для обоняния ; f) доставляющий удовольствие, приятный : ипе bonne promenade (приятная прогулка); g) подходящий/тот самый , подразумевающий что-то единичное: la bonne reponse (правильный ответ);
B. доброта, доброе отношение : ип homme fonciurement bon (по-настоящему добрый человек);
С. большое количество, интенсификация : ипе bonne pincee de sel (большая I добрая щепотка соли), il est arrive bon premier (он был самым первым); ср. также контексты, где усиливается негативный фактор: ипе bonne gifle (хорошая оплеуха). Отдельно обычно рассматриваются временные и пространственные характеристики со значением не менее чем : ипе bonne demi-heure (не менее получаса, добрых полчаса). Здесь bon количественный ограничитель.
Общая тенденция значения слова bon строится вокруг идеи соответствия внешнему (по отношению к определяемому этим словом объекту) стабилизатору: норме, ожиданиям и пр.
Стабилизатор может иметь материальное воплощение {с est le bon dossier — это та самая папка) или подразумевать четко определенную формально-процедурную основу {bon pour le service — годен для прохождения военной службы). Лол-interjection (т. е. модальное bon) указывает на то, что говорящий присвоил некоторому положению вещей определенный эпистемический статус, что он принял его к сведению и либо переходит к дальнейшим действиям, либо выражает эмоцию по этому поводу: — Elle est partie. — Ah, bon! I — Она yuma.
— Ушла? I Да? Ax так? Включение говорящим некоторого положения вещей в свои знания может быть интерпретировано в рамках предложенного выше инварианта: как и все приятное (вкусное, теплое и пр.) соответствует определенному ощущению говорящего, так и принятие к сведению соответствует определенному «эпистемическому» состоянию его системы знаний. Обсуждаются и другие механизмы сведения значений bon к его инварианту.
Французское bon обнаруживает глубинное сходство с русским словом хороший, которое также, по всей видимости, предполагает некую норму. Также как и bon, русское хорошо может функционировать как частица и вводное слово в ряде аналогичных контекстов, выражая при этом разнообразные состояния говорящего: — Так я тебя жду... — Хорошо; Хорошо, это тебе еще припомнится; Я пойду с тобой, хорошо, но что будет дальше? Хороший, так же как и bon, может функционировать как интенсификатор {хороший разбег), усиливая и негативные аспекты {хорошая затрещина), а также и со значением большого количества {хорошая тарелка щей).
Однако выявлены и некоторые расхождения. В отличие от хороший в качестве внешнего «стабилизатора» для bon могут возникать не только разнообразные «нормы» и ожидания, но и единичные объекты {Се п est pas la bonne porte I Это не та дверь). Хороший, в отличие от Ьоп, не может сочетаться с негативными нормами: // est Ьоп pour I asile I Ему место в психушке. Воп в большей степени, чем хороший, задействован в деловой и административной речи: code Ьоп — правильно набранный код (электронная запись). Русское хорош/хороша в значении красивый не может быть передано при помощи Ьоп. Хороший, в отличие от Ьоп, не может быть количественным ограничителем {ип Ьоп quart d heure — добрых четверть часа). Норма для Ьоп во многих случаях «ниже», чем соответствующая норма для хороший. Хороший, как и Ьоп, может употребляться в иронических контекстах (антифразе), однако для хороший это значение регулярно фиксируется в словарях. Некоторые контексты с Ьоп, относящиеся к группе С ( доброта, доброе отношение ), имеют специфический оттенок, ориентированный скорее на моральные (христианские) нормы, чем на доброту в русском понимании.
Для хороший положительная ориентированность является более существенной, чем для Ьоп, для Ьоп же, в свою очередь, идея соответствия и совпадения кажется более центральной. Хороший во многих контекстах «лучше», чем Ьоп, что, видимо, связано с тем, что норма для хороший чаще совпадает с личными ожиданиями говорящего, а не ориентирована на внешние и, в частности, социально закрепленные нормативы.
Инвариантные коннотации Ьоп формулируются как — привычность, обыденность, «неисключительность» объекта или ситуации;
— отсутствие дистанции;
— подконтрольность ситуации или объекта.
При помощи десемантизированного Ьоп происходит нечто вроде включения объекта в личную сферу говорящего, как, например, в последовательностях типа ип Ьоп chic de bonne petite vieille ville (Flaubert) — изыск нашей старой доброй провинции. Воп в этих случаях несет скорее стилистическую нагрузку, как и в бытовых контекстах типа Je vais prendre ип bon the et me coucher de bonne heure {Выпью-ка я чайку и пораньше лягу спать) или в таких выражениях, как le bon Henri IV или le bon Lafontaine {Comme disait ce bon Henri IV... —Как, бывало, поговаривал Генрих IV...).
То же самое прослеживается в выражениях bon-рара {дедушка) и Ьоппе-татап {бабушка), принадлежащих скорее к детской и разговорной речи. Стилистически они противопоставлены терминам родства с beau {beau-pere, belle-mere), где, наоборот, присутствует уважительный, дистантный оттенок. Несколько фамильярный оттенок имеют также и другие производные от bon, например, bonhomme (в главном значении) — разг. дядя, тип, мальчуган или выражение та bonne dame {голубушка, дамочка).
Если воспользоваться классической стилистической шкалой, то в близких контекстах bon в современном французском языке в общем случае стилистически «ниже», чем beau.
В паре ип bon outil I ип bel outil {хороший I прекрасный инструмент) в первом случае речь идет исключительно о пригодности, функциональности, полезности. Во втором — о том, что у данного экземпляра, кроме функциональных характеристик, развиты другие существенные параметры, например эстетический. Здесь речь идет о семантическом различии. Скорее стилистическое различие прослеживается в контекстах, где beau и bon указывают на большое количество: ипе belle ипе / bonne somme d argent и une belle gifle I une bonne gifle {хорошая пощечина) — и тому и другому примерно соответствует большая, кругленькая сумма.
Противопоставление bon I beau отличается от русской оппозиции хороший I прекрасный. Beau в параллельных текстах часто соответствует хороший, а не прекрасный. Для оппозиции хороший I прекрасный скорее характерна разница в степени (или интенсивности) проявления признаков и выраженности эмоционального фактора. Хороший и прекрасный более «личные», субъектив ные слова, чем объективное beau и нормативное Ьоп. К норме тяготеют как Ьоп, так и хороший и красивый. О последнем свидетельствует, в частности, то, что хорош I хороша могут быть синонимами красивый I красивая. К «предельному» типу прилагательных относится только прекрасный. Количественные параметры (большое количество, значительность, усиление) могут выражаться при помощи beau, Ьоп и хороший. Количественное ограничение свойственно только Ьоп (в русском языке, например прилагательному добрый).
В теоретическом отношении предложенный сопоставительный метод можно было бы охарактеризовать как анализ «двуязычного» ряда близких (хотя бы в некоторых контекстах) по значению слов, включающего Ьоп, beau, хороший, прекрасный, красивый, а также более локально добрый, нравственный и elegant (о возможности и полезности такого подхода писал еще Гумбольдт [Humboldt 2000]).
В Заключении подводятся некоторые итоги и рассматриваются перспективы дальнейших исследований.
