Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки исследования словообразования языковой поэтической личности 13
1Л. Понятие языковой личности 13
1.2. Понятие языковой способности 16
1.3. Окказионализмы и их отношение к словообразовательной системе русского языка 19
1.4. Общая характеристика модельных окказионализмов В. В. Хлебникова и А. Е. Кручёных 21
1.5. Общая характеристика немодельных окказионализмов 23
Выводы к первой главе 31
Глава 2. Прагматическое значение и формально-семантические особенности субстантивной модельной неологизации в текстах В. В. Хлебникова, А. Е. Кручёных, А. А. Вознесенского и Г. В. Сапгира 34
2.1. Окказиональные существительные В. В. Хлебникова 35
2.1.1. Апеллятивная лексика 35
2.1.1.1. Суффиксальные существительные 35
2.1.1.1.1 .Существительные, мотивированные глаголами 35
2.1.1.1.2 Существительные, мотивированные существительными 44
2.1.1.1.3 Существительные, мотивированные прилагательными 49
2.1.1.1.4. Существительные, мотивированные наречиями, числительными и неполнознаменательными словами 51
2.1.1.2. Несуффиксальные существительные 54
2.1.2. Неапеллятивная лексика (окказиональные имена собственные) 57
2.1.2.1. Проблема соотношения окказиональных онимов и апеллятивов в текстах В. В. Хлебникова 57
2.1.2.2. Суффиксальные существительные 59
2.1.2.3. Несуффиксальные существительные 62
2Л .2.4. Семантические группы онимов 65
2.2. Окказиональные существительные А. Е. Кручёных 68
2.2.1. Апеллятивная лексика 68
2.2.1.1. Суффиксальные существительные 68
2.2.1.1.1. Существительные, мотивированные глаголами 68
2.2.1.1.2. Существительные, мотивированные существительными 70
2.2.1.1.3. Существительные, мотивированные прилагательными 71
2.2.1.1.4. Существительные, мотивированные наречиями и неполнознаменательнымн словами 72
2.2.1.2. Несуффиксальные существительные 73
2.2.2. Неапеллятивная лексика (окказиональные имена собственные) 75
2.3.Окказиональные существительные А. А. Вознесенского 78
2.3.1 .Апеллятивная лексика 79
2.3.1.1.Суффиксальные существительные с немодификационными значениями 79
2.3 Л.2.Суффиксальные существительные с модификационными значениями 80
2.3.1.3.Несуффиксальные существительные с соединительным словообразовательным значением 82
2.3.1.4.Несуффиксальные существительные с несоединительнымп словообразовательными значениями 85
2.3.2.Неапеллятивная лексика (окказиональные имена собственные) 87
2.4. Окказиональные существительные Г. В. Сапгира 90
2.4.1 .Апеллятивная лексика 90
2.4.1.1.Суффиксальные существительные с немодификационными значениями 90
2.4.1.2.Суффиксальные существительные с модификационными значениями 91
2.4.1.3.Несуффиксальные существительные с соединительным словообразовательным значением 91
2.4.1 АНесуффиксальные существительные с несоединительными словообразовательными значениями 92
2.4.2.Неапеллятивная лексика (окказиональные имена собственные) 93
Выводы ко второй главе 94
Глава 3. Прагматическое значение и формально-семантические особенности несубстантивной модельной неологизации в текстах В. В. Хлебникова, А. Е. Кручёных, А. А. Вознесенского и Г. В. Сапгира 95
3.1 .Окказиональные прилагательные 95
3.1.1.Окказиональные прилагательные В. В. Хлебникова 95
3.1.2.Окказиональные прилагательные А. Е. Кручёных 97
3.1.3.Окказиональные прилагательные А. А. Вознесенского 98
3.1.4.Окказиональные прилагательные Г. В. Сапгира 99
3.2. Окказиональные глаголы 100
3.3.Окказиональные наречия, местоимения, числительные, междометия 103
Выводы к третье главе 105
Глава 4. Разновидности и значение немодельной неологизации в текстах В. В. Хлебникова, А. Е. Кручёных, А. А. Вознесенского и Г. В. Сапгира 109
4.1 .Графиксация как новый способ словообразования (на материале текстов Г. В. Сапгира и А. А. Вознесенского) 109
4.1.1.Сечение 109
4.1.1.1 .Общая характеристика сечения 109
4.1.1.2.Сечение в текстах Г. В. Сапгира 115
4.1.1.3 .Сечение в текстах А. А. Вознесенского 122
4.1.2.Интеграция в текстах А. А. Вознесенского и Г. В. Сапгира 125
4.2.Промежуточные случаи между модельной и немодельной неологизацией (незаумные немодельные образования) 132
4.3. Немодельная заумная неологизация 136
Выводы к четвёртой главе 143
Заключение 147
Библиография 156
- Общая характеристика немодельных окказионализмов
- Суффиксальные существительные
- Окказиональные глаголы
- Немодельная заумная неологизация
Введение к работе
Лингвокреативная способность языковой поэтической личности представляет значительный интерес для нескольких недавно возникших научных направлений, чем обусловлена актуальность настоящего исследования. Лингвокреативная способность, тесно связанная с экспликацией интенций и представлений о мире конкретной языковой личности, проявляется в фактах, нарушающих норму литературного языка, нередко - в образовании окказионализмов. Деривационная составляющая лингвокреативности изучается в работах, посвященных неузуальному словообразованию. Проблематика образования окказионализмов в художественном тексте, неологизации, тесно связана и с развивающейся во второй половине XX века теорией номинации, а также с вопросами возникшей во второй половине XX столетия лингвистической поэтики, призванной создавать комплексные описания идиостилей конкретных авторов, равно как описание поэтического языка во многообразии всех этапов его существования и стилистических разновидностей.
Материалом для исследования служат поэтические и драматические тексты В. В. Хлебникова, А. Е. Крученых, А. А. Вознесенского и Г. В. Сапгира, содержащие окказионализмы. Источником материала послужили собрание сочинений А. Е. Крученых, вышедшее в 2001 г. в малой серии «Новой библиотеки поэта» (были проанализированы все стихотворения из данного издания, а также либретто оперы «Победа над солнцем»), трехтомное собрание сочинений В. В. Хлебникова, выпущенное в 2001 г., пятитомное собрание сочинений
A. А. Вознесенского, издававшееся в 2000-2002 гг. издательством
«Вагриус», а также отдельные персональные сборники этого поэта,
стихотворения и поэмы Г. В. Сапгира, вышедшие в 2004 г. в малой серии
«Новой библиотеки поэта», а также стихотворные сборники
Г. В. Сапгира, выложенные в интернете на сайтах и
.
Объектом нашего рассмотрения являются продукты модельной и
немодельной неологизации (слова-окказионализмы) вышеозначенных
авторов, предметом рассмотрения - фонетические,
словообразовательные и семантические особенности окказионализмов.
Целью настоящей работы является сопоставительное исследование
словообразовательного компонента языковой способности
B. В. Хлебникова, А. Е. Крученых, А. А. Вознесенского и Г. В. Сапгира,
сравнение и противопоставление подхода этих авторов к неологизации,
выявление стоящих за словообразовательными механизмами интенций и
представлений о картине мира.
В соответствии с выдвинутой целью решались следующие задачи:
-изучение научной литературы по теории языковой личности и окказионализации с формулированием определения окказионализма;
-изучение научной литературы по лингвистической поэтике, теории номинации, словообразованию (в том числе словообразовательных подсистем разговорной речи, просторечия, русских говоров, детской речи на разных этапах существования русского языка);
-выявление окказионализмов в текстах означенных авторов;
-словообразовательный анализ производных слов с вычленением
основы, словообразовательного форманта, определением
словообразовательного типа;
-классификация производных окказионализмов по
словообразовательным типам;
-количественное сопоставление частотности тех или иных словообразовательных типов, видов окказионализмов;
-классификация произвольных окказионализмов по видам деформации слов, тематическим группам (у звукоподражаний), грамматическим значениям (у квазислов), фонетическим параметрам (у лексоидов);
-контекстолологический анализ лексических значений
окказионализмов;
-сравнение и противопоставление словообразовательного компонента языковой способности рассматриваемых авторов по ряду параметров (словообразовательные типы и их частотность; цели неологизации (интенции языковой личности); участки языковой поэтической картины мира, открывающиеся за окказионализмами);
-сопоставление неологизации рассматриваемых авторов с законами русского словообразования и русской фонетики.
При решении данных задач использовались такие методы, как словообразовательный анализ, компонентный анализ лексического значения, фоносемантический анализ, лингвистический анализ поэтического текста, метод типологизации, метод количественной обработки материала.
Специфика рассматриваемого в работе материала диктует
необходимость междисциплинарного подхода к его анализу. В связи с
этим теоретические предпосылки исследования объединяют ключевые
положения, сформулированные в работах по лингвистике и семиотике
художественного текста (Р. О. Якобсон, А. К. Жолковский, Л. В. Зубова,
В. П. Григорьев, М. Л. Гаспаров, О. Г. Ревзина, Ю. И. Левин,
Ю. В. Казарин, Л. П. Якубинский, Ю. Ю. Авалиани, Г. О. Винокур,
И. П. Смирнов и др.), истории и художественной практике русского
литературного авангардизма (В. Ф. Марков, С. Е. Бирюков,
Т. Л. Никольская, Н. Н. Перцова, Ж.-Ф. Жаккар, Дж. Янечек, Р. Зиглер, X. Баран, И. Е. Васильев, Н. И. Харджиев, Р. В. Дуганов и др.),
словообразованию русского языка (Д. И. Алексеев, Е. А. Василевская, О. А. Габинская, Е. И. Голанова, Е. А. Земская, В. В. Лопатин, И. Г. Милославский, Т. В. Попова, И. С. Улуханов, Д. Р. Шарафутдинов, Н. А. Янко-Триницкая и др.).
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые достаточно полно рассматривается неологизация в текстах А. Е. Крученых и Г. В. Сапгира, а также А. А. Вознесенского 1990-х гг. Кроме того, в настоящем исследовании впервые предпринимается на материале поэтических текстов попытка комплексного системного описания заумных окказионализмов (лексоидов и квазислов), дается исчерпывающее (в границах рассматриваемого материала) описание разновидностей сравнительно нового графического способа словообразования.
Теоретическая значимость работы состоит в создании
классификации способов графического словообразования,
классификации полуслов по способам создания, классификации продуктов заумной неологизации; все они могут применяться при анализе текстов других поэтов. Теоретически важны и разрабатывающиеся в диссертации принципы сравнения разных языковых поэтических личностей, а также рассмотрение конкретного языкового материала в аспекте теории языковой поэтической личности. В ходе описания смешанных, гибридных разновидностей графического словообразования и формулировании характеристик полуслов описываются сравнительно новые для художественной и научной литературы, не до конца теоретически осмысленные способы словообразования.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в школьных и вузовских историко-литературных курсах при характеристике творческих установок русских футуристов и современных авангардных поэтов, в вузовских лингвистических курсах, посвященных словообразованию, лексикологии, тенденциям развития русского языка. Содержащиеся в настоящей работе наблюдения и выводы могут быть учтены при комментированном издании произведений русских авангардистов, при составлении словарей русской поэзии XX в.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на кафедре современного русского языка Уральского государственного университета им. А. М. Горького.
Основные теоретические положения и практические результаты докладывались автором на следующих конференциях: «Имя в языке и культуре» (Уральский государственный университет им. А. М. Горького, 2005), «Современные интерпретации классики : Классические интерпретации современности» (УрГУ, 2007), Всероссийская научная
конференция «II Лазаревские чтения» (Челябинск, 2003), Всероссийская научная конференция «XVI Кузнецовские чтения» (Екатеринбург, 2007). По материалам диссертации опубликовано 6 статей.
Структура и объем работы. Работа состоит из введения, заключения и 4 глав, а также приложения и списка использованной литературы, включающего 367 наименований. В первой главе рассматриваются теоретические предпосылки исследования. Общий объем текста составляет 182 страницы.
Общая характеристика немодельных окказионализмов
Наряду с производными, модельными окказионализмами русские поэты XX века часто создают немодельные новообразования, характеризующиеся отсутствием опоры на словообразовательный и морфемный уровни языка. Предельный вариант немодельного окказионализма - лексоид, однако между окказиональными дериватами и лексоидами существует значительное количество переходных случаев. В поэтических текстах рассматриваемых авторов наблюдаются следующие способы создания немодельных слов, обладающих определённым лексическим значением:
1.Искажения в звуковом облике литературных слов,- перестановка фонем, слогов, их исключение, вставка и др. Сюда же относим анаграммирование и отрезки лексем, сополагаемые в контексте стихотворения либо в авторском комментарии с исходными словами, а также более сложные виды шифровки — например, исключение из текста всех согласных букв. Если графико-фонетические деформации слов производятся поэтами достаточно целенаправленно и часто, то можно даже говорить об употреблении особого способа словообразования - графического.
2.Образование не наличествующих в лексической системе языка звукоподражаний.
Наконец, встречаются в поэтических текстах фонетические слова, не обладающие лексическим значением, называемые заумными либо заумью. Термины «заумь», «заумный» восходят к трактатам русских футуристов, где они обозначали любое языковое новаторство, выходящее за рамки норм литературного языка. В настоящей работе термины «заумь» и «заумный» используются в более узком значении - а именно, для обозначения фонетических единиц (отдельных звукобукв, слогов, групп слогов или звукобукв), не обладающих лексическим значением, денотатом и сигнификатом (оттого И. А. Бодуэн де Куртенэ называл, их «словами в кавычках» [Бодуэн де Куртенэ 1963: 240]. В этом значении термин применялся Г. С. Виноградовым («заумь — словообразыые сочетания звуков» [Виноградов 1991: 229]), В. Б. Шкловским, К. И. Чуковским и многими другими исследователями. Особняком стоят здесь труды Джералда Янечека, склонного трактовать заумь максимально широко, в духе русских футуристов. Дифференцируя разновидности «зауми» [Janecek 2003], Дж. Янечек пишет о «фонетической зауми» (асемантичные сочетания звуков), «морфологической зауми» (новые слова, построенные по имеющимся в языке словообразовательным моделям) и даже , «синтаксически организованной зауми» (абсурдные тексты, корректные с точки зрения грамматики, но содержащие в себе несочетаемые с точки зрения логики слова). Такое широкое использование термина «заумь» неоправданно объединяет одним названием принципиально различные явления. Фонетическая и синтаксическая заумь наблюдается в текстах, по-разному бессмысленных. Морфологическая же заумь не является полностью бессмысленной, кореллирует с грамматикой естественного языка.
Некоторые учёные, не удовлетворённые простотой, II понятностью термина «заумь», пытаются подобрать ему более сложные, непонятные неспециалисту и, как правило, громоздкие эквиваленты. Р. О. Якобсон пишет о «произвольном словотворчестве» [Якобсон 2000]. В. Гречко [Гречко 1997] использует термин «псевдо-язык» («фонетические последовательности, не соотносящиеся со смыслонесущими элементами естественного языка и не обладающие референциальным значением» [Гречко 1997: 45]). В работе [Шраер 2004а] встречается слово «транс-смысл», являющееся, видимо, полукалькой с английского "transrationalism". Самое интересное состоит в том, что сама лексема "transrationalism" - калька с русского «заумь», применяемая, например, в работах [Janecek 2004], [Stapanian 1985]. М. И. Лекомцева [Лекомцева 1987] предлагает взамен «ненаучного», «бытового» наименования «заумь» очень сложный и неточный термин «текст с неопределённо выраженной семантикой». Очевидно, что вследствие полиинтерпретируемости так можно назвать любой художественный текст.
Термины «заумь», «заумные тексты», «заумные слова» кажутся нам более удачными. Чисто заумные тексты встречаются крайне редко, чаще заумь соседствует в произведении с узуальными словами или легко воспринимаемыми производными окказионализмами. Цель настоящей работы состоит в рассмотрении окказионализмов, потому, описывая отдельные заумные слова, мы не пытаемся определить, входят ли они в состав «заумных» или «незаумных» текстов, тем более что непонятно, каков должен быть процент заумных слов, чтобы причислять стихотворение к заумным.
Для обозначения заумного слова в дальнейшем нами будет использоваться термин Ю. В. Казарина «лексоид»; лексоид - «неологический текстоморф с неясной внутренней формой» (Казарин 2002: 317-318), фонетическое слово, не обладающее лексическим значением. Термин «лексоид» уже вводился В. П. Григорьевым [Григорьев 1971] для наименования слова в поэтическом тексте, однако Ю. В. Казарин придаёт термину более подходящее с точки зрения его внутренней формы значение.
Однако отсутствие лексического значения не свидетельствует о полном отсутствии семантики у лексоида. Уже Р. О. Якобсон писал, что «произвольное словотворчество может формально ассоциироваться с русским языком» [Якобсон 2000: 76], имея в виду тексты, подобные «глокой куздре» Л. В. Щербы. Подобную заумь мы называем морфологической, поскольку лексоиды данного типа имеют семантику грамматическую, выраженную флексиями и суффиксами русского языка, присоединяемыми к заумному корню (как не совсем точно писал С. Е. Бирюков, «В такого рода зауми форма слов даёт мерцание понятности» [Бирюков 2003: 375]). С заумным корнем в естественном грамматическом окружении мы имеем дело лишь когда заумное слово является членом предложения, употребляется с предлогами, распространяется определениями либо само является определением и т. д. В противоположность собственно лексоидам заумные слова с грамматическими значениями будут именоваться в дальнейшем «квазисловами». Можно выделить также близкую к морфологической зауми морфемную, или радиксоидную заумь, когда в слове угадываются какие-либо корни литературного языка, однако остаётся неясной словообразовательная модель и лексическая семантика окказионализма: злубон (Кр., 130).
Наконец, можно выделить заумь фонетическую, такую, которая «стремится не входить ни в какую координацию с данным практическим языком» [Якобсон 2000: 77]. По А. П. Журавлёву (Журавлёв 1991), в значении слова можно выделить следующие макрокомпоненты:
-понятийное ядро;
-признаковый аспект;
-фонетическое значение.
В фонетической первых двух компонентов значения у слова нет, есть лишь последний - значение фонетическое, складывающееся из значений отдельных звукобукв, предельно неясное и расплывчатое. К созданию заумных текстов поэты прибегают, «желая изобрести новые фонетико-морфологические/лексоидные знаки для номинации денотативных новаций ассоциативно-психологического и эмоционального характера, которые потенциально содержатся в сознании языковой личности, склонной к подсознательному/интуитивному словесному творчеству, а таюке к восприятию и отображению как реального, так и ирреального мира». (Казарин 2002: 241) А. Е. Кручёных допускал, что значение единиц фонетического уровня, вернее, вызываемые ими эмоции, у различных живых языков может быть одинаковым, но из чего он делал вывод о возможности появления общего для поэтов всех стран языке искусства: «Заумные творения могут дать всемирный поэтический язык, рождённый органически, а не искусственно, как эсперанто» (Литературные манифесты: 205).
Особого значения заслуживает вопрос соотношения в лексоидах произношения и правописания. И. А. Бодуэн де Куртенэ писал, что заумные тексты, включающие многосложные слова, невозможно произнести вслух, поскольку, во-первых, неясно, на каком слоге ставить ударение [Бодуэн де Куртенэ 1963: 241], во-вторых, встречаются непроизносимые одиночные согласные [Бодуэн де Куртенэ 1963: 243]. Видимо, заумь является самостоятельной фонетической подсистемой русского языка. Что касается расположения ударения, возможно, тексты, состоящие преимущественно или полностью из фонетической зауми, следует скандировать, отчётливо произнося каждый слог, как при исполнении заумных считалок [Мельников 1987: 127].
Суффиксальные существительные
В. В. Хлебников сознательно использовал единицы словообразовательного уровня языка, словообразование у него приобретает особое значение для выявления авторской языковой поэтической модели мира и связанных с ней интенций. Изменения в хлебниковском восприятии действительности отразились на словообразовательном уровне его поэтических текстов, особенно ярко - в окказиональных именах собственных.
С точки зрения словообразования онимы-субстантивы не отличаются от апеллятивных окказиональных существительных. Частотен суффикс отчеств -ич, включая алломорф -ович: Снеги ч-Махович (X., II, 357). Большая часть онимов создана с нарушением словообразовательных норм, требующих использовать при образовании отчеств от неодушевлённых существительных I скл. алломорф -ович {Ершович, Месяцович , Русская грамматика, 336). Это вызвано тем, что В. В. Хлебников воспринимал алломорфы одного суффикса самостоятельными морфемами, опираясь на формальный признак. Использование данного словообразовательного форманта демонстрирует русофильские настроения В. В. Хлебникова, поскольку наличие отчества — маркирующая черта русской ономастики [Ономастика: 5]. Суффиксы отчеств отсылают к языческим представлениям о роде, о важности семьи.
В примере Бозничего (X., 51) семантика слова дефектна из-за несоответствия между производящей базой (бог) и словообразовательным значением («лицо, по роду занятий имеющее дело с тем, что названо мотивирующим словом»; Русская грамматика, 372-373): трудно себе представить существо, чья профессиональная деятельность связана с богами; создаётся ощущение, что окказионализм номинирует какого-то очень высокого в иерархии богов существа, способного манипулировать с прочими богами, повелевать ими.
Парадоксален окказионализм Числоводск (X., 349). Перед нами имя собственное, причём данный окказионализм можно рассматривать как образованный путём сложения с аффиксацией. Однако конструирование по образцу конкретного слова (Кисловодск) позволяет выделять в данном случае квазификс; на связь с исходным словом указывает и контекст: Перед закатом в Кисловодск / Я помню лик, суровый и угрюмый, / Запрятан в воротник: / То Лобачевский - ты, / Суровый Числоводск. Необычность слова Числоводск заключается в том, что формально (благодаря суффиксу ск) оно является топонимом, в тексте же стихотворения - антропонимом (называет Лобачевского). Другие подобные квазификсы - славль (Ярославль), игов (Чернигов): Темнигов (X., 382) и Тихославлъ (X., 277) являются, судя по внутренней форме, названиями городов, однако это не подтверждается контекстом. Темнигов обозначает атмосферное явление, тёмные облака: Дорогами облачных сдвигов / Промчались, как синий Темнигов (X., 382). Восприятию слова Тихославлъ в качестве топонима мешает его синтаксическая позиция: они голубой Тихославлъ (X., 277).
По образцу слова Леуна (по собственному признанию поэта, «славянское полабское слово» (X., III: 254) леуна (луна), в котором он выделяет корень леу (кстати, в русских говорах звук в может заменяться на у несловоговоё) и суффикс —ун(а) со значением «лицо, имеющее отношение к тому, что названо мотивирующим словом»), переосмысленного как имя богини, имеющей отношение к чему-то «левому», В. В. Хлебников создаёт антонимичный ему теоним Прауна. Впрочем, ун может быть древнерусским корнем ун(ый), соответствующим старославянскому юн(ый), в таком случае элемент пра будет являться приставкой. Однако тогда исчезнет связь со словом Леуна, явствующая из стихотворных контекстов: Небязь ворожич -отрок Прауны, / Правит он явями неба. / Водязъ морочич - отрок Леуны, / Правит мноями вод (X., 47-48).
В качестве названия театра фигурирует окказионализм Будетлянин (X., II, 65), дефектный с точки зрения литературного языка. Во-первых, слова с суффиксом ан-ин образуются от основ существительных, а не глаголов; во-вторых, литературные слова такого типа обозначают лицо, характеризующееся отношением к местности, группе, коллективу (россиянин, волжанин), а не к процессу существования в будущем времени (Русская грамматика, 337); в-третьих, в литературном языке невозможны образования от глагольной формы 3 л. ед. ч. прост, буд. вр.; в-четвёртых, крайне редко наращение основы л (встречающееся, впрочем, в следующих случаях: Киев — киевляне, Буй - буевляне). Слово будетлянин указывает на важную для языковой поэтической картины мира В. В. Хлебникова оппозицию прошлое/настоящее/будущее [Григорьев 2000: 399]. По воспоминаниям современников, сам поэт так объяснял значение данного окказионализма: «Тот, кто смотрит в будущее... Кто творит из ничего» [Карпов 1991: 248]. Стремление к «городу будущего» (о чём на другом материале говорится в работе [Пашкин 20026]) проявляется и в окказионализме Никогдавлъ (X., 382), обозначающем место, которое никогда и нигде не существовало; подобно многим хлебниковским неологизмам, этот топоним относится к неким утопическим странам и городам, существующим в будущем, то есть указывает одновременно и на некую точку в пространстве, и на определённый момент времени.
Суффиксальное словообразование В. В. Хлебникова значительно отличается от литературного. Он выделяет суффиксы путём переразложения основы непроизводного слова (игов, авлъ) либо переразложением основы производного слова (водск). В большинстве случаев поэт использует непродуктивные суффиксы и унификсы (например, иръ, ей). Значение некоторых суффиксов переосмысливается (иня/ыня, ят(а) ). Расширяется сфера применения словообразовательных формантов, производные существительные мотивируются наречиями.
В использовании ряда словообразовательных формантов проявляется важная для языковой картины мира оппозиция своё/чужое. Об этом свидетельствует употребление суффиксов, создающих «славянскую» стилистическую окраску (ич, иня, овичий, евичий, ичий, иръ, ят(а), славлъ).
Окказиональные глаголы
В рассмотренных текстах В. В. Хлебникова нам встретился 131 окказиональный глагол. Значительная их часть (72 слова) образована путём суффиксации.
Слова чингисханъ, заратустръ, моцарть и роопсъ (X., 202), можно трактовать как абстрактные апеллятивные существительные [Poggioli 1958: 14-15]. Однако более предпочтительной нам кажется точка зрения Н. Г. Бабенко («Воспользовавшись строкой-ключом "И, сумрак облака, будь Гойя!", которая в модальном аспекте синонимична окказиональным императивам моцартъ, заратустръ, роопсъ, можно в порядке речевого эксперимента трансформировать строки с побудительными новообразованиями следующим образом: "Заря ночная, будь Заратустра!", "А небо синее, будь Моцарт!", "Ты ночью, облако, будь Роопс".» [Бабенко 1997: 18]).
Сложен для восприятия следующий пример: и я свиреп в свою свирель (X., 56). В.В. Хлебников вычленяет в слове свирель корень свир и суффикс ель, либо основу свире и унификс ль (быль, падаль). Окказионализм свиретъ - непроизводный глагол, мотивирующий для существительного свирель, то есть перед нами случай окказионального обратного словообразования.
Многие окказионализмы производят впечатление диалектных слов благодаря наличию специфических формантов и моделей (суффикс учи, конфикс за-а (зауздать), префиксально-суффиксальные дериваты приставочных глаголов): бросаючи (X., 201), зазвездал (X., 51), приполюбливатъ (X., 49), позалюбливатъ (X., 49).
В текстах А. Е. Кручёных мы выявили 86 глаголов.
Признаки, которыми наделяется действующий предмет, могут быть трудноуловимыми, метафорическими: декабрюнитъ (Кр., 146), сентябркм (Кр., 146); только из контекста становится понятно, что «сентябрят» и «декабрюнят» люди злые, жестокие, холодные. Окказионализмы могут мотивироваться окказионализмами же: ирианствую (Кр., 222) - от слова «ирианин» (ср. ариане), означающего истового поклонника Ирины.
В текстах А. А. Вознесенского встретилось 139 окказиональных глаголов (в это число включаются причастия и деепричастия, образованные от неологичных слов, а также деепричастия с единичным в литературном языке (употребляется только в слове будучи) суффиксом учи. Путём префиксации создано 32 слова (22,8 %), путём суффиксации - 31 (22,2 %), комбинированным префиксально-суффиксальным способом - 26 (18,6 %), с участием постфиксации - 16 (11,4 %), способами сложения, сращения и контаминации - 31 (22,9 %). Оставшиеся 2,1 % приходятся на редкие случаи инфиксации и мены приставки.
Наиболее интересны образования, содержащие префиксы и префиксоиды. В отглагольных дериватах используется присубстантивная приставка анты, присубстантивные префиксоиды взаимо, видео: анти-лей (В., Va, 70) (как явствует из содержания стихотворения, императиву «лей» антонимичен «пей», что можно трактовать либо как текстовую антонимию, либо как результат изменения семантики префикса - со значения антонимичности на значение «производить действие, непосредственно следующее за тем, что названо мотивирующим глаголом»), всё взаимосвязывалось (3, III, 168), видеолсивём (3, III, 199), видеоидёт (3, III, 200]). У префиксоида видео меняется семантика: им приобретается значение «совершать действие, названное мотивирующим словом, не искренне, напоказ». Глаголы с первым компонентом видео соотносятся в текстах рассматриваемого поэта с мыслью о неподлинности существования в современном обществе, причём элемент видео сближается по семантике с префиксоидами псевдо, квази, лже.
Часто меняется словообразовательная семантика, особенно в префиксально-постфиксальных и префиксально-суффиксальных дериватах: издышался спинкой (3, IV, 372) (отсутствует сема нежелательного состояния), убили душу ... и расшакалили в Госкино (3, Va, 318) (семантика — «разъединить на части, уничтожить, действуя так, как тот, кто назван мотивирующим существительным» - не свойственна данному типу в литературном языке, хотя значение измельчения присутствует в некоторых глаголах - распылить, расщепить), и ты, отудобев (3, II, 97) (в литературном языке подобные образования мотивированы существительными, причём тип имеет значение разъединения, разрушения, отделения: отщепить, отграничить (Русская грамматика, 894); у А. А. Вознесенского присутствует семантика наделения признаком).
Отделены от прочих и квазиаористные формы, созданные по образцу слова «воскресе»; меняя корень слова, А. А. Вознесенский образует его антоним: грехи умозрительные умресе (В., III, 391). В следующем случае квазиаорист является по значению глаголом изъявительного наклонения настоящего времени 2 лица: читатель, умаялись? Извенесе (В., III, 391). Поэт не чувствует в слове «воскресе» семантики прошедшего времени (в его поэме «Россия воскресе» данная глагольная форма употребляется как архаичный вариант императива), оттого подобные образования отличаются только архаичной стилистической окраской.
Г. В. Сапгир создаёт окказиональные глаголы 55 раз. В 10 случаях (18,2 %) это приставочные образования, в 12 примерах (21,8 %) -.суффиксальные, 10 дериватов (18,2 %) приходится на словообразовательные модели, в которых присутствует постфикс -ся, в 14 глаголах (25,4 %) видны результаты соединительных способов словообразования (сложения, контаминации), оставшиеся 26,7 % случаев приходятся на префиксацию с суффиксацией и мену приставки. Оригинальны с точки зрения узуального словообразования случаи мены приставки и контаминации: во мне напечатлелось (Си., 242; вместо «запечатлелось»), хныхочут, как обиженные дети (Сп-ХШа) (хнычут+хохочут).
Немодельная заумная неологизация
В текстах А. Е. Кручёных было выявлено 707 неповторяющихся заумных слов, из них 111 примеров приходится на случаи морфологической и морфемной зауми, 596 - на случаи фонетической зауми. К квазисловам (примерам морфологической зауми) относим все, содержащие неузуальный корень и литературные служебные морфемы (флексии, в том числе нулевые, приставки, суффиксы). В зависимости от набора служебных морфем варьируется степень конкретности грамматической семантики квазислов: маленькая nv (Кр., 82), бруздование! (Кр., 90), отлангюрю (Кр., 152). Встречается даже слово с «нулевым корнем», состоящее из постфикса и фрагмента окончания настоящего времени т: тся (Кр., 82). Некоторые квазислова производят впечатление графических сращений: прощедай (Кр., 82), спренъкурезал (Кр., 404), секуточей ударил (Кр., 266).
Ряд слов-существительных содержат в себе элементы, напоминающие корневые морфемы русского языка, что, однако, не проясняет значение окказионализмов: бордюрный эпуз (Кр., 288), ужилок (Кр., 88), злубон (Кр., 130), шатас / на пьян офят голязь!.. (Кр., 160).
Случаи фонетической зауми составляют у А. Е. Кручёных 70 % всех немодельных слов. Нередко наблюдается явление, отмечавшееся применительно к фольклорным заумным текстам: «Если д таких текстах встречается звуковой комплекс, сходный со словом данного языка, ... то ... легче предположить, что вариант, соответствующий слову, является его омофоном. ... Слова естественного языка, попадая в рассматриваемые тексты без определённой семантики, оказываются комплексами без фиксированного значения» [Лекомцева 1987: 95]. Такие омофоны, совпадающие со словами литературного языка, условимся называть «псевдословами» (в противоположность квазисловам, описанным выше). Псевдослова, кстати, встречаются и в речи детей, ещё не овладевших в должной мере языком, так что их появление в заумных текстах А. Е. Кручёных можно объяснить важностью для его языковой поэтической картины мира концепта «молодость», «детство». Приведём примеры кручёныховских псевдослов: сов (Кр., 97), суд (Кр., 84), вы (Кр., 55), со (Кр., 267), без (Кр., 158), да (Кр., 159), ха (Кр., 56).
Как отмечалось в 1 главе, некоторые тексты/фрагменты текстов, состоящие полностью из лексоидов, могут обладать прагматическим значением. В большинстве заумных стихотворений А. Е. Кручёных авторская интенция состоит в том, чтобы максимально точно, опираясь на фоносемантические особенности звукобукв, выразить собственные эмоции. Однако встречаются и другие варианты прагматической семантики (как правило, семантика проясняется благодаря заглавию текста):
-изображение иностранного языка - стихотворение «Приветствие (с татарским оттенком» (Кр., 159), цикл «Восток» (Кр., 162—163), стихотворения «Всход на горы» (Кр., 163), «Гул Кавказа» (Кр., 163-164);
-изображение квазиречевых действий человека с органическими нарушениями мозга/речевого аппарата - стихотворение «Глухонемой» (Кр., 145). Помимо заглавия, на попытки глухонемого произнести слово указывает то, что обычная пропорция высоких и низких звуков в речи - 50% на 50%, в этом же тексте на 80% низких приходится 20% высоких (отмечено М. В. Пановым; см. [Панов 1979: 54]);
-дикарский выкрик перед боем, устрашающий врагов - стихотворения «Задорный вызов» (Кр., 130), «Военный вызов зау» (Кр., 134), «Боен-кр» (Кр., 284), «военная песня» (Кр., 405), входящая в состав оперы «Победа над солнцем»;
-заклинание - стихотворение «Песня шамана» (Кр., 278);
-изображение звуков, издаваемых гусями - «Весна гусиная» (Кр., 71);
-фонетическая формула, включающая ключевые звуки романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» - стихотворение «Евген. Онегин в 2 строч.» (формульность этого текста отмечалась в работе [Kolchinsky 1999: 182]);
-имитация текста из букваря - стихотворение «хо бо ро» (Кр., 112); о том, что данное стихотворение воспроизводит речь ребёнка, учащегося читать по слогам, см. [Арзамасцева 2002].
Прагматическая семантика появляется у текста как у целостного высказывания, отдельные лексоиды не могут являться её носителями (потому эмоциональный и колористический спектр заумного стихотворения складывается из суммы фоносемантических значений всех звукобукв, составляющих текст).
Лексоиды, встречающиеся в текстах А. Е. Кручёных, прежде всего могут быть классифицированы по количеству фонем и слогов в лексоиде (см. Таблицы 9 и 10 в Приложении). Как видно, у А. Е. Кручёных преобладают заумные слова длиною в 1-5 элементов (фонем, звукобукв), 6-, 7-, 8-, 9-, 10-фонемные лексоиды встречаются значительно реже и составляют в общем 15 % фонетической зауми. Как правило, лексоиды А. Е. Кручёных состоят не более чем из 3 слогов. При этом около 50 % слогов обладают простейшей структурой CV (где С - согласный, консонант, V - гласный, вокал; см. Таблицу 11 в Приложении), реже встречаются слоги структуры CVC (21 %), CCV (8 %), CCVC (6 %), V (6 %), VC (4 %), CVCC (2 %), слоги другого строения употребляются считанные разы. В 53 случаях А. Е. Кручёных употребляет изолированные звукобуквы, не составляющие, за исключением гласных, слога, например: if (Кр., 87), к (Кр., 71), м (Кр., 65). Как отмечалось исследователями (см. [Бодуэн де Куртенэ 1963: 243]), отдельно стоящие согласные звуки в русском языке непроизносимы. Кроме того, в русском языке не представлен парный по мягкости звук к аффрикате [ц], встречающийся у А. Е. Кручёных: цъ (Кр., 164). Лексоиды-одиночные согласные, видимо, призваны усложнить читателю процесс восприятия/произнесения текста.
Непроизносимы и комплексы из двух, трёх и четырёх согласных фонем (во всяком случае, фонетике русского языка в целом не свойственны частые в подобных случаях у А. Е. Кручёных сонорные в качестве слогообразующих): зх (Кр., 291), км (Кр., 404), кръд (Кр., 71), нтпр (Кр., 71). Кроме того, в словах русского литературного языка в принципе не встречаются употребляемые А. Е. Кручёных сочетания согласных зх, зъв (возможно только сочетание [з в ] в слове «звено»), гб (возможно только на стыке слов: [гб]улочной), км, врлз, нтпр, шумный-сонорный-сонорный (брн, жрл), шумный-сонорный-шумный [жрт\ сонорный-сонорный-шумный (ммс).
Для дальнейшего изложения важно напомнить, что заумные тексты русскоязычных поэтов составляют особую фонетическую подсистему русского языка, по ряду параметров стоящую ближе к фонетическим системам некоторых искусственных языков, нежели русского. Сформулируем основные графические и фонетические особенности фонетической зауми применительно к текстам А. Е. Кручёных:
1.Более тесная, однозначная связь между написанием и произношением, чем в русском литературном языке.
2.Гласные не подвергаются количественной редукции.
3.Невозможна ассимиляция согласных.
4.3вонкие согласные перед глухими и на конце слова не оглушаются -ср. параллельные написания: синтарис (Кр., 291) / зыз (Кр., 290), ицив (Кр., 138) / тыф (Кр., 125) и т. п.
5.Буквы о, а, ы, э, у всегда обозначают твёрдость предшествующего согласного, и, е, я, ю, ё - его мягкость (ср. написание йе (Кр., 285)), даже если речь идёт об аффрикатах и шипящих. Об этом свидетельствуют следующие написания: хецы (Кр., 164) / хины (Кр., 87), гиибля (Кр., 162) / шыга (Кр., 140), чипли (Кр., 130) / чык (Кр., 163) и т. п. Исключение составляют написания с буквой й\ йох (Кр., 159), йо (Кр., 159).
Конечно, подобные факты можно считать нарушением орфографических, а не произносительных норм русского языка, тем более что зачастую лексоид не может быть прочитан вслух. Однако эта невозможность произнесения принципиальна для авангардиста А. Е. Кручёных: он создаёт собственный язык, сам устанавливает себе законы, и если кто-то не может прочесть заумный текст - это свидетельство его недостаточной подготовленности к восприятию современного искусства, следствие ограниченности сознания.
